Гусев Владимир. Укус технокрысы

   На этом я и погорел.
   "Ой, правда? Можно прямо сегодня?" - так по-детски обрадовалась секретарша-главбухша, что у меня язык не повернулся отложить это мероприятие вначале на завтра, потом на неделю, а затем и вовсе перенести его в неопределенное будущее. "Тогда я прямо сейчас с дочкой договорюсь, она сюда подъедет", - засуетилась Софьиванна, и изменять что-либо стало поздно. Петля начала затягиваться...
   Приткнувшись к бордюру вблизи от изрядно обветшавшего здания бывшего кинотеатра, я отщелкиваю ремень безопасности.
   - Это ненадолго, минут на десять-пятнадцать, не больше.
   Главбухша елейно улыбается:
   - Не волнуйтесь, Павел Андреевич! Я подожду!
   Да уж конечно, подождешь. Никуда не денешься. К сожалению.
   Окинув взглядом свою невзначай обретенную спутницу, я вылезаю из машины. Колени Софьиванны целомудренно сжаты, но вот юбка оголяет их явно сильнее, чем это приличествует матери двенадцатилетней дочери. Впрочем, лет моей главбухше лишь самую малость больше тридцати. То есть на двадцать с лишним меньше, чем мне. Одно это должно меня воодушевлять. но почему-то не воодушевляет. Мне даже раздевать ее не хочется. Сейчас, по крайней мере.
   Вырвав согласие на просмотр, главбухша, похоже, остаток дня посвятила прихорашиванию: заново накрасилась, надезодорантилась, надушилась и даже, похоже, сбегала в аптеку. Когда я подошел к "вольвочке", она уже перетаптывалась рядом с правой передней дверцей. Я поискал было глазами дочку, но Софьиванна торжествующе, как мне показалось, засмеялась и сообщила, что Тая ушла к подружке на день рождения, где и насладится объемным вариантом сорок седьмой серии.
   И только тогда до меня окончательно дошло, что я попался.
   Тьфу, пропасть...
   Ну, не хочется мне с нею спать, не хочется. Я для того, наверное, и величаю свою молодую еще главбухшу по имени-отчеству, чтобы у нее не возникало иллюзий на этот счет. Вот с Верочкой бы... Но Верочку пришлось месяц назад уволить. Уволить, так и не узнав, какая она в постели. Я для нее, видите ли, слишком стар оказался. Да еще с бывшим замом моим снюхалась... Парнишка, конечно, молодой и энергичный, я на него большие надежды возлагал. Но он их не оправдал. Совсем в другую сторону усилия свои направлял. Пришлось и его уволить.
   Над входом в кинотеатр, там, где когда-то крупными буквами выкладывали название очередного фильма, теми же самыми буквами приглашают: "Добро пожаловать в храм новой веры!"
   Я прохожу через стеклянные двери, и ко мне тотчас подъезжает "чебурашка". Похоже, тот самый, герой клипа, который показывали мне сборщицы подписей. А следом... Я не верю своим глазам. Следом приближается телезвезда из того же клипа.
   М-да... Вот если бы она сидела на переднем сиденье моей "вольвочки", а не Софьиванна...
   "Чебурашка", подъехав ко мне, обхватывает мою талию своими мягкими лапками, при этом в локтях у него что-то урчит. Голова артегома находится как раз на уровне моей груди.
   - Хорошо, что ты пришел, - говорит он мне нежным детским голоском. Поиграешь со мной? А то тетя Таня уже собирается домой.
   - Да, мне пора, малыш! - улыбается "тетя Таня", и только теперь, когда девушка подошла вплотную, я понимаю, что она - всего лишь двойник телезвезды Татьяны Виднеевой. Похожа "тетя Таня" на Виднееву - на все сто. Но... В наше время пластическая хирургия способна делать чудеса, однако телезвезда -- это не только лицо и фигура.
   - Вы первый раз у нас? - спрашивает "тетя Таня", обворожительно улыбаясь. Я молча киваю головой. - Тогда вам и в самом деле лучше всего начать с игры.
   Мимо нас спешат в сторону большого зала какие-то люди. Они улыбаются, приветствуют Лжевиднееву, ласково гладят "чебурашку". Но "тетя Таня" не сводит с меня больших голубых глаз.
   - Одно-единственное прикосновение к малышу снимает стресс и подзаряжает человека энергией, - поясняет она. - А в зале сейчас начнется служба. Сходите, не пожалеете. Общий Бог приносит удачу верящим в него! Нужно только зарегистрироваться после службы.
   - То, что я стою и разговариваю с вами - уже большая удача, - говорю я, машинально поглаживая пушистое плечико зверька.
   А может, пригласить ее к себе? Раз уж она все равно собралась уходить. Мой дом отсюда - в двух кварталах, десять минут ходьбы. А Софьиванна... Подождет-подождет, да и отправится восвояси. Ну, подуется на меня пару дней. Или недель. Мне-то какая печаль?
   - К сожалению, я должна идти, муж вот-вот придет за мной, огорченно улыбается Лжевиднеева, и я, наконец, догадываюсь, что все это женское внимание, нежданно-негаданно обрушившееся на мои уже довольно явственно проступающие седины - не более чем фрагмент хорошо отрепетированной роли.
   - Пожалуйста, проходите в зал! - настойчиво требует "тетя Таня". Ей вторит артегом:
   - Там бывает так интересно! Хочешь, я буду стоять рядом с тобой?
   - К сожалению, у меня сейчас нет времени, - отказываюсь я и, вырвавшись из цепких мохнатых лапок, спешу к выходу.
   - Приходите завтра! - кричит мне вслед двойник телезвезды.
   - Я буду ждать тебя! - добавляет явно обиженный "чебурашка".
   Я еще раз вижу его на большом панно, прикрепленном над выходом из кинотеатра. Над головой зверька переливается всеми цветами радуги надпись: "Я принесу в ваш дом счастье!"
   Проходя через поспешно открывшуюся передо мной стеклянную дверь, я едва не сталкиваюсь с высоким черноволосым красавцем - точной копией Александра Константинова, любимого киноактера моей Маришки. Наверное, муж этой "тети Тани".
   Чего я испугался? Почему бегу, как... как семнадцать лет назад бегал от взбесившегося "Тригона"? Не понимаю... Да, а подпись? Моя подпись насчет референдума в защиту артегомов?
   Я беспомощно оглядываюсь на "Звездный". Коричневая керамическая плитка, которой кинотеатр был облицован по фасаду и с боков, во многих местах отпала, и "храм общей веры" смотрится сейчас довольно жалко. Но на дальнем от входа углу болтается люлька с облицовщиками. Похоже, у владельцев этого здания наконец-то появились деньги...
   Софьиванна встречает меня радостной улыбкой.
   - Я боялась, вас дольше не будет. Поехали?
   - Да, едем, - облегченно говорю я, плюхаясь на сиденье. Ну и черт с ней, с этой подписью. Одной больше, одной меньше... Добьются референдума проголосую "против", и вся недолга.
   Да, но почему мне было так трудно сбежать оттуда? Почему?
   Глава 8
   Странно, но чем ближе мы подходим к моей квартире, тем более привлекательной мне кажется Софьиванна. Уже и с Верочкой перестал ее сравнивать, а целлулоидная "тетя Таня" забылась столь же стремительно, как и появилась на безрадостном горизонте моей теперешней жизни.
   Едва мы входим в прихожую, я без лишних слов прижимаю к себе главбухшу - от неожиданности она слабо и благодарно ойкает - и целую ее накрашенные губы. Дыхание у Софьиванны удивительно свежее. Видать, пока я прогуливался до кинотеатра и обратно, она сжевала не меньше трех драже "тик-так".
   - Подожди... Не так быстро, - отнимает она меня, однако, от своей материнской груди. Это после того, как я начинаю целовать ее несколько полноватую, но зато все еще без единой морщинки шею. - Серия уже десять минут как идет. Посмотрим, тогда, - жарким шепотом обещает она, сбрасывая туфли и бесцеремонно проходя в комнату.
   Однако...
   - Род, включи нам телевизор, фильм "Отважный артегом", приказываю я , дождавшись, пока главбухша беспомощно отпрянет от экрана, под которым нет ни единой ручки или кнопки.
   Вот так вот, дорогая Софъиванна, терминал у меня - новейшей модели. Мало того, что экран объемный, еще и управление голосом. Исключительно моим. В крайнем случае - через пульт дистанционного управления, который я после визита дамочек, ратующих за права артегомов, запрятал поглубже в ящик стола.
   Софьиванна немедленно забирается в мое любимое кресло. С ногами. Так, что мне рядом с нею, хоть кресло и широкое, места совершенно не остается.
   - Про что хоть кино-то? - спрашиваю я, подкатывая поближе второе кресло и вручая главбухше очки. Широкие подлокотники не позволяют мне почувствовать тепло хоть и близкого, но недоступного пока женского тела. Ну что же, будем смотреть фильм. Что-то изображение размытое... Ах да, я забыл надеть очки. Сейчас... Вот, так-то лучше.
   - Про артегома. Он влюбился в кинозвезду, и она в него -тоже. Но детей у них пока быть не может, и она ищет по всему миру мужчину, похожего на любимого, а он ужасно ревнует. Думает, что она хочет... ну, обычным путем зачать этого ребенка. Но она уже оплатила искусственное оплодотворение...
   Софьиванна, досадливо махнув рукой, надевает очки и начинает есть глазами экран.
   Кинозвезда, влюбившаяся в "чебурашку"? Ну и чушь... И из-за этой ерунды Софьиванна решила оставить меня без ужина? Вот еще! Пойду, посмотрю, что там Анна Федоровна мне сегодня приготовила.
   Мельком взглянув в окно терминала - там очаровательная блондинка спорила о чем-то с писаным красавцем двухметрового роста, с плечами шире трехстворчатого шкафа, - я встаю, не успев даже толком устроиться в кресле.
   - Вот, это артегом, - на мгновение отрывается от экрана главбухша. Очередная сцена ревности. Здорово, правда?
   А... Ну да, конечно. Сериал-то полуфантастический. Это сейчас артегом с интеллектом уровня кроманьонца - два гиперкомпьютера объемом с письменный стол каждый. Но лет через десять... Если сейчас уже сделали хоббитов-чебурашек...
   - Слушай, а как же они это... любовью занимаются? Все артегомы, насколько я знаю, бесполые!
   - Глупый... - краснеет Софьиванна. - У него же поршенек! Это - серия общая. А два раза в неделю, после полуночи, показывают серии для взрослых. Если бы ты посмотрел хоть одну, не задавал бы вопросов, - по-матерински ласково укоряет меня главбухша, не отрывая взгляда от экрана. Сцена ревности закончилась классически: классическим поцелуем во весь экран.
   Так вот почему Софьиванна по четвергам бывает такой вялой... Второй сеанс, видимо, проходит в ночь с субботы на воскресенье. Да, отстал я от жизни, совсем отстал. И понятно, почему все женщины без ума от сериала: этот красавец-артегом явно неистощим в любви. С поршеньком-то вместо фаллоса...
   Записка, оставленная на кухонном столе Анной Федоровной, обещает мне на ужин котлету из индейки со сложным гарниром. Еще салат из свежих овощей и кисель с булочкой. Так... котлету пусть ест Софьиванна, а себе я зажарю яичницу из двух... нет, трех яиц. Говорят, они способствуют... тем, кто родился без поршенька. А вообще-то странная штука жизнь. Сегодня в пять вечера, убедившись, что ласк главбухши не избежать, я вспомнил старинное: вечером мужчина думает, как бы побыстрее привести женщину в свой дом, а утром - как бы побыстрее ее выпроводить. Я же был обеспокоен тем, как выпроводить, уже с раннего вечера. Подумал я так и огорчился: старость, ничего не поделаешь, это уже старость. А теперь вот яичницу себе жарю...
   * * *
   Похоже, я произвел на Софьиванну хорошее впечатление. Хоть у меня и нет поршенька. Ишь, как сладко спит...
   Совершив утренние процедуры и наскоро ополоснув лицо, я натягиваю спортивный костюм. Бегать, конечно, никакого желания нет: слишком много сил было отдано другому виду спорта. Но и позволять себе расслабляться нельзя, никак в моем возрасте нельзя. А с другой стороны, Софьиванна женщина неглупая и поймет: человек я очень занятой, суббота для меня - такой же рабочий день, как и пятница, к примеру. И мне удастся быстренько завершить вторую половину обряда любви: выпроводить женщину из своего дома.
   - Паша... - доносится из комнаты голосок моей главбухши. Теперь уже в обоих смыслах моей. Я, поспешно натянув вторую кроссовку, заглядываю в дверь.
   Софьиванна сидит на постели, целомудренно натянув одеяло на пышную грудь. Волосы ее рассыпаны по плечам. Как-то подозрительно красиво "рассыпаны". Видать, успела пройтись по ним щеткой. Ох уж эти маленькие женские хитрости...
   - Ты что, убегаешь?
   - В буквальном смысле. На зарядку.
   - Какой ты молодец!
   - Тебе понравилось... у меня?
   Риторический вопрос. Ну конечно, понравилось. Особенно квартира. Софьиванна живет вдвоем с дочкой, та вот-вот заневестится... Перебраться ко мне главбухше было бы в самый раз.
   - Да, - чуть заметно краснеет моя нечаянная гостья, подтягивая одеяло к самому подбородку. - Только экран нужно переставить, чтобы прямо с софы можно было смотреть.
   Ну-ну... Едва проникла в дом - и уже перестановки затевает. А если надолго здесь задержится? Бр-р-р...
   - Монитор стоит так, чтобы было удобно работать, - оправдываюсь зачем-то я, переминаясь с ноги на ногу.
   - Ты спешишь, да? - догадывается, наконец, Софьиванна. - А я тебя глупыми разговорами задерживаю.
   - Сегодня с утра я еду к дочери. Потом - на фирму. Заказ срочный, сама знаешь.
   - А завтра? - спрашивает Софьиванна, вновь слегка краснея.
   - Завтра... Завтра мне нужно быть у сына, - докладываю я, скрывая раздражение. А, вот в чем дело: спросив, понравилось ли ей у меня, я забыл выразить свое собственное неописуемое восхищение по поводу прошедшей ночи. И Софьиванна забеспокоилась, будет ли вторая серия. И если будет, то когда. Парррам, парррам... И кроссовки снимать неохота, и заходить в них в комнату... А, ладно. Все равно Анна Федоровна каждый день прибирает.
   Сделав четыре широких шага, я достигаю софы и целую вовремя раскрывшиеся, алые безо всякой помады губы.
   - Мы где-то на следующей неделе... посмотрим еще одну серию "Отважного артегома"? - вполголоса предлагаю я. - Если, конечно, в семинарии все пойдет нормально и мне не придется по ночам там работать, - с улыбкой готовлю я себе отходные пути. - Ты приготовишь пока завтрак? И разбежимся. Дочь просила с самого утра подъехать...
   Еще раз поцеловав Софьиванну, я с чувством выполненного долга выхожу из комнаты.
   Хорошо бы нам - насовсем разбежаться. Но, похоже, отделаться от Софьиванны будет теперь не так просто.
   Глава 9
   Замужем моя Маришка пробыла недолго, три года. И вот уже четвертый год живет одна. Точнее, с сыном, Ванечкой. Я тогда выложил все, что у меня было, лишь бы ей двухкомнатную квартирку купить. Но, боюсь, к ней в спальню даже временный какой-нибудь ухажер не заглядывает. Во всяком случае, на ночь Ванечку у меня она ни разу не оставляла, хоть я и предлагал. Может, она днем к кому-нибудь приезжает на своей "Электре"? Если это так, ничуть не удивлюсь. Современные молодые женщины и секс рассматривают как одно из многих дел, которые нужно выполнить за неделю. А Маришка стала деловой ужас! И не без успеха: ее журнал уже входит в первую двадцатку. И она в редакции - не самый последний человек.
   - Ой, как хорошо, что ты приехал! - бросается Маришка мне на шею. И я, ощутив тепло родного тела, чувствую, как теплеет у меня в груди. Все-таки дочь - самая верная из женщин. В широком, точнее, высоком смысле слова "верность". - Я Ванечку уже покормила, погуляешь с ним? А то сейчас как раз телеопрос общественного мнения будет, про права артегомов, а перед ним - теледебаты. Я хочу выступить. Приятно знать, что и мой голос сыграет роль в их защите. Артегомы - такие милые... Особенно последнее поколение, "хоббиты".
   Только теперь я замечаю, что для утренних часов Маришка выглядит слишком уж торжественно: тщательно причесанная и намакияженная, в строгом деловом костюме... В наше время каждый приличный терминал снабжен цветной видеокамерой. Даже медные телефонные провода могут передавать изображения. Точнее, серии последовательных изображений, в режиме "псевдовидео". Но в недавно построенном Маришкином доме канал связи - волоконно-оптический. Так что, если режиссер теледебатов сочтет нужным, моя дочь на две минуты станет телезвездой. Наивная... На самом деле все давным-давно спланировано и отрепетировано. И финал спектакля под названием "теледебаты" получится таким, который нужен режиссеру. А еще точнее - его невидимому заказчику. Но я не стану объяснять этого дочери. Во-первых, зачем лишать человека приятной иллюзии? Во-вторых, она все равно не поверит. В сущности, любая человеческая радость рождается иллюзией, и ничем иным.
   - Ванечка, ты готов? - строго спрашивает Маришка.
   - Всегда готов! - отвечает Ванечка так, как я его научил. Дочь укоризненно качает головой, я беру внука за руку, и мы выходим из квартиры, едва не разорившей меня три с половиной года назад. Ничего не поделаешь, жилье в Москве - самое дорогое в Европе.
   - Ну-с, какие у нас новости? - спрашиваю я, когда мы выходим из дома и направляемся к царицинскому парку.
   - Новости всякие, и хорошие, и плохие, - дипломатично отвечает Ванечка.
   - Давай начнем с хороших, - предлагаю я. Внук начинает рассказывать о больших событиях своей маленькой жизни, а я, слушая его вполуха - только затем, чтобы вовремя задать очередной вопрос, - наслаждаюсь прекрасным августовским утром, пустынностью парковой аллеи и теплом маленькой ладони, доверчиво вложенной в мою большую, уже покрытую старческими пигментными пятнами руку.
   Плохие новости оказываются, однако, по-настоящему, по-взрослому плохими.
   - А мама совсем чебурахнулась, - печально говорит Ванечка. - Я ей говорю: "Свари мне суп", - а она не варит. А у меня хлопья в зубах застревают, и молоко я уже не люблю, надоело. А она все смотрит и смотрит свой телевизор, и со мной не играет.
   - Мамин "телевизор" называется "монитор", - защищаю я дочь. - И она не просто смотрит на него, а работает. Потому что твоя мама знаешь кто?
   - Знаю, - грустно говорит Ванечка. - Ледактор журнала.
   - Не "ледактор", а "редактор", - смеюсь я.
   - Ну, рледактор, - не спорит со мною внук. - Ты же все равно понял, что я имею в виду.
   Я давно уже убедился: детская логика превосходит женскую, и намного. Но Маришка... Что-то с нею неладное происходит. Ванечка среди новостей ни разу не упомянул о приходе какого-нибудь "дяди", хотя о шоколадках, приносимых моей бывшей женой, сообщает регулярно. Для молодой женщины это явно ненормально, хотя как-то и объяснимо. Но вот то, что Маришка сына в основном кукурузными хлопьями с молоком кормит - уже ни в какие ворота!
   * * *
   Съехав бессчетное число раз с металлической, до блеска отполированной детскими попками и животами горки, покатавшись на всех разновидностях качелей, испробовав полдюжины других развлечений, мы решаем, наконец, что пора бы уже и подкрепиться.
   - Мы направим свои стопы к дому, да? - радуется Ванечка тому, что в прошлую субботу усвоил суть этой ужасно хитрой фразы.
   Я вновь держу в своей руке его теперь уже восхитительно-грязную ладошку. Похоже, от этой прогулки я устал гораздо больше, чем внук. Вот бы одолжить у него немножко энергии... Без отдачи, правда. Отдать такой долг я, видимо, ему уже никогда не смогу.
   Маришку мы застаем сидящей перед терминалом. Теледебаты уже кончились, опрос зрителей состоялся. Но теперь идет передача "Артегомы разведчики человечества на пути в будущее!", и дочери обязательно нужно ее посмотреть, чтобы написать рецензию в свой журнал.
   - Мам, а ты мне суп сварила? - бесцеремонно предъявляет свои права Ванечка.
   - Ой, забыла совсем... - растерянно отрывается, наконец, от монитора дочь. - Пап, похозяйничаешь немножко на кухне?
   Лицо Маришки озаряется улыбкой. Улыбкой человека, нашедшего простой выход из казавшегося безвыходным положения.
   - Я тоже ужасно проголодалась, - бесхитростно добавляет она. - Там в ящике молодая картошка есть, а в холодильнике - помидоры и огурцы.
   Маришка вновь поворачивается к терминалу, и на лицо ее словно бы надевают маску. Маску туповатого ученика, силящегося, но не могущего понять учителя. Краем глаза я вижу на экране очередного "хоббита". Очаровательный артегомчик что-то говорит - тоже очаровательной, но несколько по-другому корреспондентке, и я поспешно увожу Ванечку на кухню.
   Следовало бы, конечно, всыпать дочке если уж не по мягкому месту, то по первое число, и поставить ее на место, то есть к плите. Но... Во-первых, не хочется рисковать положением "желанного гостя" Во-вторых, дочь, похоже, догадывается, что "некий Полиномов", убивший, как недавно выяснили дотошные журналисты, первого в мире артегома... Где же у нее картошка? А, вот... Артегома, рожденного не в Японии и не в Америке, как считает большинство обывателей, а - кто бы мог подумать? - у нас, в России. Так вот, "убийца Полиномов" - это ее отец. И если она догадывается, то любая моя попытка помешать ее увлечению "разведчиками человечества" будет воспринята однозначно: как нераскаяние в страшном грехе. И даже сильнее: как попытку вовлечь в этот грех и ее тоже.
   Нож на мгновение замирает в моей руке.
   А может, Маришкино деятельное участие в судьбе этих гомункулосов попытка искупить мой грех? То есть в ее представлении - грех...
   - Дедушка, ну скоро? - изнывает Ванечка.
   - Скоро, внучек, скоро! - обещаю я, ставя кастрюльку с полуфабрикатным супом, облагороженным свежей зеленью и картошкой, в чудо-печь "Минутка".
   А как на самом деле? Грех - или попытка спасения человечества от греха? Ну вот, я уже как Пеночкин думаю. Теми же категориями: человечество, цивилизация... Похоже, мания величия - болезнь заразная. Но - с длительным инкубационным периодом. Когда Петя меня ею заразил? Двадцать пять лет назад. Но только теперь она начинает проявляться.
   - Деда, ну скоро суп? - хнычет Ванечка, и я, спохватившись, отключаю плиту. - Уже готов, готов! Только он горячий. Сейчас остужу...
   Круто мы тогда с Петей столкнулись, круто. Я еще молодой совсем был, вначале делал, а потом уже думал. Ну, и попал в то, что у философов называется "пограничная ситуация". На всю жизнь запомнил: Петя с Элли, обнимающиеся в лунном свете, падающем из окна, женщина-вампирша, окатившая меня ледяным презрением, незадачливый директор рядом с нею, растерянно опустивший свои роскошные усы... и я, весело сбегающий по ступенькам лестницы. Еще бы! Задание шефа выполнено: локальная компьютерная сеть "Эллипс" освобождена от опаснейшего вируса. Вируса, который я хотел назвать "ведьма" и который оказался на самом деле проявлением сознания первого в мире артегома...
   Глава 10
   На фирму я решил не заезжать. Дела вроде закрутились нормально, бригада монтажников работает без выходных, падре за ними присматривает. А подготовить два оставшихся договора я могу и дома, все нужные файлы у меня есть.
   Ан не тут-то было. Приехав от дочери и часок вздремнув, я обнаруживаю, что терминал не работает: похоже , отказал монитор. Не выдержал, бедняга, "Отважного артегома". Произойди подобное двадцать лет назад - я, ни капли не раздумывая, произвел бы монитору вскрытие и через два-три часа он у меня работал бы, как новенький. Но - прошли те времена... Без специального оборудования и экзотических микросхем теперь не починишь и детскую игрушку.
   Поскольку на голос мой "Родион" реагирует адекватно, через пять минут я выясняю: дежурный ремонтник может прибыть через полчаса, но субботний вызов стоит вдвое дороже, чем обслуживание в будний день - независимо от сложности ремонта.
   Трижды пробарабанив пальцами по деке терминала, я вежливо отказываюсь. Деньги, наверное, не бог весть какие, но лучше я, сэкономив их, куплю внуку игрушку, чем отдам чужому дяде только за то, что он придет сегодня, а не послезавтра. Доживем до понедельника, как-нибудь доживем.
   Однако, послонявшись по комнате минут пятнадцать, я вдруг понимаю, как много для меня значил терм. Ни свежие новости на заданную тему теперь не узнаешь, ни фильм в удобное время не посмотришь. Можно, конечно, включить старенький телевизор и пощелкать, как говорит Ванечка, по всем каналам. Но это значит слушать все новости подряд, смотреть случайный фильм с середины, быть целиком и полностью зависимым от Программы. А быть зависимым от кого-либо и тем более от составленной какими-нибудь идиотами программы я не люблю. Даже если на эту Программу чуть ли не молятся девять десятых моих соотечественников.
   Включив охранную сигнализацию и тщательно заперев дверь, я выхожу на улицу. Впервые за много лет выхожу просто так, без всякой цели. Мне даже бабенку какую-нибудь подцепить - и то не хочется. Прошли те времена, когда это заботило меня чуть ли не каждый день. А Софьиванна была у меня полдня назад. Поэтому вот пойду сейчас и... И...
   Так и не придумав, на что бы с приятностью и пользой потратить неожиданно обрушившееся на меня свободное время, я покупаю в киоске на углу пару номеров свежих газет и направляюсь к ближайшему скверику. Газету самую обычную, на бумаге, пахнущую типографской краской - я не держал в руках уже лет десять. Но знал, их еще печатают. Не такими тиражами, конечно, как двадцать лет назад, но все же. Особенно субботние выпуски. Кто-то в метро вынужден читать, за неимением другого времени, кто-то в электричке. Ну, а о пенсионерах и говорить нечего. Вот они, расселись, как куры на насесте, и каждый - со своей газетой. Со своей экземой, как сказал какой-то поэт. Или поэтесса. Стихов я не читаю дольше, чем газет. Не юноша уже, слава богу. Давно не юноша.
   С трудом найдя свободное место на скамейке рядом с двумя старичками, я раскрываю "Московские ведомости", пробегаю глазами заголовки и первые строки статей.
   "Артегомы и люди. Уживемся ли мы на одной планете?" По сведениям минстата, количество артегомов у нас в стране растет лавинообразно. Специалисты называют это - артегомографический взрыв...
   "Исламский фундаментализм отступает". В Тегеране прошла мощная демонстрация с требованием отменить запрет на покупку домашних артегомов, которые называются здесь "аладдинами" - по имени доброго героя известной сказки...