Страница:
После чудовищно тяжёлых плит тоже достаточно увесистый гранитный осколок последней показался трактирщику почти что невесомым. Он не стал относить его к стене, а придумал гораздо лучший способ избавиться от него. Шиша развернулся лицом к сражающимся и, как следует размахнувшись, запустил гранитный снаряд в напирающих на друзей гномов. Потом он подхватил с пола следующий обломок плиты и отправил его следом за первым. Та же участь постигла и последний кусок гранита.
Его снаряды перекалечили с десяток гномов, из-за чего в первых рядах напирающей толпы образовалась куча мала. Воспользовавшись этим коротким замешательством в стане врага, Шиша что было сил рявкнул на друзей:
— Скорее! На выход! Путь свободен! — И рванул на себя дверную ручку.
Дверь отворилась легко и бесшумно. Трактирщик первым устремился в спасительную тьму. Сразу же следом за ним из распахнутой двери выбежали Лилипут, Коготь (так звали последнего уцелевшего зулана), Ремень и спустя пару секунд последним в дверном проёме, наконец, появился Студент. Славный мечник сгибался под тяжелой ношей.
— Ну чего рты раззявили, живо помогайте! — прикрикнул он на товарищей, соскакивая с крыльца.
— Чего это там у тебя? — выразил общее недоумение Ремень, приближаясь к рыцарю.
— Один из местных уродов, пленник Шиши, — пояснил Студент. — Он его у стены положил и забыл. Хорошо я, когда следом за вами побежал, заметил… Ну помогайте же мне, я уже с ног валюсь.
Ремень, Лилипут и Коготь на ходу сняли пленника с плеча Студента и, распределив между собой его руки-ноги, дальше понесли уже вчетвером. Шиша тоже порывался помочь, но друзья ему категорически запретили это делать. Трактирщик настолько вымотался, ворочая неподъёмные гранитные плиты, что сейчас с трудом удерживал даже собственный вес — на бегу его заметно пошатывало.
Разъярённая толпа сумасшедших обитателей трактира, топча своих убитых и покалеченных товарищей, бросилась вдогонку за ненавистными чужаками.
Но погоня эта длилась недолго. На залитой лунным светом улице воинственный пыл безумцев быстро сошёл на нет сменившись паническим страхом перед ночной тьмой. Пробежав с полсотни шагов за чужаками, преследователи один за другим разворачивались и что есть духу неслись обратно в своё логово.
Когда беглецы, без помех достигнув конца улицы, остановились, чтобы малость перевести дух, за их спинами снова, как вначале городского приключения, всё было тихо и спокойно. Вокруг, куда не кинь взор, не видно было ни одного живого существа. И разве можно было поверить, что совсем рядом с этим пустынным перекрёстком всего пять минут назад происходила яростная сеча. Но нынешний жалкий вид некогда грозного и боеспособного отряда красноречивее любых слов подтверждал этот невероятный факт.
Среди пятерых уцелевших членов отряда не было ни одного совершенно невредимого. Шиша хоть и не имел видимых порезов и ушибов, но его надорванная спина нуждалась в помощи знахаря не меньше, чем, например, левое бедро Лилипута, порезанное гномьим топором буквально в последние секунды боя. Просто чудо, что рыцарь после такой неприятной раны ещё мог самостоятельно передвигаться. К счастью, пропитавшаяся кровью штанина приклеилась к ранке, быстро остановив опасное кровотечение. Ещё у бедолаги Лилипута ужасно распухла и посинела левая рука, в пылу боя он пару раз принимал на неё направленные в голову удары дубин врагов, из-за чего почти наверняка заработал перелом. Когда Студент скомандовал остановку, Шиша с Лилипутом безвольно уселись прямо на грязную мостовую.
Меньше всех в сражении пострадал везунчик Студент. Быстренько ощупав себя во время короткой передышки, рыцарь обнаружил лишь неглубокую царапину на левой голени — ранка эта была настолько маленькой, что он совершенно не замечал её во время ходьбы.
У Ремня была рассечена голова. Выглядела рана, конечно, ужасно, но реальной угрозы жизни не представляла. Его волосы слиплись от крови и свисали в разные стороны забавными сосульками, но кровотечение уже прекратилось. Ютанг слишком поздно заметил падающую на голову дубину и, не успевая отбить её своим топором, попытался пригнуть голову. Увы, но его движение было вовремя разгадано нападающим, в последний момент он тоже чуть изменил направление удара, и дубина обрушилась на макушку жертвы. К счастью, у врага не хватило силёнок, чтобы с первого удара расколоть череп, да и густые волосы ютанга малость смягчили удар. Но всё равно пережитые Ремнём в первые секунды поле удара ощущения были не из приятных — перед глазами у оглушённого всё поплыло, в ушах загудели колокола, ноги подкосились и он рухнул на колени. К счастью, эта неприятность случилась с ним в самом начале боя, отряд ещё не понёс ни одной потери, и все зуланы были невредимы и полны сил. Двое воинов клана Серого Пера, бившихся бок о бок со своим ютангом, в эти роковые секунды беспомощности заслонили его от напирающих безумцев. Как только сознание прояснилось, оглушённый наскоро ощупал рану и, удостоверившись, что дырки в макушке нет, а на месте удара лишь неопасное рассечение кожи, поднялся на ноги и снова вступил в бой. Окончательно оправился от пропущенного удара Ремень только лишь в конце боя, но благодаря самоотверженной опеке зуланов до конца сражения он больше не получил ни единой царапины. Последние же за сохранение жизни ютанга щедро расплатились своими собственными.
Из шести зуланов клана Серого Пера пятеро сложили головы в кровавом побоище, и лишь одному из них посчастливилось выжить в жестокой мясорубке. Коготь был одним из двух помощников Шиши, поэтому не участвовал в битве с самого начала. Вместе с товарищем они усилили поредевший отряд защитников аккурат перед атакой гномов. Его товарищу не повело, топор гнома разворотил ему живот — а Коготь, тоже получив от гномьих топоров несколько болезненных, но не смертельных ранений, смог продержаться последнюю минуту и выжил. Сейчас, воспользовавшись остановкой на перекрёстке, зулан осмотрел свои раны. Неглубокие царапины на правом бедре и груди были неопасны, а вот рассечение кисти левой руки, на которое в пылу боя Коготь не обращал внимания, оказалось весьма серьёзным — топор гнома наполовину разрубил кость, ещё бы чуть-чуть и отважный зулан мог бы остаться совсем без руки. Здоровой рукой Коготь попытался зажать ужасную рану, из которой вовсю хлестала кровь, но из этой затеи ничего не вышло — кровь продолжала сочиться и через крепко сжатые пальцы.
Заметив мучения зулана, к нему на помощь пришёл Студент. Сорвав с себя ремень, рыцарь перетянул ему руку чуть повыше рассечения — кровотечение тут же остановилось. Далее, подложив под покалеченную руку Когтя его же собственный меч, он крепко-накрепко стянул эту конструкцию куском ткани, оторванным от своего плаща.
— Ну ты как, до лодки дойдёшь? — спросил зулана Студент, закончив перевязку.
— Постараюсь.
— Уж постарайся, братишка. А то сам видишь, кругом одни калеки — упадёшь, нести тебя будет некому. А уж доберёмся до корабля, там знахарь тебя мигом исцелит.
— Не беспокойся, я дойду, — уже более уверенно ответил зулан.
— Отлично, — кивнул ему рыцарь и, обернувшись к ютангу, продолжил разговор уже с ним:
— Похоже, дружище, теперь только на нас с тобой вся надежда. Давай связывать пленника, дальше понесём его вдвоём.
Ютанг кивнул, расстегнул свой ремень и, склонившись над пленником, стал вязать ему ноги.
— Эй, Лил, ну чего расселся, давай-ка тоже сюда свой ремень, — попросил Студент. — Я своим Когтю руку перетянул.
— Обождите, я сейчас вам помогу, — откликнулся Лилипут, с кряхтеньем поднимаясь на ноги.
— Да куда ты со своей рукой, и без тебя управимся, — отмахнулся Студент, — Лучше Шише помоги подняться. А то наш здоровяк, я смотрю, совсем раскис.
Забрав у Лилипута ремень, он занялся руками пленника. И тут же стал наставлять своего помощника:
— Вяжи туже, не бойся этому гаду больно сделать.
— Да я опасаюсь, как бы он не проснулся, — отозвался ютанг,
— А ты не опасайся. У Шиши кулак тяжёлый, смотри какой синячище у него под глазом расцвёл. Затягивай изо всех сил, урод ещё добрых полчаса не очухается.
Через минуту пленник был надёжно связан по рукам и ногам, и рот его был надёжно запечатан кляпом. Ремень со Студентом взвалили бедолагу на плечи, и движение отряда возобновилось.
Рядом с несущими пленника ютангом и рыцарем самостоятельно шёл зулан. А Лилипут с Шишей замыкали шествие, шагая рядом плечо в плечо и, по мере надобности, поддерживая друг друга под локоть.
Обратный путь по пустынным улицам занял немногим более часа. Когда отряд добрался до порта, небо на востоке уже начинало светлеть — до рассвета оставалось совсем немного времени.
Укрывшись в тени последнего дома припортовой улицы, измученные ночными злоключениями люди стали искать на берегу место своей высадки.
Кустарник, за которым у берега их возвращения должна была дожидаться лодка, отыскался без труда. Но сейчас рядом с ним почему-то не было видно ни одного часового, а ведь лодку должны были охранять четверо матросов.
— Ой, парни, не нравится мне всё это, — прошептал Студент, вглядываясь в далёкий кустарник. — Помнится, мы условились, что матросики по очереди будут дежурить рядом с кустом, и для нас это будет сигналом, что всё в порядке. Вы кого-нибудь там видите? Лично я — никого.
— Погоди раньше времени паниковать, — так же шёпотом отозвался Ремень. — Отсюда толком ничего не разобрать — слишком далеко. Нужно подойти поближе.
— Нет, нельзя туда идти, за кустами нас может ожидать засада, — возразил Студент и продолжил нагонять на спутников тоску. — Боюсь, схарчили наших сторожей местные живоглоты. А лодку, наверняка, утопили. Я даже догадываюсь, кто это мог сделать — помните тех троих троллей, что погнались за нами после того, как мы выломали дверь брошенного дома?
— Ну и что ты предлагаешь? — спросил Шиша.
— Ну, к примеру, я мог бы взобраться на дом и с его крыши осмотреть берег. Сверху я увижу, что творится за нашим кустарником — лодка там нас поджидает или засада.
— Пока ты будешь карабкаться на крышу, а потом спускаться обратно на землю — уже рассветёт, — покачал головой Ремень. — Вот тогда уж мы точно нарвёмся на неприятности. Предлагаю рискнуть, и пойти туда прямо сейчас.
— Согласен, — поддержал ютанга Лилипут. — Стьюд, если лодку утопили тролли, то засады можно не опасаться. Эти гиганты, при всём своём желании, не смогли бы спрятаться за таким низким кустарником.
— Лил, ну а ты-то со своей хромотой куда суёшься! — цыкнул на друга-рыцаря Студент и повернулся к трактирщику: — Шиша, ты моя последняя надежда. Растолкуй хоть ты им…
— Извини, Стьюд, — перебил его здоровяк, — но предложение Ремня мне больше по сердцу.
— И мне, — добавил Коготь.
— Проклятье! Ладно, ваша взяла, пойдёмте, — сдался Студент, наклоняясь, чтобы следом за Ремнём закинуть себе на плечо ноги бесчувственного пленника (по дороге в порт скрученный ремнями бедолага уже дважды приходил в себя, но как только он начинал мычать и дёргаться в руках своих носильщиков, к нему тут же подходил неумолимый Шиша и «усыплял» его своим страшным кулаком).
Через пару минут пятеро утомлённых скитальцев с пленником на плечах кое-как доковыляли до кустарника, и к всеобщему облегчению выяснилось, что опасения Студента были совершенно напрасны. На радостях никто даже не стал упрекать славного мечника, неожиданный приступ чрезмерной осторожности которого едва не вылился для отряда в совершенно напрасную потерю драгоценного предрассветного времени.
С лодкой и её охранниками оказалось всё в порядке. Выяснилось, что свой пост у кустарника матросы покинули, испугавшись той самой троицы троллей. И чтобы не привлекать к себе внимания — ведь на фоне океана при ярком лунном свете их фигуры прекрасно просматривались из любой точки порта — решили нести охрану, схоронившись от посторонних глаз, за бортами лодки, в свою очередь, надежно укрытой кустарником. Благодаря находчивости сторожей никакой оказии за ночь с ними не приключилось.
Оставив безответным вполне логичный вопрос: а где же остальные? — Ремень приказал матросам возвращаться на корабль, и они послушно навались на вёсла.
Обратно, по вполне понятным причинам, лодка мчалась гораздо быстрее, чем плыла от корабля к берегу.
Когда под задорные крики товарищей, приветствующих возвращение лихого отряда лодка причаливала к кораблю, солнце уже наполовину всплыло из глубин океанских вод. Наступил новый день.
Всех раненых, и тяжело, и не очень, как только они перебрались с лодки на корабль, отвели в каюту корабельного знахаря — господина Горчицы. Утомившихся матросов отправили отдыхать в кубрик. А пленника перенесли в кают-компанию, и после того, как бедолагу удалось привести в чувство, гарал Балт в присутствии магов, лорда и капитана приступил к его допросу.
Каюта знахаря оказалась слишком маленькой, чтобы сразу вместить в себя всех пятерых болезных, и раненые вынуждены были входить туда по одному, терпеливо дожидаясь своей очереди в коридоре.
Первым к Горчице зашёл Студент. Его царапина на ноге и впрямь оказалась пустяшной — знахарь залепил ранку целебной мазью, стянул голень тугой повязкой и, заверив рыцаря, что уже к вечеру от пореза даже следа не останется, выпроводил его из каюты. Лечение Студента заняло меньше двух минут.
Следующим в каюту знахаря вошёл Шиша, им Горчица занимался уже гораздо дольше — около десяти минут. уложив трактирщика на кровать (для этого его пришлось, как беспомощного старика, взять под локоть), знахарь перво-наперво заставил его выпить целый ковш какой-то вонючей и совершенно отвратительной на вкус желеобразной массы, ярко-жёлтого цвета, после чего велел перевернуться на живот и стал энергично разминать его спину, руки и ноги. Во время массажа Шиша стенал и завывал от боли, умоляя знахаря хоть на секундочку остановиться и позволить ему перевести дух но мучитель был глух к мольбам и невозмутимо продолжал делать своё дело. Когда же экзекуция наконец закончилось, Шиша испытал такое ошеломительное облегчение, будто только что заново родился, от мучительной боли в надорванных мышцах не осталось и следа. Он легко, как пятнадцатилетний подросток, вскочил с кровати и, сердечно поблагодарив искусного целителя, покинул каюту.
Третьим пациентом знахаря стал Ремень. С ютангом Горчица провозился тоже примерно минут десять. Прежде чем приступить к лечению болячки на голове, знахарь тщательно отмыл от крови его лицо и волосы — эта процедура отняла времени гораздо больше, чем непосредственно само лечение. Когда с мытьём головы было покончено, Горчица наложил на здоровенный шишкарь ютанга тряпицу, вымоченную в отваре пахучих целебных трав, закрепил её на голове тугой повязкой и, пообещав Ремню полное исцеление к завтрашнему утру, проводил до двери.
После Ремня в каюту знахаря вошёл Лилипут, с его болячками Горчица управился минут за пять. Рассечение на бедре оказалось хоть и довольно глубоким, но не опасным, эту рану знахарь обработал точно так же как и голень Студента — залепил её целебной мазью и стянул бедро тугой повязкой. Закончив с ногой, Горчица занялся распухшей, как бревно, рукой Лилипута. Внимательно осмотрев огромные багровые синяки на предплечье — следы ударов, знахарь подтвердил опасения Лилипута о переломе.
— Похоже с рукой твоей придётся повозиться, — вынес он свой неутешительный вердикт. — Перелом срастётся дней через пять, а то и через неделю. Так что настраивайся на долгое лечение. А пока что, на-ка выпей вот это. — Горчица распахнул шкаф, все полки которого были густо заставлены всевозможными коробочками, кувшинчиками, мисочками и чашечками самых разных цветов и размеров, достал со второй с верха полки крохотный глиняный кувшинчик и, зачерпнув оттуда миниатюрной серебряной ложкой какое-то вязкое белёсое вещество, протянул её рыцарю.
— И это говорит знахарь, который всего за одну ночь поставил на ноги сэра Стьюда, после его поединка с троллем, — укорил целителя Лилипут, и послушно открыл рот. — Проглотив горьковатую белую кашицу, он продолжил: — Что такое мой крошечный перелом, тем более закрытый, по сравнению с ужасными увечьями Стьюда. И тем не менее тогда ты управился с ними всего за несколько часов. Конечно, я помню, тогда тебе щедро заплатили за услуги. Но можешь не сомневаться, я тоже в накладе не останусь!
— Да дело не в деньгах, — поморщился Горчица и, продолжая говорить, стал прикладывать к распухшей руке Лилипута разные дощечки, выбирая подходящую по размеру. — Балт обещал щедро со мной расплатиться, и я стараюсь как могу.
— Целую неделю залечивать один паршивый перелом — и это ты называешь: стараюсь как могу — возмутился рыцарь.
— Твоя кость треснула в двух местах, — стал объяснять знахарь, превращая руку и деревяшку в единое целое. — И пару недель назад подобный пустяк я бы с помощью чар исцелил тут же за пару минут. Но, к сожалению, в последнее время колдовство мне не подвластно. Теперь приходится уповать лишь на целительные свойства мазей и отваров, составленных мною ещё в Норке Паука… Да ты не переживай, вот так, без чар, оно даже надёжнее. Походишь недельку с забинтованной рукой, покушаешь целебного снадобья — и косточка твоя замечательно срастётся.
— Слушай, а ты магам нашим о своих проблемах говорил?
— Конечно.
— Ну и?..
— Вообще-то они просили об этом особо не распространяться, но раз уж у нас тобой зашёл разговор…
— Не томи.
— В общем, чары им тоже больше неподвластны.
— Не может быть!
— А думаешь почему ни один из них с вами в город не поплыл?
— Во дела!
— Только смотри, не очень-то об этом трепись.
— Можешь не беспокоиться — буду нем, как рыба.
— Так, ну всё вроде бы готово, — объявил Горчица, затягивая узел на повязке. — Постарайся рукой особо не махать. До вечера можешь быть свободен.
— А что вечером?
— Проходи и получишь ещё одну ложечку целительного снадобья.
Последним в каюту знахаря вошёл Коготь. Над его ранами Горчица корпел дольше всего — примерно с четверть часа. Неглубокие царапины на бедре и груди он обработал быстро, а вот с рассечением кисти пришлось повозиться. Перво-наперво знахарь снял перекрывающий кровоток ремень и срезал закостеневшую от засохшей крови тряпку, фиксирующую руку и меч. Оказалась, что скрытая под повязкой кисть безобразно распухла, посинела и напрочь утратила чувствительность. Горчица уложил её в таз с тёплой водой, добавил несколько пучков целебных трав и стал массировать окоченевшие пальцы Когтя. Рана в воде открылась, и вода из прозрачной очень быстро превратилась в бардовую. Через пару минут непрерывного массажа знахарь почувствовал, что пальцы зулана стали откликаться на его действия, тогда он вынул кисть из таза, насухо её вытер и стал замазывать кровоточащий разрез целебной мазью. От нестерпимой боли зулан потерял сознание, к счастью, он в этот момент сидел на стуле, а его покалеченная рука неподвижно лежала на столе, так что болезненного падения на пол удалось избежать. Горчица не стал тут же приводить бедолагу в чувство, а сперва спокойно залепил рану, остановив кровотечение, потом подобрал дощечку по руке и намертво зафиксировал на ней раздробленную кисть. И лишь после того, как безобразная рана была укрыта плотной повязкой, он растормошил Когтя, заставил его проглотить ложечку белёсого снадобья из кувшинчика и, наказав снова прийти вечером, выпроводил из своей каюты.
Поначалу у Балта никак не получалось разговорить пленника, на все его вопросы сумасшедший отвечал хищным оскалом и низким утробным рычанием. Точно так же он реагировал и на редкие реплики товарищей гарала. Создавалось впечатление, что после шишиных тумаков бедолагу покинули остатки разума, и он перестал понимать человеческую речь. На очевидную невменяемость пленника указывало и его поведение — после того как зуланы по приказу гарала освободили его от пут и привели в чувство, вместо того, чтобы сесть на предложенный Балтом стул, он рухнул на колени и проворно заполз под стол. Пришлось зуланам его по новой отлавливать и вытаскивать обратно, при этом безоружный безумец отбивался от них как дикий зверь — когтями и зубами. После того как его наконец изловили и вытянули на свет, опасаясь повторения дикой выходки, его больше ни на мгновенье не отпускали. Бедолагу силой усадили на стул и крепко-накрепко привязали к спинке и ножкам, так что он снова не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Всё что ему теперь оставалось — исподлобья коситься на своих мучителей ненавидящим взглядом.
Когда к собравшемуся к кают-компании обществу присоединился Студент, Балт уже подумывал прервать бестолковый допрос. Но, с появлением рыцаря, казалось бы совершенно безнадёжное дело неожиданно сдвинулось с мёртвой точки.
— Ну, как успехи? Много он вам уже напел? — поинтересовался славный мечник, усаживаясь на свободный стул справа от пленника.
Опережая ответ Балта, привязанный к стулу безумец голос злобным рычанием отреагировал на новый.
Реакция рыцаря была молниеносной: он выхватил меч, чиркнул им у виска пленника и тут же убрал его обратно в ножны. Всё случилось настолько быстро, что никто из сидящих за столом людей даже ахнуть не успел. А через секунду тишину разорвал дикий вопль пленника, в одно мгновенье лишившегося доброй трети правого уха.
— Заткнись, тварь, или я тебе сейчас и второе подрежу, — прикрикнул на несчастного Студент. И, к изумлению присутствующих, сумасшедший тут же замолчал. Безумие в его глазах сменилось паническим страхом.
— Так-то лучше, будешь хорошим мальчиком — никто тебя не тронет, — кивнул Студент и покровительственно похлопал бедолагу по залитой кровью щеке. Вытирая испачканную ладонь о грязную рубаху пленника, он добавил: — И заруби себе на носу, дядя, каждый раз когда ты будешь рычать, я буду отрубать тебе какую-нибудь часть тела. Ты всё понял? Я не слышу ответа? — рука рыцаря снова потянулась к рукояти меча. Под его безжалостным взглядом пленник весь сжался и испуганно заскулил.
— Стьюд, да ты с ума сошёл! — закричал Балт, бросаясь между рыцарем и его беззащитной жертвой. — Какая муха тебя укусила? Он же сумасшедший. Ничего не понимает и не говорит.
— Это у вас он ничего не понимает, а у меня всё поймёт и живо заговорит, — заверил Студент. — У меня с этим гадом разговор короткий будет, как вы цацкаться с ним я не стану. Отойди Балт, не мешай.
— Стьюд, прекрати, мы же цивилизованные люди, — поддержал гарала Корсар.
— Похоже охватившее горожан безумие заразно, — зашептал на ухо Гимнасту перепуганный капитан. — Думаю стоит позвать зуланов, чтобы они разоружили господина рыцаря, пока он не зарубил несчастного.
— Не нужно никого звать, — так же едва слышно зашептал в ответ лорд, — Стьюд такой же безумец, как мы с вами. Я знаю этого парня не один год — это его обычная манера допроса. Клянусь вам, вся его агрессия — блеф. На самом деле жизнь пленника вне опасности.
— Ничего себе вне опасности, да вы только посмотрите… — не договорив фразы, Дууф вскочил со своего стула и закричал в полный голос: — Эй, ты чего себе позволяешь!
— Стьюд, брось свои грязные штучки! — поддержал его Кремп.
Столь бурная реакция капитана и мага была вызвана очередной вопиющей выходкой Студента. Отчаявшись уговорить гарала по-хорошему отойти от пленника, рыцарь силой отпихнул Балта в сторону и приставил свой карающий меч к горлу перепуганной жертвы.
— Хватит дурковать, скотина! — рявкнул он на несчастного, перекрывая возмущённые крики Дууфа и Кремпа (остальные участники допроса потрясенно молчали). — Говори, как тебя зовут, или пожалеешь, что на свет родился! — Не отводя глаз со своей жертвы, он тут же обратился к переполошившимся товарищам: — Если кто попытается мне помешать, клянусь, перережу ему горло. — И снова пленнику: — Ну же, красавчик, я жду.
— Бы-бы-быыыррр… — явно силясь что-то из себя выдавить, зарычал несчастный.
— Так, значит не хочешь по-хорошему, снова рычишь,а ведь я тебя предупреждал, — покачал головой Студент и, чуть приподняв клинок, пощекотал им левое ухо пленника.
От прикосновения холодного метала к уху несчастный так яростно забился в своих путах, что едва не рухнул вместе со стулом на пол.
— Ладно, даю тебе вторую попытку, — смилостивился мучитель, опуская меч к шее. — Но очень не советую и дальше испытывать моё терпение — оно у меня на пределе… Так как твоё имя?
— Брааа-брааа-брааа… — зачастил пленник.
— Это уже гораздо лучше, — ободрил Студент, — продолжай.
Тут дверь резко распахнулась и в каюту вошёл исцелённый знахарем Шиша.
Очередная волна ужаса, вызванная появлением второго мучителя, тяжеленный кулак которого сегодня уже трижды за ночь отправлял его в глубокий нокаут, окончательно вывела бедолагу из ступора и он в исступлении заорал:
— БРАШ!!! МЕНЯ ЗОВУТ БРАШ!!!
Ошарашенный криком допрашиваемого Шиша растерянно замер на месте.
— Молодчина, дядя, — похвалил пленника Студент, отводя от его шеи меч, но пока что не убирая обратно в ножны. — Ну и что вы на это скажите? — Добившийся своего рыцарь обвёл присутствующих в каюте людей победным взглядом. Заметив Шишу, он радостно ему улыбнулся и спросил: — Ты как, в порядке?
Его снаряды перекалечили с десяток гномов, из-за чего в первых рядах напирающей толпы образовалась куча мала. Воспользовавшись этим коротким замешательством в стане врага, Шиша что было сил рявкнул на друзей:
— Скорее! На выход! Путь свободен! — И рванул на себя дверную ручку.
Дверь отворилась легко и бесшумно. Трактирщик первым устремился в спасительную тьму. Сразу же следом за ним из распахнутой двери выбежали Лилипут, Коготь (так звали последнего уцелевшего зулана), Ремень и спустя пару секунд последним в дверном проёме, наконец, появился Студент. Славный мечник сгибался под тяжелой ношей.
— Ну чего рты раззявили, живо помогайте! — прикрикнул он на товарищей, соскакивая с крыльца.
— Чего это там у тебя? — выразил общее недоумение Ремень, приближаясь к рыцарю.
— Один из местных уродов, пленник Шиши, — пояснил Студент. — Он его у стены положил и забыл. Хорошо я, когда следом за вами побежал, заметил… Ну помогайте же мне, я уже с ног валюсь.
Ремень, Лилипут и Коготь на ходу сняли пленника с плеча Студента и, распределив между собой его руки-ноги, дальше понесли уже вчетвером. Шиша тоже порывался помочь, но друзья ему категорически запретили это делать. Трактирщик настолько вымотался, ворочая неподъёмные гранитные плиты, что сейчас с трудом удерживал даже собственный вес — на бегу его заметно пошатывало.
Разъярённая толпа сумасшедших обитателей трактира, топча своих убитых и покалеченных товарищей, бросилась вдогонку за ненавистными чужаками.
Но погоня эта длилась недолго. На залитой лунным светом улице воинственный пыл безумцев быстро сошёл на нет сменившись паническим страхом перед ночной тьмой. Пробежав с полсотни шагов за чужаками, преследователи один за другим разворачивались и что есть духу неслись обратно в своё логово.
Когда беглецы, без помех достигнув конца улицы, остановились, чтобы малость перевести дух, за их спинами снова, как вначале городского приключения, всё было тихо и спокойно. Вокруг, куда не кинь взор, не видно было ни одного живого существа. И разве можно было поверить, что совсем рядом с этим пустынным перекрёстком всего пять минут назад происходила яростная сеча. Но нынешний жалкий вид некогда грозного и боеспособного отряда красноречивее любых слов подтверждал этот невероятный факт.
Среди пятерых уцелевших членов отряда не было ни одного совершенно невредимого. Шиша хоть и не имел видимых порезов и ушибов, но его надорванная спина нуждалась в помощи знахаря не меньше, чем, например, левое бедро Лилипута, порезанное гномьим топором буквально в последние секунды боя. Просто чудо, что рыцарь после такой неприятной раны ещё мог самостоятельно передвигаться. К счастью, пропитавшаяся кровью штанина приклеилась к ранке, быстро остановив опасное кровотечение. Ещё у бедолаги Лилипута ужасно распухла и посинела левая рука, в пылу боя он пару раз принимал на неё направленные в голову удары дубин врагов, из-за чего почти наверняка заработал перелом. Когда Студент скомандовал остановку, Шиша с Лилипутом безвольно уселись прямо на грязную мостовую.
Меньше всех в сражении пострадал везунчик Студент. Быстренько ощупав себя во время короткой передышки, рыцарь обнаружил лишь неглубокую царапину на левой голени — ранка эта была настолько маленькой, что он совершенно не замечал её во время ходьбы.
У Ремня была рассечена голова. Выглядела рана, конечно, ужасно, но реальной угрозы жизни не представляла. Его волосы слиплись от крови и свисали в разные стороны забавными сосульками, но кровотечение уже прекратилось. Ютанг слишком поздно заметил падающую на голову дубину и, не успевая отбить её своим топором, попытался пригнуть голову. Увы, но его движение было вовремя разгадано нападающим, в последний момент он тоже чуть изменил направление удара, и дубина обрушилась на макушку жертвы. К счастью, у врага не хватило силёнок, чтобы с первого удара расколоть череп, да и густые волосы ютанга малость смягчили удар. Но всё равно пережитые Ремнём в первые секунды поле удара ощущения были не из приятных — перед глазами у оглушённого всё поплыло, в ушах загудели колокола, ноги подкосились и он рухнул на колени. К счастью, эта неприятность случилась с ним в самом начале боя, отряд ещё не понёс ни одной потери, и все зуланы были невредимы и полны сил. Двое воинов клана Серого Пера, бившихся бок о бок со своим ютангом, в эти роковые секунды беспомощности заслонили его от напирающих безумцев. Как только сознание прояснилось, оглушённый наскоро ощупал рану и, удостоверившись, что дырки в макушке нет, а на месте удара лишь неопасное рассечение кожи, поднялся на ноги и снова вступил в бой. Окончательно оправился от пропущенного удара Ремень только лишь в конце боя, но благодаря самоотверженной опеке зуланов до конца сражения он больше не получил ни единой царапины. Последние же за сохранение жизни ютанга щедро расплатились своими собственными.
Из шести зуланов клана Серого Пера пятеро сложили головы в кровавом побоище, и лишь одному из них посчастливилось выжить в жестокой мясорубке. Коготь был одним из двух помощников Шиши, поэтому не участвовал в битве с самого начала. Вместе с товарищем они усилили поредевший отряд защитников аккурат перед атакой гномов. Его товарищу не повело, топор гнома разворотил ему живот — а Коготь, тоже получив от гномьих топоров несколько болезненных, но не смертельных ранений, смог продержаться последнюю минуту и выжил. Сейчас, воспользовавшись остановкой на перекрёстке, зулан осмотрел свои раны. Неглубокие царапины на правом бедре и груди были неопасны, а вот рассечение кисти левой руки, на которое в пылу боя Коготь не обращал внимания, оказалось весьма серьёзным — топор гнома наполовину разрубил кость, ещё бы чуть-чуть и отважный зулан мог бы остаться совсем без руки. Здоровой рукой Коготь попытался зажать ужасную рану, из которой вовсю хлестала кровь, но из этой затеи ничего не вышло — кровь продолжала сочиться и через крепко сжатые пальцы.
Заметив мучения зулана, к нему на помощь пришёл Студент. Сорвав с себя ремень, рыцарь перетянул ему руку чуть повыше рассечения — кровотечение тут же остановилось. Далее, подложив под покалеченную руку Когтя его же собственный меч, он крепко-накрепко стянул эту конструкцию куском ткани, оторванным от своего плаща.
— Ну ты как, до лодки дойдёшь? — спросил зулана Студент, закончив перевязку.
— Постараюсь.
— Уж постарайся, братишка. А то сам видишь, кругом одни калеки — упадёшь, нести тебя будет некому. А уж доберёмся до корабля, там знахарь тебя мигом исцелит.
— Не беспокойся, я дойду, — уже более уверенно ответил зулан.
— Отлично, — кивнул ему рыцарь и, обернувшись к ютангу, продолжил разговор уже с ним:
— Похоже, дружище, теперь только на нас с тобой вся надежда. Давай связывать пленника, дальше понесём его вдвоём.
Ютанг кивнул, расстегнул свой ремень и, склонившись над пленником, стал вязать ему ноги.
— Эй, Лил, ну чего расселся, давай-ка тоже сюда свой ремень, — попросил Студент. — Я своим Когтю руку перетянул.
— Обождите, я сейчас вам помогу, — откликнулся Лилипут, с кряхтеньем поднимаясь на ноги.
— Да куда ты со своей рукой, и без тебя управимся, — отмахнулся Студент, — Лучше Шише помоги подняться. А то наш здоровяк, я смотрю, совсем раскис.
Забрав у Лилипута ремень, он занялся руками пленника. И тут же стал наставлять своего помощника:
— Вяжи туже, не бойся этому гаду больно сделать.
— Да я опасаюсь, как бы он не проснулся, — отозвался ютанг,
— А ты не опасайся. У Шиши кулак тяжёлый, смотри какой синячище у него под глазом расцвёл. Затягивай изо всех сил, урод ещё добрых полчаса не очухается.
Через минуту пленник был надёжно связан по рукам и ногам, и рот его был надёжно запечатан кляпом. Ремень со Студентом взвалили бедолагу на плечи, и движение отряда возобновилось.
Рядом с несущими пленника ютангом и рыцарем самостоятельно шёл зулан. А Лилипут с Шишей замыкали шествие, шагая рядом плечо в плечо и, по мере надобности, поддерживая друг друга под локоть.
Обратный путь по пустынным улицам занял немногим более часа. Когда отряд добрался до порта, небо на востоке уже начинало светлеть — до рассвета оставалось совсем немного времени.
Укрывшись в тени последнего дома припортовой улицы, измученные ночными злоключениями люди стали искать на берегу место своей высадки.
Кустарник, за которым у берега их возвращения должна была дожидаться лодка, отыскался без труда. Но сейчас рядом с ним почему-то не было видно ни одного часового, а ведь лодку должны были охранять четверо матросов.
— Ой, парни, не нравится мне всё это, — прошептал Студент, вглядываясь в далёкий кустарник. — Помнится, мы условились, что матросики по очереди будут дежурить рядом с кустом, и для нас это будет сигналом, что всё в порядке. Вы кого-нибудь там видите? Лично я — никого.
— Погоди раньше времени паниковать, — так же шёпотом отозвался Ремень. — Отсюда толком ничего не разобрать — слишком далеко. Нужно подойти поближе.
— Нет, нельзя туда идти, за кустами нас может ожидать засада, — возразил Студент и продолжил нагонять на спутников тоску. — Боюсь, схарчили наших сторожей местные живоглоты. А лодку, наверняка, утопили. Я даже догадываюсь, кто это мог сделать — помните тех троих троллей, что погнались за нами после того, как мы выломали дверь брошенного дома?
— Ну и что ты предлагаешь? — спросил Шиша.
— Ну, к примеру, я мог бы взобраться на дом и с его крыши осмотреть берег. Сверху я увижу, что творится за нашим кустарником — лодка там нас поджидает или засада.
— Пока ты будешь карабкаться на крышу, а потом спускаться обратно на землю — уже рассветёт, — покачал головой Ремень. — Вот тогда уж мы точно нарвёмся на неприятности. Предлагаю рискнуть, и пойти туда прямо сейчас.
— Согласен, — поддержал ютанга Лилипут. — Стьюд, если лодку утопили тролли, то засады можно не опасаться. Эти гиганты, при всём своём желании, не смогли бы спрятаться за таким низким кустарником.
— Лил, ну а ты-то со своей хромотой куда суёшься! — цыкнул на друга-рыцаря Студент и повернулся к трактирщику: — Шиша, ты моя последняя надежда. Растолкуй хоть ты им…
— Извини, Стьюд, — перебил его здоровяк, — но предложение Ремня мне больше по сердцу.
— И мне, — добавил Коготь.
— Проклятье! Ладно, ваша взяла, пойдёмте, — сдался Студент, наклоняясь, чтобы следом за Ремнём закинуть себе на плечо ноги бесчувственного пленника (по дороге в порт скрученный ремнями бедолага уже дважды приходил в себя, но как только он начинал мычать и дёргаться в руках своих носильщиков, к нему тут же подходил неумолимый Шиша и «усыплял» его своим страшным кулаком).
Через пару минут пятеро утомлённых скитальцев с пленником на плечах кое-как доковыляли до кустарника, и к всеобщему облегчению выяснилось, что опасения Студента были совершенно напрасны. На радостях никто даже не стал упрекать славного мечника, неожиданный приступ чрезмерной осторожности которого едва не вылился для отряда в совершенно напрасную потерю драгоценного предрассветного времени.
С лодкой и её охранниками оказалось всё в порядке. Выяснилось, что свой пост у кустарника матросы покинули, испугавшись той самой троицы троллей. И чтобы не привлекать к себе внимания — ведь на фоне океана при ярком лунном свете их фигуры прекрасно просматривались из любой точки порта — решили нести охрану, схоронившись от посторонних глаз, за бортами лодки, в свою очередь, надежно укрытой кустарником. Благодаря находчивости сторожей никакой оказии за ночь с ними не приключилось.
Оставив безответным вполне логичный вопрос: а где же остальные? — Ремень приказал матросам возвращаться на корабль, и они послушно навались на вёсла.
Обратно, по вполне понятным причинам, лодка мчалась гораздо быстрее, чем плыла от корабля к берегу.
Когда под задорные крики товарищей, приветствующих возвращение лихого отряда лодка причаливала к кораблю, солнце уже наполовину всплыло из глубин океанских вод. Наступил новый день.
Всех раненых, и тяжело, и не очень, как только они перебрались с лодки на корабль, отвели в каюту корабельного знахаря — господина Горчицы. Утомившихся матросов отправили отдыхать в кубрик. А пленника перенесли в кают-компанию, и после того, как бедолагу удалось привести в чувство, гарал Балт в присутствии магов, лорда и капитана приступил к его допросу.
Каюта знахаря оказалась слишком маленькой, чтобы сразу вместить в себя всех пятерых болезных, и раненые вынуждены были входить туда по одному, терпеливо дожидаясь своей очереди в коридоре.
Первым к Горчице зашёл Студент. Его царапина на ноге и впрямь оказалась пустяшной — знахарь залепил ранку целебной мазью, стянул голень тугой повязкой и, заверив рыцаря, что уже к вечеру от пореза даже следа не останется, выпроводил его из каюты. Лечение Студента заняло меньше двух минут.
Следующим в каюту знахаря вошёл Шиша, им Горчица занимался уже гораздо дольше — около десяти минут. уложив трактирщика на кровать (для этого его пришлось, как беспомощного старика, взять под локоть), знахарь перво-наперво заставил его выпить целый ковш какой-то вонючей и совершенно отвратительной на вкус желеобразной массы, ярко-жёлтого цвета, после чего велел перевернуться на живот и стал энергично разминать его спину, руки и ноги. Во время массажа Шиша стенал и завывал от боли, умоляя знахаря хоть на секундочку остановиться и позволить ему перевести дух но мучитель был глух к мольбам и невозмутимо продолжал делать своё дело. Когда же экзекуция наконец закончилось, Шиша испытал такое ошеломительное облегчение, будто только что заново родился, от мучительной боли в надорванных мышцах не осталось и следа. Он легко, как пятнадцатилетний подросток, вскочил с кровати и, сердечно поблагодарив искусного целителя, покинул каюту.
Третьим пациентом знахаря стал Ремень. С ютангом Горчица провозился тоже примерно минут десять. Прежде чем приступить к лечению болячки на голове, знахарь тщательно отмыл от крови его лицо и волосы — эта процедура отняла времени гораздо больше, чем непосредственно само лечение. Когда с мытьём головы было покончено, Горчица наложил на здоровенный шишкарь ютанга тряпицу, вымоченную в отваре пахучих целебных трав, закрепил её на голове тугой повязкой и, пообещав Ремню полное исцеление к завтрашнему утру, проводил до двери.
После Ремня в каюту знахаря вошёл Лилипут, с его болячками Горчица управился минут за пять. Рассечение на бедре оказалось хоть и довольно глубоким, но не опасным, эту рану знахарь обработал точно так же как и голень Студента — залепил её целебной мазью и стянул бедро тугой повязкой. Закончив с ногой, Горчица занялся распухшей, как бревно, рукой Лилипута. Внимательно осмотрев огромные багровые синяки на предплечье — следы ударов, знахарь подтвердил опасения Лилипута о переломе.
— Похоже с рукой твоей придётся повозиться, — вынес он свой неутешительный вердикт. — Перелом срастётся дней через пять, а то и через неделю. Так что настраивайся на долгое лечение. А пока что, на-ка выпей вот это. — Горчица распахнул шкаф, все полки которого были густо заставлены всевозможными коробочками, кувшинчиками, мисочками и чашечками самых разных цветов и размеров, достал со второй с верха полки крохотный глиняный кувшинчик и, зачерпнув оттуда миниатюрной серебряной ложкой какое-то вязкое белёсое вещество, протянул её рыцарю.
— И это говорит знахарь, который всего за одну ночь поставил на ноги сэра Стьюда, после его поединка с троллем, — укорил целителя Лилипут, и послушно открыл рот. — Проглотив горьковатую белую кашицу, он продолжил: — Что такое мой крошечный перелом, тем более закрытый, по сравнению с ужасными увечьями Стьюда. И тем не менее тогда ты управился с ними всего за несколько часов. Конечно, я помню, тогда тебе щедро заплатили за услуги. Но можешь не сомневаться, я тоже в накладе не останусь!
— Да дело не в деньгах, — поморщился Горчица и, продолжая говорить, стал прикладывать к распухшей руке Лилипута разные дощечки, выбирая подходящую по размеру. — Балт обещал щедро со мной расплатиться, и я стараюсь как могу.
— Целую неделю залечивать один паршивый перелом — и это ты называешь: стараюсь как могу — возмутился рыцарь.
— Твоя кость треснула в двух местах, — стал объяснять знахарь, превращая руку и деревяшку в единое целое. — И пару недель назад подобный пустяк я бы с помощью чар исцелил тут же за пару минут. Но, к сожалению, в последнее время колдовство мне не подвластно. Теперь приходится уповать лишь на целительные свойства мазей и отваров, составленных мною ещё в Норке Паука… Да ты не переживай, вот так, без чар, оно даже надёжнее. Походишь недельку с забинтованной рукой, покушаешь целебного снадобья — и косточка твоя замечательно срастётся.
— Слушай, а ты магам нашим о своих проблемах говорил?
— Конечно.
— Ну и?..
— Вообще-то они просили об этом особо не распространяться, но раз уж у нас тобой зашёл разговор…
— Не томи.
— В общем, чары им тоже больше неподвластны.
— Не может быть!
— А думаешь почему ни один из них с вами в город не поплыл?
— Во дела!
— Только смотри, не очень-то об этом трепись.
— Можешь не беспокоиться — буду нем, как рыба.
— Так, ну всё вроде бы готово, — объявил Горчица, затягивая узел на повязке. — Постарайся рукой особо не махать. До вечера можешь быть свободен.
— А что вечером?
— Проходи и получишь ещё одну ложечку целительного снадобья.
Последним в каюту знахаря вошёл Коготь. Над его ранами Горчица корпел дольше всего — примерно с четверть часа. Неглубокие царапины на бедре и груди он обработал быстро, а вот с рассечением кисти пришлось повозиться. Перво-наперво знахарь снял перекрывающий кровоток ремень и срезал закостеневшую от засохшей крови тряпку, фиксирующую руку и меч. Оказалась, что скрытая под повязкой кисть безобразно распухла, посинела и напрочь утратила чувствительность. Горчица уложил её в таз с тёплой водой, добавил несколько пучков целебных трав и стал массировать окоченевшие пальцы Когтя. Рана в воде открылась, и вода из прозрачной очень быстро превратилась в бардовую. Через пару минут непрерывного массажа знахарь почувствовал, что пальцы зулана стали откликаться на его действия, тогда он вынул кисть из таза, насухо её вытер и стал замазывать кровоточащий разрез целебной мазью. От нестерпимой боли зулан потерял сознание, к счастью, он в этот момент сидел на стуле, а его покалеченная рука неподвижно лежала на столе, так что болезненного падения на пол удалось избежать. Горчица не стал тут же приводить бедолагу в чувство, а сперва спокойно залепил рану, остановив кровотечение, потом подобрал дощечку по руке и намертво зафиксировал на ней раздробленную кисть. И лишь после того, как безобразная рана была укрыта плотной повязкой, он растормошил Когтя, заставил его проглотить ложечку белёсого снадобья из кувшинчика и, наказав снова прийти вечером, выпроводил из своей каюты.
Поначалу у Балта никак не получалось разговорить пленника, на все его вопросы сумасшедший отвечал хищным оскалом и низким утробным рычанием. Точно так же он реагировал и на редкие реплики товарищей гарала. Создавалось впечатление, что после шишиных тумаков бедолагу покинули остатки разума, и он перестал понимать человеческую речь. На очевидную невменяемость пленника указывало и его поведение — после того как зуланы по приказу гарала освободили его от пут и привели в чувство, вместо того, чтобы сесть на предложенный Балтом стул, он рухнул на колени и проворно заполз под стол. Пришлось зуланам его по новой отлавливать и вытаскивать обратно, при этом безоружный безумец отбивался от них как дикий зверь — когтями и зубами. После того как его наконец изловили и вытянули на свет, опасаясь повторения дикой выходки, его больше ни на мгновенье не отпускали. Бедолагу силой усадили на стул и крепко-накрепко привязали к спинке и ножкам, так что он снова не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Всё что ему теперь оставалось — исподлобья коситься на своих мучителей ненавидящим взглядом.
Когда к собравшемуся к кают-компании обществу присоединился Студент, Балт уже подумывал прервать бестолковый допрос. Но, с появлением рыцаря, казалось бы совершенно безнадёжное дело неожиданно сдвинулось с мёртвой точки.
— Ну, как успехи? Много он вам уже напел? — поинтересовался славный мечник, усаживаясь на свободный стул справа от пленника.
Опережая ответ Балта, привязанный к стулу безумец голос злобным рычанием отреагировал на новый.
Реакция рыцаря была молниеносной: он выхватил меч, чиркнул им у виска пленника и тут же убрал его обратно в ножны. Всё случилось настолько быстро, что никто из сидящих за столом людей даже ахнуть не успел. А через секунду тишину разорвал дикий вопль пленника, в одно мгновенье лишившегося доброй трети правого уха.
— Заткнись, тварь, или я тебе сейчас и второе подрежу, — прикрикнул на несчастного Студент. И, к изумлению присутствующих, сумасшедший тут же замолчал. Безумие в его глазах сменилось паническим страхом.
— Так-то лучше, будешь хорошим мальчиком — никто тебя не тронет, — кивнул Студент и покровительственно похлопал бедолагу по залитой кровью щеке. Вытирая испачканную ладонь о грязную рубаху пленника, он добавил: — И заруби себе на носу, дядя, каждый раз когда ты будешь рычать, я буду отрубать тебе какую-нибудь часть тела. Ты всё понял? Я не слышу ответа? — рука рыцаря снова потянулась к рукояти меча. Под его безжалостным взглядом пленник весь сжался и испуганно заскулил.
— Стьюд, да ты с ума сошёл! — закричал Балт, бросаясь между рыцарем и его беззащитной жертвой. — Какая муха тебя укусила? Он же сумасшедший. Ничего не понимает и не говорит.
— Это у вас он ничего не понимает, а у меня всё поймёт и живо заговорит, — заверил Студент. — У меня с этим гадом разговор короткий будет, как вы цацкаться с ним я не стану. Отойди Балт, не мешай.
— Стьюд, прекрати, мы же цивилизованные люди, — поддержал гарала Корсар.
— Похоже охватившее горожан безумие заразно, — зашептал на ухо Гимнасту перепуганный капитан. — Думаю стоит позвать зуланов, чтобы они разоружили господина рыцаря, пока он не зарубил несчастного.
— Не нужно никого звать, — так же едва слышно зашептал в ответ лорд, — Стьюд такой же безумец, как мы с вами. Я знаю этого парня не один год — это его обычная манера допроса. Клянусь вам, вся его агрессия — блеф. На самом деле жизнь пленника вне опасности.
— Ничего себе вне опасности, да вы только посмотрите… — не договорив фразы, Дууф вскочил со своего стула и закричал в полный голос: — Эй, ты чего себе позволяешь!
— Стьюд, брось свои грязные штучки! — поддержал его Кремп.
Столь бурная реакция капитана и мага была вызвана очередной вопиющей выходкой Студента. Отчаявшись уговорить гарала по-хорошему отойти от пленника, рыцарь силой отпихнул Балта в сторону и приставил свой карающий меч к горлу перепуганной жертвы.
— Хватит дурковать, скотина! — рявкнул он на несчастного, перекрывая возмущённые крики Дууфа и Кремпа (остальные участники допроса потрясенно молчали). — Говори, как тебя зовут, или пожалеешь, что на свет родился! — Не отводя глаз со своей жертвы, он тут же обратился к переполошившимся товарищам: — Если кто попытается мне помешать, клянусь, перережу ему горло. — И снова пленнику: — Ну же, красавчик, я жду.
— Бы-бы-быыыррр… — явно силясь что-то из себя выдавить, зарычал несчастный.
— Так, значит не хочешь по-хорошему, снова рычишь,а ведь я тебя предупреждал, — покачал головой Студент и, чуть приподняв клинок, пощекотал им левое ухо пленника.
От прикосновения холодного метала к уху несчастный так яростно забился в своих путах, что едва не рухнул вместе со стулом на пол.
— Ладно, даю тебе вторую попытку, — смилостивился мучитель, опуская меч к шее. — Но очень не советую и дальше испытывать моё терпение — оно у меня на пределе… Так как твоё имя?
— Брааа-брааа-брааа… — зачастил пленник.
— Это уже гораздо лучше, — ободрил Студент, — продолжай.
Тут дверь резко распахнулась и в каюту вошёл исцелённый знахарем Шиша.
Очередная волна ужаса, вызванная появлением второго мучителя, тяжеленный кулак которого сегодня уже трижды за ночь отправлял его в глубокий нокаут, окончательно вывела бедолагу из ступора и он в исступлении заорал:
— БРАШ!!! МЕНЯ ЗОВУТ БРАШ!!!
Ошарашенный криком допрашиваемого Шиша растерянно замер на месте.
— Молодчина, дядя, — похвалил пленника Студент, отводя от его шеи меч, но пока что не убирая обратно в ножны. — Ну и что вы на это скажите? — Добившийся своего рыцарь обвёл присутствующих в каюте людей победным взглядом. Заметив Шишу, он радостно ему улыбнулся и спросил: — Ты как, в порядке?