– Да, и вы приставили пушку к моему уху, – усмехнулся Берт, ничуть не смущенный этим воспоминанием. – Вы бы узнали этих бандитов, мисс?
– Да, – ответила Фрина. Отвратительные рожи Головореза номер один и Головореза номер два прочно врезались в ее память. – А вы их видели?
– Нет, но могли встречаться с ними раньше. Ты же видел Коки Биллингса, да, Сес?
– Когда и где? – спросила Фрина. Сес потер подбородок.
– Около половины первого на той же улице. С Джентльменом Джимом и Быком.
– Кто они такие?
– Скверные люди, мисс. Коки Биллингс никогда не работал с нами в доках, он карманник, обчистит любого без зазрения совести. А с недавних пор готов на все ради кокаина. Дантист дал ему немного, чтобы выдрать зуб, и с тех пор он как помешался. Джентльмен Джим – гениальный мошенник. Его прозвали Джентльменом, потому что он вечно повторяет: «Джентльмен не должен вращаться в низах общества», и все такое. Раньше при нем всегда была заточка, и он мог пустить ее в дело, если что, – похоже, у него в роду были итальяшки. А Бык – здоровый парень, настоящий гигант, но туп, как полено. Сила есть – ума не надо! Он скорее сорвет дверь с петель, чем сообразит, как открыть ее ключом. Совершенно безмозглый.
– Коки и Джентльмен Джим похожи на тех гангстеров, – заметила Фрина. – Но те были вооружены. Интересно, зачем они пырнули Сашу ножом, а не пристрелили его?
– Заточка под ребро – и дело с концом. И никакого шума. Когда Саша сбежал, они рисковали пережить очередную Бойню в День святого Валентина. [39]Если мы пойдем против них, нас ждут большие неприятности. Скверные люди, я уже сказал.
Поскольку Берт, похоже, называл «скверными людьми» только закоренелых убийц, Фрина была с ним согласна.
– Я хочу отправиться на Литтл Лон, семьдесят девять и посмотреть, что и кто там. Вы знаете это место?
– Да, прямо за синагогой. Недалеко от пересечения со Спринг-стрит. Там в основном пансионы. Ты знаешь семьдесят девятый дом, Сес?
Сес осушил бокал и с величайшей осторожностью поставил его на место.
– Темное каменное здание, приятель, в нем еще магазин есть. Там продаются всякие лекарства, пилюли Бичема [40]и все такое. Прямо по соседству с «Мамашей Джеймс».
– Удивительный парень этот Сес. У него в голове карта города! Только спроси его – и он тут же опишет любое место. Это аптека, – зачем-то прибавил Берт. – Как будто она кому-то нужна на Литтл Лоне.
– Да, Литтл Лон – настоящий бардак. Заточки, кирпичи, ботинки, разбитые бутылки – все мельбурнские банды ходят туда выяснять отношения. Вам туда нельзя, мисс.
– Это еще почему? – с угрозой в голосе спросила Фрина. – Разве в Литтл Лоне нет женщин?
– Да, шлюх там полно, но они не похожи на тех, что показывают в кино. Вряд ли на этой улице найдешь проститутку с золотым сердцем. А как они дерутся, эти девки, как мартовские кошки, – вцепляются друг другу в волосы, царапаются, орут! Смотреть тошно.
– А что происходит в «Мамаше Джеймс»? Это бордель?
– Нет, мисс, не совсем. Мамаша Джеймс приторговывает кофе, чаем, супами, сосисками с картофельным пюре и нелегальным спиртным. И пирогами, если кому-то придет в голову их купить.
– Похоже, она замечательная женщина, – вежливо и строго заметила Фрина.
Берт отличал упрямых женщин с первого взгляда.
– Ладно, мисс, что мы с Сесом должны делать?
– Быть моими проводниками и охранниками, – сказала Фрина, когда Дот достала десерт – пудинг с малиной.
– Мисс, мы с Сесом не собираемся ни с кем враждовать, кроме капиталистов.
– Попробуйте пудинг. В этой фляге чай. Подумайте еще немного. Я должна попасть в это место, но Дот не станет сопровождать меня – она приличная девушка. Там опасно, вы сами только что сказали. Я заплачу вам столько, что вы сможете купить новую машину. Мне очень нужна ваша помощь, джентльмены.
– Спасибо, но ничего не выйдет, – ответил Берт.
Сес промолчал.
– Тогда подумайте вот о чем. Кокаин – ужасная отрава. После трех-четырех доз наступает привыкание, и тогда кокаина нужно все больше и больше. Он разрушает мозг и, если его вдыхать, наносит вред глазам и горлу. Отказаться от него ужасно трудно: люди зевают, потеют, бьются в конвульсиях и судорогах, кричат от боли, страдают галлюцинациями, потом начинают чесаться и могут разодрать кожу в клочья, если их не остановить. Это страшная штука. А в это время где-то в зеленом пригороде, вдалеке от шума и криков, в чудесном доме толстяк с сигарой в зубах купается в золоте и смеется над целым миром. Какой-то капиталист, весь в кокаиновых деньгах, в собольей шубе, с личным шофером и тремя служанками. И потом, я вам тоже нужна. Услуга за услугу. Что скажете, Берт?
Фрина налила себе чаю, который, она, как ей казалось, заслужила.
Сес взглянул на Берта. От уставился в землю и долго молчал. Дот подлила ему чаю. Берт глядел вглубь дымящейся чашки, переживая мучительную внутреннюю борьбу между коммунистическими принципами и инстинктом самосохранения.
– Ладно, – пробормотал он. – Мы с Сесом в деле.
– Хорошо. Встретимся в полночь на том же месте, что и сегодня. А теперь вернемся к другому делу. Я решила, что лучше звонить с футскрейcкой [41]почты, там автоматическое соединение и не придется объяснять оператору, кому и зачем мы звоним. Сколько у вас номеров?
– Три, – ответил Берт, протягивая Фрине спичечный коробок с нацарапанными на нем цифрами.
– И еще один у меня, – отозвалась Дот. – Правда, Мюриэль сказала, что это медсестра.
– Отлично поработали. Вот увидите, я выполню свои обязательства, Берт. Мы найдем этого Мясника Джорджа. У кого-нибудь есть мелочь?
Сес ухмыльнулся, полез в карман и высыпал в ладонь Фрины целую горсть монет.
Машины проделали небольшой путь и подъехали к почте. Фрина припарковала «Испано-Сюизу» и оставила машину на попечение Дот.
– Если понадобится помощь – жми на клаксон, – проинструктировала она взволнованную девушку и зашла в красную телефонную будку, прихватив с собой спичечный коробок и монеты.
Следующие десять минут были самыми тяжелыми. По первому номеру долго никто не подходил, и только после двенадцатого гудка в трубке послышался учтивый женский голос:
– Да?
– Я попала в беду, – прошептала Фрина, изо всех сил стараясь говорить с австралийским акцентом.
На другом конце провода воцарилась тишина.
– Я совсем недавно переехала сюда, – сказала женщина. – Вам нужна госпожа Смит?
– Да, – подтвердила Фрина. – У нее была частная лечебница.
– Совершенно верно. К сожалению, она уехала и не оставила новый адрес. Извините. – Женщина повесила трубку.
Фрина набрала следующий номер.
– Да, – ответил другой женский голос.
– Я попала в беду, – снова сказала Фрина.
– Правда? – в голосе послышалось сочувствие. – Мы попробуем что-нибудь сделать. Сколько уже?
– Два месяца.
– Это будет стоить двадцать фунтов. Доктор оперирует каждый вторник. Все аккуратно и чисто, моя дорогая, эфир и прочее.
– Доктор? – спросила Фрина.
– Конечно, дорогая, ведь нам не нужны осложнения, – оживилась женщина на том конце провода. – За сутки до операции ничего не ешьте. Вы запишете адрес?
– Нет, я еще подумаю, – нерешительно ответила Фрина. Это место было не похоже на заведение Мясника Джорджа.
– Хорошо, дорогая моя, но не тяните слишком долго. Доктор ничего не сможет сделать на четвертом месяце.
– Спасибо, – ответила Фрина и повесила трубку.
Чуть дрожа, она набрала третий номер, написанный на коробке.
Трубку взял мужчина.
– Я попала в беду, – снова проныла Фрина.
– А мне какое дело? – огрызнулся мужчина. Фрина внезапно поняла, что нужно сказать:
– Мне нужен Джордж.
– Неужели? Так бы сразу и сказала. Встретимся под часами [42]завтра в три. Прикрепи к платью красный цветок. И прихвати с собой десять фунтов. Как тебя звать, девочка?
– Джоан Бернард, – ответила Фрина.
– До завтра, Джоани, – сказал мужской голос, ставший вдруг отвратительно слащавым.
Джордж повесил трубку.
Фрине стало дурно. Она сделала глубокий вдох и бросила в автомат еще одну монетку.
– Это Фрина Фишер. Позовите доктора Макмиллан. Да, это важно. Да, я подожду. – Она постучала в стекло Берту и Сесу. Берт ухмыльнулся. Фрина снова повернулась к телефону: – Элизабет, я назначила встречу нашему мяснику. Напомните мне имя вашего душки полицейского. Да, Робинсон. Я позвоню ему. Конечно, я буду осторожна. До свидания.
Фрина прикурила сигарету и с помощью последней монеты позвонила на Рассел-стрит.
После некоторых пререканий она добралась-таки до инспектора.
– Если женщина-полицейский нацепит на одежду красный цветок и появится завтра в три часа под часами, к ней подойдет Мясник Джордж. Так я договорилась с ним по телефону. Я сказала ему, что меня зовут Джоан Бернард. Вы поняли? – Фрина нетерпеливо выслушала увещевания инспектора и в конце концов решительно прервала их: – Мною руководил здравый смысл. Вы могли бы поступить так же. Не понимаю, чего вы ждали. Если хотите узнать подробности, позвоните мне в «Виндзор». Но лучшего случая поймать его вам не представится. Кстати, его услуги стоят десять фунтов, – добавила она и повесила трубку.
Фрина вышла из телефонной будки и во всех подробностях рассказала Берту и Сесу о своих переговорах.
– Это был твой номер, Берт. Ты помнишь, откуда он у тебя? – спросила Фрина.
Берт опустил глаза. Фрина вздохнула.
– Ладно, скажи своему источнику, что этот номер больше не работает.
Берт рассмеялся.
– Когда вы хотите поехать на Литтл Лон, мисс?
– Ах да, завтра вечером. Сегодня я ужинаю у депутата парламента и не хочу пропустить концерт Мельбы. [43]
– Ну конечно, – согласился Берт. – Концерт Мельбы.
– Сержант! – закричал старший инспектор Робинсон из-за дверей своего кабинета. – Кто завтра дежурит из женщин?
– Только констебль Джонс, сэр.
– Пришлите ее ко мне, – пробурчал он.
Сержант вызвал констебля Джонс, недоумевая, что такое нашло на его шефа.
– Джонс, завтра нужно прийти в обычной одежде и выглядеть как беременная девушка из бедной семьи. Мы вышли на след Джорджа, убийцы всех тех женщин.
– Мясника Джорджа, сэр? Вы наконец-то его выследили? – с воодушевлением спросила Джонс.
Женщин в полиции терпели только потому, что они были незаменимы в случаях с брошенными детьми и проститутками, попадавшими в полицию штата Виктория. Джонс знала, что ей никогда не получить офицерского звания и зарплата ее всегда будет меньше, чем у клерка, но сейчас представился реальный шанс для повышения. На поимку нелегального акушера нельзя было послать мужчину-полицейского. Джонс ненавидела Джорджа. Ей довелось увидеть поруганное и изувеченное тело Лил Маршан. Проститутка или нет, воспоминания о ней не давали Джонс покоя, и Мясник Джордж еще узнает, что Лил не такая уж легкая добыча.
Однако детектив-инспектор, вопреки соображениям констебля Джонс, не испытывал радости от перспективы поимки печально известного убийцы.
– За фургоном будет следовать наша машина, – сказал Робинсон. – И еще несколько человек отправятся туда пешком. Необходимо лишь иметь жалкий вид и заплатить ему десять фунтов. Запоминайте все, что он будет говорить, – добавил детектив-инспектор, – и будьте осторожны. Если почувствуете опасность – бегите.
– Так точно, сэр. Как вы его нашли?
– До нас дошли некоторые сведения, Джонс, – смиренно вздохнул инспектор. – Некоторые сведения…
Глава одиннадцатая
У Фрины было много дел, и, проезжая на огромной скорости по Футскрей-роуд, она мысленно расставляла их в порядке срочности.
Дот сначала закрыла глаза руками, а потом начала время от времени подглядывать сквозь пальцы. «Когда-нибудь я к этому привыкну, – думала девушка. – Может, лет через сто». Ветер отчаянно трепал ее волосы.
Старенькое такси, теперь похожее на муравья, осталось далеко позади, с трудом поспевая за «Испано-Сюизой».
– Сперва мы поедем за покупками, Дот. Где в этом городе продают самую дешевую одежду?
– В «Пейнс», – крикнула в ответ Дот. – Там все дешево и ужасно. Вы такое ни за что не наденете, мисс!
– Увидим. Потом мне нужно мчаться в Турак, чтобы навестить Лидию, а затем я должна быть на ужине и концерте, которые организует господин Сандерсон. И только после этого домой, спать.
Фрина свернула за угол Спринг-стрит, остановилась возле отеля, бросила ключи швейцару и, поднявшись до середины лестницы, вдруг поняла, что говорит сама с собой.
– Дот, – крикнула она, – можешь открыть глаза!
Дот покраснела, поспешно и не слишком грациозно выкарабкалась из «Испано-Сюизы» и побежала вслед за Фриной.
– Теперь в «Пейнс» за самым чудовищным платьем, – произнесла ее неуемная хозяйка. – Ты пойдешь со мной, Дот, мне понадобится твой совет.
Итак, Фрина приобрела дешевое хлопчатобумажное платье с бахромой ослепительно-розового оттенка, который в народе называют поросячьим, пару подростковых ботинок на пятисантиметровом каблуке, дамскую сумочку, каждый миллиметр которой был отделан бахромой и бисером, чулки персикового цвета и ужасную шляпку клоше с кривыми полями из неоново-голубого плиса.
Метод, который Фрина использовала для выбора этих нарядов, был прост. Она покупала все, что вызывало у Дот реплику «О нет, мисс!». Еще она приобрела розовую пелерину с карманами, отделанными крашеными перьями, которая уже в магазине выглядела старой тряпкой. Фрина заглянула в «Вулворт» и купила там пару колец, нитку бус длиной около двух метров, явно не из венецианского стекла и подвязки для чулок с оборками. Там же она обзавелась комплектом дешевого белья.
Нагруженная покупками, Фрина вернулась в «Виндзор» и дала Дот самое странное поручение, которое девушке когда-либо приходилось выполнять.
– Надень все эти роскошные наряды, Дот, и поноси их за меня. Самой мне некогда.
– Поносить, мисс?
– Да. Сбей каблуки, поваляйся немного по полу, пролей что-нибудь на платье и застирай, но не слишком тщательно, чуть надорви подол и зашей. Это барахло должно выглядеть как следует поношенным. Не забудь сломать несколько перьев. Выверни пару раз наизнанку эту жуткую шляпу. Понимаешь меня?
– Да, мисс, – вздохнула Дот и потащила все свертки к себе в комнату.
Фрина снова уселась за руль и стремительно помчалась вниз по Пант-роуд, напоминая себе, зачем ее отправили в Австралию.
Интересно, на самом ли деле Лидия наркоманка? Невозможно представить, что этот тюфяк Джон способен кого-то отравить, – у него бы не хватило воображения. Задушить – да, ударить по голове первым попавшимся под руку тупым предметом – конечно. Но яд – нет. С другой стороны, если захотеть избавиться от такого мужа – а кто бы не захотел? – можно принимать что-то относительно безвредное… Стоп! Что там писала Лидия? «Я так больна, а Джонни все равно идет в свой клуб».
Фрина была настолько поглощена неожиданным открытием, что ей пришлось резко затормозить, чтобы не столкнуться с трамваем. К счастью, у гоночных машин отличные тормоза. На Турак-роуд она снизила скорость до разрешенного предела, чтобы было время поразмышлять.
«Если я права, это нетрудно доказать, – думала она. – Нужно только подкупить служанку… Я не думаю, что Лидия хорошо обращается с прислугой…»
– Ах, мисс Фишер, это вы! – пробубнила нервная и говорливая служанка ирландского происхождения. – Хозяйка больна и не встает с постели. Но велела пустить вас, если вы придете. Проходите, мисс.
Последовав за молодой женщиной, Фрина взяла ее за руку:
– Не спешите. Расскажите мне о болезни госпожи Эндрюс. Она каждый раз начинается внезапно?
– Да, мисс. Вчера вечером хозяйка чувствовала себя хорошо, а потом – эта ужасная рвота. Доктор не знает, что с ней. Никакие лекарства не помогают.
– И сколько обычно длятся приступы?
– День или два, не больше. Но после них она так слабеет. Неделю приходит в себя.
– А господин Эндрюс – он тоже болен?
– Нет, мисс, поэтому все так и удивляются. Иначе все подумали бы: она что-то не то съела. Но они едят одно и то же, и мы потом на кухне доедаем остатки, но все здоровы. Это загадка, – заключила служанка, остановившись напротив двери, выкрашенной розовой краской. – Мы пришли.
– Не торопитесь. Как вас зовут?
– Морин, мисс.
– Морин, я пытаюсь выяснить причину болезни, и вы должны мне в этом помочь. Меня прислали из Англии родители госпожи Эндрюс, и мне нужно кое-что узнать.
Фрина протянула девушке десятишиллинговую банкноту. Пальцы Морин сомкнулись вокруг нее, ощупывая бумагу.
– Во-первых, где сейчас господин Эндрюс?
– В своем клубе, мисс. Раньше он оставался дома, когда хозяйка болела, но в последнее время потерял к ней интерес.
– Он тебе нравится?
– Ох, мисс! – воскликнула служанка и тут же смутилась.
Фрина немного подождала и наконец услышала взволнованный шепот:
– Нет. Они мне оба не нравятся. Она мягко стелет, да жестко спать, а он распускает руки. Я уйду от них, как только получу место на фабрике. Там лучше платят, работы меньше, да и компания будет поприличнее.
– Ясно. Я так и думала. Как они ладят друг с другом?
– Плохо, мисс. Все время ссорятся. Раньше из-за его интрижек на стороне. Теперь в основном из-за денег. Она говорит, что он растрачивает свое состояние на безумные схемы, выдуманные этим Мэтьюсом. Он отвечает, что она боится рисковать. Потом она плачет, а он убегает из дому прочь.
– И давно начались споры из-за денег?
– Уже несколько лет, мисс, но с тех пор как хозяин познакомился с Мэтьюсом, стало гораздо хуже.
– Вы очень мне помогли. Но мне нужно кое-что еще. Вы в хороших отношениях с горничной хозяйки?
– В самых лучших, это моя сестра Бриджит.
– Отлично. Я попрошу вас кое-что для меня сделать, и вот еще десять фунтов для вас обеих.
Фрина изложила Морин суть своей просьбы. Девушка кивнула.
– Мы справимся, – согласилась она. – Но зачем это вам?
– Неважно. Отнесите это в больницу королевы Виктории, доктору Макмиллан, скажите ей, что вы от меня. Если попадетесь и вас уволят, приходите ко мне в отель «Виндзор». Но советую вам не попадаться, – добавила Фрина, неожиданно ужаснувшись мысли, что из-за нее у девушек могут быть неприятности.
Морин улыбнулась.
– Нам с Бриджит приходилось выполнять работу и посложнее, – мягко ответила она. – А теперь я доложу о вас, мисс.
– Очень хорошо. Если тебя спросят, просто скажи, что я хотела узнать последние сплетни.
– И вы их узнали, – кивнула Морин и открыла розовую дверь.
– Мисс Фишер, госпожа Эндрюс, – объявила она звонким голосом уроженки Донегола, и Фрина вошла в комнату.
Более розовое помещение трудно было себе представить. В соответствии с модой в нем не было ни тюля, ни кисеи, ни кровати с балдахином. Но стены украшали обои с розовыми цветами на розовом фоне, на полу лежал розовый ковер, сделанный по эскизу Уильяма Морриса, [45]два торшера и настольная лампа были розовыми от абажура до подставки. Фрина, одетая в угольно-черный и зеленый, создавала в таком интерьере цветовую дисгармонию.
Лидия в дорогом, ослепляюще розовом шелковом халате полулежала в шезлонге под розовым бархатным покрывалом. Фрине показалось, что она попала в страшный сон. Лидия была точь-в-точь похожа на куклу – вьющиеся светлые волосы, нежная фарфоровая кожа, мягкие пухлые ручки… Фрина присела на что-то мягкое и спросила с сочувствием в голосе – во всяком случае, она надеялась, что с сочувствием:
– Лидия, как вы себя чувствуете?
– Мне очень плохо, и никто ко мне не приходит, – отозвался детский голосок, похожий на комариный писк. – Я послала за вами несколько часов назад и ждала все это время.
– Простите, Лидия, но меня не было в гостинице, когда вы посылали за мной. Я приехала, как только смогла. У вас был доктор?
– Да, но он не может понять, чем я больна. Но ведь я больна. Какая несправедливость! Джон ест то же, что и я, и не болеет. И сейчас его нет дома. Он такой жестокий!
– Может, вы все-таки едите что-то, чего не ест он? – спросила Фрина.
Лидия наморщила свой гладкий лобик.
– Только шоколадные конфеты. Он их не любит.
– Бедная Лидия! Вы хотите чего-нибудь? Чашку бульона? Немного супа?
– Нет, я не могу ничего есть, – отказалась Лидия, снова откидываясь в объятия своих подушек.
Фрина, поборов инстинктивное отвращение, взяла ее маленькую ручку. Она горела.
– Лидия, вы когда-нибудь задумывались о том, что вас могли отравить? – спросила она как можно мягче. Подобный вопрос невозможно было задать, прибегая к эвфемизмам.
Лидия издала вопль ужаса и зарылась лицом в подушки.
– Бросьте, вы же наверняка думали об этом, разве нет?
Лидия рыдала в голос, но Фрине, склонившейся над ней, удалось расслышать:
– Джон… такой жестокий…
– Что ж, я думаю, он должен быть главным подозреваемым. Где вы берете конфеты?
– Их покупает Джон… всегда он… – Ярко-синие глаза округлились. – Конфеты! Я всегда заболеваю, после того как поем конфет! Он их купил! Это точно он!
– Успокойтесь, Лидия. Вам же не впервые пришла в голову эта мысль, верно?
Из глубины подушек донеслось глухое «нет».
– И вы никогда ничего ему не говорили?
– Нет, Фрина, как же я могла? – Из подушек вынырнуло бледное личико, белокурые кудряшки живописно разметались по маленькой головке.
– Позвольте мне поговорить с ним, – предложила Фрина. В ее руку тут же вцепились на удивление сильные пальчики.
– Нет! – голос перешел на крик. – Нет, ни в коем случае! Фрина, вы должны поклясться, должны обещать мне ничего ему не рассказывать. Я этого не вынесу!
– Почему же? – задумчиво спросила Фрина. – Если он намеревается убить вас, нужно дать ему понять, что нам все известно. Одного предупреждения будет достаточно.
– Нет! Обещайте! И Фрина сдалась:
– Ладно, ладно, я ничего не скажу. Но, Лидия, вы же понимаете, что мы не можем это так оставить.
– Нет, можем, – заявила Лидия с истеричной угрозой в голосе. – Я не буду есть то, чего не ест он, и тогда все будет хорошо.
– Вот и чудесно, Лидия. А теперь мне пора идти. Сегодня вечером я иду на концерт Мельбы, и мне нужно переодеться. Позвать вашу служанку?
– Нет, мне ничего не нужно, – ответила Лидия. – Просто приходите ко мне еще, – попросила она.
Фрина покинула хозяйку в глубокой задумчивости и довольно сильном раздражении.
Когда она вернулась в «Виндзор», Дот уже переоделась в свою обычную одежду. Она мирно штопала чулки и слушала радио. Слащавая обработка вальсов Штрауса оскорбила слух Фрины, и она поспешила в спальню, чтобы порыться в шкафу.
– Ради бога, Дот, выключи это. На сегодня с меня достаточно слащавости. И приготовь мне ванну. Ты справилась с одеждой?
– Она порядочно измялась, мисс, – ответила Дот, указывая на груду розового тряпья, намоченного и скрученного в узел. – К завтрашнему вечеру она высохнет и будет выглядеть так, что ни одна приличная девушка не решится такое надеть. Я стоптала туфли, да и шляпу уже не узнать, – добавила она.
– Молодчина. Но что же мне надеть на концерт? Золотое? Нет, слишком просто. Может, темно-синее… Да. Дот! Найди мои сапфировые серьги, черное белье, черные туфли и соболье манто.
Фрина сбросила черно-зеленый костюм и позвонила вниз заказать себе кофе по-турецки. Она хотела оставаться бодрой, насколько это возможно.
Глава двенадцатая
Дом Сандерсонов производил впечатление, но в разумных пределах. Он больше напоминал дома богатых европейцев, нежели вычурные владения Крайеров. Дворецкий проводил Фрину в гостиную, отделанную со сдержанным изяществом, и все собравшиеся поднялись, чтобы поприветствовать девушку.
К удивлению Фрины, среди них оказался Бобби, soi-disant [47]досточтимый Мэтьюс, звезда крикета, а также Джон Эндрюс без жены и еще несколько политиков, так похожих один на другого, что Фрина не могла сказать наверняка, с кем беседует – с господином Тернером (демократом), господином Джексоном (лейбористом) или господином Берри (консерватором). Их жены явно одевались у одного и того же портного и покупали шляпки в одном и том же магазине, поэтому различить их было тоже непросто. Фрина сердечно поздоровалась с господином Сандерсоном и познакомилась с его женой – полноватой рассудительной женщиной с сияющими глазами. Прочие гости, казалось, не знали, как воспринимать мисс Фишер. Впрочем, Бобби Мэтьюс выказал недвусмысленную реакцию. Выбрав момент, когда на него никто не смотрел, он бросил на Фрину злобный взгляд. Она улыбнулась.
– Да, – ответила Фрина. Отвратительные рожи Головореза номер один и Головореза номер два прочно врезались в ее память. – А вы их видели?
– Нет, но могли встречаться с ними раньше. Ты же видел Коки Биллингса, да, Сес?
– Когда и где? – спросила Фрина. Сес потер подбородок.
– Около половины первого на той же улице. С Джентльменом Джимом и Быком.
– Кто они такие?
– Скверные люди, мисс. Коки Биллингс никогда не работал с нами в доках, он карманник, обчистит любого без зазрения совести. А с недавних пор готов на все ради кокаина. Дантист дал ему немного, чтобы выдрать зуб, и с тех пор он как помешался. Джентльмен Джим – гениальный мошенник. Его прозвали Джентльменом, потому что он вечно повторяет: «Джентльмен не должен вращаться в низах общества», и все такое. Раньше при нем всегда была заточка, и он мог пустить ее в дело, если что, – похоже, у него в роду были итальяшки. А Бык – здоровый парень, настоящий гигант, но туп, как полено. Сила есть – ума не надо! Он скорее сорвет дверь с петель, чем сообразит, как открыть ее ключом. Совершенно безмозглый.
– Коки и Джентльмен Джим похожи на тех гангстеров, – заметила Фрина. – Но те были вооружены. Интересно, зачем они пырнули Сашу ножом, а не пристрелили его?
– Заточка под ребро – и дело с концом. И никакого шума. Когда Саша сбежал, они рисковали пережить очередную Бойню в День святого Валентина. [39]Если мы пойдем против них, нас ждут большие неприятности. Скверные люди, я уже сказал.
Поскольку Берт, похоже, называл «скверными людьми» только закоренелых убийц, Фрина была с ним согласна.
– Я хочу отправиться на Литтл Лон, семьдесят девять и посмотреть, что и кто там. Вы знаете это место?
– Да, прямо за синагогой. Недалеко от пересечения со Спринг-стрит. Там в основном пансионы. Ты знаешь семьдесят девятый дом, Сес?
Сес осушил бокал и с величайшей осторожностью поставил его на место.
– Темное каменное здание, приятель, в нем еще магазин есть. Там продаются всякие лекарства, пилюли Бичема [40]и все такое. Прямо по соседству с «Мамашей Джеймс».
– Удивительный парень этот Сес. У него в голове карта города! Только спроси его – и он тут же опишет любое место. Это аптека, – зачем-то прибавил Берт. – Как будто она кому-то нужна на Литтл Лоне.
– Да, Литтл Лон – настоящий бардак. Заточки, кирпичи, ботинки, разбитые бутылки – все мельбурнские банды ходят туда выяснять отношения. Вам туда нельзя, мисс.
– Это еще почему? – с угрозой в голосе спросила Фрина. – Разве в Литтл Лоне нет женщин?
– Да, шлюх там полно, но они не похожи на тех, что показывают в кино. Вряд ли на этой улице найдешь проститутку с золотым сердцем. А как они дерутся, эти девки, как мартовские кошки, – вцепляются друг другу в волосы, царапаются, орут! Смотреть тошно.
– А что происходит в «Мамаше Джеймс»? Это бордель?
– Нет, мисс, не совсем. Мамаша Джеймс приторговывает кофе, чаем, супами, сосисками с картофельным пюре и нелегальным спиртным. И пирогами, если кому-то придет в голову их купить.
– Похоже, она замечательная женщина, – вежливо и строго заметила Фрина.
Берт отличал упрямых женщин с первого взгляда.
– Ладно, мисс, что мы с Сесом должны делать?
– Быть моими проводниками и охранниками, – сказала Фрина, когда Дот достала десерт – пудинг с малиной.
– Мисс, мы с Сесом не собираемся ни с кем враждовать, кроме капиталистов.
– Попробуйте пудинг. В этой фляге чай. Подумайте еще немного. Я должна попасть в это место, но Дот не станет сопровождать меня – она приличная девушка. Там опасно, вы сами только что сказали. Я заплачу вам столько, что вы сможете купить новую машину. Мне очень нужна ваша помощь, джентльмены.
– Спасибо, но ничего не выйдет, – ответил Берт.
Сес промолчал.
– Тогда подумайте вот о чем. Кокаин – ужасная отрава. После трех-четырех доз наступает привыкание, и тогда кокаина нужно все больше и больше. Он разрушает мозг и, если его вдыхать, наносит вред глазам и горлу. Отказаться от него ужасно трудно: люди зевают, потеют, бьются в конвульсиях и судорогах, кричат от боли, страдают галлюцинациями, потом начинают чесаться и могут разодрать кожу в клочья, если их не остановить. Это страшная штука. А в это время где-то в зеленом пригороде, вдалеке от шума и криков, в чудесном доме толстяк с сигарой в зубах купается в золоте и смеется над целым миром. Какой-то капиталист, весь в кокаиновых деньгах, в собольей шубе, с личным шофером и тремя служанками. И потом, я вам тоже нужна. Услуга за услугу. Что скажете, Берт?
Фрина налила себе чаю, который, она, как ей казалось, заслужила.
Сес взглянул на Берта. От уставился в землю и долго молчал. Дот подлила ему чаю. Берт глядел вглубь дымящейся чашки, переживая мучительную внутреннюю борьбу между коммунистическими принципами и инстинктом самосохранения.
– Ладно, – пробормотал он. – Мы с Сесом в деле.
– Хорошо. Встретимся в полночь на том же месте, что и сегодня. А теперь вернемся к другому делу. Я решила, что лучше звонить с футскрейcкой [41]почты, там автоматическое соединение и не придется объяснять оператору, кому и зачем мы звоним. Сколько у вас номеров?
– Три, – ответил Берт, протягивая Фрине спичечный коробок с нацарапанными на нем цифрами.
– И еще один у меня, – отозвалась Дот. – Правда, Мюриэль сказала, что это медсестра.
– Отлично поработали. Вот увидите, я выполню свои обязательства, Берт. Мы найдем этого Мясника Джорджа. У кого-нибудь есть мелочь?
Сес ухмыльнулся, полез в карман и высыпал в ладонь Фрины целую горсть монет.
Машины проделали небольшой путь и подъехали к почте. Фрина припарковала «Испано-Сюизу» и оставила машину на попечение Дот.
– Если понадобится помощь – жми на клаксон, – проинструктировала она взволнованную девушку и зашла в красную телефонную будку, прихватив с собой спичечный коробок и монеты.
Следующие десять минут были самыми тяжелыми. По первому номеру долго никто не подходил, и только после двенадцатого гудка в трубке послышался учтивый женский голос:
– Да?
– Я попала в беду, – прошептала Фрина, изо всех сил стараясь говорить с австралийским акцентом.
На другом конце провода воцарилась тишина.
– Я совсем недавно переехала сюда, – сказала женщина. – Вам нужна госпожа Смит?
– Да, – подтвердила Фрина. – У нее была частная лечебница.
– Совершенно верно. К сожалению, она уехала и не оставила новый адрес. Извините. – Женщина повесила трубку.
Фрина набрала следующий номер.
– Да, – ответил другой женский голос.
– Я попала в беду, – снова сказала Фрина.
– Правда? – в голосе послышалось сочувствие. – Мы попробуем что-нибудь сделать. Сколько уже?
– Два месяца.
– Это будет стоить двадцать фунтов. Доктор оперирует каждый вторник. Все аккуратно и чисто, моя дорогая, эфир и прочее.
– Доктор? – спросила Фрина.
– Конечно, дорогая, ведь нам не нужны осложнения, – оживилась женщина на том конце провода. – За сутки до операции ничего не ешьте. Вы запишете адрес?
– Нет, я еще подумаю, – нерешительно ответила Фрина. Это место было не похоже на заведение Мясника Джорджа.
– Хорошо, дорогая моя, но не тяните слишком долго. Доктор ничего не сможет сделать на четвертом месяце.
– Спасибо, – ответила Фрина и повесила трубку.
Чуть дрожа, она набрала третий номер, написанный на коробке.
Трубку взял мужчина.
– Я попала в беду, – снова проныла Фрина.
– А мне какое дело? – огрызнулся мужчина. Фрина внезапно поняла, что нужно сказать:
– Мне нужен Джордж.
– Неужели? Так бы сразу и сказала. Встретимся под часами [42]завтра в три. Прикрепи к платью красный цветок. И прихвати с собой десять фунтов. Как тебя звать, девочка?
– Джоан Бернард, – ответила Фрина.
– До завтра, Джоани, – сказал мужской голос, ставший вдруг отвратительно слащавым.
Джордж повесил трубку.
Фрине стало дурно. Она сделала глубокий вдох и бросила в автомат еще одну монетку.
– Это Фрина Фишер. Позовите доктора Макмиллан. Да, это важно. Да, я подожду. – Она постучала в стекло Берту и Сесу. Берт ухмыльнулся. Фрина снова повернулась к телефону: – Элизабет, я назначила встречу нашему мяснику. Напомните мне имя вашего душки полицейского. Да, Робинсон. Я позвоню ему. Конечно, я буду осторожна. До свидания.
Фрина прикурила сигарету и с помощью последней монеты позвонила на Рассел-стрит.
После некоторых пререканий она добралась-таки до инспектора.
– Если женщина-полицейский нацепит на одежду красный цветок и появится завтра в три часа под часами, к ней подойдет Мясник Джордж. Так я договорилась с ним по телефону. Я сказала ему, что меня зовут Джоан Бернард. Вы поняли? – Фрина нетерпеливо выслушала увещевания инспектора и в конце концов решительно прервала их: – Мною руководил здравый смысл. Вы могли бы поступить так же. Не понимаю, чего вы ждали. Если хотите узнать подробности, позвоните мне в «Виндзор». Но лучшего случая поймать его вам не представится. Кстати, его услуги стоят десять фунтов, – добавила она и повесила трубку.
Фрина вышла из телефонной будки и во всех подробностях рассказала Берту и Сесу о своих переговорах.
– Это был твой номер, Берт. Ты помнишь, откуда он у тебя? – спросила Фрина.
Берт опустил глаза. Фрина вздохнула.
– Ладно, скажи своему источнику, что этот номер больше не работает.
Берт рассмеялся.
– Когда вы хотите поехать на Литтл Лон, мисс?
– Ах да, завтра вечером. Сегодня я ужинаю у депутата парламента и не хочу пропустить концерт Мельбы. [43]
– Ну конечно, – согласился Берт. – Концерт Мельбы.
– Сержант! – закричал старший инспектор Робинсон из-за дверей своего кабинета. – Кто завтра дежурит из женщин?
– Только констебль Джонс, сэр.
– Пришлите ее ко мне, – пробурчал он.
Сержант вызвал констебля Джонс, недоумевая, что такое нашло на его шефа.
– Джонс, завтра нужно прийти в обычной одежде и выглядеть как беременная девушка из бедной семьи. Мы вышли на след Джорджа, убийцы всех тех женщин.
– Мясника Джорджа, сэр? Вы наконец-то его выследили? – с воодушевлением спросила Джонс.
Женщин в полиции терпели только потому, что они были незаменимы в случаях с брошенными детьми и проститутками, попадавшими в полицию штата Виктория. Джонс знала, что ей никогда не получить офицерского звания и зарплата ее всегда будет меньше, чем у клерка, но сейчас представился реальный шанс для повышения. На поимку нелегального акушера нельзя было послать мужчину-полицейского. Джонс ненавидела Джорджа. Ей довелось увидеть поруганное и изувеченное тело Лил Маршан. Проститутка или нет, воспоминания о ней не давали Джонс покоя, и Мясник Джордж еще узнает, что Лил не такая уж легкая добыча.
Однако детектив-инспектор, вопреки соображениям констебля Джонс, не испытывал радости от перспективы поимки печально известного убийцы.
– За фургоном будет следовать наша машина, – сказал Робинсон. – И еще несколько человек отправятся туда пешком. Необходимо лишь иметь жалкий вид и заплатить ему десять фунтов. Запоминайте все, что он будет говорить, – добавил детектив-инспектор, – и будьте осторожны. Если почувствуете опасность – бегите.
– Так точно, сэр. Как вы его нашли?
– До нас дошли некоторые сведения, Джонс, – смиренно вздохнул инспектор. – Некоторые сведения…
Глава одиннадцатая
Не знаю, что выбрать —
Красоту звучаний
Или красоту умолчаний,
Песенку дрозда
Или паузу после.
Уоллес Стивенс «Тринадцать способов смотреть на черного дрозда» [44]
У Фрины было много дел, и, проезжая на огромной скорости по Футскрей-роуд, она мысленно расставляла их в порядке срочности.
Дот сначала закрыла глаза руками, а потом начала время от времени подглядывать сквозь пальцы. «Когда-нибудь я к этому привыкну, – думала девушка. – Может, лет через сто». Ветер отчаянно трепал ее волосы.
Старенькое такси, теперь похожее на муравья, осталось далеко позади, с трудом поспевая за «Испано-Сюизой».
– Сперва мы поедем за покупками, Дот. Где в этом городе продают самую дешевую одежду?
– В «Пейнс», – крикнула в ответ Дот. – Там все дешево и ужасно. Вы такое ни за что не наденете, мисс!
– Увидим. Потом мне нужно мчаться в Турак, чтобы навестить Лидию, а затем я должна быть на ужине и концерте, которые организует господин Сандерсон. И только после этого домой, спать.
Фрина свернула за угол Спринг-стрит, остановилась возле отеля, бросила ключи швейцару и, поднявшись до середины лестницы, вдруг поняла, что говорит сама с собой.
– Дот, – крикнула она, – можешь открыть глаза!
Дот покраснела, поспешно и не слишком грациозно выкарабкалась из «Испано-Сюизы» и побежала вслед за Фриной.
– Теперь в «Пейнс» за самым чудовищным платьем, – произнесла ее неуемная хозяйка. – Ты пойдешь со мной, Дот, мне понадобится твой совет.
Итак, Фрина приобрела дешевое хлопчатобумажное платье с бахромой ослепительно-розового оттенка, который в народе называют поросячьим, пару подростковых ботинок на пятисантиметровом каблуке, дамскую сумочку, каждый миллиметр которой был отделан бахромой и бисером, чулки персикового цвета и ужасную шляпку клоше с кривыми полями из неоново-голубого плиса.
Метод, который Фрина использовала для выбора этих нарядов, был прост. Она покупала все, что вызывало у Дот реплику «О нет, мисс!». Еще она приобрела розовую пелерину с карманами, отделанными крашеными перьями, которая уже в магазине выглядела старой тряпкой. Фрина заглянула в «Вулворт» и купила там пару колец, нитку бус длиной около двух метров, явно не из венецианского стекла и подвязки для чулок с оборками. Там же она обзавелась комплектом дешевого белья.
Нагруженная покупками, Фрина вернулась в «Виндзор» и дала Дот самое странное поручение, которое девушке когда-либо приходилось выполнять.
– Надень все эти роскошные наряды, Дот, и поноси их за меня. Самой мне некогда.
– Поносить, мисс?
– Да. Сбей каблуки, поваляйся немного по полу, пролей что-нибудь на платье и застирай, но не слишком тщательно, чуть надорви подол и зашей. Это барахло должно выглядеть как следует поношенным. Не забудь сломать несколько перьев. Выверни пару раз наизнанку эту жуткую шляпу. Понимаешь меня?
– Да, мисс, – вздохнула Дот и потащила все свертки к себе в комнату.
Фрина снова уселась за руль и стремительно помчалась вниз по Пант-роуд, напоминая себе, зачем ее отправили в Австралию.
Интересно, на самом ли деле Лидия наркоманка? Невозможно представить, что этот тюфяк Джон способен кого-то отравить, – у него бы не хватило воображения. Задушить – да, ударить по голове первым попавшимся под руку тупым предметом – конечно. Но яд – нет. С другой стороны, если захотеть избавиться от такого мужа – а кто бы не захотел? – можно принимать что-то относительно безвредное… Стоп! Что там писала Лидия? «Я так больна, а Джонни все равно идет в свой клуб».
Фрина была настолько поглощена неожиданным открытием, что ей пришлось резко затормозить, чтобы не столкнуться с трамваем. К счастью, у гоночных машин отличные тормоза. На Турак-роуд она снизила скорость до разрешенного предела, чтобы было время поразмышлять.
«Если я права, это нетрудно доказать, – думала она. – Нужно только подкупить служанку… Я не думаю, что Лидия хорошо обращается с прислугой…»
– Ах, мисс Фишер, это вы! – пробубнила нервная и говорливая служанка ирландского происхождения. – Хозяйка больна и не встает с постели. Но велела пустить вас, если вы придете. Проходите, мисс.
Последовав за молодой женщиной, Фрина взяла ее за руку:
– Не спешите. Расскажите мне о болезни госпожи Эндрюс. Она каждый раз начинается внезапно?
– Да, мисс. Вчера вечером хозяйка чувствовала себя хорошо, а потом – эта ужасная рвота. Доктор не знает, что с ней. Никакие лекарства не помогают.
– И сколько обычно длятся приступы?
– День или два, не больше. Но после них она так слабеет. Неделю приходит в себя.
– А господин Эндрюс – он тоже болен?
– Нет, мисс, поэтому все так и удивляются. Иначе все подумали бы: она что-то не то съела. Но они едят одно и то же, и мы потом на кухне доедаем остатки, но все здоровы. Это загадка, – заключила служанка, остановившись напротив двери, выкрашенной розовой краской. – Мы пришли.
– Не торопитесь. Как вас зовут?
– Морин, мисс.
– Морин, я пытаюсь выяснить причину болезни, и вы должны мне в этом помочь. Меня прислали из Англии родители госпожи Эндрюс, и мне нужно кое-что узнать.
Фрина протянула девушке десятишиллинговую банкноту. Пальцы Морин сомкнулись вокруг нее, ощупывая бумагу.
– Во-первых, где сейчас господин Эндрюс?
– В своем клубе, мисс. Раньше он оставался дома, когда хозяйка болела, но в последнее время потерял к ней интерес.
– Он тебе нравится?
– Ох, мисс! – воскликнула служанка и тут же смутилась.
Фрина немного подождала и наконец услышала взволнованный шепот:
– Нет. Они мне оба не нравятся. Она мягко стелет, да жестко спать, а он распускает руки. Я уйду от них, как только получу место на фабрике. Там лучше платят, работы меньше, да и компания будет поприличнее.
– Ясно. Я так и думала. Как они ладят друг с другом?
– Плохо, мисс. Все время ссорятся. Раньше из-за его интрижек на стороне. Теперь в основном из-за денег. Она говорит, что он растрачивает свое состояние на безумные схемы, выдуманные этим Мэтьюсом. Он отвечает, что она боится рисковать. Потом она плачет, а он убегает из дому прочь.
– И давно начались споры из-за денег?
– Уже несколько лет, мисс, но с тех пор как хозяин познакомился с Мэтьюсом, стало гораздо хуже.
– Вы очень мне помогли. Но мне нужно кое-что еще. Вы в хороших отношениях с горничной хозяйки?
– В самых лучших, это моя сестра Бриджит.
– Отлично. Я попрошу вас кое-что для меня сделать, и вот еще десять фунтов для вас обеих.
Фрина изложила Морин суть своей просьбы. Девушка кивнула.
– Мы справимся, – согласилась она. – Но зачем это вам?
– Неважно. Отнесите это в больницу королевы Виктории, доктору Макмиллан, скажите ей, что вы от меня. Если попадетесь и вас уволят, приходите ко мне в отель «Виндзор». Но советую вам не попадаться, – добавила Фрина, неожиданно ужаснувшись мысли, что из-за нее у девушек могут быть неприятности.
Морин улыбнулась.
– Нам с Бриджит приходилось выполнять работу и посложнее, – мягко ответила она. – А теперь я доложу о вас, мисс.
– Очень хорошо. Если тебя спросят, просто скажи, что я хотела узнать последние сплетни.
– И вы их узнали, – кивнула Морин и открыла розовую дверь.
– Мисс Фишер, госпожа Эндрюс, – объявила она звонким голосом уроженки Донегола, и Фрина вошла в комнату.
Более розовое помещение трудно было себе представить. В соответствии с модой в нем не было ни тюля, ни кисеи, ни кровати с балдахином. Но стены украшали обои с розовыми цветами на розовом фоне, на полу лежал розовый ковер, сделанный по эскизу Уильяма Морриса, [45]два торшера и настольная лампа были розовыми от абажура до подставки. Фрина, одетая в угольно-черный и зеленый, создавала в таком интерьере цветовую дисгармонию.
Лидия в дорогом, ослепляюще розовом шелковом халате полулежала в шезлонге под розовым бархатным покрывалом. Фрине показалось, что она попала в страшный сон. Лидия была точь-в-точь похожа на куклу – вьющиеся светлые волосы, нежная фарфоровая кожа, мягкие пухлые ручки… Фрина присела на что-то мягкое и спросила с сочувствием в голосе – во всяком случае, она надеялась, что с сочувствием:
– Лидия, как вы себя чувствуете?
– Мне очень плохо, и никто ко мне не приходит, – отозвался детский голосок, похожий на комариный писк. – Я послала за вами несколько часов назад и ждала все это время.
– Простите, Лидия, но меня не было в гостинице, когда вы посылали за мной. Я приехала, как только смогла. У вас был доктор?
– Да, но он не может понять, чем я больна. Но ведь я больна. Какая несправедливость! Джон ест то же, что и я, и не болеет. И сейчас его нет дома. Он такой жестокий!
– Может, вы все-таки едите что-то, чего не ест он? – спросила Фрина.
Лидия наморщила свой гладкий лобик.
– Только шоколадные конфеты. Он их не любит.
– Бедная Лидия! Вы хотите чего-нибудь? Чашку бульона? Немного супа?
– Нет, я не могу ничего есть, – отказалась Лидия, снова откидываясь в объятия своих подушек.
Фрина, поборов инстинктивное отвращение, взяла ее маленькую ручку. Она горела.
– Лидия, вы когда-нибудь задумывались о том, что вас могли отравить? – спросила она как можно мягче. Подобный вопрос невозможно было задать, прибегая к эвфемизмам.
Лидия издала вопль ужаса и зарылась лицом в подушки.
– Бросьте, вы же наверняка думали об этом, разве нет?
Лидия рыдала в голос, но Фрине, склонившейся над ней, удалось расслышать:
– Джон… такой жестокий…
– Что ж, я думаю, он должен быть главным подозреваемым. Где вы берете конфеты?
– Их покупает Джон… всегда он… – Ярко-синие глаза округлились. – Конфеты! Я всегда заболеваю, после того как поем конфет! Он их купил! Это точно он!
– Успокойтесь, Лидия. Вам же не впервые пришла в голову эта мысль, верно?
Из глубины подушек донеслось глухое «нет».
– И вы никогда ничего ему не говорили?
– Нет, Фрина, как же я могла? – Из подушек вынырнуло бледное личико, белокурые кудряшки живописно разметались по маленькой головке.
– Позвольте мне поговорить с ним, – предложила Фрина. В ее руку тут же вцепились на удивление сильные пальчики.
– Нет! – голос перешел на крик. – Нет, ни в коем случае! Фрина, вы должны поклясться, должны обещать мне ничего ему не рассказывать. Я этого не вынесу!
– Почему же? – задумчиво спросила Фрина. – Если он намеревается убить вас, нужно дать ему понять, что нам все известно. Одного предупреждения будет достаточно.
– Нет! Обещайте! И Фрина сдалась:
– Ладно, ладно, я ничего не скажу. Но, Лидия, вы же понимаете, что мы не можем это так оставить.
– Нет, можем, – заявила Лидия с истеричной угрозой в голосе. – Я не буду есть то, чего не ест он, и тогда все будет хорошо.
– Вот и чудесно, Лидия. А теперь мне пора идти. Сегодня вечером я иду на концерт Мельбы, и мне нужно переодеться. Позвать вашу служанку?
– Нет, мне ничего не нужно, – ответила Лидия. – Просто приходите ко мне еще, – попросила она.
Фрина покинула хозяйку в глубокой задумчивости и довольно сильном раздражении.
Когда она вернулась в «Виндзор», Дот уже переоделась в свою обычную одежду. Она мирно штопала чулки и слушала радио. Слащавая обработка вальсов Штрауса оскорбила слух Фрины, и она поспешила в спальню, чтобы порыться в шкафу.
– Ради бога, Дот, выключи это. На сегодня с меня достаточно слащавости. И приготовь мне ванну. Ты справилась с одеждой?
– Она порядочно измялась, мисс, – ответила Дот, указывая на груду розового тряпья, намоченного и скрученного в узел. – К завтрашнему вечеру она высохнет и будет выглядеть так, что ни одна приличная девушка не решится такое надеть. Я стоптала туфли, да и шляпу уже не узнать, – добавила она.
– Молодчина. Но что же мне надеть на концерт? Золотое? Нет, слишком просто. Может, темно-синее… Да. Дот! Найди мои сапфировые серьги, черное белье, черные туфли и соболье манто.
Фрина сбросила черно-зеленый костюм и позвонила вниз заказать себе кофе по-турецки. Она хотела оставаться бодрой, насколько это возможно.
Глава двенадцатая
Я был тот мир, в котором шел я; видел я,
И чувствовал, и слышал лишь себя;
Я стал родней себе, оставшись незнакомцем… [46]
Уоллес Стивенс «Чай в палацо Гуна»
Дом Сандерсонов производил впечатление, но в разумных пределах. Он больше напоминал дома богатых европейцев, нежели вычурные владения Крайеров. Дворецкий проводил Фрину в гостиную, отделанную со сдержанным изяществом, и все собравшиеся поднялись, чтобы поприветствовать девушку.
К удивлению Фрины, среди них оказался Бобби, soi-disant [47]досточтимый Мэтьюс, звезда крикета, а также Джон Эндрюс без жены и еще несколько политиков, так похожих один на другого, что Фрина не могла сказать наверняка, с кем беседует – с господином Тернером (демократом), господином Джексоном (лейбористом) или господином Берри (консерватором). Их жены явно одевались у одного и того же портного и покупали шляпки в одном и том же магазине, поэтому различить их было тоже непросто. Фрина сердечно поздоровалась с господином Сандерсоном и познакомилась с его женой – полноватой рассудительной женщиной с сияющими глазами. Прочие гости, казалось, не знали, как воспринимать мисс Фишер. Впрочем, Бобби Мэтьюс выказал недвусмысленную реакцию. Выбрав момент, когда на него никто не смотрел, он бросил на Фрину злобный взгляд. Она улыбнулась.