Гусев Владимир. Укус технокрысы

   - Будет тебе такая бумажка! Будет, чем задницу прикрыть! - кричит вдруг Витек и бросает трубку, не дождавшись моего вежливого "до свидания".
   Я невозмутимо набираю номер еще раз и объясняю секретарю, что распоряжение, которое сейчас поручит состряпать Крепчалов, нужно отправить именно в виде телеграммы на главпочтамт Озерца, мне, до востребования, потому что контролируемая ГУКСом сеть "Невод" работает из рук вон плохо.
   Парррам, парррам, парррам...
   Что нужно сделать, чтобы и кайф поймать, и девственность сберечь? Как можно быстрее проникнуть в корпус семь, отключить генератор ужаса и вытащить то ли все еще тела, то ли уже трупы пострадавших. И только после этого мчаться в Москву. Могу я это сделать? Нет. Спасатели со спецснаряжением, с вертолетом - и то ничего не смогли сделать. А я ведь не герой, даже в кавычках, и вовсе не хочу занять место на койке рядом с этим, как его... Артемом .
   Я встаю и начинаю расхаживать по кабинету. Так что делать? Делать-то что?
   Так ничего и не решив, я возвращаюсь в уже надоевшую просторную комнату с видом на корпус номер семь.
   Глава 22
   Правильно говорят: если хочешь завалить какое-либо дело - создай комиссию. Полдня прошло, а они все еще слушают "свидетелей". Коренастый мужчина со свирепым выражением лица рассказывает - кто бы мог подумать? - о схеме запитки "Тригона". Основная ветка питания, резервная, система блокировки... Крупченко, главный энергетик института.
   - Минутку! - прерывает его председатель, переворачивает кассету в диктофоне и делает знак продолжать. Я подсаживаюсь к Грише.
   - Что-нибудь интересное было после кино?
   - Ага. Бутерброды давали, - говорит он, масляно блестя губами. Обжора несчастный. Я тоже не прочь перекусить, но - некогда.
   - Знаешь, насчет внебрачных связей "Тригона" ты не зря волновался, хитро улыбается Гриша. - Сколько с тобой работаю, шеф, столько удивляюсь твоей интуиции. Знаешь мало, но решения всегда принимаешь - самые те!
   - Это комплимент или наоборот?
   - Правда чистейшей воды. Тут до энергетика парнишка один выступал, из обслуги. Интересные идеи продавал. Вроде бы выяснилось, для чего нужны были эти телекамеры, сенсоры и прочая дребедень.
   - Мне это давно ясно. Очередной артегом.
   - А вот и не угадал! Теперь наш Петя замахнулся на такое... Проблема "артегом" по сравнению с этим - детская игрушка.
   Действительно он узнал что-то полезное, или - очередные "бутерброды"?
   - Ну? Вываливай! - не выдерживаю я.
   - Через пару кинут. Сейчас еще раз вчерашние распечатки "бредней" посмотрю - и расколюсь. Кстати, ты заметил? Оба артегома начали бредить как раз накануне аварии на "Тригоне", причем практически одновременно.
   - Причем здесь артегомы? - раздраженно спрашиваю я. - Тут ладей надо спасать, а ты... Нашел забаву...
   - Не сердись, Юпитер! - просит меня Гриша и начинает что-то выискивать в распечатках, шевеля губами и время от времени чуть слышно причмокивая. Мне не остается ничего другого, как слушать энергетика.
   - По несчастливому стечению обстоятельств паника началась как раз в тот момент, когда мы начали отключать компьютеры от силовой сети. Электрик, делавший это, так и не объяснил, почему он начал с основной ветки питания, а не с резервной. Видимо, из-за той же паники. Основную он вырубить успел, автоматически произошло переключение на резервную, что было потом электрик не помнит. Пришел в себя уже дома, плакал на груди у жены.
   - Какие меры были предприняты? - строго спрашивает Сапсанов.
   - Пытались разорвать аварийную нитку на подстанции, а потом через смотровой колодец. Сделать этого не удалось, почему - хлопцы не говорят, идти еще раз отказываются.
   - Идите сами, - доброжелательно улыбается Сапсанов, но под скулами его прокатываются желваки. Энергетик в ответ как-то по особому скалит зубы и становится похож на затравленного волка.
   - Я так и собирался сделать. Но мне командир спасателей запретил.
   - Отключите весь район.
   - Я смогу сделать это только через двое суток. Три детских садика, больница, школа - а за окном минус двадцать! Временный силовой кабель пробросят - тогда.
   Гриша кладет распечатки на стол перед собой, оглаживает бороду и вдруг решительно встает.
   - Ну что же, господа заседатели, полагаю, сообщение главного энергетика института не оставляет никаких сомнений в том, что наша с вами задача в конце концов свелась к стандартной. Я абсолютно уверен: после ее решения все встанет на свои места, и здесь, в Озерце, и в компьютерных сетях. Итак, "Тригон" должен...
   Гриша вдруг хватается за горло. Глаза его широко раскрываются, словно он видит не Сапсанова и Крупченко, а черта рогатого радам с вурдалаком. Стул падает. Гриша, перепрыгнув через стул, мчится к двери. Энергетик пытается задержать бегущего, но тщедушный Гриша сбивает его с ног. Сапсанов несколько секунд стоит неподвижно, недоумевая, потом хлопает себя по лбу, а еще через секунду начинает биться головой об стол.
   - Скорую! - кричит кто-то.
   Возле Сапсанова я оказываюсь первым. Обхватываю его сзади за плечо-шею, заваливаю, прижимаю голову к полу. Здоров, черт... Но и у меня есть еще порох в пороховницах.
   Из рассеченного лба Сапсанова сочится кровь. Гриша, которого все-таки перехватили у самых дверей, перестает биться и тихо постанывает. Взгляд его мутен, как у алкоголика после длительного запоя.
   Что он хотел сказать? Из всех нас это понял, кажется, только Сапсанов, Ишь, как его корежит. "Тригон" должен... - что?
   Я прикусываю язык и вскрикиваю от боли.
   - Главное - не думать о белой обезьяне! - кричит Мартьянов, удерживающий Сапсанова за руку.
   - О чем, о чем? - не понимаю я.
   - О белой обезьяне. Не думайте о ней - и все будет нормально, повторяет он, улыбаясь разбитыми губами. Видно, председатель успел ему заехать.
   - Повторяйте, все время повторяйте: "Не думать о белой обезьяне!" еще раз советует экстрасенс, и я послушно твержу про себя: "Не думать! Не думать о белой обезьяне! А то будешь вот так же корчиться на полу... Не думать!"
   Мало-помалу Сапсанов успокаивается. Я встаю, тщетно пытаюсь стряхнуть грязь с костюма. Галстук - словно крокодилом пожеванный.
   Входят санитары с носилками, забирают Сапсанова, потом Гришу.
   Что-то они слишком быстро. Ах да, перед корпусом семь "скорая" дежурит, безотлучно.
   В черной бороде Черенкова белели соринки, из прокушенной губы стекала капелька крови. В полузакрытых глазах - невыразимая мука. Какая истина открылась ему, но неизвестна пока мне? Что он хотел... Не думать! Не думать о белой обезьяне!
   - Что будем делать, господин Главный эксперт? - спрашивает меня конструктор "Мудреца". - Председателя увезли, заместитель исчез куда-то.
   Значит, сбежал. Кто хоть был замом-то? Не помню. Нас осталось пятеро. Конструктор, пожарный, экстрасенс, я и молодой молчаливый человек в строгом синем костюме. Тот самый хмурый хмырь из Управления.
   - Может быть, продолжим? - робко предлагает конструктор. Что-то ведь надо решать, как-то выходить из ситуации.
   - У вас есть конкретные предложения? - осведомляюсь я, безуспешно пытаясь оттереть рукав пиджака. Он то ли в мелу, то ли в известке. Словно мы с Сапсановым по потолку катались, а не по полу.
   - Пока нет. Но...
   - Вначале нужно позвонить в больницу и спросить, есть ли там еще места, - советует пожарный. - А потом уже выдвигать предложения.
   Смотри-ка... Не одни мы с экстрасенсом такие сообразительные.
   - Давайте соберемся завтра в десять утра, - соглашаюсь я. И, неожиданно для самого себя, добавляю: - "Тригон" должен...
   Пожарный закрывает ладонью рот. Почему-то свой, а не мой. Мартьянов - обеими руками - уши. Конструктор смотрит на меня с ужасом. Молодой человек по-прежнему непроницаем.
   - Работать бесперебойно, - заканчиваю я тягостно повисшую в воздухе фразу.
   Что я сказал? Это - я сказал? Почему - бесперебойно? Не думать о белой обезьяне, Впрочем, думать можно уже обо всем. Сейчас нахлынет волна ужаса - и... В больнице еще есть места?
   Пожарный отнимает ото рта ладонь. Губы его растягиваются в глупой улыбке. Мартьянов смотрит на меня с восхищением. Конструктор хмурится и бормочет:
   - И в самом деле... Это решает все вопросы. И делать ничего не надо...
   Хмуро-непроницаемый молодой человек, кажется, несколько удивлен, но по-прежнему молчит. А я... Мне хочется прыгать и петь от радости. Конструктор трясет мою руку:
   - До завтра! До скорой встречи!
   На лице его играет улыбка. Я трясу головой.
   А почему, собственно?
   Мир снова становится серым и унылым. Обшарпанные столы, случайные люди рядом. Тревожным красным маячком вспыхивает светодиод на крышке диктофона: кончилась пленка. Я сую его в карман. И последним выхожу из комнаты. Словно капитан с тонущего корабля.
   Глава 23
   В палату к Грише меня не пускают. Сильнейший нервный шок, в сознание не пришел - все, что мне удалось узнать. Спасатель Артем непрерывно бредит. Главврач обозвал его состояние "низкотемпературным бредом" и сказал, что это уникальный случай в медицинской практике. "Молнию" Воробьеву с приказом прекратить уродование узла "Кокос" я, опомнившись наконец, дал, но поговорить с ним по телефону не смог: нет связи. С Владивостоком есть, с Таймыром есть, а вот со столицей - увы! Не все спокойно в датском королевстве .
   Вернувшись в гостиницу, я, даже не переодевшись, ложусь поверх покрывала на кровать и с четверть часа лежу пластом, повторяя про себя: я спокоен... мое тело наполняется энергией... ну, и так далее. Душ, безвкусный ужин в гостиничном буфете... Возвратившись в номер, я достаю из чемодана кипятильничек и завариваю полстакана растворимого кофе. Усаживаюсь было в кресло, но тут же вскакиваю и разворачиваю его так, чтобы не видеть аккуратно застеленную Гришину постель. Потом достаю из кармана пиджака диктофон, включаю его и только после этого устраиваюсь поудобнее.
   "Тригон", как очевидно всем и каждому, должен работать бесперебойно. Но почему?
   И почему, когда задашь себе этот вопрос, настроение сразу портится, почему?
   - Таким образом, господа, наиболее вероятная версия, - говорит некто знакомым голосом, - сколь бы невероятной она ни казалась - это НЛО. Только эта версия хорошо коррелирует с многочисленными свидетельствами о так называемом "поле ужаса", часто сопровождающим появление летающих тарелок. И господин Мартьянов достаточно убедительно и однозначно утверждает то же самое...
   Скорее всего, это конструктор "Мудреца". С НЛО взятки гладки, с него при таком раскладе - тоже.
   Я нажимаю на клавишу "перемотка". В летающие тарелки я не поверю, пока меня самого хоть раз не покатают на них зеленые человечки.
   - ... А если полушарий - три? И столько же глаз, ушей...
   Стоп. Где-то я это уже слышал. От кого и когда? Потом, потом... Сейчас найду начало этого "выступления"...
   -... Один из ближайших сотрудников Петра Пеночкина.
   - Это не совсем так. Во все детали замысла Петр Васильевич меня не посвящал. Я даже не уверен, пытался он реализовать именно эту идею или какую-то иную. Но, судя по телекамерам и некоторым другим признакам...
   - У нас мало времени. Изложите, пожалуйста, идею.
   - Пожалуйста. У человека, как и у большинства живых существ, населяющих землю, есть два глаза, два уха, две ноздри...
   - Но только один фаллос. Несправедливо!
   - Тише, тише! Дайте человеку сказать!
   -...что позволяет ему ориентироваться в трехмерном пространстве. Причем если "влево-вправо", "длиннее-короче" мозг различает быстро и довольно точно, то "дальше-ближе", "мельче-глубже" - лишь после длительного обучения и все равно с ошибками. Природа экономна: поскольку для выживания большинства видов достаточно двух полушарий головного мозга с соответствующим количеством органов зрения, слуха и так далее - ровно столько мы и имеем. А если полушарий - три? И столько же глаз, ушей и других органов восприятия?
   - То получится урод.
   - Совершенно верно. Урод, способный ориентироваться в пространстве с числом измерений на единицу большем, нежели трехмерное...
   Я беру диктофнчик в руки. Нет, пленка перематывается. Просто комиссия обдумывает сказанное.
   - Вы хотите сказать, что "Тригон", состоящий из трех закольцованных суперкомпьютеров и снабженный телекамерами, микрофонами и другими датчиками в количестве, кратном трем, как раз и представляет собой модель такого... гм... урода?
   - Петр Васильевич не посвящал меня в свои замыслы. Моей заботой были периферийные устройства. И все вышесказанное - не более чем гипотеза, сконструированная мною на основе обрывков разговоров и некоторых наблюдений. Но мне кажется, что последние месяцы по ночам они пытались отладить "Тригон" именно в режиме "три полушария" .
   - А... Всего лишь гипотеза... Еще менее обоснованная, кстати, чем НЛО...
   Это, кажется, конструктор "Мудреца". Естественно, его больше устраивает версия, никак не связанная со свойствами его детища. Даже если на помощь приходится призывать летающие тарелочки.
   - И как вы полагаете, удалось им смоделировать "трехполушарника"?
   - Не знаю. Но что-то непонятное у них явно получилось.
   - Спасибо. Итак, господа, только что мы услышали еще более неправдоподобную гипотезу, чем даже НЛО...
   Я останавливаю диктофон. Председатель плохо знает Пеночкина. Чем фантастичнее версия - тем она ближе к тому, чем Петя на самом деле занимался. А чем он на самом деле занимался? Перестроенный "Тригон" - это что?
   Парррам, парррам, парррам..,
   Телескоп, позволяющий заглянуть в четвертое измерение. Для чего? Цель должна быть грандиозной, не меньше. В крайнем случае захватывающей. Что можно увидеть тремя глазами? Кстати, индийский бог Шива был как раз трехглазым. И у йогов, достигших вершин своего искусства, тоже, кажется, открывается во лбу третий глаз. Ай да Петя! Вместо того, чтобы часами стоять на голове и пить ведрами кипяченую воду, он - раз, два! - замкнул три "Мудреца" в кольцо - и смотри, сколько хочешь. А также слушай и обоняй. Не зря же он анализаторы запаха закупил. Может, он с тех пор и в самом деле смотрит, не прерываясь ни на минуту? Что показывает ему "Тригон" на дисплее? Через окошко не было видно. Астральный мир? Леших и домовых? Гуманоидов из летающих тарелочек? Не то, не то...
   Парррам, парррам, парррам...
   Может быть, судьбу Вселенной? Получив - хотя бы только зрительный выход в четвертое измерение, можно с помощью относительно простых экспериментов узнать, замкнута Вселенная или открыта, будет она вечно расширяться или через десяток-другой миллиардов лет сколлапсирует в безмерно малую точку. Это?
   Нет, слишком абстрактно. Слишком далеко от "счастливизации". Будущее страны, а не Вселенной, вот что интересовало Петю. С помощью этого "телескопа" он мог видеть все воочию, подобно Нострадамусу и другим пророкам. И... что? Дальше-то что? Зашифровать все в очередных "Центуриях"? Или попытаться еще более улучшить наше светлое будущее? Вначале промоделировать результаты "точечных", как говорил Мартьянов, воздействий на "Тригоне", а потом, выбрав наилучший вариант, попытаться реализовать его в натуре. Потом еще раз заглянуть, еще раз промоделировать... Метод последовательных приближений. Этой игрой можно забавляться бесконечно. На зависть всем императорам и цезарям, всем тайным и явным мировым властителям.
   Грандиозно? Во всяком случае, захватывающе.
   Я встаю с кресла, разминаю затекшие ноги.
   А Гриша? Что понял Гриша? Это же самое? "Тригон" должен быть сохранен как уникальное средство исследования Вселенной. Как окно, через которое можно наблюдать Будущее. Как механизм всеобщей и полной счастливизации. Он же - рычаг управления миром. Да, это неразрывно: счастливизация и рычаг.
   Итак, "Тригон" должен быть сохранен. Что для этого нужно сделать? Да ничего. Пеночкин, судя по всему, сам обо всем хорошо позаботился. Так что завтра утром я могу со спокойной совестью отправляться в Москву. Правда, Гришу одного оставлять не следовало бы. Но, в конце концов, где я сейчас нужнее - рядом с Гришей, в качестве сиделки, или в КОКОСЕ, ведущем отчаянную борьбу с вирусом? Еще Элли... Она почему-то думает, что ее мужу угрожает опасность. И я, кажется, пообещал его чуть ли не спасти. Потом, правда, выяснилось, что ей просто нужна ясность, определенность собственного положения. Избавляет ли меня это от необходимости выполнять обещанное? Пожалуй, да. Правда, я еще успел сделать предложение. Но ответа не получил. И вообще, ничего конкретно Элли мне так и не пообещала. Заниматься же благотворительностью... Я не против, но во всем следует знать меру. Итак? "Тригон" должен быть сохранен. В этом сомнений нет.
   Это мелькание перед глазами - окно, дверь, окно - начинает раздражать. Я ложусь на кровать, забрасываю руки за голову и закрываю глаза.
   Или все-таки есть? Одно-единственное, совсем крошечное. Не сомнение, собственно, а вопросик. Почему при мысли о том, что "Тригон" должен быть сохранен, мне хочется то ли петь, то ли плясать, то ли женщину целовать, а Гриша и Сапсанов, пытаясь выговорить нечто подобное, попали в больницу? Может быть, им не было очевидно, что "Тригон" должен быть сохранен? Так же, как во времена оные не все были уверены, что Карфаген должен быть разрушен? Всемирный счастливизатор - это добро или зло? Может, наоборот, Гриша хотел сказать, что "Тригон", так же как и Карфаген, должен... быть...
   Волна раскаленного воздуха врывается в гостиничный номер то ли через окно, то ли через дверь. И одновременно волна леденящего ужаса, накатываясь от паха к солнечному сплетению, захлестывает меня с толовой.
   Спрятаться! Исчезнуть! Раствориться!
   Извернувшись ужом, я вжимаюсь в постель, пытаюсь ввинтиться в нее, подобно тому, как это делает земляной червь, выброшенный лопатой на поверхность грядки. Нужно было сразу под кровать... Не сообразил... А теперь поздно...
   Кажется, я кричу...
   Кто-то огромный, невидимый и бесплотный вгоняет мне в рот кляп и начинает душить. Еще несколько секунд, потом атония... Быстрее бы.
   В дверь отчаянно стучат.
   Меня сбрасывают на пол, грубо и безжалостно.
   Кто-то трясет меня за плечо, вынимает изо рта кляп.
   - Что с тобой, эксперт?
   Я пытаюсь сесть и заваливаюсь на бок.
   Командир спасателей подхватывает меня под мышки, подтаскивает к кровати, прислоняет к ней, словно куклу.
   - Полотенце... дай.
   Руки не слушаются меня. Бранников сам обтирает мне лицо и шею. По спине стекают ручейки холодного пота. На полу лежат скомканное одеяло и подушка. Угол ее противно обслюнявлен.
   - Тебе что, приснилось что-то? Ты так кричал... Пришлось дверь сломать.
   Бранников кладет на стол дверную ручку с торчащими из отверстий шурупами. Рядом - непонятно откуда появившаяся початая бутылка водки и целлофановый пакетик с чем-то темно-зеленым.
   Я с трудом, словно ребенок, впервые пытающийся встать на ноги, поднимаюсь с пола и осторожно присаживаюсь на кровать. Руки и ноги мелко и мерзко дрожат.
   - Может, врача вызвать?
   - Нет... Сейчас пройдет.
   - Прямо эпидемия какая-то. И до гостиницы эта дрянь добралась.
   - Какая дрянь?
   - Похоже, у всех у вас приступ одной и той же болезни. У Сапсанова, у моего Артема, у этого... Ну, как его... который сегодня утром на городской ВЦ ездил. Ты должен знать.
   - Из Управления компьютерных сетей который?
   - Во-во. Тоже в больнице.
   Спасатель вынимает из узенького застекленного шкафчика два тонкостенных стакана, быстро и умело разливает водку.
   Ага... Отключить от компьютерной сети "Тригон", оказывается, не так просто. Хорошо, что я сам туда не полез. И Гришу не пустил. Хотя он все равно не уберегся.
   - На, выпей. И огурчиком закуси.
   Я послушно, стараясь не расплескать, выпиваю теплую и почему-то совершенно безвкусную жидкость, с хрустом откусываю чуть ли не половину столь же безвкусного огурца.
   - Руки у тебя дрожат... Как у алкоголика, - брезгливо говорит Бранников. - Или кок у труса перед атакой. Ты что, боишься кого-нибудь?
   Я старательно жую огурец.
   Пожалуй, никогда я еще так не трусил. Потому что впервые в жизни опасность исходит не от кого-то или чего-то, а - от собственных мыслей.
   - А вот я - никогда! - говорит Браннеков без тени хвастовства, в два больших глотка опорожнив свой стакан и сочно хрустнув огурцом. - Сорок раз с парашютом прыгнул - и ни разу ни грамма! Из-под обломков ладей вытаскивал! В горах замерзал, в тайге горел - и не боялся! Я не знал, что такое страх, понимаешь?
   Спасатель сует в пакет огуречный хвостик. Сейчас, наверное, плакать начнет. Как бы его спровадить?
   - А теперь? - заполняю я паузу первым пришедшим в голову вопросом.
   - А теперь знаю, - отвечает Бранников совершенно трезвым голосом. Муть из его глаз тоже уходит. - И как теперь быть? Не оцепи институт вояки - я прямо сейчас туда пошел бы! И не потому, что все пьяные смелы. Этот страх даже водка не заглушает. А чтобы иметь моральное право посыпать людей, куда Макар телят не гонял. Раньше у меня это право было, теперь нет. Я ходил бы на этот корпус, как в штыковую, и завтра, и послезавтра, пока в конце концов не вошел бы в него или не лег рядом с Артемом. Понимаешь?
   Кажется, это надолго. Пока душу передо мной не раскроет - не уйдет. Парню срочно нужны положительные эмоции - а где их взять? У меня у самого руки трясутся. И ноги. Впрочем... Один раз у меня подобное уже получилось...
   - Все нормально, спасатель. Только теперь, когда ты понял, что это такое - страх, только теперь у тебя появилось право посылать своих героев в пекло. Но помни, "Тригон" должен работать без перебоев! Должен работать! Вникнешь в эту непростую мысль - и все у тебя будет хорошо. Не вникнешь никакая водка тебе не поможет.
   Бранников смотрит на меня недоверчиво. Но взгляд его быстро меняется - через сомнение к пониманию и дальше, к восторгу прозелита, обретшего, после долгих сомнений, истинную веру.
   - А ведь и правда... Сложнейшая машина, которая не один миллион стоит - а мы ее почти ненавидели. За что? Она-то причем? Без вины виноватая... Пойду, растолкую ребятам. И чего мы дурью маялись?
   Бранников уходит, улыбаясь так, словно ему только что сообщили о рождении сына. Я убираю пустую бутылку в шкаф, выбрасываю пакетик из-под огурцов в мусорное ведро и подаю в кресло.
   Так что со мной случилось? Я начал размышлять о... Стоп. Не думать о белой обезьяне. Все, с меня хватит. Пусть спасатели штурмуют седьмой корпус. Они закаленные, для них преодоление страха - профессия. А мы люди маленькие, обыкновенные, то бишь обыватели. Соберу сейчас вещички, а завтра утречком, первым же рейсом - в Москву. Только вот Воробьеву еще разок позвоню, узнаю, что там и как. А может, они уже и вирус выловили? Тоща прикажу, чтобы пока не рапортовал. Докладывать руководству об успехах прерогатива директора.
   А еще неплохо бы на Колобкова нажать, добиться, чтобы отлучил "Тригона" от сети. На всякий случай. Для этого не обязательно вырубать каналы физически. Можно и программным путем заблокировать линии. Это посложнее, конечно, сделать, но зато в больницу никто не попадет.
   "Линия связи неисправна. Линия связи неисправна. Линия..." убедительным голосом отвечает телефон после набора кода Москвы.
   Ага, блокада продолжается. Вместо того, чтобы блокировать сети, они блокируют - меня!
   Ну и черт с ними. Свалюсь завтра, как снег на голову, обоим - и Воробьеву, и Колобкову. Да и Крепчалову тоже. То-то он обрадуется. . .
   Процедура отхода ко сну забирает у меня последние силы. Рухнув в постель, я натягиваю на себя одеяло и... долго не могу уснуть. Элли, убегающая от охранника... Бранников, болтающийся под брюхом вертолета... Он же, трясущий меня за плечо... Сапсанов, бьющийся головой об стол... Главврач больницы, категорически отказывающийся пропустить меня к Грише... Шепот Гриши: "А ты молодец, проинтуичил"... Что он имел в виду? Не думать о белой обезьяне! Белая обезьяна, прыгающая с вертолета на крышу седьмого корпуса... Она же с полупустой бутылкой водки в волосатых лапах... Сирена "скорой помощи", почему-то похожая на пиликанье моего новенького "денщика"... звенит, переливается над самым ухом...
   Я с трудом открываю глаза, приподнимаю непослушные руки, включаю подсветку. Семь утра. Голова тяжелая, а веки после каждого мигания приходится поднимать только что не пальцами.
   Жить надо снова, ибо ночь прошла.
   Глава 24
   Утренний комплекс упражнений я проделываю тщательно, как никогда. Вернее, как во времена первой молодости, перед выходом на крупного зверя. На какого-нибудь "дракона", "вампира" или... Или "Элли". Надо бы повидаться с нею перед отъездом. Чтобы не думала, что я просто сбежал. Дела, девочка, дела. Я бы с удовольствием помог вызволить твоего мужа, но это - не моя работа. Профессионалы, и те пока не смогли. А насчет женитьбы, сама понимаешь, погорячился малость. С кем не бывает. Так что - извини.
   Забыв, что телевизор не работает, я дважды нажимаю на клавишу включения. Потом достаю и ставлю на стол свой карманный. "Сони", последняя модель, цветной, размерами с портсигар.
   "... Профессор Ильин считает, что все они поражены одним и тем же вирусом. Как такое могло произойти с артегомами, не связанными между собой, профессор пояснить не смог. Между тем большая часть компьютерных сетей поражена другим вирусом, получившим условное наименование "перестройка". Название говорит само за себя. Оказавшиеся беззащитными перед ним компьютерные сети находятся в настоящее время на грани полной дезорганизации. Судя по некоторым признакам, вчерашняя железнодорожная катастрофа под Смоленском вызвана, по всей видимости, именно кратковременным отказом диспетчерского компьютера, включенного в пораженную вирусом сеть. Все новые бригады спасателей прибывают к месту трагедии. По предварительным данным, погибло двадцать девять человек. Судьба еще по крайней мере сорока человек, оставшихся в заваленном бревнами пассажирском вагоне, пока неизвестна. Погода. Сегодня в Москве... "