Я думал, -- от огня меня избавишь,
Не знал, что умереть в снегу заставишь.
Луна моя, чей возраст -- две недели!
Два месяца я шел к тебе в метели!
Ведь я твой гость, -- забудь язык угроз:
Гостей не выгоняют на мороз!
Ускорить хочешь ты мою кончину?
Пусть я умру, но только не застыну!"
Сказала Вис -- и словно острый меч
Была ее отравленная речь:
"Уйди, Рамин, уйди из Мерва прочь!
Забудь меня, и Мерв, и эту ночь!
Словам не верю сладким, но пустым.
Унес огонь? Так убери и дым!
Не ты ли, низкий, обманул меня, --
К чему же эта лесть и болтовня?
Не ты ли дал мне клятвенное слово?
Солгал ты раз, но не обманешь снова!
Ступай и Гуль свою ласкай, лелей, --
Она тебе, изменнику, милей.
Ты образован, речь твоя звучна, --
Наполовину так я не умна.
Ты знаешь толк в уловках и соблазнах,
Ты часто обольщал красавиц разных.
Я много видела твоих капканов,
Я много слышала твоих обманов.
Зато теперь ценю я по дешевке
Весь твой базар и все твои уловки!
Всегда Мубаду буду я верна,
Как любящая, добрая жена.
Лишь он один мне в мире верен свято,
Хотя пред ним я тяжко виновата:
Ни разу не вздыхал при мне с тоской,
Ни разу не подумал о другой!
Меня он любит с лаской благодарной,
Не так, как ты, неверный и коварный.
Теперь спокоен шах многострадальный.
Он восседает с чашею хрустальной.
Мне подобает восседать с Мубадом,
А не с тобою, вероломным, рядом!
Теперь в опочивальню я пойду,
Чтоб розу шаханшах нашел в саду:
Не обретя меня в своем покое,
Вновь обо мне подумает дурное.
Подумает, что изменяю вновь,
И взыщет подать за мою любовь.
Я не хочу, чтоб он страдал опять,
Я не хочу супруга огорчать.
Довольно мне печалей безутешных,
Довольно жалких слез и мыслей грешных.
Увы, я много претерпела горя,
Я испытала боль, с судьбою споря,
Но что мое мне дало прегрешенье?
Позор, бесславье, всех надежд крушенье!
Мой властелин был недоволен мной, --
Преступною, распутною женой.
Из-за того, что я тебя любила,
Я молодость напрасно загубила,
А мне лишь память о любви осталась,
Ее тоска и горькая усталость.
Уйди от этой ветви навсегда,
Ни листьев не получишь, ни плода!
Здесь -- дверь отчаянья: уйди скорей,
Зря по железу молотком не бей!
Минула полночь. Гуще стали тучи,
И гуще -- дым, и гуще -- снег сыпучий.
Хоть самого себя ты пожалей,
Чтоб хуже не было, уйди скорей!
Уйди -- и никогда не знай невзгод.
Пусть роза, Гуль, в твоем саду цветет.
Будь вечно с ней, пусть время вас не старит, --
Пусть пятьдесят детей тебе подарит!"
Вис говорила, гневаясь и плача,
Лицо и чувства истинные пряча.
Замолкнув, удалилась от окна,
Ни друга не впустив, ни скакуна.
С кормилицею вместе удалилась, --
То удалилась от Рамина милость.
Врагам на радость горевал Рамин,
На площади остался он один.
Все смолкло, успокоилось кругом,
И лишь Рамин с покоем незнаком.
То на судьбу свою, то на подругу
Он жалобами оглашал округу.
Он обращался к богу своему:
"Любую кару от тебя приму!
Смотри, остался я, тоской палимый,
Без близких, без друзей и без любимой.
Коза в горах найдет приют, наверно,
В степях найдут приют онагр и серна,
И только мне приюта нет нигде,
О смилуйся, творец, твой раб в беде!
Нет, не уйду я, не достигнув цели:
Я не мужчина, что ли, в самом деле!
А смерть придет, надежды не даруя, --
Пусть у дверей возлюбленной умру я!
Пусть знает каждый, что к любимой страсть
Влюбленному велела мертвым пасть.
Будь эта стужа снежная булатом,
Свирепым львом иль тигром полосатым, --
Своих шагов не унесу отселе,
Нет, не уйду я, не достигнув цели!
О сердце, не были тебе страшны
Ни меч, ни лук, ни барсы, ни слоны,
Чего ж боишься ты ветров и бури, --
Не с ними ль ты пришел к царице гурий?
Не дрогну я перед зимой метельной,
Не убоюсь я боли беспредельной:
Пусть Вис придет, -- и мне тогда мороз
Покажется свежей душистых роз!
А если б мог ее поцеловать я,
Возлюбленную заключить в объятья, --
Все страхи от меня бы улетели,
Не думал бы о стуже и метели!"
Так сетовал Рамин в полночный час,
А конь гнедой в снегу меж тем увяз.
Всю ночь дрожал гнедой от лютой стужи,
А всаднику еще под снегом хуже!
Рыдал Рамин, а боль была остра,
На теле -- снег, а в сердце -- камфара.
Всю ночь рыдали над Рамином тучи,
Кружился ветер ледяной и жгучий.
Доспехи, сапоги и плащ на теле
От стужи, как железо, затвердели.
А Вис всю ночь терзал недуг сокрытый,
Ногтями исцарапала ланиты:
"О, как мороз пронзил меня насквозь!
Иль светопреставленье началось?
О туча, ты рыдаешь над любимым, --
Стыдись, ты дышишь состраданьем мнимым!
Румянец ты в шафран одела колкий,
А ногти друга стали как иголки.
Рыдаешь, будто бы Рамина любишь,
Но ты его слезами только губишь!
О, не дожди хотя б один часок, --
И без того мой жребий так жесток!
О снежный вихрь, бушующий в ночи,
Хотя бы на мгновенье замолчи!
Иль ты в родстве с тем дуновеньем вешним,
Что, как Рамин, местам отраден здешним?
Зачем не пожалеешь ты Рамина?
Ты губишь цвет нарцисса и жасмина!
О, море, чьи сокрыты берега,
Ты все же для Рамина -- как слуга!
Хоть жемчуга таит твоя пучина,
Не так ты щедро, как рука Рамина!
Увидев, что прекрасен ратный вождь,
Из зависти ты шлешь и снег и дождь.
Твое оружье -- снег и дождь холодный,
Его оружье -- меч и стяг походный.
Не сдашься -- войско на тебя обрушит
И пылью от копыт тебя иссушит.
Он изменил мне, в край уехав дальний,
И я сейчас одна в опочивальне.
Сейчас моя постель -- парча, атлас,
А он под снегом и дождем сейчас.
Как розовый цветник, он свеж и молод,
Но вреден розам снег и зимний холод."
Так причитая, глянула в оконце, --
Ты скажешь: землю озарило солнце!
Опять гнедого кликнула коня:
"Иди сюда, гнедой, утешь меня!
Не мучайся: ты, как дитя, мне дорог.
Но почему, гнедой, ты не был зорок?
Зачем такого спутника избрал,
Товарищем распутника избрал?
Пришел бы не со спутником дурным, --
Моим ты стал бы гостем дорогим.
Теперь мороз тебя терзает люто,
Но для тебя нет у меня приюта,
Ступай к другой, и у нее ищи ты
И стойла, и питанья, и защиты.
Ступай и ты, Рамин, из Мерва прочь.
Ты боль свою сумеешь превозмочь.
Я так ждала, что твой увижу свет,
Я так ждала, что выполнишь обет!
Когда на пышном ложе спал ты сладко,
Заснуть мне не давала лихорадка.
Лежал, на горностаях развалясь,
А мне как бы достались дождь и грязь.
Ты кончил тем, чем начал ты сначала:
Моя беда твоей бедою стала.
Чувствительный к невзгодам бытия,
Ты все же не чувствительней, чем я.
Один лишь день была тебе нужна я,
Теперь живу, лишь страх и горе зная.
И ты, как я, надежды позабудь:
Я, их забыв, смогла легко вздохнуть!
Сперва измучат боль, тоска, надсада,
Но есть и в безнадежности отрада.
От безнадежности я так терзалась,
Что в море тонущей себе казалась.
А ныне я не мучаюсь в пучине,
От всех надежд избавилась я ныне.
Я счастлива, стезю добра избрав:
Светлей венца благочестивый нрав!
С подругой старой не познал ты счастья,
Ступай, ищи у новой сладострастья!
Хоть славятся старинные динары,
А новый привлекательней, чем старый.
Уйдя, мою любовь ты обезглавил, --
Зачем же к мертвой голову приставил?
Трава взошла бы на моей могиле, --
Ее твои поступки б осквернили!
Не знала я, страдая и греша,
Что от любви состарится душа!
Не жди моей любви: я с ней рассталась,
А снова молодой не станет старость...
На миг вернемся к твоему посланью.
Меня ты грязью обливал и бранью
И унижал, позоря и грубя,
А я себе желала лишь тебя!
Ты был моей душой, моей хвалою,
Но ты меня отверг с насмешкой злою.
У матери -- я с ней сходна судьбой --
Единственная дочь была слепой.
Она, чье зренье умертвила мгла,
Бесхитростно супруга избрала...
Пусть согнута моя любовь, как лук, --
Стрелой каленой слово прянет вдруг, --
Рамина сердце служит ей мишенью, --
Так уходи, найди стезю к спасенью!
Страшись меня: слова моей хулы
Противней желчи и острей стрелы!"
Так говорила Вис, и так случилось,
Что каменное сердце не смягчилось.
Привратникам и сторожам она
Сказала, отвернувшись от окна:
"Всю ночь да будет бдительна охрана.
Остерегайтесь грозного бурана.
Весь мир сейчас попал в беду, гудя
Гуденьем ветра, снега и дождя.
Как будто всадников мы слышим топот
Иль моря взбаламученного ропот.
Дрожит земля, дрожит небесный кров
От шумных волн и бешеных ветров.
Все корабли ломает время в море,
И Страшный суд как бы наступит вскоре.
Грохочет буря, гибелью дыша,
Уста трепещут, в ужасе душа."
Когда Рамин расслышал в шуме вьюги
Сердцегубительный приказ подруги, --
Мол, бдительными будьте, сторожа,
Хозяйке службой верною служа, --
Из сердца вырвал он мечту о встрече,
А снежный вихрь унес ее далече.
Он замерзал, завеянный пургой,
Не мог рукою двигать и ногой.
Покинутый любимой, полон боли,
Гнедого повернул он поневоле.
Вздымался он горой средь снежных троп,
А горе в нем вздымалось, как сугроб.
Он говорил: "О сердце, не робей,
Что выросло число твоих скорбей!
Случается в любви такое дело,
Когда страдают и душа и тело.
Но это бедствие переживи
И откажись навеки от любви.
Свободным станешь ты, а свет свободы
Развеет все неправды и невзгоды.
Но только после не влюбляйся вновь, --
И вновь тебя не огорчит любовь.
Я все утратил, жалкий и гонимый,
К чему ж на всех углах взывать к любимой?
Увы, я в горе с ног до головы,
От мира мне досталось лишь "увы"!
Увы моим томлениям в неволе,
О, тщетно за мячом я гнался в поле!
Увы моим надеждам: в эти дни
Ничем, как ветер, сделались они!
Я говорил тебе: "Нам бесполезно
Идти дорогой, на которой -- бездна",
Советовал: "Язык мой, онемей,
Не говори с возлюбленной моей,
Услышишь лишь насмешки", -- и воочью
Во всем я убедился этой ночью.
Как только признаешься в сильной страсти, --
Ты у любимой сразу же во власти.
Все в ней -- высокомерье, прихоть, ложь,
В ее любви ты счастья не найдешь.
О сердце, лучше б мы с тобой молчали!
Ты высказалось -- и полно печали.
Пословица влюбленным пригодится:
"Должна быть молчаливой даже птица"!
Смеется над людьми превратный мир, --
Обманчивый, невероятный мир!
То нас обрадует, то нас обидит,
То приласкает, то возненавидит,
И, неудачник, он играет с нами,
Как фокусник с блестящими шарами.
Но глупы мы или бессильны, что ли?
Иль мы другой не заслужили доли?
О, если б ты от алчности отвык,
Не разглашал бы тайн твоих язык.
Ни перед кем ты не склонял бы шеи,
Тебе б дышалось легче и вольнее.
Не знал бы козней, лжи и безразличья,
Как от чумы, бежал бы от величья.
Не будь судьба коварна и пристрастна,
Она бы нас не мучила напрасно,
Как Вис и как Рамина в те года:
Влюбленных разделила вдруг вражда.
Когда Рамин покинул Вис в унынье, --
Ты скажешь: бес унылым стал отныне!
Вис ужаснулась. Видела она:
Сама себя обидела она!
Заплакала, как туча в непогоду,
И сердце погрузилось в эту воду.
Цветы своих ланит втоптала в прах
И била камнем по груди в слезах, --
О нет, по камню камнем ударяла:
Она возлюбленного потеряла.
Рыдала: "Как судьба моя мрачна!
Увы, любви проиграна война!
Зачем я над собою меч простерла,
Зачем сама себе сдавила горло?
Зачем любовь держала под замком
И стала я сама себе врагом?
Кто ныне от беды меня избавит
И зло, что сотворила я, исправит?"
Кормилице сказала: "Поспеши,
Найди лекарство для моей души.
Зачем же родила родная мать
Такую дочь, как я? Нельзя понять!
Стояло счастье у моих ворот,
Но приказала я: пусть прочь пойдет!
Вина мне в кубок налил верный друг,
Но кубок выронила я из рук.
Мой прах развеял горький вихрь степной,
И ныне ливень бедствий надо мной.
Сильней гремят его громов раскаты, --
Еще сильнее боль моей утраты.
Как нищая, безрадостно кричу:
Я погасила радости свечу!
Кормилица, Рамина догони,
Скорее ненаглядного верни,
Поводья поверни коня гнедого,
Скажи: "Я всадника простить готова!
Приди: нет в мире страсти без обид,
Не будет счастлив тот, кто не скорбит,
Отчаянье живет с надеждой вместе,
И состоит любовь из ласк и мести.
Но месть твоя была в твоих делах,
А месть моя была в одних словах!
Но так всегда бывает в этой жизни:
Там, где любовь, -- там спор и укоризны.
Ты сам с подругой часто был суров, --
Зачем же от моих бежишь ты слов?
Тебя обидели мои упреки,
Меня -- твоя измена, друг жестокий!
Мои слова звучали б, несомненно,
Иначе, если б не твоя измена.
Ужели я могла молчать в ответ
На то, что ты нарушил свой обет?"
Ступай -- и пусть вернется он с тобою,
Чтоб обратилась я к нему с мольбою."
Кормилица приводит Рамина к Вис. Несмотря на долгие
жалобные просьбы Вис, Рамин не соглашается простить
ее. Вис отворачивается от него с гневом, теперь уже
непритворным. Тогда наступает черед Рамина просить у
нее прощения. Влюбленные мирятся. Снова они предаются
тайком утехам любви под самым носом шаха Мубада, не
подозревающего, что Рамин находится в Мерве.
Весь месяц длилась пылкая услада
Двух кипарисов радостного сада.
Хотя зима из Мерва не ушла,
Повеяло дыханием тепла.
Сказал Рамин, что был стройней самшита:
"Пора пред шахом мне предстать открыто,
Нельзя нам тайну долее скрывать,
Чтоб не разгневался Мубад опять".
Тогда уловки в ход пустил хитрец,
Тайком, в ночи, покинул он дворец,
Умчался, чтоб не видела охрана,
И повернул обратно утром рано,
И, словно долгим истомлен путем,
В ворота въехал на коне гнедом.
Покрытый пылью и дорожным прахом,
Он поспешил предстать пред шаханшахом.
Служители поведали владыке:
"В твою столицу прибыл солнцеликий,
Он украшает мир, как тополь строен,
Сквозь вихрь и снег примчался знатный воин,
В глухой степи встречал и ночь и день,
И вот -- в пути истлел его ремень".
Вошел Рамин, -- склонилась пред царем
Глава, сверкающая серебром.
Обрадовался шах в своем чертоге,
Спросил он о здоровье, о дороге.
Ответствовал Рамин: "О шах счастливый,
Самодержавный, славный, справедливый!
Дружи всегда с великою победой
И, кроме счастья, ничего не ведай.
Да будешь ты превыше всех времен,
А именем -- превыше всех имен.
Да будешь сопричастен светлой доле,
Вкушая благо на своем престоле.
Сердца да станут Демавенда шире
От счастья, что ты правишь в этом мире!
Меня воспитывал ты с детских лет,
Твоей любовью ныне я согрет.
Ты дал мне власть, казну, богатство, славу,
Ты для меня -- отец и шах по праву.
Могу ль себя считать я добрым сыном
И не грустить в разлуке с властелином?
Честь для меня -- я большей не найду --
Служить привратником в твоем саду!
Какому прегрешенью я обязан,
Что я разлукою с тобой наказан?
В Гургане я возглавил смельчаков,
Его поля избавил от волков.
Я Кухистан освободил от скверны,
Теперь со львами там пасутся серны.
Пришел я в Шам, в страну армян, в Мосул,
Твоих врагов я сокрушил, согнул
И, царским ореолом осиянный,
Смотрю с презреньем на земные страны.
Все дал мне бог, но не дал одного:
Быть возле шаха и хвалить его!
С тех пор как я с тобою разлучен,
Мне кажется -- грызет меня дракон.
Хоть много у творца щедрот несметных, --
Не исполняет он все думы смертных.
Я на царя хочу взирать, как раб, --
Поэтому покинул я Гураб,
Спешил быстрей, чем влага ключевая,
Охотой пропитанье добывая.
Как лев, я мчался и кормился дичью,
Чтоб приобщиться к царскому величью,
Чтоб на тебя взглянуть, о царь владык!
Моя душа сияет, как цветник,
А сердце превратилось в сто сердец
С тех пор, как я увидел твой дворец.
От твоего возликовал я вида,
О царь, украшенный венцом Джемшида!
Вблизи царя побыть мне так приятно.
Прикажешь -- поверну коня обратно.
Что мне милей, чем каждый день и час
Владыки выполнять любой приказ?
Сказать я вправе, что твоим приказам
И душу я препоручил, и разум.
Я знаю: стану чище и мудрей,
Лишь сердце я склоню к царю царей."
Расцвел властитель от таких похвал,
В ответ Рамину ласково сказал:
"То, что ты сделал, сделал ты ко благу.
Ты проявил правдивость и отвагу.
Тебя увидеть -- радость для меня,
Но знай, что одного мне мало дня.
Еще на всем лежит зимы покров,
А это время песен и пиров.
Когда ж начнет весна благоухать,
В дорогу ты отправишься опять.
Помчусь и я с тобою до Гургана:
Весною дома -- грустно, скучно, странно.
Теперь ступай, смени одежду в бане,
Избавься от дорожных одеяний".
Ушел Рамин, а шах, вкусив отрады,
Прислал ему богатые наряды.
Три месяца Рамин в пирах провел,
Забот не зная, радостно расцвел,
Достиг всего, к чему он был влеком,
С прелестной Вис встречался он тайком.
Не ведал шах, ни двор его, ни свита,
Где страсть победоносная сокрыта.
Не мог бы и помыслить шаханшах,
В каких они встречаются местах!
Весна заветной дождалась поры,
В степях, в горах раскинула шатры.
Стал этот бренный мир неузнаваем,
Земля казалась благодатным раем.
Стал молод мир, и все, что было дряхло,
Цветущей, свежей юностью запахло.
Земля была как царская казна:
Богатства подарила ей весна.
Увидев прелесть розы, соловьи
Запели, обезумев от любви.
Фиалки закурчавились, воспрянув,
Луга оделись пурпуром тюльпанов.
Дичь появилась на траве степной, --
Так родилась весна в листве ночной.
Невесты-розы, полог свой откинув,
Кивали соловьям из паланкинов,
То нежной прелесть их была, то грозной,
Сказал бы: льется с неба ливень звездный.
Струился по ветвям хмельной поток,
Повеял амброю степной песок.
Казалось, что у яблони-колдуньи
С ветвей свисают звезды в полнолунье.
Зефир одел весну в наряд веселья,
А розам подарил он ожерелья.
Нарциссы опьянели, ибо мир
Их тоже пригласил на царский пир,
К себе кувшин прижал он золотой,
Как нежный стан подруги молодой.
Зефир, пройдя к любимой сквозь шиповник,
Ей говорил, о чем шептал любовник,
Казалось, мускусный привет от роз
Всему живому ветерок принес.
Недавний снег омыл онагров спины,
А вешний дождь -- недавний прах равнины.
Все расцвело вкруг Мерва: посмотри,
Он окаймлен садами Шуштари!
Казалось, дождь справляет новоселье
И в каждой капельке кипит веселье!
В такие дни, когда во всем -- весна,
Когда ясна природы новизна,
Решил поехать на охоту шах:
Душа томилась в четырех стенах!
Вельмож созвал он и вожатых ратных,
Оповестил и знатных и незнатных:
"Пойдем в Гураб, прогоним прочь заботу,
На вепрей, на волков начнем охоту,
Мы хищников разыщем в горных чащах,
В столицу тигров привезем рычащих,
Мы барсов, рысей нам служить заставим,
На ланей леопардов мы натравим".
Лишилась Вис и разума и сил,
Узнав, что шах охотиться решил.
Кормилице сказала: "Жизнь страшна,
Когда она живому не нужна.
Вот так и мне отныне жизнь постыла,
И для меня прибежище -- могила.
Стремится шах Мубад в Гураб: туда
Влечет его злосчастная звезда.
Но как разлуку вынести с Рамином?
Как не погибнуть в ожиданье длинном?
Уедет он, -- моя душа, как птица,
Вслед за Рамином сразу же умчится.
Ты скажешь: Рахш, внезапно став сердитым,
Ударил по моим глазам копытом.
От шага каждого его коня
На сердце будет рана у меня!
Не исцелю в разлуке эту рану,
Пойду за ним, скиталицею стану.
Его отъезд мне принесет беду,
Сама из мира этого уйду.
То зарыдаю, в прах себя низринув,
То я пролью из тела дождь рубинов.
О, если бы меня услышал бог
И мне в ужасном бедствии помог!
Нет бедствия страшней, чем этот шах:
Он зол в делах, и в мыслях, и в речах.
Как мне спастись от мужа и от муки,
Вовек не ведать горестей разлуки!
Кормилица, ступай открой Рамину
Тоски, смятенья моего причину.
Спроси, меня спасет ли от врагов?
Какие меры предпринять готов?
Уедет с шахом? Справедлива новость?
Но дней моих тогда прервется повесть!
Ему поведай о слезах моих.
Он хочет, чтоб осталась я в живых?
Пускай не покидает этих мест:
Любимую убьет его отъезд!
Ты с хитрыми уловками знакома,
Ты сделай так, чтоб он остался дома.
Скажи: "С любимой в радости пребудь,
А шаху предстоит несчастный путь.
Рамин достоин радости весенней,
А шах достоин злобы и гонений."
Рамину мамка причинила боль,
Как бы насыпала на рану соль, --
Несчастной Вис пересказала речь, --
О нет, не речь, а смертоносный меч!
Внезапным горем был Рамин подавлен,
Ты скажешь, был он скорбью окровавлен.
Заплакал: мир ему отрады не дал,
Одни лишь беды в жизни он изведал!
То боль, то страх в нем поднимали голос,
От горя сердце словно раскололось.
Кормилице ответил: "От Мубада
Пока я не слыхал, что ехать надо,
Никто меня приказом не тревожит, --
Мубад забудет обо мне, быть может.
Но если будет от него приказ, --
Найду я средство и на этот раз.
Скажу ему, что заболели ноги,
Что тягот я не вынесу дороги.
Остаться в Мерве будет мне предлог, --
Скажу царю: "Смотри, я занемог,
За зверем я люблю скакать по следу,
Но как, больной, охотиться поеду?"
Поверит шах, что я на самом деле,
Бессилен, недвижим, лежу в постели.
Своей настойчивости не проявит,
Он сам уедет, а меня оставит.
Поверь, я окажусь в земном раю,
Когда затею выполню мою!"
Рамина благородного ответ
Зажег в душе у Вис отрадный свет.
Казалось, обрела она престол,
Цвет счастья на ее лице расцвел!
Мубад не верит в болезнь Рамина, и тот вынужден отправиться на
охоту. После однодневного перехода Рамин, страдая от разлуки с
Вис, действительно заболевает. Между тем Вис, обессилевшая от
горя, просит кормилицу найти выход, вернуть Рамина. Она пишет
Рамину письмо, и, получив его, Рамин ждет наступления ночи,
чтобы убежать от Мубада в Мерв.
Когда лишь дым остался от огня
Ночною тьмой погашенного дня,
Когда умчалось солнце на коне,
Чтоб дать дорогу молодой луне, --
Одни лишь звезды видели в тиши,
Как ускакал Рамин в ночной глуши.
Пред ним -- посланец Вис и сорок славных
Воителей, войскам огромным равных.
Как турки, понеслись то вскачь, то рысью
И были через день под мервской высью.
Пред ними город, позади -- равнина,
И нет пути иного для Рамина.
Посланца Вис послал Рамин вперед, --
Да в спутники он тайну изберет:
"Пускай никто не знает, кроме Вис,
Что прибыл я, -- ты к ней тайком явись.
С кормилицей вступи в беседу тайно:
Поможет нам, хитра необычайно!
А Вис про наше дело так поведай:
"Поверь, оно закончится победой,
Но горе, если встречу я засаду
И попадемся на глаза Мубаду.
Будь бдительна. Я слов не трачу даром.
Я буду завтра, в полночь, в замке старом.
Придумай средство, чтоб в желанный час
Тебя твой друг победоносно спас.
Но будь настороже и начеку:
Я с тайны сам завесу совлеку".
Гонец проворно поскакал долиной, --
Помчался с быстротою соколиной...
В те дни, своей не отпуская мамки,
Вис пребывала в Мерве в старом замке.
Ты скажешь: в этом замке шах Мубад
Сокрыл свой самый драгоценный клад!
Хранитель клада -- Зард, сей сторож зрячий,
Что самого Мубада был богаче.
Наставник шаха, друг его и брат,
Как сам Карун, он был казной богат.
Вис охранял в чертоге Зард-воитель,
Как старший в роде и домоправитель.
...Удачно стражу миновав, гонец
Тайком пробрался в город, во дворец.
К прелестной Вис -- к сокровищу в тайник --
Под женским покрывалом он проник.
Такой обычай был у Вис: являлись
К ней гости каждый день и забавлялись.
То были жены родовитых, знатных,
Любительницы игр, бесед приятных.
Гонец -- "волшебник" лучше ты скажи! --
Достиг, тайком от Зарда, госпожи:
Слова Рамина ей посол принес, --
Да нет, осыпал лепестками роз!
Возликовала Вис, как день, светла,
Восславила проворного посла.
Ты скажешь: душу вновь обрел мертвец,
Бедняк нашел с рубинами ларец!
Послала к Зарду одного из слуг:
"Мне этой ночью сон приснился вдруг.
Мне снилось: занемог мой брат Виру,
Но лучше сделалось ему к утру.
Отправиться хочу я в храм огня:
Да будет благодарность от меня.
С богатой жертвою вступлю я в храм
И милостыню страждущим раздам".
Ответил Зард: "Ты поступаешь славно.
Ступай же, будь чиста и благонравна".
Отправилась красавица со свитой:
То были жены знати родовитой.
Вот храм, где пламя вечное горит.
Прошли ворота, что воздвиг Джемшид.
Вис привела овечек для закланья
И бедняков исполнила желанья:
Каменья, злато, щедро, без числа,
Одежды и монеты раздала.
Когда сошла на землю ночь, -- посол
Помчался и любимого привел.
Вот разошлись блистательные жены, --
И пал Сатурн, Венерою сраженный!
Никто, никто не видел их в беседке,
Не тронул ветер ни единой ветки.
Труднейшие исполнятся дела,
Но только бы удача нам была!..
Казалось, что не стало в мире зол,
Едва Рамин к прекрасной Вис пришел.
От посторонних глаз они сокрыты:
Ведь не осталось никого из свиты,
Не знал, что умереть в снегу заставишь.
Луна моя, чей возраст -- две недели!
Два месяца я шел к тебе в метели!
Ведь я твой гость, -- забудь язык угроз:
Гостей не выгоняют на мороз!
Ускорить хочешь ты мою кончину?
Пусть я умру, но только не застыну!"
Сказала Вис -- и словно острый меч
Была ее отравленная речь:
"Уйди, Рамин, уйди из Мерва прочь!
Забудь меня, и Мерв, и эту ночь!
Словам не верю сладким, но пустым.
Унес огонь? Так убери и дым!
Не ты ли, низкий, обманул меня, --
К чему же эта лесть и болтовня?
Не ты ли дал мне клятвенное слово?
Солгал ты раз, но не обманешь снова!
Ступай и Гуль свою ласкай, лелей, --
Она тебе, изменнику, милей.
Ты образован, речь твоя звучна, --
Наполовину так я не умна.
Ты знаешь толк в уловках и соблазнах,
Ты часто обольщал красавиц разных.
Я много видела твоих капканов,
Я много слышала твоих обманов.
Зато теперь ценю я по дешевке
Весь твой базар и все твои уловки!
Всегда Мубаду буду я верна,
Как любящая, добрая жена.
Лишь он один мне в мире верен свято,
Хотя пред ним я тяжко виновата:
Ни разу не вздыхал при мне с тоской,
Ни разу не подумал о другой!
Меня он любит с лаской благодарной,
Не так, как ты, неверный и коварный.
Теперь спокоен шах многострадальный.
Он восседает с чашею хрустальной.
Мне подобает восседать с Мубадом,
А не с тобою, вероломным, рядом!
Теперь в опочивальню я пойду,
Чтоб розу шаханшах нашел в саду:
Не обретя меня в своем покое,
Вновь обо мне подумает дурное.
Подумает, что изменяю вновь,
И взыщет подать за мою любовь.
Я не хочу, чтоб он страдал опять,
Я не хочу супруга огорчать.
Довольно мне печалей безутешных,
Довольно жалких слез и мыслей грешных.
Увы, я много претерпела горя,
Я испытала боль, с судьбою споря,
Но что мое мне дало прегрешенье?
Позор, бесславье, всех надежд крушенье!
Мой властелин был недоволен мной, --
Преступною, распутною женой.
Из-за того, что я тебя любила,
Я молодость напрасно загубила,
А мне лишь память о любви осталась,
Ее тоска и горькая усталость.
Уйди от этой ветви навсегда,
Ни листьев не получишь, ни плода!
Здесь -- дверь отчаянья: уйди скорей,
Зря по железу молотком не бей!
Минула полночь. Гуще стали тучи,
И гуще -- дым, и гуще -- снег сыпучий.
Хоть самого себя ты пожалей,
Чтоб хуже не было, уйди скорей!
Уйди -- и никогда не знай невзгод.
Пусть роза, Гуль, в твоем саду цветет.
Будь вечно с ней, пусть время вас не старит, --
Пусть пятьдесят детей тебе подарит!"
Вис говорила, гневаясь и плача,
Лицо и чувства истинные пряча.
Замолкнув, удалилась от окна,
Ни друга не впустив, ни скакуна.
С кормилицею вместе удалилась, --
То удалилась от Рамина милость.
Врагам на радость горевал Рамин,
На площади остался он один.
Все смолкло, успокоилось кругом,
И лишь Рамин с покоем незнаком.
То на судьбу свою, то на подругу
Он жалобами оглашал округу.
Он обращался к богу своему:
"Любую кару от тебя приму!
Смотри, остался я, тоской палимый,
Без близких, без друзей и без любимой.
Коза в горах найдет приют, наверно,
В степях найдут приют онагр и серна,
И только мне приюта нет нигде,
О смилуйся, творец, твой раб в беде!
Нет, не уйду я, не достигнув цели:
Я не мужчина, что ли, в самом деле!
А смерть придет, надежды не даруя, --
Пусть у дверей возлюбленной умру я!
Пусть знает каждый, что к любимой страсть
Влюбленному велела мертвым пасть.
Будь эта стужа снежная булатом,
Свирепым львом иль тигром полосатым, --
Своих шагов не унесу отселе,
Нет, не уйду я, не достигнув цели!
О сердце, не были тебе страшны
Ни меч, ни лук, ни барсы, ни слоны,
Чего ж боишься ты ветров и бури, --
Не с ними ль ты пришел к царице гурий?
Не дрогну я перед зимой метельной,
Не убоюсь я боли беспредельной:
Пусть Вис придет, -- и мне тогда мороз
Покажется свежей душистых роз!
А если б мог ее поцеловать я,
Возлюбленную заключить в объятья, --
Все страхи от меня бы улетели,
Не думал бы о стуже и метели!"
Так сетовал Рамин в полночный час,
А конь гнедой в снегу меж тем увяз.
Всю ночь дрожал гнедой от лютой стужи,
А всаднику еще под снегом хуже!
Рыдал Рамин, а боль была остра,
На теле -- снег, а в сердце -- камфара.
Всю ночь рыдали над Рамином тучи,
Кружился ветер ледяной и жгучий.
Доспехи, сапоги и плащ на теле
От стужи, как железо, затвердели.
А Вис всю ночь терзал недуг сокрытый,
Ногтями исцарапала ланиты:
"О, как мороз пронзил меня насквозь!
Иль светопреставленье началось?
О туча, ты рыдаешь над любимым, --
Стыдись, ты дышишь состраданьем мнимым!
Румянец ты в шафран одела колкий,
А ногти друга стали как иголки.
Рыдаешь, будто бы Рамина любишь,
Но ты его слезами только губишь!
О, не дожди хотя б один часок, --
И без того мой жребий так жесток!
О снежный вихрь, бушующий в ночи,
Хотя бы на мгновенье замолчи!
Иль ты в родстве с тем дуновеньем вешним,
Что, как Рамин, местам отраден здешним?
Зачем не пожалеешь ты Рамина?
Ты губишь цвет нарцисса и жасмина!
О, море, чьи сокрыты берега,
Ты все же для Рамина -- как слуга!
Хоть жемчуга таит твоя пучина,
Не так ты щедро, как рука Рамина!
Увидев, что прекрасен ратный вождь,
Из зависти ты шлешь и снег и дождь.
Твое оружье -- снег и дождь холодный,
Его оружье -- меч и стяг походный.
Не сдашься -- войско на тебя обрушит
И пылью от копыт тебя иссушит.
Он изменил мне, в край уехав дальний,
И я сейчас одна в опочивальне.
Сейчас моя постель -- парча, атлас,
А он под снегом и дождем сейчас.
Как розовый цветник, он свеж и молод,
Но вреден розам снег и зимний холод."
Так причитая, глянула в оконце, --
Ты скажешь: землю озарило солнце!
Опять гнедого кликнула коня:
"Иди сюда, гнедой, утешь меня!
Не мучайся: ты, как дитя, мне дорог.
Но почему, гнедой, ты не был зорок?
Зачем такого спутника избрал,
Товарищем распутника избрал?
Пришел бы не со спутником дурным, --
Моим ты стал бы гостем дорогим.
Теперь мороз тебя терзает люто,
Но для тебя нет у меня приюта,
Ступай к другой, и у нее ищи ты
И стойла, и питанья, и защиты.
Ступай и ты, Рамин, из Мерва прочь.
Ты боль свою сумеешь превозмочь.
Я так ждала, что твой увижу свет,
Я так ждала, что выполнишь обет!
Когда на пышном ложе спал ты сладко,
Заснуть мне не давала лихорадка.
Лежал, на горностаях развалясь,
А мне как бы достались дождь и грязь.
Ты кончил тем, чем начал ты сначала:
Моя беда твоей бедою стала.
Чувствительный к невзгодам бытия,
Ты все же не чувствительней, чем я.
Один лишь день была тебе нужна я,
Теперь живу, лишь страх и горе зная.
И ты, как я, надежды позабудь:
Я, их забыв, смогла легко вздохнуть!
Сперва измучат боль, тоска, надсада,
Но есть и в безнадежности отрада.
От безнадежности я так терзалась,
Что в море тонущей себе казалась.
А ныне я не мучаюсь в пучине,
От всех надежд избавилась я ныне.
Я счастлива, стезю добра избрав:
Светлей венца благочестивый нрав!
С подругой старой не познал ты счастья,
Ступай, ищи у новой сладострастья!
Хоть славятся старинные динары,
А новый привлекательней, чем старый.
Уйдя, мою любовь ты обезглавил, --
Зачем же к мертвой голову приставил?
Трава взошла бы на моей могиле, --
Ее твои поступки б осквернили!
Не знала я, страдая и греша,
Что от любви состарится душа!
Не жди моей любви: я с ней рассталась,
А снова молодой не станет старость...
На миг вернемся к твоему посланью.
Меня ты грязью обливал и бранью
И унижал, позоря и грубя,
А я себе желала лишь тебя!
Ты был моей душой, моей хвалою,
Но ты меня отверг с насмешкой злою.
У матери -- я с ней сходна судьбой --
Единственная дочь была слепой.
Она, чье зренье умертвила мгла,
Бесхитростно супруга избрала...
Пусть согнута моя любовь, как лук, --
Стрелой каленой слово прянет вдруг, --
Рамина сердце служит ей мишенью, --
Так уходи, найди стезю к спасенью!
Страшись меня: слова моей хулы
Противней желчи и острей стрелы!"
Так говорила Вис, и так случилось,
Что каменное сердце не смягчилось.
Привратникам и сторожам она
Сказала, отвернувшись от окна:
"Всю ночь да будет бдительна охрана.
Остерегайтесь грозного бурана.
Весь мир сейчас попал в беду, гудя
Гуденьем ветра, снега и дождя.
Как будто всадников мы слышим топот
Иль моря взбаламученного ропот.
Дрожит земля, дрожит небесный кров
От шумных волн и бешеных ветров.
Все корабли ломает время в море,
И Страшный суд как бы наступит вскоре.
Грохочет буря, гибелью дыша,
Уста трепещут, в ужасе душа."
Когда Рамин расслышал в шуме вьюги
Сердцегубительный приказ подруги, --
Мол, бдительными будьте, сторожа,
Хозяйке службой верною служа, --
Из сердца вырвал он мечту о встрече,
А снежный вихрь унес ее далече.
Он замерзал, завеянный пургой,
Не мог рукою двигать и ногой.
Покинутый любимой, полон боли,
Гнедого повернул он поневоле.
Вздымался он горой средь снежных троп,
А горе в нем вздымалось, как сугроб.
Он говорил: "О сердце, не робей,
Что выросло число твоих скорбей!
Случается в любви такое дело,
Когда страдают и душа и тело.
Но это бедствие переживи
И откажись навеки от любви.
Свободным станешь ты, а свет свободы
Развеет все неправды и невзгоды.
Но только после не влюбляйся вновь, --
И вновь тебя не огорчит любовь.
Я все утратил, жалкий и гонимый,
К чему ж на всех углах взывать к любимой?
Увы, я в горе с ног до головы,
От мира мне досталось лишь "увы"!
Увы моим томлениям в неволе,
О, тщетно за мячом я гнался в поле!
Увы моим надеждам: в эти дни
Ничем, как ветер, сделались они!
Я говорил тебе: "Нам бесполезно
Идти дорогой, на которой -- бездна",
Советовал: "Язык мой, онемей,
Не говори с возлюбленной моей,
Услышишь лишь насмешки", -- и воочью
Во всем я убедился этой ночью.
Как только признаешься в сильной страсти, --
Ты у любимой сразу же во власти.
Все в ней -- высокомерье, прихоть, ложь,
В ее любви ты счастья не найдешь.
О сердце, лучше б мы с тобой молчали!
Ты высказалось -- и полно печали.
Пословица влюбленным пригодится:
"Должна быть молчаливой даже птица"!
Смеется над людьми превратный мир, --
Обманчивый, невероятный мир!
То нас обрадует, то нас обидит,
То приласкает, то возненавидит,
И, неудачник, он играет с нами,
Как фокусник с блестящими шарами.
Но глупы мы или бессильны, что ли?
Иль мы другой не заслужили доли?
О, если б ты от алчности отвык,
Не разглашал бы тайн твоих язык.
Ни перед кем ты не склонял бы шеи,
Тебе б дышалось легче и вольнее.
Не знал бы козней, лжи и безразличья,
Как от чумы, бежал бы от величья.
Не будь судьба коварна и пристрастна,
Она бы нас не мучила напрасно,
Как Вис и как Рамина в те года:
Влюбленных разделила вдруг вражда.
Когда Рамин покинул Вис в унынье, --
Ты скажешь: бес унылым стал отныне!
Вис ужаснулась. Видела она:
Сама себя обидела она!
Заплакала, как туча в непогоду,
И сердце погрузилось в эту воду.
Цветы своих ланит втоптала в прах
И била камнем по груди в слезах, --
О нет, по камню камнем ударяла:
Она возлюбленного потеряла.
Рыдала: "Как судьба моя мрачна!
Увы, любви проиграна война!
Зачем я над собою меч простерла,
Зачем сама себе сдавила горло?
Зачем любовь держала под замком
И стала я сама себе врагом?
Кто ныне от беды меня избавит
И зло, что сотворила я, исправит?"
Кормилице сказала: "Поспеши,
Найди лекарство для моей души.
Зачем же родила родная мать
Такую дочь, как я? Нельзя понять!
Стояло счастье у моих ворот,
Но приказала я: пусть прочь пойдет!
Вина мне в кубок налил верный друг,
Но кубок выронила я из рук.
Мой прах развеял горький вихрь степной,
И ныне ливень бедствий надо мной.
Сильней гремят его громов раскаты, --
Еще сильнее боль моей утраты.
Как нищая, безрадостно кричу:
Я погасила радости свечу!
Кормилица, Рамина догони,
Скорее ненаглядного верни,
Поводья поверни коня гнедого,
Скажи: "Я всадника простить готова!
Приди: нет в мире страсти без обид,
Не будет счастлив тот, кто не скорбит,
Отчаянье живет с надеждой вместе,
И состоит любовь из ласк и мести.
Но месть твоя была в твоих делах,
А месть моя была в одних словах!
Но так всегда бывает в этой жизни:
Там, где любовь, -- там спор и укоризны.
Ты сам с подругой часто был суров, --
Зачем же от моих бежишь ты слов?
Тебя обидели мои упреки,
Меня -- твоя измена, друг жестокий!
Мои слова звучали б, несомненно,
Иначе, если б не твоя измена.
Ужели я могла молчать в ответ
На то, что ты нарушил свой обет?"
Ступай -- и пусть вернется он с тобою,
Чтоб обратилась я к нему с мольбою."
Кормилица приводит Рамина к Вис. Несмотря на долгие
жалобные просьбы Вис, Рамин не соглашается простить
ее. Вис отворачивается от него с гневом, теперь уже
непритворным. Тогда наступает черед Рамина просить у
нее прощения. Влюбленные мирятся. Снова они предаются
тайком утехам любви под самым носом шаха Мубада, не
подозревающего, что Рамин находится в Мерве.
Весь месяц длилась пылкая услада
Двух кипарисов радостного сада.
Хотя зима из Мерва не ушла,
Повеяло дыханием тепла.
Сказал Рамин, что был стройней самшита:
"Пора пред шахом мне предстать открыто,
Нельзя нам тайну долее скрывать,
Чтоб не разгневался Мубад опять".
Тогда уловки в ход пустил хитрец,
Тайком, в ночи, покинул он дворец,
Умчался, чтоб не видела охрана,
И повернул обратно утром рано,
И, словно долгим истомлен путем,
В ворота въехал на коне гнедом.
Покрытый пылью и дорожным прахом,
Он поспешил предстать пред шаханшахом.
Служители поведали владыке:
"В твою столицу прибыл солнцеликий,
Он украшает мир, как тополь строен,
Сквозь вихрь и снег примчался знатный воин,
В глухой степи встречал и ночь и день,
И вот -- в пути истлел его ремень".
Вошел Рамин, -- склонилась пред царем
Глава, сверкающая серебром.
Обрадовался шах в своем чертоге,
Спросил он о здоровье, о дороге.
Ответствовал Рамин: "О шах счастливый,
Самодержавный, славный, справедливый!
Дружи всегда с великою победой
И, кроме счастья, ничего не ведай.
Да будешь ты превыше всех времен,
А именем -- превыше всех имен.
Да будешь сопричастен светлой доле,
Вкушая благо на своем престоле.
Сердца да станут Демавенда шире
От счастья, что ты правишь в этом мире!
Меня воспитывал ты с детских лет,
Твоей любовью ныне я согрет.
Ты дал мне власть, казну, богатство, славу,
Ты для меня -- отец и шах по праву.
Могу ль себя считать я добрым сыном
И не грустить в разлуке с властелином?
Честь для меня -- я большей не найду --
Служить привратником в твоем саду!
Какому прегрешенью я обязан,
Что я разлукою с тобой наказан?
В Гургане я возглавил смельчаков,
Его поля избавил от волков.
Я Кухистан освободил от скверны,
Теперь со львами там пасутся серны.
Пришел я в Шам, в страну армян, в Мосул,
Твоих врагов я сокрушил, согнул
И, царским ореолом осиянный,
Смотрю с презреньем на земные страны.
Все дал мне бог, но не дал одного:
Быть возле шаха и хвалить его!
С тех пор как я с тобою разлучен,
Мне кажется -- грызет меня дракон.
Хоть много у творца щедрот несметных, --
Не исполняет он все думы смертных.
Я на царя хочу взирать, как раб, --
Поэтому покинул я Гураб,
Спешил быстрей, чем влага ключевая,
Охотой пропитанье добывая.
Как лев, я мчался и кормился дичью,
Чтоб приобщиться к царскому величью,
Чтоб на тебя взглянуть, о царь владык!
Моя душа сияет, как цветник,
А сердце превратилось в сто сердец
С тех пор, как я увидел твой дворец.
От твоего возликовал я вида,
О царь, украшенный венцом Джемшида!
Вблизи царя побыть мне так приятно.
Прикажешь -- поверну коня обратно.
Что мне милей, чем каждый день и час
Владыки выполнять любой приказ?
Сказать я вправе, что твоим приказам
И душу я препоручил, и разум.
Я знаю: стану чище и мудрей,
Лишь сердце я склоню к царю царей."
Расцвел властитель от таких похвал,
В ответ Рамину ласково сказал:
"То, что ты сделал, сделал ты ко благу.
Ты проявил правдивость и отвагу.
Тебя увидеть -- радость для меня,
Но знай, что одного мне мало дня.
Еще на всем лежит зимы покров,
А это время песен и пиров.
Когда ж начнет весна благоухать,
В дорогу ты отправишься опять.
Помчусь и я с тобою до Гургана:
Весною дома -- грустно, скучно, странно.
Теперь ступай, смени одежду в бане,
Избавься от дорожных одеяний".
Ушел Рамин, а шах, вкусив отрады,
Прислал ему богатые наряды.
Три месяца Рамин в пирах провел,
Забот не зная, радостно расцвел,
Достиг всего, к чему он был влеком,
С прелестной Вис встречался он тайком.
Не ведал шах, ни двор его, ни свита,
Где страсть победоносная сокрыта.
Не мог бы и помыслить шаханшах,
В каких они встречаются местах!
Весна заветной дождалась поры,
В степях, в горах раскинула шатры.
Стал этот бренный мир неузнаваем,
Земля казалась благодатным раем.
Стал молод мир, и все, что было дряхло,
Цветущей, свежей юностью запахло.
Земля была как царская казна:
Богатства подарила ей весна.
Увидев прелесть розы, соловьи
Запели, обезумев от любви.
Фиалки закурчавились, воспрянув,
Луга оделись пурпуром тюльпанов.
Дичь появилась на траве степной, --
Так родилась весна в листве ночной.
Невесты-розы, полог свой откинув,
Кивали соловьям из паланкинов,
То нежной прелесть их была, то грозной,
Сказал бы: льется с неба ливень звездный.
Струился по ветвям хмельной поток,
Повеял амброю степной песок.
Казалось, что у яблони-колдуньи
С ветвей свисают звезды в полнолунье.
Зефир одел весну в наряд веселья,
А розам подарил он ожерелья.
Нарциссы опьянели, ибо мир
Их тоже пригласил на царский пир,
К себе кувшин прижал он золотой,
Как нежный стан подруги молодой.
Зефир, пройдя к любимой сквозь шиповник,
Ей говорил, о чем шептал любовник,
Казалось, мускусный привет от роз
Всему живому ветерок принес.
Недавний снег омыл онагров спины,
А вешний дождь -- недавний прах равнины.
Все расцвело вкруг Мерва: посмотри,
Он окаймлен садами Шуштари!
Казалось, дождь справляет новоселье
И в каждой капельке кипит веселье!
В такие дни, когда во всем -- весна,
Когда ясна природы новизна,
Решил поехать на охоту шах:
Душа томилась в четырех стенах!
Вельмож созвал он и вожатых ратных,
Оповестил и знатных и незнатных:
"Пойдем в Гураб, прогоним прочь заботу,
На вепрей, на волков начнем охоту,
Мы хищников разыщем в горных чащах,
В столицу тигров привезем рычащих,
Мы барсов, рысей нам служить заставим,
На ланей леопардов мы натравим".
Лишилась Вис и разума и сил,
Узнав, что шах охотиться решил.
Кормилице сказала: "Жизнь страшна,
Когда она живому не нужна.
Вот так и мне отныне жизнь постыла,
И для меня прибежище -- могила.
Стремится шах Мубад в Гураб: туда
Влечет его злосчастная звезда.
Но как разлуку вынести с Рамином?
Как не погибнуть в ожиданье длинном?
Уедет он, -- моя душа, как птица,
Вслед за Рамином сразу же умчится.
Ты скажешь: Рахш, внезапно став сердитым,
Ударил по моим глазам копытом.
От шага каждого его коня
На сердце будет рана у меня!
Не исцелю в разлуке эту рану,
Пойду за ним, скиталицею стану.
Его отъезд мне принесет беду,
Сама из мира этого уйду.
То зарыдаю, в прах себя низринув,
То я пролью из тела дождь рубинов.
О, если бы меня услышал бог
И мне в ужасном бедствии помог!
Нет бедствия страшней, чем этот шах:
Он зол в делах, и в мыслях, и в речах.
Как мне спастись от мужа и от муки,
Вовек не ведать горестей разлуки!
Кормилица, ступай открой Рамину
Тоски, смятенья моего причину.
Спроси, меня спасет ли от врагов?
Какие меры предпринять готов?
Уедет с шахом? Справедлива новость?
Но дней моих тогда прервется повесть!
Ему поведай о слезах моих.
Он хочет, чтоб осталась я в живых?
Пускай не покидает этих мест:
Любимую убьет его отъезд!
Ты с хитрыми уловками знакома,
Ты сделай так, чтоб он остался дома.
Скажи: "С любимой в радости пребудь,
А шаху предстоит несчастный путь.
Рамин достоин радости весенней,
А шах достоин злобы и гонений."
Рамину мамка причинила боль,
Как бы насыпала на рану соль, --
Несчастной Вис пересказала речь, --
О нет, не речь, а смертоносный меч!
Внезапным горем был Рамин подавлен,
Ты скажешь, был он скорбью окровавлен.
Заплакал: мир ему отрады не дал,
Одни лишь беды в жизни он изведал!
То боль, то страх в нем поднимали голос,
От горя сердце словно раскололось.
Кормилице ответил: "От Мубада
Пока я не слыхал, что ехать надо,
Никто меня приказом не тревожит, --
Мубад забудет обо мне, быть может.
Но если будет от него приказ, --
Найду я средство и на этот раз.
Скажу ему, что заболели ноги,
Что тягот я не вынесу дороги.
Остаться в Мерве будет мне предлог, --
Скажу царю: "Смотри, я занемог,
За зверем я люблю скакать по следу,
Но как, больной, охотиться поеду?"
Поверит шах, что я на самом деле,
Бессилен, недвижим, лежу в постели.
Своей настойчивости не проявит,
Он сам уедет, а меня оставит.
Поверь, я окажусь в земном раю,
Когда затею выполню мою!"
Рамина благородного ответ
Зажег в душе у Вис отрадный свет.
Казалось, обрела она престол,
Цвет счастья на ее лице расцвел!
Мубад не верит в болезнь Рамина, и тот вынужден отправиться на
охоту. После однодневного перехода Рамин, страдая от разлуки с
Вис, действительно заболевает. Между тем Вис, обессилевшая от
горя, просит кормилицу найти выход, вернуть Рамина. Она пишет
Рамину письмо, и, получив его, Рамин ждет наступления ночи,
чтобы убежать от Мубада в Мерв.
Когда лишь дым остался от огня
Ночною тьмой погашенного дня,
Когда умчалось солнце на коне,
Чтоб дать дорогу молодой луне, --
Одни лишь звезды видели в тиши,
Как ускакал Рамин в ночной глуши.
Пред ним -- посланец Вис и сорок славных
Воителей, войскам огромным равных.
Как турки, понеслись то вскачь, то рысью
И были через день под мервской высью.
Пред ними город, позади -- равнина,
И нет пути иного для Рамина.
Посланца Вис послал Рамин вперед, --
Да в спутники он тайну изберет:
"Пускай никто не знает, кроме Вис,
Что прибыл я, -- ты к ней тайком явись.
С кормилицей вступи в беседу тайно:
Поможет нам, хитра необычайно!
А Вис про наше дело так поведай:
"Поверь, оно закончится победой,
Но горе, если встречу я засаду
И попадемся на глаза Мубаду.
Будь бдительна. Я слов не трачу даром.
Я буду завтра, в полночь, в замке старом.
Придумай средство, чтоб в желанный час
Тебя твой друг победоносно спас.
Но будь настороже и начеку:
Я с тайны сам завесу совлеку".
Гонец проворно поскакал долиной, --
Помчался с быстротою соколиной...
В те дни, своей не отпуская мамки,
Вис пребывала в Мерве в старом замке.
Ты скажешь: в этом замке шах Мубад
Сокрыл свой самый драгоценный клад!
Хранитель клада -- Зард, сей сторож зрячий,
Что самого Мубада был богаче.
Наставник шаха, друг его и брат,
Как сам Карун, он был казной богат.
Вис охранял в чертоге Зард-воитель,
Как старший в роде и домоправитель.
...Удачно стражу миновав, гонец
Тайком пробрался в город, во дворец.
К прелестной Вис -- к сокровищу в тайник --
Под женским покрывалом он проник.
Такой обычай был у Вис: являлись
К ней гости каждый день и забавлялись.
То были жены родовитых, знатных,
Любительницы игр, бесед приятных.
Гонец -- "волшебник" лучше ты скажи! --
Достиг, тайком от Зарда, госпожи:
Слова Рамина ей посол принес, --
Да нет, осыпал лепестками роз!
Возликовала Вис, как день, светла,
Восславила проворного посла.
Ты скажешь: душу вновь обрел мертвец,
Бедняк нашел с рубинами ларец!
Послала к Зарду одного из слуг:
"Мне этой ночью сон приснился вдруг.
Мне снилось: занемог мой брат Виру,
Но лучше сделалось ему к утру.
Отправиться хочу я в храм огня:
Да будет благодарность от меня.
С богатой жертвою вступлю я в храм
И милостыню страждущим раздам".
Ответил Зард: "Ты поступаешь славно.
Ступай же, будь чиста и благонравна".
Отправилась красавица со свитой:
То были жены знати родовитой.
Вот храм, где пламя вечное горит.
Прошли ворота, что воздвиг Джемшид.
Вис привела овечек для закланья
И бедняков исполнила желанья:
Каменья, злато, щедро, без числа,
Одежды и монеты раздала.
Когда сошла на землю ночь, -- посол
Помчался и любимого привел.
Вот разошлись блистательные жены, --
И пал Сатурн, Венерою сраженный!
Никто, никто не видел их в беседке,
Не тронул ветер ни единой ветки.
Труднейшие исполнятся дела,
Но только бы удача нам была!..
Казалось, что не стало в мире зол,
Едва Рамин к прекрасной Вис пришел.
От посторонних глаз они сокрыты:
Ведь не осталось никого из свиты,