В пыли и прахе поволок он Вис.
Как вору, за спиной, умножив муки,
Ее хрустальные связал он руки,
Стал плетью бить, безжалостный, как в сече,
Рассек ей грудь, и голову, и плечи.
Расколотым гранатом стало тело,
А кровь, как сок, струилась, пламенела.
Да, кровь сочилась, как вино бурля,
Из тела, как из кубка-хрусталя.
Все тело в пятнах, -- мнилось: из глубин
То возникал янтарь, а то -- рубин.
Изранено, оно горело, ныло,
И кровь текла из ран струею Нила, --
Из красных, желтых и лиловых ран.
То скажешь: слился с камфарой шафран!
За то, что мамка помогла Рамину,
Он изувечил ей лицо и спину,
Старуху плетью он избил жестоко,
Чтоб наконец сошла с пути порока.
Их, полумертвых, царь покинул в злобе.
В крови, как в розах, утопали обе.
Иль яхонты зажглись на серебре?
Иль мальвы запылали на заре?
К ним снова ль жизнь, к несчастным, возвратится?
Иль завтрашнего дня темна страница?
Велел обеих бросить в подземелье:
Их гибель принесла б царю веселье!
Когда страдалиц он в темнице спрятал,
Дверь накрепко закрыл и запечатал.
От службы Зарда отстранил сурово,
Назначил стражем крепости другого.
Затем вернулся в Мерв в конце недели.
Душа и сердце у царя болели.
Но злоба в нем с раскаяньем смешалась,
Шло время, -- и в душе проснулась жалость:
"Моя душа растаяла, как дым,
Как бы простился с миром я земным.
Зачем обрушил месть и гнев палящий
На ту, что жизни мне милей и слаще?
Хотя я царь царей, -- мой гнев, мой срам
Доставят наслажденье лишь врагам.
Я слишком строго поступил с женой,
Из-за которой стражду, как больной.
О сердце глупое, ответ мне дай, --
Зачем же сам я сжег свой урожай?
Сегодня завтрашнего дня не видишь,
Когда любимую ты ненавидишь!
Творя сегодня зло, пойми сначала,
Что завтра от его умрешь ты жала.
Ты страсть свою не подавляй, влюбленный,
Не то погибнешь, ею опаленный.
Когда в любви ты хочешь быть счастливым,
Мягкосердечным стань и терпеливым.
Без милой ты не проживешь и дня,
Зачем же злобен с ней, любовь гоня?
Подруги наши и грешны и хрупки, --
Всегда прощай возлюбленной проступки!"
Вернулся шах из крепости в столицу,
Но не привез с собою чаровницу.
В крови, в слезах, с взволнованною речью,
Шахру к владыке бросилась навстречу:
"О дочь моя, душа моя, давно ли
Ты мне была -- как снадобье от боли?
Зачем с Мубадом нет тебя теперь?
Что сделал он с тобою, этот зверь?
Из-за него, жестокого, дурного,
Какое горе ты познала снова?"
Затем царю сказала: "Повинись, --
Зачем не прибыл ты с прекрасной Вис?
Зачем у мира отнял ты весну?
Зачем у неба отнял ты луну?
Прекрасно было с ней твое жилье, --
Оно пустыней стало без нее!
В твоем дворце мы света не найдем,
Нет больше гурии в раю твоем!
Верни мне дочь, не то в твоем краю
Из глаз потоки крови я пролью!
Я буду так стенать, что даже скалы
Со мною стон поднимут небывалый.
Я буду так рыдать, что мир заплачет,
Свою вражду к тебе он обозначит.
Сейчас же покажи мне дочь живую,
Не то поймешь, что царствовал впустую,
Что жалок и ничтожен твой удел,
Что цепи на себя ты сам надел".
Когда заплакала Шахру седая,
Заплакал и Мубад, сказал, рыдая:
"Плачь иль не плачь, -- ничем нельзя помочь.
Теперь мне все равно, -- что день, что ночь.
Я сделал то, чего не делал прежде:
Конец моей любви, твоей надежде!
О, если б ты узрела дивный лик!
Китайский твой кумир в земле поник!
Он вырван с корнем, стройный кипарис, --
Лежит в крови и прахе наша Вис!
Ее оплакивают красота
И молодость земли, что так чиста!
В запекшейся крови ее ланиты,
А цепи-косы ржавчиной покрыты!"
Как тонкий ствол, упавший на ветру,
На землю повалилась вдруг Шахру.
Земля под ней от крови стала краше,
А весь чертог -- подобным красной чаше.
Стрела тоски сумела в грудь вонзиться,
Чтоб извивалась, как змея, царица:
"Зачем, судьба, меня ты покарала?
Ты жемчуг мой единственный украла!
Как видно, ты -- большой знаток жемчужин,
Когда тебе подобный жемчуг нужен!
Ужель, как я, жемчужине ты рада?
Так в землю зарывать ее не надо!
Иль ты, увидев кипарис подобный,
Его пересадила в сад загробный?
Зачем ты в прах повергла древо рая,
Зачем свалила ствол, плоды срывая?
Вновь может ли созреть опавший лист?
Умерший мускус будет ли душист?
Земля, ты многих, многих поглотила,
Но в первый раз похитила светило!
Людей в свою ты ввергла глубину,
А ныне поглотила ты луну.
Ты серебро чернишь -- и ныне тело
Серебряное чернотой одела.
Моя жемчужина зарыта в прах, --
И ясный день померк в моих глазах.
Зачем вы, кипарисы, разрослись, --
Ведь вырван в Мерве лучший кипарис!
Луна, теперь начнешь тусклей светиться:
Мою луну упрятала темница!
Я знаю, почему все звезды в сборе:
Явились, чтоб мое увидеть горе!
О кипарис! О мускус! О кумир!
О солнце, озаряющее мир!
Ты разгоняла мглу красой своею,
А чем я горе по тебе развею?
Где путь найду я к правому суду?
Где светлое возмездие найду?
Убив тебя, весь мир убил злодей, --
И нет меня среди живых людей!
Врачи из Рума, Хинда, из Ирана!
О неужель моя смертельна рана?
О дочь моя, здесь, в этом мире, ты
Достойной не нашла себе четы;
Быть может, мир загробный озаряя,
Найдешь чету другую в кущах рая?
Ты умерла, раздавлена судьбой, --
Мои надежды умерли с тобой.
Кто сможет в жемчугах твоих блистать?
Твоею тенью кто достоин стать?
Кому отдам венцы, браслеты, шали, --
Те, что тебя недавно украшали?
Кто, осмелев, доставит весть Виру,
Что смерть похитила его сестру?
О Вис, куда ушла ты? Отзовись!
Доколе мне взывать: "О Вис! О Вис!"
Ушла, -- померкли солнце и луна:
Их жизнь была в тебе заключена.
Луна убита в крепости, -- отныне
Пусть месяц в небе светит той твердыне.
Луна убита, спрятана в могиле, --
Мою судьбу там злобно ослепили.
Лишь дивам Ишкафти Диван по нраву:
Их радостную слышу я ораву, --
Ведь знают: будет Вис отомщена,
Начнется смертоносная война.
Но если даже кровь моих врагов
Вдруг хлынет, как Джейхун, из берегов,
Мне не заменит кровь богатырей
И каплю крови дочери моей!
О Мерв, о хорасанская столица,
Не думай, что возмездье не свершится!
Вода текла с горы до сей поры, --
Кровь потечет теперь с твоей горы!
Пусть на тебя и горе и беду
Обрушат реки в нынешнем году!
Пусть, больше чем в лесу дерев зеленых,
Увидишь пеших воинов и конных!
Не будет счастлив грешник, царь державы,
Пока не смоет грех поток кровавый.
Восток и Запад опояшут чресла,
Чтоб имя Вис в огне войны воскресло!
Нагрянут всадники со всех сторон,
И в прах, о Мерв, ты будешь превращен.
Мубадом дочь моя умерщвлена, --
Из-за царя разрушится страна!
Легко вздохнули тополя, платаны:
Поникла Вис, мой тополь тонкостанный!
Ее, чьи косы больше не струятся,
Ни амбра и ни мускус не боятся!
Нельзя ее устами насладиться, --
И сахар начал сладостью гордиться!
Вновь прелесть розы сделалась великой,
С тех пор как нет в живых розоволикой!
Без зависти пусть светит солнце дня:
Не стало солнцеликой у меня.
Пусть, не смущаясь, расцветут цветы:
Не стало в мире свежей красоты.
С кем состязаться будешь ты, весна?
Твоя соперница погребена!
О где ты, Вис, -- престол, венец Турана?
О где ты, Вис, -- мечта сердец Ирана?
О где ты, Хорасана яркий цвет?
О где ты, Кухистана горный свет?
О где ты, чтоб цари могли плениться?
О где ты, женской прелести царица?
О где ты, сладкогласная луна?
О где ты, среброгрудая волна?
О где ты, бедной матери мечтанье?
О где ты, первой зорьки трепетанье?
О где ты, солнце радости земной?
Зачем не хочешь встретиться со мной?
Где я найду тебя, мою звезду, --
В покоях, на айване иль в саду?
Когда сидела ты в моем чертоге,
То розы возникали на пороге.
Когда ты восседала в цветнике,
Луна, стыдясь, скрывалась в тайнике.
Когда ты появлялась на айване,
Бежал Сатурн, чтоб спрятаться в тумане.
О где ты? Вижу розу поутру
И думаю: от раны я умру.
О где ты? Вижу я цветок на поле
И думаю: увяну я от боли.
О где ты? Лишь на небо я взгляну, --
Хочу я со змеей сравнить луну!
Как жить мне, чаровница, без тебя?
Кровь из очей струится без тебя!
Ты умерла, тяжка моя утрата, --
Мне, старой, поделом, я виновата!
Когда б узнали горы эту быль,
Они б от боли превратились в пыль,
А если бы о ней узнали реки,
Они тотчас бы высохли навеки!
Зачем на старости я родила?
Зачем я дочь убийце отдала?
Зачем дитя я обрекла на муки,
Вручила диву мерзостному в руки?
Отныне плакать буду я навзрыд
У крепости, где дочь в крови лежит.
Хочу отныне выплакать всю душу,
Слезами крепость дивов я разрушу.
Зачем в стенах бесовского жилья
В плену томилась гурия моя?
Пойду и с той вершины брошусь в бездну,
Я стану счастлива, когда исчезну.
Разлуку не смогу я превозмочь,
К чему мне жизнь, когда погибла дочь?
Пойду, взберусь на гору, брошусь вниз,
Пускай мой прах смешают с прахом Вис,
Но пусть огонь поднимется из праха,
Но пусть дотла сожжет он шаханшаха.
Не быть тому, чтоб кости Вис истлели,
А шах с другою нежился в постели!
Не быть тому, чтоб Вис легла в пыли,
А шах вдыхал душистый хмель земли!
Пойду, посею в мире смуты семя,
И поделюсь я тайною со всеми.
Скажу я ветру: "Вспомни, как украдкой
С кудрями Вис играл ты, с каждой прядкой.
Ты запах похищал ее душистый,
Поэтому помочь не откажись ты:
Я отомщу, а ты мне помоги,
Да гибель обретут ее враги!"
Скажу луне, царице всех красавиц:
"Ты втайне к Вис испытывала зависть.
Во имя этой прелести земной,
Что величалась, как и ты, луной,
Луна, ты мне обязана помочь,
Когда злодею буду мстить за дочь".
Скажу я солнцу: "Светишь ты со славой,
Так помоги мне, солнце, в мести правой!
Не ты ли сходно было с ней лицом, --
Иль было ты для Вис моей венцом?
Как дочь моя, светло ты и прекрасно, --
Так пусть не будет речь моя напрасна:
В стране ее друзей гори светлей
И мглой страну ее врагов залей!"
Я облаку скажу: "Как Вис когда-то,
Не ты ли влажным жемчугом богато?
Не ты ли нам, плывя и ввысь и вдаль,
Напоминаешь рук ее хрусталь?
Она была щедра, как облака,
Как молния, блестяща и ярка, --
Пусть гибнут от тебя ее враги:
Потопом хлынь и молнией сожги!"
Главу осыплю прахом наконец,
Отправлюсь к богу и скажу: "Творец!
Ты правый судия, -- к чему ж пощада?
Ты почему не покарал Мубада?
Царем вселенной сделал ты злодея,
Он сеет смерть, на троне свирепея.
Ты -- на небе, он -- правит на земле,
Весь мир в своем он уничтожит зле.
Он рассечет, как меч, твои даренья,
Он истребит, как волк, твои творенья!
За кровь мою взыщи с него, творец!
Пусть без него останется дворец!
Огнем, которым я горю в пыли,
И плоть и дух его испепели!"
От этих слов Мубад почуял страх,
К тому же и Виру боялся шах.
Сказал он: "Да, я действовал жестоко,
А ты дороже мне зеницы ока!
Ты мне сестра, Виру мне ближе друга,
А Вис -- моя хозяйка и супруга.
Она -- мой свет, отрада и лекарство,
Милей мне жизни, и казны, и царства!
Она меня не любит, -- я терплю,
Еще сильней, неверную, люблю.
Со мной жилось ей сладко, но упрямо
Она меня пятнала грязью срама.
Я правду от тебя скрывал, поверь,
Да и неправду я сказал теперь.
Да мог ли я и в ярости моей
Убить жену, что жизни мне милей?
А если жизнь в плену у ней мрачна,
Так пусть умру я раньше, чем она.
Хоть полон я печали нестерпимой,
Лишь радости желаю ей, любимой!
Не плачь, о ранах дочери скорбя,
Руками по лицу не бей себя.
Я так же, как и ты, скорблю, царица, --
Могу ли с этой скорбью примириться?
За Вис отправлю в крепость я слугу:
Терпеть ее мученья не могу!
Не знаю, что сулит мне наш союз...
Не знаю? Нет, я знаю -- и боюсь:
Еще снести мне много бедствий надо,
Еще придется много выпить яда.
Пока со мною будет Вис, -- повсюду
Я жертвой козней, лжи, измен пребуду.
Пока в моем дворце она -- царица,
Мне предстоит страдать, гореть, томиться.
Она меня еще не раз обманет,
Еще не раз изменою изранит.
Но на себя смотрю я, как чужой.
Уж я не властен над своей душой.
Что мне венец в сиянье торжества?
Я -- как онагр, дрожащий в лапах льва!
Я не познаю светлой благодати,
Уже не стану я отцом дитяти.
Тому, что жизнь мне в тягость, не дивись:
Увы, не принесла мне счастья Вис!"
Затем он Зарду строгий дал наказ:
"Как ветер, в крепость полети сейчас.
Возьми с собою меченосцев двести,
Вернись ко мне с моей женою вместе!"
Зард через месяц со своим отрядом,
С прекрасной Вис предстал перед Мубадом:
Как в путах лань, явилась, обнаружа
На теле раны от побоев мужа...
Рамин в тоске, в мучениях, в истоме
Весь месяц прятался у Зарда в доме.
Зард умолял весь месяц властелина,
Чтоб тот простил, помиловал Рамина.
На радостях властитель царства снова
Помиловал Рамина молодого,
Див злобы снова спрятал черный лик
И благосклонности расцвел цветник,
Вновь засияла пред царем страны
Краса его владычицы-луны,
И снова жизнь Мубада стала сладкой, --
Как сокол, любовался куропаткой,
И сокол щедрости взлетел опять,
Чтоб куропатку радости поймать.
Вновь на пиру воители воссели,
Настало время празднеств и веселий.
Вновь на земле -- душистая весна,
Настало время кубков и вина.
Повеял ветерок отрадной доли,
Все позабыли о недавней боли...
Весь мир, все муки, радости твои
В конце концов умрут в небытии.
Цени же счастье наших кратких дней,
От счастья жизнь становится длинней.
Поскольку перед всеми нами -- бездна,
Скажи, кому печаль твоя полезна?
Был понедельник. Ночь сверкала звездно.
Шах из Гургана воротился поздно.
Он приказал закрыть проходы, двери,
Железом оковать, боясь потери,
Надеть замки из индустанской стали --
Румийские ключи к ним подобрали, --
Заделать окна, чтоб любой просвет
Железною решеткой был одет.
Так заперт был властителя чертог,
Что не проник туда б и ветерок.
Когда Мубад замкнул врата литые,
Печати наложил он золотые.
Ключи кормилице вручил он ловкой,
Сказал: "Ты хитрой родилась бесовкой!
Страдал я от твоих коварств и лжи, --
Хотя б разок мне честно послужи!
Я уезжаю. Мы врата замкнули.
Пребуду больше месяца в Забуле.
Храни дворец в ночи и поутру.
Замки я запер, -- я и отопру!
Возьми ключи и клятву дай сейчас.
Исполни клятву хоть на этот раз!
Сама-то понимаешь ты прекрасно,
Что клятвопреступление -- ужасно.
Сегодня испытать тебя хочу,
Но за добро добром я заплачу.
Я знаю: попаду в беду опять,
Стремясь испытанную испытать,
Но потому избрал тебя, такую,
Что мудрость мне пришлось узнать людскую:
"Свои богатства поручи ты вору, --
И в нем найдешь надежную опору".
Так наставлял он мамку без конца,
Затем ключи вручил ей от дворца.
В счастливый, светлый день, по воле бога,
Он выехал из царского чертога.
За городом, на травах у горы,
Он на день приказал разбить шатры.
Он вспомнил Вис, тоску свою и страсть,
И горькой шаху показалась власть.
Рамин при шахе был, но вечерком
Вернулся в город от него тайком.
Стал шах допытываться: где Рамин?
Хотел он с ним распить вина кувшин.
Ответили: "Он в Мерв коня направил", --
И понял шах, что с ним Рамин лукавил:
К любовнице своей, неблагородный,
Помчался он, покинув стан походный!..
И впрямь вступил Рамин в дворцовый сад.
Увидел: на вратах замки висят.
Он посмотрел с тоскою на ограду
И вспомнил Вис -- мученье и отраду.
В душе его проснулась боль живая.
Воскликнул он, волнуясь и пылая:
"Нас разлучили. Правя торжество,
Ревнивец-враг добился своего.
Мне с крыши покажись, не то разлуки
Железные меня задушат руки.
Представь себе, мое увидев горе,
Что эта ночь огромна, словно море.
Я в нем тону, исчезли берега,
Из слез моих родятся жемчуга.
Хотя в саду блуждаю среди роз,
Я гибну, я тону в пучине слез.
Я розы оросил водой из глаз,
Нет, кровь моя на лепестках зажглась!
Что пользы мне от слез в ночном тумане,
Когда моих не слышишь ты стенаний!
Из сердца вздох исторгну я, который
Сожжет дворец и все его затворы!
Но как же я дворец огню предам,
Когда моя возлюбленная -- там?
Едва огонь ее коснется платья, --
Он сердце мне зажжет, начну пылать я!
Из глаз ее как бы исходят стрелы, --
Я падаю, пронзенный, помертвелый.
Смотрю -- натянут лук ее бровей...
Красой своей срази меня скорей!
Хоть я с тобою разлучен судьбою,
Моя мечта останется с тобою, --
Мечта, которая когтит мне грудь,
То не дает вздохнуть, а то -- заснуть.
Но без тебя к чему мне сон в постели?
Но без тебя вся жизнь моя -- без цели!"
И долго он стонал, вкусив отравы,
Слезами оросив цветы и травы,
И вот среди нарциссов, лилий, роз
Внезапно сладкий сон его унес:
Дождь прекратился, падать уставая, --
В глазах иссякла туча дождевая.
В саду -- о нет, в аду! -- нашло покой
То сердце, что изранено тоской:
Для сердца был целебен сад зеленый,
Дыханием любимой напоенный.
Так, обезумев, он лежал в саду,
А Вис металась в доме, как в бреду.
В огне ее волшебная краса,
Из глаз-нарциссов падала роса.
"Он близко!" -- сердцем поняла влюбленным:
Ее ожгло железом раскаленным!
К кормилице, рыдая, обратилась:
"О помоги мне, мамка, сделай милость!
С меня сними оковы -- и с ворот,
На сумрак мой пусть солнце свет прольет!
Как эта ночь, темна моя судьба.
Он здесь, любимый мой, но я слаба:
Ворота на замке, одеты сталью,
Он здесь, но он как бы за дальней далью!
Ах, лучше б разделяли нас просторы,
Чем эти цепи, стены и затворы!
Молю, меня от боли излечи,
Раскрой затворы, -- принеси ключи!
Ты посмотри, как жребий мой жесток.
Навесили на сердце мне замок.
Но мне затворов и замков довольно!
Иль я не вправе жить свободно, вольно?
Изранена, -- пылаю новой раной
С тех пор, как жить должна я под охраной.
Мой дух связал мой друг сладкоголосый,
Когда мои перебирал он косы.
В мои глаза как бы вонзил он стрелы,
Когда ушел -- красивый, сильный, смелый.
Смотри, я в путах мускусных любви,
Смотри, от стрел глаза мои в крови!"
А та -- в ответ: "Я не склонюсь к обману,
Хитрить, лукавить я теперь не стану.
Меня увещевал великий шах,
Его слова звенят в моих ушах.
Посмею ли раскрыть его затворы?
Мне страшен гнев его -- ужасный, скорый!
Будь у меня и тысячная рать,
С Мубадом не смогла б я совладать!
К тому же клятву я дала владыке,
А клятвопреступленье -- грех великий.
Стремись ты во сто крат сильней к Рамину,
Я сети козней все же не раскину.
К тому же шах -- здесь рядом до поры:
Вблизи от города разбил шатры.
Мубад испытывает нас, быть может,
А испытав, придет и гнев умножит.
Я думаю, -- он долго ждать не станет,
Сегодня же он в полночь к нам нагрянет.
Не будем делать ничего дурного:
Дурным воздаст он за дурное снова.
От мудрецов пословица пришла:
"Одно лишь зло произрастет от зла".
Вис отвернулась, гневаясь: для слуха
Противно то, что молвила старуха!
Сказала мамка: "Свет моей души,
Сегодня перед шахом не греши.
Перетерпи одну хотя бы ночь,
А там рассудим, как тебе помочь.
Сегодня ночью я боюсь Мубада.
Пойми, его остерегаться надо.
Как я велю, сегодня поступи:
Бес искушает? Беса ослепи!"
Кормилица ушла, а Вис осталась,
В слезах, в смятенье по дворцу металась.
Но где просвет иль маленькая щель?
Как ей на крышу вырваться отсель?
В нее любви вселилась лихорадка,
Но озарила вдруг ее догадка.
От крыши до земли, из прочной ткани,
Висел широкий полог на айване.
Веревка крепкая спускалась вниз, --
Нашла лекарство от недуга Вис.
Она разулась и, как сокол ловкий,
Не поднялась -- взлетела по веревке.
На крышу взобралась, дрожа от счастья,
А вихрь с нее сорвал венец, запястья.
Жемчужины рассыпались, блистая,
Сама -- простоволосая, босая,
Сама -- любовь от головы до ног,
Но без колец, браслетов и серег.
По крыше устремилась, точно птица.
Задумалась: а как же в сад спуститься?
Вот привязала к крыше покрывало,
На землю по нему спускаться стала.
Разорвалось -- ведь внове то занятье! --
За острый камень зацепившись, платье.
У Вис побились ноги от прыжка,
Хотя земля в саду была мягка.
Разорваны и пояс, и рубаха,
И шаровары у супруги шаха.
Не украшенья, а кровоподтеки
Являл ее прелестный стан высокий.
Она искала милого, блуждая
По саду, -- обнаженная, босая.
Из ног, из глаз ручьями кровь текла,
Ее судьбу, скажи, сокрыла мгла!
"Найду ль цветок пленительный в саду?
Как я весну желанную найду?
Какая польза от моих стараний?
Найду ли солнце я в ночном тумане?
О вихрь ночной, внемли моей любви,
Хотя б на миг отраду мне яви.
О, если ты с безумьем страсти дружишь,
То и ко мне ты жалость обнаружишь!
Ведь ноги неустанные твои --
Не как мои, бессильные, в крови!
Тебе ль страшны далекие дороги?
Тебе ль бояться, что устанут ноги?
Найди мне два нарциссовых цветка,
Один из них -- живой, в глазах -- тоска.
Найди его: он дорог мне и мил,
Как и меня, он многих соблазнил,
Со многих покрывала он совлек,
Для многих сделал сладостным порок.
Он тысячи увел небрежным взором,
Испепелил и бросил их с позором.
Смотри, что сделала со мною страсть.
Я в ужасе готова жизнь проклясть!
Нет мне покоя после ста несчастий,
А сердце разрывается на части.
Спеши к тому, с чьим обликом слита,
Кому четою стала красота.
Ты мускус друга на меня навей,
А друга амброй умасти моей.
Скажи ему: "Расцветший сад весенний,
Достоин ты отрад и наслаждений!"
Скажи: "О солнце, светишь ты светло,
Всех в мире красотой ты превзошло!"
Скажи: "Зачем твой голос всюду слышу
И ночью поднимаюсь я на крышу?
Меня ласкал ты, верность не храня,
Лишь кратким счастьем ты дарил меня.
Одни лишь муки в мире я терплю,
Весь мир заснул, и только я не сплю.
Но если человек я, как другие,
Зачем мне чужды радости людские?
С людьми, в безумье, порвала я связь:
Быть может, я безумной родилась?
"Приди!" -- ты умолял меня, скорбя.
Вот я пришла, но где ты? Нет тебя!
Кого же ты, возлюбленный, боишься?
Зачем же от моей тоски таишься?
Ты не придешь? Зачем же я пришла?
Чтоб в этот час впилась в меня стрела?
Луна покажется мне западней,
Взамен тебя представ передо мной!
Что мускус мне взамен твоих кудрей?
Он пыли мне покажется грязней!
Мне вместо сладких губ твоих вино --
Как зелье, что отравою полно.
Не в мускусе -- в тебе моя отрада,
Не в сахаре -- в тебе моя услада.
Мне стало от кудрей твоих больнее, --
Они меня ужалили, как змеи.
Мне словно опиум -- твои уста,
Как солнца лик -- твоя мне красота.
Несчастная судьба, с каким наказом
Явилась ты и унесла мой разум?
Внушая жалость другу и врагу,
Тебя умилостивить не могу!
О, где ты, светлоликая луна?
На западе зачем ты не видна?
Из-за горы яви свой блеск зеркальный,
Ты посвети моей душе печальной.
Заржавел, как железо, мир во тьме,
Как грешница, любовь моя -- в тюрьме.
Украли сердце у меня, а вор
Исчез: таков разлуки приговор.
Влюбленных вновь соединить должна ты,
Пролей нам свет, веди нас, как вожатый.
И ты -- луна, и милый мой -- луна,
Без вас обоих жизнь моя темна...
О боже, сжалься над моей кручиной,
Двух лун яви мне облик двуединый.
Одной луны примета -- свет и ясность,
Другой луны примета -- блеск и властность.
Одна сияет с неба всей земле,
Другая -- на ристалище, в седле!"
Но вот луна явилась на закате.
Она грозна, как вождь полночной рати,
Она горит, как влаги беглый свет,
Она -- в руках у гурии браслет!
Ночная тьма, растаяв, поредела,
И ожили у Вис душа и тело.
Глядит -- Рамин заснул на свежем ложе
Среди цветов, сам на цветок похожий.
Фиалка и нарцисс -- под головою,
И сам он схож с фиалкою живою,
И амбра цветника, и ветерок, --
Луна и Вис в один явились срок.
Как слился с амброй ветерок ночной,
В одно слилась красавица с луной.
Рамин проснулся от сиянья Вис,
Открыл глаза -- увидел кипарис.
Вскочил, прижал он к сердцу стан любимый,
Стал гладить кудри, пламенем палимый.
Не амбра ли в ее кудрях живет?
А на его губах -- душистый мед!
Слились их губы, как волна с волною,
Две юных жизни сделались одною.
Соединились, как душа с душой,
Парча с единоцветною парчой.
Вино слилось, ты скажешь, с молоком,
А гиацинт -- с гранатовым цветком. "
Была их страстью ночь озарена,
Скажи: воскресла на земле весна!
В честь их любви слагали песни птицы,
Их ликованью не было границы.
Казалось, поднял кубок свой тюльпан:
От счастья двух влюбленных был он пьян.
Цветы впервые страстью загорелись,
Заимствовали у влюбленных прелесть,
Поняв впервые таинства любви,
Друг другу отдали сердца свои.
Но время ласк любовных не выносит,
Посев любви серпом суровым косит.
Взошла заря -- и стал приютом слез
Дворцовый сад, где было столько роз!
Взгляни, каков сей злобный мир без маски!
Зачем же от него ты жаждешь ласки?
Не знает он любви, добра, стыда,
И жалость к страждущим ему чужда!
Мубад замечает отсутствие Рамина, в нем вспыхивает ревность. Он
едет в город, во дворец. Кормилица, ничего не знавшая о поступке
Как вору, за спиной, умножив муки,
Ее хрустальные связал он руки,
Стал плетью бить, безжалостный, как в сече,
Рассек ей грудь, и голову, и плечи.
Расколотым гранатом стало тело,
А кровь, как сок, струилась, пламенела.
Да, кровь сочилась, как вино бурля,
Из тела, как из кубка-хрусталя.
Все тело в пятнах, -- мнилось: из глубин
То возникал янтарь, а то -- рубин.
Изранено, оно горело, ныло,
И кровь текла из ран струею Нила, --
Из красных, желтых и лиловых ран.
То скажешь: слился с камфарой шафран!
За то, что мамка помогла Рамину,
Он изувечил ей лицо и спину,
Старуху плетью он избил жестоко,
Чтоб наконец сошла с пути порока.
Их, полумертвых, царь покинул в злобе.
В крови, как в розах, утопали обе.
Иль яхонты зажглись на серебре?
Иль мальвы запылали на заре?
К ним снова ль жизнь, к несчастным, возвратится?
Иль завтрашнего дня темна страница?
Велел обеих бросить в подземелье:
Их гибель принесла б царю веселье!
Когда страдалиц он в темнице спрятал,
Дверь накрепко закрыл и запечатал.
От службы Зарда отстранил сурово,
Назначил стражем крепости другого.
Затем вернулся в Мерв в конце недели.
Душа и сердце у царя болели.
Но злоба в нем с раскаяньем смешалась,
Шло время, -- и в душе проснулась жалость:
"Моя душа растаяла, как дым,
Как бы простился с миром я земным.
Зачем обрушил месть и гнев палящий
На ту, что жизни мне милей и слаще?
Хотя я царь царей, -- мой гнев, мой срам
Доставят наслажденье лишь врагам.
Я слишком строго поступил с женой,
Из-за которой стражду, как больной.
О сердце глупое, ответ мне дай, --
Зачем же сам я сжег свой урожай?
Сегодня завтрашнего дня не видишь,
Когда любимую ты ненавидишь!
Творя сегодня зло, пойми сначала,
Что завтра от его умрешь ты жала.
Ты страсть свою не подавляй, влюбленный,
Не то погибнешь, ею опаленный.
Когда в любви ты хочешь быть счастливым,
Мягкосердечным стань и терпеливым.
Без милой ты не проживешь и дня,
Зачем же злобен с ней, любовь гоня?
Подруги наши и грешны и хрупки, --
Всегда прощай возлюбленной проступки!"
Вернулся шах из крепости в столицу,
Но не привез с собою чаровницу.
В крови, в слезах, с взволнованною речью,
Шахру к владыке бросилась навстречу:
"О дочь моя, душа моя, давно ли
Ты мне была -- как снадобье от боли?
Зачем с Мубадом нет тебя теперь?
Что сделал он с тобою, этот зверь?
Из-за него, жестокого, дурного,
Какое горе ты познала снова?"
Затем царю сказала: "Повинись, --
Зачем не прибыл ты с прекрасной Вис?
Зачем у мира отнял ты весну?
Зачем у неба отнял ты луну?
Прекрасно было с ней твое жилье, --
Оно пустыней стало без нее!
В твоем дворце мы света не найдем,
Нет больше гурии в раю твоем!
Верни мне дочь, не то в твоем краю
Из глаз потоки крови я пролью!
Я буду так стенать, что даже скалы
Со мною стон поднимут небывалый.
Я буду так рыдать, что мир заплачет,
Свою вражду к тебе он обозначит.
Сейчас же покажи мне дочь живую,
Не то поймешь, что царствовал впустую,
Что жалок и ничтожен твой удел,
Что цепи на себя ты сам надел".
Когда заплакала Шахру седая,
Заплакал и Мубад, сказал, рыдая:
"Плачь иль не плачь, -- ничем нельзя помочь.
Теперь мне все равно, -- что день, что ночь.
Я сделал то, чего не делал прежде:
Конец моей любви, твоей надежде!
О, если б ты узрела дивный лик!
Китайский твой кумир в земле поник!
Он вырван с корнем, стройный кипарис, --
Лежит в крови и прахе наша Вис!
Ее оплакивают красота
И молодость земли, что так чиста!
В запекшейся крови ее ланиты,
А цепи-косы ржавчиной покрыты!"
Как тонкий ствол, упавший на ветру,
На землю повалилась вдруг Шахру.
Земля под ней от крови стала краше,
А весь чертог -- подобным красной чаше.
Стрела тоски сумела в грудь вонзиться,
Чтоб извивалась, как змея, царица:
"Зачем, судьба, меня ты покарала?
Ты жемчуг мой единственный украла!
Как видно, ты -- большой знаток жемчужин,
Когда тебе подобный жемчуг нужен!
Ужель, как я, жемчужине ты рада?
Так в землю зарывать ее не надо!
Иль ты, увидев кипарис подобный,
Его пересадила в сад загробный?
Зачем ты в прах повергла древо рая,
Зачем свалила ствол, плоды срывая?
Вновь может ли созреть опавший лист?
Умерший мускус будет ли душист?
Земля, ты многих, многих поглотила,
Но в первый раз похитила светило!
Людей в свою ты ввергла глубину,
А ныне поглотила ты луну.
Ты серебро чернишь -- и ныне тело
Серебряное чернотой одела.
Моя жемчужина зарыта в прах, --
И ясный день померк в моих глазах.
Зачем вы, кипарисы, разрослись, --
Ведь вырван в Мерве лучший кипарис!
Луна, теперь начнешь тусклей светиться:
Мою луну упрятала темница!
Я знаю, почему все звезды в сборе:
Явились, чтоб мое увидеть горе!
О кипарис! О мускус! О кумир!
О солнце, озаряющее мир!
Ты разгоняла мглу красой своею,
А чем я горе по тебе развею?
Где путь найду я к правому суду?
Где светлое возмездие найду?
Убив тебя, весь мир убил злодей, --
И нет меня среди живых людей!
Врачи из Рума, Хинда, из Ирана!
О неужель моя смертельна рана?
О дочь моя, здесь, в этом мире, ты
Достойной не нашла себе четы;
Быть может, мир загробный озаряя,
Найдешь чету другую в кущах рая?
Ты умерла, раздавлена судьбой, --
Мои надежды умерли с тобой.
Кто сможет в жемчугах твоих блистать?
Твоею тенью кто достоин стать?
Кому отдам венцы, браслеты, шали, --
Те, что тебя недавно украшали?
Кто, осмелев, доставит весть Виру,
Что смерть похитила его сестру?
О Вис, куда ушла ты? Отзовись!
Доколе мне взывать: "О Вис! О Вис!"
Ушла, -- померкли солнце и луна:
Их жизнь была в тебе заключена.
Луна убита в крепости, -- отныне
Пусть месяц в небе светит той твердыне.
Луна убита, спрятана в могиле, --
Мою судьбу там злобно ослепили.
Лишь дивам Ишкафти Диван по нраву:
Их радостную слышу я ораву, --
Ведь знают: будет Вис отомщена,
Начнется смертоносная война.
Но если даже кровь моих врагов
Вдруг хлынет, как Джейхун, из берегов,
Мне не заменит кровь богатырей
И каплю крови дочери моей!
О Мерв, о хорасанская столица,
Не думай, что возмездье не свершится!
Вода текла с горы до сей поры, --
Кровь потечет теперь с твоей горы!
Пусть на тебя и горе и беду
Обрушат реки в нынешнем году!
Пусть, больше чем в лесу дерев зеленых,
Увидишь пеших воинов и конных!
Не будет счастлив грешник, царь державы,
Пока не смоет грех поток кровавый.
Восток и Запад опояшут чресла,
Чтоб имя Вис в огне войны воскресло!
Нагрянут всадники со всех сторон,
И в прах, о Мерв, ты будешь превращен.
Мубадом дочь моя умерщвлена, --
Из-за царя разрушится страна!
Легко вздохнули тополя, платаны:
Поникла Вис, мой тополь тонкостанный!
Ее, чьи косы больше не струятся,
Ни амбра и ни мускус не боятся!
Нельзя ее устами насладиться, --
И сахар начал сладостью гордиться!
Вновь прелесть розы сделалась великой,
С тех пор как нет в живых розоволикой!
Без зависти пусть светит солнце дня:
Не стало солнцеликой у меня.
Пусть, не смущаясь, расцветут цветы:
Не стало в мире свежей красоты.
С кем состязаться будешь ты, весна?
Твоя соперница погребена!
О где ты, Вис, -- престол, венец Турана?
О где ты, Вис, -- мечта сердец Ирана?
О где ты, Хорасана яркий цвет?
О где ты, Кухистана горный свет?
О где ты, чтоб цари могли плениться?
О где ты, женской прелести царица?
О где ты, сладкогласная луна?
О где ты, среброгрудая волна?
О где ты, бедной матери мечтанье?
О где ты, первой зорьки трепетанье?
О где ты, солнце радости земной?
Зачем не хочешь встретиться со мной?
Где я найду тебя, мою звезду, --
В покоях, на айване иль в саду?
Когда сидела ты в моем чертоге,
То розы возникали на пороге.
Когда ты восседала в цветнике,
Луна, стыдясь, скрывалась в тайнике.
Когда ты появлялась на айване,
Бежал Сатурн, чтоб спрятаться в тумане.
О где ты? Вижу розу поутру
И думаю: от раны я умру.
О где ты? Вижу я цветок на поле
И думаю: увяну я от боли.
О где ты? Лишь на небо я взгляну, --
Хочу я со змеей сравнить луну!
Как жить мне, чаровница, без тебя?
Кровь из очей струится без тебя!
Ты умерла, тяжка моя утрата, --
Мне, старой, поделом, я виновата!
Когда б узнали горы эту быль,
Они б от боли превратились в пыль,
А если бы о ней узнали реки,
Они тотчас бы высохли навеки!
Зачем на старости я родила?
Зачем я дочь убийце отдала?
Зачем дитя я обрекла на муки,
Вручила диву мерзостному в руки?
Отныне плакать буду я навзрыд
У крепости, где дочь в крови лежит.
Хочу отныне выплакать всю душу,
Слезами крепость дивов я разрушу.
Зачем в стенах бесовского жилья
В плену томилась гурия моя?
Пойду и с той вершины брошусь в бездну,
Я стану счастлива, когда исчезну.
Разлуку не смогу я превозмочь,
К чему мне жизнь, когда погибла дочь?
Пойду, взберусь на гору, брошусь вниз,
Пускай мой прах смешают с прахом Вис,
Но пусть огонь поднимется из праха,
Но пусть дотла сожжет он шаханшаха.
Не быть тому, чтоб кости Вис истлели,
А шах с другою нежился в постели!
Не быть тому, чтоб Вис легла в пыли,
А шах вдыхал душистый хмель земли!
Пойду, посею в мире смуты семя,
И поделюсь я тайною со всеми.
Скажу я ветру: "Вспомни, как украдкой
С кудрями Вис играл ты, с каждой прядкой.
Ты запах похищал ее душистый,
Поэтому помочь не откажись ты:
Я отомщу, а ты мне помоги,
Да гибель обретут ее враги!"
Скажу луне, царице всех красавиц:
"Ты втайне к Вис испытывала зависть.
Во имя этой прелести земной,
Что величалась, как и ты, луной,
Луна, ты мне обязана помочь,
Когда злодею буду мстить за дочь".
Скажу я солнцу: "Светишь ты со славой,
Так помоги мне, солнце, в мести правой!
Не ты ли сходно было с ней лицом, --
Иль было ты для Вис моей венцом?
Как дочь моя, светло ты и прекрасно, --
Так пусть не будет речь моя напрасна:
В стране ее друзей гори светлей
И мглой страну ее врагов залей!"
Я облаку скажу: "Как Вис когда-то,
Не ты ли влажным жемчугом богато?
Не ты ли нам, плывя и ввысь и вдаль,
Напоминаешь рук ее хрусталь?
Она была щедра, как облака,
Как молния, блестяща и ярка, --
Пусть гибнут от тебя ее враги:
Потопом хлынь и молнией сожги!"
Главу осыплю прахом наконец,
Отправлюсь к богу и скажу: "Творец!
Ты правый судия, -- к чему ж пощада?
Ты почему не покарал Мубада?
Царем вселенной сделал ты злодея,
Он сеет смерть, на троне свирепея.
Ты -- на небе, он -- правит на земле,
Весь мир в своем он уничтожит зле.
Он рассечет, как меч, твои даренья,
Он истребит, как волк, твои творенья!
За кровь мою взыщи с него, творец!
Пусть без него останется дворец!
Огнем, которым я горю в пыли,
И плоть и дух его испепели!"
От этих слов Мубад почуял страх,
К тому же и Виру боялся шах.
Сказал он: "Да, я действовал жестоко,
А ты дороже мне зеницы ока!
Ты мне сестра, Виру мне ближе друга,
А Вис -- моя хозяйка и супруга.
Она -- мой свет, отрада и лекарство,
Милей мне жизни, и казны, и царства!
Она меня не любит, -- я терплю,
Еще сильней, неверную, люблю.
Со мной жилось ей сладко, но упрямо
Она меня пятнала грязью срама.
Я правду от тебя скрывал, поверь,
Да и неправду я сказал теперь.
Да мог ли я и в ярости моей
Убить жену, что жизни мне милей?
А если жизнь в плену у ней мрачна,
Так пусть умру я раньше, чем она.
Хоть полон я печали нестерпимой,
Лишь радости желаю ей, любимой!
Не плачь, о ранах дочери скорбя,
Руками по лицу не бей себя.
Я так же, как и ты, скорблю, царица, --
Могу ли с этой скорбью примириться?
За Вис отправлю в крепость я слугу:
Терпеть ее мученья не могу!
Не знаю, что сулит мне наш союз...
Не знаю? Нет, я знаю -- и боюсь:
Еще снести мне много бедствий надо,
Еще придется много выпить яда.
Пока со мною будет Вис, -- повсюду
Я жертвой козней, лжи, измен пребуду.
Пока в моем дворце она -- царица,
Мне предстоит страдать, гореть, томиться.
Она меня еще не раз обманет,
Еще не раз изменою изранит.
Но на себя смотрю я, как чужой.
Уж я не властен над своей душой.
Что мне венец в сиянье торжества?
Я -- как онагр, дрожащий в лапах льва!
Я не познаю светлой благодати,
Уже не стану я отцом дитяти.
Тому, что жизнь мне в тягость, не дивись:
Увы, не принесла мне счастья Вис!"
Затем он Зарду строгий дал наказ:
"Как ветер, в крепость полети сейчас.
Возьми с собою меченосцев двести,
Вернись ко мне с моей женою вместе!"
Зард через месяц со своим отрядом,
С прекрасной Вис предстал перед Мубадом:
Как в путах лань, явилась, обнаружа
На теле раны от побоев мужа...
Рамин в тоске, в мучениях, в истоме
Весь месяц прятался у Зарда в доме.
Зард умолял весь месяц властелина,
Чтоб тот простил, помиловал Рамина.
На радостях властитель царства снова
Помиловал Рамина молодого,
Див злобы снова спрятал черный лик
И благосклонности расцвел цветник,
Вновь засияла пред царем страны
Краса его владычицы-луны,
И снова жизнь Мубада стала сладкой, --
Как сокол, любовался куропаткой,
И сокол щедрости взлетел опять,
Чтоб куропатку радости поймать.
Вновь на пиру воители воссели,
Настало время празднеств и веселий.
Вновь на земле -- душистая весна,
Настало время кубков и вина.
Повеял ветерок отрадной доли,
Все позабыли о недавней боли...
Весь мир, все муки, радости твои
В конце концов умрут в небытии.
Цени же счастье наших кратких дней,
От счастья жизнь становится длинней.
Поскольку перед всеми нами -- бездна,
Скажи, кому печаль твоя полезна?
Был понедельник. Ночь сверкала звездно.
Шах из Гургана воротился поздно.
Он приказал закрыть проходы, двери,
Железом оковать, боясь потери,
Надеть замки из индустанской стали --
Румийские ключи к ним подобрали, --
Заделать окна, чтоб любой просвет
Железною решеткой был одет.
Так заперт был властителя чертог,
Что не проник туда б и ветерок.
Когда Мубад замкнул врата литые,
Печати наложил он золотые.
Ключи кормилице вручил он ловкой,
Сказал: "Ты хитрой родилась бесовкой!
Страдал я от твоих коварств и лжи, --
Хотя б разок мне честно послужи!
Я уезжаю. Мы врата замкнули.
Пребуду больше месяца в Забуле.
Храни дворец в ночи и поутру.
Замки я запер, -- я и отопру!
Возьми ключи и клятву дай сейчас.
Исполни клятву хоть на этот раз!
Сама-то понимаешь ты прекрасно,
Что клятвопреступление -- ужасно.
Сегодня испытать тебя хочу,
Но за добро добром я заплачу.
Я знаю: попаду в беду опять,
Стремясь испытанную испытать,
Но потому избрал тебя, такую,
Что мудрость мне пришлось узнать людскую:
"Свои богатства поручи ты вору, --
И в нем найдешь надежную опору".
Так наставлял он мамку без конца,
Затем ключи вручил ей от дворца.
В счастливый, светлый день, по воле бога,
Он выехал из царского чертога.
За городом, на травах у горы,
Он на день приказал разбить шатры.
Он вспомнил Вис, тоску свою и страсть,
И горькой шаху показалась власть.
Рамин при шахе был, но вечерком
Вернулся в город от него тайком.
Стал шах допытываться: где Рамин?
Хотел он с ним распить вина кувшин.
Ответили: "Он в Мерв коня направил", --
И понял шах, что с ним Рамин лукавил:
К любовнице своей, неблагородный,
Помчался он, покинув стан походный!..
И впрямь вступил Рамин в дворцовый сад.
Увидел: на вратах замки висят.
Он посмотрел с тоскою на ограду
И вспомнил Вис -- мученье и отраду.
В душе его проснулась боль живая.
Воскликнул он, волнуясь и пылая:
"Нас разлучили. Правя торжество,
Ревнивец-враг добился своего.
Мне с крыши покажись, не то разлуки
Железные меня задушат руки.
Представь себе, мое увидев горе,
Что эта ночь огромна, словно море.
Я в нем тону, исчезли берега,
Из слез моих родятся жемчуга.
Хотя в саду блуждаю среди роз,
Я гибну, я тону в пучине слез.
Я розы оросил водой из глаз,
Нет, кровь моя на лепестках зажглась!
Что пользы мне от слез в ночном тумане,
Когда моих не слышишь ты стенаний!
Из сердца вздох исторгну я, который
Сожжет дворец и все его затворы!
Но как же я дворец огню предам,
Когда моя возлюбленная -- там?
Едва огонь ее коснется платья, --
Он сердце мне зажжет, начну пылать я!
Из глаз ее как бы исходят стрелы, --
Я падаю, пронзенный, помертвелый.
Смотрю -- натянут лук ее бровей...
Красой своей срази меня скорей!
Хоть я с тобою разлучен судьбою,
Моя мечта останется с тобою, --
Мечта, которая когтит мне грудь,
То не дает вздохнуть, а то -- заснуть.
Но без тебя к чему мне сон в постели?
Но без тебя вся жизнь моя -- без цели!"
И долго он стонал, вкусив отравы,
Слезами оросив цветы и травы,
И вот среди нарциссов, лилий, роз
Внезапно сладкий сон его унес:
Дождь прекратился, падать уставая, --
В глазах иссякла туча дождевая.
В саду -- о нет, в аду! -- нашло покой
То сердце, что изранено тоской:
Для сердца был целебен сад зеленый,
Дыханием любимой напоенный.
Так, обезумев, он лежал в саду,
А Вис металась в доме, как в бреду.
В огне ее волшебная краса,
Из глаз-нарциссов падала роса.
"Он близко!" -- сердцем поняла влюбленным:
Ее ожгло железом раскаленным!
К кормилице, рыдая, обратилась:
"О помоги мне, мамка, сделай милость!
С меня сними оковы -- и с ворот,
На сумрак мой пусть солнце свет прольет!
Как эта ночь, темна моя судьба.
Он здесь, любимый мой, но я слаба:
Ворота на замке, одеты сталью,
Он здесь, но он как бы за дальней далью!
Ах, лучше б разделяли нас просторы,
Чем эти цепи, стены и затворы!
Молю, меня от боли излечи,
Раскрой затворы, -- принеси ключи!
Ты посмотри, как жребий мой жесток.
Навесили на сердце мне замок.
Но мне затворов и замков довольно!
Иль я не вправе жить свободно, вольно?
Изранена, -- пылаю новой раной
С тех пор, как жить должна я под охраной.
Мой дух связал мой друг сладкоголосый,
Когда мои перебирал он косы.
В мои глаза как бы вонзил он стрелы,
Когда ушел -- красивый, сильный, смелый.
Смотри, я в путах мускусных любви,
Смотри, от стрел глаза мои в крови!"
А та -- в ответ: "Я не склонюсь к обману,
Хитрить, лукавить я теперь не стану.
Меня увещевал великий шах,
Его слова звенят в моих ушах.
Посмею ли раскрыть его затворы?
Мне страшен гнев его -- ужасный, скорый!
Будь у меня и тысячная рать,
С Мубадом не смогла б я совладать!
К тому же клятву я дала владыке,
А клятвопреступленье -- грех великий.
Стремись ты во сто крат сильней к Рамину,
Я сети козней все же не раскину.
К тому же шах -- здесь рядом до поры:
Вблизи от города разбил шатры.
Мубад испытывает нас, быть может,
А испытав, придет и гнев умножит.
Я думаю, -- он долго ждать не станет,
Сегодня же он в полночь к нам нагрянет.
Не будем делать ничего дурного:
Дурным воздаст он за дурное снова.
От мудрецов пословица пришла:
"Одно лишь зло произрастет от зла".
Вис отвернулась, гневаясь: для слуха
Противно то, что молвила старуха!
Сказала мамка: "Свет моей души,
Сегодня перед шахом не греши.
Перетерпи одну хотя бы ночь,
А там рассудим, как тебе помочь.
Сегодня ночью я боюсь Мубада.
Пойми, его остерегаться надо.
Как я велю, сегодня поступи:
Бес искушает? Беса ослепи!"
Кормилица ушла, а Вис осталась,
В слезах, в смятенье по дворцу металась.
Но где просвет иль маленькая щель?
Как ей на крышу вырваться отсель?
В нее любви вселилась лихорадка,
Но озарила вдруг ее догадка.
От крыши до земли, из прочной ткани,
Висел широкий полог на айване.
Веревка крепкая спускалась вниз, --
Нашла лекарство от недуга Вис.
Она разулась и, как сокол ловкий,
Не поднялась -- взлетела по веревке.
На крышу взобралась, дрожа от счастья,
А вихрь с нее сорвал венец, запястья.
Жемчужины рассыпались, блистая,
Сама -- простоволосая, босая,
Сама -- любовь от головы до ног,
Но без колец, браслетов и серег.
По крыше устремилась, точно птица.
Задумалась: а как же в сад спуститься?
Вот привязала к крыше покрывало,
На землю по нему спускаться стала.
Разорвалось -- ведь внове то занятье! --
За острый камень зацепившись, платье.
У Вис побились ноги от прыжка,
Хотя земля в саду была мягка.
Разорваны и пояс, и рубаха,
И шаровары у супруги шаха.
Не украшенья, а кровоподтеки
Являл ее прелестный стан высокий.
Она искала милого, блуждая
По саду, -- обнаженная, босая.
Из ног, из глаз ручьями кровь текла,
Ее судьбу, скажи, сокрыла мгла!
"Найду ль цветок пленительный в саду?
Как я весну желанную найду?
Какая польза от моих стараний?
Найду ли солнце я в ночном тумане?
О вихрь ночной, внемли моей любви,
Хотя б на миг отраду мне яви.
О, если ты с безумьем страсти дружишь,
То и ко мне ты жалость обнаружишь!
Ведь ноги неустанные твои --
Не как мои, бессильные, в крови!
Тебе ль страшны далекие дороги?
Тебе ль бояться, что устанут ноги?
Найди мне два нарциссовых цветка,
Один из них -- живой, в глазах -- тоска.
Найди его: он дорог мне и мил,
Как и меня, он многих соблазнил,
Со многих покрывала он совлек,
Для многих сделал сладостным порок.
Он тысячи увел небрежным взором,
Испепелил и бросил их с позором.
Смотри, что сделала со мною страсть.
Я в ужасе готова жизнь проклясть!
Нет мне покоя после ста несчастий,
А сердце разрывается на части.
Спеши к тому, с чьим обликом слита,
Кому четою стала красота.
Ты мускус друга на меня навей,
А друга амброй умасти моей.
Скажи ему: "Расцветший сад весенний,
Достоин ты отрад и наслаждений!"
Скажи: "О солнце, светишь ты светло,
Всех в мире красотой ты превзошло!"
Скажи: "Зачем твой голос всюду слышу
И ночью поднимаюсь я на крышу?
Меня ласкал ты, верность не храня,
Лишь кратким счастьем ты дарил меня.
Одни лишь муки в мире я терплю,
Весь мир заснул, и только я не сплю.
Но если человек я, как другие,
Зачем мне чужды радости людские?
С людьми, в безумье, порвала я связь:
Быть может, я безумной родилась?
"Приди!" -- ты умолял меня, скорбя.
Вот я пришла, но где ты? Нет тебя!
Кого же ты, возлюбленный, боишься?
Зачем же от моей тоски таишься?
Ты не придешь? Зачем же я пришла?
Чтоб в этот час впилась в меня стрела?
Луна покажется мне западней,
Взамен тебя представ передо мной!
Что мускус мне взамен твоих кудрей?
Он пыли мне покажется грязней!
Мне вместо сладких губ твоих вино --
Как зелье, что отравою полно.
Не в мускусе -- в тебе моя отрада,
Не в сахаре -- в тебе моя услада.
Мне стало от кудрей твоих больнее, --
Они меня ужалили, как змеи.
Мне словно опиум -- твои уста,
Как солнца лик -- твоя мне красота.
Несчастная судьба, с каким наказом
Явилась ты и унесла мой разум?
Внушая жалость другу и врагу,
Тебя умилостивить не могу!
О, где ты, светлоликая луна?
На западе зачем ты не видна?
Из-за горы яви свой блеск зеркальный,
Ты посвети моей душе печальной.
Заржавел, как железо, мир во тьме,
Как грешница, любовь моя -- в тюрьме.
Украли сердце у меня, а вор
Исчез: таков разлуки приговор.
Влюбленных вновь соединить должна ты,
Пролей нам свет, веди нас, как вожатый.
И ты -- луна, и милый мой -- луна,
Без вас обоих жизнь моя темна...
О боже, сжалься над моей кручиной,
Двух лун яви мне облик двуединый.
Одной луны примета -- свет и ясность,
Другой луны примета -- блеск и властность.
Одна сияет с неба всей земле,
Другая -- на ристалище, в седле!"
Но вот луна явилась на закате.
Она грозна, как вождь полночной рати,
Она горит, как влаги беглый свет,
Она -- в руках у гурии браслет!
Ночная тьма, растаяв, поредела,
И ожили у Вис душа и тело.
Глядит -- Рамин заснул на свежем ложе
Среди цветов, сам на цветок похожий.
Фиалка и нарцисс -- под головою,
И сам он схож с фиалкою живою,
И амбра цветника, и ветерок, --
Луна и Вис в один явились срок.
Как слился с амброй ветерок ночной,
В одно слилась красавица с луной.
Рамин проснулся от сиянья Вис,
Открыл глаза -- увидел кипарис.
Вскочил, прижал он к сердцу стан любимый,
Стал гладить кудри, пламенем палимый.
Не амбра ли в ее кудрях живет?
А на его губах -- душистый мед!
Слились их губы, как волна с волною,
Две юных жизни сделались одною.
Соединились, как душа с душой,
Парча с единоцветною парчой.
Вино слилось, ты скажешь, с молоком,
А гиацинт -- с гранатовым цветком. "
Была их страстью ночь озарена,
Скажи: воскресла на земле весна!
В честь их любви слагали песни птицы,
Их ликованью не было границы.
Казалось, поднял кубок свой тюльпан:
От счастья двух влюбленных был он пьян.
Цветы впервые страстью загорелись,
Заимствовали у влюбленных прелесть,
Поняв впервые таинства любви,
Друг другу отдали сердца свои.
Но время ласк любовных не выносит,
Посев любви серпом суровым косит.
Взошла заря -- и стал приютом слез
Дворцовый сад, где было столько роз!
Взгляни, каков сей злобный мир без маски!
Зачем же от него ты жаждешь ласки?
Не знает он любви, добра, стыда,
И жалость к страждущим ему чужда!
Мубад замечает отсутствие Рамина, в нем вспыхивает ревность. Он
едет в город, во дворец. Кормилица, ничего не знавшая о поступке