Когда он затем повернулся к банке с червями, то увидел меня, но словно и не заметил моего присутствия, только рассеянно поглядел в мою сторону и начал насаживать червяка на крючок. Потом забросил удочку и снова стал читать.
Мне захотелось увидеть, что за книгу он читает. Ничего не могу поделать, такая у меня привычка.
Если вижу человека за книгой, мне немедленно нужно выяснить, что у него за книга. Какая-то маниакальная страсть.
Но он держал книгу так, что невозможно было разглядеть ни названия, ни автора. Я злилась и долго сидела, не отрывая глаз от обложки. Должен же он когда-нибудь повернуть ее так, чтобы мне стало видно!
Но вот поплавок снова нырнул! Клюнуло довольно основательно, потому что он отбросил книгу в траву и дернул удочку. На крючке бился огромный окунь. Он быстро снял рыбу с крючка, оглушил ее камнем и бросил на траву вместе с остальными. Взял баночку. Насадил нового червя. Снова окинул меня рассеянным взглядом.
Но я уже знала, что за книгу он читает! «Три мушкетера»! Это была наша книга! Бабушка подарила нам ее на Рождество. Роланд дал ее Каролине, а теперь эту книгу читает ее брат. Значит, у Каролины были еще и книги, которые она не вернула! Не только фотографии. Другими словами, у меня появился еще один повод подойти и представиться. Солнце спускалось к горизонту. Первые комары пошли в атаку. Я начала нервничать. Времени оставалось все меньше. Скоро мне нужно торопиться домой к ужину. А я все сидела!
Но вот он встал с камня. Я вздрогнула. Сейчас или никогда!
Он начал складывать рыбу в ведро, смотал удочку. Сейчас он уйдет. Меня охватила паника, и бросило в жар.
Что мне делать?
Он же видел, что я просидела здесь довольно долго. Будет как-то странно подойти к нему, когда он как раз собрался уходить, и заговорить о его сестре. Мне следовало сделать это сразу, как только я его увидела. А сейчас мое поведение будет выглядеть глупо. Видимо, он уже не помнит, как я чуть не упала в воду, когда они с Густавом проезжали мимо на велосипедах. И хотя Густав поздоровался тогда со мной, я понимала, что для брата Каролины я была совершенно незнакомым человеком.
Может, лучше спокойно сидеть на месте, не подавая виду, и позволить ему уехать? Нет! Неужели я такая трусиха?
Ну и пусть я какое-то время сидела на берегу. Все это – только отговорки.
Наконец-то брат Каролины, которого мы так долго искали, оказался в поле зрения! Если я так и буду сидеть и ждать неизвестно чего, то рискую навсегда упустить его. Появился шанс узнать, где Каролина. Что с ней случилось. Почему она ушла от нас. Неужели у меня не хватит смелости?
Он уже поднимался по откосу к велосипеду. Скоро будет слишком поздно. Я встала, одним махом сгребла книги в охапку и взлетела за ним вверх по склону. Под деревом у велосипедов мы встретились.
Он не смотрел на меня, я рванула к себе велосипед, но осталась стоять под деревом и ждала, пока он соберется. Он не спеша повесил ведро с рыбой на руль, сунул книгу в рюкзак и надел его. Потом взял велосипед.
Я стояла рядом с бешено колотящимся сердцем и не знала, с чего начать. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но он и пальцем не пошевелил, чтобы мне стало легче заговорить, делал вид, будто не понимает, что мне от него нужно.
– Извините, – сказала я. И больше не смогла издать ни звука. Голос мне изменил.
Тогда он уставился на меня, и я, краснея, посмотрела ему в глаза. Они были совершенно спокойны и невозмутимы. Вдруг одна бровь у него приподнялась – такое знакомое движение! Он стоял и смотрел на меня немного надменно, скрывая улыбку. Совсем как Каролина! Он был так похож на нее, что меня охватило отчаяние и захотелось схватить его за плечи и встряхнуть. По-моему, он это заметил, потому что в глазах его заиграла улыбка, и все лицо засветилось. И он засмеялся.
У меня дыхание перехватило. Над чем он смеется? Я готова была заплакать. Но все же взяла себя в руки и уставилась на него. У него нет никаких оснований…
И вдруг в одно мгновение я все поняла! Сначала я взбесилась, а потом расхохоталась. Никакой это был не брат Каролины. Передо мной стояла она сама.
Я снова прислонила велосипед к дереву. Она сделала то же. Потом мы долго стояли и смотрели друг на друга. «Сумасбродка, – сказала я наконец, – как же нам теперь быть?»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мне захотелось увидеть, что за книгу он читает. Ничего не могу поделать, такая у меня привычка.
Если вижу человека за книгой, мне немедленно нужно выяснить, что у него за книга. Какая-то маниакальная страсть.
Но он держал книгу так, что невозможно было разглядеть ни названия, ни автора. Я злилась и долго сидела, не отрывая глаз от обложки. Должен же он когда-нибудь повернуть ее так, чтобы мне стало видно!
Но вот поплавок снова нырнул! Клюнуло довольно основательно, потому что он отбросил книгу в траву и дернул удочку. На крючке бился огромный окунь. Он быстро снял рыбу с крючка, оглушил ее камнем и бросил на траву вместе с остальными. Взял баночку. Насадил нового червя. Снова окинул меня рассеянным взглядом.
Но я уже знала, что за книгу он читает! «Три мушкетера»! Это была наша книга! Бабушка подарила нам ее на Рождество. Роланд дал ее Каролине, а теперь эту книгу читает ее брат. Значит, у Каролины были еще и книги, которые она не вернула! Не только фотографии. Другими словами, у меня появился еще один повод подойти и представиться. Солнце спускалось к горизонту. Первые комары пошли в атаку. Я начала нервничать. Времени оставалось все меньше. Скоро мне нужно торопиться домой к ужину. А я все сидела!
Но вот он встал с камня. Я вздрогнула. Сейчас или никогда!
Он начал складывать рыбу в ведро, смотал удочку. Сейчас он уйдет. Меня охватила паника, и бросило в жар.
Что мне делать?
Он же видел, что я просидела здесь довольно долго. Будет как-то странно подойти к нему, когда он как раз собрался уходить, и заговорить о его сестре. Мне следовало сделать это сразу, как только я его увидела. А сейчас мое поведение будет выглядеть глупо. Видимо, он уже не помнит, как я чуть не упала в воду, когда они с Густавом проезжали мимо на велосипедах. И хотя Густав поздоровался тогда со мной, я понимала, что для брата Каролины я была совершенно незнакомым человеком.
Может, лучше спокойно сидеть на месте, не подавая виду, и позволить ему уехать? Нет! Неужели я такая трусиха?
Ну и пусть я какое-то время сидела на берегу. Все это – только отговорки.
Наконец-то брат Каролины, которого мы так долго искали, оказался в поле зрения! Если я так и буду сидеть и ждать неизвестно чего, то рискую навсегда упустить его. Появился шанс узнать, где Каролина. Что с ней случилось. Почему она ушла от нас. Неужели у меня не хватит смелости?
Он уже поднимался по откосу к велосипеду. Скоро будет слишком поздно. Я встала, одним махом сгребла книги в охапку и взлетела за ним вверх по склону. Под деревом у велосипедов мы встретились.
Он не смотрел на меня, я рванула к себе велосипед, но осталась стоять под деревом и ждала, пока он соберется. Он не спеша повесил ведро с рыбой на руль, сунул книгу в рюкзак и надел его. Потом взял велосипед.
Я стояла рядом с бешено колотящимся сердцем и не знала, с чего начать. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но он и пальцем не пошевелил, чтобы мне стало легче заговорить, делал вид, будто не понимает, что мне от него нужно.
– Извините, – сказала я. И больше не смогла издать ни звука. Голос мне изменил.
Тогда он уставился на меня, и я, краснея, посмотрела ему в глаза. Они были совершенно спокойны и невозмутимы. Вдруг одна бровь у него приподнялась – такое знакомое движение! Он стоял и смотрел на меня немного надменно, скрывая улыбку. Совсем как Каролина! Он был так похож на нее, что меня охватило отчаяние и захотелось схватить его за плечи и встряхнуть. По-моему, он это заметил, потому что в глазах его заиграла улыбка, и все лицо засветилось. И он засмеялся.
У меня дыхание перехватило. Над чем он смеется? Я готова была заплакать. Но все же взяла себя в руки и уставилась на него. У него нет никаких оснований…
И вдруг в одно мгновение я все поняла! Сначала я взбесилась, а потом расхохоталась. Никакой это был не брат Каролины. Передо мной стояла она сама.
Я снова прислонила велосипед к дереву. Она сделала то же. Потом мы долго стояли и смотрели друг на друга. «Сумасбродка, – сказала я наконец, – как же нам теперь быть?»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Домой я зашла ненадолго, только чтобы поужинать. Мне надо было сразу же вернуться на речку, к Каролине, которая тем временем должна была отнести свой улов.
Я обещала не подавать дома виду. Но внутри у меня все клокотало от счастья, и наверняка по мне было видно, что произошло нечто неслыханное. С голосом тоже было трудно совладать, он то и дело срывался, и я не могла проглотить ни кусочка.
– Что это с тобой? – поинтересовался Роланд. Я откашлялась и выпалила первое, что мне пришло в голову:
– К нам приехал цирк!
Не знаю, откуда я это взяла, но это оказалось правдой. Надя тут же клюнула на эту удочку и стала уговаривать папу купить билеты.
Папа, посмотрев на меня, сказал, что раз я очень хочу, он не может мне отказать. И мы пойдем в цирк всей семьей.
– Но только не сегодня! – попросила я. – В другой день.
Все уставились на меня. А почему не сегодня вечером? Ведь сегодня премьера и, наверное, будет настоящий праздник.
– Да, но сегодня я не могу.
– Не можешь? – разочарованно протянула Надя. – А почему?
– У меня много уроков.
Роланд рассмеялся. Странно, ведь обычно уроки для меня не помеха.
Я умоляюще посмотрела на маму. Когда речь заходила об уроках, именно у нее можно было найти наибольшее понимание. Хотя папа и был учителем, к школе он относился гораздо снисходительнее.
– Я еще ни одного учебника не открыла. – Я попыталась, чтобы мой голос звучал особенно виновато.
Мама слегка улыбнулась:
– Ну и очень глупо с твоей стороны. Хотя лучшие места на сегодня, наверное, уже проданы. Может быть, действительно, лучше отложить?
– Значит, идем завтра, – заключил папа. – Так что праздник у нас еще впереди.
Я с облегчением вздохнула, но, как оказалось, поторопилась. Когда я уже уходила, меня остановила мама:
– У тебя же много уроков?
Да, конечно, но сегодня такая прекрасная погода, что я решила взять учебники с собой и позаниматься на свежем воздухе.
– Среди комаров? – мама с сомнением посмотрела на меня. Она знала, что я ненавижу комаров, особенно их писк. Я часто ссылалась на то, что не могу сосредоточиться, если в комнате летает хотя бы один комар. – Как же ты будешь заниматься на свежем воздухе?
– Ничего страшного, мама. Если не выдержу, вернусь домой.
Мама покачала головой, но сдалась:
– Смотри книжки не забудь!
Каролина уже ждала меня у речки. Мы поставили велосипеды у того же дерева и пошли пешком. Учебники остались в багажнике.
До наступления темноты у нас было полно времени. Сначала мы шли молча. Каролина тихо напевала, иногда посматривая на меня с радостной улыбкой.
– Почему ты ушла от нас? – спросила я наконец.
– Ты поступила бы точно так же!
Она выпалила свой ответ таким тоном, который не оставлял сомнения в том, что больше об этом она ничего не скажет. А я и не стала спрашивать.
– Мы по тебе скучаем, – спустя какое-то время сказала я.
Она состроила гримаску:
– Даже Свея?
– Думаю, что да. По-своему.
Внезапно Каролина посерьезнела и перестала напевать:
– И я по вам скучала. Даже по Свее.
Мы опять замолчали. Она шла, заложив руки за спину, запрокинув голову и глядя вверх на высокие верхушки деревьев. Мы брели по березовой аллее, где на деревьях только что распустилась листва.
– Как красиво, когда появляются первые листочки, – заметила она.
– Да… А я не знала, что ты осталась в городе.
– Вот как?
– Да, я решила, что ты сразу же уехала.
– Это почему? Куда мне было ехать?
– Я думала, ты живешь в деревне. В тех же краях, что и бабушка.
– Ну и зря ты так думала!
Чувствовалось, что на эту тему она тоже не хочет говорить. Разговор явно не клеился. Он свелся к моим вопросам и к ее более-менее уклончивым ответам. В промежутках мы молчали. Теперь помолчу я; посмотрим, что скажет она. Но она ничего не сказала, а опять стала напевать и лишь время от времени делала короткие замечания о природе.
– Где же ты живешь? – Я не смогла удержаться и опять задала ей вопрос.
– То у одних друзей, то у других.
– А я и не знала, что у тебя в городе столько знакомых.
– Теперь знаешь!
Каролина все время обрывала меня, и я чувствовала себя неуверенно. Она наверняка считала меня занудой. Но она же могла понять, что мне все интересно. И вообще, если хочет покончить с расспросами, пусть говорит сама.
Но Каролина этого не делала. Она шла, напевая, словно занятая своими мыслями, но на этот раз я не дам ей отмолчаться.
– Почему ты притворялась своим братом?
– Моим братом? – Она с удивлением посмотрела на меня. – О чем это ты?
Я рассказала, что несколько раз видела ее брата. И знаю, что он далее был у нас дома. Как-то ночью в прошлое Рождество я видела его в окно, когда он уходил от Каролины. Ульсен тоже его видела. Каролина чуть улыбнулась.
– Да нет у меня никакого брата!
Вид у нее был какой-то непонятный. Я подумала, что она придралась к слову, и уточнила:
– Ну твой сводный брат!
Она же говорила мне, что у нее есть сводные братья и сестры, это она отрицать не будет.
– У меня и сводного брата нет. На самом деле ты видела не моего сводного брата, а меня.
– Что? Но ведь когда я встретила твоего брата на улице на другом конце города, ты сидела дома в своей комнате с Роландом. Ты же не можешь быть одновременно в двух местах?
Нет, она была с Роландом не все время. Она уходила, но успела вернуться домой до меня. Только и всего. Только и всего? Для меня это было непостижимо.
– Ты что, меня не заметила? Между нами было меньше метра, и когда ты подняла апельсин, ты взглянула на меня.
– Конечно, я увидела, что это ты.
Но она не хотела, чтобы я поняла это. Чтобы свободно ходить по городу и встречаться с друзьями, она иногда надевала мальчишескую одежду. Из чисто практических соображений. Поскольку днем она работала и в основном могла уходить из дому только поздно вечером, она боялась, что к девочке могут пристать. К тому же не хотела, чтобы ее узнали. Что тут удивительного?
Вот как? Она смотрела мне прямо в глаза, не моргая! Немного холодно, как смотрят на незнакомого человека. И как это у нее получается? Я бы так никогда не смогла.
– О, мне это ничего не стоит!
Она засмеялась радостно, как ребенок. Она сталкивалась с мамой и папой, и они никак не реагировали. Ее не узнавала даже Свея.
– А Роланд?
Пришлось признать, что с ним сложнее. Как-то раз прошлой зимой она увидела его на улице, и, чтобы не встретиться с ним, ей пришлось шмыгнуть в подъезд. В то время она только начинала у нас работать, он был в нее сильно влюблен, и она чувствовала, что это может плохо кончиться.
Еще раз она столкнулась с ним на днях, но с ней была куча друзей, и все прошло гладко. Разумеется, он так уставился на нее, словно увидел привидение.
– Но это как-то нехорошо.
– Нехорошо? Да это же так здорово! Обожаю такие ситуации! Особенно как тогда, с апельсином. Я почти дотронулась до тебя… Тут надо было проявить хладнокровие!
Она опять засмеялась.
– А ты никогда не боялась, что я на тебя наябедничаю?
– Нет, зачем тебе это делать?
– А почему бы и нет?
– Потому что это было бы глупо. А ты не дурочка.
– По-твоему, это глупо. А кто-нибудь другой, может быть, решил бы наоборот!
Каролина пожала плечами:
– А ты сама как считаешь?
– Трудно сказать. Но я же могла проговориться?
Она самонадеянно улыбнулась:
– Только не ты. Мало-мальски умный человек никогда не проговорится. Если только сам этого не захочет!
– Что ты имеешь в виду?
Это лишь кажется, что человек выдает себя невзначай. Человек может проговориться потому, что по той или иной причине хочет, чтобы что-то стало известно. И чтобы ему за это не пришлось отвечать. Но у меня не было ни малейшей причины предавать Каролину, поэтому она ни капельки не волновалась, что я проболтаюсь.
– Иными словами, ты мне доверяла?
– Да.
– Тогда почему ты меня избегала? Ты ведь замечала, как я пыталась поговорить с тобой, но каждый раз ты уходила от разговора.
Она посмотрела себе под ноги и ничего не ответила.
– Ты и сейчас так себя ведешь. Ты иногда кажешься такой открытой, но это только видимость. Внезапно ты замыкаешься, и я натыкаюсь на стену. Это ты понимаешь?
– Да. Наверное, ты права.
Она принялась пинать камешек, который покатился по дороге. Мы вышли из города. Солнце еще светило, но у горизонта сгущались большие тучи и подул ветер.
– Солнце скрывается за тучами. Это к дождю, – заметила Каролина. Она по-прежнему катила перед собой камешек, поддевая его носком ботинка. Это отвлекало и мешало думать. О чем я ей и сказала.
– Но, наверное, так и надо, – заметила я. – Ты ведь не хочешь разговаривать?
– Да, – сказала она очень тихо.
Украдкой взглянув на меня, она оставила камешек в покое. Мы молча шли рядом, затем я сказала:
– Каролина, ты ведь прекрасно понимаешь, что можешь к нам вернуться.
– Спасибо, но я не могу!
– Все бы так обрадовались… И я думаю, Свея раскаивается. Ты же не виновата в том, что Эдвина не пустили в дом. Потом мы узнали, что в тот день он вообще не приходил.
Каролина с изумлением посмотрела на меня:
– Вообще не приходил?
– Нет. Он опять заболел. Теперь все выяснилось. И ты можешь вернуться. Раз ты все равно осталась в городе.
– Не по своей воле! – Она сказала это нетерпеливо и резко.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказала. Куда мне ехать?
– Но у тебя же есть дом? Нет. Дома у нее больше нет.
– А твои родители? Где они живут? Родителей у нее тоже нет. По крайней мере таких, которых стоит брать в расчет. Она засмеялась.
Над ее семейным положением можно только посмеяться, сказала она.
– Ты в состоянии слушать?
Я молча кивнула, и она принялась рассказывать. С самого начала у нее не было папы. Одна только мама. Папа исчез до ее рождения. Мама сказала, что он умер. Они никогда не были женаты. Но чтобы у Каролины был настоящий папа, мама вышла замуж за другого человека, с которым ей было весело, хотя особо хорошим отцом он ей не стал.
Потом мама умерла. И она опять осталась только с одним родителем, с папой. Но чтобы у нее была новая мама, папа вскоре женился снова. К сожалению, новая мама не была ни веселой, ни хорошей.
Теперь у нее были новая мама и новый папа, но ни один из них не был ее настоящим родителем. И постепенно до нее дошло, что никому из них она на самом деле не нужна, поскольку она не их ребенок.
Тогда зачем они нужны ей?
Папа был милым. У него был магазин, но, к сожалению, он разорился. Каролина попыталась помочь ему снова встать на ноги и придумала небольшой маневр, который почти удался. Если бы все получилось, как она хотела, он стал бы уличным торговцем.
Но затея сорвалась, поскольку новая мама сунула свой нос куда не надо и все испортила. В результате папа угодил в тюрьму, а мачеха обвинила во всем Каролину, хотя на самом деле все произошло по ее собственной вине.
Задумка Каролины была действительно удачной, чуть ли не гениальной, все смогли бы выиграть, если бы мачеха из ревности к Каролине не решила все разрушить.
И нужно-то было каких-то несчастных три дня, и замысел осуществился бы самым блестящим образом. Вместо этого все кончилось растратой и почти разорением. Каролина, конечно, осознавала, что приложила к этому руку. С точки зрения закона ее идея, возможно, не была особенно удачной, и во второй раз она бы на это никогда не пошла. Она сделала это ради папы. В благодарность за то, что он о ней заботился и не оставил ее после смерти мамы.
Как она уже сказала, он не был хорошим папой, но был отличным товарищем, а это дорогого стоит.
Идея заключалась в том, что они вдвоем, Каролина и он, станут уличными торговцами. Дела бы у них пошли блестяще. Каролина знала, что у нее к этому прирожденный талант. Но мачехе эти планы пришлись не по нутру. Ей надо было во что бы то ни стало разлучить их. Она не брезговала ничем. И, едва у нее появилась возможность донести на Каролину, немедленно этим воспользовалась, забыв, что Каролина несовершеннолетняя. Вместо Каролины в тюрьму угодил ее муж, что мачеху еще больше озлобило.
Поэтому дома у Каролины больше нет. Но не такая уж это потеря. Она привыкла сама со всем справляться. А это поважнее, чем все дома на свете.
Она попыталась описать мне, как она спланировала и разработала каждую деталь своего замысла, но я не могла уследить за ней. Заметив мою растерянность, она посмотрела на меня с улыбкой:
– А ты, я вижу, ничего не понимаешь в делах?
– Да, не особенно.
– Ну ничего. Ты понимаешь многое другое, что важнее.
Прекрасные слова, и мне тоже захотелось сказать ей что-нибудь приятное.
– Никто не понимает так много, как ты, – сказала я.
Каролина мягко рассмеялась и взяла меня за руку.
– Моя мачеха так не считала, – заметила она. – Она считала, что у меня не все дома и что меня надо отправить в лечебницу.
– Что ты говоришь? – Я вздрогнула.
Да, мачеха хотела упрятать Каролину в «желтый дом».
– Будь на то ее воля, не гуляла бы я здесь сейчас!
Каролина смеялась, но особенно смеяться было не над чем. Теперь я поняла, кто звонил нам домой, не представляясь. Я как можно осторожнее рассказала об этом Каролине, но она ничуть не огорчилась.
– Она способна на все, так что я не удивляюсь, – только и сказала она.
А мне все это показалось ужасным и очень сильно расстроило. Как Каролина может так спокойно говорить об этом?
– У меня была гораздо более трудная жизнь, чем у тебя. Но печалиться не о чем. Зато теперь я ничем не связана. Прекрасное чувство. Я свободна!
Она замолчала, я тоже. Ответить мне было нечего. Она мельком взглянула на меня:
– Ты ведь и не знаешь, что это такое? Быть свободной?
По ее тону я поняла, что она опять собирается воздвигнуть между нами стену. Может быть, она решила, что чересчур разоткровенничалась? И слишком много рассказала о себе? Теперь она снова была начеку, и я почувствовала, что отныне любое мое слово может быть превратно истолковано.
И тут я разозлилась. Я поняла, что она опять намекает на мое происхождение. На мою защищенную жизнь. На мою несчастную семью. С ее точки зрения, это давало ей передо мной такое преимущество, что мне ее никогда не догнать.
Она, пожалуй, могла быть довольна?
Тогда почему она меня за это осуждает? Ведь она сама сказала, что я за это не в ответе. Я лишь «жертва». А ведь жертву не наказывают? Она ведь и так наказана!
Я не смогла сдержаться:
– Не надо опять браться за старое! Почему ты свободнее меня?
– Потому что могу уйти, когда захочу. И куда захочу. А ты не можешь.
Болтовня! Я могла бы уйти точно так же, как и она, – если бы также решила ни с кем не считаться. Все дело только в этом.
– Но ты даже не знаешь, что это такое!
Я думала, что попала прямо в точку, но она только торжествующе посмеялась надо мной:
– Вот я и говорю! Ты все время должна считаться со своей семьей, поэтому ты несвободна!
– Но помилуй! Речь идет не только о собственной семье! Ведь существуют и другие люди. Например, мы. Что, по-твоему, мы пережили, когда ты взяла и ушла? Ты об этом никогда не задумывалась?
Она замолчала. И тогда я рассказала о Наде.
– Ты же знаешь, как ты много для нее значишь. Она тебе доверяла. И думала, что тоже что-то значит для тебя. Когда ты ушла, не сказав ни слова, она решила, что ты ею пренебрегла. Она так расстроилась, что успокоить ее было невозможно. Как ты считаешь, это пойдет ей на пользу? Ребенок должен чувствовать, что может доверять людям.
Каролина молчала. Хотя она шла, слегка отвернувшись, она меня слушала, и мои слова ее задели. Я не читала ей мораль, но решила, что пусть она хоть услышит о том, что и в нашей «избалованной» семье есть место подлинной преданности и искренним чувствам. И мы способны испытывать разочарование и печаль. Несмотря на всю нашу испорченность и на то, что мы, по ее выражению, только и делаем, что «распоряжаемся» друг другом.
– Нет, я по-прежнему не понимаю, почему ты так странно сбежала! У тебя должны были быть очень веские причины, чтобы так поступить с нами.
Высказавшись, я смолкла. Один-единственный раз не поддалась ее обаянию, ее особой манере себя вести. Это произошло само собой. Стоило лишь подумать о домашних, о Наде и Роланде, обо всех нас. Ведь мы действительно ценили Каролину и пытались показать это каждый по-своему. Это было нетрудно.
А ответила ли она на наши чувства? Вот в чем вопрос. Конечно, она много раз проявляла дружелюбие, даже нежность, особенно по отношению к Наде. Но испытывала ли она подлинную преданность?
Я осторожно посмотрела на Каролину. Она молчала уже довольно долго, что на нее не похоже. Обычно она парировала все неприятное шуткой, забавной гримаской или очаровательным смехом.
И тут я увидела, что она плачет. По ее щекам тихо катились слезы. Она даже не пыталась их вытереть.
Сначала я немного испугалась. Я никогда не видела ее плачущей. Мне захотелось ее обнять, но я не сделала этого. Что-то меня удерживало. Слезы имеют власть. Особенно редкие слезы. Я опять почувствовала неуверенность в себе. Что я такого сказала? Неужели я ее очень обидела? Но я же сказала правду! Она ведь должна стерпеть правду? Так же, как пришлось мне. Она же хотела, чтобы мы были на равных. И теперь это так, я почувствовала. Она со своими слезами, и я с моими сомнениями.
Нет, не буду я вытирать ничьих слез. Пусть выплачется. Может быть, мы впервые на пути к настоящей близости? Осталось только дождаться друг друга. Если сейчас я поступлю опрометчиво, все может рухнуть.
Мне показалось, что Каролина чувствовала то же самое. Не глядя на меня, она продолжала шагать.
Резко похолодало, подул сильный ветер, и начал накрапывать дождь. Теперь мы были далеко от города. Было уже поздно, и самое лучшее было бы повернуть назад. Надвигалось ненастье, но Каролина, похоже, ничего не замечала, и мне не хотелось ей мешать. Она все еще плакала, и мы молча шли дальше. Через какое-то время она повернулась ко мне.
– Я не рассказала тебе одну вещь. Все время боялась, что ты мне не поверишь.
Она взглянула на меня. Я не ответила, но посмотрела ей прямо в глаза, и она продолжила:
– Ты будешь потрясена, я знаю, и, может быть, станешь меня ненавидеть. Но если ты обещаешь, что постараешься сохранить спокойствие, то я постараюсь быть искренней.
У меня забилось сердце, но я молча кивнула. Каролина, глубоко вздохнув, не спускала с меня глаз. И тут пошел дождь. Сильный весенний дождь.
– Могу понять, что вы расстроились, когда я сбежала от вас. Я сама расстроилась. Но я считала, что это единственное, что тогда можно было сделать.
Это кажется малодушным, и, может быть, так оно и есть, хотя все не совсем так, как ты думаешь. Дело не только в Эдвине и Свее. Это был предлог. Я давно собиралась уйти. По другим причинам. Поэтому злобная выходка Свеи пришлась как нельзя кстати. Но, как я уже сказала, дело вовсе не в Свее. – Она говорила спокойно, делая небольшие, полные раздумий паузы. Беспрерывно лило, непогода усиливалась, и дождь хлестал нам в лицо. – Сначала я решила, что никогда не скажу об этом никому из вас. Я считала, что это ни к чему, у вас своих забот хватает. Зачем вам это знать, подумала я, если все равно никто из вас мне не может помочь? – Она опять сделала паузу и смахнула с лица капли дождя. – Но, может быть, рано или поздно вы все равно это узнаете, когда я уже буду в другой части света, и, наверное, лучше, чтобы по крайней мере ты знала мое к этому отношение.
Никто из нас и не думал поворачивать обратно, мы промокли насквозь, а дождь все лил. Каролина опять шла молча, раздумывая. Пока она говорила, я не проронила ни слова, а теперь решила помочь ей и сказала:
– Да, тебя заставила уйти не только Свея, это даже я поняла.
Она не ответила. Когда пауза затянулась, я осторожно продолжила:
– Ты исчезла после разговора с папой… Он сказал что-то такое…
Она не ответила и ускорила шаг. Я испугалась, что все испортила.
– Что бы там ни было, он не хотел тебя обидеть, я знаю. Он хотел тебе добра. Он…
– Помолчи! – Она остановилась и враждебно посмотрела на меня. Значит, дело было в папе!
– Милая Каролина… Извини, что перебила тебя. Больше я ничего не скажу.
Она пристально посмотрела на меня и внезапно начала дрожать.
– Как похолодало. Как ужасно холодно…
Она сдернула с себя кепку, в которой была все время, и вытряхнула из нее воду. И тут я увидела, что она подстрижена под мальчика. Кос не было.
Она именно так и сказала, она хотела уйти раньше и подстриглась, ведь мальчикам проще…
– Милая Каролина, продолжай! Рассказывай дальше!
Она мельком взглянула на меня и снова шлепнула кепку о колено с такой силой, что в меня полетели брызги.
– Нет! Я передумала! Я ничего не скажу! И пошла вперед. Я – за ней.
Я обещала не подавать дома виду. Но внутри у меня все клокотало от счастья, и наверняка по мне было видно, что произошло нечто неслыханное. С голосом тоже было трудно совладать, он то и дело срывался, и я не могла проглотить ни кусочка.
– Что это с тобой? – поинтересовался Роланд. Я откашлялась и выпалила первое, что мне пришло в голову:
– К нам приехал цирк!
Не знаю, откуда я это взяла, но это оказалось правдой. Надя тут же клюнула на эту удочку и стала уговаривать папу купить билеты.
Папа, посмотрев на меня, сказал, что раз я очень хочу, он не может мне отказать. И мы пойдем в цирк всей семьей.
– Но только не сегодня! – попросила я. – В другой день.
Все уставились на меня. А почему не сегодня вечером? Ведь сегодня премьера и, наверное, будет настоящий праздник.
– Да, но сегодня я не могу.
– Не можешь? – разочарованно протянула Надя. – А почему?
– У меня много уроков.
Роланд рассмеялся. Странно, ведь обычно уроки для меня не помеха.
Я умоляюще посмотрела на маму. Когда речь заходила об уроках, именно у нее можно было найти наибольшее понимание. Хотя папа и был учителем, к школе он относился гораздо снисходительнее.
– Я еще ни одного учебника не открыла. – Я попыталась, чтобы мой голос звучал особенно виновато.
Мама слегка улыбнулась:
– Ну и очень глупо с твоей стороны. Хотя лучшие места на сегодня, наверное, уже проданы. Может быть, действительно, лучше отложить?
– Значит, идем завтра, – заключил папа. – Так что праздник у нас еще впереди.
Я с облегчением вздохнула, но, как оказалось, поторопилась. Когда я уже уходила, меня остановила мама:
– У тебя же много уроков?
Да, конечно, но сегодня такая прекрасная погода, что я решила взять учебники с собой и позаниматься на свежем воздухе.
– Среди комаров? – мама с сомнением посмотрела на меня. Она знала, что я ненавижу комаров, особенно их писк. Я часто ссылалась на то, что не могу сосредоточиться, если в комнате летает хотя бы один комар. – Как же ты будешь заниматься на свежем воздухе?
– Ничего страшного, мама. Если не выдержу, вернусь домой.
Мама покачала головой, но сдалась:
– Смотри книжки не забудь!
Каролина уже ждала меня у речки. Мы поставили велосипеды у того же дерева и пошли пешком. Учебники остались в багажнике.
До наступления темноты у нас было полно времени. Сначала мы шли молча. Каролина тихо напевала, иногда посматривая на меня с радостной улыбкой.
– Почему ты ушла от нас? – спросила я наконец.
– Ты поступила бы точно так же!
Она выпалила свой ответ таким тоном, который не оставлял сомнения в том, что больше об этом она ничего не скажет. А я и не стала спрашивать.
– Мы по тебе скучаем, – спустя какое-то время сказала я.
Она состроила гримаску:
– Даже Свея?
– Думаю, что да. По-своему.
Внезапно Каролина посерьезнела и перестала напевать:
– И я по вам скучала. Даже по Свее.
Мы опять замолчали. Она шла, заложив руки за спину, запрокинув голову и глядя вверх на высокие верхушки деревьев. Мы брели по березовой аллее, где на деревьях только что распустилась листва.
– Как красиво, когда появляются первые листочки, – заметила она.
– Да… А я не знала, что ты осталась в городе.
– Вот как?
– Да, я решила, что ты сразу же уехала.
– Это почему? Куда мне было ехать?
– Я думала, ты живешь в деревне. В тех же краях, что и бабушка.
– Ну и зря ты так думала!
Чувствовалось, что на эту тему она тоже не хочет говорить. Разговор явно не клеился. Он свелся к моим вопросам и к ее более-менее уклончивым ответам. В промежутках мы молчали. Теперь помолчу я; посмотрим, что скажет она. Но она ничего не сказала, а опять стала напевать и лишь время от времени делала короткие замечания о природе.
– Где же ты живешь? – Я не смогла удержаться и опять задала ей вопрос.
– То у одних друзей, то у других.
– А я и не знала, что у тебя в городе столько знакомых.
– Теперь знаешь!
Каролина все время обрывала меня, и я чувствовала себя неуверенно. Она наверняка считала меня занудой. Но она же могла понять, что мне все интересно. И вообще, если хочет покончить с расспросами, пусть говорит сама.
Но Каролина этого не делала. Она шла, напевая, словно занятая своими мыслями, но на этот раз я не дам ей отмолчаться.
– Почему ты притворялась своим братом?
– Моим братом? – Она с удивлением посмотрела на меня. – О чем это ты?
Я рассказала, что несколько раз видела ее брата. И знаю, что он далее был у нас дома. Как-то ночью в прошлое Рождество я видела его в окно, когда он уходил от Каролины. Ульсен тоже его видела. Каролина чуть улыбнулась.
– Да нет у меня никакого брата!
Вид у нее был какой-то непонятный. Я подумала, что она придралась к слову, и уточнила:
– Ну твой сводный брат!
Она же говорила мне, что у нее есть сводные братья и сестры, это она отрицать не будет.
– У меня и сводного брата нет. На самом деле ты видела не моего сводного брата, а меня.
– Что? Но ведь когда я встретила твоего брата на улице на другом конце города, ты сидела дома в своей комнате с Роландом. Ты же не можешь быть одновременно в двух местах?
Нет, она была с Роландом не все время. Она уходила, но успела вернуться домой до меня. Только и всего. Только и всего? Для меня это было непостижимо.
– Ты что, меня не заметила? Между нами было меньше метра, и когда ты подняла апельсин, ты взглянула на меня.
– Конечно, я увидела, что это ты.
Но она не хотела, чтобы я поняла это. Чтобы свободно ходить по городу и встречаться с друзьями, она иногда надевала мальчишескую одежду. Из чисто практических соображений. Поскольку днем она работала и в основном могла уходить из дому только поздно вечером, она боялась, что к девочке могут пристать. К тому же не хотела, чтобы ее узнали. Что тут удивительного?
Вот как? Она смотрела мне прямо в глаза, не моргая! Немного холодно, как смотрят на незнакомого человека. И как это у нее получается? Я бы так никогда не смогла.
– О, мне это ничего не стоит!
Она засмеялась радостно, как ребенок. Она сталкивалась с мамой и папой, и они никак не реагировали. Ее не узнавала даже Свея.
– А Роланд?
Пришлось признать, что с ним сложнее. Как-то раз прошлой зимой она увидела его на улице, и, чтобы не встретиться с ним, ей пришлось шмыгнуть в подъезд. В то время она только начинала у нас работать, он был в нее сильно влюблен, и она чувствовала, что это может плохо кончиться.
Еще раз она столкнулась с ним на днях, но с ней была куча друзей, и все прошло гладко. Разумеется, он так уставился на нее, словно увидел привидение.
– Но это как-то нехорошо.
– Нехорошо? Да это же так здорово! Обожаю такие ситуации! Особенно как тогда, с апельсином. Я почти дотронулась до тебя… Тут надо было проявить хладнокровие!
Она опять засмеялась.
– А ты никогда не боялась, что я на тебя наябедничаю?
– Нет, зачем тебе это делать?
– А почему бы и нет?
– Потому что это было бы глупо. А ты не дурочка.
– По-твоему, это глупо. А кто-нибудь другой, может быть, решил бы наоборот!
Каролина пожала плечами:
– А ты сама как считаешь?
– Трудно сказать. Но я же могла проговориться?
Она самонадеянно улыбнулась:
– Только не ты. Мало-мальски умный человек никогда не проговорится. Если только сам этого не захочет!
– Что ты имеешь в виду?
Это лишь кажется, что человек выдает себя невзначай. Человек может проговориться потому, что по той или иной причине хочет, чтобы что-то стало известно. И чтобы ему за это не пришлось отвечать. Но у меня не было ни малейшей причины предавать Каролину, поэтому она ни капельки не волновалась, что я проболтаюсь.
– Иными словами, ты мне доверяла?
– Да.
– Тогда почему ты меня избегала? Ты ведь замечала, как я пыталась поговорить с тобой, но каждый раз ты уходила от разговора.
Она посмотрела себе под ноги и ничего не ответила.
– Ты и сейчас так себя ведешь. Ты иногда кажешься такой открытой, но это только видимость. Внезапно ты замыкаешься, и я натыкаюсь на стену. Это ты понимаешь?
– Да. Наверное, ты права.
Она принялась пинать камешек, который покатился по дороге. Мы вышли из города. Солнце еще светило, но у горизонта сгущались большие тучи и подул ветер.
– Солнце скрывается за тучами. Это к дождю, – заметила Каролина. Она по-прежнему катила перед собой камешек, поддевая его носком ботинка. Это отвлекало и мешало думать. О чем я ей и сказала.
– Но, наверное, так и надо, – заметила я. – Ты ведь не хочешь разговаривать?
– Да, – сказала она очень тихо.
Украдкой взглянув на меня, она оставила камешек в покое. Мы молча шли рядом, затем я сказала:
– Каролина, ты ведь прекрасно понимаешь, что можешь к нам вернуться.
– Спасибо, но я не могу!
– Все бы так обрадовались… И я думаю, Свея раскаивается. Ты же не виновата в том, что Эдвина не пустили в дом. Потом мы узнали, что в тот день он вообще не приходил.
Каролина с изумлением посмотрела на меня:
– Вообще не приходил?
– Нет. Он опять заболел. Теперь все выяснилось. И ты можешь вернуться. Раз ты все равно осталась в городе.
– Не по своей воле! – Она сказала это нетерпеливо и резко.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказала. Куда мне ехать?
– Но у тебя же есть дом? Нет. Дома у нее больше нет.
– А твои родители? Где они живут? Родителей у нее тоже нет. По крайней мере таких, которых стоит брать в расчет. Она засмеялась.
Над ее семейным положением можно только посмеяться, сказала она.
– Ты в состоянии слушать?
Я молча кивнула, и она принялась рассказывать. С самого начала у нее не было папы. Одна только мама. Папа исчез до ее рождения. Мама сказала, что он умер. Они никогда не были женаты. Но чтобы у Каролины был настоящий папа, мама вышла замуж за другого человека, с которым ей было весело, хотя особо хорошим отцом он ей не стал.
Потом мама умерла. И она опять осталась только с одним родителем, с папой. Но чтобы у нее была новая мама, папа вскоре женился снова. К сожалению, новая мама не была ни веселой, ни хорошей.
Теперь у нее были новая мама и новый папа, но ни один из них не был ее настоящим родителем. И постепенно до нее дошло, что никому из них она на самом деле не нужна, поскольку она не их ребенок.
Тогда зачем они нужны ей?
Папа был милым. У него был магазин, но, к сожалению, он разорился. Каролина попыталась помочь ему снова встать на ноги и придумала небольшой маневр, который почти удался. Если бы все получилось, как она хотела, он стал бы уличным торговцем.
Но затея сорвалась, поскольку новая мама сунула свой нос куда не надо и все испортила. В результате папа угодил в тюрьму, а мачеха обвинила во всем Каролину, хотя на самом деле все произошло по ее собственной вине.
Задумка Каролины была действительно удачной, чуть ли не гениальной, все смогли бы выиграть, если бы мачеха из ревности к Каролине не решила все разрушить.
И нужно-то было каких-то несчастных три дня, и замысел осуществился бы самым блестящим образом. Вместо этого все кончилось растратой и почти разорением. Каролина, конечно, осознавала, что приложила к этому руку. С точки зрения закона ее идея, возможно, не была особенно удачной, и во второй раз она бы на это никогда не пошла. Она сделала это ради папы. В благодарность за то, что он о ней заботился и не оставил ее после смерти мамы.
Как она уже сказала, он не был хорошим папой, но был отличным товарищем, а это дорогого стоит.
Идея заключалась в том, что они вдвоем, Каролина и он, станут уличными торговцами. Дела бы у них пошли блестяще. Каролина знала, что у нее к этому прирожденный талант. Но мачехе эти планы пришлись не по нутру. Ей надо было во что бы то ни стало разлучить их. Она не брезговала ничем. И, едва у нее появилась возможность донести на Каролину, немедленно этим воспользовалась, забыв, что Каролина несовершеннолетняя. Вместо Каролины в тюрьму угодил ее муж, что мачеху еще больше озлобило.
Поэтому дома у Каролины больше нет. Но не такая уж это потеря. Она привыкла сама со всем справляться. А это поважнее, чем все дома на свете.
Она попыталась описать мне, как она спланировала и разработала каждую деталь своего замысла, но я не могла уследить за ней. Заметив мою растерянность, она посмотрела на меня с улыбкой:
– А ты, я вижу, ничего не понимаешь в делах?
– Да, не особенно.
– Ну ничего. Ты понимаешь многое другое, что важнее.
Прекрасные слова, и мне тоже захотелось сказать ей что-нибудь приятное.
– Никто не понимает так много, как ты, – сказала я.
Каролина мягко рассмеялась и взяла меня за руку.
– Моя мачеха так не считала, – заметила она. – Она считала, что у меня не все дома и что меня надо отправить в лечебницу.
– Что ты говоришь? – Я вздрогнула.
Да, мачеха хотела упрятать Каролину в «желтый дом».
– Будь на то ее воля, не гуляла бы я здесь сейчас!
Каролина смеялась, но особенно смеяться было не над чем. Теперь я поняла, кто звонил нам домой, не представляясь. Я как можно осторожнее рассказала об этом Каролине, но она ничуть не огорчилась.
– Она способна на все, так что я не удивляюсь, – только и сказала она.
А мне все это показалось ужасным и очень сильно расстроило. Как Каролина может так спокойно говорить об этом?
– У меня была гораздо более трудная жизнь, чем у тебя. Но печалиться не о чем. Зато теперь я ничем не связана. Прекрасное чувство. Я свободна!
Она замолчала, я тоже. Ответить мне было нечего. Она мельком взглянула на меня:
– Ты ведь и не знаешь, что это такое? Быть свободной?
По ее тону я поняла, что она опять собирается воздвигнуть между нами стену. Может быть, она решила, что чересчур разоткровенничалась? И слишком много рассказала о себе? Теперь она снова была начеку, и я почувствовала, что отныне любое мое слово может быть превратно истолковано.
И тут я разозлилась. Я поняла, что она опять намекает на мое происхождение. На мою защищенную жизнь. На мою несчастную семью. С ее точки зрения, это давало ей передо мной такое преимущество, что мне ее никогда не догнать.
Она, пожалуй, могла быть довольна?
Тогда почему она меня за это осуждает? Ведь она сама сказала, что я за это не в ответе. Я лишь «жертва». А ведь жертву не наказывают? Она ведь и так наказана!
Я не смогла сдержаться:
– Не надо опять браться за старое! Почему ты свободнее меня?
– Потому что могу уйти, когда захочу. И куда захочу. А ты не можешь.
Болтовня! Я могла бы уйти точно так же, как и она, – если бы также решила ни с кем не считаться. Все дело только в этом.
– Но ты даже не знаешь, что это такое!
Я думала, что попала прямо в точку, но она только торжествующе посмеялась надо мной:
– Вот я и говорю! Ты все время должна считаться со своей семьей, поэтому ты несвободна!
– Но помилуй! Речь идет не только о собственной семье! Ведь существуют и другие люди. Например, мы. Что, по-твоему, мы пережили, когда ты взяла и ушла? Ты об этом никогда не задумывалась?
Она замолчала. И тогда я рассказала о Наде.
– Ты же знаешь, как ты много для нее значишь. Она тебе доверяла. И думала, что тоже что-то значит для тебя. Когда ты ушла, не сказав ни слова, она решила, что ты ею пренебрегла. Она так расстроилась, что успокоить ее было невозможно. Как ты считаешь, это пойдет ей на пользу? Ребенок должен чувствовать, что может доверять людям.
Каролина молчала. Хотя она шла, слегка отвернувшись, она меня слушала, и мои слова ее задели. Я не читала ей мораль, но решила, что пусть она хоть услышит о том, что и в нашей «избалованной» семье есть место подлинной преданности и искренним чувствам. И мы способны испытывать разочарование и печаль. Несмотря на всю нашу испорченность и на то, что мы, по ее выражению, только и делаем, что «распоряжаемся» друг другом.
– Нет, я по-прежнему не понимаю, почему ты так странно сбежала! У тебя должны были быть очень веские причины, чтобы так поступить с нами.
Высказавшись, я смолкла. Один-единственный раз не поддалась ее обаянию, ее особой манере себя вести. Это произошло само собой. Стоило лишь подумать о домашних, о Наде и Роланде, обо всех нас. Ведь мы действительно ценили Каролину и пытались показать это каждый по-своему. Это было нетрудно.
А ответила ли она на наши чувства? Вот в чем вопрос. Конечно, она много раз проявляла дружелюбие, даже нежность, особенно по отношению к Наде. Но испытывала ли она подлинную преданность?
Я осторожно посмотрела на Каролину. Она молчала уже довольно долго, что на нее не похоже. Обычно она парировала все неприятное шуткой, забавной гримаской или очаровательным смехом.
И тут я увидела, что она плачет. По ее щекам тихо катились слезы. Она даже не пыталась их вытереть.
Сначала я немного испугалась. Я никогда не видела ее плачущей. Мне захотелось ее обнять, но я не сделала этого. Что-то меня удерживало. Слезы имеют власть. Особенно редкие слезы. Я опять почувствовала неуверенность в себе. Что я такого сказала? Неужели я ее очень обидела? Но я же сказала правду! Она ведь должна стерпеть правду? Так же, как пришлось мне. Она же хотела, чтобы мы были на равных. И теперь это так, я почувствовала. Она со своими слезами, и я с моими сомнениями.
Нет, не буду я вытирать ничьих слез. Пусть выплачется. Может быть, мы впервые на пути к настоящей близости? Осталось только дождаться друг друга. Если сейчас я поступлю опрометчиво, все может рухнуть.
Мне показалось, что Каролина чувствовала то же самое. Не глядя на меня, она продолжала шагать.
Резко похолодало, подул сильный ветер, и начал накрапывать дождь. Теперь мы были далеко от города. Было уже поздно, и самое лучшее было бы повернуть назад. Надвигалось ненастье, но Каролина, похоже, ничего не замечала, и мне не хотелось ей мешать. Она все еще плакала, и мы молча шли дальше. Через какое-то время она повернулась ко мне.
– Я не рассказала тебе одну вещь. Все время боялась, что ты мне не поверишь.
Она взглянула на меня. Я не ответила, но посмотрела ей прямо в глаза, и она продолжила:
– Ты будешь потрясена, я знаю, и, может быть, станешь меня ненавидеть. Но если ты обещаешь, что постараешься сохранить спокойствие, то я постараюсь быть искренней.
У меня забилось сердце, но я молча кивнула. Каролина, глубоко вздохнув, не спускала с меня глаз. И тут пошел дождь. Сильный весенний дождь.
– Могу понять, что вы расстроились, когда я сбежала от вас. Я сама расстроилась. Но я считала, что это единственное, что тогда можно было сделать.
Это кажется малодушным, и, может быть, так оно и есть, хотя все не совсем так, как ты думаешь. Дело не только в Эдвине и Свее. Это был предлог. Я давно собиралась уйти. По другим причинам. Поэтому злобная выходка Свеи пришлась как нельзя кстати. Но, как я уже сказала, дело вовсе не в Свее. – Она говорила спокойно, делая небольшие, полные раздумий паузы. Беспрерывно лило, непогода усиливалась, и дождь хлестал нам в лицо. – Сначала я решила, что никогда не скажу об этом никому из вас. Я считала, что это ни к чему, у вас своих забот хватает. Зачем вам это знать, подумала я, если все равно никто из вас мне не может помочь? – Она опять сделала паузу и смахнула с лица капли дождя. – Но, может быть, рано или поздно вы все равно это узнаете, когда я уже буду в другой части света, и, наверное, лучше, чтобы по крайней мере ты знала мое к этому отношение.
Никто из нас и не думал поворачивать обратно, мы промокли насквозь, а дождь все лил. Каролина опять шла молча, раздумывая. Пока она говорила, я не проронила ни слова, а теперь решила помочь ей и сказала:
– Да, тебя заставила уйти не только Свея, это даже я поняла.
Она не ответила. Когда пауза затянулась, я осторожно продолжила:
– Ты исчезла после разговора с папой… Он сказал что-то такое…
Она не ответила и ускорила шаг. Я испугалась, что все испортила.
– Что бы там ни было, он не хотел тебя обидеть, я знаю. Он хотел тебе добра. Он…
– Помолчи! – Она остановилась и враждебно посмотрела на меня. Значит, дело было в папе!
– Милая Каролина… Извини, что перебила тебя. Больше я ничего не скажу.
Она пристально посмотрела на меня и внезапно начала дрожать.
– Как похолодало. Как ужасно холодно…
Она сдернула с себя кепку, в которой была все время, и вытряхнула из нее воду. И тут я увидела, что она подстрижена под мальчика. Кос не было.
Она именно так и сказала, она хотела уйти раньше и подстриглась, ведь мальчикам проще…
– Милая Каролина, продолжай! Рассказывай дальше!
Она мельком взглянула на меня и снова шлепнула кепку о колено с такой силой, что в меня полетели брызги.
– Нет! Я передумала! Я ничего не скажу! И пошла вперед. Я – за ней.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Теперь мы почти бежали под дождем. Прочь от города. С каждой минутой все больше выбивались из сил и становились все более мокрыми.