Поэтому нужно узнать о таинственном обожателе сестры. У Чарити есть склонность к самопожертвованию, и это может оказаться для нее роковым. Пруденс не хотела, чтобы ее прелестная сестра пожертвовала собственным счастьем, чтобы спасти сестер.
   Брак должен быть счастливым. Пруденс поняла это, наблюдая за собственными родителями. Ее младшие сестры помнили только суровое обхождение дедушки. Чарити отчаянно нуждается в любви. Как и все остальные сестры. Это станет компенсацией за ужасные годы жизни в Дерем-Корте. Пруденс обещала сестрам, что их ждут радость, веселье, любовь и счастье, как у их родителей. Поэтому она решила, что Чарити выйдет замуж только по любви. Если понадобится, Пруденс придумает другой способ спасти сестер от дедушки.
   – Чарити, милая, не смущайся, – повернулась к сестре Пруденс. – Расскажи нам об этом джентльмене.
   Чарити покраснела.
   – Хоуп преувеличивает. Ничего особенного не было, – сказала она. – Просто несколько джентльменов попросили разрешения представиться.
   – Ничего особенного! Ну и лгунья! – перебила ее Хоуп. – А тот джентльмен, который с тебя глаз не сводил, и ты с него – тоже?
   Щеки Чарити еще гуще порозовели. Она сердито тряхнула головой.
   – Это просто... просто... Ты не должна вдаваться в подробности! С его стороны это простая вежливость.
   – Кто не сводил глаз с Чарити? – спросила Пруденс. Хоуп открыла рот, но Чарити взглядом призвала ее к молчанию.
   – Никто. Хоуп и Фейт болтают чепуху. – Она сердито посмотрела на хихикающих сестер. – Вы как дети!
   Но Пруденс не поверила ее возражениям.
   – Хоуп, о ком ты говорила?
   – Разумеется, о коротеньком и толстеньком герцоге. О кузене лорда Каррадайса. Об отшельнике Неде. О герцоге Динзтейбле.
   – Он не толстенький, – набросилась на сестру Чарити. – Ни в коей мере! Он плотный! И сильный! Красивый. Добрый. Умный. И...
   – И имеет тридцать тысяч годового дохода! – воскликнул сэр Освальд.
   Пруденс в изумлении смотрела на сестру. Она никогда не видела Чарити столь возбужденной. Порывистой. Страстной.
   – Герцог Динзтейбл? – спросила она. – Но как... когда?.. Пруденс замолчала. Должно быть, это произошло во время прогулки по парку в ландо.
   – Герцог Динзтейбл!!! Пусть подадут еще вина из одуванчиков! Нет, черт побери! Если уж речь зашла о герцоге, нужно нечто особенное! – Захлебываясь от восторга, сэр Освальд дернул шнурок звонка. – Бутылку нашего лучшего вина из первоцвета, Ниблетт. Мы празднуем! Какой день! Барон уже на крючке, и на подходе герцог! Любовь просто витает в воздухе! За пятьдесят тысяч в год, девочки! О Боже! Давно я не испытывал такого потрясения!
   Вечер у леди Остуидер! Именно этого желала Пруденс для первого выхода Чарити в свет. Гостей было мало – около пятидесяти человек, – но только избранные. Для дочери леди Остуидер это был первый светский сезон, поэтому мать позаботилась, чтобы среди гостей хватало богатых и достойных молодых людей.
   Поприветствовав Пруденс, леди Остуидер расстроилась, поскольку вторая внучатая племянница сэра Освальда оказалась бриллиантом чистой воды. Не подав виду, она с достоинством сказала:
   – Нужно было предупредить меня, сэр Освальд.
   В ее голосе послышалось едва уловимое раздражение. Однако, будучи доброй женщиной, она сердечно приняла обеих девушек. И если ей неприятно было видеть, как молодые люди, которых она предназначала для дочери, наперебой предлагают Чарити лучшее кресло, лимонад и исполняют все ее прихоти, леди Остуидер ничем не выдала своей досады.
   Пруденс с радостным удовлетворением наблюдала суету вокруг сестры. Чарити будет из кого выбрать. Если Фейт и Хоуп ошиблись относительно герцога Динзтейбла, в сети Чарити попадется другая рыбка.
   Хотя Чарити на редкость красивая и милая девушка, Пруденс всерьез не верила, что сестра станет герцогиней. Любой герцог предпочтет выбрать невесту из девушек своего круга. Чарити не только внучка ничем не примечательного барона, но и дочь человека, совершившего мезальянс и женившегося на дочери торговца. Последнее дедушка постоянно вдалбливал в головы внучкам. Низкое происхождение имеет значение для герцога?
   Какая чепуха, сказала себе Пруденс. Беспокоиться не о чем. Кроме болтовни Фейт и Хоуп, нет никаких серьезных поводов думать, что герцог Динзтейбл заинтересовался Чарити. А румянец Чарити и ее горячность – всего лишь защитная реакция. Если эти разговоры окажутся правдой, Пруденс сделает все для счастья сестры, а пока важно, чтобы вокруг Чарити было больше достойных кавалеров.
   Потом придет очередь близнецов Фейт и Хоуп. Что же до нее самой... Пруденс решила, что будет заботиться о Грейс.
   Она задавалась вопросом, пришло ли письмо из Индии. Перед отъездом она оставила живущему в деревне брату судомойки деньги и адрес сэра Освальда. Пруденс не знала, насколько хорошо парень умеет читать и писать, а если он ошибся в адресе...
   Какая ненадежная вещь письмо, а порой оно несет такой груз ответственности. К тому же на пути его подстерегает столько опасностей...
   Тем больше причин верить и оставаться непоколебимой, решительно напомнила себе Пруденс.
   – Этот необычный оттенок полыни поразительно вам идет, милая Пруденс, – проговорил ей на ухо бархатный голос.
   Она стремительно повернулась.
   – Л-лорд Каррадайс?!
   От его взгляда ее обдало жаром, хотя ее платье было довольно тонкое, и еще минуту назад ей было прохладно. Пруденс плотнее запахнула шаль.
   Он не сделал ни единого движения, но, казалось, его глаза непрестанно ласкали ее.
   – Я просила вас держаться от меня подальше, – проговорила Пруденс, чувствуя, как огонь разливается по всему телу.
   Он только улыбнулся, и Пруденс поняла, почему женщины совершают глупости, оказавшись рядом с ним. Она не станет одной из них!
   – Я по достоинству оценю, если вы перестанете... перестанете... строить мне глазки, – прошипела она, подтягивая выше скромный вырез платья.
   На его лице появилось раскаяние.
   – Я здесь ни при чем, – признался он. – Это все мои глаза. Они дерзкие и не признают правил приличия. – Его взгляд упал на прикрывавшие грудь скрещенные руки Пруденс. – Вы так красивы, что мои глаза не могут устоять против искушения.
   Услышав неожиданный комплимент, Пруденс задохнулась от радости. «Вы так красивы». Она старалась подавить волну удовольствия. Конечно, верить его словам – явная глупость. Пустая лесть срывается с его губ с такой же легкостью, как дыхание. Сегодня в парке он ясно намекнул, что она слишком невзрачна, чтобы найти мужа. Ложка дегтя в бочке меда. Он всего лишь кокетничает, и только наивная провинциалка может поверить в эту игру.
   – Вы говорите чепуху, – поджала губы Пруденс. – Сегодня днем, говоря о шансах на замужество моих сестер, вы назвали меня ложкой дегтя в бочке меда и...
   – Я ничего подобного не говорил! – возмутился лорд Каррадайс. – С чего бы мне говорить такую глупость?
   – Нет, говорили! В парке.
   – Не говорил! Я прекрасно помню, что сказал: вам нечего беспокоиться о замужестве – такая красавица, как вы, всегда будет окружена поклонниками. И если с вашими сестрами что-то не так, это не уменьшит ваши шансы на замужество.
   Пруденс подозрительно посмотрела на него. «Красавица, как вы». Не может быть, чтобы он так думал. Он просто пытается загладить неловкость.
   – Что вы имели в виду, когда сказали, что с моими сестрами что-то не так? С ними все в порядке!
   – Эдуард тоже так говорит. Так что вам не о чем беспокоиться. – Он удовлетворенно вздохнул. – Так вот почему вы на меня рассердились! Потому что я оскорбил ваших сестер. Я весь вечер ломал голову, чем вызван ваш гнев. Простите! Не сомневаюсь, что они очень милые девушки, и вы найдете им достойных мужей.
   Пруденс не знала, что сказать. Значит, его слова о ложке дегтя относились к ее красавицам сестрам? Ее он назвал красивой. Похоже, он говорил искренне. Он что, плохо видит? Пруденс вопросительно посмотрела ему в глаза.
   Он ответил ей томным дурманящим взглядом, которого, как уже убедилась Пруденс, ей следовало опасаться. Его глаза, лаская, прошлись по ней, и Пруденс вздрогнула, но не от холода.
   – Я говорил вам, что сегодня вы необычайно хороши в этом платье? – понизив голос, спросил он. – Оно подчеркивает сияние ваших волос и таинственные омуты глаз. Мне кажется, что я тону в них и счастлив от этого.
   – Да, говорили. Вы вообще наговорили массу чепухи. К тому же я просила вас держаться от меня подальше. И перестаньте разглядывать меня! – Пруденс старалась говорить суровым тоном, но его комплименты кружили ей голову.
   Он мгновенно принял виноватый вид. Но поскольку Пруденс уже видела, что он так же сокрушенно смотрел на дядю Освальда, на собственного кузена и даже на дворецкого, она на эту уловку не поддастся. Его глаза смеялись. В нем нет ни капли раскаяния.
   – Я бы перестал, если бы мог. Это все мои глаза. Они не могут устоять. Но я их сейчас побью за развязность. – Он быстро захлопал ресницами, потом посмотрел на нее чарующим, почти грешным взглядом.
   Пруденс почувствовала, как дрогнули ее губы. Она старалась сохранить строгое выражение лица. Он неисправимый плут. Ей не следует поощрять его.
   Но, Боже милостивый, как она сможет устоять перед ним? Ее суровая жизнь научила сопротивляться жестокости, издевательствам, презрению, но у нее нет защиты от комплиментов, тепла, смеха.
   – Вам следует знать, что меня воспитали в самых строгих правилах, – сурово сказала Пруденс.
   – В самом деле? – сочувственно спросил он. – Не переживайте. Ошибки воспитания легко исправить.
   Его слова внезапно привели ее в чувство. Нужно прекратить флиртовать – да-да, флиртовать, именно этим она сейчас занимается – с лордом Каррадайсом.
   – Все меняется. И люди меняются, некоторые из них становятся просто очаровательными, – с легкостью добавил он и с восхищением посмотрел на Пруденс.
   От его взгляда ее снова обдало жаром. Пруденс старалась выровнять дыхание. Не все меняется, если не позволить этому случиться. Нужно заставить лорда Каррадайса отойти. Пока он рядом, она не в состоянии рассуждать здраво.
   Пруденс прошла в комнату, где гости собирались послушать концерт. Лорд Каррадайс последовал за ней. Дважды она просила его держаться подальше! И он не обратил на это ни малейшего внимания. Она припомнила другие обиды.
   – У меня к вам есть еще претензии.
   – Думаю, есть занятие интереснее, чем сводить счеты. – Он крадучись прошел вперед.
   Пруденс обернулась, бросив на него убийственный взгляд.
   Он от удовольствия зажмурился.
   – Боже, ну и гримаса. Вы съели что-нибудь невкусное, дорогая? – заботливо спросил он, весело прищурив глаза. – Не удивлюсь, если это отвратительный чай вашего дядюшки.
   Подумав об отваре, которым напоил ее дядя Освальд, Пруденс вспыхнула, но вспомнила, что лорд Каррадайс не был свидетелем ее бегства из гостиной.
   – Хотела бы я, чтобы дядя предложил вам что-нибудь похуже чая! – бессердечно заявила она. – Что-нибудь ядовитое.
   – Он так и сделал. Угостил меня отвратительным вином из одуванчиков. Это просто ужасно.
   – Как вы посмели втайне от меня договориться с дядей о мнимой помолвке?
   – Я? Это поразительно! – удивился лорд Каррадайс. – А я все время думал, что это вы, явившись в дом моего кузена, объявили о помолвке!
   – Да, – еще больше покраснела Пруденс.
   – Вот именно! – Он с таким бесстыдством посмотрел на нее, что Пруденс возмутилась.
   – Я знаю, что поступила дурно. Но я уже несколько раз извинилась за это. Поскольку вы столь невоспитанны, что напоминаете мне об этом, я могу повторить: весьма сожалею, что впутала вас в свои дела.
   – Но, Пруденс, – его голос походил на густой горячий шоколад, – я счастлив впутаться во все, что вас...
   – Я не давала вам позволения называть меня по имени, – чопорно перебила его Пруденс, видя по глазам, что он собирается сказать нечто совсем неподобающее.
   Он подвел ее к креслам.
   – Да, не давали, и, на мой взгляд, вы абсолютно правы, – сказал он, подвигая ей кресло. – Это имя вам совершенно не подходит. Я не стану его произносить.
   Одно дело – самой не любить собственное имя, и совершенно другое, когда кто-то посторонний считает его неудачным. Но Пруденс решила не вступать в полемику. У нее есть еще одно дело. Она позволила усадить себя в кресло и сказала:
   – А теперь о вашем визите к моему дяде...
   – Это его расстроило? – не давая ей закончить, спросил лорд Каррадайс и сел рядом.
   – Нет.
   – Сэр Освальд расстроен, озабочен, обижен, разгневан? Пруденс стиснула зубы.
   – Конечно, нет, но...
   – Значит, он вполне доволен?
   Пруденс воздержалась от ответа. Трудно делать выговор, признав, что ее пожилой родственник от восторга пришел в экстаз.
   – Что бы ни думал сэр Освальд, у вас нет права полагать, что я соглашусь на помолвку, – сердито сказала она.
   – Нет.
   – Это довольно скверно... – начала было она. – Что вы сказали?
   – Нет.
   – Что нет?
   – Я не полагал, что вы согласитесь на помолвку, – сказал он. – Не помню, чтобы я сделал такое предложение. Мне это и в голову не приходило.
   Пруденс напряженно смотрела на него, не в силах понять, шутит он или говорит правду. По его лицу ничего невозможно понять. Ему все кажется забавным.
   – Это была идея сэра Освальда, – пожал плечами лорд Каррадайс и вытянул длинные ноги. – Увидев меня, как он выразился, «в праздничных одеждах» и вспомнив историю нашего с вами четырехлетнего знакомства, сэр Освальд решил, что я пришел просить вашей руки. Я этого не делал, но ваш родственник счел, что дело решённое. – Лорд Каррадайс недоуменно приподнял брови. – Скажите, он всегда не в ладах с логикой?
   Пруденс не знала, куда глаза девать. История весьма правдоподобна... Она могла легко представить, как дядя Освальд ухватился за ошибочное решение. Но если в этом кто-то и виноват, так это она сама. Именно она запутала всех своей ложью.
   Пруденс посмотрела на окруженную поклонниками Чарити. Если она и сожалела о своей лжи, то не жалела о ее результатах. Даже если один из них – слишком близкое знакомство с лордом Каррадайсом. Она почувствовала, как горячая волна поднимается в ней.
   Пруденс повернулась к нему.
   – Я снова должна извиниться.
   – Не стоит, – беззаботно махнул рукой лорд Каррадайс. – С тех пор как Грейс в парке мне все объяснила, я решил не расторгать нашу помолвку. Так что кипучая энергия вашего пожилого родственника не должна вас смущать.
   Пруденс отвлеклась, наблюдая за Чарити, поэтому ей понадобилась минута-другая, чтобы понять смысл его слов.
   – Вы решили... Что вы решили?
   Он снова улыбнулся. И от этой улыбки у нее зашлось сердце, хотя ей хотелось задушить лорда Каррадайса.
   – Я решил закрыть глаза на то, как вы обошлись с моими любовными письмами, и простить вас. Поэтому мы по-прежнему помолвлены. В этом мы с вашим дядей Освальдом полностью согласны.
   – Это были не любовные письма. Это счета от портного. И мы не помолвлены!
   – Но пожилой джентльмен решил, что сжечь любовную переписку – это так романтично. И я с ним согласен, портной безбожно завышал цену. К тому же я вам нужен, Имп.
   – Вы мне не нужны! Как... как вы меня назвали?
   – Имп. Это сокращение от Импруденс, это имя вам гораздо больше подходит. Тот, кто назвал вас Пруденс, очень ошибся. В вас нет ни капли благоразумия и осторожности! – Он с явным одобрением наблюдал ее возмущенную реакцию, а потом с учтивой любезностью добавил: – Вы так бурно дышите, что это открывает вашу грудь.
   Пруденс тут же перестала дышать. Он улыбнулся так соблазнительно. Словно маня к пороку.
   – Очень красивая грудь. Вам пойдут открытые платья.
   – Я не...
   – Тут не о чем спорить, вы прекрасно знаете, что я вам нужен.
   – Ничего я не знаю! – прошипела она. – Тише! Мисс Остуидер сейчас будет играть на скрипке.
   Он успокаивающе положил ладонь на ее руку и пробормотал:
   – Не нужно признаваться в этом здесь и сейчас. Вы можете подождать, пока мы останемся наедине.
   Его пальцы щекотали ей кожу, по спине побежали мурашки. Она яростно стряхнула его руку.
   – Я больше никогда не останусь с вами наедине, лорд Каррадайс, – холодно прошептала она.
   Подавшись вперед, он тихо спросил:
   – Это вызов? Я люблю вызовы. Итак, вы признаете, что я вам нужен?
   Его горячее дыхание опаляло ей щеку. Он сидит чересчур близко.
   Она отодвинулась.
   – Я этого никогда не признаю!
   Он бросил на нее жаркий взгляд и прошептал:
   – Это будет наш маленький секрет. Я люблю секреты.

Глава 9

   В моих губах, в глазах ты-видел вечность,
   Блаженством был изгиб бровей.
У. Шекспир[9]

   Концерт начался. Гидеон закинул ногу на ногу и положил руку на спинку стула, на котором сидела Пруденс. Его пальцы почти касались ее шеи. Знает ли он, что она почти не в состоянии думать и говорить, оттого что он так близко?
   Конечно, знает. Он ведь повеса. Волновать добродетельных дам одним своим присутствием для него обычное занятие. И еще бесстыдными разговорами. Пруденс решительно не желала разделить участь таких дам. Она сосредоточилась на концерте и демонстративно не обращала внимания на то, что его рука задевает ее открытую шею. Если она и вздрогнула, то это от сквозняка!
   Через некоторое время он наклонился вперед и прошептал ей на ухо:
   – Если бы не наша помолвка, ваша сестра сейчас не сидела бы рядом с моим кузеном, не пила бы отвратительный ликер леди Остуидер и не слушала бы это ужасное пиликанье, которое девица со скрипкой назвала творением Моцарта.
   – Тише, это дочь хозяйки дома.
   – Да, но, судя по звукам, она наступила на кошку, а я не одобряю жестокого обращения с животными и насилия над ушами слушателей. Но мы отвлеклись, – напомнил он. – Мы обсуждали необходимость нашей помолвки.
   – Я отвлеклась! – возмущенно прошептала Пруденс, но тут же прикусила язык.
   Она не попадется на эту приманку. Это невежливо по отношению к хозяйке дома и неразумно в ее положении. Он говорит правду. Если бы дядя Освальд узнал, что она никогда не была помолвлена с лордом Каррадайсом, Чарити не сидела бы сейчас в окружении весьма достойных джентльменов. Пруденс взглянула на сестру. Пора переменить тему.
   – Скажите, кто этот джентльмен, что стоит сейчас рядом с моей сестрой? – прошептала Пруденс.
   Лорд Каррадайс оглядел собравшихся вокруг Чарити мужчин.
   – Который? Там их целая толпа. Светловолосый джентльмен рядом с ней – это Карвер, слащавый худышка в отвратительном сюртуке из желтого бархата – молодой Хоуптон, а невысокий, по левую руку от нее, – герцог... Разве вы не с ним были обручены?
   – Благодарю вас, – холодно ответила Пруденс.
   Мисс Остуидер закончила пьесу. Раздались вежливые аплодисменты. Она снова подняла смычок, и лорд Каррадайс тихо застонал. Когда мисс Остуидер снова принялась терзать Моцарта, Гидеон наклонился вперед и, почти касаясь губами уха Пруденс, прошептал:
   – Кто бы ни был ее учитель музыки, его следует повесить, утопить и четвертовать, и чтобы она в это время играла ему реквием.
   Пруденс не смогла сдержать сдавленный смешок.
   – Умоляю вас, не надо быть столь легкомысленной и смеяться над таким серьезным произведением, – строго проговорил Гидеон. – Кошки бы душу отдали за такой концерт.
   Она снова хихикнула, и на них зашикали. Его рука, лежавшая на спинке стула, дрогнула, и Пруденс почувствовала легкое прикосновение его пальцев. Жар разливался по ее телу. Она попыталась стряхнуть его руку.
   Он отступил, но тут же вновь начал описывать кончиком пальца крошечные круги на ее плече. Восхитительные ощущения лишили ее чувства реальности. Пруденс вздрогнула. Неужели плечи так чувствительны? Она подвинулась вперед. Палец продолжил ласку. Пруденс попыталась уклониться.
   – Если вы еще подвинетесь, то свалитесь со стула, – прошептал Гидеон.
   Остаток концерта Пруденс просидела, напряженно выпрямившись, сжимая лежащую на коленях сумочку. Она с удовольствием стукнула бы лорда Каррадайса сумкой, но обстоятельства не позволяли. Она ничего не могла поделать. Этот человек неисправим. Он просто бессовестный. Пруденс старалась сосредоточить внимание на мисс Остуидер. Это было невозможно. Искорки наслаждения от той точки, где он касался ее плеча, разлетались по всему телу. Пруденс, как могла, боролась с этим ощущением.
   Второй палец присоединился к первому.
   Пруденс с видом оскорбленной добродетели выпрямилась, придвинувшись к спинке стула. К несчастью, она наткнулась на Гидеона, и теперь уже все пять пальцев дарили ей сладостно-мучительные ласки. Она тут же, сгорбившись, наклонилась вперед, чтобы нарушить контакт. Есть вещи, которые гораздо важнее элегантности.
   Он чуть подвинулся, и его пальцы снова коварно прошлись по ее плечу, вызывая вихрь сладостных ощущений. Волны жара накатывали на нее одна за другой, сопровождаясь нарастающей злостью.
   Наконец скрипка мисс Остуидер взвизгнула в последний раз, и объявили перерыв. Пруденс вскочила со стула и заторопилась прочь от лорда Каррадайса. Он тут же догнал ее и бесцеремонно взял под руку.
   – Вы все еще возмущены возобновлением нашей помолвки?
   – Я не возмущена. И не желаю обсуждать с вами это. Равно как что-либо другое. С меня довольно вашего общества, благодарю вас! – Она попыталась высвободить руку.
   Гидеон не обратил на это внимания.
   – Однако, мисс Имп, вам нужно быть с кем-то помолвленной. В конце концов, вы не можете вечно ждать молодого человека, который уехал и позволил слону растоптать себя. Этот Оттерклог очень легкомысленный тип. Он совсем о вас не думает. Вам нужен кто-нибудь надежный. Вроде меня.
   – Надежный? Вы? – Пруденс едва слышно фыркнула и вежливо раскланялась со знакомыми. – Его фамилия Оттер-бери.
   Гидеон жестом указал на свою стройную фигуру.
   – Во всяком случае, я слону под ноги не попадался.
   – Сомневаюсь, что даже слон смог бы справиться с вами, – парировала она. – Кроме того, Филиппа не затоптал слон.
   – Откуда вы знаете? – Гидеон двинулся вперед, увлекая за собой Пруденс.
   – Я узнала бы это от его матери. Мы соседи в Норфолке.
   – Ну, тогда его съел тигр.
   – При чем тут ти... – начала было Пруденс. – что за глупый разговор!
   – Совершенно с вами согласен, но вы первая упомянули этого Оттерботтома. Понятия не имею, зачем мы напрасно тратим время, обсуждая какого-то молодого человека, отправившегося жить к слонам, – должно быть, он повредился рассудком. Если бы вы были моей нареченной, я бы никогда не покинул вас, Пруденс.
   У нее дух захватило. Его слова так заманчивы, глубокий густой голос звучит так искренне. Его рука такая горячая и сильная, такая надежная опора для ее затянутой в перчатку кисти. Свежий запах его одеколона дразнит ноздри. Она пыталась внушить себе, что это последствия его грешной ласки.
   Как такие легкие прикосновения могут произвести столь ошеломляющий эффект?
   Пруденс оглянулась вокруг. Она даже не заметила, как лорд Каррадайс сумел отвести ее к нише, которую скрывали пурпурные бархатные шторы. Пруденс скользнула за них в надежде незаметно прислониться к стене или опереться о подоконник, но запуталась в складках бархата. Потянувшись через ее плечо, лорд Каррадайс отодвинул одну штору в сторону. Пруденс осмотрелась. За шторами скрывалась дверь. Гидеон, крадучись, подошел к Пруденс так близко, что она чувствовала его теплое дыхание. Пытаясь ускользнуть от него, Пруденс открыла дверь. За ней была небольшая комната. Задернув пурпурные шторы, он закрыл за собой дверь, и Пруденс услышала, как повернулся ключ в замке.
   Звуки бала стихли, Пруденс слышала только стук собственного сердца.
   Как мало времени прошло с тех пор, когда она поклялась, что это больше никогда не повторится, и она снова наедине с лордом Каррадайсом.
   Едва дыша, возбужденная, потеряв уверенность в себе, Пруденс смотрела ему в лицо. Его бездонные глаза, казалось, затягивали ее в свои темные омуты. Сейчас в них не было насмешки, предупреждавшей, что надо спасаться бегством. Он наклонился, и Пруденс вдруг поняла, что сейчас он поцелует ее.
   Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но они вместо этого просто легли на его грудь. Он обнял ее за талию и притянул к себе, прижимаясь к ней всем телом.
   О, как бы сейчас ей пригодился картонный ридикюль Грейс! Ну почему она взяла с собой шелковую сумочку?
   – Лорд Каррадайс, – начала она.
   – Гидеон, – поправил он и, прежде чем она успела сказать хоть слово, накрыл ее рот поцелуем.
   Кончик его языка скользил по ее губам, дразня, исследуя, пытаясь проникнуть внутрь. Сначала мягкий и нежный, он становился все требовательнее.
   Пруденс чувствовала, что тает от сладкой атаки его рта. Она всегда считала поцелуй простой встречей губ... но в этих поцелуях не было ничего простого.
   Она думала, что его поцелуи ей уже знакомы. Как она ошибалась!
   Сладостная дрожь медленно расходилась по ее телу. Она задохнулась, когда он завладел ее ртом, сливаясь с ней, лишая ее здравого смысла. От восторга у нее закружилась голова.
   Она ощущала его вкус, необыкновенный, дурманящий вкус Гидеона. И вкус страсти. Она чувствовала ее в нарастающей настойчивости его поцелуев, в его лихорадочных объятиях, на его горячих губах. Его страстную жажду. Жажду, вызванную ею, Пруденс Мерридью.