– Что?!
   Пруденс с удовлетворением заметила, что от его улыбки не осталось и следа.
   – Я говорила вам, что это серьезно, ваша светлость. На его лице появилось выражение порочного ликования.
   – Да уж, вижу. – Он усмехнулся. – Мне определенно нужно выпить бренди. – Он подошел к столу. – Не желаете чаю, мисс Мерридью?
   Из-за двери доносился шум. Дядя Освальд требовал встречи с герцогом Динзтейблом. Пруденс поспешно подошла к герцогу и, успокаивая, положила ладонь на его руку.
   – Не бойтесь, – торопливо прошептала она. – Это недоразумение, а не ловушка. Если вы дадите моему дяде понять, что у нас есть взаимопонимание, даю вам честное слово, что постараюсь как можно скорее расторгнуть нашу помолвку. Пожалуйста. Умоляю вас, слушайтесь меня. Доверьтесь мне, ваша светлость. Я не причиню вам вреда.
   Он опустил глаза на ее кисть, успокаивающе похлопывающую его по руке.
   – Довериться вам?
   Он долго смотрел ей в глаза, и Пруденс вдруг показалось, что произошло нечто важное. Он шевельнулся и снова насмешливо посмотрел на нее, словно мгновения внезапно возникшей связи не существовало.
   – Что ж, выпускайте своего дракона, милое дитя, – сказал он, поднося к губам бокал.
   Пруденс тревожно всматривалась в его лицо. Оно было непроницаемым. На какую-то секунду его долгий взгляд подбодрил ее, словно она могла на него рассчитывать. А мгновение спустя он, казалось, находил эту историю весьма забавной, и визит дяди Освальда его совершенно не беспокоил. Может быть, он считал себя в полной безопасности из-за своего титула?
   Она сделала глубокий вдох и собрала все свое мужество в ожидании надвигающейся сцены.
   Гидеон искоса с интересом наблюдал за ней. Она привлекательная малышка, решил он, не красавица в традиционном смысле этого слова, но решительная и милая. Простое бледно-зеленое платье подчеркивало ее густые сияющие волосы, светлую кожу и большие серые глаза. Ее строгий стиль и прямой взгляд действовали освежающе.
   Но в ее поведении не было ничего аскетичного, как и в его интересе к ней, вынужден был признаться он. Этот маленький упрямый подбородок вскинут навстречу проблемам. Кажется, сунув своей выдумкой незнакомого герцога в жерло кипящего вулкана, эта малышка теперь полна решимости защитить его.
   Его это развлекало. Он отхлебнул коньяк и заключил с собой маленькое пари, как далеко она позволит зайти шутке, прежде чем во всем признаться. Конечно, она может оказаться шантажисткой. Но он так не думал. Он слишком хорошо знал женщин подобного сорта.
   – Значит, вы защитите меня от своего дяди? – мягко сказал он.
   Она быстро повернулась к нему. Широко распахнутые глаза смотрели искренне.
   – Конечно.
   Это было не только ново, это было неодолимо, и Гидеон не мог с этим ничего поделать. Не раздумывая, он отставил стакан. Схватил незнакомку в объятия и поцеловал. Он думал, что это будет быстрый легкий поцелуй, своеобразная благодарность за озорную шутку, но вместо этого погрузился в неожиданные глубины. У нее был удивительно сладкий и невинный вкус, но она не удержалась от инстинктивного ответа. Совсем не аскетка, подумал он весело и продолжил поцелуй.
   Она дурманила ему голову. Он позволил инстинкту руководить собой и сильнее прижал ее к себе, наслаждаясь изгибами ее тела. Ее скованность постепенно прошла, и, когда он почувствовал ее первый неуверенный ответ, его охватил собственнический инстинкт.
   Шум за дверью привел его в себя. Гидеон неохотно отпустил девушку, она отпрянула. Вскинув на него глаза и моргая, девушка выглядела просто прелестно и восхитительно. У него возникло большое искушение поцеловать ее снова.
   В ее взгляде сквозили неодобрение и настороженность.
   – Вам не следовало этого делать.
   – Если вы будете так на меня смотреть, я сделаю это снова, – тут же ответил он.
   – Вы не посмеете! – с вызовом посмотрела на него Пруденс.
   Он спрятал улыбку. Даже ее возмущение было притягательным. Победив желание снова поцеловать ее, он взял бокал и сделал глоток бренди. Дверь с грохотом распахнулась. Пруденс подпрыгнула и схватила Гидеона за руку. Он не сомневался, что она сделала это бессознательно.
   – Боже милостивый! – Изысканно одетый пожилой человек замер на пороге, оцепенело глядя на них. – Пруденс! Как ты здесь оказалась?
   Несомненно, Это дядя Освальд. Гидеон неторопливо допил бренди, прекрасно сознавая, что пожилой джентльмен сопит и фыркает от возмущения, но, подчиняясь правилам приличия, вынужден ждать, пока хозяин заметит его присутствие. Гидеон позволил себе немного затянуть это ожидание. Мисс Мерридью все еще цеплялась за его руку – бессознательно, предполагал он, хотя не был в этом уверен. Он ждал, когда дядя Освальд заметит ее жест. Это не заняло много времени.
   – Какое бесстыдство! – Лицо пожилого джентльмена потемнело, белые брови сердито сошлись на переносице.
   Не упуская подвернувшейся возможности, Гидеон обнял Пруденс за талию. Восхитительная талия, решил он, такая соблазнительная, с влекущими изгибами вверху и внизу. Пруденс застыла под его рукой.
   – Не смейте прикасаться к моей внучатой племяннице, вы, небритый нахал! – взревел дядя Освальд.
   Небритый нахал, не обращая на него внимания, крепче обнял Пруденс за талию и искоса бросил на нее озорной взгляд. Дядя Освальд злобно заворчал, словно рассерженный индюк. Вспыхнув, Пруденс высвободилась из объятий Гидеона и, запинаясь, представила:
   – Дядя Освальд, рада представить тебе герцога Динзтейбла. – Она бросила на Гидеона угрожающий взгляд. – Ваша светлость, это мой двоюродный дедушка Освальд Мерридью.
   Оставив манеры низкого соблазнителя, Гидеон учтиво поклонился:
   – Ваш покорный слуга, сэр Освальд.
   – Вы... Ваша светлость... – нечленораздельно пролепетал дядя Освальд. – Значит, это правда. Но... вы определенно не можете быть тем негодяем, который сбил мою племянницу с истинного пути!
   – Увы, это я, – смиренно произнес Гидеон. – Вы думаете, я затеял недоброе? Мне это в голову никогда не приходило. «Негодяй» – это уж слишком сильно сказано. Плут, даже бездельник, это я еще могу принять, не говоря уже о небритом нахале, поскольку меня всю ночь не было дома. – Он удрученно провел рукой по покрытой щетиной щеке. – Но негодяй? Определенно нет!
   В ответ на эту откровенную провокацию дядя Освальд снова заворчал:
   – Какого дьявола моя внучатая племянница метит на вас, сэр?
   Почувствовав, что мисс Мерридью затаила дыхание, Гидеон заколебался, потом бросил на нее томный взгляд.
   – Не могу сказать, – честно ответил он.
   В конце концов, он ничего не знал о ней, кроме того, что ее губы слаще меда. Услышав, что у нее вырвался вздох облегчения, он улыбнулся. Неужели девушка думала, что он ее выдаст? Давно он так не развлекался.
   – Вы отрицаете, что силой вырвали у нее обещание?
   – Я мог бы это отрицать, но боюсь, вы мне не поверите, – печально вздохнул он.
   – Позор! Особенно для человека вашего положения. Вы должны были знать, что девушка слишком юна, чтобы давать подобные клятвы втайне от своего опекуна!
   Гидеон взглянул на Пруденс и пожал плечами.
   – Мне она не кажется слишком юной.
   – Черт побери! Шестнадцать лет – более чем юный возраст!
   Гидеон изумленно посмотрел на Пруденс.
   – Не может быть, что только шестнадцать! Поверить не могу. Вы выглядите... э-э... более взрослой. – Он окинул взглядом изгибы фигуры, свидетельствующие о зрелости.
   – Не увиливайте, молодой человек! Я говорю о том, что произошло четыре с половиной года назад, и вы это прекрасно знаете!
   – Четыре с половиной года назад? – беспомощно повторил Гидеон.
   Пруденс, заметив заминку, бросилась ему на выручку:
   – Конечно, когда мы обручились. Ты должен знать, что в то время мне было шестнадцать.
   – Должен? – Он усмехнулся. – Откуда?
   – Мы это обсуждали. – Она вновь обрела самообладание. – Ты забыл.
   – Должно быть, я тогда думал о другом, – согласился он и мягко добавил: – Так, значит, сейчас тебе... четыре с половиной и шестнадцать... больше двадцати? Опасный возраст. Неудивительно, что дядя Освальд отчаянно стремится пристроить тебя. Ты почти на грани.
   Она, прищурившись, посмотрела на него и сжала руки в кулаки, борясь с желанием надрать ему уши. Она просто восхитительна, решил довольный собой Гидеон.
   – Но вы, герцог! – гремел дядя Освальд. – Почему вы ждали четыре года, если так хотели девушку?
   – Действительно, почему? – Гидеон снова наполнил бокал. – Не желаете выпить, сэр Освальд?
   – Травить себя бренди? В столь ранний час? Позор! – Сэр Освальд побагровел.
   – Да, мисс Мерридью меня предупреждала. Тогда, может быть, чаю? – Он указал рукой на столик. – Я велю подать свежий.
   Сэр Освальд с видимым трудом справился со своим гневом и голосом.
   – Нет. Никаких напитков, спасибо. Я пытаюсь понять, – сказал он, – почему нужны были эти тайны, к чему было ходить вокруг да около?
   Гидеон поднял брови.
   – Разве я ходил вокруг да около? – с опаской спросил он Пруденс. – С моей стороны это большая странность.
   Хоть Пруденс и напустила на себя строгий вид, играющие на щеках ямочки выдали ее. Она была обворожительна, разрываясь между озорством и возмущением.
   – Черт побери, вы понимаете, о чем я говорю! – стоял на своем дядя Освальд. – Если вы ждали девушку, то должны были одеться подобающим образом. Хоть вы и герцог, но одеты как распутник!
   Гидеон, казалось, был глубоко оскорблен.
   – Распутник? – Он взглянул на свою помятую одежду, вздохнул и печально посмотрел на Пруденс. – Я ходил вокруг да около и одеваюсь как распутник. Вы все еще хотите выйти за меня, дорогая?
   – Нет, совсем нет! – раздраженно отрезала Пруденс. Разговор пошел совсем не так, как она планировала.
   Ей следовало бы лучше контролировать направление беседы, но после поцелуя ее мозг, казалось, отказывался мыслить здраво. Вместо того чтобы взять себя в руки и сосредоточиться на деле, она все время возвращалась к скандальному поцелую. Казалось, даже губы еще покалывает от необычных ощущений.
   Теперь она пришла в себя, но ситуация уже вырвалась из-под контроля и развивалась непредсказуемо. Если бы этот чертов герцог перестал нести чепуху и дал ей сыграть роль, которую она полночи репетировала, уже все было бы улажено. Вместо этого он, казалось, решил хорошенько повеселиться.
   – Хватит уверток! – бушевал дядя Освальд. – Я требую немедленного ответа. Почему вы не поговорили с ее опекуном, как честный человек?
   Пруденс открыла было рот, чтобы объяснить.
   – Молчать! Я хочу услышать это от него. Черт возьми! Он и так слишком долго увиливал от ответа! – Дядя Освальд повернулся к герцогу: – Ну, сударь, объяснитесь! Почему вы открыто не попросили ее руки – как порядочный мужчина?
   Возникла пауза. Герцог искал подходящий ответ. Пруденс затаила дыхание.
   – Я стеснялся, – застенчиво сказал двухметровый гигант и заворчал, когда острый женский локоть незаметно толкнул его в ребра. – Грубиянка, – прошептал герцог.
   – Грубиян! – воскликнула она, мастерски изображая дрожь в голосе. – Как я ошиблась в его характере! В шестнадцать я была глупа, но сейчас я взрослая...
   – И красавица, – прошептал он ей на ухо.
   – И не могу выйти замуж за человека, который не отважился встретиться с тобой, дядя, или с дедушкой.
   – Особенно с дедушкой! – театрально простонал герцог. – Боже, какой я отвратительный трус!
   – Да, – сурово согласилась она. – Теперь слишком поздно, когда дедушка лежит...
   – Упокой, Господи, его душу, – благочестиво провозгласил негодник.
   – Бедный дедушка лежит больной! – поправила его Пруденс. – И сейчас не в состоянии вести подобные разговоры. – Она решительно посмотрела на дядю Освальда. – Во всяком случае, теперь пелена спала с моих глаз, и я отчетливо вижу недостатки характера его светлости...
   – Думаю, на этот раз вам лучше закрыть глаза на недостатки, – тихо пробормотал неугомонный герцог. – Не говорите, что вы их не заметили. Вы меня обидели, так обидели!
   Пруденс, давясь смехом, сжала губы, потом продолжила:
   – Я не могу выйти замуж за такого труса.
   – Я вовсе не трус. А очень жизнерадостный...
   – ...который, – она взглянула на него, пытаясь утихомирить, – продемонстрировал столь легкомысленное отношение к жизненно важному делу.
   – Вы про дядю Освальда? – пробормотал Гидеон. – Он пугающе серьезен. На мой взгляд, он мог бы быть повеселее.
   Пруденс снова охватил приступ смеха.
   – Дядя Освальд, – быстро проговорила она, – поразмыслив, я пришла к выводу, что этот человек мне совершенно не подходит, не говоря уже о том, что он... – Она отчаянно старалась придумать финал, подходящую причину, чтобы расторгнуть помолвку.
   – Одевается как распутник? Небритый нахал? – тихо подсказал ей герцог.
   Она не обращала на него внимания.
   – Пьет по утрам бренди? – продолжал Гидеон.
   Пруденс ухватилась за эту мысль.
   – Я не смогу жить с человеком, который пьет бренди в столь ранний час.
   Дядя Освальд, нахмурившись, обдумывал ее слова.
   – Очень хорошо. Я разделяю твою точку зрения.
   Сэр Освальд посмотрел на герцога, который немедленно принял сокрушенный вид. Он смотрел так жалостно, что Пруденс вновь захотелось рассмеяться. Негодник подмигнул ей.
   – Не смейте подмигивать моей внучатой племяннице, прохвост вы этакий! – завопил дядя Освальд. – Она не какая-нибудь распущенная девица, чтобы ей подмигивали такие, как вы... – Сэр Освальд внезапно вспомнил, что этот небритый, небрежно одетый нахал – герцог, и добавил: – Не важно, герцог вы или нет.
   – Я вам не помешаю? – послушался от двери мягкий голос.
   Пруденс и сэр Освальд удивленно оглянулись. На пороге стоял изящно одетый человек среднего роста. Он – полная противоположность герцогу, подумала Пруденс. Герцог был высок, строен и растрепан. Вошедший мужчина был плотным, коренастым и собранным. Герцог небрит и небрежно одет. Незнакомец опрятен, свежевыбрит, волосы безупречно причесаны, свежая накрахмаленная сорочка просто похрустывает. На вид ему около тридцати.
   – Доброе утро, Эдуард, – улыбнулся герцог.
   – Здравствуй, Гидеон, – ответил вошедший джентльмен. – Из этой комнаты доносится такой шум. Могу я попросить у тебя объяснений?
   – Это частное дело, сэр, – начал дядя Освальд. – Но я благодарю вас...
   – Гидеон, – повторил джентльмен, не обращая внимания на Освальда Мерридью.
   – Довольно, сэр! – разбушевался дядя Освальд. – Кто, к дьяволу, вы такой, чтобы требовать объяснений, когда я только что сказал, что это наше частное дело!
   Джентльмен надменно взглянул на него.
   – Кто, к дьяволу, я такой? Я, сэр, Эдуард Пентейт, герцог Динзтейбл, и дом этот мой. А вы кто?

Глава 4

   Она упряма, как аллегория на берегах Нила.
Р. Шеридан[4]

   Сказанные спокойным тоном слова грянули как гром среди ясного неба.
   Дядя Освальд разинул рот, потом взвизгнул:
   – Что?! Какого дьявола вы заявляете, что вы герцог Динзтейбл?
   Аккуратно одетый джентльмен едва заметно приподнял бровь. Такое движение можно было унаследовать только от многих поколений надменных предков. Дяде Освальду не требовалось дополнительных доказательств.
   – Тогда кто, черт возьми, этот растрепанный мошенник? – сердито потребовал он ответа.
   Герцог снова приподнял бровь.
   – Позвольте представить. Мой кузен лорд Каррадайс. А вы?
   – Лорд Каррадайс! – в ужасе воскликнул дядя Освальд. – Лорд Каррадайс? Как?! Я... я наслышан о вас!
   Лорд Каррадайс поклонился. Учтивый поклон, подумала сбитая с толку Пруденс, хотя в нем были насмешка, безразличие, забава. Как он смеет так кланяться ее дяде! Она хмуро посмотрела на него.
   – Приятно познакомиться...
   – Приятно, куда уж там, сударь, – перебил его дядя Освальд. – Я много о вас слышал. Вы – повеса! Прохвост! Бездельник!
   – Вы действительно обо мне слышали, – с явным удовольствием пробормотал лорд Каррадайс и снова поклонился.
   Пруденс развеселило такое поведение. Едва сдерживая смех, она снова посмотрела на него.
   – Как вы смели ввести меня в заблуждение?! – Освальд Мерридью повернулся к герцогу. – Понимаете, ваша светлость, этот... этот...
   – Прохвост, – услужливо подсказал лорд Каррадайс. – Распутник. Небритый нахал. Грубиян. Растрепанный мошенник.
   – Этот законченный нечестивец, – с достоинством продолжил дядя Освальд, – имел дерзость представиться мне здесь – в этой самой комнате! – вашим именем и титулом.
   Герцог вопросительно взглянул на кузена.
   – На самом деле я этого не делал, – вежливо сказал лорд Каррадайс.
   – Но... – начал сэр Освальд. Лорд Каррадайс поднял руку.
   – Возможно, это и не по-джентльменски, но должен напомнить, что меня представила вам ваша внучатая племянница. – Он повернулся к Пруденс. – Мисс Мерридью, слово за вами. – Он насмешливо взглянул на нее, его взгляд выдавал дерзкий, горячий нрав.
   Негодяй! Пруденс крепче сжала сумочку. Ему явно доставляет удовольствие ее смущение. Он водил ее за нос и теперь с явным удовольствием наблюдает ее затруднительное положение. Тот факт, что она это заслужила, не уменьшил ее досады. Ей так хотелось запустить чем-нибудь в его красивое лицо.
   Неудивительно, что он нисколько не взволновался, когда она сообщила ему о фальшивой помолвке. Он знал, что ему это ничем не грозит – ведь он не герцог Динзтейбл. Он знал, что она будет выглядеть совершеннейшей простофилей. Вот злодей! Он мог бы предупредить ее, объяснить, но нет! Своим молчанием он только усугублял ее ошибку.
   В игру играют двое, милорд. Как его назвал герцог? Кажется, Гидеон. Да, его имя Гидеон.
   Она невинным взглядом посмотрела на лорда Каррадайса и с недоумением сказала:
   – Гидеон, дорогой, я ничего не понимаю. Значит, настоящий герцог не вы, а этот джентльмен? – Она в замешательстве перевела взгляд на настоящего герцога и жалобно улыбнулась. – Но почему вы... – Ее голос артистично сорвался.
   Все присутствующие молча обдумывали смысл ее слов. Пруденс с опозданием сообразила, что ее вспыльчивый характер только ухудшил ситуацию.
   Дядя Освальд вскочил с кресла.
   – Низкий обманщик! Как вы смели так подло обмануть невинную девушку? Воспользоваться чужим именем? Трусливый самозванец! Какой обман! Пытаться ослепить наивное дитя чужим титулом...
   – Дитя? – перебил его лорд Динзтейбл.
   – Ей было шестнадцать, когда этот мошенник попытался сбить ее с истинного пути. Шестнадцать!
   Герцог посмотрел на Гидеона.
   Гидеон беззаботно вытащил из кармана тонкую пачку бумаг и принялся просматривать их, не обращая внимания на происходящее. Роль похитителя сердец ему явно нравилась. Он никогда не флиртовал с невинными девицами, это было его правило. К тому же он сомневался, что разбил чье-нибудь сердце. Те особы, с которыми у него случались романы, явно им не обладали.
   Он бросил быстрый взгляд на мисс Мерридью, и его удовольствие усилилось. Какая необычная женщина. Хорошего происхождения и действительно невинная, подумал он, несмотря на ее беззастенчивое вторжение в дом к незнакомому мужчине и сообщение о тайной помолвке. А может быть, именно поэтому. Искушенная в жизни женщина не отважилась бы на такой безрассудно-смелый поступок. Гидеон понятия не имел, что за причудливую игру она ведет, но все это его весьма забавляло.
   – Вы воспользовались чужим титулом, чтобы вырвать невинное сердце из нежной девичьей груди! – пафосно воскликнул сэр Освальд и в ярости указал на него пальцем.
   Гидеон беззаботно бросил пачку бумаг в стоявший у камина ящик для угля и принялся с интересом рассматривать нежную девичью грудь. Ее изгибы тут же были прикрыты парой воинственно скрещенных рук. Он поднял глаза и встретился с пристальным взглядом Пруденс. Ее щеки полыхали огнем, грудь тяжело вздымалась от негодования под зеленым муслином. Маленькая ножка сердито притопывала по паркету. Гидеон фыркнул от смеха.
   С Пруденс было довольно. Как он смеет так на нее смотреть? От ярости у нее даже дыхание перехватило. Пора заканчивать эту игру.
   – Значит, вы обманули меня! – воскликнула она. Не в состоянии вызвать настоящие слезы, она вытащила из сумочки кружевной платок и прижала его к сухим глазам. – Все это время вы вливали в мои уши ложь! – Она подалась вперед и с беспредельным достоинством произнесла: – Я больше этого не вынесу! У вас нет стыда! Я не могу выйти замуж за человека с таким характером!
   Лорд Каррадайс, обладавший не меньшими артистическими способностями, трагически прижал руку к сердцу и отпрянул назад, безмолвно изображая раненые чувства.
   Сэр Освальд, нахмурившись, наблюдал эту патетическую сцену. Пруденс оглянулась, отчаянно подыскивая, чем закончить эту историю. И тут ее осенило!
   Она выхватила бумаги из угольного ящика.
   – Мои письма, – объяснила она сэру Освальду, потрясая бумагами перед носом лорда Каррадайса. – Вы так бессердечны, что сделали это на моих глазах! Так небрежно обойтись с ними! Все кончено, лорд Каррадайс! Я не желаю вас больше видеть! – Она театрально бросила бумаги в огонь. – Как же я была глупа! Отдать свое сердце повесе!
   Едва тлевший огонь вдруг ярко вспыхнул, рыжие языки пламени заплясали на корчившихся листках бумаги.
   – О, нет, только не это, мои billetsdoux!– с пафосом по-французски воскликнул лорд Каррадайс. – Мои любовные письма.
   Гидеон бросился к камину, тщетно пытаясь выхватить из огня обуглившиеся листки. Он обжег пальцы и пробормотал проклятие, когда листок рассыпался в его руках, превратившись в хлопья пепла.
   Ошеломленная Пруденс не сводила с него глаз. Листки рассыпались на маленькие искорки и, взлетая над языками пламени, остывали, превращаясь в грустные серые снежинки. Не может быть, чтобы он говорил всерьез. Неужели она сожгла настоящую любовную переписку? Он ведь без всякого интереса взглянул на письма и бросил их в угольный ящик. Все, что летит туда, предназначено огню. Разве не так?
   Но он так растерян, огорчен. Чувство вины жгло ей грудь.
   Что, если это действительно была любовная переписка? И угольный ящик был уловкой? Он бросил письма туда, чтобы позднее забрать их. Она сама использовала всяческие хитрости и окольные пути, чтобы спрятать от любопытных глаз редкие письма Филиппа. Кроме одного письма, которым она дорожила, письма Филиппа не были романтическими. Слог его весьма прозаичен, и письма всегда представляли собой краткий отчет о его жизни. Но она никогда бы не бросила даже самое скучное его письмо в угольный ящик.
   Пруденс закусила губу. Лорд Каррадайс смотрел на догорающие письма. Казалось, он был в полном отчаянии. Даже его выразительные глаза больше не смеялись.
   Она внутренне застонала. Почему ей в голову пришла такая безумная идея? Сначала она показалась Пруденс весьма удачной. Должно быть, умопомешательство у них в роду. Дедушка определенно очень... эксцентричен. Но даже он никогда не врывался к незнакомым герцогам с несусветными заявлениями и, уж конечно, не сжигал чужую любовную переписку.
   Кто знает, может быть, автору этих писем удалось бы перевоспитать повесу. Она слышала, что любовь на это способна.
   Она подумала о дорогом ей письме Филиппа. «Ты – единственная мечта, которая держит меня в живых в этой дыре на краю земли».
   В любую минуту лорд Каррадайс может в гневе оставить игру и расскажет о ее дерзкой выходке дяде Освальду и герцогу. Тогда ей придется во всем признаться. Она знала, что за этим последует: ее с позором отправят в Норфолк. И ни ей, ни сестрам больше никогда не удастся сбежать.
   Пруденс почувствовала приступ дурноты. Она считала, что придумала очень умный план, но оказалось, что она все погубила.
   Лорд Каррадайс тяжело вздохнул. Глаза всех тут же обратились к нему.
   – Стоило попытаться, – не обращая ни на кого внимания, печально сказал он.
   Пруденс со стыдом вспомнила, что он обжег пальцы. Даже обуглившийся клочок письма возлюбленной лучше, чем ничего.
   – Что ж, обман в конце концов должен был раскрыться, – добавил он. – Правда всегда выходит наружу. – Он печально посмотрел на Пруденс.
   Обман! Он собирается выдать ее. Пруденс глубоко вздохнула и приготовилась к худшему.
   – Простите, что ввел вас в заблуждение, мисс Мерридью.
   Пруденс от неожиданности заморгала.
   – Ты хочешь сказать, что действительно ввел в заблуждение эту юную леди, Гидеон? – Герцог был удивлен.
   Лорд Каррадайс повел плечом и застенчиво потупился.
   – Ты же знаешь, Эдуард, обо мне идет слава никудышного бездельника. На девушек твой титул производит гораздо большее впечатление, чем мой.
   Герцог прищурился, но ничего не сказал. Пруденс едва дышала.
   – Вы, сударь, позорите свое имя! – нарушил тишину дядя Освальд. – Наговорить девушке романтических историй – это одно, а представиться герцогом и тайно обручиться – совсем другое! И это бедное доверчивое дитя ждало, когда вы поговорите с ее дедушкой или со мной – как подобает мужчине – почти четыре с половиной года!
   – Четыре с половиной года, четыре с половиной месяца, четыре с половиной минуты... – Лорд Каррадайс томно посмотрел на Пруденс. – Когда любишь, время не имеет значения.