-- Но мама! -- вырвалось у мальчика.
Олег сурово взглянул на волхва.
-- Сердцем я и сам не могу простить Фарлафу ее смерти, но перед народом
волхвы и князья должны быть едины... -- Он помедлил и вздохнул: -- Зачем ты
пришел в Большую палату, Фарлаф?
-- Я за дверью слышал, княже, о чем говорил тебе сей отрок в чудесных
ноговицах...
-- Ну?
-- И понял, что надо их обоих допросить с испытом! -- злобно сказал
волхв, сверля глазами Игоря и Таню.
-- Да ведь они дети! -- воскликнул Олег. -- Вельми ты кровожаден,
Фарлаф! Они против тебя, что воробей против коршуна!
-- Княже! -- волхв предостерегающе поднял палец, звеня золотыми
браслетами. -- А если они духи Чернобога? Нет Бога злее Чернобога! Тогда
сиих отроков вязать надо и во славу Перуна рубить им головы на Перуновой
горе! Отдай мне отроков, княже!
-- Нет! -- сорвался с места маленький князь. -- Я имею к ним приязнь!
Отдай мне их, дядя!
Олег испытующе посмотрел на побелевших пленников, и ласковая улыбка
тронула его губы.
-- А как твое прозвище, отрок? -- спросил он вдруг.
-- Игорь...
-- Как?
-- Игорь, -- с трудом ворочая языком от страха, повторил пленник.
Олег, маленький князь и волхв на минуту онемели. Наконец Олег с
усмешкой взглянул на племянника:
-- Имя -- наше, русское... Твой тезка, юный княже!
-- Лжа! -- пробормотал волхв.
-- Сам ты лжа! -- вырвалось у маленького князя. -- Как сие лепо -- он
Игорь, и я Игорь! Отдай же мне их, дядя!
-- Пусть по-твоему будет, князь Игорь, -- сказал Олег, -- бери их. А
паче случится что, сии отроки, Фарлаф, от тебя не уйдут: ворота в детинце
крепкие и стража надежная! Слушай, стражник, -- внезапно повысил он голос,
-- вели глашатаям собрать на княжеский совет воевод, бояр да купцов
именитых!
Стражник, который безучастно слушал весь разговор и, по-видимому,
ничего не понял, захлопнул глуповато отвисшую челюсть и, нахлобучив шапку,
исчез за входной дверью.
Олег повернул лицо к навострившему слух волхву:
-- Прибыли ко мне гонцы с грамотой из града Искоростеня, из земли
древлянской. Будем совет держать о вельми важном деле, Фарлаф. Нужна мне
поддержка Перуна. -- Он помедлил и прибавил: -- А коль не будет поддержи --
пеняй на себя: найдется другой главный волхв на земле Новгородской!
А юный князь Игорь меж тем подошел к пленникам и улыбнулся:
-- Пошли в трапезную! Накормлю я вас... Небось голодны?
В трапезной, такой же сумеречной и почти такой же длинной и широкой,
как Большая палата, стоял огромный стол. В Перунов день, а также по всяким
другим праздникам много именитых мужей новгородских пировало за этим столом.
Три раза похлопал ладонями юный князь Игорь, и пустая трапезная сразу
наполнилась движением: то княжеские подавальщики в белых платно начали
уставлять край стола яствами. На одном блюде аппетитно дымились куски
жареной телятины, на другом -- тетерка с поджаристой корочкой на вертеле, на
третьем -- сом, запеченный в тесте с гречневой кашей. Далее шли пироги с
грибами, с ягодами. А между блюдами зелень, сочиво в брусничном соку, орехи
лущеные, морошка с медом и жбан сыта -- медовый напиток, который и пить
приятно, и пьян не будешь (подавать юному князю крепкие напитки Олег
запретил строго-настрого).
Перед столом, на возвышении, жертвенник -- каменное блюдо с
раскаленными углями. Перед тем как сесть за стол, князь Игорь от каждого
кушанья взял щепотью по кусочку и положил на угли. Жертвенник задымился,
наполняя воздух смрадом. Князь Игорь поднял руки ладонями вперед и сказал
скороговоркой:
-- Возьми нашу пищу, Перун, и дай нам пищу ныне, завтра и всегда...
Два холопа поднесли миску с водой и полотенце. Князь Игорь окунул
пальцы в воду, вытер их насухо и предложил гостям проделать то же самое.
Затем они сели за стол, и слуги немедленно повязали их чистыми полотенцами,
чтобы не закапать платно жиром.
Князь Игорь сказал гостеприимно:
-- Берите, братие, по куску мяса, -- и сунул руку в блюдо с телятиной.
-- А где же вилки? -- шепнула брату Таня.
-- Чудачка! -- так же шепотом ответил ей брат. -- До вилок люди еще не
додумались, ешь все руками...
Они взяли по куску горячего мяса.
-- Смачно, -- сказал князь, вгрызаясь в телятину.
Жир стекал по его подбородку и капал на полотенце. А чашники уже налили
им по кружке прохладного кисло-сладкого сыта.
-- Пейте, братие, -- улыбнулся князь, поднимая кружку, -- смывайте жир
с кишок, мясо в брюхе урчать не станет.
-- Здесь так всего много, -- заговорила Таня, нерешительно взглянув на
гостеприимного хозяина, -- но у меня кусок застревает в горле, когда я думаю
об одном голодном человеке.
Князь Игорь перестал жевать и поставил кружку.
-- Кто такой еси?
Она сбивчиво рассказала ему о Гордее. Юный князь терпеливо выслушал ее,
усмехнулся и пожал плечами.
-- Таких смердов вельми много на земле Великого Новгорода, и на земле
киевской, и на земле полоцкой... Есть они и у варягов, и у франков, и в
Германии, и в Болгарии, и в землях греков... Так Перун жизнь устроил... --
Он говорил медленно, с немальчишеским достоинством, чтобы поняли гости, как
образован их хозяин. -- Князь землей правит, бояре ему советники, воеводы
войска водят, купцы торговлю ведут в землях дальних и близких, а у смердов
одна забота -- рало.
-- Рало? -- не поняла она.
-- Соха, -- подсказал ей брат.
-- Значит, смерды всех хлебом кормят, а живут хуже всех! -- совсем
осмелев, сказала Таня. -- Несправедливо это, княже!
Князь покачал головой.
-- В Великом Новгороде каждый волен жить по своему разуму и умению. Не
по душе рало -- будь кузнецом, кожемякой, скудельником... Таких
ремесленников в Великом Новгороде множество. Живи во славу Перуна да плати
подати в скарбницу, -- говорил он, очевидно, повторяя слова своих учителей.
-- А если нечем платить?
Он снова пожал плечами.
-- Не по душе быть ремесленником -- иди в услужение к боярину или купцу
именитому. Всегда сыт будешь! А коли ты лучший муж -- поступай в княжескую
дружину, добывай на рати победу Великому Новгороду, а князю славу! Наживешь
богатство -- можешь купцом стать, паче ты не обельный холоп!..
-- Но у Гордея жизнь, как у раба! -- воскликнула Таня. -- Неужели тебе
не жаль Гордея, княжич?
-- Но ведь ты сказал, что он не выплатил купу...
-- Да, но купу-то брали у князя Путяты не он, а его покойные родители!
-- Все едино, такой закон!
-- Танька, -- шепнул в ее ухо брат, чего ты разбушевалась? Ты же
знаешь, что все смерды станут потом рабами -- крепостными крестьянами!
-- Отстань! -- оттолкнула она брата и громко сказала: -- Княжич, помоги
Гордею! Позови его за этот стол, пусть он хоть раз поест как следует!
-- За сей стол? Да ведь он рядович, простолюдин! -- изумился князь, но,
подумав, крикнул: -- Эй, позвать ко мне ябедника!
Через минуту явился задыхающийся рыжебородый ябедник -- княжеский
чиновник.
-- Бью челом, княжич!
-- Ступай к боярину Путяте, -- приказал князь, -- заплати выкуп за
обельного холопа Гордея, сына Микулы, одно гривно. Помыть его, одеть и
накормить на княжеском дворище. А коли пожелает, пусть остается в услужении
дворянином.
Ябедник исчез так же быстро, как и появился.
-- Пересидели мы за трапезой, -- вдруг сказал князь, поднимаясь из-за
стола, -- небось в Большой палате уже совет идет. Пошли в Большую палату!
Едва два Игоря и Таня переступили порог Большой палаты, как были
оглушены чьими-то воплями и непонятным треском. Прежде всего они увидели
десятки потных бородатых лиц. Бояре, воеводы, купцы -- старые и молодые,
худые и толстые, высокие и низкие, щуплые и широкоплечие -- в разноцветных
кафтанах и разноцветных сафьяновых сапогах сидели на лавках и прямо на полу,
на корточках. Многие опирались на посохи с серебряными набалдашниками. Почти
у всех на груди сверкали золотые обручи и цепи -- знаки высокого отличия и
богатства.
Душно и жарко в Большой палате. Входная дверь и узкие окна открыты
настежь, но это не помогало. От духоты кружились головы.
Бревенчатые стены стали влажными от людских испарений.
Князь Олег сидел в кресле, бледный и усталый, расстегнув ворот своего
платно. Два мечника неподвижно стояли по бокам. А перед креслом, дико
завывая, дробно ударяя кулаком в бубен, бесновался главный волхв Фарлаф.
Время от времени он бросался по узкому людскому проходу к деревянному
изваянию Перуна, сипло бормоча какие-то слова. Затем он опять возвращался к
креслу князя, вскинув руки, беспрестанно подпрыгивая и сотрясая пол коваными
сапогами. Его бормотание переходило в пронзительный, одуряющий вопль, от
которого по спине бежали мурашки. Что кричал волхв, Игорь и Таня не могли
понять. Впрочем, этого, может быть, никто не понимал, даже сам волхв.
Наконец Фарлаф замолчал и сел на пол перед Олегом.
Сразу наступила тишина, в которой слышалось лишь дыхание десятков
людей.
-- Что сказал тебе Перун, волхв? -- спросил Олег, словно приходя в
себя.
Фарлаф не торопился отвечать. Он сидел на полу, скрестив ноги, и тяжко
дышал. Его седые волосы спутались и были мокрыми от пота. Казалось, он
ничего не видит и не слышит, но Таня уловила его злобный взгляд, который он
метнул не нее изпод нависших на глаза мохнатых бровей. Девочка невольно
сжалась под его взглядом. Князь Игорь заметил это, что-то сердито прошептал
и загородил Таню своими плечами от глаз Фарлафа.
-- Что же сказал тебе Перун? -- нетерпеливо повторил Олег.
Все в палате вытянули головы, чтобы лучше услышать волхва. Но он вдруг
закашлял и потыкал пальцем в горло, давая понять, что ему трудно говорить.
Продолжая кашлять, Фарлаф поднялся, подошел к Олегу и склонился к самому его
уху. Два Игоря и Таня, стоящие у княжеского кресла, слышали, как волхв
прошептал:
-- Не ходи на Киев, княже...
Олег даже не пошевелился, так он умел владеть своими чувствами. Только
губы его едва заметно шевельнулись:
-- Лжа!
В палате было тихо. Все ждали княжеского слова, но Олег медлил. И тогда
на помощь ему неожиданно пришел низенький толстенький боярин, тот, который
сидел на лавке ближе всех к Олегу. Может быть, боярин слышал, а может быть,
и не слышал того, что шепнул волхв, но он вскочил с места и, размахивая
маленькой полной ручкой, закричал, выкатывая глаза:
-- Перун поразит громом и молнией врагов твоих, княже! Поступай, как
решил совет: иди на Киев! Собирай вече и скажи народу новгородскому свое
злато слово!
Олег бросил на толстенького боярина благодарный взгляд. Он облегченно
вздохнул и поднялся, отстранив рукой растерявшегося Фарлафа.
-- Лепо молвил боярин Путята! -- сказал он. --
Слава великому Перуну -- Богу богов!
-- Слава! -- хором повторили воеводы, бояре и купцы. Они зашевелились и
тоже начали подниматься со своих мест. Повсюду затренькали золотые обручи и
цепи, застучали о пол посохи.
-- Пусть звенит вечевой колокол! -- снова заговорил князь Олег. -- А
вы, братие, идите к людям, научите их, о чем кричать на вече... А паче
найдется головник такой, что станет кричать насупротив княжеского слова,
пусть челядь ваша заткнет ему поганую глотку! Велите выкатить из погребов
бочки с медом и олом, чтобы все люди: и мужи именитые и рядовичи -- пировали
во славу Перуна и князя новгородского!
Гулко стучали о пол Большой палаты кованые сапоги. Толпились у входной
двери воеводы, бояре и купцы именитые, натруженно скрипели за дверью ступени
лестницы: все торопились выйти поскорее из терема, чтобы выполнить волю
князя.
А за княжеским теремом запел-загремел вечевой колокол. Летели, будто
ласточки, медные удары над Великим Новгородом. Летели один за другим
тревожные мелодичные звуки и, не успев расправить крылья, угасали в воздухе.
Но их догоняли новые и новые удары и, прежде чем смолкнуть, вонзались в
сердце каждому жителю земли новгородской.
Летел звон вечевого колокола над градом и предградьем, над лесами и
полями, над серыми волнами Волхова, над туманным заречьем.
И, услышав этот сладкий, терзающий душу звон, отрывались от работы и со
страхом прислушивались ремесленники на всех концах града и смерды в
селениях, и охотники на ловах, и рыболовы на малых и больших речках и
озерцах.
Выходили из хижин помрачневшие мужи, а бледные жены прижимали к сердцу
детей и шептали:
-- Беда, беда!.. О, Перун, спаси нас!
Красиво звенит вечевой колокол. Еще десять лет назад много кун заплатил
за него князь Олег римскому папе. Везли этот колокол вокруг Европы на лойве
варяжские викинги, а потом в Свионии перегрузили его на русскую лодию и по
Варяжскому морю, через озеро Нево, доставили по реке Волхов в Великий
Новгород. Очень красиво звенит колокол...
-- Беда, беда! Спаси нас, Перун!
Полным-полно народа на княжеском дворище. От сотен голосов стоит в
кремле невнятный гул -- будто море шумит. Куда ни глянь, сомкнулись плечи, а
над плечами шевелятся седые и русые, рыжие и черные бороды. Собрались на
вече старые и молодые мужи Великого Новгорода, с нетерпением ждут, что
скажет им князь Олег.
У высокого княжеского крыльца отдельной группой горделиво стоят,
опираясь на серебряные посохи, воеводы и бояре в праздничных платно. Это
ишханы -- знать новгородская, далее купцы толпятся в разноцветном кафтанье,
с завистью поглядывают на важно надутых воевод и бояр. А еще дальнее --
простой люд: здатели, кузнецы, кожемяки, скудельники, умельцы всякие со всех
концов улиц. Это они, их отцы и деды строили Великий Новгород, и все, что
есть в Новгороде, сделано их руками, да почему-то несладко живется умельцам
русским. И про них, и про смердов, кои серым потоком залили дворище до самой
крепостной стены, не больно печется Перун. Должно быть, князья, воеводы да
бояре с купцами больше нравятся Богу богов.
А у ворот кремля и на его крепостной стене устроилась голытьба в
рубищах: всякие пришлые убогие люди, рабочие, холопы. Грязные, немытые --
смрадом разит от них.
В толпе там и тут рыскали видоки -- шпионысвидетели, прислушивались, о
чем люди глаголят, не ведет ли кто крамольных речей. Держи лучше язык за
зубами, не то возьмут тебя в плети! Строители.
Следом за Олегом на высокое крыльцо вывел юный князь своих гостей --
Таню и Игоря. Они видели, с каким удивлением уставились на них сотни глаз, а
сотни ртов зашептали: "Гляди-ко! Во диво!"
Глашатаи зычно закричали, прикладывая к губам ладони коробочкой:
-- Ти-их-о! Замри! Слушай, народ новгородский, злато слово князя Олега!
И сразу такая тишина наступила, что стало ясно слышно, как далеко в
заречье каркал ворон. Вот уж, окаянный, не ко времени закаркал, словно беду
накликает!
Олег, высокий, статный, в платно небесного цвета, расшитом бурмицким
жемчугом, стоял на виду у всего веча. Ветер шевелил его волнистые русые
волосы. Он провел рукой по волосам, потрогал пальцами бородку. Спокоен был
князь Олег, лишь на белом лице, под левым глазом, предательски дрожала
голубая жилка.
Позади князя стал вечник с тонкими железцами и берестяными свитками в
руках. Искусно и быстро нацарапает вечник на бересте своими железцами все,
что скажет князь народу, а потом запечатает в особый ларь.
Низко-низко поклонился Олег собравшимся.
-- Братие! Вы, вольный народ новгородской, призвали меня княжить на сей
стол, -- громко и отчетливо заговорил Олег. -- Вы поручили заботам моим
сироту -- младого князя Игоря. Вырастил я младого князя на виду у вас в
нашей вере, в законах и обычаях наших добрым русичем. Однако княжил я,
помышляя не токмо о благе Игоря, но и о вашем благе, о благе народа
новгородского, народа русского.
-- Так еси! -- хором сказали бояре.
-- Так еси, -- одним могучим вздохом, словно эхо, повторило все вече.
-- От глада мрем! -- вдруг кто-то крикнул из задних рядов, но крикуна
тут же подмяли, и он умолк.
Олег кашлянул и продолжал:
-- Не раз водил я вас на рать супротив врагов новгородских и бился с
ними, как простой воин, плечо к плечу с вами. Из моих и ваших ран, братие,
лилась и смешивалась кровь, и стали мы одной крови, как родные!
-- Так еси, -- прошелестело вече, захваченное красноречием князя.
-- Одной мы крови, -- повторил он, -- и я, ваш князь, спрашиваю вас:
верите ли вы мне, братие?
-- Верим! -- выдохнуло вече.
-- Велика земля новгородская, но еще больше все земли русские! И земля
ростовская, и рязанская, и смоленская, и полоцкая, и киевская -- суть земли
русские! От самого Русского моря до моря Варяжского и далее до Ледового
окияна, где живут малые народы Чудь, Мери и Веси, кои бились плечо к плечу с
нами супротив варягов, называется земля одним святым словом -- Русь!
-- Рру-усь! -- ликующе пророкотало вече.
-- Вельми обильна земля русская, братие! И жито родит, и гречиху, и
леса наши полны дичью, и реки рыбой. За три моря ходят на своих лодиях купцы
наши с товарами русскими на зависть и варягам, и германцам, и франкам, и
грекам! И возвращаются на Русь с товарами иноземными!
-- Так еси! -- рявкнули довольные похвалой купцы.
-- Но скорбно мне, братие, что порядка еще мало на Руси! -- понизил
голос Олег. -- Ныне ктото из вас крикнул: "От глада мрем"... Бывает и так, и
потому больно сердцу моему! Бывает так, что не гречихой засевают русичи
поле, а белыми костями; не водой поливают землю, а кровью своей! Сходятся на
рати русич с русичем, племя с племенем, а оттого слабеет Русь на радость
врагам иноземным. Не едины мы, братие, а врагам легче одолеть каждое племя
порознь.
Вече молчало, словно завороженное словами князя.
-- И особо скорбно мне, -- с горечью продолжал Олег, -- что наименьше
всего порядка на полуденной украине Руси, на земле киевской, коей правят
князья, два брата Аскольд и Дир!
-- Осрама! -- тонким голоском крикнул маленький боярин Путята, потрясая
серебряным посохом.
-- Осрама! -- разноголосо закричало, зашумело, задвигалось вече.
Олег поднял руку, успокаивая людское море.
-- Ныне прибыли ко мне гонцы из земли древлянской, из града
Искоростеня. Замучили князья Аскольд и Дир войнами соседей своих -- древлян.
Но того мало: разоряют грады и веси древлянские хазары окаянные! А князья
Аскольд и Дир не токмо не защищают братьев наших -- русичей-древлян, а более
того -- завели дружбу с иноверцами дикими, с хазарами окаянными. Просят
древляне с поклоном защиты у Великого Новгорода!
И снова зашумело, задвигалось, заплескалось взволнованными голосами
людское море:
-- Поможем братьям русичам!
-- Веди нас, княже, на Киев! Окраина.
-- Осрама Аскольду и Диру!
-- А они-то небось и не русичи совсем!
-- Нет у русичей такого имени-прозвища -- Аскольд!
-- Аскольд и Дир -- варяги!
-- Изгнать их с земли русской!
-- Смерть Аскольду и Диру, псам варяжским!
От толпы купцов отделился рослый молодец в голубом кафтане.
-- Игорь, -- сказала брату Таня, -- смотри, ведь это тот самый купец,
которого мы сегодня утром видели на пристани. Помнишь, на грузчиков
покрикивал?
Рослый молодец снял шапку и поклонился Олегу, опуская до земли правую
руку.
-- Дозволь, княже, слово вымолвить, -- бойко крикнул он.
-- Говори, купец, -- улыбнулся Олег. Он был доволен, так как понимал,
что первое сражение за Киев выиграно сейчас благодаря его ораторскому
искусству.
В глубине души Олег побаивался веча, как побаивались его все
новгородские князья. Попробуй возмутить неосторожным словом эту голытьбу, и
рухнет она тебе на голову, как обвал каменный! И Перун не поможет -- костей
не соберешь!
Глаза Олега, такие же большие и серые, как у племянника Игоря,
вдохновенно поблескивали. Мыслями своими тридцатилетний князь уже был далеко
на полуденной украине Руси.
-- Говори, говори же, купец!
-- Братие! -- крикнул купец, оборачиваясь лицом к вечу и вновь
кланяясь. -- Мы, купеческое племя, верой и правдой служим Великому
Новгороду. Ныне собрал я караван лодий с товарами новгородскими. А плыть нам
далече, до самых греков. Как подумаю, что придется плыть нам мимо славного
русского града Киева, сердце сжимается. Стоит славный русский град Киев на
горе, над самым Днепром славутичем. А засели на той горе не русские князья,
а злыдни, змеи подколодные! Туда плывешь -- плати куны, обратно плывешь --
опять плати! А то и вовсе отымут товары дружинники Аскольда и Дира, а людей
наших перебьют! Хуже хазар, кои тоже с нас выкуп берут, когда мы лодии наши
через пороги днепровские перетаскиваем в степях полуденных! Доколе же будет
такое, братие? Иди, княже, на Киев, перебей змей подколодных! Освободи землю
нашу от хазаринов!
-- На Киев! -- загремело вече.
-- Смерть татям!
Олег поднял руку:
-- Спасибо, братие, за доверие. Повелел мне Перун идти на Киев,
объединить полуночные и полуденные украины воедино! Построим мы на границах
наших города и острожки, и не будет нам страшен никакой враг! Будет у нас
одна великая Русь от Русского моря до Ледовитого окияна!
-- Слава князю русскому Олегу! -- закричал восторженно боярин Путята,
наливаясь краской и закатывая глаза. -- Слава Руси Великой!
-- Сла-ава-а!.. -- дружно откликнулось вече.
Сотни шапок полетели в воздух.
Вечник торопливо черкал железцем по берестяному свитку.
Наконец-то Игорь и Таня остались одни! В отведенной для них светелке
стояли две лавки с перинами, от которых исходил пряный запах мяты. Воры. С
бревенчатого потолка на пуховые перины спускались легкие пологи из розового
заморского шелка. Отбрось полог, ляг на такую постель и небось утонешь в
ласкающей тело мягкой неге.
Стемнело. На потолке дрожали красноватые отблески -- то в граде и в
предградье жгли новгородцы боевые костры, пили мед и ол во славу Олега, за
его победы в полуденной Руси. Сквозь открытые окна доносились неясные крики
и пьяные песни.
Неслышно в комнату скользнула старая холопка со свечой в руке, зажгла
светильник на круглом столе, шепнула у порога:
-- Да не потревожат чуры ваш сон! -- и так же неслышно исчезла.
-- Как я устала! -- сказала Таня, садясь на лавку у окна.
Игорь не ответил. Приподняв полог, он разглядывал пуховую постель,
ткнул в перину пальцем и недовольно поморщился.
-- Как странно, -- вдруг сказал он, -- мы с тобой знаем, что ждет
впереди и князя Олега, и князя Игоря...
-- Удивительно, что и я именно об этом сейчас подумала, -- оживилась
она, -- мы могли бы предсказать им судьбу! Олег станет киевским князем,
будет много воева ми Руси и поб еждать, а умрет от того, что его ужалит
змея... Помнишь?
"...Так вот, где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!"
Из мертвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
-- А помнишь, какая смерть ждет моего тезку?
-- Князя Игоря? Кажется, после Олега он тоже станет киевским князем...
-- И с ним расправятся те самые древляне, которые прислали сейчас в
Новгород гонцов просить защиты от Аскольда и Дира. Но Игорь забудет об этих
гонцах. Ты помнишь, что с ним случится?
-- Да, да, Игорь придет со своей дружиной в древлянскую землю собирать
дань. А когда уйдет, ему покажется, что собрал мало, и вернется к древлянам
за новой данью...
-- И тогда древляне перебьют дружину Игоря, а его самого привяжут к
двум согнутым деревьям. Потом отпустят согнутые стволы, и они разорвут князя
Игоря на части!
-- Бррр! -- вырвалось у Тани. -- Ужасно!
Игорь хотел что-то сказать, но вдруг застыл с открытым ртом, потому что
они оба отчетливо услышали за дверью какое-то движение.
-- Танька, -- шепнул он, -- нас подслушивают!
Прежде чем она успела ответить, Игорь скакнул к порогу и распахнул
дверь. В темном проходе, как тень, метнулось темное платно волхва Фарлафа и
скрылось за поворотом.
-- Так я и думал, -- закрывая дверь, сказал Игорь, -- этот противный
волхв не хочет оставить нас в покое! Мне еще днем показалось, что он нас
выслеживает... Давай-ка поставим к двери этот стол... на всякий случай...
Они забаррикадировали дверь, но лечь так и не решились.
Светильник слабо потрескивал на столе. Вокруг бледного огонька роем
вились мотыльки и мошки и падали с опаленными крыльями на драгоценную
скатерть, вытканную золотыми нитями. Огонек колыхался, и поэтому в углах
комнаты, за прозрачными пологами постелей, словно живые, двигались косые
тени.
-- Я хочу домой! -- жалобно прошептала Таня.
-- А как это сделать? -- пожал он плечами.
-- Я не знаю...
-- Я тоже не знаю.
-- Давай позовем фею Мечту...
-- Тес! -- приложил он палец к губам. -- Я опять слышу шаги!
Шаги на этот раз были отчетливыми и громкими. Возле двери шаги смолкли,
и они услышали бодрый голос юного князя:
-- Вы спите, братие?
-- Нет, не спим! -- обрадовалась Таня, отодвигая стол. -- Заходи,
княже!
Он переступил порог и, взглянув на перины, с усмешкой сказал Игорю:
-- Не ведомо мне было, тезка, что тебя почивать устроили на женском
ложе!
-- Я и сам не люблю таких постелей, -- покраснел Игорь.
-- Князь Олег учит спать меня, как воина: на голой лавке или на траве,
подложив руку под голову, -- продолжал князь. -- А то еще учит на коне
спать, в седле, как спят воины в походе.
-- В седле он спать не пробовал, княже, а дома спит на твердом матраце,
-- вступилась за брата Таня.
-- Вельми хороший вечер ныне, -- сказал князь Игорь. -- Пошли гулять,
братие! Поглядим, как пируют воины.
-- Пошли! -- быстро согласилась Таня. Ей так не хотелось оставаться в
светелке, что она сразу позабыла о своей усталости.
Князь Игорь внимательно посмотрел на тезку и вдруг рассмеялся:
-- Друже, мы с тобой равного росту... Давай для потехи наши платно
поменяем!
-- Как? -- не понял гость.
-- Я твои ноговицы надену... А ты мое княжеское платно на свои череса
наденешь!
Они быстро переоделись, и Таня всплеснула руками.
Олег сурово взглянул на волхва.
-- Сердцем я и сам не могу простить Фарлафу ее смерти, но перед народом
волхвы и князья должны быть едины... -- Он помедлил и вздохнул: -- Зачем ты
пришел в Большую палату, Фарлаф?
-- Я за дверью слышал, княже, о чем говорил тебе сей отрок в чудесных
ноговицах...
-- Ну?
-- И понял, что надо их обоих допросить с испытом! -- злобно сказал
волхв, сверля глазами Игоря и Таню.
-- Да ведь они дети! -- воскликнул Олег. -- Вельми ты кровожаден,
Фарлаф! Они против тебя, что воробей против коршуна!
-- Княже! -- волхв предостерегающе поднял палец, звеня золотыми
браслетами. -- А если они духи Чернобога? Нет Бога злее Чернобога! Тогда
сиих отроков вязать надо и во славу Перуна рубить им головы на Перуновой
горе! Отдай мне отроков, княже!
-- Нет! -- сорвался с места маленький князь. -- Я имею к ним приязнь!
Отдай мне их, дядя!
Олег испытующе посмотрел на побелевших пленников, и ласковая улыбка
тронула его губы.
-- А как твое прозвище, отрок? -- спросил он вдруг.
-- Игорь...
-- Как?
-- Игорь, -- с трудом ворочая языком от страха, повторил пленник.
Олег, маленький князь и волхв на минуту онемели. Наконец Олег с
усмешкой взглянул на племянника:
-- Имя -- наше, русское... Твой тезка, юный княже!
-- Лжа! -- пробормотал волхв.
-- Сам ты лжа! -- вырвалось у маленького князя. -- Как сие лепо -- он
Игорь, и я Игорь! Отдай же мне их, дядя!
-- Пусть по-твоему будет, князь Игорь, -- сказал Олег, -- бери их. А
паче случится что, сии отроки, Фарлаф, от тебя не уйдут: ворота в детинце
крепкие и стража надежная! Слушай, стражник, -- внезапно повысил он голос,
-- вели глашатаям собрать на княжеский совет воевод, бояр да купцов
именитых!
Стражник, который безучастно слушал весь разговор и, по-видимому,
ничего не понял, захлопнул глуповато отвисшую челюсть и, нахлобучив шапку,
исчез за входной дверью.
Олег повернул лицо к навострившему слух волхву:
-- Прибыли ко мне гонцы с грамотой из града Искоростеня, из земли
древлянской. Будем совет держать о вельми важном деле, Фарлаф. Нужна мне
поддержка Перуна. -- Он помедлил и прибавил: -- А коль не будет поддержи --
пеняй на себя: найдется другой главный волхв на земле Новгородской!
А юный князь Игорь меж тем подошел к пленникам и улыбнулся:
-- Пошли в трапезную! Накормлю я вас... Небось голодны?
В трапезной, такой же сумеречной и почти такой же длинной и широкой,
как Большая палата, стоял огромный стол. В Перунов день, а также по всяким
другим праздникам много именитых мужей новгородских пировало за этим столом.
Три раза похлопал ладонями юный князь Игорь, и пустая трапезная сразу
наполнилась движением: то княжеские подавальщики в белых платно начали
уставлять край стола яствами. На одном блюде аппетитно дымились куски
жареной телятины, на другом -- тетерка с поджаристой корочкой на вертеле, на
третьем -- сом, запеченный в тесте с гречневой кашей. Далее шли пироги с
грибами, с ягодами. А между блюдами зелень, сочиво в брусничном соку, орехи
лущеные, морошка с медом и жбан сыта -- медовый напиток, который и пить
приятно, и пьян не будешь (подавать юному князю крепкие напитки Олег
запретил строго-настрого).
Перед столом, на возвышении, жертвенник -- каменное блюдо с
раскаленными углями. Перед тем как сесть за стол, князь Игорь от каждого
кушанья взял щепотью по кусочку и положил на угли. Жертвенник задымился,
наполняя воздух смрадом. Князь Игорь поднял руки ладонями вперед и сказал
скороговоркой:
-- Возьми нашу пищу, Перун, и дай нам пищу ныне, завтра и всегда...
Два холопа поднесли миску с водой и полотенце. Князь Игорь окунул
пальцы в воду, вытер их насухо и предложил гостям проделать то же самое.
Затем они сели за стол, и слуги немедленно повязали их чистыми полотенцами,
чтобы не закапать платно жиром.
Князь Игорь сказал гостеприимно:
-- Берите, братие, по куску мяса, -- и сунул руку в блюдо с телятиной.
-- А где же вилки? -- шепнула брату Таня.
-- Чудачка! -- так же шепотом ответил ей брат. -- До вилок люди еще не
додумались, ешь все руками...
Они взяли по куску горячего мяса.
-- Смачно, -- сказал князь, вгрызаясь в телятину.
Жир стекал по его подбородку и капал на полотенце. А чашники уже налили
им по кружке прохладного кисло-сладкого сыта.
-- Пейте, братие, -- улыбнулся князь, поднимая кружку, -- смывайте жир
с кишок, мясо в брюхе урчать не станет.
-- Здесь так всего много, -- заговорила Таня, нерешительно взглянув на
гостеприимного хозяина, -- но у меня кусок застревает в горле, когда я думаю
об одном голодном человеке.
Князь Игорь перестал жевать и поставил кружку.
-- Кто такой еси?
Она сбивчиво рассказала ему о Гордее. Юный князь терпеливо выслушал ее,
усмехнулся и пожал плечами.
-- Таких смердов вельми много на земле Великого Новгорода, и на земле
киевской, и на земле полоцкой... Есть они и у варягов, и у франков, и в
Германии, и в Болгарии, и в землях греков... Так Перун жизнь устроил... --
Он говорил медленно, с немальчишеским достоинством, чтобы поняли гости, как
образован их хозяин. -- Князь землей правит, бояре ему советники, воеводы
войска водят, купцы торговлю ведут в землях дальних и близких, а у смердов
одна забота -- рало.
-- Рало? -- не поняла она.
-- Соха, -- подсказал ей брат.
-- Значит, смерды всех хлебом кормят, а живут хуже всех! -- совсем
осмелев, сказала Таня. -- Несправедливо это, княже!
Князь покачал головой.
-- В Великом Новгороде каждый волен жить по своему разуму и умению. Не
по душе рало -- будь кузнецом, кожемякой, скудельником... Таких
ремесленников в Великом Новгороде множество. Живи во славу Перуна да плати
подати в скарбницу, -- говорил он, очевидно, повторяя слова своих учителей.
-- А если нечем платить?
Он снова пожал плечами.
-- Не по душе быть ремесленником -- иди в услужение к боярину или купцу
именитому. Всегда сыт будешь! А коли ты лучший муж -- поступай в княжескую
дружину, добывай на рати победу Великому Новгороду, а князю славу! Наживешь
богатство -- можешь купцом стать, паче ты не обельный холоп!..
-- Но у Гордея жизнь, как у раба! -- воскликнула Таня. -- Неужели тебе
не жаль Гордея, княжич?
-- Но ведь ты сказал, что он не выплатил купу...
-- Да, но купу-то брали у князя Путяты не он, а его покойные родители!
-- Все едино, такой закон!
-- Танька, -- шепнул в ее ухо брат, чего ты разбушевалась? Ты же
знаешь, что все смерды станут потом рабами -- крепостными крестьянами!
-- Отстань! -- оттолкнула она брата и громко сказала: -- Княжич, помоги
Гордею! Позови его за этот стол, пусть он хоть раз поест как следует!
-- За сей стол? Да ведь он рядович, простолюдин! -- изумился князь, но,
подумав, крикнул: -- Эй, позвать ко мне ябедника!
Через минуту явился задыхающийся рыжебородый ябедник -- княжеский
чиновник.
-- Бью челом, княжич!
-- Ступай к боярину Путяте, -- приказал князь, -- заплати выкуп за
обельного холопа Гордея, сына Микулы, одно гривно. Помыть его, одеть и
накормить на княжеском дворище. А коли пожелает, пусть остается в услужении
дворянином.
Ябедник исчез так же быстро, как и появился.
-- Пересидели мы за трапезой, -- вдруг сказал князь, поднимаясь из-за
стола, -- небось в Большой палате уже совет идет. Пошли в Большую палату!
Едва два Игоря и Таня переступили порог Большой палаты, как были
оглушены чьими-то воплями и непонятным треском. Прежде всего они увидели
десятки потных бородатых лиц. Бояре, воеводы, купцы -- старые и молодые,
худые и толстые, высокие и низкие, щуплые и широкоплечие -- в разноцветных
кафтанах и разноцветных сафьяновых сапогах сидели на лавках и прямо на полу,
на корточках. Многие опирались на посохи с серебряными набалдашниками. Почти
у всех на груди сверкали золотые обручи и цепи -- знаки высокого отличия и
богатства.
Душно и жарко в Большой палате. Входная дверь и узкие окна открыты
настежь, но это не помогало. От духоты кружились головы.
Бревенчатые стены стали влажными от людских испарений.
Князь Олег сидел в кресле, бледный и усталый, расстегнув ворот своего
платно. Два мечника неподвижно стояли по бокам. А перед креслом, дико
завывая, дробно ударяя кулаком в бубен, бесновался главный волхв Фарлаф.
Время от времени он бросался по узкому людскому проходу к деревянному
изваянию Перуна, сипло бормоча какие-то слова. Затем он опять возвращался к
креслу князя, вскинув руки, беспрестанно подпрыгивая и сотрясая пол коваными
сапогами. Его бормотание переходило в пронзительный, одуряющий вопль, от
которого по спине бежали мурашки. Что кричал волхв, Игорь и Таня не могли
понять. Впрочем, этого, может быть, никто не понимал, даже сам волхв.
Наконец Фарлаф замолчал и сел на пол перед Олегом.
Сразу наступила тишина, в которой слышалось лишь дыхание десятков
людей.
-- Что сказал тебе Перун, волхв? -- спросил Олег, словно приходя в
себя.
Фарлаф не торопился отвечать. Он сидел на полу, скрестив ноги, и тяжко
дышал. Его седые волосы спутались и были мокрыми от пота. Казалось, он
ничего не видит и не слышит, но Таня уловила его злобный взгляд, который он
метнул не нее изпод нависших на глаза мохнатых бровей. Девочка невольно
сжалась под его взглядом. Князь Игорь заметил это, что-то сердито прошептал
и загородил Таню своими плечами от глаз Фарлафа.
-- Что же сказал тебе Перун? -- нетерпеливо повторил Олег.
Все в палате вытянули головы, чтобы лучше услышать волхва. Но он вдруг
закашлял и потыкал пальцем в горло, давая понять, что ему трудно говорить.
Продолжая кашлять, Фарлаф поднялся, подошел к Олегу и склонился к самому его
уху. Два Игоря и Таня, стоящие у княжеского кресла, слышали, как волхв
прошептал:
-- Не ходи на Киев, княже...
Олег даже не пошевелился, так он умел владеть своими чувствами. Только
губы его едва заметно шевельнулись:
-- Лжа!
В палате было тихо. Все ждали княжеского слова, но Олег медлил. И тогда
на помощь ему неожиданно пришел низенький толстенький боярин, тот, который
сидел на лавке ближе всех к Олегу. Может быть, боярин слышал, а может быть,
и не слышал того, что шепнул волхв, но он вскочил с места и, размахивая
маленькой полной ручкой, закричал, выкатывая глаза:
-- Перун поразит громом и молнией врагов твоих, княже! Поступай, как
решил совет: иди на Киев! Собирай вече и скажи народу новгородскому свое
злато слово!
Олег бросил на толстенького боярина благодарный взгляд. Он облегченно
вздохнул и поднялся, отстранив рукой растерявшегося Фарлафа.
-- Лепо молвил боярин Путята! -- сказал он. --
Слава великому Перуну -- Богу богов!
-- Слава! -- хором повторили воеводы, бояре и купцы. Они зашевелились и
тоже начали подниматься со своих мест. Повсюду затренькали золотые обручи и
цепи, застучали о пол посохи.
-- Пусть звенит вечевой колокол! -- снова заговорил князь Олег. -- А
вы, братие, идите к людям, научите их, о чем кричать на вече... А паче
найдется головник такой, что станет кричать насупротив княжеского слова,
пусть челядь ваша заткнет ему поганую глотку! Велите выкатить из погребов
бочки с медом и олом, чтобы все люди: и мужи именитые и рядовичи -- пировали
во славу Перуна и князя новгородского!
Гулко стучали о пол Большой палаты кованые сапоги. Толпились у входной
двери воеводы, бояре и купцы именитые, натруженно скрипели за дверью ступени
лестницы: все торопились выйти поскорее из терема, чтобы выполнить волю
князя.
А за княжеским теремом запел-загремел вечевой колокол. Летели, будто
ласточки, медные удары над Великим Новгородом. Летели один за другим
тревожные мелодичные звуки и, не успев расправить крылья, угасали в воздухе.
Но их догоняли новые и новые удары и, прежде чем смолкнуть, вонзались в
сердце каждому жителю земли новгородской.
Летел звон вечевого колокола над градом и предградьем, над лесами и
полями, над серыми волнами Волхова, над туманным заречьем.
И, услышав этот сладкий, терзающий душу звон, отрывались от работы и со
страхом прислушивались ремесленники на всех концах града и смерды в
селениях, и охотники на ловах, и рыболовы на малых и больших речках и
озерцах.
Выходили из хижин помрачневшие мужи, а бледные жены прижимали к сердцу
детей и шептали:
-- Беда, беда!.. О, Перун, спаси нас!
Красиво звенит вечевой колокол. Еще десять лет назад много кун заплатил
за него князь Олег римскому папе. Везли этот колокол вокруг Европы на лойве
варяжские викинги, а потом в Свионии перегрузили его на русскую лодию и по
Варяжскому морю, через озеро Нево, доставили по реке Волхов в Великий
Новгород. Очень красиво звенит колокол...
-- Беда, беда! Спаси нас, Перун!
Полным-полно народа на княжеском дворище. От сотен голосов стоит в
кремле невнятный гул -- будто море шумит. Куда ни глянь, сомкнулись плечи, а
над плечами шевелятся седые и русые, рыжие и черные бороды. Собрались на
вече старые и молодые мужи Великого Новгорода, с нетерпением ждут, что
скажет им князь Олег.
У высокого княжеского крыльца отдельной группой горделиво стоят,
опираясь на серебряные посохи, воеводы и бояре в праздничных платно. Это
ишханы -- знать новгородская, далее купцы толпятся в разноцветном кафтанье,
с завистью поглядывают на важно надутых воевод и бояр. А еще дальнее --
простой люд: здатели, кузнецы, кожемяки, скудельники, умельцы всякие со всех
концов улиц. Это они, их отцы и деды строили Великий Новгород, и все, что
есть в Новгороде, сделано их руками, да почему-то несладко живется умельцам
русским. И про них, и про смердов, кои серым потоком залили дворище до самой
крепостной стены, не больно печется Перун. Должно быть, князья, воеводы да
бояре с купцами больше нравятся Богу богов.
А у ворот кремля и на его крепостной стене устроилась голытьба в
рубищах: всякие пришлые убогие люди, рабочие, холопы. Грязные, немытые --
смрадом разит от них.
В толпе там и тут рыскали видоки -- шпионысвидетели, прислушивались, о
чем люди глаголят, не ведет ли кто крамольных речей. Держи лучше язык за
зубами, не то возьмут тебя в плети! Строители.
Следом за Олегом на высокое крыльцо вывел юный князь своих гостей --
Таню и Игоря. Они видели, с каким удивлением уставились на них сотни глаз, а
сотни ртов зашептали: "Гляди-ко! Во диво!"
Глашатаи зычно закричали, прикладывая к губам ладони коробочкой:
-- Ти-их-о! Замри! Слушай, народ новгородский, злато слово князя Олега!
И сразу такая тишина наступила, что стало ясно слышно, как далеко в
заречье каркал ворон. Вот уж, окаянный, не ко времени закаркал, словно беду
накликает!
Олег, высокий, статный, в платно небесного цвета, расшитом бурмицким
жемчугом, стоял на виду у всего веча. Ветер шевелил его волнистые русые
волосы. Он провел рукой по волосам, потрогал пальцами бородку. Спокоен был
князь Олег, лишь на белом лице, под левым глазом, предательски дрожала
голубая жилка.
Позади князя стал вечник с тонкими железцами и берестяными свитками в
руках. Искусно и быстро нацарапает вечник на бересте своими железцами все,
что скажет князь народу, а потом запечатает в особый ларь.
Низко-низко поклонился Олег собравшимся.
-- Братие! Вы, вольный народ новгородской, призвали меня княжить на сей
стол, -- громко и отчетливо заговорил Олег. -- Вы поручили заботам моим
сироту -- младого князя Игоря. Вырастил я младого князя на виду у вас в
нашей вере, в законах и обычаях наших добрым русичем. Однако княжил я,
помышляя не токмо о благе Игоря, но и о вашем благе, о благе народа
новгородского, народа русского.
-- Так еси! -- хором сказали бояре.
-- Так еси, -- одним могучим вздохом, словно эхо, повторило все вече.
-- От глада мрем! -- вдруг кто-то крикнул из задних рядов, но крикуна
тут же подмяли, и он умолк.
Олег кашлянул и продолжал:
-- Не раз водил я вас на рать супротив врагов новгородских и бился с
ними, как простой воин, плечо к плечу с вами. Из моих и ваших ран, братие,
лилась и смешивалась кровь, и стали мы одной крови, как родные!
-- Так еси, -- прошелестело вече, захваченное красноречием князя.
-- Одной мы крови, -- повторил он, -- и я, ваш князь, спрашиваю вас:
верите ли вы мне, братие?
-- Верим! -- выдохнуло вече.
-- Велика земля новгородская, но еще больше все земли русские! И земля
ростовская, и рязанская, и смоленская, и полоцкая, и киевская -- суть земли
русские! От самого Русского моря до моря Варяжского и далее до Ледового
окияна, где живут малые народы Чудь, Мери и Веси, кои бились плечо к плечу с
нами супротив варягов, называется земля одним святым словом -- Русь!
-- Рру-усь! -- ликующе пророкотало вече.
-- Вельми обильна земля русская, братие! И жито родит, и гречиху, и
леса наши полны дичью, и реки рыбой. За три моря ходят на своих лодиях купцы
наши с товарами русскими на зависть и варягам, и германцам, и франкам, и
грекам! И возвращаются на Русь с товарами иноземными!
-- Так еси! -- рявкнули довольные похвалой купцы.
-- Но скорбно мне, братие, что порядка еще мало на Руси! -- понизил
голос Олег. -- Ныне ктото из вас крикнул: "От глада мрем"... Бывает и так, и
потому больно сердцу моему! Бывает так, что не гречихой засевают русичи
поле, а белыми костями; не водой поливают землю, а кровью своей! Сходятся на
рати русич с русичем, племя с племенем, а оттого слабеет Русь на радость
врагам иноземным. Не едины мы, братие, а врагам легче одолеть каждое племя
порознь.
Вече молчало, словно завороженное словами князя.
-- И особо скорбно мне, -- с горечью продолжал Олег, -- что наименьше
всего порядка на полуденной украине Руси, на земле киевской, коей правят
князья, два брата Аскольд и Дир!
-- Осрама! -- тонким голоском крикнул маленький боярин Путята, потрясая
серебряным посохом.
-- Осрама! -- разноголосо закричало, зашумело, задвигалось вече.
Олег поднял руку, успокаивая людское море.
-- Ныне прибыли ко мне гонцы из земли древлянской, из града
Искоростеня. Замучили князья Аскольд и Дир войнами соседей своих -- древлян.
Но того мало: разоряют грады и веси древлянские хазары окаянные! А князья
Аскольд и Дир не токмо не защищают братьев наших -- русичей-древлян, а более
того -- завели дружбу с иноверцами дикими, с хазарами окаянными. Просят
древляне с поклоном защиты у Великого Новгорода!
И снова зашумело, задвигалось, заплескалось взволнованными голосами
людское море:
-- Поможем братьям русичам!
-- Веди нас, княже, на Киев! Окраина.
-- Осрама Аскольду и Диру!
-- А они-то небось и не русичи совсем!
-- Нет у русичей такого имени-прозвища -- Аскольд!
-- Аскольд и Дир -- варяги!
-- Изгнать их с земли русской!
-- Смерть Аскольду и Диру, псам варяжским!
От толпы купцов отделился рослый молодец в голубом кафтане.
-- Игорь, -- сказала брату Таня, -- смотри, ведь это тот самый купец,
которого мы сегодня утром видели на пристани. Помнишь, на грузчиков
покрикивал?
Рослый молодец снял шапку и поклонился Олегу, опуская до земли правую
руку.
-- Дозволь, княже, слово вымолвить, -- бойко крикнул он.
-- Говори, купец, -- улыбнулся Олег. Он был доволен, так как понимал,
что первое сражение за Киев выиграно сейчас благодаря его ораторскому
искусству.
В глубине души Олег побаивался веча, как побаивались его все
новгородские князья. Попробуй возмутить неосторожным словом эту голытьбу, и
рухнет она тебе на голову, как обвал каменный! И Перун не поможет -- костей
не соберешь!
Глаза Олега, такие же большие и серые, как у племянника Игоря,
вдохновенно поблескивали. Мыслями своими тридцатилетний князь уже был далеко
на полуденной украине Руси.
-- Говори, говори же, купец!
-- Братие! -- крикнул купец, оборачиваясь лицом к вечу и вновь
кланяясь. -- Мы, купеческое племя, верой и правдой служим Великому
Новгороду. Ныне собрал я караван лодий с товарами новгородскими. А плыть нам
далече, до самых греков. Как подумаю, что придется плыть нам мимо славного
русского града Киева, сердце сжимается. Стоит славный русский град Киев на
горе, над самым Днепром славутичем. А засели на той горе не русские князья,
а злыдни, змеи подколодные! Туда плывешь -- плати куны, обратно плывешь --
опять плати! А то и вовсе отымут товары дружинники Аскольда и Дира, а людей
наших перебьют! Хуже хазар, кои тоже с нас выкуп берут, когда мы лодии наши
через пороги днепровские перетаскиваем в степях полуденных! Доколе же будет
такое, братие? Иди, княже, на Киев, перебей змей подколодных! Освободи землю
нашу от хазаринов!
-- На Киев! -- загремело вече.
-- Смерть татям!
Олег поднял руку:
-- Спасибо, братие, за доверие. Повелел мне Перун идти на Киев,
объединить полуночные и полуденные украины воедино! Построим мы на границах
наших города и острожки, и не будет нам страшен никакой враг! Будет у нас
одна великая Русь от Русского моря до Ледовитого окияна!
-- Слава князю русскому Олегу! -- закричал восторженно боярин Путята,
наливаясь краской и закатывая глаза. -- Слава Руси Великой!
-- Сла-ава-а!.. -- дружно откликнулось вече.
Сотни шапок полетели в воздух.
Вечник торопливо черкал железцем по берестяному свитку.
Наконец-то Игорь и Таня остались одни! В отведенной для них светелке
стояли две лавки с перинами, от которых исходил пряный запах мяты. Воры. С
бревенчатого потолка на пуховые перины спускались легкие пологи из розового
заморского шелка. Отбрось полог, ляг на такую постель и небось утонешь в
ласкающей тело мягкой неге.
Стемнело. На потолке дрожали красноватые отблески -- то в граде и в
предградье жгли новгородцы боевые костры, пили мед и ол во славу Олега, за
его победы в полуденной Руси. Сквозь открытые окна доносились неясные крики
и пьяные песни.
Неслышно в комнату скользнула старая холопка со свечой в руке, зажгла
светильник на круглом столе, шепнула у порога:
-- Да не потревожат чуры ваш сон! -- и так же неслышно исчезла.
-- Как я устала! -- сказала Таня, садясь на лавку у окна.
Игорь не ответил. Приподняв полог, он разглядывал пуховую постель,
ткнул в перину пальцем и недовольно поморщился.
-- Как странно, -- вдруг сказал он, -- мы с тобой знаем, что ждет
впереди и князя Олега, и князя Игоря...
-- Удивительно, что и я именно об этом сейчас подумала, -- оживилась
она, -- мы могли бы предсказать им судьбу! Олег станет киевским князем,
будет много воева ми Руси и поб еждать, а умрет от того, что его ужалит
змея... Помнишь?
"...Так вот, где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!"
Из мертвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
-- А помнишь, какая смерть ждет моего тезку?
-- Князя Игоря? Кажется, после Олега он тоже станет киевским князем...
-- И с ним расправятся те самые древляне, которые прислали сейчас в
Новгород гонцов просить защиты от Аскольда и Дира. Но Игорь забудет об этих
гонцах. Ты помнишь, что с ним случится?
-- Да, да, Игорь придет со своей дружиной в древлянскую землю собирать
дань. А когда уйдет, ему покажется, что собрал мало, и вернется к древлянам
за новой данью...
-- И тогда древляне перебьют дружину Игоря, а его самого привяжут к
двум согнутым деревьям. Потом отпустят согнутые стволы, и они разорвут князя
Игоря на части!
-- Бррр! -- вырвалось у Тани. -- Ужасно!
Игорь хотел что-то сказать, но вдруг застыл с открытым ртом, потому что
они оба отчетливо услышали за дверью какое-то движение.
-- Танька, -- шепнул он, -- нас подслушивают!
Прежде чем она успела ответить, Игорь скакнул к порогу и распахнул
дверь. В темном проходе, как тень, метнулось темное платно волхва Фарлафа и
скрылось за поворотом.
-- Так я и думал, -- закрывая дверь, сказал Игорь, -- этот противный
волхв не хочет оставить нас в покое! Мне еще днем показалось, что он нас
выслеживает... Давай-ка поставим к двери этот стол... на всякий случай...
Они забаррикадировали дверь, но лечь так и не решились.
Светильник слабо потрескивал на столе. Вокруг бледного огонька роем
вились мотыльки и мошки и падали с опаленными крыльями на драгоценную
скатерть, вытканную золотыми нитями. Огонек колыхался, и поэтому в углах
комнаты, за прозрачными пологами постелей, словно живые, двигались косые
тени.
-- Я хочу домой! -- жалобно прошептала Таня.
-- А как это сделать? -- пожал он плечами.
-- Я не знаю...
-- Я тоже не знаю.
-- Давай позовем фею Мечту...
-- Тес! -- приложил он палец к губам. -- Я опять слышу шаги!
Шаги на этот раз были отчетливыми и громкими. Возле двери шаги смолкли,
и они услышали бодрый голос юного князя:
-- Вы спите, братие?
-- Нет, не спим! -- обрадовалась Таня, отодвигая стол. -- Заходи,
княже!
Он переступил порог и, взглянув на перины, с усмешкой сказал Игорю:
-- Не ведомо мне было, тезка, что тебя почивать устроили на женском
ложе!
-- Я и сам не люблю таких постелей, -- покраснел Игорь.
-- Князь Олег учит спать меня, как воина: на голой лавке или на траве,
подложив руку под голову, -- продолжал князь. -- А то еще учит на коне
спать, в седле, как спят воины в походе.
-- В седле он спать не пробовал, княже, а дома спит на твердом матраце,
-- вступилась за брата Таня.
-- Вельми хороший вечер ныне, -- сказал князь Игорь. -- Пошли гулять,
братие! Поглядим, как пируют воины.
-- Пошли! -- быстро согласилась Таня. Ей так не хотелось оставаться в
светелке, что она сразу позабыла о своей усталости.
Князь Игорь внимательно посмотрел на тезку и вдруг рассмеялся:
-- Друже, мы с тобой равного росту... Давай для потехи наши платно
поменяем!
-- Как? -- не понял гость.
-- Я твои ноговицы надену... А ты мое княжеское платно на свои череса
наденешь!
Они быстро переоделись, и Таня всплеснула руками.