Палки мелькали в воздухе и с таким треском обрушивались на Рыжего Пса,
что где-то в лесу даже послышалось эхо от их ударов.
Капитан отпустил меня и, закрывая голову руками и страшно сопя,
бросился наутек. Я быстро сказал товарищам:
-- Скорей наверх, ребята! Сейчас они вернутся! Плохо наше дело...
Теперь они знают, что я потерял силу...
Мы поднялись в пещеру и втащили за собой лестницу.
Пираты долго не являлись. По-видимому, они удрали далеко, оставив
своего капитана. Мы беспрерывно высовывали из пещеры головы, напряженно
прислушиваясь к шелесту деревьев и далекому рокоту прибоя.
Наверно, у меня был очень жалкий вид, потому, что Мила участливо
спросила:
-- Тебе страшно?
-- Страшновато... -- сознался я. -- А что?
-- Так просто... Борик, ты не волнуйся, все будет хорошо.
-- Да я...
-- Видишь, Рыжего Пса мы одолели без всякого волшебства.
-- Это верно, но...
-- Что "но"? -- ободряюще говорила Мила. -- И жилище без всякого
волшебства себе устроили.
-- Я ведь не спорю...
-- И еды у нас достаточно.
-- И знаете, ребята, -- взглянул я на лица своих товарищей, -- ведь это
тоже похоже на волшебство... На острове восемь человек...
-- Три человека и пять животных, -- поправил меня Юрка.
-- Пусть так, -- подумав, согласился я. -- Трое ребят и пятеро сильных
зверей. И эти звери ничего не могут с нами сделать. Разве это не похоже на
волшебство?
Мила чуть-чуть улыбнулась:
-- А ты прав, у нас есть один добрый волшебник...
-- Кто же это?
Она не успела ответить, потому что кусты в отдалении затрещали и на
поляну выскользнули пираты. Рыжий Пес рычал, восторженно потрясая руками.
-- Он стал слабым, как мокрица! Я мог бы свить из него веревку! Мы
быстро выкурим их из этого гнезда!
-- Ха! -- громыхнул Одноглазый. -- Жареная птица!
-- Молчать! -- ткнул его кулаком капитан. -- Сперва добудьте мне этого
мальчишку!
Пираты попытались добраться до нашей пещеры, становясь друг другу на
плечи. Но догадливый Юрка метнул в них кокосовый орех, и Кошачий Зуб со
стоном полетел на землю.
Мы обрушили на пиратов целый град кокосовых орехов. Тяжелые, как бомбы,
они сбивали разбойников с ног. Бессильно ругаясь и проклиная нас, разбойники
отползали по траве в сторону.
-- Не лезьте, куда вас не просят! -- крикнула Мила, стараясь попасть
орехом в Рыжего Пса.
-- Это вам не поможет, миледи! -- ответил он, уклоняясь от удара. -- Мы
расположимся здесь лагерем и возьмем вас измором. Хотите условие?
-- Какое условие?
-- Выдайте мне юного джентльмена, и мы оставим вас в покое!
-- Никогда! -- в один голос крикнула Мила и Юрка.
-- Прекрасно, тысяча чертей и одна ведьма! Эй! Тащите сюда бочонок с
ромом! Будем пировать здесь, на страх птенцам. Рано или поздно они выпадут
из своего гнездышка!
Осада была долгой и утомительной... Каким-то образом пиратам удалось
доставить на поляну тяжелую бочку с ромом. Вероятно, в ней сильно
поубавилось содержимое.
Они пили, пели и даже плясали. Только на вторые сутки четверо из них
свалились и заснули. Но Рыжий Пес все еще бодрствовал. Покачиваясь, он
бродил по поляне и пьяно бормотал:
-- Кошачий Зуб, налей еще... Спишь? Спи, Кошачий Зуб! Вы все спите?
Один я держусь на ногах... Рыжего Пса не так-то легко свалить, клянусь
брюхом акулы! -- Он отхлебнул из фляжки и погрозил мне кулаком. -- Я сделаю
из тебя медузу!
Ветер раздувал его рыжие волосы. Он потоптался на одном месте и пропел
заплетающимся языком:
Нужно лишь пиратом быть,
Обмануть, украсть, убить,
Ой -- ха -- ха!..
Он хотел потанцевать, но, зацепив одной ногой за другую, упал в траву.
-- Все спят, тысяча чертей и одна ведьма! -- невнятно бормотал он,
беспомощно, барахтаясь в траве. -- Один я... держусь на ногах!
Через несколько секунд мы услышали его зычный храп.
Мила вдруг сбросила из пещеры лестницу. Прежде чем я успел сообразить,
что она собирается сделать, мы с Юркой увидели ее уже внизу на поляне. Мы
отчаянно махали ей руками.
-- Вернись! Что ты делаешь! Ты погибнешь!.. Она приложила палец к
губам.
-- Тише... Я за твоим платком, Борик...
Затаив дыхание, я видел, как она наклонилась над Рыжим Псом. Он
заворочался и зачмокал губами. Мне показалось, что она заколебалась на
несколько секунд, но вдруг решительно сдернула платок с шеи пиратского
главаря.
Кто бы мог думать, что в этой девочке столько смелости! Через минуту,
слегка задыхаясь, она поднялась в пещеру.
-- Они завязали на платке какой-то узелок... Такой крепкий! Придется
зубами...
-- Не развязывай! -- закричал я. -- Не смей! В этом узелке главное
волшебство!
-- Ой! А я уже развязала!..
Вокруг нас вдруг потемнело.
-- Что ты наделала. Мила!
Я выхватил из ее рук платок и безнадежно сел на шкуру лани. Наступила
полная тишина. Что-то загремело и заскрежетало. Красные, желтые, синие,
зеленые огни вихрем закружились вокруг меня. Я зажмурился, но как раз в это
время все смолкло. Мне было так страшно, что я долго не решался открыть
глаза.
-- Ребята, -- тихонько позвал я.
Мне никто не ответил.
Я чуть-чуть приоткрыл один глаз и сквозь ресницы увидел белую скатерть
и настольную лампочку.
Я попал домой! Какое это было счастье! Я перенесся с острова прямо на
диван в столовой.
-- Миленькая ты наша столовая! -- зачарованно шептал я, озираясь. --
Миленький ты мой диванчик!
Настольная лампа тускло освещала комнату. Мне показалось, что в темном
углу кто-то стоит.
-- Мила, Юрка! -- окликнул я. -- Это вы?
Из мрака вышли... кто бы вы думали? Пираты! Пять звероподобных людей
подходили ко мне, сняв шляпы и противно улыбаясь.
-- Здравствуйте, сэр! -- прохрипел Рыжий Пес. -- Зачем вы бежали с
острова?
-- Уходите... -- стучал я зубами не в силах закричать.
-- Не будем больше ссориться, сэр. Мы уже так привыкли к вам, и без вас
нам сделалось очень грустно.
Они окружили меня, и я почувствовал душный запах рома.
-- Уходите! -- сжимался я на диване. -- Что вам от меня нужно?
-- Мы хотим, сэр, чтобы вы поняли, что такие люди, как мы...
-- Бездельники и тунеядцы! -- перебил я. -- Я это давно понял.
-- Ха! -- рявкнул Одноглазый.
-- А ведь мы вас так полюбили, сэр! -- продолжал Рыжий Пес. -- Я даже
решил уступить вам добровольно место капитана!
-- Пропадите вы пропадом! Как вы сюда попали?
-- Это легко объяснить, сэр. Ведь вы сами вызвали нас из старой книжки,
которую читали...
-- Уходите опять в книжку!
-- Нет, сэр, промурлыкал Кошачий Зуб, топорща усы. -- Теперь мы не
расстанемся с вами. Куда вы, туда и мы. Вы наш волшебник!
-- Никакой я не волшебник! -- воскликнул я. -- Теперь я знаю, что самый
великий волшебник на свете -- это труд...
-- Ха!
-- Убирайтесь вон! -- завопил я. -- Мама, мама!
-- Не зовите маму, сэр, -- покачал головой Кошачий Зуб, старательно
пожевывая табак, -- это бесполезно.
Я замахал волшебным платком. Но платок больше не действовал: ведь Мила
развязала узелок!
-- Мы больше вас не отпустим, сэр! Вы -- наш! -- говорил Рыжий Пес.
-- Наш! -- зарычали пираты, протягивая ко мне руки.
Я в ужасе зарылся лицом в подушку и вдруг почувствовал легкое
прикосновение чьей-то руки к плечу. Так осторожно и ласково прикасаться ко
мне мог только один человек на свете...
-- Мама! -- закричал я. -- Мамочка, милая!.. Как я обнимал и целовал
ее! Она очень растрогалась и даже сделала вид, будто не замечает, что я в
ботинках лежу на диване.
-- Мама, а где... -- я хотел сказать "пираты", но почему-то так и не
выговорил этого слова.
-- Ты хотел спросить, где Юра и Мила?
-- Да...
-- Они только что звонили по телефону. Это очень странно. Они оба
чувствуют себя плохо и не придут сегодня. -- Она легонько сжала мою голову
своими теплыми ладонями. -- Ты выглядишь тоже совсем больной милый...
-- Нет, я здоров, мамочка...
Я случайно взглянул на синий платок, который все еще держал в руке, и
вздрогнул.
-- Мама, ты говорила, что главное волшебство этого платка заключалось в
узелке.
Она улыбнулась:
-- Да, у бабушки в старости была плохая память, и чтобы не забыть
чего-нибудь, она завязывала на платке узелок.
-- Ну?
-- Поэтому она ничего не забывала и в конце концов стала называть свой
платок волшебным.
-- И все?
-- Все...
-- Но кто же тогда развязал узелок на платке?
-- Наверно, ты сам, -- сказала мама, поглаживая меня по голове. -- А ты
снова завяжи его, чтобы никогда не забывать...
-- Чего?
-- Ну, например, того, что нужно помогать своей маме. Вот тогда этот
платок и для тебя станет волшебным!
Ночью я спал плохо, бредил и вскакивал с постели. Но, знаете, что самое
удивительное? Утром я узнал, что милиция задержала в нашем городе пять
жуликов. Говорят, что один из них был совершенно рыжий, другой прихрамывал
на одну ногу, а третий носил на лице черную повязку. Человек, который
рассказывал мне об этом, не запомнил, как выглядели еще два задержанных.
Может быть, эти жулики никогда не были пиратами, но с моего сердца
свалилась тяжесть, и в следующую ночь я спал совершенно спокойно...
Есть такие скучные люди, которые не верят в Волшебство. Не верь этим
людям, дружок! Я даже знаю имена некоторых волшебников: Любовь, Дружба,
Честность.
Красивые имена, правда?
А однажды я познакомился с одной доброй феей. Ее зовут Мечта. К иным
мальчикам и девочкам она является среди ясного дня. Другие встречаются с
феей Мечтой во сне. Я уверен, что и ты знаком с ней.
Вот какая история произошла совсем недавно в славном городе Новгороде.
В самом центре этого города майским утром на балконе четвертого этажа
сидели брат и сестра, Игорь и Таня. Оба они были одногодками, оба учились в
одном классе, и так как они родились близнецами, то и не мудрено, что очень
походили друг на друга. Оба были светловолосыми и голубоглазыми, у каждого
правая бровь чуть-чуть повыше левой. А их одинаково пухлые губы пунцовели,
как спелые черешни.
Впрочем, была между ними и разница: Игорь пошире в плечах и на его
переносице отчетливо виднелся кривой шрам -- след какой-то давнишней
мальчишеской битвы.
В то воскресное утро Игорь и Таня скучали. Они молча смотрели, как под
балконом по мокрому, только что политому дворником асфальту то и дело
приезжают, шурша шинами, автобусы. Потом их внимание привлекла мороженщица в
белом халате, открывающая свой стеклянный ларек в зелени сквера. Двое
мальчишек уже выжидательно остановились перед ларьком, на их лицах было
написано нетерпение.
-- У тебя нет немножко денег? -- спросил сестру Игорь, облизывая губы.
-- Нет, -- вздохнула она.
-- Вот так всегда, -- тихонько проворчал он, -- неужели ни папа, ни
мама не могли нам оставить хотя бы копеек двадцать на двоих.
-- Им сейчас не до нас, -- снова вздохнула Таня, -- они, кажется, нашли
на своих раскопках чтото очень интересное про древний Новгород и уходят из
дома ни свет ни заря.
-- Ха! -- невесело воскликнул Игорь. -- Что-то очень интересное!
Обыкновенная берестяная грамота. Вот уж я не хотел бы стать археологом, как
они! Даже по выходным дням копаются в земле изза какого-то кусочка бересты!
-- Ну уж тут ты не прав, Игорь, -- сказала она, -- ведь по этим
кусочкам мы узнаем, как жили наши предки много столетий назад! Ты только
представь себе: бумаги тогда не было, грамотные люди писали письма на
кусочках древесной коры! Мама говорит, что эти письма помогают увидеть
прошлое. Да ведь ты сам любишь историю, я знаю. У тебя просто плохое
настроение, потому что мы не можем купить мороженое.
Игорь помолчал.
-- Конечно, увидеть прошлое -- это интересно, -- задумчиво проговорил
он наконец. -- Только я хотел бы увидеть его не нацарапанным на деревяшке, а
своими глазами. Так, как мы видим эту мороженщицу и вот этот автобус. Вот бы
познакомиться с моим тезкой князем Игорем, когда он был такой, как я!
И здесь произошло чудо. За их спинами раздался негромкий, но очень
мелодичный смех, похожий на звон маленького колокольчика. Они разом
обернулись и застыли с приоткрытыми ртами: на пороге балкона стояла
очаровательная девушка с распущенными до пояса золотистыми волосами. На ней
было легкое и длинное -- до самых пят -- платье, словно сделанное из
серебристого шелка. Но самое удивительное было в том, что незнакомка была
прозрачной, как туман, как неясный дымок, который поднялся над костром и на
мгновение застыл в тихом воздухе. Необычная девушка насквозь просвечивалась
солнцем: сквозь шевелящиеся под ветром складки ее платья Игорь и Таня видели
комнату, паркет с тенями от оконной шторы и отцовский письменный стол, в
центре которого на белом листе лежала берестяная грамота.
-- Извините... -- приходя в себя, прошептала Таня. -- Кто вы?
-- Фея Мечта, -- прозвенел голос, и ее лицо озарилось доброй улыбкой.
-- Вы действительно хотите посмотреть прошлое своими глазами?
-- Да, -- после небольшой паузы сказал Игорь.
-- А ты, девочка?
-- Разумеется, хочу! -- вырвалось у порозовевшей Тани.
Фея взмахнула рукой, и вокруг все сразу потемнело.
-- Итак, -- продолжал звенеть ее голос, -- пусть будет по-вашему...
Длинь-длинь-длень!
Воротись, прошедший день!
Время, мчись наоборот!
Воротись, прошедший год!
Во-семь-сот во-семь-десят вто-рой!..
Голос умолк, и стало совсем темно.
-- Игорь, где ты? -- шепотом спросила Таня и, отыскав в темноте руку
брата, крепко сжала ее. -- Мне страшно... Что все это значит?
-- Не знаю... -- таким же шепотом ответил он. -- Фея сказала, что
сейчас восемьсот восемьдесят второй год...
-- Ужас! -- воскликнула сестра. -- Из нашей жизни каким-то непонятным
образом исчезла целая тысяча лет!
-- Даже больше, чем тысяча лет!
-- Что мы будем теперь делать?
-- Посмотрим...
-- Что смотреть, когда кругом ни зги не видно!
-- А вон я вижу какой-то свет... Слушай, Таня, это же утренняя зорька!
Скоро взойдет солнце!
Действительно, за черной грядой недалекого леса розовело небо.
Они огляделись. На холме, над неясной в сумраке рекой, поднимались
бревенчатые стены старой крепости со шпилями и башнями. Пониже виднелись
усадьбы с высокими и ладно сколоченными тынами -- стоймя бревно к бревну,
острием к небу. Кривые улочки тянулись от крепости в разные стороны и под
конец разбегались беспорядочно построенными бедными хижинами. Чем дальше от
крепости к лесу, тем беднее строение.
Хлюпала в реке вода о деревянный настил, низкие суда с опущенными
парусами покачивались на волнах. Было слышно, как там, на пристани, со
скрипом терлись борт о борт два суденышка. Ночной сторож стучал колотушкой и
время от времени хрипловато покрикивал: "Чу-ую! Чу-ую!"
Утренний ветер резво налетел на Игоря и Таню. Он принес запахи речной
сырости и конюшен.
И вдруг косой дождь из небольшой тучки, что нечаянно выползла из-за
леса, тонкими бичами захлестал по траве. Таня взвизгнула и, подобрав юбку,
стремглав понеслась к ближайшей хижине.
-- Скорей, Игорь, скорей! -- кричала она на бегу. -- Иначе мы вымокнем
до нитки!
Они перескочили через низкую полуразвалившуюся деревянную ограду и в
четыре руки забарабанили в покосившуюся дверь.
За дверью зашаркали ногами, сонный голос подростка испуганно спросил:
-- Кто там еси?
-- Да открой же, пожалуйста! -- жалобно простонала Таня.
Должно быть, голос девочки успокоил его. Запор защелкал, дверь
распахнулась, и в лучах выглянувшего из-за тучки утреннего солнца они
увидели вихрастого паренька в длинной домотканой рубахе. Лицо паренька
неожиданно скривилось от страха. Он отступил и замахал руками.
-- Мара! -- диковато бормотал он. -- Мара! О, Перун, спаси меня!
-- Он принимает нас за привидения! -- сказал Игорь. -- И, кажется,
просит, чтобы его спас главный языческий Бог Перун!
Паренек упал на колени.
-- Отче нету, мати нету, -- в отчаянии заламывал он руки, -- не троньте
бедного смерда!
Серые расширившиеся глаза паренька совсем побелели от ужаса. Он сжался
и умолк, схватившись за голову, словно защищая ее от удара. В гриве его
спутанных каштановых волос торчали соломинки.
-- Отче нету... -- вдруг снова забормотал он. -- Мати нету... Один я
еси и в хиже, и на всем свете подярилом...
-- Один я и в хижине, и на всем свете под солнцем, -- перевел Игорь,
подумав.
У Тани задергался подбородок.
-- А где твои... отче и мати? -- сдавленным голосом спросила она и
смахнула со щеки теплую слезу.
-- Все от глада мрем, -- быстро заговорил паренек, уловив, по-видимому,
сочувствие в ее словах. -- Беда, беда! Рубища на чересах носим, на пепле
спим... Тиун вельми хитер: все дай да дай боярину! Мяса дай, меда дай,
гречихи дай! А что дать? Не токмо мяса, горстки гречихи нету! Беда, беда!
Таня обвела глазами хижину. Пусто в хижине. У стены голый помост,
посредине холодный каменный очаг без дымохода. Пахнет в хижине задымленным
деревом, золой и давно не мытой одеждой. В маленькое оконце, затянутое
бычьим пузырем, едва пробивались лучи солнца. Большой паук свил у оконца
паутину и притаился под притолочиной, выжидая жертву.
-- Как зовут тебя? -- спросила Таня вздыхая.
Паренек не ответил, должно быть, не понял вопроса.
-- Встань, пожалуйста, с колен... Очень прошу...
Паренек поднялся и, осмелев, открыл рот, чтобы сказать что-то, но в эту
минуту за дверью прозвучал резкий мужской голос:
-- Гордей!
Паренек стремительно выскользнул за порог. Из сумрака хижины брат и
сестра видели через открытую дверь, как к нему подошли два бородатых мужчины
в синих кафтанах с бердышами в руках.
-- Гордей, сын Микулы? -- спросил один из бородатых.
-- Так, -- кивнул Гордей и поклонился.
-- Отче твой Микула брал у боярина Путяты купу -- одно гривно.
-- О, тиун! Отче помер и мати померла... Нет у меня мяса и меда, чтобы
гривно стоили... нечем купу покрыть...
-- Отче твой, -- усмехнулся тиун, -- ныне на перуновых лугах мед пьет,
а купа его на твоей душе висит. До месяца сеченя должен ты был купу вернуть,
а уж месяц цветень давно прошел. По слову князя будешь ты отныне
отрабатывать купу боярину Путяте. А надумаешь бежать хоть на полуденьхоть на
полуночь, все одно найдут тебя княжьи мечники, и будешь ты батогами бит.
-- Так, -- прошептал Гордей и снова поклонился.
-- Ступай на дворище боярина Путяты, Гордей!
Тиун повернулся, чтобы уходить, но тут его взгляд скользнул в открытую
дверь хижины.
-- Что за отроки еси? -- изумленно воскликнул он, разглядывая необычную
одежду Игоря и Тани. -- Эка невидаль! Уж не варяги ли? Коли малые здесь,
небось и большие близко... Давай-ка отведем их в детинец пред ясны очи князя
Олега. Князь разберется, что к чему.
И охраняемые тиунами с поднятыми бердышами Игорь и Таня отправились в
новгородский кремль девятого века.
Сначала они шли берегом Волхова. Мутная река лениво плескалась о
деревянный настил. Великие и малые лодии позванивали цепями, покачиваясь на
волнах. Десятка два бородатых, но, как видно, молодых мужчин в холстяных
рубахах ниже колен торопливо грузили на палубу большого судна бочки с медом
и смолой и мешки с пенькой. Рослый купец в голубом кафтане зычно покрикивал
на палубе:
-- А еще побыстрей, добры молодцы! Ныне плыть нам далече -- аж за
Русское море до самых греков!
Грузчики кряхтели и молча шлепали босыми ногами по мокрому настилу. А
неподалеку от настила, нисколько не боясь людей, сидели на воде два серых
кулика. Резко пахло рекой, смолою и свежей пенькой.
От пристани дорога свернула на холм. Игорь и Таня шли впереди тиунов по
кривой улочке мимо высоких и крепких тынов. Худая собака с поджатым хвостом
неторопливо бежала им навстречу.
-- Ату тя, пес! -- крикнул один из тиунов и пристукнул бердышем о
землю.
Собака взвизгнула и исчезла в подворотне. Тиуны голосисто
расхохотались. Черное море.
Два всадника с мечами у пояса обогнали их и с любопытством оглянулись
на пленников. Но всадники, судя по всему, торопились, они взмахнули плетями,
кони перешли на галоп и быстро скрылись за широко распахнутыми тяжелыми
воротами кремля.
У ворот скучающий стражник принял у тиунов пленников и повел их в
княжеский терем с бесчисленными клетями и подклетями. Видно, много
потрудились умельцы новгородские, когда воздвигали над Волховом этот
громадный дом из бревен.
По скрипучим ступеням Игорь и Таня поднялись в Большую палату
княжеского терема.
В Большой палате после яркого утреннего солнца было сумеречно. Неясно
светились ряды узких окон, затянутых тончайшей желтоватой кожей. На каждом
окне -- железная решетка. Просторно и пусто в палате. Вдоль бревенчатых стен
тянутся деревянные лавки, отшлифованные задами воевод, бояр да богатых
купцов, кои собирались здесь по слову князя вершить дела древнего Новгорода.
Велика Большая палата княжеского терема -- шагов шестьдесят в длину,
шагов тридцать в ширину. Игорь и Таня стояли у порога входной двери в самом
центре палаты и тревожно озирались. Направо, у стены, в рост человека
возвышался деревянный идол -- Перун, с тяжелым подбородком и золочеными,
страшно поблескивающими глазами.
Налево, в другом конце палаты, виднелись резные двери в княжеские
покои. Прямо, против этой двери, на небольшом помосте стояло дубовое кресло
с высокой остроконечной опорой и закрученными к полу подлокотниками. От
многочисленных окон на деревянный пол падали неясные столпы солнечного
света. Пол был тщательно вымыт, на стертых досках повсюду отпечатались
царапины и вмятины от кованых сапог.
Резные двери вдруг неслышно распахнулись, и в палату быстрыми шагами
вошли статный русобородый мужчина и такой же русоволосый сероглазый мальчик
лет двенадцати-тринадцати. Игорь и Таня сразу заметили, что оба они одеты
совершенно одинаково: на том и на другом затканное серебром белое плато с
длинными рукавами, широкий золотой пояс и красные сафьяновые сапоги. У того
и у другого пышно вились русые волосы.
-- Бью челом, княже! -- сказал стражник, стаскивая с головы шапку. --
На твой суд, для твоего слова привел двух отроков. Поймали их ныне в посаде
Великого Новгорода тиуны боярина Путяты. Не варяги ли?
Князь Олег неторопливо сел в кресло и положил руки на подлокотники.
Русоволосый мальчик стал рядом с ним и прижался плечом к креслу. Его большие
серые глаза заблестели от любопытства.
-- Подойдите, -- негромко сказал князь красивым грудным голосом.
Игорь и Таня подошли к креслу.
-- Кто вы еси, отроки? -- услышали они уже знакомую фразу.
-- Брат и сестра, -- сказал Игорь, передохнув.
Олег усмехнулся.
-- Вельми похожи! Двоядцы?
-- Да, двойняшки...
-- А какого же вы роду-племени? Варяги?
-- Нет, нет, -- закачал головой Игорь, -- мы русские!
-- Русичи?
-- Да, да, русичи! -- Игорь растерянно посмотрел на сестру, и она
прочла в его глазах то же, о чем подумала в эту минуту сама: если сказать,
что они явились в Великий Новгород девятого века из будущего, из двадцатого
века, князь Олег все равно не поверит и посчитает их сумасшедшими.
-- Кто же вы еси: древляне, кривичи, уличи? А может, вы из полоцкой
земли или ростовской? -- задумчиво спрашивал Олег, поглаживая пальцами русую
бороду. -- А еще может статься, что родились вы во славном граде Киеве или
во граде Смоленске?
-- Да! -- обрадовался Игорь. -- Так и есть! Мы действительно родились в
Смоленске, а потом переехали в Новгород!
-- Речь твоя вельми странная, отрок, -- пожал плечами Олег, -- и платно
на вас чудесное, и ноговицы носишь ты не наши, -- и он ткнул пальцем с
блеснувшим перстнем в аккуратно выглаженные брюки Игоря.
-- Ноговицы как ноговицы, -- пробормотал Игорь, краснея.
В эту минуту резная дверь вновь неслышно открылась, и в Большую палату
вошел старец в длинном, до самых каблуков, темном платно. На его руках
переливчато зазвенели золотые браслеты. В левой руке старец держал бубен.
-- Зачем ты пришел, волхв Фарлаф? -- неожиданно пошевелился у кресла и
сердито спросил сероглазый мальчик. -- Кто звал тебя?
Старец с достоинством проговорил сипловатым однотонным голосом:
-- Ты опять, княжич, злые слова речешь главному волхву Великого
Новгорода!
-- Не я злой, а ты злой, волхв Фарлаф! Великий Новгород знает сие и
потому боится тебя, аки дурного пса!
Князь Олег остановил мальчика повелительным движением руки:
-- Не молви такого, племянник!
В голосе мальчика вдруг зазвучали неожиданно набежавшие слезы:
-- Ах, дядя! Кабы не он, не легла бы моя мама в могилу! Разве не ты,
дядя, выписал ей лекарей заморских, когда заболела она студеницей?
Игорь и Таня видели, как старый волхв дергался от гневных слов
мальчика. Его бесцветные, водянистые глаза в зарослях седых волос совсем
побелели от ярости. Однако он сдержал себя и сказал спокойно:
-- Твою маму, княжич, призвали Боги на Неруновы луга...
-- Лжа! -- воскликнул княжич. -- Ты один виновен, что ее обрядили
покойницей и положили в корсту!
-- Слушай, племянник! -- строго проговорил князь Олег. -- Твой отец и
мой учитель был храбрым воином и много лет княжил в Великом Новгороде.
Почитали его новгородцы за ум и отвагу на рати. Был он исконным русичем,
верно соблюдал законы и обычаи наши... Хазарская стрела оборвала его
жизнь... Умирая на моих руках, просил он, чтобы я воспитал тебя славным
русичем...
-- Я русич! -- горячо прошептал мальчик.
-- О том же просила меня перед кончиной своей твоя мать, моя
ненаглядная сестра.
-- Я готов за Русь положить живот свой, дядя! -- продолжал шептать
мальчик. -- Я русич!
-- Знаю, -- сказал Олег, -- а потому и прошу тебя не ссориться с
волхвами, коих почитают все русичи и в полуденной стороне, и в полуночной.
что где-то в лесу даже послышалось эхо от их ударов.
Капитан отпустил меня и, закрывая голову руками и страшно сопя,
бросился наутек. Я быстро сказал товарищам:
-- Скорей наверх, ребята! Сейчас они вернутся! Плохо наше дело...
Теперь они знают, что я потерял силу...
Мы поднялись в пещеру и втащили за собой лестницу.
Пираты долго не являлись. По-видимому, они удрали далеко, оставив
своего капитана. Мы беспрерывно высовывали из пещеры головы, напряженно
прислушиваясь к шелесту деревьев и далекому рокоту прибоя.
Наверно, у меня был очень жалкий вид, потому, что Мила участливо
спросила:
-- Тебе страшно?
-- Страшновато... -- сознался я. -- А что?
-- Так просто... Борик, ты не волнуйся, все будет хорошо.
-- Да я...
-- Видишь, Рыжего Пса мы одолели без всякого волшебства.
-- Это верно, но...
-- Что "но"? -- ободряюще говорила Мила. -- И жилище без всякого
волшебства себе устроили.
-- Я ведь не спорю...
-- И еды у нас достаточно.
-- И знаете, ребята, -- взглянул я на лица своих товарищей, -- ведь это
тоже похоже на волшебство... На острове восемь человек...
-- Три человека и пять животных, -- поправил меня Юрка.
-- Пусть так, -- подумав, согласился я. -- Трое ребят и пятеро сильных
зверей. И эти звери ничего не могут с нами сделать. Разве это не похоже на
волшебство?
Мила чуть-чуть улыбнулась:
-- А ты прав, у нас есть один добрый волшебник...
-- Кто же это?
Она не успела ответить, потому что кусты в отдалении затрещали и на
поляну выскользнули пираты. Рыжий Пес рычал, восторженно потрясая руками.
-- Он стал слабым, как мокрица! Я мог бы свить из него веревку! Мы
быстро выкурим их из этого гнезда!
-- Ха! -- громыхнул Одноглазый. -- Жареная птица!
-- Молчать! -- ткнул его кулаком капитан. -- Сперва добудьте мне этого
мальчишку!
Пираты попытались добраться до нашей пещеры, становясь друг другу на
плечи. Но догадливый Юрка метнул в них кокосовый орех, и Кошачий Зуб со
стоном полетел на землю.
Мы обрушили на пиратов целый град кокосовых орехов. Тяжелые, как бомбы,
они сбивали разбойников с ног. Бессильно ругаясь и проклиная нас, разбойники
отползали по траве в сторону.
-- Не лезьте, куда вас не просят! -- крикнула Мила, стараясь попасть
орехом в Рыжего Пса.
-- Это вам не поможет, миледи! -- ответил он, уклоняясь от удара. -- Мы
расположимся здесь лагерем и возьмем вас измором. Хотите условие?
-- Какое условие?
-- Выдайте мне юного джентльмена, и мы оставим вас в покое!
-- Никогда! -- в один голос крикнула Мила и Юрка.
-- Прекрасно, тысяча чертей и одна ведьма! Эй! Тащите сюда бочонок с
ромом! Будем пировать здесь, на страх птенцам. Рано или поздно они выпадут
из своего гнездышка!
Осада была долгой и утомительной... Каким-то образом пиратам удалось
доставить на поляну тяжелую бочку с ромом. Вероятно, в ней сильно
поубавилось содержимое.
Они пили, пели и даже плясали. Только на вторые сутки четверо из них
свалились и заснули. Но Рыжий Пес все еще бодрствовал. Покачиваясь, он
бродил по поляне и пьяно бормотал:
-- Кошачий Зуб, налей еще... Спишь? Спи, Кошачий Зуб! Вы все спите?
Один я держусь на ногах... Рыжего Пса не так-то легко свалить, клянусь
брюхом акулы! -- Он отхлебнул из фляжки и погрозил мне кулаком. -- Я сделаю
из тебя медузу!
Ветер раздувал его рыжие волосы. Он потоптался на одном месте и пропел
заплетающимся языком:
Нужно лишь пиратом быть,
Обмануть, украсть, убить,
Ой -- ха -- ха!..
Он хотел потанцевать, но, зацепив одной ногой за другую, упал в траву.
-- Все спят, тысяча чертей и одна ведьма! -- невнятно бормотал он,
беспомощно, барахтаясь в траве. -- Один я... держусь на ногах!
Через несколько секунд мы услышали его зычный храп.
Мила вдруг сбросила из пещеры лестницу. Прежде чем я успел сообразить,
что она собирается сделать, мы с Юркой увидели ее уже внизу на поляне. Мы
отчаянно махали ей руками.
-- Вернись! Что ты делаешь! Ты погибнешь!.. Она приложила палец к
губам.
-- Тише... Я за твоим платком, Борик...
Затаив дыхание, я видел, как она наклонилась над Рыжим Псом. Он
заворочался и зачмокал губами. Мне показалось, что она заколебалась на
несколько секунд, но вдруг решительно сдернула платок с шеи пиратского
главаря.
Кто бы мог думать, что в этой девочке столько смелости! Через минуту,
слегка задыхаясь, она поднялась в пещеру.
-- Они завязали на платке какой-то узелок... Такой крепкий! Придется
зубами...
-- Не развязывай! -- закричал я. -- Не смей! В этом узелке главное
волшебство!
-- Ой! А я уже развязала!..
Вокруг нас вдруг потемнело.
-- Что ты наделала. Мила!
Я выхватил из ее рук платок и безнадежно сел на шкуру лани. Наступила
полная тишина. Что-то загремело и заскрежетало. Красные, желтые, синие,
зеленые огни вихрем закружились вокруг меня. Я зажмурился, но как раз в это
время все смолкло. Мне было так страшно, что я долго не решался открыть
глаза.
-- Ребята, -- тихонько позвал я.
Мне никто не ответил.
Я чуть-чуть приоткрыл один глаз и сквозь ресницы увидел белую скатерть
и настольную лампочку.
Я попал домой! Какое это было счастье! Я перенесся с острова прямо на
диван в столовой.
-- Миленькая ты наша столовая! -- зачарованно шептал я, озираясь. --
Миленький ты мой диванчик!
Настольная лампа тускло освещала комнату. Мне показалось, что в темном
углу кто-то стоит.
-- Мила, Юрка! -- окликнул я. -- Это вы?
Из мрака вышли... кто бы вы думали? Пираты! Пять звероподобных людей
подходили ко мне, сняв шляпы и противно улыбаясь.
-- Здравствуйте, сэр! -- прохрипел Рыжий Пес. -- Зачем вы бежали с
острова?
-- Уходите... -- стучал я зубами не в силах закричать.
-- Не будем больше ссориться, сэр. Мы уже так привыкли к вам, и без вас
нам сделалось очень грустно.
Они окружили меня, и я почувствовал душный запах рома.
-- Уходите! -- сжимался я на диване. -- Что вам от меня нужно?
-- Мы хотим, сэр, чтобы вы поняли, что такие люди, как мы...
-- Бездельники и тунеядцы! -- перебил я. -- Я это давно понял.
-- Ха! -- рявкнул Одноглазый.
-- А ведь мы вас так полюбили, сэр! -- продолжал Рыжий Пес. -- Я даже
решил уступить вам добровольно место капитана!
-- Пропадите вы пропадом! Как вы сюда попали?
-- Это легко объяснить, сэр. Ведь вы сами вызвали нас из старой книжки,
которую читали...
-- Уходите опять в книжку!
-- Нет, сэр, промурлыкал Кошачий Зуб, топорща усы. -- Теперь мы не
расстанемся с вами. Куда вы, туда и мы. Вы наш волшебник!
-- Никакой я не волшебник! -- воскликнул я. -- Теперь я знаю, что самый
великий волшебник на свете -- это труд...
-- Ха!
-- Убирайтесь вон! -- завопил я. -- Мама, мама!
-- Не зовите маму, сэр, -- покачал головой Кошачий Зуб, старательно
пожевывая табак, -- это бесполезно.
Я замахал волшебным платком. Но платок больше не действовал: ведь Мила
развязала узелок!
-- Мы больше вас не отпустим, сэр! Вы -- наш! -- говорил Рыжий Пес.
-- Наш! -- зарычали пираты, протягивая ко мне руки.
Я в ужасе зарылся лицом в подушку и вдруг почувствовал легкое
прикосновение чьей-то руки к плечу. Так осторожно и ласково прикасаться ко
мне мог только один человек на свете...
-- Мама! -- закричал я. -- Мамочка, милая!.. Как я обнимал и целовал
ее! Она очень растрогалась и даже сделала вид, будто не замечает, что я в
ботинках лежу на диване.
-- Мама, а где... -- я хотел сказать "пираты", но почему-то так и не
выговорил этого слова.
-- Ты хотел спросить, где Юра и Мила?
-- Да...
-- Они только что звонили по телефону. Это очень странно. Они оба
чувствуют себя плохо и не придут сегодня. -- Она легонько сжала мою голову
своими теплыми ладонями. -- Ты выглядишь тоже совсем больной милый...
-- Нет, я здоров, мамочка...
Я случайно взглянул на синий платок, который все еще держал в руке, и
вздрогнул.
-- Мама, ты говорила, что главное волшебство этого платка заключалось в
узелке.
Она улыбнулась:
-- Да, у бабушки в старости была плохая память, и чтобы не забыть
чего-нибудь, она завязывала на платке узелок.
-- Ну?
-- Поэтому она ничего не забывала и в конце концов стала называть свой
платок волшебным.
-- И все?
-- Все...
-- Но кто же тогда развязал узелок на платке?
-- Наверно, ты сам, -- сказала мама, поглаживая меня по голове. -- А ты
снова завяжи его, чтобы никогда не забывать...
-- Чего?
-- Ну, например, того, что нужно помогать своей маме. Вот тогда этот
платок и для тебя станет волшебным!
Ночью я спал плохо, бредил и вскакивал с постели. Но, знаете, что самое
удивительное? Утром я узнал, что милиция задержала в нашем городе пять
жуликов. Говорят, что один из них был совершенно рыжий, другой прихрамывал
на одну ногу, а третий носил на лице черную повязку. Человек, который
рассказывал мне об этом, не запомнил, как выглядели еще два задержанных.
Может быть, эти жулики никогда не были пиратами, но с моего сердца
свалилась тяжесть, и в следующую ночь я спал совершенно спокойно...
Есть такие скучные люди, которые не верят в Волшебство. Не верь этим
людям, дружок! Я даже знаю имена некоторых волшебников: Любовь, Дружба,
Честность.
Красивые имена, правда?
А однажды я познакомился с одной доброй феей. Ее зовут Мечта. К иным
мальчикам и девочкам она является среди ясного дня. Другие встречаются с
феей Мечтой во сне. Я уверен, что и ты знаком с ней.
Вот какая история произошла совсем недавно в славном городе Новгороде.
В самом центре этого города майским утром на балконе четвертого этажа
сидели брат и сестра, Игорь и Таня. Оба они были одногодками, оба учились в
одном классе, и так как они родились близнецами, то и не мудрено, что очень
походили друг на друга. Оба были светловолосыми и голубоглазыми, у каждого
правая бровь чуть-чуть повыше левой. А их одинаково пухлые губы пунцовели,
как спелые черешни.
Впрочем, была между ними и разница: Игорь пошире в плечах и на его
переносице отчетливо виднелся кривой шрам -- след какой-то давнишней
мальчишеской битвы.
В то воскресное утро Игорь и Таня скучали. Они молча смотрели, как под
балконом по мокрому, только что политому дворником асфальту то и дело
приезжают, шурша шинами, автобусы. Потом их внимание привлекла мороженщица в
белом халате, открывающая свой стеклянный ларек в зелени сквера. Двое
мальчишек уже выжидательно остановились перед ларьком, на их лицах было
написано нетерпение.
-- У тебя нет немножко денег? -- спросил сестру Игорь, облизывая губы.
-- Нет, -- вздохнула она.
-- Вот так всегда, -- тихонько проворчал он, -- неужели ни папа, ни
мама не могли нам оставить хотя бы копеек двадцать на двоих.
-- Им сейчас не до нас, -- снова вздохнула Таня, -- они, кажется, нашли
на своих раскопках чтото очень интересное про древний Новгород и уходят из
дома ни свет ни заря.
-- Ха! -- невесело воскликнул Игорь. -- Что-то очень интересное!
Обыкновенная берестяная грамота. Вот уж я не хотел бы стать археологом, как
они! Даже по выходным дням копаются в земле изза какого-то кусочка бересты!
-- Ну уж тут ты не прав, Игорь, -- сказала она, -- ведь по этим
кусочкам мы узнаем, как жили наши предки много столетий назад! Ты только
представь себе: бумаги тогда не было, грамотные люди писали письма на
кусочках древесной коры! Мама говорит, что эти письма помогают увидеть
прошлое. Да ведь ты сам любишь историю, я знаю. У тебя просто плохое
настроение, потому что мы не можем купить мороженое.
Игорь помолчал.
-- Конечно, увидеть прошлое -- это интересно, -- задумчиво проговорил
он наконец. -- Только я хотел бы увидеть его не нацарапанным на деревяшке, а
своими глазами. Так, как мы видим эту мороженщицу и вот этот автобус. Вот бы
познакомиться с моим тезкой князем Игорем, когда он был такой, как я!
И здесь произошло чудо. За их спинами раздался негромкий, но очень
мелодичный смех, похожий на звон маленького колокольчика. Они разом
обернулись и застыли с приоткрытыми ртами: на пороге балкона стояла
очаровательная девушка с распущенными до пояса золотистыми волосами. На ней
было легкое и длинное -- до самых пят -- платье, словно сделанное из
серебристого шелка. Но самое удивительное было в том, что незнакомка была
прозрачной, как туман, как неясный дымок, который поднялся над костром и на
мгновение застыл в тихом воздухе. Необычная девушка насквозь просвечивалась
солнцем: сквозь шевелящиеся под ветром складки ее платья Игорь и Таня видели
комнату, паркет с тенями от оконной шторы и отцовский письменный стол, в
центре которого на белом листе лежала берестяная грамота.
-- Извините... -- приходя в себя, прошептала Таня. -- Кто вы?
-- Фея Мечта, -- прозвенел голос, и ее лицо озарилось доброй улыбкой.
-- Вы действительно хотите посмотреть прошлое своими глазами?
-- Да, -- после небольшой паузы сказал Игорь.
-- А ты, девочка?
-- Разумеется, хочу! -- вырвалось у порозовевшей Тани.
Фея взмахнула рукой, и вокруг все сразу потемнело.
-- Итак, -- продолжал звенеть ее голос, -- пусть будет по-вашему...
Длинь-длинь-длень!
Воротись, прошедший день!
Время, мчись наоборот!
Воротись, прошедший год!
Во-семь-сот во-семь-десят вто-рой!..
Голос умолк, и стало совсем темно.
-- Игорь, где ты? -- шепотом спросила Таня и, отыскав в темноте руку
брата, крепко сжала ее. -- Мне страшно... Что все это значит?
-- Не знаю... -- таким же шепотом ответил он. -- Фея сказала, что
сейчас восемьсот восемьдесят второй год...
-- Ужас! -- воскликнула сестра. -- Из нашей жизни каким-то непонятным
образом исчезла целая тысяча лет!
-- Даже больше, чем тысяча лет!
-- Что мы будем теперь делать?
-- Посмотрим...
-- Что смотреть, когда кругом ни зги не видно!
-- А вон я вижу какой-то свет... Слушай, Таня, это же утренняя зорька!
Скоро взойдет солнце!
Действительно, за черной грядой недалекого леса розовело небо.
Они огляделись. На холме, над неясной в сумраке рекой, поднимались
бревенчатые стены старой крепости со шпилями и башнями. Пониже виднелись
усадьбы с высокими и ладно сколоченными тынами -- стоймя бревно к бревну,
острием к небу. Кривые улочки тянулись от крепости в разные стороны и под
конец разбегались беспорядочно построенными бедными хижинами. Чем дальше от
крепости к лесу, тем беднее строение.
Хлюпала в реке вода о деревянный настил, низкие суда с опущенными
парусами покачивались на волнах. Было слышно, как там, на пристани, со
скрипом терлись борт о борт два суденышка. Ночной сторож стучал колотушкой и
время от времени хрипловато покрикивал: "Чу-ую! Чу-ую!"
Утренний ветер резво налетел на Игоря и Таню. Он принес запахи речной
сырости и конюшен.
И вдруг косой дождь из небольшой тучки, что нечаянно выползла из-за
леса, тонкими бичами захлестал по траве. Таня взвизгнула и, подобрав юбку,
стремглав понеслась к ближайшей хижине.
-- Скорей, Игорь, скорей! -- кричала она на бегу. -- Иначе мы вымокнем
до нитки!
Они перескочили через низкую полуразвалившуюся деревянную ограду и в
четыре руки забарабанили в покосившуюся дверь.
За дверью зашаркали ногами, сонный голос подростка испуганно спросил:
-- Кто там еси?
-- Да открой же, пожалуйста! -- жалобно простонала Таня.
Должно быть, голос девочки успокоил его. Запор защелкал, дверь
распахнулась, и в лучах выглянувшего из-за тучки утреннего солнца они
увидели вихрастого паренька в длинной домотканой рубахе. Лицо паренька
неожиданно скривилось от страха. Он отступил и замахал руками.
-- Мара! -- диковато бормотал он. -- Мара! О, Перун, спаси меня!
-- Он принимает нас за привидения! -- сказал Игорь. -- И, кажется,
просит, чтобы его спас главный языческий Бог Перун!
Паренек упал на колени.
-- Отче нету, мати нету, -- в отчаянии заламывал он руки, -- не троньте
бедного смерда!
Серые расширившиеся глаза паренька совсем побелели от ужаса. Он сжался
и умолк, схватившись за голову, словно защищая ее от удара. В гриве его
спутанных каштановых волос торчали соломинки.
-- Отче нету... -- вдруг снова забормотал он. -- Мати нету... Один я
еси и в хиже, и на всем свете подярилом...
-- Один я и в хижине, и на всем свете под солнцем, -- перевел Игорь,
подумав.
У Тани задергался подбородок.
-- А где твои... отче и мати? -- сдавленным голосом спросила она и
смахнула со щеки теплую слезу.
-- Все от глада мрем, -- быстро заговорил паренек, уловив, по-видимому,
сочувствие в ее словах. -- Беда, беда! Рубища на чересах носим, на пепле
спим... Тиун вельми хитер: все дай да дай боярину! Мяса дай, меда дай,
гречихи дай! А что дать? Не токмо мяса, горстки гречихи нету! Беда, беда!
Таня обвела глазами хижину. Пусто в хижине. У стены голый помост,
посредине холодный каменный очаг без дымохода. Пахнет в хижине задымленным
деревом, золой и давно не мытой одеждой. В маленькое оконце, затянутое
бычьим пузырем, едва пробивались лучи солнца. Большой паук свил у оконца
паутину и притаился под притолочиной, выжидая жертву.
-- Как зовут тебя? -- спросила Таня вздыхая.
Паренек не ответил, должно быть, не понял вопроса.
-- Встань, пожалуйста, с колен... Очень прошу...
Паренек поднялся и, осмелев, открыл рот, чтобы сказать что-то, но в эту
минуту за дверью прозвучал резкий мужской голос:
-- Гордей!
Паренек стремительно выскользнул за порог. Из сумрака хижины брат и
сестра видели через открытую дверь, как к нему подошли два бородатых мужчины
в синих кафтанах с бердышами в руках.
-- Гордей, сын Микулы? -- спросил один из бородатых.
-- Так, -- кивнул Гордей и поклонился.
-- Отче твой Микула брал у боярина Путяты купу -- одно гривно.
-- О, тиун! Отче помер и мати померла... Нет у меня мяса и меда, чтобы
гривно стоили... нечем купу покрыть...
-- Отче твой, -- усмехнулся тиун, -- ныне на перуновых лугах мед пьет,
а купа его на твоей душе висит. До месяца сеченя должен ты был купу вернуть,
а уж месяц цветень давно прошел. По слову князя будешь ты отныне
отрабатывать купу боярину Путяте. А надумаешь бежать хоть на полуденьхоть на
полуночь, все одно найдут тебя княжьи мечники, и будешь ты батогами бит.
-- Так, -- прошептал Гордей и снова поклонился.
-- Ступай на дворище боярина Путяты, Гордей!
Тиун повернулся, чтобы уходить, но тут его взгляд скользнул в открытую
дверь хижины.
-- Что за отроки еси? -- изумленно воскликнул он, разглядывая необычную
одежду Игоря и Тани. -- Эка невидаль! Уж не варяги ли? Коли малые здесь,
небось и большие близко... Давай-ка отведем их в детинец пред ясны очи князя
Олега. Князь разберется, что к чему.
И охраняемые тиунами с поднятыми бердышами Игорь и Таня отправились в
новгородский кремль девятого века.
Сначала они шли берегом Волхова. Мутная река лениво плескалась о
деревянный настил. Великие и малые лодии позванивали цепями, покачиваясь на
волнах. Десятка два бородатых, но, как видно, молодых мужчин в холстяных
рубахах ниже колен торопливо грузили на палубу большого судна бочки с медом
и смолой и мешки с пенькой. Рослый купец в голубом кафтане зычно покрикивал
на палубе:
-- А еще побыстрей, добры молодцы! Ныне плыть нам далече -- аж за
Русское море до самых греков!
Грузчики кряхтели и молча шлепали босыми ногами по мокрому настилу. А
неподалеку от настила, нисколько не боясь людей, сидели на воде два серых
кулика. Резко пахло рекой, смолою и свежей пенькой.
От пристани дорога свернула на холм. Игорь и Таня шли впереди тиунов по
кривой улочке мимо высоких и крепких тынов. Худая собака с поджатым хвостом
неторопливо бежала им навстречу.
-- Ату тя, пес! -- крикнул один из тиунов и пристукнул бердышем о
землю.
Собака взвизгнула и исчезла в подворотне. Тиуны голосисто
расхохотались. Черное море.
Два всадника с мечами у пояса обогнали их и с любопытством оглянулись
на пленников. Но всадники, судя по всему, торопились, они взмахнули плетями,
кони перешли на галоп и быстро скрылись за широко распахнутыми тяжелыми
воротами кремля.
У ворот скучающий стражник принял у тиунов пленников и повел их в
княжеский терем с бесчисленными клетями и подклетями. Видно, много
потрудились умельцы новгородские, когда воздвигали над Волховом этот
громадный дом из бревен.
По скрипучим ступеням Игорь и Таня поднялись в Большую палату
княжеского терема.
В Большой палате после яркого утреннего солнца было сумеречно. Неясно
светились ряды узких окон, затянутых тончайшей желтоватой кожей. На каждом
окне -- железная решетка. Просторно и пусто в палате. Вдоль бревенчатых стен
тянутся деревянные лавки, отшлифованные задами воевод, бояр да богатых
купцов, кои собирались здесь по слову князя вершить дела древнего Новгорода.
Велика Большая палата княжеского терема -- шагов шестьдесят в длину,
шагов тридцать в ширину. Игорь и Таня стояли у порога входной двери в самом
центре палаты и тревожно озирались. Направо, у стены, в рост человека
возвышался деревянный идол -- Перун, с тяжелым подбородком и золочеными,
страшно поблескивающими глазами.
Налево, в другом конце палаты, виднелись резные двери в княжеские
покои. Прямо, против этой двери, на небольшом помосте стояло дубовое кресло
с высокой остроконечной опорой и закрученными к полу подлокотниками. От
многочисленных окон на деревянный пол падали неясные столпы солнечного
света. Пол был тщательно вымыт, на стертых досках повсюду отпечатались
царапины и вмятины от кованых сапог.
Резные двери вдруг неслышно распахнулись, и в палату быстрыми шагами
вошли статный русобородый мужчина и такой же русоволосый сероглазый мальчик
лет двенадцати-тринадцати. Игорь и Таня сразу заметили, что оба они одеты
совершенно одинаково: на том и на другом затканное серебром белое плато с
длинными рукавами, широкий золотой пояс и красные сафьяновые сапоги. У того
и у другого пышно вились русые волосы.
-- Бью челом, княже! -- сказал стражник, стаскивая с головы шапку. --
На твой суд, для твоего слова привел двух отроков. Поймали их ныне в посаде
Великого Новгорода тиуны боярина Путяты. Не варяги ли?
Князь Олег неторопливо сел в кресло и положил руки на подлокотники.
Русоволосый мальчик стал рядом с ним и прижался плечом к креслу. Его большие
серые глаза заблестели от любопытства.
-- Подойдите, -- негромко сказал князь красивым грудным голосом.
Игорь и Таня подошли к креслу.
-- Кто вы еси, отроки? -- услышали они уже знакомую фразу.
-- Брат и сестра, -- сказал Игорь, передохнув.
Олег усмехнулся.
-- Вельми похожи! Двоядцы?
-- Да, двойняшки...
-- А какого же вы роду-племени? Варяги?
-- Нет, нет, -- закачал головой Игорь, -- мы русские!
-- Русичи?
-- Да, да, русичи! -- Игорь растерянно посмотрел на сестру, и она
прочла в его глазах то же, о чем подумала в эту минуту сама: если сказать,
что они явились в Великий Новгород девятого века из будущего, из двадцатого
века, князь Олег все равно не поверит и посчитает их сумасшедшими.
-- Кто же вы еси: древляне, кривичи, уличи? А может, вы из полоцкой
земли или ростовской? -- задумчиво спрашивал Олег, поглаживая пальцами русую
бороду. -- А еще может статься, что родились вы во славном граде Киеве или
во граде Смоленске?
-- Да! -- обрадовался Игорь. -- Так и есть! Мы действительно родились в
Смоленске, а потом переехали в Новгород!
-- Речь твоя вельми странная, отрок, -- пожал плечами Олег, -- и платно
на вас чудесное, и ноговицы носишь ты не наши, -- и он ткнул пальцем с
блеснувшим перстнем в аккуратно выглаженные брюки Игоря.
-- Ноговицы как ноговицы, -- пробормотал Игорь, краснея.
В эту минуту резная дверь вновь неслышно открылась, и в Большую палату
вошел старец в длинном, до самых каблуков, темном платно. На его руках
переливчато зазвенели золотые браслеты. В левой руке старец держал бубен.
-- Зачем ты пришел, волхв Фарлаф? -- неожиданно пошевелился у кресла и
сердито спросил сероглазый мальчик. -- Кто звал тебя?
Старец с достоинством проговорил сипловатым однотонным голосом:
-- Ты опять, княжич, злые слова речешь главному волхву Великого
Новгорода!
-- Не я злой, а ты злой, волхв Фарлаф! Великий Новгород знает сие и
потому боится тебя, аки дурного пса!
Князь Олег остановил мальчика повелительным движением руки:
-- Не молви такого, племянник!
В голосе мальчика вдруг зазвучали неожиданно набежавшие слезы:
-- Ах, дядя! Кабы не он, не легла бы моя мама в могилу! Разве не ты,
дядя, выписал ей лекарей заморских, когда заболела она студеницей?
Игорь и Таня видели, как старый волхв дергался от гневных слов
мальчика. Его бесцветные, водянистые глаза в зарослях седых волос совсем
побелели от ярости. Однако он сдержал себя и сказал спокойно:
-- Твою маму, княжич, призвали Боги на Неруновы луга...
-- Лжа! -- воскликнул княжич. -- Ты один виновен, что ее обрядили
покойницей и положили в корсту!
-- Слушай, племянник! -- строго проговорил князь Олег. -- Твой отец и
мой учитель был храбрым воином и много лет княжил в Великом Новгороде.
Почитали его новгородцы за ум и отвагу на рати. Был он исконным русичем,
верно соблюдал законы и обычаи наши... Хазарская стрела оборвала его
жизнь... Умирая на моих руках, просил он, чтобы я воспитал тебя славным
русичем...
-- Я русич! -- горячо прошептал мальчик.
-- О том же просила меня перед кончиной своей твоя мать, моя
ненаглядная сестра.
-- Я готов за Русь положить живот свой, дядя! -- продолжал шептать
мальчик. -- Я русич!
-- Знаю, -- сказал Олег, -- а потому и прошу тебя не ссориться с
волхвами, коих почитают все русичи и в полуденной стороне, и в полуночной.