Страница:
Тино было под сорок, когда-то, в Мемфисе, его выгнали из старших классов, и никто не знал, каким образом он стал одним из них. Да никто этим и не интересовался.
К своему совершеннолетию Либбигайл удалось привести себя в божеский вид. Для всех детей Филана двадцать первый день рождения был особенным, ибо в этот день старик жаловал каждому свой Подарок. Трой не был сторонником опеки, когда речь шла о детях. Если к двадцати одному году они не обрели устойчивого положения в жизни, какой смысл возиться с ними? Доверительная собственность требует попечителей и адвокатов, означает постоянные сражения с бенефициариями, которые бесятся, оттого что бухгалтеры скаредничают. Нужно дать им живые деньги, решил Трой, и пусть либо тонут, либо выплывают.
Большинство Филанов очень быстро потонули.
Трой пропустил день рождения Либбигайл. Он ездил куда-то в Азию по делам. В то время он уже давно был женат на Джейни. Роки и Джина были маленькими, и Трой утратил всякий интерес к первой семье.
Либбигайл не огорчилась. Адвокаты подписали все необходимые для передачи Подарка документы, и она на неделю закатилась с Тино в какой-то манхэттенский отель, где они одурели от наркотиков.
Денег ей хватило почти на пять лет, в течение которых она успела дважды выйти замуж, сменить множество сожителей, два раза попасть под арест, трижды подолгу отсидеться в наркологических лечебницах, а также пережить автокатастрофу, которая чуть не стоила ей левой ноги.
Ее нынешним мужем был бывший Бейкер, с которым она познакомилась в лечебнице. Он весил триста двадцать фунтов, имел седую курчавую бороду, доходившую до груди, откликался на имя Спайк и в конце концов превратился во вполне добропорядочного господина. В мастерской позади их скромного дома в Лютервилле – пригороде Балтимора – он мастерил шкафы.
Адвокатом Либбигайл был тертый калач по имени Уолли Брайт. К нему-то она и направилась из кабинета Хэрка и подробно пересказала все, что тот говорил. Уолли не терял времени зря – он проворачивал бракоразводные дела даже в автобусах, курсирующих по округе. Один из разводов Либбигайл тоже вел он, а потом ему пришлось ждать около года, пока она ему заплатит. Но по отношению к ней Уолли проявил терпимость. В конце концов, она была представительницей семейства Филан и должна была когда-нибудь принести ему баснословные гонорары, которыми, если признаться честно, он не знал, как распорядиться.
В ее присутствии Уолли позвонил Хэрку Геттису и затеял телефонную склоку, которая продолжалась минут пятнадцать. Он, притопывая, плясал вокруг своего письменного стола, размахивал руками и выкрикивал оскорбления. “Я убью вас за свою клиентку!” – в какой-то момент завопил он, что произвело сильное впечатление на Либбигайл.
Закончив, Уолли ласково проводил ее до двери, поцеловал в щечку, погладил по волосам, похлопал по руке – словом, всячески суетился. Это было именно то, о чем она мечтала всю жизнь. Либбигайл не была дурнушкой; разве что чуть полновата и со следами разгульной жизни на лице, но Уолли и не таких видывал. Ему доводилось спать с гораздо худшими экземплярами. И если бы подвернулся удобный случай, он готов был сделать нужный шаг.
Глава 8
Глава 9
К своему совершеннолетию Либбигайл удалось привести себя в божеский вид. Для всех детей Филана двадцать первый день рождения был особенным, ибо в этот день старик жаловал каждому свой Подарок. Трой не был сторонником опеки, когда речь шла о детях. Если к двадцати одному году они не обрели устойчивого положения в жизни, какой смысл возиться с ними? Доверительная собственность требует попечителей и адвокатов, означает постоянные сражения с бенефициариями, которые бесятся, оттого что бухгалтеры скаредничают. Нужно дать им живые деньги, решил Трой, и пусть либо тонут, либо выплывают.
Большинство Филанов очень быстро потонули.
Трой пропустил день рождения Либбигайл. Он ездил куда-то в Азию по делам. В то время он уже давно был женат на Джейни. Роки и Джина были маленькими, и Трой утратил всякий интерес к первой семье.
Либбигайл не огорчилась. Адвокаты подписали все необходимые для передачи Подарка документы, и она на неделю закатилась с Тино в какой-то манхэттенский отель, где они одурели от наркотиков.
Денег ей хватило почти на пять лет, в течение которых она успела дважды выйти замуж, сменить множество сожителей, два раза попасть под арест, трижды подолгу отсидеться в наркологических лечебницах, а также пережить автокатастрофу, которая чуть не стоила ей левой ноги.
Ее нынешним мужем был бывший Бейкер, с которым она познакомилась в лечебнице. Он весил триста двадцать фунтов, имел седую курчавую бороду, доходившую до груди, откликался на имя Спайк и в конце концов превратился во вполне добропорядочного господина. В мастерской позади их скромного дома в Лютервилле – пригороде Балтимора – он мастерил шкафы.
Адвокатом Либбигайл был тертый калач по имени Уолли Брайт. К нему-то она и направилась из кабинета Хэрка и подробно пересказала все, что тот говорил. Уолли не терял времени зря – он проворачивал бракоразводные дела даже в автобусах, курсирующих по округе. Один из разводов Либбигайл тоже вел он, а потом ему пришлось ждать около года, пока она ему заплатит. Но по отношению к ней Уолли проявил терпимость. В конце концов, она была представительницей семейства Филан и должна была когда-нибудь принести ему баснословные гонорары, которыми, если признаться честно, он не знал, как распорядиться.
В ее присутствии Уолли позвонил Хэрку Геттису и затеял телефонную склоку, которая продолжалась минут пятнадцать. Он, притопывая, плясал вокруг своего письменного стола, размахивал руками и выкрикивал оскорбления. “Я убью вас за свою клиентку!” – в какой-то момент завопил он, что произвело сильное впечатление на Либбигайл.
Закончив, Уолли ласково проводил ее до двери, поцеловал в щечку, погладил по волосам, похлопал по руке – словом, всячески суетился. Это было именно то, о чем она мечтала всю жизнь. Либбигайл не была дурнушкой; разве что чуть полновата и со следами разгульной жизни на лице, но Уолли и не таких видывал. Ему доводилось спать с гораздо худшими экземплярами. И если бы подвернулся удобный случай, он готов был сделать нужный шаг.
Глава 8
Проснувшись от звуков волнующей мелодии Шопена, доносившейся сквозь стену, Нейт увидел, что невысокая гора, видневшаяся из его окна, покрыта ковром свежевыпавшего снега. На прошлой неделе его будил Моцарт.
Кто был на позапрошлой, он не мог припомнить. Не так давно он слушал и Вивальди. Но вообще-то все тонуло у него в голове в каком-то тумане.
Как и каждое утро в течение последних четырех месяцев, Нейт подошел к окну и посмотрел на долину Шенандоа, простиравшуюся внизу. Она тоже была белым-бела, и Нейт вспомнил, что скоро Рождество.
К Рождеству он выйдет отсюда. Врачи и Джош Стэффорд обещали ему это. При мысли о Рождестве ему стало грустно. В недалеком прошлом – когда дети были маленькими и жизнь текла своим чередом – этот праздник бывал приятным. Но детей больше нет – они либо выросли, либо их забрали матери, – и теперь Нейту меньше всего на свете хотелось встречать Рождество в баре вместе с другими несчастными пьяницами, орущими рождественские гимны и притворяющимися, что им весело.
Долина была белой и неподвижной, лишь вдалеке, словно муравьи, двигались немногочисленные машины.
Предполагалось, что каждое утро десять минут он посвящает медитации – молится или выполняет упражнения по системе йогов, которым его пытались обучить здесь, в Уолнат-Хилле. Однако Нейт сделал лишь несколько приседаний, а затем отправился плавать.
На завтрак был черный кофе с булочкой, который он пил в обществе Серхио – советника, терапевта и гуру в одном лице. За прошедшие четыре месяца Серхио стал ему и другом. Он знал о никчемной жизни Нейта О'Рейли все.
– У тебя сегодня будет гость, – сказал Серхио.
– Кто?
– Мистер Стэффорд.
– Прекрасно. – Нейт приветствовал любые контакты с внешним миром, прежде всего потому, что они были очень ограниченны. Джош навещал его раз в месяц. Еще двум приятелям из фирмы приходилось проделывать трехчасовой путь на машине из округа Колумбия, чтобы встретиться с ним. Они были очень занятыми людьми, и Нейт ценил их внимание.
Смотреть телевизор в Уолнат-Хилле запрещалось из-за рекламы пива, а также потому, что во множестве фильмов и шоу выпивка и даже наркотики едва ли не прославлялись.
По той же причине сюда не поступало большинство популярных журналов. Но Нейту это было безразлично. После четырех месяцев пребывания в клинике его не волновало, что происходит в Капитолии, на Уолл-стрит или на Ближнем Востоке.
– Когда? – спросил он.
– Ближе к полудню.
– После моей тренировки?
– Разумеется.
Тренировке помешать не могло ничто. Это была двухчасовая эпопея, в течение которой он истекал потом, кряхтел и испускал дикие крики под руководством своего персонального тренера – садистки с пронзительным голосом, которую Нейт втайне обожал.
Прежде чем появился Джош, он успел отдохнуть в своем люксе, пожевать кроваво-красный апельсин и еще раз полюбоваться заснеженной долиной.
– Выглядишь отлично, – сказал Джош. – На сколько ты похудел?
– На четырнадцать фунтов, – ответил Нейт, похлопывая себя по упругому плоскому животу.
– Строен, как молодой олень. Может, и мне стоило бы тут полечиться?
– Очень рекомендую. Еда здесь полностью обезжиренная и лишенная вкуса, ее готовит шеф-повар с каким-то акцентом.
Порция занимает полблюдца: пару раз зевнул – и конец. Обед и ужин длятся минут семь, если жевать медленно.
– А ты, конечно, ожидал, что за тысячу долларов в день тебя будут кормить на убой.
– Джош, ты не принес какого-нибудь печенья или чего-нибудь в этом роде? Каких-нибудь чипсов? Наверняка припрятал что-нибудь в портфеле.
– Извини, Нейт. Я чист.
– И даже никаких карамелек?
– Извини.
Нейт съел дольку апельсина. Они сидели рядом, любуясь видом из окна. Тянулись минуты.
– Как ты? – спросил Джош.
– Джош, мне нужно вырваться отсюда. Я становлюсь роботом.
– Твой врач говорит, что надо подождать еще недельку.
– Хорошо. А что потом?
– Посмотрим.
– Что это значит?
– Это значит – посмотрим.
– Ну ладно, Джош, раскалывайся.
– Подождем и посмотрим, что будет.
– Джош, я смогу вернуться на фирму? Замолви за меня словечко.
– Не торопи события, Нейт. У тебя есть враги.
– У кого их нет? Но, черт возьми, это же твоя фирма! Твое слово там решающее.
– У тебя еще есть проблемы.
– У меня миллионы проблем, но ты не можешь выкинуть меня на улицу.
– Ну, с банкротством мы справимся. А вот обвинительный акт – это не так просто.
Да уж, непросто, от этого Нейт не мог отмахнуться. С девяносто второго по девяносто пятый год он не задекларировал около шестидесяти тысяч долларов побочных доходов.
О'Рейли швырнул апельсиновую кожуру в мусорную корзинку и спросил:
– И что же я должен делать? Днями напролет сидеть дома?
– Если повезет.
– Что ты хочешь этим сказать?
Джошу приходилось проявлять деликатность. Его друг только-только выплыл из черной дыры. Потрясений и сюрпризов следовало избегать.
– Ты считаешь, меня могут упечь в тюрьму? – спросил Нейт.
– Трой Филан умер, – вместо ответа сообщил Джош.
Нейту понадобилось несколько секунд, чтобы переключиться.
– А, мистер Филан… – сказал он.
У Нейта в фирме было свое маленькое крыло. Оно находилось в дальнем конце длинного коридора на шестом этаже. Там он вместе с еще одним адвокатом, тремя помощниками и секретарями занимался возбужденными делами против недобросовестных врачей, и до других отделов фирмы им не было дела. Нейт, разумеется, знал, кто такой Трой Филан, но юридические проблемы миллиардера никогда его не касались.
– Очень жаль, – добавил он.
– Значит, ты не слышал?
– Я здесь ничего не слышу. Когда он умер?
– Четыре дня назад. Спрыгнул с балкона.
– Без парашюта?
– Именно!
– Он не умел летать?
– Нет. И не пытался. Это произошло у меня на глазах.
Он подписал два завещания: первое – подготовленное мной, второе и последнее – написанное от руки им самим. После чего рванул к балкону и прыгнул.
– Ты сам это видел?
– Угу.
– Вот это да! Должно быть, парень был не в себе. – В голосе Нейта прозвучала ироническая нотка. Четыре месяца назад горничная мотеля нашла его самого без чувств, когда он набил живот таблетками, растворенными в роме.
– Он оставил все своей незаконной дочери, о которой я в жизни не слышал.
– Она замужем? Хорошенькая?
– Я хочу, чтобы ты ее нашел.
– Я?!
– Да.
– А что, она пропала?
– Мы не знаем, где она.
– А сколько он…
– Около одиннадцати миллиардов долларов без вычета налогов.
– Она это знает?
– Нет. Она не знает даже, что он умер.
– Но по крайней мере то, что он ее отец, ей известно?
– Не могу тебе этого сказать.
– И где же она?
– Предполагается, что в Бразилии. Она миссионерка, работает в каком-то индейском племени.
Нейт встал и принялся расхаживать по комнате.
– Когда-то я провел там неделю, – вспомнил он. – Я тогда учился в колледже или уже в юридической академии.
Было время карнавала: обнаженные девицы танцевали на Улицах Рио, повсюду оркестры играли самбу, ночи напролет на улицах веселились тысячи людей. – Его голос слегка дрогнул при воспоминании о прошлом.
– Ты поедешь не на карнавал.
– Да уж. Не сомневаюсь. Хочешь кофе?
– Да. Черного.
Нейт нажал кнопку на стене и в микрофон переговорного устройства попросил принести кофе. За тысячу долларов в день здесь предоставлялось обслуживание в номерах.
– Сколько мне понадобится времени? – спросил Нейт, снова усаживаясь перед окном.
– Трудно сказать, но думаю, дней десять. Спешки нет, а найти наследницу Филана наверняка будет трудно.
– В какой части страны она находится?
– На западе, возле боливийской границы. Организация, в которой она служит, занимается тем, что посылает людей в джунгли, где они должны нести слово Божие индейцам, живущим в каменном веке. Мы провели предварительное расследование. Похоже, для этих ребят дело чести и гордости – найти самый дикий угол на земле.
– Значит, ты хочешь, чтобы я определил это место в джунглях, потом занялся поисками нужного индейского племени, затем каким-то образом убедил индейцев, что я – дружественный адвокат из Соединенных Штатов и они должны помочь мне найти женщину, которая – не исключено – вовсе не хочет, чтобы ее нашли?
– Нечто в этом роде.
– Это может быть забавно.
– Воспринимай мое задание как приключение.
– Таким образом меня можно будет держать подальше от офиса, так ведь, Джош? В этом все дело? Отвлекающий маневр, пока ты будешь улаживать дела?
– Кто-то ведь должен туда отправиться, Нейт! Адвокат из нашей фирмы обязан встретиться с этой женщиной лично, показать ей копию завещания, растолковать все детали и выяснить, что она собирается предпринять. Ни бразильский адвокат, ни кто-либо из среднего персонала нашей фирмы этого сделать не сможет.
– Но почему именно я?
– Потому что все остальные завалены работой. Ты же знаешь нашу текучку, сам тянул эту лямку больше двадцати лет. Вся жизнь – в офисе, обед – в суде, сон – в поезде. А кроме всего прочего, это может оказаться полезным для тебя самого.
– Джош, ты пытаешься меня убрать из города? Если так, то зря тратишь время. Я завязал и абсолютно чист. Больше никаких баров, никаких вечеринок, никаких поставщиков. Я чист, Джош. И это уже навсегда.
Джош кивнул. Он надеялся, что это действительно так, но ведь Нейт бывал в клинике и прежде.
– Я тебе верю, – сказал Стэффорд, ему действительно очень хотелось верить.
Официант постучал и внес кофе на серебряном подносе.
Помолчав немного, Нейт спросил:
– А как же с моим обвинительным актом? Я ведь не имею права покидать страну, пока дело не закончено.
– Я говорил с судьей, втолковал ему, что дело наше – абсолютно неотложное. Он сказал, что ты должен вернуться через три месяца.
– Он как, ничего?
– Он – просто Санта-Клаус.
– Значит, ты думаешь, он даст мне улизнуть?
– У нас еще почти год в запасе. Давай не будем волноваться раньше времени.
Нейт сидел у маленького столика, склонившись над своим кофе, и, глядя в чашку, обдумывал предложение Стэффорда. Джош сидел напротив и по-прежнему смотрел вдаль.
– А что, если я отвечу “нет”? – спросил наконец Нейт.
Джош пожал плечами, словно это не имело никакого значения:
– Ничего страшного. Найдем кого-нибудь другого. Но ты подумай об этом как об отпуске. Ты ведь не боишься джунглей, правда?
– Разумеется, нет.
– Тогда поезжай, развлекись немного.
– Когда ехать?
– Через неделю. Для поездки в Бразилию нужна виза, но мы потянем кое за какие ниточки. Кроме того, тебе и здесь нужно подбить бабки.
В клинике Уолнат-Хилла перед выпиской пациент должен был пройти недельный адаптационный период. В ходе лечения пациента накачивали лекарствами, полностью очищали его организм, промывали мозги и приводили в должную эмоциональную, интеллектуальную и физическую форму. Последнюю неделю перед выпиской его готовили к возвращению в нормальную жизнь.
– Неделя… – повторил Нейт, размышляя о чем-то своем.
– Да, около недели.
– И поездка займет еще десять дней.
– Я так предполагаю.
– Значит, праздник я проведу там.
– Похоже на то.
– Это замечательная идея.
– Ты не хочешь праздновать Рождество?
– Да.
– А как же твои дети?
Их у Нейта было четверо, по двое от каждой жены. Один учился в выпускном классе, еще один – в колледже, двое – в средней школе.
Он помешал кофе маленькой ложечкой и сказал:
– Ни слова, Джош. Почти четыре месяца я здесь, и ни слова ни от одного из них. – В его голосе послышалась боль, плечи вздрогнули. На миг он показался печальным и ранимым.
– Мне очень жаль, – сказал Джош.
У Джоша, конечно, были контакты с родными Нейта. Адвокаты обеих жен звонили, чтобы разнюхать насчет денег.
Старший сын Нейта заканчивал Нортвестерн, и ему нужны были деньги на продолжение учебы. Он сам позвонил Джошу, но не для того, чтобы узнать о здоровье отца, а для того, чтобы выяснить, каковы его дивиденды по акциям фирмы за прошлый год. Парень говорил вызывающе, грубо, и Джош в конце концов вспылил.
– Мне хотелось бы избежать всех этих рождественских вечеринок и поздравлений, – сказал Нейт, взяв себя в руки.
– Значит, ты поедешь?
– Там протекает Амазонка?
– Нет, это Пантанал – самая обширная на земле болотистая равнина.
– Пираньи, анаконды, аллигаторы?
– Разумеется.
– Каннибалы?
– Не больше, чем в округе Колумбия.
– Я серьезно.
– Не думаю. За одиннадцать лет, по моим сведениям, ВОМП не потеряла ни одного своего миссионера.
– А как насчет адвокатов?
– Уверен, что дикари с удовольствием полакомятся филе из одного из них. Ну же, Нейт! К чему долгие размышления? Не будь я так занят, сам бы с удовольствием прокатился. Пантанал – величайший экологически чистый заповедник.
– Никогда о нем не слышал.
– Это потому, что ты уже много лет не путешествовал. Закрылся у себя в кабинете и никуда не выходил из него.
– Если не считать лечебницы.
– Устрой себе каникулы. Посмотри мир, места, где ты никогда не бывал.
Нейт сделал несколько глотков и перевел разговор на другую тему:
– А что будет, когда я вернусь? Мой кабинет останется за мной? Я все еще партнер фирмы?
– А ты этого хочешь?
– Разумеется, – ответил Нейт после небольшой паузы.
– Ты уверен?
– А на что еще я способен?
– Не знаю, Нейт, но за последние десять лет ты четвертый раз попал в клинику. И срывы становятся все более сокрушительными. Если бы ты вышел отсюда сейчас, то отправился бы прямо в контору и на следующие полгода снова стал грозой преступно халатных врачей. Ты бы сторонился старых друзей, баров, соседей. Ничего, кроме работы, работы, работы. Очень скоро ты бы успешно провел пару громких дел, виртуозно выступил бы в суде – и так до определенной черты. Через год где-нибудь все равно обнаружилась бы трещина. Тебя нашел бы кто-нибудь из прежних дружков, какая-нибудь девица из прошлой жизни. Или неудачно подобранное жюри вынесло бы оправдательный приговор какому-нибудь врачу-преступнику. Я бы, как всегда, наблюдал за каждым твоим движением, но все равно не смог бы заметить, когда начнется падение.
– Больше никаких падений, Джош. Клянусь.
– Я слышал это от тебя и раньше. Хочу тебе верить. Но что, если демоны снова тебя настигнут, Нейт? В прошлый раз ты едва не умер.
– Больше срывов не будет.
– Следующий станет последним, Нейт. Мы устроим похороны, попрощаемся с тобой и будем наблюдать, как тебя опускают в землю. Я не хочу, чтобы это случилось.
– Этого не случится, клянусь.
– Тогда забудь о конторе. Там слишком много стрессов.
Что больше всего ненавидел Нейт в лечебнице, так это Долгие периоды молчания, медитации, как называл их Серхио. Пациентам предписывалось, словно йогам, сидеть на корточках в полутьме с закрытыми глазами и искать мира в душе. Нейт, конечно, мог все это проделывать, однако и закрыв глаза видел, как выступает в суде, сражается с Налоговым управлением США, строит козни своим бывшим женам.
Но что самое ужасное, он не был уверен в собственном будущем. Этот разговор с Джошем он проигрывал в уме сотни раз, молниеносно парируя все его доводы.
Но сейчас на ум не приходила ни одна из заготовленных остроумных реплик. Почти четырехмесячное одиночество притупило его реакцию. Он дошел до того, что выглядел жалким, вот и все.
– Нет, Джош, ты не можешь выгнать меня.
– Нейт, ты выступал в суде более двадцати лет. Это перебор. Пора переключиться на что-нибудь другое.
– Ну тогда я стану лоббистом, буду обедать с пресс-секретарями тысячи мелких конгрессменов.
– Мы найдем тебе занятие поинтереснее. Но оно будет вне зала суда.
– Повар из меня получится не слишком умелый. Я хочу выступать в суде.
– Отвечаю: нет. Ты можешь оставаться в фирме, зарабатывать кучу денег, следить за здоровьем, играть в гольф, и жизнь будет хороша при условии, что Налоговое управление не упрячет тебя за решетку.
На несколько счастливых минут Нейту удалось забыть о Налоговом управлении – и вот опять. Нейт сел, выдавил маленький пакетик меда в остывший кофе – сахар и его заменители запрещались в таком здоровом месте, как Уолнат-Хилл.
– Пара недель в бразильских болотах начинают казаться заманчивой перспективой, – признал он.
– Значит, поедешь?
– Да.
Поскольку у Нейта была масса времени для чтения, Джош оставил ему толстую папку документов, касающихся состояния Филана и его таинственной наследницы, а также две книги об индейцах, живущих в отдаленных уголках Южной Америки.
Нейт читал восемь часов подряд, даже пропустил ужин.
Ему вдруг страстно захотелось поехать туда, ведь это действительно будет настоящее приключение. Когда в десять часов к нему зашел Серхио, он, погрузившись в какой-то иной мир, сидел на постели, словно буддийский монах, скрестив ноги. Рядом были разбросаны бумаги.
– Пора мне уходить отсюда, – сказал Нейт.
– Да, пора, – согласился Серхио. – Завтра начну оформлять документы.
Кто был на позапрошлой, он не мог припомнить. Не так давно он слушал и Вивальди. Но вообще-то все тонуло у него в голове в каком-то тумане.
Как и каждое утро в течение последних четырех месяцев, Нейт подошел к окну и посмотрел на долину Шенандоа, простиравшуюся внизу. Она тоже была белым-бела, и Нейт вспомнил, что скоро Рождество.
К Рождеству он выйдет отсюда. Врачи и Джош Стэффорд обещали ему это. При мысли о Рождестве ему стало грустно. В недалеком прошлом – когда дети были маленькими и жизнь текла своим чередом – этот праздник бывал приятным. Но детей больше нет – они либо выросли, либо их забрали матери, – и теперь Нейту меньше всего на свете хотелось встречать Рождество в баре вместе с другими несчастными пьяницами, орущими рождественские гимны и притворяющимися, что им весело.
Долина была белой и неподвижной, лишь вдалеке, словно муравьи, двигались немногочисленные машины.
Предполагалось, что каждое утро десять минут он посвящает медитации – молится или выполняет упражнения по системе йогов, которым его пытались обучить здесь, в Уолнат-Хилле. Однако Нейт сделал лишь несколько приседаний, а затем отправился плавать.
На завтрак был черный кофе с булочкой, который он пил в обществе Серхио – советника, терапевта и гуру в одном лице. За прошедшие четыре месяца Серхио стал ему и другом. Он знал о никчемной жизни Нейта О'Рейли все.
– У тебя сегодня будет гость, – сказал Серхио.
– Кто?
– Мистер Стэффорд.
– Прекрасно. – Нейт приветствовал любые контакты с внешним миром, прежде всего потому, что они были очень ограниченны. Джош навещал его раз в месяц. Еще двум приятелям из фирмы приходилось проделывать трехчасовой путь на машине из округа Колумбия, чтобы встретиться с ним. Они были очень занятыми людьми, и Нейт ценил их внимание.
Смотреть телевизор в Уолнат-Хилле запрещалось из-за рекламы пива, а также потому, что во множестве фильмов и шоу выпивка и даже наркотики едва ли не прославлялись.
По той же причине сюда не поступало большинство популярных журналов. Но Нейту это было безразлично. После четырех месяцев пребывания в клинике его не волновало, что происходит в Капитолии, на Уолл-стрит или на Ближнем Востоке.
– Когда? – спросил он.
– Ближе к полудню.
– После моей тренировки?
– Разумеется.
Тренировке помешать не могло ничто. Это была двухчасовая эпопея, в течение которой он истекал потом, кряхтел и испускал дикие крики под руководством своего персонального тренера – садистки с пронзительным голосом, которую Нейт втайне обожал.
Прежде чем появился Джош, он успел отдохнуть в своем люксе, пожевать кроваво-красный апельсин и еще раз полюбоваться заснеженной долиной.
– Выглядишь отлично, – сказал Джош. – На сколько ты похудел?
– На четырнадцать фунтов, – ответил Нейт, похлопывая себя по упругому плоскому животу.
– Строен, как молодой олень. Может, и мне стоило бы тут полечиться?
– Очень рекомендую. Еда здесь полностью обезжиренная и лишенная вкуса, ее готовит шеф-повар с каким-то акцентом.
Порция занимает полблюдца: пару раз зевнул – и конец. Обед и ужин длятся минут семь, если жевать медленно.
– А ты, конечно, ожидал, что за тысячу долларов в день тебя будут кормить на убой.
– Джош, ты не принес какого-нибудь печенья или чего-нибудь в этом роде? Каких-нибудь чипсов? Наверняка припрятал что-нибудь в портфеле.
– Извини, Нейт. Я чист.
– И даже никаких карамелек?
– Извини.
Нейт съел дольку апельсина. Они сидели рядом, любуясь видом из окна. Тянулись минуты.
– Как ты? – спросил Джош.
– Джош, мне нужно вырваться отсюда. Я становлюсь роботом.
– Твой врач говорит, что надо подождать еще недельку.
– Хорошо. А что потом?
– Посмотрим.
– Что это значит?
– Это значит – посмотрим.
– Ну ладно, Джош, раскалывайся.
– Подождем и посмотрим, что будет.
– Джош, я смогу вернуться на фирму? Замолви за меня словечко.
– Не торопи события, Нейт. У тебя есть враги.
– У кого их нет? Но, черт возьми, это же твоя фирма! Твое слово там решающее.
– У тебя еще есть проблемы.
– У меня миллионы проблем, но ты не можешь выкинуть меня на улицу.
– Ну, с банкротством мы справимся. А вот обвинительный акт – это не так просто.
Да уж, непросто, от этого Нейт не мог отмахнуться. С девяносто второго по девяносто пятый год он не задекларировал около шестидесяти тысяч долларов побочных доходов.
О'Рейли швырнул апельсиновую кожуру в мусорную корзинку и спросил:
– И что же я должен делать? Днями напролет сидеть дома?
– Если повезет.
– Что ты хочешь этим сказать?
Джошу приходилось проявлять деликатность. Его друг только-только выплыл из черной дыры. Потрясений и сюрпризов следовало избегать.
– Ты считаешь, меня могут упечь в тюрьму? – спросил Нейт.
– Трой Филан умер, – вместо ответа сообщил Джош.
Нейту понадобилось несколько секунд, чтобы переключиться.
– А, мистер Филан… – сказал он.
У Нейта в фирме было свое маленькое крыло. Оно находилось в дальнем конце длинного коридора на шестом этаже. Там он вместе с еще одним адвокатом, тремя помощниками и секретарями занимался возбужденными делами против недобросовестных врачей, и до других отделов фирмы им не было дела. Нейт, разумеется, знал, кто такой Трой Филан, но юридические проблемы миллиардера никогда его не касались.
– Очень жаль, – добавил он.
– Значит, ты не слышал?
– Я здесь ничего не слышу. Когда он умер?
– Четыре дня назад. Спрыгнул с балкона.
– Без парашюта?
– Именно!
– Он не умел летать?
– Нет. И не пытался. Это произошло у меня на глазах.
Он подписал два завещания: первое – подготовленное мной, второе и последнее – написанное от руки им самим. После чего рванул к балкону и прыгнул.
– Ты сам это видел?
– Угу.
– Вот это да! Должно быть, парень был не в себе. – В голосе Нейта прозвучала ироническая нотка. Четыре месяца назад горничная мотеля нашла его самого без чувств, когда он набил живот таблетками, растворенными в роме.
– Он оставил все своей незаконной дочери, о которой я в жизни не слышал.
– Она замужем? Хорошенькая?
– Я хочу, чтобы ты ее нашел.
– Я?!
– Да.
– А что, она пропала?
– Мы не знаем, где она.
– А сколько он…
– Около одиннадцати миллиардов долларов без вычета налогов.
– Она это знает?
– Нет. Она не знает даже, что он умер.
– Но по крайней мере то, что он ее отец, ей известно?
– Не могу тебе этого сказать.
– И где же она?
– Предполагается, что в Бразилии. Она миссионерка, работает в каком-то индейском племени.
Нейт встал и принялся расхаживать по комнате.
– Когда-то я провел там неделю, – вспомнил он. – Я тогда учился в колледже или уже в юридической академии.
Было время карнавала: обнаженные девицы танцевали на Улицах Рио, повсюду оркестры играли самбу, ночи напролет на улицах веселились тысячи людей. – Его голос слегка дрогнул при воспоминании о прошлом.
– Ты поедешь не на карнавал.
– Да уж. Не сомневаюсь. Хочешь кофе?
– Да. Черного.
Нейт нажал кнопку на стене и в микрофон переговорного устройства попросил принести кофе. За тысячу долларов в день здесь предоставлялось обслуживание в номерах.
– Сколько мне понадобится времени? – спросил Нейт, снова усаживаясь перед окном.
– Трудно сказать, но думаю, дней десять. Спешки нет, а найти наследницу Филана наверняка будет трудно.
– В какой части страны она находится?
– На западе, возле боливийской границы. Организация, в которой она служит, занимается тем, что посылает людей в джунгли, где они должны нести слово Божие индейцам, живущим в каменном веке. Мы провели предварительное расследование. Похоже, для этих ребят дело чести и гордости – найти самый дикий угол на земле.
– Значит, ты хочешь, чтобы я определил это место в джунглях, потом занялся поисками нужного индейского племени, затем каким-то образом убедил индейцев, что я – дружественный адвокат из Соединенных Штатов и они должны помочь мне найти женщину, которая – не исключено – вовсе не хочет, чтобы ее нашли?
– Нечто в этом роде.
– Это может быть забавно.
– Воспринимай мое задание как приключение.
– Таким образом меня можно будет держать подальше от офиса, так ведь, Джош? В этом все дело? Отвлекающий маневр, пока ты будешь улаживать дела?
– Кто-то ведь должен туда отправиться, Нейт! Адвокат из нашей фирмы обязан встретиться с этой женщиной лично, показать ей копию завещания, растолковать все детали и выяснить, что она собирается предпринять. Ни бразильский адвокат, ни кто-либо из среднего персонала нашей фирмы этого сделать не сможет.
– Но почему именно я?
– Потому что все остальные завалены работой. Ты же знаешь нашу текучку, сам тянул эту лямку больше двадцати лет. Вся жизнь – в офисе, обед – в суде, сон – в поезде. А кроме всего прочего, это может оказаться полезным для тебя самого.
– Джош, ты пытаешься меня убрать из города? Если так, то зря тратишь время. Я завязал и абсолютно чист. Больше никаких баров, никаких вечеринок, никаких поставщиков. Я чист, Джош. И это уже навсегда.
Джош кивнул. Он надеялся, что это действительно так, но ведь Нейт бывал в клинике и прежде.
– Я тебе верю, – сказал Стэффорд, ему действительно очень хотелось верить.
Официант постучал и внес кофе на серебряном подносе.
Помолчав немного, Нейт спросил:
– А как же с моим обвинительным актом? Я ведь не имею права покидать страну, пока дело не закончено.
– Я говорил с судьей, втолковал ему, что дело наше – абсолютно неотложное. Он сказал, что ты должен вернуться через три месяца.
– Он как, ничего?
– Он – просто Санта-Клаус.
– Значит, ты думаешь, он даст мне улизнуть?
– У нас еще почти год в запасе. Давай не будем волноваться раньше времени.
Нейт сидел у маленького столика, склонившись над своим кофе, и, глядя в чашку, обдумывал предложение Стэффорда. Джош сидел напротив и по-прежнему смотрел вдаль.
– А что, если я отвечу “нет”? – спросил наконец Нейт.
Джош пожал плечами, словно это не имело никакого значения:
– Ничего страшного. Найдем кого-нибудь другого. Но ты подумай об этом как об отпуске. Ты ведь не боишься джунглей, правда?
– Разумеется, нет.
– Тогда поезжай, развлекись немного.
– Когда ехать?
– Через неделю. Для поездки в Бразилию нужна виза, но мы потянем кое за какие ниточки. Кроме того, тебе и здесь нужно подбить бабки.
В клинике Уолнат-Хилла перед выпиской пациент должен был пройти недельный адаптационный период. В ходе лечения пациента накачивали лекарствами, полностью очищали его организм, промывали мозги и приводили в должную эмоциональную, интеллектуальную и физическую форму. Последнюю неделю перед выпиской его готовили к возвращению в нормальную жизнь.
– Неделя… – повторил Нейт, размышляя о чем-то своем.
– Да, около недели.
– И поездка займет еще десять дней.
– Я так предполагаю.
– Значит, праздник я проведу там.
– Похоже на то.
– Это замечательная идея.
– Ты не хочешь праздновать Рождество?
– Да.
– А как же твои дети?
Их у Нейта было четверо, по двое от каждой жены. Один учился в выпускном классе, еще один – в колледже, двое – в средней школе.
Он помешал кофе маленькой ложечкой и сказал:
– Ни слова, Джош. Почти четыре месяца я здесь, и ни слова ни от одного из них. – В его голосе послышалась боль, плечи вздрогнули. На миг он показался печальным и ранимым.
– Мне очень жаль, – сказал Джош.
У Джоша, конечно, были контакты с родными Нейта. Адвокаты обеих жен звонили, чтобы разнюхать насчет денег.
Старший сын Нейта заканчивал Нортвестерн, и ему нужны были деньги на продолжение учебы. Он сам позвонил Джошу, но не для того, чтобы узнать о здоровье отца, а для того, чтобы выяснить, каковы его дивиденды по акциям фирмы за прошлый год. Парень говорил вызывающе, грубо, и Джош в конце концов вспылил.
– Мне хотелось бы избежать всех этих рождественских вечеринок и поздравлений, – сказал Нейт, взяв себя в руки.
– Значит, ты поедешь?
– Там протекает Амазонка?
– Нет, это Пантанал – самая обширная на земле болотистая равнина.
– Пираньи, анаконды, аллигаторы?
– Разумеется.
– Каннибалы?
– Не больше, чем в округе Колумбия.
– Я серьезно.
– Не думаю. За одиннадцать лет, по моим сведениям, ВОМП не потеряла ни одного своего миссионера.
– А как насчет адвокатов?
– Уверен, что дикари с удовольствием полакомятся филе из одного из них. Ну же, Нейт! К чему долгие размышления? Не будь я так занят, сам бы с удовольствием прокатился. Пантанал – величайший экологически чистый заповедник.
– Никогда о нем не слышал.
– Это потому, что ты уже много лет не путешествовал. Закрылся у себя в кабинете и никуда не выходил из него.
– Если не считать лечебницы.
– Устрой себе каникулы. Посмотри мир, места, где ты никогда не бывал.
Нейт сделал несколько глотков и перевел разговор на другую тему:
– А что будет, когда я вернусь? Мой кабинет останется за мной? Я все еще партнер фирмы?
– А ты этого хочешь?
– Разумеется, – ответил Нейт после небольшой паузы.
– Ты уверен?
– А на что еще я способен?
– Не знаю, Нейт, но за последние десять лет ты четвертый раз попал в клинику. И срывы становятся все более сокрушительными. Если бы ты вышел отсюда сейчас, то отправился бы прямо в контору и на следующие полгода снова стал грозой преступно халатных врачей. Ты бы сторонился старых друзей, баров, соседей. Ничего, кроме работы, работы, работы. Очень скоро ты бы успешно провел пару громких дел, виртуозно выступил бы в суде – и так до определенной черты. Через год где-нибудь все равно обнаружилась бы трещина. Тебя нашел бы кто-нибудь из прежних дружков, какая-нибудь девица из прошлой жизни. Или неудачно подобранное жюри вынесло бы оправдательный приговор какому-нибудь врачу-преступнику. Я бы, как всегда, наблюдал за каждым твоим движением, но все равно не смог бы заметить, когда начнется падение.
– Больше никаких падений, Джош. Клянусь.
– Я слышал это от тебя и раньше. Хочу тебе верить. Но что, если демоны снова тебя настигнут, Нейт? В прошлый раз ты едва не умер.
– Больше срывов не будет.
– Следующий станет последним, Нейт. Мы устроим похороны, попрощаемся с тобой и будем наблюдать, как тебя опускают в землю. Я не хочу, чтобы это случилось.
– Этого не случится, клянусь.
– Тогда забудь о конторе. Там слишком много стрессов.
Что больше всего ненавидел Нейт в лечебнице, так это Долгие периоды молчания, медитации, как называл их Серхио. Пациентам предписывалось, словно йогам, сидеть на корточках в полутьме с закрытыми глазами и искать мира в душе. Нейт, конечно, мог все это проделывать, однако и закрыв глаза видел, как выступает в суде, сражается с Налоговым управлением США, строит козни своим бывшим женам.
Но что самое ужасное, он не был уверен в собственном будущем. Этот разговор с Джошем он проигрывал в уме сотни раз, молниеносно парируя все его доводы.
Но сейчас на ум не приходила ни одна из заготовленных остроумных реплик. Почти четырехмесячное одиночество притупило его реакцию. Он дошел до того, что выглядел жалким, вот и все.
– Нет, Джош, ты не можешь выгнать меня.
– Нейт, ты выступал в суде более двадцати лет. Это перебор. Пора переключиться на что-нибудь другое.
– Ну тогда я стану лоббистом, буду обедать с пресс-секретарями тысячи мелких конгрессменов.
– Мы найдем тебе занятие поинтереснее. Но оно будет вне зала суда.
– Повар из меня получится не слишком умелый. Я хочу выступать в суде.
– Отвечаю: нет. Ты можешь оставаться в фирме, зарабатывать кучу денег, следить за здоровьем, играть в гольф, и жизнь будет хороша при условии, что Налоговое управление не упрячет тебя за решетку.
На несколько счастливых минут Нейту удалось забыть о Налоговом управлении – и вот опять. Нейт сел, выдавил маленький пакетик меда в остывший кофе – сахар и его заменители запрещались в таком здоровом месте, как Уолнат-Хилл.
– Пара недель в бразильских болотах начинают казаться заманчивой перспективой, – признал он.
– Значит, поедешь?
– Да.
Поскольку у Нейта была масса времени для чтения, Джош оставил ему толстую папку документов, касающихся состояния Филана и его таинственной наследницы, а также две книги об индейцах, живущих в отдаленных уголках Южной Америки.
Нейт читал восемь часов подряд, даже пропустил ужин.
Ему вдруг страстно захотелось поехать туда, ведь это действительно будет настоящее приключение. Когда в десять часов к нему зашел Серхио, он, погрузившись в какой-то иной мир, сидел на постели, словно буддийский монах, скрестив ноги. Рядом были разбросаны бумаги.
– Пора мне уходить отсюда, – сказал Нейт.
– Да, пора, – согласился Серхио. – Завтра начну оформлять документы.
Глава 9
Напряжение росло по мере того, как наследники Филана все меньше общались друг с другом и все больше времени проводили в кабинетах своих адвокатов. Прошла неделя, а завещание не огласили и не было видно никаких перспектив его утверждения. Богатство маячило перед глазами, но в руки не давалось, отчего все бесились еще сильнее. Нескольких адвокатов выгнали, но наняли еще больше.
Мэри-Роуз Филан-Джекмен уволила своего потому, что он запрашивал недостаточно высокий гонорар. Ее муж, известный хирург-ортопед, имел множество деловых интересов и ежедневно общался с адвокатами. Их новым поверенным стал человек – шаровая молния по имени Грит, который за шестьсот долларов в час устроил шумное представление из своего вступления в схватку.
В предвкушении богатства наследники продолжали обрастать огромными долгами. Подписывались контракты на роскошное жилье. Приобретались новые шикарные автомобили. Нанимались консультанты для составления невероятных проектов вроде строительства закрытого стадиона для игры в поло, покупки реактивных самолетов или породистых лошадей. Все свободное от междоусобных распрей время посвящалось покупкам. Исключение составлял Рэмбл, но только потому, что был еще мал. Он предоставил все своему адвокату, который, разумеется, делал долги за своего клиента.
Снежный ком судебных тяжб зачастую начинает расти еще на пути к залу суда. Поскольку Джош Стэффорд отказывался огласить завещание и в то же время делал загадочные намеки по поводу неполной дееспособности Троя в момент его подписания, адвокаты наследников Филана в конце концов запаниковали.
Через десять дней после самоубийства Троя Хэрк Геттис отправился в окружной суд Фэрфакса, штат Виргиния, и подал петицию о том, чтобы обязать Стэффорда обнародовать последнюю волю Троя Л. Филана. С ловкостью, присущей амбициозным адвокатам, он подкупил репортера из газеты “Пост”. После подачи петиции он проговорил с журналистом целый час, кое-какие комментарии Хэрк сделал “не для печати”, кое-какие были призваны представить самого адвоката в наилучшем свете. Фотокорреспондент нащелкал несколько снимков.
Как ни странно, Хэрк подал петицию как бы от имени всех наследников Филана, перечислив их имена и адреса, словно все они были его клиентами. Вернувшись в офис, он отправил им копии по факсу. Уже через минуту все его телефонные линии раскалились добела.
Статья в “Пост” появилась на следующее утро вместе с большой фотографией Хэрка, который, нахмурившись, поглаживал бороду. Статья была даже больше, чем он рассчитывал. Он прочел ее на рассвете в кафе, после чего спешно поехал в новый офис.
Через несколько часов, сразу после девяти, окружной суд Фэрфакса просто кишел адвокатами. Они прибывали маленькими сплоченными группками, разговаривали с чиновниками скупыми фразами и старательно не замечали друг друга. Их петиции, несмотря на мелкие различия, в сущности, сводились к одному требованию: вынести официальное решение без промедления дать возможность наследникам ознакомиться с завещанием.
Дела о признании завещаний в суде округа Фэрфакс обычно поручались какому-нибудь из двенадцати судей. Дело Филана легло на стол его чести Ф. Парра Уиклиффа, тридцатишестилетнего юриста с недостатком опыта, но большими амбициями. Возможность заняться столь громким делом приятно возбуждала его.
Кабинет Уиклиффа находился в здании фэрфакского суда. Все утро он знакомился с заявлениями. Его секретарь собирал петиции и зачитывал их судье.
Когда поднятая всей этой суетой пыль немного улеглась, Уиклифф позвонил Джошу Стэффорду, чтобы представиться.
Они вежливо побеседовали несколько минут – обычные, ни к чему не обязывающие фразы. Более существенный разговор был впереди. Джош никогда не слышал о судье Уиклиффе.
– Завещание существует? – спросил наконец тот.
– Да, ваша честь. Завещание существует. – Джош очень тщательно подбирал слова. Скрывать наличие завещания по виргинским законам – преступление. Если судья хочет знать, Джош, разумеется, ответит.
– Где оно?
– Здесь, в моем офисе.
– Кто исполнитель?
– Я.
– Когда вы собираетесь вынести его на утверждение?
– Мой клиент распорядился дождаться пятнадцатого января.
– Гм-м… Есть какая-то особая причина?
Причина была проста. Трой желал, чтобы его алчные дети кутнули напоследок, прежде чем он выбьет почву у них из-под ног и соберет свою последнюю жестокую и злобную жатву.
– Понятия не имею, – ответил Джош. – Завещание написано от руки. Мистер Филан подписал его за несколько секунд до того, как прыгнуть с балкона.
– Рукописное завещание?
– Да.
– Вы при этом присутствовали?
– Да. Это долгая история.
– Вероятно, мне следует ее выслушать.
– Вероятно.
У Джоша весь день был занят. У Уиклиффа – нет, но он постарался представить дело так, будто каждая минута у него распланирована. Они договорились встретиться в офисе Уиклиффа в обеденное время и, быстро перекусив, заняться делами.
Мэри-Роуз Филан-Джекмен уволила своего потому, что он запрашивал недостаточно высокий гонорар. Ее муж, известный хирург-ортопед, имел множество деловых интересов и ежедневно общался с адвокатами. Их новым поверенным стал человек – шаровая молния по имени Грит, который за шестьсот долларов в час устроил шумное представление из своего вступления в схватку.
В предвкушении богатства наследники продолжали обрастать огромными долгами. Подписывались контракты на роскошное жилье. Приобретались новые шикарные автомобили. Нанимались консультанты для составления невероятных проектов вроде строительства закрытого стадиона для игры в поло, покупки реактивных самолетов или породистых лошадей. Все свободное от междоусобных распрей время посвящалось покупкам. Исключение составлял Рэмбл, но только потому, что был еще мал. Он предоставил все своему адвокату, который, разумеется, делал долги за своего клиента.
Снежный ком судебных тяжб зачастую начинает расти еще на пути к залу суда. Поскольку Джош Стэффорд отказывался огласить завещание и в то же время делал загадочные намеки по поводу неполной дееспособности Троя в момент его подписания, адвокаты наследников Филана в конце концов запаниковали.
Через десять дней после самоубийства Троя Хэрк Геттис отправился в окружной суд Фэрфакса, штат Виргиния, и подал петицию о том, чтобы обязать Стэффорда обнародовать последнюю волю Троя Л. Филана. С ловкостью, присущей амбициозным адвокатам, он подкупил репортера из газеты “Пост”. После подачи петиции он проговорил с журналистом целый час, кое-какие комментарии Хэрк сделал “не для печати”, кое-какие были призваны представить самого адвоката в наилучшем свете. Фотокорреспондент нащелкал несколько снимков.
Как ни странно, Хэрк подал петицию как бы от имени всех наследников Филана, перечислив их имена и адреса, словно все они были его клиентами. Вернувшись в офис, он отправил им копии по факсу. Уже через минуту все его телефонные линии раскалились добела.
Статья в “Пост” появилась на следующее утро вместе с большой фотографией Хэрка, который, нахмурившись, поглаживал бороду. Статья была даже больше, чем он рассчитывал. Он прочел ее на рассвете в кафе, после чего спешно поехал в новый офис.
Через несколько часов, сразу после девяти, окружной суд Фэрфакса просто кишел адвокатами. Они прибывали маленькими сплоченными группками, разговаривали с чиновниками скупыми фразами и старательно не замечали друг друга. Их петиции, несмотря на мелкие различия, в сущности, сводились к одному требованию: вынести официальное решение без промедления дать возможность наследникам ознакомиться с завещанием.
Дела о признании завещаний в суде округа Фэрфакс обычно поручались какому-нибудь из двенадцати судей. Дело Филана легло на стол его чести Ф. Парра Уиклиффа, тридцатишестилетнего юриста с недостатком опыта, но большими амбициями. Возможность заняться столь громким делом приятно возбуждала его.
Кабинет Уиклиффа находился в здании фэрфакского суда. Все утро он знакомился с заявлениями. Его секретарь собирал петиции и зачитывал их судье.
Когда поднятая всей этой суетой пыль немного улеглась, Уиклифф позвонил Джошу Стэффорду, чтобы представиться.
Они вежливо побеседовали несколько минут – обычные, ни к чему не обязывающие фразы. Более существенный разговор был впереди. Джош никогда не слышал о судье Уиклиффе.
– Завещание существует? – спросил наконец тот.
– Да, ваша честь. Завещание существует. – Джош очень тщательно подбирал слова. Скрывать наличие завещания по виргинским законам – преступление. Если судья хочет знать, Джош, разумеется, ответит.
– Где оно?
– Здесь, в моем офисе.
– Кто исполнитель?
– Я.
– Когда вы собираетесь вынести его на утверждение?
– Мой клиент распорядился дождаться пятнадцатого января.
– Гм-м… Есть какая-то особая причина?
Причина была проста. Трой желал, чтобы его алчные дети кутнули напоследок, прежде чем он выбьет почву у них из-под ног и соберет свою последнюю жестокую и злобную жатву.
– Понятия не имею, – ответил Джош. – Завещание написано от руки. Мистер Филан подписал его за несколько секунд до того, как прыгнуть с балкона.
– Рукописное завещание?
– Да.
– Вы при этом присутствовали?
– Да. Это долгая история.
– Вероятно, мне следует ее выслушать.
– Вероятно.
У Джоша весь день был занят. У Уиклиффа – нет, но он постарался представить дело так, будто каждая минута у него распланирована. Они договорились встретиться в офисе Уиклиффа в обеденное время и, быстро перекусив, заняться делами.