Страница:
– А там двоюродные сестрички тоже указали ей на дверь, – мрачно добавил Дэниел.
– Где же она? – спросил Бриан, сжимая руки, словно молил нас о помощи. – Пожалуйста, скажите мне, где она.
– Не знаем, – отвечал Дэниел. – Но мы отыщем ее. Что мне передать ей от тебя?
– Скажите, что я по-прежнему люблю ее. И мне нет ни до кого из них дела – до моих родителей и ее родичей. Скажите, если она убежит еще раз, я убегу вместе с ней. У меня есть мотоцикл.
– Молодец! – похвалил Джон. – Пей чай. Можешь довериться Дэниелу. Если кто и отыщет Селиму, так это он.
– А Селима рассказывала тебе о том, что происходило в магазине? – поинтересовался Дэниел.
– Ей нравилась эта работа, – отвечал Бриан. – И нравилась Джулиетт. И шоколад тоже. А вот Георгий, помощник, – нет. Она его терпеть не могла. Не знаю, почему. Я спрашивал ее, не пристает ли он к ней, ну, знаете, со всякими предложениями, но она говорила, что нет. Я очень за нее беспокоюсь.
– Мы тоже, – кивнул Дэниел. – Но надеюсь, ей ничто не угрожает. Напиши, как тебя найти, и я позвоню, как только смогу. Кстати, она тебе не звонила?
– Даже сообщения не оставила, – печально вздохнул Бриан. – Уж и не знаю, что ей мама наговорила! Мама хочет, чтобы все мы женились лишь на тех, кого она знает.
– Я найду ее, – пообещал Дэниел и похлопал безутешного влюбленного по плечу.
Да, беспокойный выдался денек! Пожалуй, я не прочь и поскучать для разнообразия.
Когда я вернулась в булочную, Кайли уже оправилась от пережитого потрясения.
– Ну разве он не клевый?
– Еще какой клевый! – кивнула я.
– Это все равно что быть брошенной ради Брэда Пита, – рассудительно заметила она. – За таким красавчиком любой побежит, – заключила Кайли.
Я порадовалась, что раны девушки оказались не слишком глубокими. Но ее следующее замечание снова внушило мне тревогу:
– Жаль, что он голубой. Интересно…
– Забудь об этом, – посоветовала я. – Вокруг полно симпатичных мужчин. Ты ведь не собираешься отбивать его у Джона, верно?
Не следовало мне этого говорить! Но что бы я ни сказала – все равно было бы только хуже. Постепенно все успокоилось. Мы закончили торговлю под жизнерадостные усилия группы «They Might Be Giants» с песней «Джеймс Кей Полк». Я поставила эту кассету, чтобы уборка лучше спорилась. Вообще-то я люблю музыку, только не с утра пораньше.
Мы с Дэниелом отправились соснуть в кошачьей компании: нам обоим предстоял долгий вечер. Дэниелу – партия в шахматы, а потом дежурство в «Супах рекой», а мне еще надо было поговорить с профессором; вечером же я ждала на ужин Джанет Уоррен – известную ночную птицу. С тех пор как в моей жизни появился Дэниел, я стала лучше спать днем. Это отметил даже Горацио.
Глава двенадцатая
– Где же она? – спросил Бриан, сжимая руки, словно молил нас о помощи. – Пожалуйста, скажите мне, где она.
– Не знаем, – отвечал Дэниел. – Но мы отыщем ее. Что мне передать ей от тебя?
– Скажите, что я по-прежнему люблю ее. И мне нет ни до кого из них дела – до моих родителей и ее родичей. Скажите, если она убежит еще раз, я убегу вместе с ней. У меня есть мотоцикл.
– Молодец! – похвалил Джон. – Пей чай. Можешь довериться Дэниелу. Если кто и отыщет Селиму, так это он.
– А Селима рассказывала тебе о том, что происходило в магазине? – поинтересовался Дэниел.
– Ей нравилась эта работа, – отвечал Бриан. – И нравилась Джулиетт. И шоколад тоже. А вот Георгий, помощник, – нет. Она его терпеть не могла. Не знаю, почему. Я спрашивал ее, не пристает ли он к ней, ну, знаете, со всякими предложениями, но она говорила, что нет. Я очень за нее беспокоюсь.
– Мы тоже, – кивнул Дэниел. – Но надеюсь, ей ничто не угрожает. Напиши, как тебя найти, и я позвоню, как только смогу. Кстати, она тебе не звонила?
– Даже сообщения не оставила, – печально вздохнул Бриан. – Уж и не знаю, что ей мама наговорила! Мама хочет, чтобы все мы женились лишь на тех, кого она знает.
– Я найду ее, – пообещал Дэниел и похлопал безутешного влюбленного по плечу.
Да, беспокойный выдался денек! Пожалуй, я не прочь и поскучать для разнообразия.
Когда я вернулась в булочную, Кайли уже оправилась от пережитого потрясения.
– Ну разве он не клевый?
– Еще какой клевый! – кивнула я.
– Это все равно что быть брошенной ради Брэда Пита, – рассудительно заметила она. – За таким красавчиком любой побежит, – заключила Кайли.
Я порадовалась, что раны девушки оказались не слишком глубокими. Но ее следующее замечание снова внушило мне тревогу:
– Жаль, что он голубой. Интересно…
– Забудь об этом, – посоветовала я. – Вокруг полно симпатичных мужчин. Ты ведь не собираешься отбивать его у Джона, верно?
Не следовало мне этого говорить! Но что бы я ни сказала – все равно было бы только хуже. Постепенно все успокоилось. Мы закончили торговлю под жизнерадостные усилия группы «They Might Be Giants» с песней «Джеймс Кей Полк». Я поставила эту кассету, чтобы уборка лучше спорилась. Вообще-то я люблю музыку, только не с утра пораньше.
Мы с Дэниелом отправились соснуть в кошачьей компании: нам обоим предстоял долгий вечер. Дэниелу – партия в шахматы, а потом дежурство в «Супах рекой», а мне еще надо было поговорить с профессором; вечером же я ждала на ужин Джанет Уоррен – известную ночную птицу. С тех пор как в моей жизни появился Дэниел, я стала лучше спать днем. Это отметил даже Горацио.
Глава двенадцатая
Мы проснулись уже в сумерках. Приняли душ и оделись сообразно нашим будущим планам. Я не собиралась никуда выходить, поэтому выбрала темно-бордовое платье с золотыми хризантемами. Ужин будет без затей: куриный суп, телятина с оливками по рецепту бабушки Чапмен, тушеные овощи и шоколадные маффины на десерт. Джанет всегда была неприхотлива в еде.
Я вынула продукты из холодильника, где они размораживались в течение дня. Несколько недель назад на меня вдруг напало обжорство. Тогда-то я и открыла, что мясо намного дешевле, если его покупать у мясника оптом, а готовить три двойные порции телятины с оливками не труднее, чем одну; зато экономишь время на готовке и мытье посуды. Для меня самое трудное – собраться с духом, а готовить я люблю не спеша, в свое удовольствие и не надрываясь. Поэтому зима – лучший сезон для моих кулинарных экспериментов. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на лущение гороха, если, конечно, это не ваше излюбленное времяпрепровождение. О себе я такого сказать не могу.
Дэниел поцеловал меня на прощание и отправился играть в шахматы с Кеплером, пообещав, когда вернется, рассказать, как они справились с той знаменитой партией. А ночью ему предстояло дежурство в «Супах рекой». Он уходил, а я смотрела ему вслед и видела, как раздувается на ходу его кожаная куртка. Потом я поднялась в «Дионисий», где поймала профессора, который как раз собирался идти ужинать. Без лишних расспросов он снабдил меня всем необходимым, и я возвратилась к себе, довольная тем, что теперь-то Дарен Божий Парень у меня в руках.
Я вернулась на кухню. Достала тарелки и приборы. И все это время мысли мои были заняты печальной судьбой Селимы и Бриана. Я никак не могла представить себе счастливую развязку их истории: ведь для этого им обоим пришлось бы порвать со своими семьями. Чем старше я становлюсь, тем больше жалею о том, что у меня нет семьи. Мои родители еще живы, но от них проку мало. Они живут в халупе в Нимбине (с выгребной ямой вместо туалета – бр-р!), мастерят свечи, получают пособие по безработице и придерживаются строгой вегетарианской диеты: питаются лишь фруктами, упавшими с дерева, да картошкой, которая приказала долго жить от старости или покончила жизнь самоубийством с отчаяния, о чем официально уведомила письмом с заверенной подписью. Но им такое существование по душе. Когда-то они и меня пытались приобщить к подобному образу жизни. В результате я отморозила себе все, что могла, и заработала пневмонию (мама считала, что обувать детей – глупый предрассудок, дескать, это лишает маленьких крошек контакта с землей). В конце концов я чуть совсем не зачахла (отец не верил в антибиотики). Меня спасла бабушка. Она как волк проникла в овчарню и похитила меня, заявив родителям, что таким как они вообще нельзя иметь детей. Отец и мать присылали мне подарки на день летнего солнцестояния, а я в отместку отправляла им агрессивно христианские рождественские открытки, чтобы вернее их отвадить. Я боялась – вдруг им вздумается приехать к нам погостить на холодное время года: как-то раз отец упомянул об этом вскользь.
Бабушки Чапмен уже давно нет на свете. Другие мои бабушка и дедушка умерли еще раньше. Возможно, где-то у меня есть двоюродные братья и сестры, но мне о них ничего неизвестно. Зато у меня немало друзей. А друзей ты уже выбираешь сам. Звонок в дверь прервал мои стенания, не дав вдосталь поплакать над моим сиротством. Я открыла дверь.
– Коринна, как приятно тебя видеть! – Джанет кинулась ко мне с объятиями. – А ты поправилась. Тебе идет.
– Ты тоже отлично выглядишь, – сказала я, обнимая подругу.
Джанет по-прежнему носила короткую стрижку, но я заметила, что в светлых прядях уже проглядывает первая седина. Джанет – коренастая и мускулистая. Говорят, она здорово танцует. Конечно, всегда ведет. Не знаю, почему лесбиянок так привлекают бальные танцы, но что есть, то есть. Я провела гостью в комнату, и мы уселись на диване. Джанет сбросила туфли и вытянула ноги.
– Шикарная квартира, – похвалила она. – Привет, Горацио. Я тебя помню еще крошечным котенком. – Она почесала ему морду, и гордый кот принял это благосклонно – как знак старой дружбы.
– Зачем ты летишь в Сингапур?
– Я теперь компаньон фирмы, – начала объяснять она, а я тем временем разыскала открывашку и выставила бутылки с ее любимым пивом «Сквайрз». На мой вкус оно сильно отдает дрожжами, но для истинных любителей пива, видимо, подобно нектару. Себе я налила вина. Джанет взяла бокал и с довольным видом сделала первый глоток. – И вот у нас в правлении нашлись идиоты, которые решили купить акции Сингапурского банка. Дескать, это выгодная сделка. Вот я и лечу, чтобы на месте доказать, что это совсем не так.
– Ясное дело, что нет, – поддержала я. – Этак к концу финансового года вам, глядишь, придется подрабатывать стиркой.
– А как твое движение капиталов? – поинтересовалась она.
– Неплохо. Нет долгов, нет займов, нет проблем. Даже налог с продаж на уровне современных требований. Попробуй эти сырные штучки, они на самом деле вкусные. Ужин будет готов через полчаса.
– Мел ворчит, что нас-де отсылают на тропический курорт, – продолжала Джанет. – Она не выносит жару. Я обещала ей по кондиционеру в каждой комнате и, конечно, позабочусь об этом. Зато у нее будет время закончить свою диссертацию. Вот она защитится – и я задам пир на весь мир! У меня эта диссертация уже в печенках сидит.
– О сафистках? – уточнила я, напрягая память. – Париж, двадцатые годы?
– Совершенно верно. Именно о сафистках, – простонала она. – Именно в Париже. И именно в двадцатые годы. Все разговоры, все отрывки из дневников и стихотворений, все фото и газетные статьи, каждое воспоминание о Гертруде и Элис и женщинах из «Клозери де Лила» и с улицы Мадлен. С ума от них можно сойти, уж поверь мне, – она усмехнулась и зачерпнула еще пригоршню сырных чипсов.
– Да, это будет настоящее торжество, – согласилась я и вдруг почувствовала, как соскучилась по Джанет. Почему я не пригласила ее раньше? Хотя она сама тоже не объявлялась.
– Я думала, ты хочешь побыть одна: зализать раны, наладить дело, – ответила подруга на мой невысказанный вопрос, как это часто случалось и прежде. – Я очень обрадовалась твоему звонку. А что случилось с этим гадом, твоим бывшим, как, бишь, звали это ничтожество? Джеймс, кажется?
– Вкалывает на какую-то корпорацию, ведущую весьма рискованные операции с ценными бумагами и занимающуюся финансовыми спекуляциями, – ответила я.
Джанет фыркнула.
– Ну еще бы! Могла бы и сама догадаться! Вот увидишь, в один прекрасный день он вылетит в трубу. У нас неподходящий климат для авантюристов. Люди любят долгосрочные вклады, пусть даже они не столь прибыльны.
– Так о чем все же шла речь в той газетной передовице? – спросила я. – Отчасти именно она подтолкнула меня позвонить тебе. Я давно отстала от дел, но хотелось бы понять, к чему все эти намеки. Сама я разобраться не могу.
– Пока, насколько мне известно, это только слухи, – ответила Джанет, не торопясь. – Но не исключено, что нам следует ждать большого обвала – прямо с чистого неба. В городе поговаривают, это связано с увольнением старшего бухгалтера «Мегатериума». Вроде выглядело это так: отключили компьютер, и охрана выпроводила его под ручки за дверь. Никаких объяснений. Кажется, его звали Бенджамен, судя по всему, неплохой парень. Жена и дети в Кью. Судачат о крупных спекуляциях: тут тебе и двойная бухгалтерия, и уклонение от налогов, и чрезмерные кредиты, даже отмывание денег. Сама я дел с «Мегатериумом» не вела, но посоветовала всем своим клиентам, пока не поздно, забрать оттуда вклады. Но дело не только в «Мегатериуме». Поговаривают, и другие банки ненадежны. Я что-то не припомню банковских банкротств в прежние годы.
– А это не пирамида? – спросила я. Она снова хмыкнула.
– Ну, это в прошлом. Нет, нас ждет нечто новенькое, но не менее паршивое, – заключила Джанет тоном банкира, уверенного, что его клиентам ничего не угрожает. – Так что – заработала я себе на ужин? Открой-ка еще одну бутылочку «Сквайрз», дорогуша, да покорми меня поскорее. Умираю от голода. От всех этих разговоров у меня уже в желудке урчит.
– Сейчас все будет готово.
Ужин удался на славу. Джанет отдала должное телятине и вспомнила, что я и раньше ее такой угощала. Вполне возможно: это одно из моих любимых блюд, да и замораживать его просто. К тому же добывание еды из замерзшей глыбы при помощи топорика – полезное физическое упражнение, особенно если вы в плохом настроении, а я именно в таком и пребывала, пока не бросила Джеймса и не перебралась в «Инсулу». Когда пришел черед шоколадных маффинов, Джанет довольно улыбнулась.
– Хорошо, что нет Мел. Она утверждает, что у меня слишком высокий уровень холестерина и готовит мне только здоровую пищу. Не то чтобы эта еда была совсем безвкусная. Но на маффины с шоколадной начинкой рассчитывать не приходится. Это твой ученик постарался?
– Его шедевр, – подтвердила я с гордостью. – Думаю, этого достаточно для вступления в гильдию.
Я рассказала ей о Джейсоне, о Кайли и Госсамер и о том, как мне иногда удается убедить девчонок прибавить пару килограммов весу. Мы посплетничали о моих соседях – профессоре и миссис Доусон.
Джанет присвистнула.
– Так вот где она скрывается! Интересно.
– Ты что, ее знаешь?
– Дорогая, выходит, ты совсем не читаешь светскую хронику? Еще шесть месяцев назад она была хозяйкой известного салона, устраивала большие вечеринки для художников и славилась благотворительностью. А потом просто сложила вещички, продала дом в Брайтоне и исчезла.
– Почему?
– Никто не знает. Поговаривают, что у нее плохой диагноз. Видимо, решила распорядиться тем, что имеет, пока жива. Так вот она где обосновалась! – Джанет снова присвистнула.
– Что ж, она богата, иначе бы ей нипочем не купить квартиру в «Инсуле», – заметила я. – И отлично одевается. Но больной она не выглядит. Наоборот – цветущей. Каждое утро совершает оздоровительные прогулки, любуется осенними листьями.
– Значит, она неплохо устроилась, – рассудила Джанет. – Как и ты. Видимо, в этом причина. Что ж, отлично посидели, – сказала она, вставая. – Куда я подевала туфли? Ах вот они где! – На них расположился Горацио. Джанет осторожно подвинула кота ногой в чулке. – Все уже собрано, но я вечно что-нибудь забываю. Спокойной ночи, – и она еще раз обняла меня на прощание. – Вернусь – позвоню, тогда, может, и устроим вечеринку, отметим завершение этой диссертации.
Я проводила подругу до двери. И, слава богу, не заметила на площадке ни здоровяков-двойняшек Тейта и Булла, ни долговязого верзилы, который мстит всем и вся за смерть отца, погибшего на Эвересте. От этого вечер стал казаться еще лучше. Джанет села в красный «БМВ» и укатила, бросив парковочный талон на кипу таких же на соседнем сиденье: она всегда парковалась где хотела и расплачивалась за свой выбор. Все честно.
Я направилась назад в квартиру, но чуть помедлила у лифта: мне показалось, я услышала мяуканье. Я остановилась и позвала, но никто не отозвался. Видимо, это ветер свистел в шахте.
Я погрузилась в роскошную ванну с розовым ароматом, а потом завернулась в стеганый халат – подарок Джона. Позвонил Дэниел и спросил, не хочу ли я полюбоваться на бессмертную партию. Я все еще за него волновалась и поэтому приняла приглашение. Я почти ничего не смыслю в шахматах. Как-то раз, влюбившись в одного парня, я посетила с ним девять хоккейных матчей кряду; будем надеяться, что шахматы окажутся менее скучными. Неужели может быть что-то скучнее хоккея!
На самом деле шахматы оказалась на удивление увлекательной игрой. Никто прежде не удосуживался растолковать мне, что там в них к чему. Но на этот раз и фигуры были достаточно большие, так что я могла отличить одну от другой.
– Шахматы – это как бы война, – начал объяснять Кеплер, освобождая мне место на диване. – Но война войне рознь. Есть изматывающие войны, а есть молниеносные: несколько удачных маневров и – победа!
– К тому же в шахматах нет крови, нет убитых и нет лишений, – вставил Джон, который ненавидел войну во всех ее проявлениях, кроме шахмат.
– Здесь у нас партия Адольфа Андерсена – одна из самых знаменитых из всех, когда-либо сыгранных, – сказал Дэниел. – Она начинается традиционно.
Он передвинул королевскую пешку на Е4. Этот ход даже я знаю. Черные делают то же самое, потом белые ходят еще одной пешкой, и пешка съедает пешку. До этого момента мне все ясно. Но Андерсен сделал ход слоном, его противник Кизеритский пошел королевой – шах. Белые сделали рокировку.
А потом шахматы затанцевали у меня перед глазами. Никогда мне не разобрать, что хотят сообщить эти фигуры и что они означают для двух посвященных – Кеплера и Дэниела. Но, кажется, я получила смутное представление о том, что такое «элегантное» решение шахматной задачи. Расположение фигур в центре поля постепенно менялось. Шах – и ответный шах. Черные сгруппировались вокруг короля и топтались на месте. А белые преспокойно пересекали доску из конца в конец, ничего не опасаясь, и жертвовали собой ради позиционных преимуществ. Совсем немного ходов – Дэниел уверяет, что их было двадцать два, – и черного короля окончательно загнали в безвыходное положение. Игра закончилась. Половина белых фигур, в том числе королева, сложили головы на этом поле. Но белый король добился победы.
Это было здорово. По крайней мере получше хоккейных матчей. Когда игра закончилась, я попрощалась и вернулась домой. Интересно, научит ли Дэниел и меня играть в шахматы? Я всегда считала, что это игра для чокнутых – тех, кого называют «ботаниками». Но все равно было интересно. Заинтригованная, я заснула.
Итак, пятница. Слава богу, завтра суббота. За завтраком я снова взялась за газету, теперь для меня кое-что прояснилось. «Мегатериум». Я всегда считала их надежными. Видимо, все меняется. Я покормила Горацио и в душе позавидовала ему: он-то волен спать сколько хочет. Если все-таки, что маловероятно, реинкарнации действительно существуют, хорошо бы в следующей жизни стать котом. И чтобы у меня была такая хозяйка, как я. Мероу утверждает, что у меня есть шанс, поскольку с моей кармой я, может, и не дотяну вновь до человека. Что ж, меня это вполне устраивает.
Спустившись в пекарню, я обнаружила, что там еще темно. И не обнаружила никаких признаков присутствия Джейсона, который в это время обычно уже ставил первые противни в печку. Я открыла дверь: вдруг он потерял ключи, но на пороге никого не было. Я вытащила мешки с мукой, залила воду, включила тестомешалку и взялась за работу. Мышиная Полиция предъявила свою добычу: пять крыс, пять мышей и голубь; последний трофей меня озадачил. Я выдала им вознаграждение, вычистила их поддон и выпроводила кошек на улицу – поджидать, когда настанет пора раздачи рыбных потрохов.
День шел своим чередом – так, как это было до появления в моей жизни Джейсона. Но я уже привыкла к нему, и его отсутствие меня тревожило. Что с ним стряслось? Парнишке всего-навсего пятнадцать.
Тесто поднялось. Придется мне сегодня самой заняться маффинами. Сделаю с черникой – они попроще. Но даже они не пойдут ни в какое сравнение с выпечкой Джейсона.
Время шло. Я начинала не на шутку сердиться на Джейсона: чем больше я за него волновалась, тем больше сердилась. Сырые буханки отправлялись в печь и выходили оттуда подрумяненными. Разносчица Меган объявилась перед моей дверью раньше, чем я успела приготовить для нее заказанный хлеб.
– Обожди минутку, – попросила я. – Мой ученик сегодня не вышел, вот я и кручусь как белка в колесе, ничего не успеваю.
– Джейсон? – удивилась Меган. – Давайте я помогу вам с этими лотками. Вы читайте, чего сколько заказано, а я буду проверять.
Мы разложили хлеб по разным лоткам, для каждого ресторана отдельно; Меган задорно бипнула и умчалась на своем драндулете.
– Ему у вас нравилось, – сказала она на прощание. – Вернется.
Надеюсь, она права. Я трудилась одна, и мне некогда было рассиживаться, но работа в пекарне всегда была мне в радость. К приходу Госс я выложила весь хлеб на полки, и мы вместе открыли магазин.
– А где Джейсон? – спросила она.
– Понятия не имею, – проворчала я, и Госс не стала приставать ко мне с расспросами.
Я уже почти решила уволить юного наглеца, как только его увижу, но тут заметила Дэниела: он и Чез Ли шли по Каликоу-элли. Дэниел нес что-то вроде манекена: ноги болтаются, голова качается из стороны в сторону.
Но это был не манекен. Это был Джейсон. Дэниел опустил его на мешки из-под муки, на которых любила нежиться Мышиная Полиция. Мальчишка был весь в грязи и стонал.
– Что с ним стряслось?
– Передозировка, – объяснил Дэниел. – Так частенько случается, когда они пробуют снова колоться после перерыва. Берут ту же дозу, что и прежде, а организм уже отвык. Его сразу вырубило. Ничего, скоро очнется. Мы нашли его за рынком.
– Это я его нашел, – поправил Чез. – Но я не сразу понял, что к чему. Ей-богу, у него и в мыслях не было снова садиться на иглу.
– Посмотри на его руку, – сказал Дэниел, – и ты увидишь свеженький след от укола.
Но Чез стоял на своем.
– Верно, но он просто пришел мне помочь. И помог. Распродал все, никто и глазом моргнуть не успел. Мы пошли перекусить и встретили его бывших приятелей. Джейсон купил им всем гамбургеры. Они немного поболтали, а потом он сказал, что ему пора возвращаться. Я думал, он ушел. Но один из этих типов сказал, что Джейсона-де кто-то разыскивал, вот я и забеспокоился. Утром пошел его искать и услышал, что кто-то стонет в мусорном контейнере. Тут как раз объявился Дэниел с «Супами», и я попросил его посмотреть, кто там внутри.
– Я сразу вызвал «скорую», и они ввели ему наркан. Я решил, что лучше привезти его сюда, чем отправлять в больницу.
– Джейсон, – позвала я и осторожно потрясла парнишку за плечо. – Джейсон!
Он чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. От него воняло так, что любой бы догадался: он провел ночь на помойке. Дэниел был похож на смуглого ангела, опечаленного тем, что его подопечные упорно стремятся причинить себе вред.
– Скоро у него начнется жажда, – предупредил он. – Приготовь воду, Коринна. Спасибо, что помог его донести, Чез.
– Без проблем, – отмахнулся Чез. – Пойду проведаю братишку Кепа. А потом – дела не ждут…
– Ясно, – кивнул Дэниел. Чез остановился на пороге.
– Вы только не очень на него напускайтесь, – попросил он меня. – Он не нарочно, за это я ручаюсь.
– Ладно, – пообещала я.
Чез ушел, прихватив по пути маффин.
Джейсон застонал. Мне было его ни чуточки не жалко. Но наркоманы есть наркоманы, и, похоже, ему было по-настоящему паршиво. Я присела на корточки и приподняла рукой его голову.
– Выпей-ка воды, – сказала я.
Он выпил. Я поддерживала его, пока он не пришел немного в себя и не взял чашку из моих рук.
– Посмотри на его запястья, – сказал вдруг Дэниел. Я посмотрела.
На коже остались красные круги, которые темнели прямо на глазах. Я так злилась на Джейсона, что не в силах была говорить.
– Да он, судя по всему, весь в синяках.
– Извини, – Дэниел неожиданно схватил меня за запястье. – Попробуй посопротивляться. – Я подчинилась, он же изо всех сил пытался разогнуть мою руку в локте. Когда он наконец меня отпустил, на запястье и предплечье остались красные следы – точно такие же, как у Джейсона. Я остолбенела.
– Господи, Дэниел, ты что, считаешь, кто-то насильно вколол ему дозу? – Моя злоба на Джейсона требовала выхода, и вот нашелся повод. – Выходит, какой-то негодяй скрутил его и насильно ввел героин?
– Их было по крайней мере двое, – отвечал Дэниел. – Джейсон – парень проворный, сильный и осторожный. В одиночку с ним не справишься.
– Ты поможешь мне поквитаться с ними? – спросила я.
– С удовольствием, – невесело усмехнулся он.
– На сколько это отбросит его назад? Он теперь снова возьмется за старое?
– Трудно сказать.
Джейсон допил воду, и к нему вернулся голос.
– Простите, – пробормотал он виновато и расплакался. – Простите, Коринна.
– Ладно, – я погладила мальчишку по волосам. – Ты не виноват.
– А я-то пошел туда похвалиться, – пробормотал он. – Показать им, что я не слабак. А они меня подловили. Двое. Близнецы, Дэниел, это были Близнецы. Вкололи мне полную дозу, и все у меня выпытывали, и я им все рассказал. Все, о чем они спрашивали. Гады, – и тут он расплакался так, что все его тощее тело сотрясалось от рыданий.
Я дала ему немного выплакаться.
– А теперь – живо в ванную, – велела я. – А потом завтракать в кафе «Вкуснотища». А тряпки свои сунь в машину.
– Вы меня не уволите? – спросил он жалобно, глядя на меня одним здоровым глазом. На лице его прилипли засохшие кусочки фруктов.
– Нет, – пообещала я.
Джейсон наклонился и прошептал мне на ухо ужасное признание:
– Мне понравилось. Понимаете, понравилось. Мне было хорошо.
– Ясное дело. Поэтому ты в свое время и стал наркоманом. Но сейчас-то ты завязал, верно? Давай-ка пошевеливайся, пора уже хлеб продавать. Дэниел, помоги ему, пожалуйста. Надеюсь, горячая вода и антисептическое мыло смогут залечить его синяки хоть немного, в ванной есть бетадин и мазь от ушибов. Поторопитесь, джентльмены, время не ждет.
Дэниел почему-то обнял меня. Я пошла в булочную и рассказала Госс, что произошло. Она была потрясена.
– Не замечала ли ты, чтобы тут поблизости крутился такой усатый здоровяк? – спросила я.
– Не-а. Усы – это класс!
Похоже, усы – вторичное средство сексуальной привлекательности.
– Увидишь – сразу мне скажи. Дэниел приводит в порядок Джейсона, а потом мы с ним снова отправимся в тюрьму. Надеюсь, в последний раз. Помоги нам Господь, как сказала бы сестра Мэри. Управишься сама в магазине? Заказы я уже все с разносчицей отправила. Да, можешь одолжить мне свой большой серебряный крест и ту другую здоровенную серебряную висюльку?
– Я справлюсь, – заверила она. – Когда продам весь хлеб, закрою магазин. Я теперь даже выручку сдавать научилась. А Джейсон поправится?
– Не знаю. Когда он сможет связно объясняться, надо будет позвать Лепидоптеру. Пусть ей все расскажет. И тогда эти мерзавцы еще поплатятся.
– Правильно, Коринна, – поддержала меня Госс. – Поначалу этот Джейсон мне не очень-то нравился, но под вашим присмотром он вроде стал ничего. Пойду принесу вам эти вещички.
И она ушла. Госс и Кайли скупают украшения так, как другие скупают наркотики – ненасытно. Вскоре Госс вернулась с серебряным крестом, который был способен отогнать любых вампиров и оборотней, – этакий талисман на все случаи жизни. Я повесила его себе на шею, где уже болтался тяжелый знак Водолея, который я спрятала под рубашку. Я поднялась наверх – проверить, как самочувствие пострадавшего.
Я вынула продукты из холодильника, где они размораживались в течение дня. Несколько недель назад на меня вдруг напало обжорство. Тогда-то я и открыла, что мясо намного дешевле, если его покупать у мясника оптом, а готовить три двойные порции телятины с оливками не труднее, чем одну; зато экономишь время на готовке и мытье посуды. Для меня самое трудное – собраться с духом, а готовить я люблю не спеша, в свое удовольствие и не надрываясь. Поэтому зима – лучший сезон для моих кулинарных экспериментов. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на лущение гороха, если, конечно, это не ваше излюбленное времяпрепровождение. О себе я такого сказать не могу.
Дэниел поцеловал меня на прощание и отправился играть в шахматы с Кеплером, пообещав, когда вернется, рассказать, как они справились с той знаменитой партией. А ночью ему предстояло дежурство в «Супах рекой». Он уходил, а я смотрела ему вслед и видела, как раздувается на ходу его кожаная куртка. Потом я поднялась в «Дионисий», где поймала профессора, который как раз собирался идти ужинать. Без лишних расспросов он снабдил меня всем необходимым, и я возвратилась к себе, довольная тем, что теперь-то Дарен Божий Парень у меня в руках.
Я вернулась на кухню. Достала тарелки и приборы. И все это время мысли мои были заняты печальной судьбой Селимы и Бриана. Я никак не могла представить себе счастливую развязку их истории: ведь для этого им обоим пришлось бы порвать со своими семьями. Чем старше я становлюсь, тем больше жалею о том, что у меня нет семьи. Мои родители еще живы, но от них проку мало. Они живут в халупе в Нимбине (с выгребной ямой вместо туалета – бр-р!), мастерят свечи, получают пособие по безработице и придерживаются строгой вегетарианской диеты: питаются лишь фруктами, упавшими с дерева, да картошкой, которая приказала долго жить от старости или покончила жизнь самоубийством с отчаяния, о чем официально уведомила письмом с заверенной подписью. Но им такое существование по душе. Когда-то они и меня пытались приобщить к подобному образу жизни. В результате я отморозила себе все, что могла, и заработала пневмонию (мама считала, что обувать детей – глупый предрассудок, дескать, это лишает маленьких крошек контакта с землей). В конце концов я чуть совсем не зачахла (отец не верил в антибиотики). Меня спасла бабушка. Она как волк проникла в овчарню и похитила меня, заявив родителям, что таким как они вообще нельзя иметь детей. Отец и мать присылали мне подарки на день летнего солнцестояния, а я в отместку отправляла им агрессивно христианские рождественские открытки, чтобы вернее их отвадить. Я боялась – вдруг им вздумается приехать к нам погостить на холодное время года: как-то раз отец упомянул об этом вскользь.
Бабушки Чапмен уже давно нет на свете. Другие мои бабушка и дедушка умерли еще раньше. Возможно, где-то у меня есть двоюродные братья и сестры, но мне о них ничего неизвестно. Зато у меня немало друзей. А друзей ты уже выбираешь сам. Звонок в дверь прервал мои стенания, не дав вдосталь поплакать над моим сиротством. Я открыла дверь.
– Коринна, как приятно тебя видеть! – Джанет кинулась ко мне с объятиями. – А ты поправилась. Тебе идет.
– Ты тоже отлично выглядишь, – сказала я, обнимая подругу.
Джанет по-прежнему носила короткую стрижку, но я заметила, что в светлых прядях уже проглядывает первая седина. Джанет – коренастая и мускулистая. Говорят, она здорово танцует. Конечно, всегда ведет. Не знаю, почему лесбиянок так привлекают бальные танцы, но что есть, то есть. Я провела гостью в комнату, и мы уселись на диване. Джанет сбросила туфли и вытянула ноги.
– Шикарная квартира, – похвалила она. – Привет, Горацио. Я тебя помню еще крошечным котенком. – Она почесала ему морду, и гордый кот принял это благосклонно – как знак старой дружбы.
– Зачем ты летишь в Сингапур?
– Я теперь компаньон фирмы, – начала объяснять она, а я тем временем разыскала открывашку и выставила бутылки с ее любимым пивом «Сквайрз». На мой вкус оно сильно отдает дрожжами, но для истинных любителей пива, видимо, подобно нектару. Себе я налила вина. Джанет взяла бокал и с довольным видом сделала первый глоток. – И вот у нас в правлении нашлись идиоты, которые решили купить акции Сингапурского банка. Дескать, это выгодная сделка. Вот я и лечу, чтобы на месте доказать, что это совсем не так.
– Ясное дело, что нет, – поддержала я. – Этак к концу финансового года вам, глядишь, придется подрабатывать стиркой.
– А как твое движение капиталов? – поинтересовалась она.
– Неплохо. Нет долгов, нет займов, нет проблем. Даже налог с продаж на уровне современных требований. Попробуй эти сырные штучки, они на самом деле вкусные. Ужин будет готов через полчаса.
– Мел ворчит, что нас-де отсылают на тропический курорт, – продолжала Джанет. – Она не выносит жару. Я обещала ей по кондиционеру в каждой комнате и, конечно, позабочусь об этом. Зато у нее будет время закончить свою диссертацию. Вот она защитится – и я задам пир на весь мир! У меня эта диссертация уже в печенках сидит.
– О сафистках? – уточнила я, напрягая память. – Париж, двадцатые годы?
– Совершенно верно. Именно о сафистках, – простонала она. – Именно в Париже. И именно в двадцатые годы. Все разговоры, все отрывки из дневников и стихотворений, все фото и газетные статьи, каждое воспоминание о Гертруде и Элис и женщинах из «Клозери де Лила» и с улицы Мадлен. С ума от них можно сойти, уж поверь мне, – она усмехнулась и зачерпнула еще пригоршню сырных чипсов.
– Да, это будет настоящее торжество, – согласилась я и вдруг почувствовала, как соскучилась по Джанет. Почему я не пригласила ее раньше? Хотя она сама тоже не объявлялась.
– Я думала, ты хочешь побыть одна: зализать раны, наладить дело, – ответила подруга на мой невысказанный вопрос, как это часто случалось и прежде. – Я очень обрадовалась твоему звонку. А что случилось с этим гадом, твоим бывшим, как, бишь, звали это ничтожество? Джеймс, кажется?
– Вкалывает на какую-то корпорацию, ведущую весьма рискованные операции с ценными бумагами и занимающуюся финансовыми спекуляциями, – ответила я.
Джанет фыркнула.
– Ну еще бы! Могла бы и сама догадаться! Вот увидишь, в один прекрасный день он вылетит в трубу. У нас неподходящий климат для авантюристов. Люди любят долгосрочные вклады, пусть даже они не столь прибыльны.
– Так о чем все же шла речь в той газетной передовице? – спросила я. – Отчасти именно она подтолкнула меня позвонить тебе. Я давно отстала от дел, но хотелось бы понять, к чему все эти намеки. Сама я разобраться не могу.
– Пока, насколько мне известно, это только слухи, – ответила Джанет, не торопясь. – Но не исключено, что нам следует ждать большого обвала – прямо с чистого неба. В городе поговаривают, это связано с увольнением старшего бухгалтера «Мегатериума». Вроде выглядело это так: отключили компьютер, и охрана выпроводила его под ручки за дверь. Никаких объяснений. Кажется, его звали Бенджамен, судя по всему, неплохой парень. Жена и дети в Кью. Судачат о крупных спекуляциях: тут тебе и двойная бухгалтерия, и уклонение от налогов, и чрезмерные кредиты, даже отмывание денег. Сама я дел с «Мегатериумом» не вела, но посоветовала всем своим клиентам, пока не поздно, забрать оттуда вклады. Но дело не только в «Мегатериуме». Поговаривают, и другие банки ненадежны. Я что-то не припомню банковских банкротств в прежние годы.
– А это не пирамида? – спросила я. Она снова хмыкнула.
– Ну, это в прошлом. Нет, нас ждет нечто новенькое, но не менее паршивое, – заключила Джанет тоном банкира, уверенного, что его клиентам ничего не угрожает. – Так что – заработала я себе на ужин? Открой-ка еще одну бутылочку «Сквайрз», дорогуша, да покорми меня поскорее. Умираю от голода. От всех этих разговоров у меня уже в желудке урчит.
– Сейчас все будет готово.
Ужин удался на славу. Джанет отдала должное телятине и вспомнила, что я и раньше ее такой угощала. Вполне возможно: это одно из моих любимых блюд, да и замораживать его просто. К тому же добывание еды из замерзшей глыбы при помощи топорика – полезное физическое упражнение, особенно если вы в плохом настроении, а я именно в таком и пребывала, пока не бросила Джеймса и не перебралась в «Инсулу». Когда пришел черед шоколадных маффинов, Джанет довольно улыбнулась.
– Хорошо, что нет Мел. Она утверждает, что у меня слишком высокий уровень холестерина и готовит мне только здоровую пищу. Не то чтобы эта еда была совсем безвкусная. Но на маффины с шоколадной начинкой рассчитывать не приходится. Это твой ученик постарался?
– Его шедевр, – подтвердила я с гордостью. – Думаю, этого достаточно для вступления в гильдию.
Я рассказала ей о Джейсоне, о Кайли и Госсамер и о том, как мне иногда удается убедить девчонок прибавить пару килограммов весу. Мы посплетничали о моих соседях – профессоре и миссис Доусон.
Джанет присвистнула.
– Так вот где она скрывается! Интересно.
– Ты что, ее знаешь?
– Дорогая, выходит, ты совсем не читаешь светскую хронику? Еще шесть месяцев назад она была хозяйкой известного салона, устраивала большие вечеринки для художников и славилась благотворительностью. А потом просто сложила вещички, продала дом в Брайтоне и исчезла.
– Почему?
– Никто не знает. Поговаривают, что у нее плохой диагноз. Видимо, решила распорядиться тем, что имеет, пока жива. Так вот она где обосновалась! – Джанет снова присвистнула.
– Что ж, она богата, иначе бы ей нипочем не купить квартиру в «Инсуле», – заметила я. – И отлично одевается. Но больной она не выглядит. Наоборот – цветущей. Каждое утро совершает оздоровительные прогулки, любуется осенними листьями.
– Значит, она неплохо устроилась, – рассудила Джанет. – Как и ты. Видимо, в этом причина. Что ж, отлично посидели, – сказала она, вставая. – Куда я подевала туфли? Ах вот они где! – На них расположился Горацио. Джанет осторожно подвинула кота ногой в чулке. – Все уже собрано, но я вечно что-нибудь забываю. Спокойной ночи, – и она еще раз обняла меня на прощание. – Вернусь – позвоню, тогда, может, и устроим вечеринку, отметим завершение этой диссертации.
Я проводила подругу до двери. И, слава богу, не заметила на площадке ни здоровяков-двойняшек Тейта и Булла, ни долговязого верзилы, который мстит всем и вся за смерть отца, погибшего на Эвересте. От этого вечер стал казаться еще лучше. Джанет села в красный «БМВ» и укатила, бросив парковочный талон на кипу таких же на соседнем сиденье: она всегда парковалась где хотела и расплачивалась за свой выбор. Все честно.
Я направилась назад в квартиру, но чуть помедлила у лифта: мне показалось, я услышала мяуканье. Я остановилась и позвала, но никто не отозвался. Видимо, это ветер свистел в шахте.
Я погрузилась в роскошную ванну с розовым ароматом, а потом завернулась в стеганый халат – подарок Джона. Позвонил Дэниел и спросил, не хочу ли я полюбоваться на бессмертную партию. Я все еще за него волновалась и поэтому приняла приглашение. Я почти ничего не смыслю в шахматах. Как-то раз, влюбившись в одного парня, я посетила с ним девять хоккейных матчей кряду; будем надеяться, что шахматы окажутся менее скучными. Неужели может быть что-то скучнее хоккея!
На самом деле шахматы оказалась на удивление увлекательной игрой. Никто прежде не удосуживался растолковать мне, что там в них к чему. Но на этот раз и фигуры были достаточно большие, так что я могла отличить одну от другой.
– Шахматы – это как бы война, – начал объяснять Кеплер, освобождая мне место на диване. – Но война войне рознь. Есть изматывающие войны, а есть молниеносные: несколько удачных маневров и – победа!
– К тому же в шахматах нет крови, нет убитых и нет лишений, – вставил Джон, который ненавидел войну во всех ее проявлениях, кроме шахмат.
– Здесь у нас партия Адольфа Андерсена – одна из самых знаменитых из всех, когда-либо сыгранных, – сказал Дэниел. – Она начинается традиционно.
Он передвинул королевскую пешку на Е4. Этот ход даже я знаю. Черные делают то же самое, потом белые ходят еще одной пешкой, и пешка съедает пешку. До этого момента мне все ясно. Но Андерсен сделал ход слоном, его противник Кизеритский пошел королевой – шах. Белые сделали рокировку.
А потом шахматы затанцевали у меня перед глазами. Никогда мне не разобрать, что хотят сообщить эти фигуры и что они означают для двух посвященных – Кеплера и Дэниела. Но, кажется, я получила смутное представление о том, что такое «элегантное» решение шахматной задачи. Расположение фигур в центре поля постепенно менялось. Шах – и ответный шах. Черные сгруппировались вокруг короля и топтались на месте. А белые преспокойно пересекали доску из конца в конец, ничего не опасаясь, и жертвовали собой ради позиционных преимуществ. Совсем немного ходов – Дэниел уверяет, что их было двадцать два, – и черного короля окончательно загнали в безвыходное положение. Игра закончилась. Половина белых фигур, в том числе королева, сложили головы на этом поле. Но белый король добился победы.
Это было здорово. По крайней мере получше хоккейных матчей. Когда игра закончилась, я попрощалась и вернулась домой. Интересно, научит ли Дэниел и меня играть в шахматы? Я всегда считала, что это игра для чокнутых – тех, кого называют «ботаниками». Но все равно было интересно. Заинтригованная, я заснула.
Итак, пятница. Слава богу, завтра суббота. За завтраком я снова взялась за газету, теперь для меня кое-что прояснилось. «Мегатериум». Я всегда считала их надежными. Видимо, все меняется. Я покормила Горацио и в душе позавидовала ему: он-то волен спать сколько хочет. Если все-таки, что маловероятно, реинкарнации действительно существуют, хорошо бы в следующей жизни стать котом. И чтобы у меня была такая хозяйка, как я. Мероу утверждает, что у меня есть шанс, поскольку с моей кармой я, может, и не дотяну вновь до человека. Что ж, меня это вполне устраивает.
Спустившись в пекарню, я обнаружила, что там еще темно. И не обнаружила никаких признаков присутствия Джейсона, который в это время обычно уже ставил первые противни в печку. Я открыла дверь: вдруг он потерял ключи, но на пороге никого не было. Я вытащила мешки с мукой, залила воду, включила тестомешалку и взялась за работу. Мышиная Полиция предъявила свою добычу: пять крыс, пять мышей и голубь; последний трофей меня озадачил. Я выдала им вознаграждение, вычистила их поддон и выпроводила кошек на улицу – поджидать, когда настанет пора раздачи рыбных потрохов.
День шел своим чередом – так, как это было до появления в моей жизни Джейсона. Но я уже привыкла к нему, и его отсутствие меня тревожило. Что с ним стряслось? Парнишке всего-навсего пятнадцать.
Тесто поднялось. Придется мне сегодня самой заняться маффинами. Сделаю с черникой – они попроще. Но даже они не пойдут ни в какое сравнение с выпечкой Джейсона.
Время шло. Я начинала не на шутку сердиться на Джейсона: чем больше я за него волновалась, тем больше сердилась. Сырые буханки отправлялись в печь и выходили оттуда подрумяненными. Разносчица Меган объявилась перед моей дверью раньше, чем я успела приготовить для нее заказанный хлеб.
– Обожди минутку, – попросила я. – Мой ученик сегодня не вышел, вот я и кручусь как белка в колесе, ничего не успеваю.
– Джейсон? – удивилась Меган. – Давайте я помогу вам с этими лотками. Вы читайте, чего сколько заказано, а я буду проверять.
Мы разложили хлеб по разным лоткам, для каждого ресторана отдельно; Меган задорно бипнула и умчалась на своем драндулете.
– Ему у вас нравилось, – сказала она на прощание. – Вернется.
Надеюсь, она права. Я трудилась одна, и мне некогда было рассиживаться, но работа в пекарне всегда была мне в радость. К приходу Госс я выложила весь хлеб на полки, и мы вместе открыли магазин.
– А где Джейсон? – спросила она.
– Понятия не имею, – проворчала я, и Госс не стала приставать ко мне с расспросами.
Я уже почти решила уволить юного наглеца, как только его увижу, но тут заметила Дэниела: он и Чез Ли шли по Каликоу-элли. Дэниел нес что-то вроде манекена: ноги болтаются, голова качается из стороны в сторону.
Но это был не манекен. Это был Джейсон. Дэниел опустил его на мешки из-под муки, на которых любила нежиться Мышиная Полиция. Мальчишка был весь в грязи и стонал.
– Что с ним стряслось?
– Передозировка, – объяснил Дэниел. – Так частенько случается, когда они пробуют снова колоться после перерыва. Берут ту же дозу, что и прежде, а организм уже отвык. Его сразу вырубило. Ничего, скоро очнется. Мы нашли его за рынком.
– Это я его нашел, – поправил Чез. – Но я не сразу понял, что к чему. Ей-богу, у него и в мыслях не было снова садиться на иглу.
– Посмотри на его руку, – сказал Дэниел, – и ты увидишь свеженький след от укола.
Но Чез стоял на своем.
– Верно, но он просто пришел мне помочь. И помог. Распродал все, никто и глазом моргнуть не успел. Мы пошли перекусить и встретили его бывших приятелей. Джейсон купил им всем гамбургеры. Они немного поболтали, а потом он сказал, что ему пора возвращаться. Я думал, он ушел. Но один из этих типов сказал, что Джейсона-де кто-то разыскивал, вот я и забеспокоился. Утром пошел его искать и услышал, что кто-то стонет в мусорном контейнере. Тут как раз объявился Дэниел с «Супами», и я попросил его посмотреть, кто там внутри.
– Я сразу вызвал «скорую», и они ввели ему наркан. Я решил, что лучше привезти его сюда, чем отправлять в больницу.
– Джейсон, – позвала я и осторожно потрясла парнишку за плечо. – Джейсон!
Он чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. От него воняло так, что любой бы догадался: он провел ночь на помойке. Дэниел был похож на смуглого ангела, опечаленного тем, что его подопечные упорно стремятся причинить себе вред.
– Скоро у него начнется жажда, – предупредил он. – Приготовь воду, Коринна. Спасибо, что помог его донести, Чез.
– Без проблем, – отмахнулся Чез. – Пойду проведаю братишку Кепа. А потом – дела не ждут…
– Ясно, – кивнул Дэниел. Чез остановился на пороге.
– Вы только не очень на него напускайтесь, – попросил он меня. – Он не нарочно, за это я ручаюсь.
– Ладно, – пообещала я.
Чез ушел, прихватив по пути маффин.
Джейсон застонал. Мне было его ни чуточки не жалко. Но наркоманы есть наркоманы, и, похоже, ему было по-настоящему паршиво. Я присела на корточки и приподняла рукой его голову.
– Выпей-ка воды, – сказала я.
Он выпил. Я поддерживала его, пока он не пришел немного в себя и не взял чашку из моих рук.
– Посмотри на его запястья, – сказал вдруг Дэниел. Я посмотрела.
На коже остались красные круги, которые темнели прямо на глазах. Я так злилась на Джейсона, что не в силах была говорить.
– Да он, судя по всему, весь в синяках.
– Извини, – Дэниел неожиданно схватил меня за запястье. – Попробуй посопротивляться. – Я подчинилась, он же изо всех сил пытался разогнуть мою руку в локте. Когда он наконец меня отпустил, на запястье и предплечье остались красные следы – точно такие же, как у Джейсона. Я остолбенела.
– Господи, Дэниел, ты что, считаешь, кто-то насильно вколол ему дозу? – Моя злоба на Джейсона требовала выхода, и вот нашелся повод. – Выходит, какой-то негодяй скрутил его и насильно ввел героин?
– Их было по крайней мере двое, – отвечал Дэниел. – Джейсон – парень проворный, сильный и осторожный. В одиночку с ним не справишься.
– Ты поможешь мне поквитаться с ними? – спросила я.
– С удовольствием, – невесело усмехнулся он.
– На сколько это отбросит его назад? Он теперь снова возьмется за старое?
– Трудно сказать.
Джейсон допил воду, и к нему вернулся голос.
– Простите, – пробормотал он виновато и расплакался. – Простите, Коринна.
– Ладно, – я погладила мальчишку по волосам. – Ты не виноват.
– А я-то пошел туда похвалиться, – пробормотал он. – Показать им, что я не слабак. А они меня подловили. Двое. Близнецы, Дэниел, это были Близнецы. Вкололи мне полную дозу, и все у меня выпытывали, и я им все рассказал. Все, о чем они спрашивали. Гады, – и тут он расплакался так, что все его тощее тело сотрясалось от рыданий.
Я дала ему немного выплакаться.
– А теперь – живо в ванную, – велела я. – А потом завтракать в кафе «Вкуснотища». А тряпки свои сунь в машину.
– Вы меня не уволите? – спросил он жалобно, глядя на меня одним здоровым глазом. На лице его прилипли засохшие кусочки фруктов.
– Нет, – пообещала я.
Джейсон наклонился и прошептал мне на ухо ужасное признание:
– Мне понравилось. Понимаете, понравилось. Мне было хорошо.
– Ясное дело. Поэтому ты в свое время и стал наркоманом. Но сейчас-то ты завязал, верно? Давай-ка пошевеливайся, пора уже хлеб продавать. Дэниел, помоги ему, пожалуйста. Надеюсь, горячая вода и антисептическое мыло смогут залечить его синяки хоть немного, в ванной есть бетадин и мазь от ушибов. Поторопитесь, джентльмены, время не ждет.
Дэниел почему-то обнял меня. Я пошла в булочную и рассказала Госс, что произошло. Она была потрясена.
– Не замечала ли ты, чтобы тут поблизости крутился такой усатый здоровяк? – спросила я.
– Не-а. Усы – это класс!
Похоже, усы – вторичное средство сексуальной привлекательности.
– Увидишь – сразу мне скажи. Дэниел приводит в порядок Джейсона, а потом мы с ним снова отправимся в тюрьму. Надеюсь, в последний раз. Помоги нам Господь, как сказала бы сестра Мэри. Управишься сама в магазине? Заказы я уже все с разносчицей отправила. Да, можешь одолжить мне свой большой серебряный крест и ту другую здоровенную серебряную висюльку?
– Я справлюсь, – заверила она. – Когда продам весь хлеб, закрою магазин. Я теперь даже выручку сдавать научилась. А Джейсон поправится?
– Не знаю. Когда он сможет связно объясняться, надо будет позвать Лепидоптеру. Пусть ей все расскажет. И тогда эти мерзавцы еще поплатятся.
– Правильно, Коринна, – поддержала меня Госс. – Поначалу этот Джейсон мне не очень-то нравился, но под вашим присмотром он вроде стал ничего. Пойду принесу вам эти вещички.
И она ушла. Госс и Кайли скупают украшения так, как другие скупают наркотики – ненасытно. Вскоре Госс вернулась с серебряным крестом, который был способен отогнать любых вампиров и оборотней, – этакий талисман на все случаи жизни. Я повесила его себе на шею, где уже болтался тяжелый знак Водолея, который я спрятала под рубашку. Я поднялась наверх – проверить, как самочувствие пострадавшего.