Герцог нахмурился, пристально посмотрел на кузена, потом перевел взгляд на Пруденс.
   Пруденс не знала, что делать: то ли расцеловать лорда Каррадайса, то ли придушить! Конечно, она была благодарна ему за то, что он не выдал ее. Но его разговоры о любви могут все испортить. Она разорвала несуществующую помолвку, и он свободен. Если он будет вести себя тихо, она сможет уйти. Дядя Освальд, конечно, разозлился, но это не то несчастье, которое страшило ее минуту назад.
   – Пойдемте, дядя Освальд, – тихим голосом произнесла Пруденс. – Я не желаю, чтобы мой безрассудный поступок публично обсуждали. Помолвка расторгнута без ущерба для всех, и я буду вам очень признательна, если мы сейчас же покинем этот дом.
   Она взяла пожилого человека за руку и потянула к двери, но сэр Освальд не сдвинулся с места. Он переводил взгляд с лорда Каррадайса на герцога и обратно.
   – Значит, так?
   Ответа на краткий вопрос Освальда Мерридью не последовало. Пруденс напрасно тянула его за рукав.
   – Вы тайно обручились с моей племянницей, прикрываясь чужим титулом, и больше четырех лет морочили ей голову. Она прибежала к вам на тайную встречу, одна, без сопровождения.
   – Нет! Со мной Лили! – вмешалась Пруденс.
   – Она в холле. Это не в счет, – отмахнулся сэр Освальд.
   – Тут был дворецкий. Он был с нами почти все время.
   – Фи! Дворецкого можно подкупить.
   Из-за двери послышалось сердитое ворчание.
   Лорд Каррадайс усмехнулся:
   – Подкупить Бартлетта? Это слишком дорого обойдется.
   – Как бы то ни было, – сказал дядя Освальд, – девушка достаточно скомпрометирована...
   – Нет-нет! – вскрикнула Пруденс, сообразив, что дядя сейчас начнет настаивать на женитьбе. – Никаких компромиссов. Я решительно отказываюсь. Помолвка расторгнута. Я не могу выйти замуж за человека, такого... такого... такого, как этот!
   Не в состоянии придумать подходящего эпитета, она с отвращением указала на лорда Каррадайса и сердито посмотрела на него в надежде, что он подыграет ей.
   Лорд Каррадайс открыл рот, собираясь высказаться. У Пруденс немного отлегло от сердца.
   – А что, если я побреюсь? – услышала она. – Бритый я выгляжу гораздо лучше, – продолжал лорд Каррадайс. – Мой кузен может это подтвердить. Когда я побрит, то почти красавец, правда, Эдуард? – Не ожидая ответа герцога, он повернулся к Пруденс: – Вы сможете выйти за меня, если я побреюсь?
   Герцог нахмурился и пристально посмотрел на лорда Каррадайса. Кузен не обращал на него никакого внимания.
   Этот человек просто невозможен! Пруденс в упор посмотрела на него.
   – Нет! – отрезала она. – Я не выйду за вас, даже если на всем свете, кроме вас, не останется ни одного мужчины! Вы совершенный... отъявленный...
   Она сокрушенно развела руками, не находя подходящего слова. Единственное, что приходило ей на ум, – это дядины эпитеты: распутник, прохвост, небритый нахал, растрепанный мошенник. Но она знала, что стоит ей употребить эти слова, и она погибла.
   Это невозможно. Вся история вырвалась из-под контроля. Пруденс перепробовала все и теперь видела только один выход из затруднительного положения.
   Она упала в обморок.
   Для первой в жизни попытки незапланированный обморок вышел вполне неплохо, решила Пруденс. Он определенно положит конец разговору о ее помолвке с лордом Каррадайсом. Единственная проблема состояла в том, что надо было подать сигнал о надвигающемся обмороке дяде Освальду – вздохнуть или отчаянно всхлипнуть. Пожилые мужчины явно не любят, когда на них неожиданно обрушиваются потерявшие сознание дамы.
   Дядя Освальд пошатнулся под ее весом и задохнулся. Казалось, он вот-вот уронит ее на пол. С ее стороны было просчетом обрушиться на дядю, вместо того чтобы изящно лишиться чувств на ладье Клеопатры. Пруденс чувствовала, что дядя не удержит ее. Ей понадобилось все самообладание, чтобы продолжать изображать обморок.
   Вдруг пара мускулистых рук спасла ее от неминуемого падения. Ей пришлось приложить усилия, чтобы не взвизгнуть, когда ее подхватили над полом и прижали к широкой мужской груди.
   Это был не дядя Освальд. И не герцог. Пруденс очень надеялась, что ее спас дворецкий Бартлетт, но он более пухлый. Пруденс осторожно потянула носом – ни намека на запах мускуса. Она снова принюхалась и уловила слабый запах алкоголя, табака, душистого мыла и... какой-то интригующий аромат... Ей трудно было в этом себе признаться, но он был так притягателен. Может быть, это аромат... повесы?
   Пруденс неохотно смирилась с тем, что ее тело в отличие от разума мгновенно нашло ответ. Это лорд Каррадайс держит ее. Это у его груди она уютно устроилась. Надо признаться, на очень широкой и удобной груди. Ее ошеломило желание навсегда прильнуть к нему, хотя для этого не было никаких причин. В этой груди бьется бесчувственное сердце.
   Дядя Освальд назвал его знаменитым – нет, имеющим дурную славу – повесой, проходимцем и распутником. И лорд Каррадайс этого не отрицал. Казалось, он даже гордился своей ужасной репутацией. И весьма убедительно подтверждал ее.
   Пруденс своими глазами видела, что он ничего не воспринимает всерьез. Его не шокировала ее самоуверенная навязчивость. Вместо этого он впутал их обоих в дальнейший обман, добавив к ее вымыслу о помолвке новые сложности и явно не думая о последствиях.
   Она не отрицала своей роли, но ею по крайней мере руководило отчаяние. А он участвовал во всем этом для... забавы! Он даже воспользовался ее затруднительным положением, чтобы украсть поцелуй. Больше того, поцелуй не только поверг ее в изумление, но подорвал ее представления о том, как должна вести себя леди.
   Пруденс не могла отделаться от мысли, что сильнее прижимается к нему. К чему отрицать, что ощущение – хоть и шокирующее – было восхитительным. Прошло несколько мгновений, прежде чем она попыталась оттолкнуть его.
   Всякий раз, когда он смотрел на нее, его темные насмешливые глаза говорили ей, что он понимает ее чувства. Это совсем не по-джентльменски.
   Казалось, он имеет весьма слабые понятия о том, как должен вести себя джентльмен. Она предполагала, что повесы должны это знать, а иначе как они будут повесами? Дамы не желают, чтобы их репутация была погублена. Значит, нужно использовать хитрость и обман. Разве не так?
   Пруденс вздохнула. Чувствуя призывную силу держащих ее рук, она поняла, как добродетельная леди может желать падения.
   Она ждала, когда он отпустит ее, вспомнив, что она «не газель, а пони» и что любому мужчине будет тяжело ее держать. Поэтому она затаила дыхание и ждала... ждала... но он не выказал ни малейшего желания сделать это. Пруденс никогда в жизни не чувствовала себя столь изящной и женственной. Она знала, что на самом деле это не так, но ощущение было неописуемым.
   Очень хорошо, что не принято носить дам на руках, иначе в мире было бы гораздо больше греха, решила она.
   Крепко зажмурившись, она прижалась к его груди в абсолютной уверенности, что он удержит ее. Если она поднимет веки, то увидит перед собой пару темных смеющихся глаз. И это окажется фатальным.
   Пруденс безвольно повисла в его руках, прислушиваясь к шуму в комнате. Бартлетт, судя по всему, раздобыл перья и теперь хотел зажечь их у нее под носом.
   Лорд Каррадайс возражал, заявив, что у жженых перьев отвратительный запах.
   Бартлетт говорил, что в этом весь смысл.
   Лорд Каррадайс ответил, что не желает, чтобы это ужасное событие усугублялось отвратительным запахом. Бартлетт его очень обяжет, если унесет перья, а вместо них принесет стакан воды.
   Бартлетт фыркнул. Запах мускуса растаял, и Пруденс решила, что дворецкий отправился за водой.
   Дядя Освальд рылся в сумочке Пруденс, причитая, что женщины вечно расстраивают своим недомоганием мужчин – очень расстраивают! Почему, черт возьми, она не взяла с собой нюхательную соль?
   Герцог – настоящий герцог, – судя по всему, нашел горничную Пруденс и пытался выяснить, может ли Лили чем-нибудь помочь. Но Лили, совершенно ошеломленная знатной компанией, в которой оказалась, снова и снова повторяла герцогу, путая титулы:
   – Я не знаю, ваше высочество. С ней раньше такого не было.
   Пруденс снова стал разбирать смех. Она шевельнулась и тут же почувствовала, что ее сжали сильнее.
   – Если вы засмеетесь, я брошу вас в камин, вслед за счетами от моего портного, – прошептал лорд Каррадайс, почти прижавшись ртом к ее уху. – Вы прекрасно разыграли обморок. Но если засмеетесь, то все погубите.
   Он знал, что она притворяется. И продолжал поразительно интимно держать ее. Пруденс напряглась от возмущения. Вдруг до нее дошел смысл его слов.
   Счета его портного? Любовная переписка, которую он с душераздирающим видом пытался спасти из огня, была счетами портного? Она сильнее сжала подрагивающие губы. Он настоящий дьявол. А она-то переживала, что сожгла бумаги. Счета от портного!
   – Отпустите меня сейчас же, – прошипела она сквозь сжатые губы.
   Лорд Каррадайс и не подумал подчиниться. Вместо этого он встряхнул ее самым провоцирующим образом.
   – Отпустите ее сейчас же! – неожиданно громким эхом повторил ее слова дядя Освальд.
   – Не беспокойтесь, я ее не уроню, – беззаботно сказал лорд Каррадайс и снова встряхнул Пруденс. – Я просто хочу, чтобы в ее легкие попало больше воздуха. Но если вы настаиваете, я положу ее на диван.
   Пруденс почувствовала, что ее опускают на что-то мягкое. Ладья Клеопатры, подумала она. Когда его руки покинули ее, она вздохнула. С облегчением, сказала себе Пруденс.
   – Может быть, найти карету и отправить ее домой? – послышался мягкий голос герцога Динзтейбла.
   – Да-да! – с явным облегчением воскликнул дядя Освальд. – Ее сестры знают, что делать. Оставим дамские недомогания дамам. Ты, девушка, как там тебя! – обратился он к Лили. – Присмотри за своей хозяйкой, пока... Черт! Я отослал карету домой. Думал, что долго здесь пробуду. – Он повернулся к герцогу. – Может быть, можно найти коляску? Только пусть ваш человек ее сначала осмотрит. А то мне недавно попалась коляска, которая провоняла луком! И пусть проверит сиденья, на тот случай если моей племяннице придется прилечь. Нет, я все сам проверю. После этой суматохи мне просто необходимо выйти на свежий воздух. – Он повернулся к Лили и грозно рявкнул: – Не оставляй ее ни на минуту!
   – Да, сэр Освальд, – испуганно пролепетала девушка.
   Пруденс знала, что Лили присела в реверансе. Она услышала, что дядя Освальд и герцог вышли из комнаты. Наступила тишина. Она осталась одна. То есть с лордом Каррадайсом и Лили. Это... из ряда вон.
   Не двигаясь, едва дыша, прикрыв глаза, Пруденс обдумывала решение. Ладья Клеопатры была удивительно удобной. Она все-таки развалилась на ней, вдруг сообразила Пруденс и с трудом удержалась от смеха.
   – Лили, так кажется? – обратился к горничной лорд Каррадайс. – Могу я попросить тебя сбегать на кухню к миссис Хендерсон, экономке, и попросить у нее флакон с нюхательной солью?
   – Да, сэр, конечно, но... – Она замялась.
   Лорд Каррадайс усмехнулся.
   – Ты же не думаешь, что я обижу твою хозяйку, Лили? – вкрадчиво спросил он.
   Пруденс пошевелилась. Ни одна женщина не сможет устоять перед таким голосом, что уж говорить о Лили, простой деревенской девушке. Пруденс решила дать Лили повод остаться и тихо застонала, словно вот-вот придет в себя.
   – Видите? – же сказал лорд Каррадайс. – Она сейчас очнется. Скорее бегите за солью, милая девушка.
   – Но сэр Освальд сказал... Мне нельзя остаться?
   – А что, если она снова потеряет сознание, Лили? Ты такая маленькая и хрупкая, ты ее не удержишь. Думаю, остаться лучше мне.
   «Маленькая и хрупкая», – возмутилась про себя Пруденс. В Лили добрых девяносто килограммов, как-то она одним ударом свалила с ног нахального лакея. Лорд Каррадайс действительно повеса! Олицетворение зла. Ни слова правды!
   – Слушаюсь, сэр, – с обожанием в голосе пролепетала потрясенная Лили. – Так будет лучше. Я сейчас принесу соль, не беспокойтесь.
   – И сердечные капли, – заботливым тоном добавил лорд Каррадайс. – Миссис Хендерсон знает какие.
   В комнате стало тихо. Пруденс вдруг ногами ощутила тепло. Он имел дерзость сесть на диван рядом с ней! Так близко, что она даже сквозь юбки чувствовала жар его тела. Она осторожно приподняла веки и тут же встретилась взглядом с самыми темными и самыми живыми глазами, какие ей только доводилось видеть. Лорд Каррадайс наклонился к ней, держась рукой за золоченое резное изголовье канапе, не касаясь Пруденс, но поймав ее в ловушку.
   – Вам лучше? – улыбнулся он.
   «Такие улыбки нужно запретить законом», – подумала ошеломленная Пруденс. Но он, без сомнения, столь же ласково улыбался ее впечатлительной горничной.
   – Вы прекрасно знаете, что я не теряла сознания. В сущности, вы должны быть мне благодарны за этот спектакль.
   – О, я вам правда очень благодарен, – сказал он, не переставая улыбаться, и она почему-то сразу поняла, что он вспомнил, как баюкал ее на руках.
   Пруденс, вжавшись в подушки, пыталась отстраниться от него. Она едва дышала. Он с пониманием улыбнулся ей, словно прочитал ее тайные мысли и желания. Если бы он знал, как они противоречат ее принципам! Защищаясь, она перевела взгляд на его рот. Очень красивый рот. Красиво очерчен и создан для улыбок. И для поцелуев.
   – Убирайтесь! – Она уперлась рукой в широкую грудь. – Отпустите меня.
   – Не нужно так на меня смотреть, – мягко сказал он. – Слишком поздно пытаться бежать.
   И с этими словами он накрыл ее рот поцелуем.

Глава 5

   Я... в полном смятении... что может быть соблазнительнее такой сцены...
У. Конгрив[5]

   Этот поцелуй был совсем не похож на первый. От того быстрого, украденного поцелуя из ее головы изгладились все мысли, а губы долго покалывало.
   Этот был более... более... Вот именно! Более.
   Ее и раньше целовали, но так – никогда. Его твердые, уверенные губы лишили ее воли. Такова власть наслаждения. Его горячий бархатистый язык ласкал ее.
   Она чувствовала его вкус. Вкус недавно выпитого бренди, но кроме этого, что-то жаркое, дурманящее... неодолимо соблазнительное.
   Помимо своей воли она подалась ему навстречу. Ее пальцы запутались в его волосах.
   Нужно остановить его... но как это сделать, если от его действий она лишилась здравомыслия... всяких принципов... решимости. Это было волшебно... Должно быть, это грех. Это так... Пруденс была не в состоянии думать. Она могла только держаться за него, беспомощная... завороженная... очарованная захлестнувшими ее ощущениями.
   Его язык двигался в медленном неумолимом ритме. Лихорадочный прилив наслаждения захлестнул ее. Она никогда не испытывала ничего подобного. Ее рот и тело были одержимы жаром и наваждением.
   Мгновение спустя она поняла, что поцелуй кончился. Она попыталась собраться с мыслями, но лишь моргая смотрела на его рот и удивлялась сумбуру, который он вызвал в ее душе... и еще вызывает. Кто мог подумать, что губы способны сотворить такое? И язык. Ее снова обдало жаром, и она вспыхнула.
   Пруденс старалась выровнять дыхание, обрести самообладание, но жаркий взгляд лорда Каррадайса опалял ее сознание. Она не смела поднять на него глаз. Она в состоянии смотреть только на его сбившийся галстук. Но не могла отвести взгляда от его рта.
   Она не представляла, что мужской рот может быть таким мужественным и в то же время красивым. Она думала о том, как эти губы привели ее в состояние восторга, и на мгновение прикрыла глаза. Его запах дразнил ей ноздри. Она сможет когда-нибудь это забыть? Слабый запах бренди, одеколона, мужчины, страсти.
   Лорд Каррадайс отрезал ей путь к бегству. Везде, где соприкасались их тела, ее будто жгло огнем. Его рука с длинными пальцами покоилась на ее плече, другая так близко от ее левой щеки, что она чувствовала ее жар. Если она чуть повернет голову, ее лицо окажется в его ладони. Он склонился над ней, его грудь всего в дюйме от нее, он дышит тяжело и хрипло, словно после долгого бега. При каждом вздохе его жилет задевает ее грудь. От этого легкого прикосновения незнакомая дрожь пронзает все тело.
   Пруденс затаила дыхание и закрыла глаза. У нее не было желания убежать. Она знала, что должна это сделать, но чувствовала сладкую истому... жар, волнение и предвкушение чего-то неведомого.
   Она открыла глаза и заставила себя посмотреть на него. Ей нужно его видеть, нужно понять, о чем он думает. Лорд Каррадайс смотрел на нее, и на этот раз в его темных глазах не было насмешки. Он казался... почти потрясенным. Между бровями залегла тонкая морщинка. Он смотрел на нее напряженно и немного озадаченно, словно она была какой-то загадкой, тайной.
   – Черт побери, кто вы, мисс Пруденс Мерридью? – пробормотал он.
   Этот вопрос подействовал на нее как ушат холодной воды. Пруденс пришла в себя.
   – Простите, лорд Каррадайс, я не хотела создавать проблем, – сказала она дрожащим голосом, едва удерживаясь от слез. – Я лгала, чтобы защитить своего настоящего жениха. Он младший сын со скромными перспективами и целиком зависящий от доброй воли моего деда.
   – Я не это имел в виду. – Вибрации его голоса отдались в ее теле.
   У нее вдруг перехватило горло, и она резко втянула в себя воздух. Ошеломленная вихрем чувств, она пыталась обрести спокойствие. Проглотив ком в горле, Пруденс облизала пересохшие губы. Ошиблась, тут же решила она, когда его взгляд стал жарким, а красивые насмешливые губы изогнулись, выражая незнакомую ей эмоцию. И не успела она слова вымолвить, как он снова поцеловал ее.
   Пруденс чувствовала, как ее тело выгибается навстречу ему, рот приоткрылся в ожидании. Ее снова затянуло в темный водоворот, в омут неведомых ощущений. Холодные металлические пуговицы его жилета впивались в тонкую ткань, облегающую ее грудь. Жар и мощь его тела волнами расходились сквозь одежду. Пруденс снова задрожала.
   Вдруг его рука легла ей на грудь, лаская и дразня, и от этой незнакомой ласки в ней запульсировала каждая жилка. Пруденс затрепетала и вздохнула. С его губ сорвался какой-то звук.
   Он образумил Пруденс – она услышала в этом звуке мурлыканье самодовольного кота. Крайне самодовольного. Было в этом звуке что-то глубокое, обольстительное и... грешное. Она с ужасом сообразила, что делает. Она в доме незнакомого мужчины – незнакомого герцога! Разлеглась на манер падшей женщины на этой странной козетке в египетском стиле и позволяет мужчине, с которым только что познакомилась, ужасные вольности. Более того, знаменитому повесе. Мужчине, которого – она могла судить по тому, как он обошелся с ней, – совершенно не волнуют правила приличия и хорошего тона. Он ведь знает, что она помолвлена.
   Боже милостивый! Что она ему позволяет? Она его даже не знает. А того, что ей известно, достаточно, чтобы остерегаться его. Он ввел ее в заблуждение относительно своего имени и титула, насмехался над дядей Освальдом. Он растрепан и небрежно одет. Его подбородок покрыт щетиной...
   Пруденс старалась не думать о том, как сладостно эта щетина щекотала ей кожу.
   Он всю ночь кутил. Он по утрам пьет бренди. Привкус алкоголя до сих пор у нее во рту. Она почувствовала, как при этой мысли кровь прилила к ее щекам. Он всем известный повеса... и она, Пруденс Мерридью, едва познакомившись с ним, позволила ему невообразимое.
   Даже теперь он гладит ее по бедру. Другая рука ласкает грудь. И хуже всего...
   Хуже всего не то, что она это позволяет, а то, что ей это нравится. Более чем нравится.
   «Женщина, всего лишь не заслуживающий доверия сосуд зла, раба своих низменных инстинктов», – эхом прозвучал в ее голове голос дедушки. Пруденс похолодела. Она всю жизнь боролась с ужасными воззрениями деда. Она не сосуд зла, не беспомощная женщина. Она никогда не была ничьим рабом. Она очень собой гордилась за это.
   И вот посмотрите на нее! Беспомощно раскинулась под мужчиной весьма свободных правил и ждет большего!
   Хотя она и помолвлена... Как может порядочная помолвленная девушка наслаждаться недозволенными заигрываниями незнакомца? Все ее принципы и убеждения превратились в дым, побежденные обычными уловками повесы.
   Лорд Каррадайс наклонился и снова поцеловал ее. Его язык пытался проникнуть сквозь ее сомкнутые губы. Гидеон нежно покусывал ее нижнюю губу, требуя впустить его. Ее тело стремилось открыться ему и позволить все, что он хочет.
   «...раба своих низменных инстинктов...»
   Это не было для нее первым зовом инстинкта, но она не будет ничьей рабыней. Ее застали врасплох, но она женщина с твердыми принципами. Или пытается ею быть. Пруденс оттолкнула его.
   – Отпустите, меня, сэр, – резко сказала она. – Я хочу встать.
   К несчастью, ее слова прозвучали слабо, почти мечтательно и совершенно неубедительно. Она ужаснулась, что еще держит в своих ладонях его лицо. Как она могла это допустить?
   Гидеон посмотрел на нее, и его взгляд взял ее в плен. Но выражение его глаз вдруг изменилось, в них снова появилась насмешка. Он чуть отодвинулся, глубоко вздохнул и совершенно непростительно рассмеялся.
   – Сомневаюсь, что вы можете встать. – В его глазах блеснула уверенность и самодовольная мужская гордость. И чувство собственника.
   Он думает, что она в его власти.
   Эта мысль, как ничто другое, воскресила ее решимость. Может быть, он повеса, но Пруденс Мерридью не падшая женщина! Даже если она вела себя подобным образом одно или два мгновения. Или три.
   Силы небесные! В любую минуту в комнату могут войти Лили или этот отвратительный камердинер – не говоря уже о герцоге или дяде Освальде – и застать ее развалившейся на канапе рядом со знаменитым повесой! Да она скорее умрет.
   – Я сказала, отпустите меня, сэр!
   На этот раз ее голос прозвучал внушительнее, с удовлетворением заметила Пруденс. Даже если ее тело еще во власти истомы и сладкой дрожи.
   Лорд Каррадайс улыбнулся, с вызовом тряхнул головой и сильнее сжал ее в объятиях. Он наклонился, явно собираясь снова поцеловать ее. Она не могла этого допустить. Даже одного поцелуя, хотя ее тело молило об этом. Нужно вырваться из его власти. Чем дольше длится этот интимный контакт, тем слабее ее решимость. И сильнее желание снова испытать прикосновение его рта к ее губам...
   Пруденс запаниковала.
   – Дайте мне встать! Хватит с меня ваших грубостей, сударь.
   Она заметила, что машинально копирует тон дяди Освальда, но это лучшее, что она могла сделать. Лорд Каррадайс вопросительно поднял бровь.
   – Грубостей?
   – Я хочу встать, сэр, – вспыхнула Пруденс. – Я уже вполне здорова.
   – Но это было так восхитительно – привести вас в чувство подобным образом, – дерзко протянул он.
   Так вот оно что! Он играет в свои игры! Решительность Пруденс мгновенно ожила.
   – Отпустите меня, сэр! – Она подняла руку, чтобы оттолкнуть его. Сумочка по-прежнему болталась у нее на запястье.
   – Нет, – улыбнулся он. – Думаю, вас нужно еще немного оживить.
   – Пожалуйста, отпустите меня!
   Он покачал головой.
   – Ну если вы не хотите по-хорошему... – Пруденс ударила его сумочкой по голове.
   Раздался стук. Грейс использовала для подарка первоклассный картон и, украсив его египетскими божествами, основательно покрыла сумочку лаком.
   – Ой! Черт побери, что...
   Она попыталась оттолкнуть его, но он крепко ее держал. Тогда она ударила его снова.
   – Проклятие! – Гидеон поднял руку, чтобы перехватить ее сумку, и его объятия ослабли.
   Пруденс, воспользовавшись возможностью, неуклюже соскользнула на пол. Она вскочила на ноги, колени у нее дрожали. Поэтому она спряталась за инкрустированным письменным столом из черного дерева, незаметно опираясь на него.
   – Как вы смели на меня так наброситься?!
   – Наброситься? – Он потер голову. – И у вас хватает духу обвинять меня, после того как вы атаковали меня этой ужасной сумкой? Какого дьявола?
   Пруденс не обращала на него внимания.
   – Я не такая, как вы, лорд Каррадайс!
   Он перестал потирать ушибленный лоб и, взглянув на нее, с насмешливым упреком сказал:
   – Думаю, Пруденс, теперь нам обоим понятно, что вам нравятся такие, как я.
   И улыбнулся возмутительно притягательной улыбкой. Пруденс игнорировала притягательность и сосредоточилась на возмущении.
   – Вы ошибаетесь. Мне решительно не нравятся такие, как вы! – весьма убедительно, по ее мнению, произнесла она.
   Его глаза блеснули. И он потихоньку подкрался к ней.
   – Уверяю вас, вы ошибаетесь. Думаю, нам нужно снова проверить эту теорию.
   Господи! Он снова собирается ее поцеловать. Его глаза вспыхнули жарким огнем, который она уже научилась распознавать. Она не может позволить ему прикоснуться к себе. Пруденс спряталась за стол.
   – Прекратите сейчас же! Я не для вас, лорд Каррадайс.
   На его лице появилось напускное сокрушенное выражение.
   – Ах, но ведь нас просто влечет друг к другу...
   – Я сказала вам, что помолвлена! – в отчаянии воскликнула Пруденс.
   – Ах да, я совсем забыл, – улыбнулся лорд Каррадайс, снова потирая голову. – Вы помолвлены с герцогом Динзтейблом, или со мной, или с младшим сыном без особых перспектив. Я забыл, с кем именно.
   – Вы прекрасно знаете, что я не помолвлена ни с вами, ни с герцогом, – отрезала Пруденс. – Я объяснила, что это была ошибка.
   – Ошибкой было оставить у вас в руках этот чертов ридикюль, – удрученно сказал лорд Каррадайс. – Из чего, скажите на милость, он сделан? Из дерева?
   – Из картона! Не понимаю, почему вас это интересует, это не ваша забота...