Гусев Валерий Борисович. Розыгрыш с летальным исходом

   — Признателен.
   — Мы свернем наше поселение, а вас оставим здесь.
   — Возражений нет. — Я сказал это так, чтобы Понизовский понял: его угрозы почему-то нас не тревожат. Вот почему только? Сейчас опять задумается…
   — Леша, — робко тронул меня за рукав Нильс. — Леша, вы просили меня помалкивать. В любом случае.
   Не отрывая глаз от Понизовского, я кивнул.
   — Даже, как бы… — тянул Нильс. — И в этом тоже?
   — В каком? — недовольно буркнул я, не оборачиваясь.
   — Мне кажется, Леша, что с той стороны скалы кто-то карабкается.
   — Где? — Я резко обернулся.
   — Да вот. — Он показал куда-то вниз.
   Слава богу, что вовремя!
   С тыла к нам подбирались вражьи пластуны.
   Трое ловких парней, забросив за спины автоматы, уже почти взобрались на скалу. Потные, торжествующие лица, громадные лапы, цепляющиеся за камни…
   — Налегай! — рявкнул я Нильсу.
   — На кого налегать? — без понятия дед.
   — Ну не на Маруську же! — Я изо всех сил уперся в пирамиду орехов. Она дрогнула.
   Нильс понял, бросился мне на помощь. Пирамида качнулась, еще качнулась. Еще! Еще! Я старался раскачивать ее в такт, увеличивая с каждым разом ее амплитуду.
   И она рухнула. Гора кокосов лавиной покатилась вниз. Натсы! Как в дурацкой рекламе.
   Стуча, гремя, орехи катились вниз, сметая все на своем пути. Собственно говоря, сметать-то там, кроме трех дураков, было нечего.
   И они (орехи) это сделали. Я глянул вслед лавине. В самом низу, у подножия скалы, с трудом барахтались в куче орехов отчаянные пластуны. Бороться с орехами их не учили.
   Ну вот, еще три больничных обеспечено.
   Я повернулся к Понизовскому и вежливо пообещал:
   — За это тоже ответишь. По понятиям.
   И мы гордо покинули стол переговоров.
   Некоторое время спустя, уже в Пеньках, старина Нильс, захлебываясь от воспоминаний, слишком уж приукрасил мои заслуги в этом эпизоде гражданской войны на острове Крыс.

СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ТАКТИКА

   Переговоры сорваны. Обе стороны остались при своих козырях. Но зато у нас в рукаве таился джокер.
   Семеныч правильно рассудил, что разыскивать нас не будут и открытый бой не навяжут. Будут брать измором.
   — Долго сопротивляться не станем, — рассуждал Семеныч. — Если мы сами сделаем первый шаг к сдаче, психологически это нам на руку. Главное, держать в секрете наличие яхты.
   С этим я тоже согласился, и мы выставили еще один пост — со стороны моря. Кто знает этих аборигенов. Сообразительностью они не отличаются, но и отсутствием любопытства не страдают.
   И мы оказались правы. Тем же днем, ближе к вечеру, со стороны Акульей лагуны показалась весельная лодка. Явно не с рыбаками. Мы подпустили ее ближе и, не раскрывая наших позиций, дали из-за камней настильную очередь. Она прошла так низко, что оба гребца, пригнув головы, быстро потабанили и скрылись там, откуда появились. И больше нас не беспокоили.
   …Потянулись часы, а затем и дни ожидания. Для нас они не были очень уж томительными. Компания подобралась славная, разнополая — скучно не было. Коммуналка такая, где на одной крохотной кухоньке собачились три хозяйки. Маруська настаивала на своем праве готовить для любимого танэ отдельные блюда — диетические, надо полагать. Без холестерина. Дина вообще пыталась улизнуть от готовки. Янка давала разгон и той и другой.
   Кормовую рубку мы уступили молодоженам. В кают-компании ночевали Дина с Янкой, а мы с Семенычем перебивались на свежем воздухе — в кокпите. Однако практически все вместе на борту мы не бывали — кто-то всегда нес неусыпный дозор.
   — Ну все, — сказал Семеныч. — Пора сдаваться. Ты все понял, Серый? Дело нужно довести до конца. Добить врага. Чтоб нам не мучиться. И потому — сдаемся. Покорно принимаем все условия. И главное — повторяю, — все должно быть натурально. Мы артисты или банщики? — как любит повторять один наш клиент.
   — Мы — крысоловы и волкодавы, — уточнил я. И мы сдались. Дали знать Понизовскому. Он ли ковал: еще бы, таких зубров завалил!
   Но торжество его сильно сдулось, когда Семеныч тоном приказания выдал:
   — Ты вот что, Серега, не резвись. Давай радиограмму, вызывай группу поддержки. Скликай своих сатрапов. Или как там у вас — подтанцовку, что ли?
   — А… А как же я их вызову? — немного свалял дурака Понизовский.
   — Не кривляйся, — оборвал Семеныч. — У тебя рация есть.
   Настал день, когда над островом разнесся судовой свисток. С гребня было хорошо видно, как в отдалении стал на якорь средних размеров катерок. Похожий на московский речной трамвайчик, но несомненно — более мореходный.
   От его борта оторвалась моторка и пристала к берегу. Из лодки вышел мужчина, одетый вполне цивильно — белый костюм и даже галстук.
   Его встретил Понизовский. Рядом с прибывшим джентльменом он смотрелся шутом гороховым. Они о чем-то оживленно переговорили, и мы поняли, что тянуть больше незачем.
   Семеныч дал нам указания.
   — Все должно быть натурально. Главная задача — это тебе, старина, вменяется, — втолковывал он Нильсу, — главная задача — затребовать и получить копии всех документов, которые ты будешь подписывать. Особливо тот листок, где будут указаны реквизиты и коды зарубежных банковских счетов. Но все — натурально. Играй старого дурачка.
   — У меня получится, — скромно признался Нильс. Он, наверное, имел в виду свои актерские способности.
   — Не сомневаюсь, — усмехнулся Семеныч. Он, наверное, имел в виду что-то другое.
   — Тебе, Серый, — продолжил Семеныч, — задание попроще — охрана миллиардера. Если что не так, разнеси к … эту лоханку. А мы с берега довершим побоище.
   Девчонки разобрали оружие и под командованием Семеныча скрытно передислоцировались в береговые заросли. Будут страховать. А если надо, и огнем поддержат.
   — Пошли, старина, — сказал я Нильсу, зафиксировав тайный знак о готовности из береговых кус тов. — Будем сдавать твои миллиарды.
   Мы спустились с горы и вышли на открытое место. Понизовский пошел нам навстречу с открытой улыбкой. Хорошо, не догадался руку протянуть. Во рту его торчала коричневая сигара.
   — Ну и зачем все эти трудности? — приветствовал он нас. — Проголодались? А где Яна Казимировна? Почему не с вами? Я соскучился.
   — Яна Казимировна сильно занята, — ответил я. — Тренируется. Учится скальпы снимать. Скоро понадобится.
   — Она просила вам передать, — вмешался вдруг Нильс, на секунду застеснялся, а потом вдруг выпалил: — Она просила передать вам… Дословно: «Пусть его сожрет Тупапау. И им покакает».
   Я чуть не упал.
   Интересно, Нильс это сам придумал или действительно Янка учудила?
   Понизовский весело рассмеялся.
   — Мне понятны ваши чувства. Однако — время, нас ждут. На катере прибыли все необходимые для совершения сделки официальные лица. Представители местной администрации, международного банка, адвокат, нотариус. Так что уж не подводите меня. И себя тоже.
   — Не подведем, — обещал я. — Мы умеем проигрывать. И удар хорошо держим.
   — Прошу вас. — Издевательски вежливый жест в сторону лодки.
   За мотором на ней сидел чем-то знакомый парень.
   — Ахунуи, — сказал я ему вместо приветствия, — где брат твой Ахупуи?
   Он поморщился, но не ответил. Не знал, наверное.
   Мы поднялись на борт катера, который нес гордое название «Флагман», прошли в кают-компанию. Здесь за полированным столом с разложенными бумагами сидели представительные люди. Французы в основном. Нас представили, мы представились. Понизовский, как оказалось, довольно бойко по френчу ботал.
   Представитель банка встал, выразил свое пожелание успешного сотрудничества и объяснил Нильсу его задачу. Даю здесь его речь в кратком изложении и в переводе Сереги.
   — Вы изъявили желание перевести принадлежащие вам вклады из российских банков в европейские. — Нильс при этих словах дернулся, будто хотел сказать, что никакого такого желания он не изъявлял. Или — наоборот. — Мы подготовили документы на три банка — в Берне, Мюнхене и Мадриде. Что вы предпочтете?
   Нильс не сплоховал, уроки Семеныча даром не проходят.
   — Если можно, я бы хотел распределить свои средства равными долями. Во все три банка.
   — Се бьен! Прекрасно! — Это даже я понял.
   — Есть маленькое затруднение. — Нильс призадумался — Серега насторожился. — Дело в том, что сумма некруглая, на три без остатка не делится.
   — Это не проблема, — улыбнулся представитель банка. — Туда побольше — сюда поменьше.
   Нильс кивнул.
   — Тогда, если позволите: в Мадрид — полтора, а в Берн и Мюнхен — по миллиарду. Мне испанцы с детства нравились. В этой стране ведь Дон Кихот родился…
   — Возможно, — улыбнулся банкир.
   — И еще одна просьба. — Это Нильс сказал очень твердо. — Мы оформляем наше соглашение в такой… экзотической обстановке… Я хотел бы иметь гарантии.
   — В каком смысле? — удивился банкир.
   — Я рассчитываю получить копии всех документов. Чтобы избежать впоследствии возможных недоразумений.
   — Это не вопрос. Сама процедура предполагает фиксировать сделки в трех экземплярах. Один из них ваш. Приступим?
   Приступили. Доверенности, закладные-накладные. Поручения. Авизо, платежки, сальдо-бульдо. Заработала машина.
   — Вот и все, — сказал представитель банка и, сложив в отдельный файл Нильсовы экземпляры, вручил их ему с улыбкой.
   Тут же, будто стоял за дверью, вошел стюард и, поставив на угловой столик поднос, быстренько раздал напитки.
   И тут к нам присоединился еще один участник события.
   — Виктор, — назвался он, поднимая стакан.
   Пальцы у него были толстые, черноволосые.
   А указательный вообще омерзительно выглядел — его туго перетягивало узенькое вросшее колечко. Видно, надел он его в далекой, не очень сытой молодости. Ну что ж, все меняется. Если раньше он сам не ел досыта, то теперь с успехом делает голодным целый народ.
   Виктор тоже поздравил всех нас с успехом предприятия и, подмигнув Понизовскому, весело произнес.
   — Все-таки артисты, а не банщики. Признаю.
   Мы еще дернули коньячку и засобирались домой.
   За вещичками. Нильс бережно прижимал к груди пластиковую папочку.
   — За полчаса соберетесь? — с ухмылкой спросил Понизовский.
   — А то! Нищему собраться — только подпоясаться.
   Мои слова были поддержаны общим смехом.
   Мы сошли на берег и направились в глубь острова. В дверях своего дворца стоял бывший великий вождь Мату-Ити и смотрел нам вслед. Его жены, наверное, дружно упаковывали велосипед.
   Семеныч с командой догнал нас в роще.
   — Порядок? Молодчина, Нильс! Хвалю!
   — Ну вот, — грустно пожаловался Нильс. — Я опять нищий. Как-то Машенька воспримет этот удар?
   Мы посидели под баньяном, покурили. Семеныч пустил по кругу свою незаменимую фляжку.
   — Слышь, Ильич, помнишь наш разговор на «Олигархе»? Когда мы с тобой чужим коньячком баловались.
   — Хороший был коньяк, — улыбнулся Нильс.
   — Это все, что ты запомнил?
   Нильс призадумался, вспоминая. Озарился счастливой улыбкой.
   — А! Еще тогда в каюту заглянул Сергей Иванович. Надо же — мне и в голову не могло прийти, что вскоре мы с ним окажемся бок о бок на борту «Чайки», вдали от родины.
   — Верным путем идете, товарищ, — подбодрил его Семеныч. — А что ты говорил про свой препарат? Припомни. Только не все, Ильич, а главное. Ты тогда еще о чем-то пожалел, сетовал как будто.
   — Каялся, да таки. Мол, на моем личном счету миллиарды загубленных крысиных душ… Постойте! Кажется, Сергей Иваныч в это время в каюту заглянул!
   — Верно, — усмехнулся Семеныч. — Только он про «крысиные души» не слыхал, я тебя в это время перебил, а он только миллиарды ухватил.
   Нильс хлопнул глазами.
   Да, слово изреченное есть ложь. Не всегда, конечно, но часто.
   — Пора, что ли? — не выдержала Яна. И рассмеялась во все свои прекрасные зубы. — А то еще не дождутся! Ауэ!
   Вернувшись на берег, мы застали ту самую картину, которую и рассчитывали застать.
   «Флагман» уже подбирался к горизонту. Ошеломленные островитяне столпились на берегу, смотрели вслед неумолимо, как надежда, исчезающему катеру. Некоторые были растеряны до того, что даже махали ему платочками. Однако не пели и не плясали.
   Но оказалась в этой ожидаемой картине и неожиданная деталь. На песке, обхватив голову руками, сидел, ритмично раскачиваясь, наш лоцман, толмач и предатель Понизовский. Казалось, он вот-вот завоет.
   Семеныч шагнул к нему и тронул за плечо. Понизовский поднял голову.
   — Тебя забыли? — спросил Семеныч с участием. — Соберись!
   — Меня кинули. На полтора миллиарда.
   — Гораздо меньше, успокойся.
   — Я напомнил ему: «Виктор, фифти-фифти». А он сунул мне под нос кукиш и сказал: «Вот тебе фифти!»
   — У него такой же фифти, — попытался пояснить Семеныч.
   — Как он меня кинул! Талантливо! Гениально просто!
   Семеныч — вот душа-человек — достал из кармана фляжку и сунул ее горлышко в горестно распахнутый рот Сереги.
   А еще говорил, что врага надо добивать. Да, впрочем, добил же…
   Мы на скорую руку произвели аресты, заточив остатки деморализованной охраны и боевиков в «па». Объявили амнистию лояльным аборигенам и устроили маленький праздник. Отвальную. На местном наречии: «праздник Стареющей Луны, изгоняющей крыс с острова».
   Этот праздник был совершенно нормальным. Вплоть до танцев. У кого-то нашелся кассетник, он нежно и мягко мурлыкал под баньяном, и нежные пары томно и плавно топтались, обнявшись, на песке. Под стареющей луной. И вечным баньяном.
   Время от времени мы пытались изловить к общему столу Понизовского, который катался по острову на велосипеде вождя, виляя меж стволами пальм и напевая сквозь зубы одну и ту же фразу: «Я не артист, а банщик». Время от времени его отлавливали, усаживали к столу, он выпивал, закусывал и все время тревожно озирался: где велосипед?
   Наш великий вождь Мату-Ити мгновенно напился, и его последними словами, когда он падал под стол, были: «Как же меня достали эти бабы!»
   Это была наша последняя ночь на острове Крыс. Который надоел нам безмерно. Хотя сама по себе ночь была хороша. Чуть поблескивали вспышки догорающего костра, потрескивали фитильки в светильниках. Налетела из темноты и тут же исчезла в темноте стайка летучих мышей. Совсем как у нас в Пеньках, только размером они поболе, примерно с нашу кошку. А крылья, как у Полинкиных кур.
   Бархатный мрак кругом. Незнакомые звезды в небе. Временно стареющая луна.
   — Нам пора, — сказал Семеныч, вставая. — А вы, девушки, не тревожьтесь. Днями придет за вами судно. Вернетесь домой.
   Слова эти были встречены молчанием. Только одна из девушек сказала из темноты:
   — А я бы на острове осталась. Раз уж этих козлов здесь нет.
   Дожили, называется…
   Понизовский, наконец-то, собрался, что-то понял:
   — Как же мы выберемся отсюда?
   — Мы? — безмерно удивилась Яна. — Ауэ, маа-маа! (Придурок, значит.) Мы-то на яхте уйдем. А вот ты — на велосипеде.
   — Я тоже хочу на яхте, — жалобно попросился Серега.
   Вот так всегда. Когда касается других людей — жестоки до беспредела, а как самого задело — беспредельно жалостливые.
   Утром мы вывели яхту из грота. Обошли остров, стали на якорь на том же месте, где когда-то бросили его, подходя к острову. Попрощаться стали.
   Аборигены, зайдя в воду по пояс, молча смотрели на нас.
   — Эй! — вдруг взвизгнула Амурея. — Шеф! А деньги?
   Понизовский нырнул в рубку.
   Мы подняли якорь, наша потрепанная «Чайка» расправила крылья и легла курсом на вест. Домой, стало быть.
   Через некоторое время Понизовский осмелел и выбрался на палубу. Янка с отвращением глянула на него.
   — Сделать вам коктейль, Яна Казимировна? — робко заикнулся Серега.
   — Как тебя только Эатуа терпит! Крысиное семя! Буа прослабленный.
   — Ну что уж вы так… Бизнес есть бизнес.
   — А люди? — вырвалось у Яны.
   — Да какие это люди, — вырвалось и у Сереги. — Все люди — бл…и!
   Янка вздохнула. Повернулась к Семенычу, который задумчиво сидел у руля.
   — Притормози-ка! Серый, ты меня понял?
   Еще бы не понять такую ваине. Да и у меня к нему предъява.
   Мы как раз шли мимо Камня покаяния. Я взял Серегу за руку, вывернул ее за спину и дал пинка в зад. Серега плюхнулся за борт, а когда вынырнул, яхта была уже недосягаема. Ему ничего не оставалось, как забраться на Камень.
   — Доверни чуток! — опять скомандовала Янка Семенычу и нырнула в рубку. Выскочила на палубу, размахнулась и что-то швырнула Сереге. Он подхватил. Это были валенки, вложенные один в другой.
   — Чтоб с голоду быстро не сдох! — крикнула ему Яна. — Не подавись только! Всем спасибо!
   Дина и Маша, раскрыв рты, с восхищением смотрели на Яну. Лишившись дара речи. Мне иногда вспоминается, что они так и промолчали до Индийского океана.
   Еще бы!
   Ауэ!
   На следующий день Семеныч привел яхту в какой-то порт. Забрал у Нильса документы и сошел на берег — мы долго его ждали, — вернулся, доложил:
   — Все, информацию слил. Едем дальше.
   «Дальше» оказалось не так уж далеко. Тоже на следующий день — еще один порт, покрупнее. А в этом порту был и аэропорт. Нас там ждали. Встретили какие-то чиновники в форме, заставили переодеться в приготовленное приличное платье и усадили в самолет.
   Семеныч помахал нам ручкой и вернулся на яхту — у него еще были кое-какие дела. Добить-то врага надо. Чтобы жить спокойно…

В ПЕНЬКАХ

   За окном — зима. Настоящая, не такая, как в тропиках, где зимою — лето.
   Янка, накинув на плечи старый тулуп, сидит на шаткой скамеечке возле печки и курит в приоткрытую дверцу. Глядя на мерцающие угли.
   — Вот, Серый, — говорит Яна, — старость уже за спиной, вот-вот нагрянет. А ты еще ничего не успел. Картину не написал, вершину не покорил, дерево не срубил…
   — Ты зато много дров наломала, — ворчу я.
   — Ну… когда это было… — лениво оправдывается Яна.
   Время от времени она достает из кармана тулупа красивую раковину, прикладывает ее к уху и, распахнув зачем-то до отказа глаза, слушает, как шумит далекий океан.
   Эту раковину ей подарила Машка-Марутеа, законная супруга Нильса Хольгерссона. Когда они расписывались и Нильс подводил ее к столу регистрации, среди присутствующих в зале пробежал взволнованный шепоток: «А жених-то где? Дедушка внучку привел, а жениха еще нет!»
   Но Машку все это не смутило. У нее оказались кое-какие сбережения, и она увезла Нильса к своей маме, на свою историческую родину. Как сейчас говорят, в Украину. Льва Борисыча они забрали с собой. Так что есть надежда, что в скором времени в Украине вовсе не останется крыс. Правда, у нас их станет больше.
   — Как родишь, — напутствовала Янка Нильса на проводах, — сразу телеграмму дай. Мы за вас бокалы поднимем.
   Семеныч еще не вернулся. Теперь он кого-то добивает во Франции.
   Понизовского подобрало судно, которое Интерпол прислал за девушками с острова Крыс. Когда они его обнаружили в трюме… Впрочем, об этом лучше не вспоминать.
   Как и о первом дне по возвращении в Пеньки. Не успели мы растопить печь, как заглянула к нам тетка Полинка. С подушкой. Я уж было подумал, не подселиться ли она к нам собралась?
   — Сплавали? — спросила Полинка так буднично, будто мы в соседнее село в магазин за водкой сбегали. — Вот и ладно. А я тебе, Янка, подушку набрала. Пух чистый, со своих курочек. Лешка-то их у меня брал прошлую зиму, а я перо для тебя оставляла.
   — Такой уж ты стрелок, — сказала Яна. — Белку — в глаз, тетерку — в ухо. — Помолчала. — А меня — так прямо в сердце.
   Полинка еще на крыльце топталась, а окна вдруг засияли светом фар. И в этом свете плясали белые хлопья снега. Янка прижалась лбом к стеклу, приложив ладони:
   — Семеныч приперся. Не сказочный принц, однако. Я не права? Сейчас врать начнет, как за ним по всему Парижу все французские ваины бегали.
   — Ауэ, Семеныч! — воскликнула она, когда тот, оттоптав на крыльце снег с ботинок, вошел в избу. — Ты надолго?
   — Как всегда, — ответил Семеныч и как-то странно взглянул на меня.
   Я все понял. Ауэ, крысоловы и волкодавы! Добивать надо…
   Уа мауру-уру вау! Всем спасибо!