Здесь их поджидало очередное разочарование — среди полусотни кораблей, стоящих в бухте, не было ни одного с вензелями клана Жёлтого Тюльпана. Стражники Фильтровального канала (в этот роковой день единственный вход-выход в бухту охранял сборный отряд зуланов трёх кланов: Рваной Цепи, Спящей Черепахи и Свирепого Шершня) рассказали столпившимся на берегу бухты зуланам, что все четырнадцать кораблей клана Жёлтого Тюльпана покинули бухту Норки сегодня на рассвете. Последний вошёл в канал за несколько минут до начала отлива и, в отличие от тринадцати предыдущих, не торопился его покидать. Чтобы узнать причину задержки, на корабль спустились несколько стражников. Капитан объяснил им, что дожидается пассажиров, которые не успели попасть на корабль до отлива и попросил стражников, когда на берегу бухты появятся опоздавшие зуланы клана Жёлтого Тюльпана, пустить их к себе на смотровую площадку и помочь спуститься на его корабль. Свою просьбу капитан подкрепил толстым мешочком золота. Подобный вариант, с ожиданием в Фильтровальном канале опаздывающих пассажиров, был для Норки Паука делом вполне обыденным, поэтому удовлетворённые объяснениями и щедрой платой за пустяшные услуги стражники поднялись обратно на смотровую площадку и успокоили своих товарищей. Ещё примерно через час прибыли опоздавшие пассажиры — небольшой отряд зуланов клана Жёлтого Тюльпана, всего около двадцати человек (вероятнее всего, сбежавший с Совета Лабур и пятеро его ютангов были как раз в этом отряде; гарал и его помощники переоделись простыми зуланами, поэтому никто из отряда стражников канала их не узнал). Как и было уговорено стражники помогли опоздавшим спуститься на корабль, после чего он сразу же покинул Фильтровальный канал и, расправив паруса, устремился вдогонку за остальной флотилией.
   После того, как стало ясно, что весь клана Жёлтого Тюльпана, до единого человека, сбежал с острова, и из-за отлива невозможно немедленно отправиться за ними в погоню, дальнейшие события в Норке Паука развивались по вполне предсказуемому сценарию. Ответственность за преступление клана Жёлтого Тюльпана, зуланы которого оказались вне пределов досягаемости разъярённой толпы, вдруг, ни с того, ни с того, переложили на дружественные с ним кланы Свирепого Шершня и Острых Ножей. На несчастных зуланов этих двух кланов посыпались упрёки в пособничестве предателям. И если бы не личное вмешательство гарала и ютанга клана Острых Ножей, которые предъявили жаждущей крови и мщения толпе свои многочисленные раны, нанесённые их якобы союзниками, кровавая бойня началась бы в этот же день прямо на берегу бухты.
   Общий хаос на Норке Паука усугублял ещё и тот факт, что убийцами клана Желтого Тюльпана была вырезана практически вся руководящая верхушка Организации. Добрая половина кланов лишилась не только гаралов, но даже и ютангов. Внутри этих обезглавленных кланов тут же появилось множество гаралов и ютангов, якобы чудом уцелевших в бойне на Совете Одиннадцати. И вокруг каждого подобного ушлого «счастливчика» собирался отряд его преданных сторонников (как правило состоящий из друзей зулана-самозванца), готовый силой своих мечей и топоров кому угодно доказать правоту своего «господина».
   В довершение к вышеперечисленным бедам, из доверенных источников Балт узнал, что многие кланы уже начинают отправлять почтовых голубей итанам своих кланов, с приказом бросать все дела и вместе с отрядом немедленно плыть в Норку Паука. А это означало, что через неделю-другую сюда прибудут десятки, а то и сотни тысяч лангов, и крохотный островок утонет в крови,
   Очень скоро узкие улочки Норка Паука превратятся в поля кровопролитных сражений — бессмысленных и беспощадных, в которых не будет ни правых, ни виноватых, и все будут остервенело драться против всех.
   Балт не хотел ввязываться в неминуемую свару между кланами, а раз так, то ему оставалось одно — уносить ноги с острова, пока ещё отсюда можно было сбежать. Главе клана Серого Пера уже давно хотелось вырваться на океанский простор из опостылевшей Норки, и вот, наконец, ему представилась такая возможность.
   Как один из трёх уцелевших в побоище гаралов, Балт законно претендовал на титул правителя Норки Паука и считался чрезвычайно опасным соперником для других кандидатов. Поэтому его намерение покинуть остров (и забрать с собой ещё одного реального претендента на владычество — своего ютанга) не встретило ни малейшего сопротивления со стороны руководства остальных девяти кланов. Более того, соперники Балта были готовы сами во всю мощь своих легких дуть в паруса корабля, уносящего из Норки Паука его самого и его опасного помощника.
   И вот поздним вечером того же дня Балт и Ремень покинули дворец клана Серого Пера и под охраной отборной сотни зуланов отправились в бухту Норки Паука. Здесь они вместе с зуланами беспрепятственно перебрались на большой трёхмачтовый корабль и, дождавшись прилива, покинули остров…
   А на рассвете следующего дня в окно каюты Балта влетел белый голубь, к лапке которого была прикреплена записка.
   Заинтригованный гарал быстро поймал птицу, снял с её лапки свёрнутый в трубочку листочек, развернул его и прочёл примерно следующее:
 
   Уважаемый, Балт!
   Если вам дорога жизнь ваших друзей, прикажите немедленно развернуть корабль и плыть дальше строго на северо-запад. Примерно через два часа вы увидите в океане белую лодочку. В ней будут находиться небезызвестные вам сэр Лил, сэр Стьюд и господин Шиша. Поторопитесь, иначе они погибнут.
 
   Под запиской не было ничьей подписи, она была написана ровными печатными буквами, эти две особенности навели Балта на мысль, что автор замаскировал свой почерк из-за боязни быть узнанным. Среди присутствующих на корабле людей о Лиле, Стьюде и Шише мог знать только Ремень, он же, как ютанг, имел доступ к почтовым голубям клана Серого Пера и мог запросто прихватить с собой парочку на корабль, и, наконец, его почерк был великолепно знаком Балту. Вывод напрашивался сам собой.
   Балт вызвал к себе в каюту ютанга, предъявил ему записку и потребовал объяснений. Но, вопреки ожиданиям гарала, Ремень категорически отрицал своё причастие к этому забавному утреннему происшествию с почтарём и клялся, что никакой записки Балту не отправлял.
   Отчаявшись добиться от помощника правды, Балт вынес ему свой суровый приговор — мол, раз Ремень так яро упорствует, Балт сделает вид, что эта анонимка и впрямь не его рук дело, и начнёт действовать точно в соответствии с её инструкциями, но если через два часа Лил, Стьюд и Шиша не поднимутся на борт их корабля, то он устроит Ремню такую выволочку, что шутник-ютанг на всю жизнь запомнит, как это больно надсмехаться над своим гаралом.
   Когда Ремень выходил из каюты Балта, его лицо было белее снега…
   — Сейчас-то я понимаю истинную причину испуга бедняги. Похоже, Ремень, действительно, у меня в каюте впервые увидел ту спасительную для вас записку. Но сегодня утром я был уверен, что кислое выражение его лица это результат моего разоблачения, а бледность — от страха перед неминуемым наказанием… Далее вы уже и сами, наверняка, догадались. Два часа мы плыли строго на северо-запад и вдруг на самом деле увидели маленькую лодочку, барахтающуюся среди огромных волн. Когда же из неё к нам наверх вскарабкались сперва Лил со Стьюдом, а затем и Шиша, я был просто потрясён.
   Балт закончил свой рассказ, и в кают-компании на некоторое время воцарилось молчанье. Первым его осмелился нарушить непоседа Студент.
   — М-да, не скучали вы в наше отсутствие, — подытожил он услышанное и тут же, не без гордости, продолжил: — Но и мы, уважаемый Балт, тоже времени даром не теряли. После того, как ваш корабль доставил нас в Солёный, вокруг нас тоже такая карусель завертелась, что о-го-гошеньки-го-го!
   — Считай, что ты меня заинтриговал, — отозвался Балт. — Давай-ка, дружище Стьюд, расскажи о ваших приключениях. Я весь внимание.
   Студента не нужно было долго упрашивать. Опустив скучные подробности почти двухнедельного плавания от Норки Паука до Солёного города, свой рассказ он начал сразу с того, что весьма красочно расписал, как двум бравым рыцарям и удалому трактирщику, волей случая впервые оказавшимся в совершенно незнакомом городе, удалось всего за каких-то два-три часа отыскать логово затаившегося лорда Гимнса и своим, весьма своевременным, появлением предотвратить его неминуемое убийство. Потом он поведал о разоблачении помешавшегося на мести итана, и о последующем искреннем раскаянии их пленницы. Далее рассказчик описал, как Бэт ночами напролёт, вместе с магом Кремпом, дежурила у постели полумёртвого от её же побоев брата, и как, придя через несколько дней в себя, лорд Гимнс великодушно простил свою мучительницу. Славный мечник поведал о судьбоносном собрании в доме барона Бальза, на котором Вэт впервые рассказала своим недавно обретённым друзьям о таинственном трёхэтажном особняке в заброшенной белой деревне и о странной белой комнате в нём, как маг Кремп вдруг заинтересовался рассказом девушки, и, с его подачи, друзья решили наведаться в этот загадочный особняк, благо белая деревня находилась всего в двух часах езды от дома гостеприимного барона. Студент рассказал, как, добравшись до особняка и войдя в него, он и пятеро его спутников оказались внутри огромного ослепительно-белого зала и увидели там двух сражающихся друг с другом Высших магов, в одном из которых признали своего друга, а в другом — заклятого врага. Далее рассказчик поведал: как благодаря его самонадеянности, друг Лом пропустил смертоносный удар Посоха Мощи Наза, и как лишь чудо-меч Лила смог остановить победное шествие неуязвимого чародея; как их прощание с погибшим другом было прервано эффектным появлением Корсара, и как маг-великан, зародив в друзьях надежду спасти Люма, вынудил их всех переместиться через портал из светлого просторного зала в кромешную тьму подземелья…
   — …Вот так мы оказались в Пещерах Теней, — торжественно объявил Студент и наконец перешёл к финальной части своего рассказа: — Ведомые Корсаром мы долго бежали в непроглядной тьме… — Далее он подробно описал, как всем было плохо в первые минуты после сумасшедшего бега по коридорам подземелья. К счастью, мучения оказались не напрасными, Корсар сдержал свое обещание и смог вновь вдохнуть жизнь в бездыханное тело Высшего мага Люма.
   Последовавшие друг за дружкой рассказы Балта и Студента растянулись аж на пять часов, и к тому моменту, когда Студент закончил говорить, был уже поздний вечер. Все, и говорившие, и слушавшие, изрядно утомились. К тому же у восьми из одиннадцати собравшихся в кают-компании людей сегодняшнее утро выдалось чересчур богатым на переживания и потрясения, они потратили уйму сил, как физических, так и моральных, и нуждались в отдыхе. Поэтому было решено перенести заседание совета на завтрашнее утро, тогда же Высший маг Лом и маг Корсар поведают о своих злоключениях в Пещерах Теней. После чего людях, оказавшимся волей случая на одном корабле, предстояло определиться с планом их дальнейших действий.
   Но это будет завтра, а на сегодня Балт объявил заседание совета закрытым и предложил всем расходиться по своим каютам.
   * * *
   Проводив Вэт до каюты и дождавшись, пока девушка войдёт в неё и захлопнет за собой дверь, Лилипут повернулся к своему провожатому и решительно заявил:
   — Извини, дружище Ремень, но в этот раз я не составлю тебе компанию.
   — О чём это ты, приятель? — насторожился ютанг. — Мне уже доложили, что в каюте нас поджидает накрытый всякими вкусностями стол и полбочонка отменного вина.
   — Увы, тебе придётся искать другого собутыльника, — улыбнувшись, пояснил Лилипут.
   — Это ещё почему? Лил, ты чего это, заболел что ли? Приятель, там такое вино!..
   — Не надо на меня так смотреть, я не сошёл с ума. Уверяю, я в здравом уме и твёрдой памяти. Просто я переселяюсь из твоей каюты, в каюту Вэт.
   — Ха, просто… — не удержался от восклицания Ремень.
   — Именно так, — кивнул Лилипут и продолжил: — Пару минут назад я получил от Вэт добро на проживание в её каюте, и пока девушка не передумала…
   — Ага, так вот о чём вы перешёптывались всю дорогу, — усмехнулся Ремень.
   — Дружище, ты сама проницательность, — подмигнул другу рыцарь.
   — Мне жаль, Лил, но ничего у тебя не выйдет, сбежать из нашей каюты у тебя не получится, — всё с той же добродушной ухмылкой вдруг возразил ютанг.
   — Чё ты несёшь, как это не получится? — нахмурился Лилипут.
   Упиваясь откровенным злорадством, Ремень охотно пояснил:
   — Я здесь ни при чём — лишь выполняю приказ своего гарала. А ты сам прекрасно слышал, как полчаса назад Балт распорядился, чтобы все наши гости как следует выспались.
   — Насколько я помню, он лишь пожелал всем хорошенько отдохнуть, — возразил Лилипут.
   — Во-во, — радостно подхватил ютанг. — а о каком скажи на милость, отдыхе может идти речь, если здоровый мужик заночует в каюте симпатичной девчонки. Вы же, озорники эдакие, поди до самого утра глаз не сомкнёте и завтра на совете будете, как сонные мухи, а нагоняй от Балта из-за вас получу я.
   — Что за ерунду ты несёшь! — возмутился Лилипут. — Какое твоё дело?!
   — А вот тут ты не прав. Я доложил Балту, что разместил тебя в своей каюте, и теперь лично отвечаю перед гаралом за твой здоровый сон.
   — Бред какой!
   Между тем Ремень по ходу дела, похоже, все больше и больше входил во вкус:
   — Приятель, давай так — к Вэт ты переберёшься завтра, а сейчас мы с тобой пойдём в нашу каюту, посидим, вмажем по маленькой…
   — Знаю я твою маленькую, — невольно поёжился Лилипут.
   — Вино великолепное, даже не сомневайся, — продолжал гнуть своё Ремень. — Клянусь, утром от него не будет никакого похмелья. К тому же это замечательное снотворное. Через час-другой уснём, как младенцы, а утречком проснёмся свежими, бодрыми, весёлыми и в прекрасном настроении.
   — Всё сказал?
   — Напрасно упрямишься, Лил. Поверь, я лишь добра тебе желаю. А насчёт Вэт не беспокойся. Она гостья Балта, и никто на этом корабле даже пальцем её коснуться, без её на то позволения, не посмеет. Да она и сама может неплохо за себя постоять, как-никак в недалёком прошлом Вэт была итаном клана Серого Пера. Но чтобы тебе было совершенно за неё спокойно, я распоряжусь поставить у двери её каюты пару надёжных зуланов.
   — От ведь жучара какой, — покачал головой рыцарь. — Как всё лихо придумал — комар носа не подточит. Но и мы, знаешь ли, тоже не лыком шиты.
   — Да я ведь не для себя…
   — Лады, Ремень, я всё понял и, считай, даже проникся твоей заботой, — торопливо перебил Лилипут и, широко улыбнувшись, продолжил: — Ты очень исполнительный парень и души не чаешь в своем гарале, поэтому не можешь позволить мне остаться этой ночью в каюте любимой девушки.
   — Ну разумеется, — облегчённо вздохнул Ремень. — Наконец-то дошло, слава богам! Теперь пошли в каюту.
   — Ещё одну минуту, — удержал друга рыцарь. — Ремень, сперва ответь мне, только честно, на один вопрос.
   — Да хоть на два, — весело отозвался ютанг, — только пообещай мне, что потом ты пойдёшь следом за мной в нашу каюту.
   — Это будет зависеть от твоего ответа.
   — О как! Знаешь, ты меня даже заинтриговал. Так что за вопрос?
   — Ремень, будь добр, разъясни мне следующее… Вот Балт сегодня вечером сказал, что Организация будто бы рассыпалась. Но, а как насчет кланов? Вот ты, например, ты все ещё ютанг гарала клана Серого Пера или уже птица вольная, скажем так, просто приятель хозяина этого корабля — господина Балта?
   — Насколько я понимаю, — Ремень прямо-таки раздулся от важности, — никто ещё Балта не лишал его гальской броши. Просто, пока на Норке Паука всё не успокоится, мы решили временно покинуть остров, но как только там восстановится порядок, мы обязательно туда вернёмся. Одним словом, Балт по-прежнему остаётся главой клана Серого Пера, и я его ютанг!
   — Замечательно! Именно это я и хотел от тебя, дружище, услышать, — удовлетворённо кивнул Лилипут и, резко вскинув правую руку к лицу собеседника, строго спросил: — Господин ютанг, вы видите этот перстенек у меня на мизинце?
   — Эй, ты чего, — отшатнулся Ремень.
   — Насколько я понимаю, любой член клана Серого Пера, Должен всегда и всюду оказывать содействие обладателю сего ювелирного украшения, — спокойно продолжил рыцарь, словно не замечая испуга друга. — Поэтому, Ремень, я тебя умоляю, окажи мне содействие, пожелай мне «спокойной ночи» и отправляйся восвояси. — И, глянув на вытянувшееся лицо попавшегося в ловушку Ремня, добавил с ухмылкой:
   — А что касается парочки надёжных зуланов, то их ты лучше приставь к двери собственной каюты и строго-настрого прикажи им ни в коем случае не выпускать себя часов эдак до десяти завтрашнего утра.
   — Лил, ты чего, мы же друзья, — упрекнул рыцаря ютанг. — Я же как лучше хотел.
   — Извини, дружище, но достал ты меня своей заботой!
   — Ладно, как знаешь. Не хочешь пить со мной вино — не надо, — капитулировал Ремень. — И пожалуйста, ночуй у своей подружки — кто же возражает.
   — Вот это совсем другое дело. — Лилипут похлопал ютанга по плечу и продолжил: — Смотри, насчет охраны у своей двери не забудь — это очень важно. Беспокоюсь я о друге, понимаешь, заботу, так сказать, проявляю. Кстати, а что с тобой будет, если меня ослушаешься? — добавил он как бы между прочим.
   Ремень сильно побледнел.
   — Неужели всё настолько серьёзно? Кто бы мог подумать, оказывается этот перстень весьма полезная безделушка, — добил ютанга Лилипут. — Ну ладно, спокойной ночи. И не забудь об охране. — И не дав вставить Ремню больше ни словечка, рыцарь отвернулся от него и, войдя в каюту Вэт, резко захлопнул за собой дверь.
   Так Лилипут с Вэт, наконец-то, оказались наедине — в крошечной, но уютной, каюте с маленькой, но упругой, кроватью. На палубе по-прежнему дул ветер, моросил дождь, а здесь было тепло, сухо и спокойно. У этой славной пары ещё практически не было прошлого, и будущее их было туманно и непредсказуемо, зато у них было настоящее, в котором они упивались каждой минутой своего счастья.
   И на какое-то время трещащий по всем швам мир с его треклятыми волнениями и переживаниями для двоих влюбленных попросту перестал существовать…
   * * *
   После полуночи ливень, а за ним и шторм стали стихать, и несчастные жертвы бессонницы во второй половине ночи получили возможность спокойно выйти на палубу и насладиться чистейшим океанским воздухом вкупе с великолепным, усеянным мириадами больших, средних и совсем крошечных звезд небом. А если и это не поможет нагнать сон, то можно задержаться на палубе и насладиться роскошным зрелищем поднимающегося из океана солнца, которое возможно и не избавит от накопившейся за бессонные сутки усталости, но, без сомнения, наполнит сердце радостью и жаждой жизни.
   В эту ночь бессонница накрыла своим душным покрывалом Люма и Корсара, проведших сегодня первый день под открытым небом после длительного пребывания в Пешерах. И хотя, после потери сегодняшним утром большого количества магической энергии, чародеи отчаянно нуждались в отдыхе, сон их упрямо игнорировал.
   Всех троих магов на корабле поселили в одну каюту. Но Кремп, в отличие от своих соседей, никаких проблем со сном не испытывал, и, вернувшись после собрания в каюту, быстро забылся крепким, здоровым сном. А Лом с Корсаром на своих кроватях полночи ворочались с боку на бок, и как только барабанная дробь капель дождя по палубе стихла, оба мага, не сговариваясь, практически одновременно поднялись с кроватей и вышли из каюты подышать свежим воздухом.
   — Не спится? — чтобы как-то начать беседу, задал риторический вопрос Лом.
   — Мне впервые в жизни не удалось себя заставить, — пожаловался Корсар.
   — Да ладно, не бери в голову, — посоветовал Высший и, окинув глубокомысленным взором звездное небо, продолжил: — Ты слишком много времени провел под землей, твой организм ещё не успел полностью восстановиться. Это нормально. Сам посуди, столько на тебя вдруг обрушилось ощущений, запахов, звуков, основательно позабытых за время подземного заточения. Плюс эйфория от того, что удалось-таки вырваться из плена. Видишь, я тоже не могу уснуть, хотя в отличие от тебя, в Пещерах Теней провел значительно меньше времени. Но ничего, я тебя уверяю, следующей ночью будем мы с тобой сны смотреть, как миленькие.
   — Нет, Лом, ты меня не понял, — возразил Корсар. — То, что у меня самая обычная бессонница — это ясно, как вздох. Подобная неприятность со мной случается не в первый раз — все же, как ни как, сто тридцать лет уже живу на белом свете. Проблема в том, что до сегодняшнего дня. когда мне позарез требовалось отоспаться и восстановить силы, а просто так уснуть не получалось, я произносил заклинание «Быстрый сон» и в течение считанных минут легко засыпал. Сегодня за ночь я произнес это заклинание раз двадцать и, как видишь, до сих пор ни малейшего эффекта — я по-прежнему бодрствую.
   — Не забывай, Корсар, что мы потратили уйму магической энергии перенося друзей из Пещер Теней под открытое небо, а потом ещё больше часа удерживали лодку среди гигантских волн.
   — Лом, не нужно делать из меня идиота, — возмутился Корсар. — Я маг со столетнем стажем, так неужели ты думаешь, я не смогу определить: хватит мне магической энергии для сотворения заклинания или нет?
   — Ну что ты, Корсар, у меня и в мыслях не было тебя обижать, — пожал плечами Лом. — Я просто пытался отыскать более-менее разумное объяснение происходящему. Ведь заклинание-то, сам говоришь, не сработало…
   — Раньше у меня замечательно выходила эта волшба с гораздо меньшим запасом магической энергии, нежели сейчас.
   — А может?…
   — Нет, в магической формуле я тоже твёрдо уверен. По-моему, дружище, все дело в том, что мы начинаем терять магическую силу, и из способных творить заклинания чародеев превращаемся в самых обыкновенных людей.
   — Сдается мне, Корсар, ты уже грезишь наяву! — усмехнулся Высший. — Как это теряем магическую силу? Корсар, дружище, о чем ты говоришь! Мы просто ужасно вымотались за сегодняшний день, вот и лезет тебе всякая чушь в голову, уверяю тебя, очень скоро ты будешь от души смеяться над своей бурно разыгравшийся фантазией.
   — Сильно сомневаюсь, — грустно покачал головой Корсар и неожиданно предложил: — А почему бы тебе не сотворить… ну, к примеру, простенькую голубую молнию.
   — Что за глупые шутки! Оглянись, ночь ведь на дворе, а мы, между прочим, в гостях. Ты же сам знаешь, что голубая молния шарахнет так, что весь корабль на уши встанет. И так нас Балт из-за балахонов побаивается — хочешь его с ума свести? Кто потом, скажи на милость, будет с гаралом объясняться?
   — Ну хорошо, — не унимался маг-великан, увлекшись идеей, — хорошо, извини, брякнул не подумав. Голубая, действительно, слишком много шума наделает. Тогда сотвори зеленую, насколько я помню, она практически беззвучна.
   — Похоже, от тебя не отвяжешься, — сдался Лом. — Ладно, гляди в оба, этот фейерверк я посвящаю тебе, дитятко ста тридцатилетнее.
   Лом скороговоркой пробормотал себе под нос нужное заклинание и картинно щелкнул пальцами.
   Результат его очень удивил. Вместо красивой, сочной, ветвистой ярко-зеленой молнии, с кончика указательного пальца его правой руки сорвались лишь четыре крошечные искорки грязно-коричневого цвета.
   Корсар хмыкнул и добил Высшего:
   — Ну что, Люм, судя по выражению твоего лица, ты теперь тоже грезишь наяву.
   — Но, Корсар, — Лом рассеянно хлопал глазами. — Но, как же так? Ведь я же… Да не может быть!
   Великан покачал головой и, не без издёвки, продолжил:
   — Да, да, конечно. Просто это какой-то сбой, заклинание у тебя сорвалось. Понимаю, с кем не бывает, и на старуху бывает проруха — и Высшие маги иногда ошибаются. Так в чём же дело, попробуй ещё разок. А когда у тебя опять случится осечка — а она случится, я в этом нисколько не сомневаюсь, — попробуй снова. — Он похлопал друга по плечу, как недавно Лом его. — Словом, развлекайся, а я пойду прикорну. Как знать, может всё же удастся соснуть часок-другой. Да и замерзать я что-то начал, а сейчас, когда магия того и гляди станет нам совершенно не доступной, со здоровьем лучше лишний раз не шутить.
   Не дожидаясь ответа, Корсар отвернулся от растерянного друга и ушёл обратно в каюту.
   Лом же, задетый за живое его словами, раз десять подряд попытался воспроизвести зелёную молнию. Наиболее удачной оказалась четвертая попытка — из его пальца высыпалось аж семь изумрудных искорок. В итоге, он был вынужден признать правоту опытного чародея и, несолоно хлебавши, вернуться следом за ним в каюту.
   И, как бы издеваясь над неудачей Высшего, стоило тому скрыться в каюте, ночное небо рассекла ослепительно-яркая, ветвистая зеленая молния. Следом прогремел оглушительный раскат грома, и вновь заморосил дождь.
   На зарождающихся на горизонте, великолепных красках утренней зари в одно мгновенье был поставлен жирный крест. Небо снова заволокло хмурыми тучами. Наступил очередной пасмурный день.