Грипе Мария. Тень на каменной скамейке

   Теперь все стояли вдоль стен. Затем мы начали медленно обходить гроб, приближаясь один за другим к маленькому Эдвину, на секунду останавливались и отходили. Все были в черном и напоминали темные привидения, склонявшиеся над маленьким ребенком в белых кружевах.
   Стояла странная тишина, полная приглушенных звуков. Женщины всхлипывали, мужчины откашливались, пол похрустывал под ногами, и скрипели чьи-то ботинки. У кого-то урчало в животе, и окно дребезжало на крючке. Каждый звук был мучительно отчетливым. Я была рада, что маленький Эдвин не мог нас видеть и слышать. Мы бы напугали его до смерти.
   От маленького личика исходил такой же белый свет, что и от подушки, на которой лежал Эдвин. В руках он держал последние подснежники из рощи, принесенные Флорой.
   Вот Свея подошла к нему с Эдит и Эйнаром. Им разрешили положить в гроб маленькие букетики незабудок, которые они сорвали у реки. Когда все обошли гроб и шепотом попрощались с маленьким Эдвином, из каморки принесли крышку. Гроб уже собрались закрыть, как раздалось жужжание, и на носик Эдвина попыталась сесть муха. Но тут подбежал Эйнар и отогнал ее. А чтобы ее тоже не похоронили, стал кричать: «Улетай, гадкая муха, улетай!»
   Пора было заколачивать гроб, но в доме не оказалось молотка. Однако у Флоры нашелся камень, которым она пользовалась при починке разных вещей. Он пригодился и сейчас. Флора сама помогала, показывая, как она обычно им орудует.
   Когда принесли крышку, Флора заплакала. Но поиски молотка немного отвлекли ее. Она пристыжено извинялась, что не удалось достать молоток: «Столько было хлопот, вы уж простите».
   На мгновение заколачивание гроба превратилось в обычные столярные работы. Камень соскальзывал, а гвозди гнулись. Но наконец крышку как следует приладили к гробу. Двое мужчин подняли его и вынесли из дверей. Один за другим все гуськом вышли на солнце.
   Уже за порогом я обернулась и заглянула в избушку. Много раз и летом, и зимой я приходила сюда, стучала в дверь и переступала порог. Приду ли я сюда когда-нибудь еще? Что будет с Флорой?
   Свея прижимала Эйнара и Эдит к себе так, как будто они всегда были ее детьми, а не Флоры.
   Появились Надя с Каролиной. Они забрали из избушки все купыри и, держа в руках охапки цветов, подошли к подводе и обложили цветами гроб. Когда маленького Эдвина везли на кладбище, он словно утопал в облаках из белых цветов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Свея собралась от нас уезжать. Она плакала. Решение далось ей нелегко. Мама совершенно растерялась.
   – Но, дорогая Свея, неужели вы собираетесь нас покинуть?
   Да. Ради малышей. Она всегда хотела иметь своих детей. Теперь ее молитвы услышаны, и в ее жизни появились два малыша – Эдит и Эйнар.
   – Хозяйка знает, как я была привязана к маленькому Эдвину. Откровенно говоря, я хотела заботиться о нем, но не суждено было. Я поступила опрометчиво, в чем раскаиваюсь. Но теперь другое дело. Теперь меня попросила Флора! Разве я могла отказаться? Ведь всю свою жизнь именно об этом и мечтала!
   Нет. Мама не то имела в виду. Конечно, Свея возьмет детей. Но зачем ей из-за этого переезжать? Если она считает, что им на чердаке будет слишком тесно и неудобно, наверняка можно придумать что-то другое. Свея поменялась комнатой с Каролиной и теперь жила с малышами в комнате на чердаке. Если ей надо, она может пользоваться и другой комнатой на чердаке.
   Но мама понимала, что рано или поздно на чердаке им может стать неудобно, и принялась размышлять:
   – А прачечная, Свея! У нас же есть прачечная! – Она имела в виду большой и прочный бревенчатый сарай, который папа несколько раз собирался переделать под жилье. Мама с ним поговорит. – Вы только представьте, какой это будет прекрасный домик для вас и детей! К тому же сад у нас большой, и вы получите небольшой участок, где сможете выращивать овощи и цветы. И дети весь день будут играть на воздухе.
   Мама расписала все это Свее. Так хорошо им вряд ли где-нибудь будет! К тому же домик очень удачно расположен. Как раз на достаточном расстоянии от нашего дома. Никто никому мешать не будет.
   – И вы останетесь со мной!
   Мы, конечно, наймем другую экономку для всей тяжелой работы. А Свея будет делать только то, что сама захочет и успеет. Все целиком будет зависеть от нее самой.
   – Я буду рада уже тому, что вы будете рядом.
   Бедная мама. Она открыто показала свою зависимость от Свеи. Всхлипывая, Свея в конце концов упала в ее объятия. Она не хочет бросать хозяйку, и им наверняка будет славно в прачечной, если ее приведут в порядок. Это предложение очень привлекает Свею. Но если бы она думала только о себе, она бы знала, чего ей больше всего хочется. Но теперь речь идет о детях. А для них самое лучшее – как можно быстрее уехать из города.
   – И не потому, что я боюсь, что Флора захочет забрать их. Она поняла, что не справится с ними. Но она будет прибегать сюда. Как только у нее кончатся деньги и она почувствует себя брошенной, она придет сюда. Так она делала всегда. А теперь у нее появился для этого лишний повод. Пока она боится малышей, но это пройдет. Ей нельзя доверять. Никто не знает, что ей взбредет в голову.
   Свее удалось приручить и успокоить малышей. Она не хочет, чтобы сюда прибегала подвыпившая Флора и начинала плести всякую чушь, как делает всегда, когда напьется. Это может все разрушить, и малыши опять станут несчастными. Ведь Флора их мать, и есть чувствительные струны, на которых она может играть.
   Нет, малышей надо уберечь любой ценой. Им уже и так немало досталось. Но они еще маленькие и неиспорченные, они еще смогут все забыть и начать новую, более счастливую жизнь. Свея на это надеется. И ради них необходимо уехать. Как бы это ни было печально.
   – Если бы вы, хозяйка, поразмыслили, то поступили бы точно так же. Если бы речь шла о ваших детях, хозяйка…
   Да. Мама понимает. Что тут скажешь?
   – Но, Свея, куда же вы отправитесь?
   Уже решено. У Свеи есть родственники в деревне. Да и сама она не совсем нищая, кое-что отложила. Хватит, чтобы привести в порядок приличный дом. Затем она, конечно, будет работать. Она ведь из крестьян, и в деревне для нее найдутся и изба, и работа. За будущее она не волнуется. Теперь ей есть ради чего жить. «До чего же мне повезло! – сказала она. – И малышам тоже». Она казалась счастливой и уверенной в себе. Не радоваться вместе с ней было просто невозможно.
   Я думаю, ее уверенность передалась и маме. Во всяком случае, она тут же перестала жаловаться на то, что Свея нас покинет. «Ей и в самом деле лучше посвятить себя двум маленьким детям, чем служить в семье, – задумчиво сказала мама. – Свея теперь будет принадлежать себе, и я не буду ей мешать».
   Мама желала ей добра. Им трудно оторваться друг от друга, но они обе утешали себя тем, что будут писать письма и навещать друг друга.
   Теперь возникла большая проблема – найти Свее замену. Как всегда, это взяла на себя бабушка. Но найти экономку не так легко, как горничную. Придется бабушке подобрать несколько кандидаток. Из них Свея обещала маме выбрать свою преемницу. Как всегда, мама больше доверяла Свее, чем самой себе.
   Но тут неожиданно запротестовала Каролина. Не понимаю, что на нее нашло. Она активно воспротивилась тому, чтобы Свея взяла на себя ответственность за выбор новой экономки. Каролина считала, что это сугубо мамино дело. У Свеи и без того полно забот. А если с новой экономкой будет что-то не так, виновата в этом будет Свея? Нет, Каролина в жизни ничего глупее не слышала.
   Свею ее мнение не интересовало, она вообще не слушала ее, и в какой-то момент показалось, что они опять поссорятся.
   Каролина обвиняла Свею во властолюбии, что берет это на себя только для того, чтобы до последнего всем распоряжаться и все решать, только поэтому.
   Я заволновалась. Ведь Свея и Каролина так сдружились! Неужели новая стычка! И, не дай Бог, они расстанутся врагами.
   Меня только удивило, что Свея сохраняла спокойствие. Раньше она бы уже давно вышла из себя. А теперь все воспринимала гораздо спокойнее, но я знала, что ее терпение имеет предел. А Каролина не сдавалась.
   В конце концов я решила, что дело зашло слишком далеко, и попросила Каролину не совать свой нос в чужие дела.
   – Свея делает это, чтобы помочь маме. Ты что, не понимаешь?
   Конечно, она понимает. Но как раз против этого и протестует. Она посмотрела на меня, и у нее опять как-то неприятно приподнялась бровь.
   – Я считаю, что твоя мама принижает себя, – сказала она. – Ты не замечаешь, как она использует свою слабость, чтобы удержать при себе Свею? Она постоянно строит из себя эдакое трогательное существо.
   Я страшно разозлилась.
   – Что такое ты несешь? Ты что, решила, что можешь говорить что угодно, да?
   – Тогда не спрашивай! Если не хочешь получить ответ, молчи!
   До чего же она упряма, а ее надменный смех привел меня в бешенство. Я думала, что после нашего разговора под дождем она перестанет придираться к моей семье. Тогда мне казалось, что она все поняла, но я, видно, поторопилась с выводами. Сейчас она была такая же, как прежде. Но ничего у нее не выйдет. Я решила оставить эту тему и говорить только о деле.
   – Может быть, Свея была права, – сказала я, – когда думала, что ты не захочешь иметь конкурентов и пожелаешь остаться здесь единственной хозяйкой. В таком случае, пожалуй, лучше сказать это прямо, вместо того чтобы ссориться со Свеей. Наверное, она не будет против, чтобы ты стала экономкой, раз она все равно уходит. Это было бы лучше всего. С твоими способностями ты прекрасно со всем справишься.
   Она с недоумением посмотрела на меня:
   – О чем ты говоришь? Я тоже не собираюсь здесь оставаться!
   Тут я так разозлилась, что едва не захлебнулась от злости! Вид у нее был такой, словно мысль о том, что она останется у нас, была абсолютным безумием! Как будто только такая идиотка, как я, могла в это поверить!
   Ну уж нет, она уедет как можно скорее. К нам она вернулась только ради малышей. Она думала, что я это понимаю. В ту печальную ночь, когда умер Эдвин, они так льнули к ней, что оставить их было невозможно. Поэтому она пошла за Свеей.
   Она все время хотела незаметно направить их чувства на Свею. Ей это удалось, и тем самым ее миссия здесь выполнена.
   Возможно, она ненадолго задержится, чтобы помочь нам, пока все не наладится после отъезда Свеи. Ее просила об этом Свея. Она понимает, что одновременно с двумя новыми слугами в доме будет нелегко, и поэтому не уедет, пока новая экономка не освоится. До тех пор она может подождать, но не дольше.
   Не знаю, какая муха меня укусила, но я безумно рассердилась на Каролину. Получалось, будто она всем здесь распоряжается! Именно она сделала так, чтобы Свее наконец достались ее желанные дети! Она отговаривала Свею помочь нам найти новую экономку! Она из милости обещает Свее продержаться, пока у нас все как-нибудь не образуется!
   Всюду она, эта Каролина, всем распоряжается и все устраивает. Никому другому и слова сказать нельзя. Эта самоуверенная и самовлюбленная девчонка учит нас жить. Я была так возмущена, что с трудом выговаривала слова.
   – Ты жаждешь власти! – прошипела я. – Теперь я это вижу! А с такими людьми я дело иметь не хочу. Те, кто использует других для того, чтобы испытать свою власть, для меня страшнее чумы!
   Я выбежала из комнаты. Глаза у меня были на мокром месте, а Каролина не должна видеть меня плачущей.
   Я чувствовала себя кругом обманутой. Каролина злоупотребляет своей волей. Ей доставляет наслаждение заманивать людей одного за другим в свои сети. Теперь попалась Свея. Какой триумф! Свея, которая слыла таким трудным человеком! Которую все немного побаивались! Каролине и ее удалось укротить.
   Все мы были у ее ног. Роланд готов был перед ней распластаться. Надя обожествляла ее. Я позволила себе поддаться ее обаянию.
   По какой-то причине она еще не распространила свои чары на маму. Наверное, пока мама находилась под влиянием Свеи, это было безнадежно. Но потом, когда Свеи не будет рядом, неизвестно, что может случиться.
   Интриганка! А может быть, именно поэтому она и отговаривала Свею помочь маме найти новую экономку? Чтобы оторвать их друг от друга? Это называется «разделяй и властвуй»!
   А что же папа? Этот вопрос оставался открытым. Она не добивалась его расположения. После ее возвращения они избегали друг друга. Здесь было что-то невыясненное, о чем мы, все остальные, не знали. Каролина собиралась было доверить мне эту тайну, но передумала, и, наверное, к лучшему. Меня это больше не интересует. Как знать, может быть, папа был единственным среди нас, кто устоял перед ее обаянием? А такие люди лишали ее уверенности. Она начинала относиться к ним с подозрением. Вместе с тем презирала тех, кто перед ней таял.
   Как же она сможет завести настоящих друзей?
   Нет, я чувствовала себя обманутой. А с ней, с этой самовлюбленной девчонкой, все было кончено.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   – Жаль, что у тебя такое дурное настроение именно сейчас, когда приезжает Лувиса, – посетовала мама.
   Лувиса была новой экономкой, которую мама и Свея выбрали среди многих претенденток. Она приезжает сегодня, и мама, естественно, боится, что я произведу на нее неблагоприятное впечатление.
   – А я и не знала, что у меня дурное настроение.
   – Ну да, ты уже несколько дней дуешься. Не понимаю, чем мы тебе досадили?
   – Досадили?
   – Не понимаю, что с тобой происходит. Ходишь с обиженным видом и не отвечаешь, когда к тебе обращаются. Это из-за конфирмации ^[6]?
   Нет, я почти о ней забыла, но маме об этом не сказала, пусть думает, что из-за этого.
   Дело в том, что летом у Роланда будет конфирмация. И июль он проведет у папиного родственника, деревенского священника. Это было решено давно. Но теперь они неожиданно сказали, что я тоже поеду в деревню и тоже пройду конфирмацию. Между Роландом и мной разница только год, и лучше сделать это в одно время. К тому же мы будем вместе, и нам будет веселее.
   Мама горячо поддерживала эту идею, а я была решительно против. Это все равно, что поступать в новую школу. А я хотела летом отдохнуть. Думаю, папа меня понимал, но мама настаивала. Она считала, что это разумно, тем более что папа никак не может решить, как мы проведем лето. А так по крайней мере хоть мы двое устроены на целый месяц.
   Но я об этом и слышать не хотела. И мама подумала, что я не в духе именно поэтому. Ну и пусть! Она не должна легкомысленно принимать решения за меня.
   – Не хочу сейчас конфирмоваться, мама! – заявила я. – Ты же не станешь меня заставлять?
   Мама вздохнула и сказала, что я должна попытаться не показывать свое плохое настроение, хотя бы когда приедет Лувиса.
   Я обещала. Но причина моего плохого настроения заключалась в Каролине. На душе у меня было мерзко: внезапно мне показалось, что она мне совершенно безразлична. Вот уж никогда не думала, что могу быть такой жесткой. Я видела, как она ходит по дому, но меня не беспокоило, что это она. Я вообще больше на нее не реагировала.
   Обычно мне было сложно находиться под одной крышей с человеком, в котором я так разочаровалась, но сейчас мне было все равно. Меня тревожила моя собственная холодность, непривычная для меня самой. Как ужасно вдруг стать равнодушным к тому, кого так любила.
   Конечно, иногда, когда я видела ее в саду вместе с Надей и малышами, у меня щемило сердце. Как прекрасно она с ними играла! Как спокойно и внимательно! Это напоминало мне ту ночь в избушке Флоры, когда умер Эдвин. С какой нежностью она отнеслась тогда к Эйнару и Эдит! Как ловко увела их от умершего братика к лунному свету и подснежникам. Как превратила то, что могло стать кошмаром, в красивое воспоминание, оставив им при этом их печаль.
   Таких воспоминаний о Каролине у меня было много, и они мучили меня, поскольку не соответствовали другому ее образу. Образу независимой, расчетливой и властолюбивой девушки. Действительно ли в ней уживались два человека?
   Не знаю, заметила ли она, что мои чувства к ней переменились. Во всяком случае, виду она не подавала. Мы не разговаривали с тех пор, как несколько дней назад со мной случился приступ ярости. Она делала вид, что ничего не произошло. Была, как обычно, приветлива, я отвечала ей тем же, мы даже могли улыбнуться друг другу, но между нами возникла стена, и никто из нас не делал ничего, чтобы ее разрушить.
 
   Лувиса оказалась круглым и веселым маленьким существом, которое тотчас завоевало наши сердца. Сразу чувствовалось, что с ней будет легко найти общий язык. Что бы она ни делала, от нее веяло уютом. От одного ее вида улучшалось настроение.
   Свея, конечно, радовалась, что подобрала подходящего человека. Больше ей не надо беспокоиться о том, что она передает хозяйство в чужие руки. Помимо приятных манер Лувиса отличалась опрятностью и добросовестностью. У Свеи имелись все основания быть довольной своим выбором.
   Самое забавное, что во многих отношениях Лувиса была прямой противоположностью Свеи. Она была мягкой и простой в общении. В ней совсем не было упрямства. Ведь Свея временами бывала ужасно нетерпимой и непримиримой.
   Лувиса же, казалось, напротив, верит, что весь мир хорош, и исходит из того, что все желают друг другу добра. Свея так не считала. Даже любовь к малышам не смогла ее переделать. В глубине души она оставалась прежней, так до конца и не избавившись от своего скепсиса.
   Поэтому могло показаться странным, что себе в преемницы Свея выбрала именно Лувису. Вместо кого-нибудь вроде себя.
   Свея осталась на несколько дней, чтобы ввести Лувису в курс дела. Я думала, что теперь Каролина уйдет, но она медлила.
   Занятия в школе закончились, и Наде не терпелось поехать в деревню. Но мама и папа никак не могли договориться о планах на лето и без конца их обсуждали.
   Мы с Роландом не особенно стремились в деревню – летом в городе у нас было немало занятий. Больше всего нам хотелось поехать к бабушке, но это могло произойти только в августе, после конфирмации.
   Мама обещала предоставить папе кабинет, где бы ему не мешали и где бы он мог целое лето сидеть и писать. Но папа сомневался, что так получится. Он хотел работать в городе и лишь время от времени приезжать в деревню, чтобы отдохнуть.
   Но мама, в свою очередь, не верила в этот отдых. Папа всегда будет считать, что на это у него нет времени. В результате застрянет в городе, и если понадобится с ним повидаться, ей придется самой ехать в город.
   А как с Лувисой и Каролиной? Что будет с ними? Папа считал, что им надо быть там, где они больше всего нужны, то есть в деревне.
   Но мама, конечно, не могла оставить папу без всякой помощи. Половину лета Лувиса проведет в деревне, а Каролина – в городе. Затем они поменяются.
   Мама спросила их, что они думают об этом предложении. Могли бы они пойти на это?
   – По-моему, это самое разумное, – сказала мама.
   Да, Лувиса считала, что это отлично. Она с удовольствием поедет в деревню. Она кивнула и восторженно улыбнулась:
   – А что думает Каролина?
   Я знала, что Каролина собирается уходить, и мне было интересно, что она ответит. Теперь-то она должна воспользоваться моментом и сообщить о своем уходе! Чтобы мама не рассчитывала на нее, а могла бы найти новую горничную. Но она только ответила с невозмутимым видом:
   – Да, это вполне разумно.
   Другого ответа Каролина и не могла дать. Она не ответила на главный вопрос: согласна ли провести половину лета в деревне, а половину – в городе. Только сказала, что решение разумное, но совершенно ничего не обещала.
   Но все же Каролина должна была понять, что мама восприняла ее ответ как утвердительный. Но ее это не беспокоило. Если мы невнимательно ее слушали, пенять придется на самих себя. Я прекрасно понимала ход ее мыслей, и мне он не нравился. Я сочла это нечестным и с презрением посмотрела на нее. Она мельком взглянула в ответ, а потом стала смотреть мимо меня. Какие же у нее иногда бывали холодные глаза! Раньше я этого не замечала.
 
   Ночью, в половине третьего, дверь моей комнаты внезапно распахнулась; я жутко испугалась. На пороге стояла Каролина с горящей свечой.
   – Я хочу с тобой поговорить!
   Она поставила свечку на комод, а я села в постели. Спросонья голова у меня шла кругом. Сама она, очевидно, еще не ложилась. Она была полностью одета. Встав посредине комнаты, она заговорила. Я слушала ее со все большим смущением. Как будто слушала саму себя. Самое невероятное, что она обвиняла меня почти в том же, в чем я сама в глубине души обвиняла ее. В жажде власти. Бесцеремонности. Высокомерии. Самолюбии. Самовлюбленности. Фальши. Бесчувственности. И так далее.
   Она также утверждала, что несколько раз пыталась заговорить со мной, но я этого не замечала. Так я была занята собой. Я вообще не замечаю того, что происходит вокруг меня. Правда, если дело касается моего «святого семейства», тут я открываю глаза. А так живу как во сне.
   Разве она не ясно дала мне понять, что должна сказать мне нечто чрезвычайно важное? Но что ей ужасно трудно выдавить это из себя? Почему же я тогда ей не помогла? Она с упреком посмотрела на меня. Но ее речь так меня поразила, что я не находила слов! Разве я не пыталась ей помочь?
   Кто внезапно передумал? Кто наотрез отказался говорить, хотя я умоляла ее об этом? Кто в конце концов попросил меня убраться?
   Да, она согласна, так оно и было. Она точно знает, что сказала тогда. Но это только для того, чтобы вернуть себе уверенность! Неужели я этого не поняла? Чтобы осмелиться высказать то, что лежало у нее на сердце, ей нужна была абсолютная уверенность в том, что вещи, важные для нее, важны и для меня. А этой уверенности она не почувствовала. Поэтому она передумала. И была этому рада!
   Неожиданно до нее дошло, что я проявила только обычное примитивное любопытство. Так оно и оказалось. Поняв, что мое любопытство не будет удовлетворено, я потеряла к ней интерес. А в последнее время я вообще едва ее замечаю.
   Я действительно указала ей ее место в этом доме. Мне удалось это гораздо лучше, чем Свее.
   Когда Каролина намекнула, что не может оставаться у нас целую вечность и что у нее могут быть несколько другие планы, я разозлилась, как фурия, и осыпала ее бранью. Словно она крепостная и не имеет права распоряжаться собой!
   Я делала вид, что она мне небезразлична. Но теперь она поняла, что это сплошная болтовня. Последнее время я относилась к ней с подчеркнутой холодностью. Какая удача, что я вовремя раскрыла себя и она не пошла ни на какие откровения.
   – Единственное, за что я тебе благодарна, – с горечью заключила она, – это за то, что ты вовремя разоблачила себя!
   А в целом она чувствовала себя совершенно обманутой.
   Она взяла свечу и собралась было идти, но остановилась на пороге и печально произнесла:
   – Что я должна теперь о тебе думать?
   Она подняла свечу и направила на меня свет. Я посмотрела на нее и подумала то же самое.
   Что я должна о ней думать?
   Она сказала мне то, что хотела сказать ей я. Я думала о ней почти то же самое.
   Раньше я была уверена в том, что правда на моей стороне. А теперь я уже и не знала. Я считала, что это я пытаюсь с ней сблизиться, а она избегает меня. Она же утверждает, что все наоборот. Кто из нас прав? Может быть, обе? Мы просто-напросто не нашли пути друг к другу. Слишком разными были у нас отправные точки.
   Она сказала, что я дала ей понять, где ее место. Я же считала, что это она постоянно указывает мне на мое постыдное в ее глазах происхождение.
   Сколько раз она его задевала? Я же, насколько знаю, никогда не затрагивала ее происхождения. Но говорить об этом было бессмысленно, она только ответит, что мое настоящее отношение к ней проявляется в моих словах и поступках.
   Я вздохнула. Положение казалось безнадежным. Что мне ответить? Я могла только сказать как есть:
   – Не знаю, что и сказать …
   Она помахала свечой:
   – Нет-нет, не надо. Не утруждай себя! Это ни к чему. Я забыла, что твое воспитание запрещает тебе проявлять нормальные чувства. Да, не дай Бог родиться в такой семейке!
   Ну вот опять! Зачем она это говорит? Ясно, что это была заключительная реплика, она задула свечу и направилась к двери.
   На улице начало светать. Я встала с постели и подошла к окну. Небо было ясным и румяным. Будет хороший день.
   Я заметила, что Каролина замешкалась у двери.
   Птицы проснулись и защебетали изо всех сил. Я распахнула окно, и в комнату ворвался прохладный утренний воздух. Запахло цветами и летом.
   Каролина не уходила. Я слышала, как она пошевелилась.
   – Почему ты молчишь? – В ее голосе звучал вызов.
   – А что я должна сказать?
   – Не притворяйся! Скажи все как есть! Я закрыла окно и повернулась к ней.
   – Ты не можешь пояснить, что у тебя на уме?
   – И не пытайся узнать! Я-то знаю, что у тебя на уме!
   – Тогда скажи, что! Ее всю трясло.
   – Да, я знаю… Ты не можешь понять, почему я не ухожу, раз считаю твою семью такой ужасной? Почему не убираюсь вон? – Она засмеялась. – Видишь, я читаю твои мысли. Я тебя насквозь вижу. Но ты не осмеливаешься задать этот вопрос, поскольку боишься моего ответа.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ой-ой, как ты испугалась! Но тебе не надо беспокоиться. Я не скажу тебе, почему не хотела бы родиться в твоей семье. Бедняжка, ты бы этого никогда не пережила… Теперь мне это ясно! – Она открыла дверь и прошептала: – Извини, что потревожила… Спокойной ночи, маленькая Спящая Красавица.