Мэдлин Хантер
Правила обольщения
Посвящается моему сыну Джозефу, чья внутренняя сила с каждым днем поражает меня все сильнее.
Глава 1
Ранний посетитель принес с собой ощущение приближающейся грозы. Алексия ощутила беспокойство еще до того, как его увидела.
Приглушенные голоса в холле заставили ее остановиться на ступеньках, по которым она спускалась с корзиной для рукоделия в руках. Она услышала чей-то требовательный голос, хотя слов не расслышала. Вежливый отказ слуги не произвел на посетителя должного эффекта. Позвали Фолкнера, дворецкого. Столкнувшись со столь необычным посетителем, буквально излучавшим силу и решительность, слуги дрогнули и отступили.
У Алексии возникло дурное предчувствие, как в тот день, когда пришли сообщить о Бенджамине. Девушка слишком доверяла своей интуиции, чтобы отмахнуться от нее сейчас. Плохие новости мгновенно изменяют мир. Даже воздух становится другим. Сердце чует горе, как конь – приближение грозы.
Алексия не могла пошевелиться. Она тут же забыла о том, что направлялась в залитый полуденным солнцем сад, чтобы присоединиться к кузинам.
Незнакомец направлялся к ней. На нем были черные брюки и ботинки превосходного качества. Он проследовал за дворецким к лестнице. Фолкнер застыл с таким видом, словно ждал приказа самого короля.
Словно почувствовав, что за ним кто-то наблюдает, мужчина поднял голову и посмотрел на Алексию.
Его манера поведения могла запугать даже того, кто не знал о его высоком положении в обществе. Лицо обрамляли темные вьющиеся волосы. Глубоко посаженные глаза цвета безлунной ночи, квадратный подбородок, упрямо сжатые губы. Лорд Хейден Ротуэлл, брат четвертого маркиза Истербрука, выглядел усталым. И без слов было понятно, что он приехал с весьма неприятной миссией, а вовсе не для того, чтобы нанести ответный визит Тимоти, несколько раз оставлявшему в Истербрук-Хаусе свои визитные карточки.
Когда мужчины подошли к Алексии, Фолкнер перехватил ее взгляд. В его глазах промелькнуло беспокойство. Дворецкий, видимо, тоже почуял приближение бури.
Лорд Хейден остановился на лестничной площадке и едва заметно поклонился. Алексию однажды представляли ему, однако он не назвал ее по имени. Лишь смерил ее взглядом, в котором на мгновение вспыхнул интерес. Алексия залилась румянцем. Выражение лица мужчины еле заметно изменилось, как если бы статуя вдруг ожила. Глаза потеплели, а напряженно поджатые губы распрямились. Сочувствие слегка смягчило его суровые черты. Но лишь на мгновение.
Сердце Алексии болезненно сжалось. Она успела прочесть в его глазах жалость. Появление этого человека не предвещало ничего хорошего.
– Вы собирались проводить лорда Хейдена в гостиную или в библиотеку, Фолкнер? – с вызовом спросила Алексия. Она давно поняла, что ожидание дурных вестей гораздо хуже самих вестей, и теперь не собиралась смиренно ждать, сходя с ума от беспокойства.
– В гостиную, мисс Уэлборн.
Лорд Хейден догадался о намерениях девушки.
– Пожалуйста, не беспокойте мисс Лонгуорт. Это не светский визит.
– Мы не станем посылать за ней, если вам так угодно. Хочу предупредить, что, возможно, вам придется немного подождать, прежде чем мистер Лонгуорт сможет принять вас. Но мы к вашим услугам.
Алексия, не дожидаясь ответа, повернулась и стала подниматься на второй этаж.
Отложив корзинку с рукоделием, она исправно исполняла роль хозяйки, несмотря на то, что лорд Хейден, возможно, не нуждался в этом.
– В нынешнем году необычно ясная погода для января, вы не находите? – спросила Алексия, когда гость сел на оттоманку, обитую голубой узорчатой тканью. – По крайней мере, утро выдалось чудесное.
Мужчина слегка вскинул брови, когда девушка столь неуместно сделала ударение на словах «по крайней мере».
– Да, последние несколько дней выдались не по сезону теплыми, – ответил он.
– По-моему, это злая шутка природы, но я не могу не наслаждаться ею.
– Злая шутка природы?
– Природа дразнит нас, заставляя поверить, что весна не за горами, в то время как впереди еще несколько месяцев холода и сырости.
В глазах лорда Хейдена вспыхнули озорные огоньки.
– Вы правы, и все же я предпочитаю наслаждаться. О холоде я буду беспокоиться, когда он наступит.
Построенная подобным образом фраза прозвучала почти непристойно, и Алексия сменила тему, вспомнив о недавних праздниках. Лорд Хейден соглашался с ней во всем, и Алексия с горем пополам пыталась поддерживать беседу.
Она с уверенностью могла сказать, что мысли лорда Хейдена в этот момент были далеко. Он думал о встрече с Тимоти. Казалось, воздух в комнате стал густым и почти осязаемым в преддверии бури.
Алексия больше не могла этого вынести.
– Мой кузен болен, лорд Хейден. Вряд ли он найдет в себе силы для встречи с вами. Дело не терпит отлагательства?
– Нет, – решительно ответил лорд.
Алексия получила ответ на свой вопрос. Одно лишь слово, произнесенное ровно, спокойно и решительно.
Алексия подумала, что он считает ее присутствие в гостиной дерзостью. Она ведь не хозяйка дома, а всего лишь кузина. Но ведь он отказался встречаться с Роузлин, и вины Алексии в том, что ему приходится терпеть ее бедную родственницу, нет.
– Может быть, сэр, сообщить кузену о цели вашего визита, и тогда он…
Лорд Хейден посмотрел на Алексию так, как посмотрел бы викарий на мешающего проповеди ребенка.
Алексия проигнорировала его взгляд и решила сменить тактику.
Коль скоро ему не было равных в финансовых вопросах, девушка попыталась повернуть разговор в другом направлении.
– Вы не слышали о том, что происходит в Сити, лорд Хейден? Кризис банков продолжается?
– Боюсь, он закончится не скоро, мисс Уэлборн. Так бывает всегда.
– Я слышана, вы имеете какое-то отношение к банку моего кузена. Хочется верить, что кризис его не затронул.
– Час назад, когда я уезжал из Сити, банк Дарфилда и Лонгуорта был вполне платежеспособен.
– Слава Богу. Значит, массового изъятия вкладов не будет. Я беспокоилась, в соседних банках невесть что творится.
– Ничего подобного я не слышал.
Алексия облегченно вздохнула. За последний месяц обанкротилось несколько крупных банков Лондона. То один банк, то другой давал объявления о своей несостоятельности. Кризис затронул и мелкие банки в графствах. Везде только и говорили о банкротстве и разорении. Алексия подозревала, что Тимоти заболел от волнения за будущее своего банка.
– У вас есть вклады? – поинтересовался лорд Хейден.
– Жалкие гроши. Я беспокоюсь о своих кузинах.
На этот раз попытка Алексии завоевать внимание собеседника с помощью вопросов на тему финансов оказалась вполне успешной. Лорд Хейден вновь оглядел девушку с головы до ног, но на этот раз его взгляд задержался на ней дольше, чем прежде. Он разглядывал ее с небрежным высокомерием, подразумевавшим, что он имеет полное право на подобную дерзость в отличие от остальных мужчин. То был взгляд мужчины, прекрасно знающего себе цену и осознающего, что сей факт дает ему право на некоторое отступление от норм этикета.
Взгляд лорда Хейдена, казалось, на целую вечность остановился на ее глазах. Он словно поглотал Алексию взглядом, и той пришлось отчаянно заморгать и отвести глаза, чтобы привести мысли в порядок. Намеренно медленно он проделал то же самое с остальными частями ее тела. Краска прилила к лицу девушки. Лорд Хейден волновал Алексию, пробуждая в ее душе воспоминания о другом мужчине, чей взгляд точно так же волновал ее несколько лет назад.
Ее собственная реакция смутила Алексию. Она никогда не считала, что может поддаться чарам красивого мужчины. Она не глупышка Ирен. Алексия мысленно упрекала себя за недостойное поведение.
По лицу лорда Хейдена никак нельзя было понять, заметил он ее замешательство или нет. Но Алексия не питала иллюзий относительно интереса такого рода к собственной персоне. Она знала, о чем он думает. Алексия с ее каштановыми волосами и непримечательным лицом не производила на мужчин впечатления. Без сомнения, он заметил, каким образом отразилась на ее внешности чрезмерная бережливость. Старое платье Алексии не только вышло из моды, но к тому же было изрядно поношено, а в нескольких местах, не видных постороннему глазу, залатано. Правда, для лорда любое место оказывалось заметным.
– Мисс Уэлборн, мне кажется, нас представили друг другу на поминальной службе по случаю кончины Бенджамина, – произнес лорд Хейден. – Если не ошибаюсь, вы кузина из Йоркшира?
Внезапно Алексию охватил ужас. Лорд Хейден не знает, кто она такая. Должно быть, ее поведение оказалось довольно эксцентричным, а беседа чрезвычайно дерзкой, раз он не вспомнил, что их уже представляли друг другу.
За шоком последовала досада. Алексия злилась не на лорда Хейдена. Она злилась на ситуацию, изменившую ее до неузнаваемости.
– Да, мы встречались на поминальной службе памяти Бенджамина. – Знакомое имя и упоминание о печальном событии пробудили в душе Алексии эхо былой скорби. Именно служба, а не похороны, потому что тело Бенджамина пропало в море. Он покинул Англию четыре года назад, но Алексия до сих пор по нему скучала.
Внезапно лорд Хейден показался ей не таким уж суровым. Проявление сочувствия смягчило черты его красивого, словно вылепленного искусным скульптором лица.
– Я считал его своим другом, – произнес мужчина. – Мы с детства знали друг друга. Дом, где жила его семья, расположен недалеко от поместья Истербруков в Оксфордшире.
Тимоти всегда намекал на особые отношения, связывающие его семью с Истербруками. Эти отношения, конечно, не были настолько теплыми, чтобы так называемые соседи отвечали визитом на каждую карточку Тимоти. Но если дружба существовала между Бенджамином и Хейденом Ротуэллом, это многое объясняло. Хотя бы тот факт, что лорд Хейден отправился воевать в Грецию.
– Вы тоже воевали в Греции? – спросила девушка, обрадованная тем, что новая тема для беседы сделала лорда Хейдена менее суровым и коснулась дорогого ее сердцу Бенджамина.
– Я был одним из идеалистов проэллинов, вставших на сторону греков в их противостоянии с турками. Оказался в Греции в самом начале войны одновременно с вашим кузеном. В отличие от него и Байрона мне повезло, и приключение не закончилось для меня плачевно.
Алексия представила Бенджамина, полного жизни и радости человека, чей оптимизм зачастую граничил с безрассудством, героически сражающегося за свободу чужого народа с античным храмом на холме позади него. Алексия хранила этот образ в своем сердце. А поскольку лорд Хейден был там, рядом с Бенджамином, она не слишком возражала против того, что он столь вызывающе оценивал ее непрезентабельную внешность.
Он снова остановил на ней оценивающий взгляд.
– Простите мне мою дерзость, мисс Уэлборн, но у вас глаза весьма необычного цвета. Словно фиалки. Это из-за освещения?
– Освещение здесь ни при чем. Цвет глаз – моя отличительная черта.
Лорд Хейден не попытался возразить, что, по мнению Алексии, было не слишком галантно с его стороны.
– Бен говорил о вас с уважением и любовью. Он не назвал имени. Я запомнил лишь описание похожих на фиалки глаз. На службе я не заметил, что ваши глаза имеют именно такой оттенок, иначе я раньше рассказал бы вам о Бенджамине.
Сердце Алексии охватило сладкое возбуждение, отодвинувшее на второй план болезненное чувство ностальгии. Она не смогла сдержаться, и ее глаза затуманились. Бенджамин говорил о ней перед смертью. Он доверился этому мужчине, сидевшему сейчас рядом с ней в гостиной. Лорд Хейден знал об их любви и планах на будущее, Алексия в этом не сомневалась.
Ее больше не занимала причина его визита. Он лишь слегка намекнул, что она была действительно небезразлична Бенджамину, и что тот собирался на ней жениться. Благодарность за эти слова оказалась столь велика, что Алексия готова была сейчас простить лорду Хейдену все, что угодно.
Алексия взглянула на лорда более дружелюбно. Только сейчас она заметила, что он по-настоящему красив. Лицо его уже не казалось девушке таким суровым. В его чертах просто сказывалось его происхождение. Они скорее напоминали равнины со скалистыми горами, чем мягкие пасторальные холмы.
– Спасибо за то, что вы мне сказали. Я до сих пор тоскую по кузену. Очень трогательно, что он покинул этот мир с мыслями обо мне.
Алексия жаждала услышать от графа подробности разговора с Бенджамином, но в этот момент в гостиной появился Тимоти.
Судя по его виду, он действительно был болен. Глаза лихорадочно блестели. И все же камердинеру удалось привести его в надлежащий вид, фрак и галстук Тимоти свидетельствовали о его привычке одеваться дорого и вычурно.
– Ротуэлл.
– Спасибо, что нашли для меня время, Лонгуорт.
Алексия поднялась, собираясь уйти. Ее сердце все еще пело от счастья. Ведь она узнала, что Бенджамин рассказывал о ее глазах своим холостым приятелям там, в Греции. И все же она не могла не заметить, что предчувствие дурных вестей охватило весь дом.
Сжимая в руках корзинку с рукоделием, Алексия вошла в сад, чтобы присоединиться к кузинам.
Роузлин и Ирен ждали за столом, где лежали две шляпки и коробки с лентами и прочими мелочами. Алексия решила не говорить девушкам о неожиданном посетителе. Возможно, причиной тому послужило безосновательное дурное предчувствие, прячущееся за ощущением счастья и радости.
– Тебя так долго не было, – недовольно заметила Ирен, беря со стола шляпку. – И все же ее нельзя спасти, так что придется купить новую. Тимоти мне позволил.
– Наш брат с легкостью тратит деньги, – сказала Роузлин. – Чтобы твой дебют не разорил нас, надо экономить.
– Тимоти ни разу не упомянул об экономии, а ты все время твердишь об этом. Кроме того, этот сезон не сулит мне ничего хорошего, независимо от того, сколько у меня шляпок. – В голосе Ирен послышалась обида. – Меня не пригласят на самые лучшие балы. Друзья сказали мне об этом.
– Сезон у тебя все же будет, – заметила Роузлин. – Что для тебя предпочтительнее: быть сестрой преуспевающего банкира или дочерью обнищавшего сельского джентльмена? Благодари Бога, что наши братья вложили деньги в это предприятие. Если бы мы и сейчас жили в Оксфордшире, ты радовалась бы единственной новой шляпке в году. Да и ту выбирала бы очень придирчиво, вместо того чтобы купить три, из которых ни одна тебе не идет.
Алексия уселась между сестрами, надеясь, что это погасит начавшуюся перебранку. Ирен, самой младшей из сирот Лонгуорт, даже в голову не приходило благодарить судьбу за то, что восемь лет назад ее брат Бенджамин решил вложить деньги в развитие банка. Она видела только то, насколько низок ее статус, и воспринимала как должное роскошь, полученную взамен.
Роузлин, которой уже исполнилось двадцать пять лет, помнила худшие времена, когда их отцу пришлось продать за долги земли в Оксфордшире. Ее собственный дебют так и не состоялся, и надежды на брак оказались весьма призрачными. К тому моменту, когда дела брата пошли в гору и женихи выстроились в очередь, Роузлин стала слишком разборчивой и ко всему относилась скептически. По мнению Алексии, Роузлин возмущало то, что все эти молодые люди стремились жениться на ней только потому, что ее семья вдруг разбогатела.
– Можно заменить вот эту розовую атласную ленту на желтую, – сказала Алексия. – Посмотри-ка. Я могу немного подрезать солому по краям, и изгиб полей окажется ближе к лицу.
– Фу! Ненавижу переделанные шляпки, даже если их переделала ты. Возьми ее себе, если хочешь. Ты могла бы купить подходящее к ней платье, тогда больше не придется носить это, с завышенной талией. Скажу служанке, что отдала шляпку тебе, иначе она станет на нее претендовать.
Алексия неотрывно смотрела на перепутавшиеся в корзинке пестрые ленты, переливающиеся в лучах солнца. Ирен была совсем еще молодой, и брат избаловал ее, соря деньгами направо и налево.
В воздухе повисла напряженная тишина. Ирен взяла шляпку, повертела в руках и бросила на стол.
– Извинись, – угрожающе произнесла Роузлин. – Я уже подумываю о том, чтобы отправить тебя в деревню. Лондон вскружил тебе голову, и твое поведение стало не слишком привлекательным. Ты забыла, кто ты есть на самом деле.
– Ничего она не забыла, – резко бросила Алексия и тут же пожалела о сказанном. – Я тоже никогда не забывала, кто я. А ты не напоминаешь мне об этом лишь по доброте душевной. Все знают, что я завишу от вашей семьи – бедная родственница, которая должна испытывать благодарность за поношенные вещи младшей сестры, пожалованные с барского плеча. Каждым куском я обязана милости вашего брата.
– О, Алексия, я вовсе не хотела… – На лице Ирен отразилось раскаяние.
– Это неправда, – произнесла Роузлин. – Ты – одна из нас.
– Это правда. Но я давно привыкла к своему положению и не обижаюсь.
Но она обижалась. Старалась не обижаться, но ничего не могла с собой поделать. Смирение и благодарность, продиктованные ее положением, иногда покидали Алексию.
Положение бедной родственницы было предопределено, когда собственность семьи отошла к сыну двоюродного брата отца Алексии. Приглашения обосноваться в его доме от наследника не последовало, как и предполагал ее отец. Алексии едва исполнилось восемнадцать, когда она вынуждена была написать Лонгуортам – кузенам со стороны матери – с просьбой приютить ее у себя. Алексия не принесла в их дом ничего, кроме жалких двадцати фунтов в год и таланта к изготовлению дамских шляпок.
Бенджамин – старший из кузенов Лонгуорт – никогда не заставлял Алексию чувствовать себя обязанной, несмотря на то, что ее приезд совпал с его очередным рискованным предприятием, и в первый год семье было совсем нечего отложить на черный день. Только после смерти Бенджамина ее зависимое положение стало очевидно. Если Бен считал, что должен обеспечивать Алексию, как своих родных сестер, то Тимоти подобное даже в голову не приходило. Теперь она довольствовалась ролью консультанта, когда ее кузины наносили визиты лондонским модисткам. Тимоти воспринимал ее как обузу, в то время как Бен видел в ней…
Алексия заботливо хранила в душе память о любви, остром и глубоком чувстве, отзвуки которого болью отдавались в сердце. Для Бена она была дорогой сестрой и другом, а в последний год ей начало казаться, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружеское расположение. Если лорд Хейден сказал правду, значит, она не ошиблась. Если бы Бен вернулся из Греции, он женился бы на ней. Алексия взяла в руки шляпку.
– Спасибо, Ирен. Я буду с удовольствием носить ее. Только теперь я выберу голубую ленту. Ни розовый, ни желтый цвет не подходят к моим волосам и облику.
Роузлин перехватила взгляд кузины, извиняясь за сестру. Глаза Алексии говорили: «Мой отец джентльмен, но теперь я оказалась здесь. Мне уже двадцать шесть лет, а у меня нет ни денег, ни будущего. Так уж устроен мир. Умоляю тебя, не надо меня жалеть».
– Кто это? – произнесла Ирен, прервав безмолвный диалог. – Вон там, в окне гостиной.
Роузлин обернулась как раз вовремя. Она успела заметить темные волосы и широкие плечи мужчины, тотчас же отошедшего от окна.
– У нас посетитель? Фолкнер должен был послать за мной.
Алексия взяла из корзинки розовую ленту.
– Он хотел поговорить с Тимоти. И очень просил, чтобы тебя не беспокоили.
– Но Тимоти болен.
– Он все-таки встал с постели.
Алексия сделала вид, что занята шляпкой, когда почувствовала на себе внимательный взгляд кузины.
– Кто этот человек? – спросила Роузлин.
– Ротуэлл.
– Лорд Эллиот Ротуэлл? Историк? Но почему…
– Его брат. Лорд Хейден Ротуэлл.
Глаза Ирен округлились. Она подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Он пришел сюда? Я сейчас упаду в обморок. Он такой красавец.
Роузлин нахмурилась и посмотрела на окно.
– О Господи.
– Вы пили, Лонгуорт, – произнес Хейден. – Достаточно и вы трезвы, чтобы выслушать меня и запомнить сказанное?
Лонгуорт удобно развалился на голубой оттоманке.
– Достаточно, черт возьми.
Хейден внимательно оглядел Тимоти Лонгуорта. Тот действительно выглядел трезвым, что было хорошо, потому что дело не терпело отлагательства. Шансы на успех сокращались с каждым часом.
– Последние два дня я провел в компании Дарфилда, в то время как вы прятались в своей постели и напивались до беспамятства, – произнес Хейден. – Банк переживет кризис, если вы сделаете так, как я скажу.
– Я говорил Дарфилду, что банк выстоит. А он все равно боится, что резервов окажется недостаточно.
– Банк выстоит только потому, что вчера я принял решение не забирать из него вклады своей семьи. Одно лишь упоминание об этом предотвратило панику, начавшуюся сегодня утром.
– В банке началась паника? – У Лонгуорта хватило порядочности изобразить на лице огорчение. – Я знаю, что должен быть там.
– Да, черт возьми, должны.
– Но ведь худшее позади? Вы сказали, что опасность миновала.
– Не совсем. Сегодняшний день мы переживем, но банку по-прежнему угрожает серьезная опасность. Более того, я хочу пересмотреть свою позицию. Выбор предстоит нелегкий. Если я заберу свои деньги, банк неминуемо разорится. И тогда вас непременно повесят.
Хейдена бесил тот факт, что он умудрился связаться с Лонгуортом. Он укрепил позиции банка, поместив туда деньги семьи. Сделал это лишь для того, чтобы помочь хорошему другу. Но никак не его младшему брату.
Лонгуорт широко улыбнулся, что придало ему сходства с Беном, несмотря на то, что его светлые волосы резко контрастировали с каштановой шевелюрой и карими глазами старшего брата. Хейден предпочел бы сейчас не видеть этого сходства.
– Конечно же, вы говорили образно, когда упомянули повешение. Не очень приятно разориться, но ведь это не смертельно.
– Если я говорю о повешении, то имею в виду повешение. Эшафот. Петля. Смерть.
– Банки все время разоряются. В одном только Лондоне за последние две недели закрылось пять банков, а в графствах таких случаев дюжины. Тут нет никакого преступления. Так всегда происходит во время финансовых кризисов.
– На виселицу вы отправитесь не потому, что банк обанкротился, а в результате проверки бухгалтерских книг.
– Мне ничто не грозит, уверяю вас.
Хейден начал быстро терять терпение. Всю прошлую ночь он не спал, пытаясь вместе с Дарфилдом разобраться в путанице, царящей в банковских отчетах. Ярость, которую он с трудом сдерживал после того, как узнал самое худшее, грозила вырваться наружу, сведя на нет все его усилия.
– Я решил оставить деньги в вашем банке, Лонгуорт, беспокоясь о своей тете и ее дочери. Три процента – это все, что они имеют. Они живут только на эти средства. Как их поверенный, я не могу рисковать этими деньгами. А посему решил забрать из банка эту незначительную сумму.
Лонгуорт вскинул голову, словно подобное предисловие сбило его с толку, но в глазах промелькнула паника.
– Представьте мой ужас, когда я обнаружил, что их консоли проданы и что я в качестве поверенного якобы дал на это согласие.
На лбу Лонгуорта выступили капли пота.
– Хотите сказать, что это я подделал?
– У меня есть доказательства. Вы подделывали и другие подписи, чтобы продать ценные бумаги, продолжая выплачивать ренту, чтобы никто ничего не заподозрил. Вы украли десятки тысяч фунтов.
– Черта с два! Меня поразило и опечалило то, что вы сейчас сказали. Должно быть, это сделал Дарфилд.
Хейден подошел к молодому человеку, схватил его за ворот и приподнял с оттоманки.
– Не смейте порочить честное имя этого человека. Клянусь, если вы сейчас солжете мне, я не стану вам помогать, и пусть вас повесят.
Лонгуорт вскинул руки, чтобы закрыть лицо, и сжался в ожидании удара. При виде его страха Хейден почувствовал отвращение, но почему-то сдержался и швырнул Лонгуорта обратно на оттоманку.
Тимоти наклонился вперед, закрыв лицо руками. В гостиной повисла напряженная тишина.
– Вы никому об этом не говорили? – пробормотал Тимоти.
– Знает только Дарфилд, и он боится последствий для других банков, если о ваших махинациях станет известно сейчас, в свете последних событий в Сити. – Хейден слишком часто за последние два дня представлял себе ужас вкладчиков. Предполагалось, что фондам, деньгам, хранящимся в виде трастов, охраняемых государством, ничто не угрожает. Именно с этих денег выплачивалась рента немыслимому количеству женщин, слуг, младших сыновей и дочерей. Банки лишь хранили эти деньги для клиентов. И кризис никак не должен был сказаться на их сохранности.
Тимоти Лонгуорт подделал подписи вкладчиков, нарушив тем самым неприкосновенность фондов, и присвоил их капитал. Если о его махинациях станет известно сейчас, паника в Сити возрастет вдесятеро.
– О чем только, черт возьми, вы думали, Лонгуорт?
– Я сделал это для банка. Мы были уязвимы. Резервов не хватало. Я сделал это, чтобы защитить депозиты…
– Нет, черт возьми! – сорвался на крик Хейден. – Вы поступили подобным образом, чтобы купить этот дом, этот сюртук и экипажи, на которых вы разъезжаете со своей весьма дорогой любовницей.
Тимоти зарыдал. Сконфуженный Хейден отвернулся и посмотрел в окно.
Там в саду в его сторону посмотрели похожие на фиалки глаза, а потом вновь сосредоточились на лентах и соломенной шляпе. «Глаза прохладного оттенка, похожие на фиалки, и соблазнительная фигура, таящая в себе неземное блаженство», – именно так сказал Бенджамин о мисс Уэлборн, будучи навеселе. Не совсем уважительно, но в его голосе улавливалась привязанность, поэтому слова Хейдена отчасти оказались правдой. Когда он увидел ее реакцию – навернувшиеся на глаза слезы и мечтательно-нежное выражение лица, – он пожалел, что вообще рассказал ей об этом.
Приглушенные голоса в холле заставили ее остановиться на ступеньках, по которым она спускалась с корзиной для рукоделия в руках. Она услышала чей-то требовательный голос, хотя слов не расслышала. Вежливый отказ слуги не произвел на посетителя должного эффекта. Позвали Фолкнера, дворецкого. Столкнувшись со столь необычным посетителем, буквально излучавшим силу и решительность, слуги дрогнули и отступили.
У Алексии возникло дурное предчувствие, как в тот день, когда пришли сообщить о Бенджамине. Девушка слишком доверяла своей интуиции, чтобы отмахнуться от нее сейчас. Плохие новости мгновенно изменяют мир. Даже воздух становится другим. Сердце чует горе, как конь – приближение грозы.
Алексия не могла пошевелиться. Она тут же забыла о том, что направлялась в залитый полуденным солнцем сад, чтобы присоединиться к кузинам.
Незнакомец направлялся к ней. На нем были черные брюки и ботинки превосходного качества. Он проследовал за дворецким к лестнице. Фолкнер застыл с таким видом, словно ждал приказа самого короля.
Словно почувствовав, что за ним кто-то наблюдает, мужчина поднял голову и посмотрел на Алексию.
Его манера поведения могла запугать даже того, кто не знал о его высоком положении в обществе. Лицо обрамляли темные вьющиеся волосы. Глубоко посаженные глаза цвета безлунной ночи, квадратный подбородок, упрямо сжатые губы. Лорд Хейден Ротуэлл, брат четвертого маркиза Истербрука, выглядел усталым. И без слов было понятно, что он приехал с весьма неприятной миссией, а вовсе не для того, чтобы нанести ответный визит Тимоти, несколько раз оставлявшему в Истербрук-Хаусе свои визитные карточки.
Когда мужчины подошли к Алексии, Фолкнер перехватил ее взгляд. В его глазах промелькнуло беспокойство. Дворецкий, видимо, тоже почуял приближение бури.
Лорд Хейден остановился на лестничной площадке и едва заметно поклонился. Алексию однажды представляли ему, однако он не назвал ее по имени. Лишь смерил ее взглядом, в котором на мгновение вспыхнул интерес. Алексия залилась румянцем. Выражение лица мужчины еле заметно изменилось, как если бы статуя вдруг ожила. Глаза потеплели, а напряженно поджатые губы распрямились. Сочувствие слегка смягчило его суровые черты. Но лишь на мгновение.
Сердце Алексии болезненно сжалось. Она успела прочесть в его глазах жалость. Появление этого человека не предвещало ничего хорошего.
– Вы собирались проводить лорда Хейдена в гостиную или в библиотеку, Фолкнер? – с вызовом спросила Алексия. Она давно поняла, что ожидание дурных вестей гораздо хуже самих вестей, и теперь не собиралась смиренно ждать, сходя с ума от беспокойства.
– В гостиную, мисс Уэлборн.
Лорд Хейден догадался о намерениях девушки.
– Пожалуйста, не беспокойте мисс Лонгуорт. Это не светский визит.
– Мы не станем посылать за ней, если вам так угодно. Хочу предупредить, что, возможно, вам придется немного подождать, прежде чем мистер Лонгуорт сможет принять вас. Но мы к вашим услугам.
Алексия, не дожидаясь ответа, повернулась и стала подниматься на второй этаж.
Отложив корзинку с рукоделием, она исправно исполняла роль хозяйки, несмотря на то, что лорд Хейден, возможно, не нуждался в этом.
– В нынешнем году необычно ясная погода для января, вы не находите? – спросила Алексия, когда гость сел на оттоманку, обитую голубой узорчатой тканью. – По крайней мере, утро выдалось чудесное.
Мужчина слегка вскинул брови, когда девушка столь неуместно сделала ударение на словах «по крайней мере».
– Да, последние несколько дней выдались не по сезону теплыми, – ответил он.
– По-моему, это злая шутка природы, но я не могу не наслаждаться ею.
– Злая шутка природы?
– Природа дразнит нас, заставляя поверить, что весна не за горами, в то время как впереди еще несколько месяцев холода и сырости.
В глазах лорда Хейдена вспыхнули озорные огоньки.
– Вы правы, и все же я предпочитаю наслаждаться. О холоде я буду беспокоиться, когда он наступит.
Построенная подобным образом фраза прозвучала почти непристойно, и Алексия сменила тему, вспомнив о недавних праздниках. Лорд Хейден соглашался с ней во всем, и Алексия с горем пополам пыталась поддерживать беседу.
Она с уверенностью могла сказать, что мысли лорда Хейдена в этот момент были далеко. Он думал о встрече с Тимоти. Казалось, воздух в комнате стал густым и почти осязаемым в преддверии бури.
Алексия больше не могла этого вынести.
– Мой кузен болен, лорд Хейден. Вряд ли он найдет в себе силы для встречи с вами. Дело не терпит отлагательства?
– Нет, – решительно ответил лорд.
Алексия получила ответ на свой вопрос. Одно лишь слово, произнесенное ровно, спокойно и решительно.
Алексия подумала, что он считает ее присутствие в гостиной дерзостью. Она ведь не хозяйка дома, а всего лишь кузина. Но ведь он отказался встречаться с Роузлин, и вины Алексии в том, что ему приходится терпеть ее бедную родственницу, нет.
– Может быть, сэр, сообщить кузену о цели вашего визита, и тогда он…
Лорд Хейден посмотрел на Алексию так, как посмотрел бы викарий на мешающего проповеди ребенка.
Алексия проигнорировала его взгляд и решила сменить тактику.
Коль скоро ему не было равных в финансовых вопросах, девушка попыталась повернуть разговор в другом направлении.
– Вы не слышали о том, что происходит в Сити, лорд Хейден? Кризис банков продолжается?
– Боюсь, он закончится не скоро, мисс Уэлборн. Так бывает всегда.
– Я слышана, вы имеете какое-то отношение к банку моего кузена. Хочется верить, что кризис его не затронул.
– Час назад, когда я уезжал из Сити, банк Дарфилда и Лонгуорта был вполне платежеспособен.
– Слава Богу. Значит, массового изъятия вкладов не будет. Я беспокоилась, в соседних банках невесть что творится.
– Ничего подобного я не слышал.
Алексия облегченно вздохнула. За последний месяц обанкротилось несколько крупных банков Лондона. То один банк, то другой давал объявления о своей несостоятельности. Кризис затронул и мелкие банки в графствах. Везде только и говорили о банкротстве и разорении. Алексия подозревала, что Тимоти заболел от волнения за будущее своего банка.
– У вас есть вклады? – поинтересовался лорд Хейден.
– Жалкие гроши. Я беспокоюсь о своих кузинах.
На этот раз попытка Алексии завоевать внимание собеседника с помощью вопросов на тему финансов оказалась вполне успешной. Лорд Хейден вновь оглядел девушку с головы до ног, но на этот раз его взгляд задержался на ней дольше, чем прежде. Он разглядывал ее с небрежным высокомерием, подразумевавшим, что он имеет полное право на подобную дерзость в отличие от остальных мужчин. То был взгляд мужчины, прекрасно знающего себе цену и осознающего, что сей факт дает ему право на некоторое отступление от норм этикета.
Взгляд лорда Хейдена, казалось, на целую вечность остановился на ее глазах. Он словно поглотал Алексию взглядом, и той пришлось отчаянно заморгать и отвести глаза, чтобы привести мысли в порядок. Намеренно медленно он проделал то же самое с остальными частями ее тела. Краска прилила к лицу девушки. Лорд Хейден волновал Алексию, пробуждая в ее душе воспоминания о другом мужчине, чей взгляд точно так же волновал ее несколько лет назад.
Ее собственная реакция смутила Алексию. Она никогда не считала, что может поддаться чарам красивого мужчины. Она не глупышка Ирен. Алексия мысленно упрекала себя за недостойное поведение.
По лицу лорда Хейдена никак нельзя было понять, заметил он ее замешательство или нет. Но Алексия не питала иллюзий относительно интереса такого рода к собственной персоне. Она знала, о чем он думает. Алексия с ее каштановыми волосами и непримечательным лицом не производила на мужчин впечатления. Без сомнения, он заметил, каким образом отразилась на ее внешности чрезмерная бережливость. Старое платье Алексии не только вышло из моды, но к тому же было изрядно поношено, а в нескольких местах, не видных постороннему глазу, залатано. Правда, для лорда любое место оказывалось заметным.
– Мисс Уэлборн, мне кажется, нас представили друг другу на поминальной службе по случаю кончины Бенджамина, – произнес лорд Хейден. – Если не ошибаюсь, вы кузина из Йоркшира?
Внезапно Алексию охватил ужас. Лорд Хейден не знает, кто она такая. Должно быть, ее поведение оказалось довольно эксцентричным, а беседа чрезвычайно дерзкой, раз он не вспомнил, что их уже представляли друг другу.
За шоком последовала досада. Алексия злилась не на лорда Хейдена. Она злилась на ситуацию, изменившую ее до неузнаваемости.
– Да, мы встречались на поминальной службе памяти Бенджамина. – Знакомое имя и упоминание о печальном событии пробудили в душе Алексии эхо былой скорби. Именно служба, а не похороны, потому что тело Бенджамина пропало в море. Он покинул Англию четыре года назад, но Алексия до сих пор по нему скучала.
Внезапно лорд Хейден показался ей не таким уж суровым. Проявление сочувствия смягчило черты его красивого, словно вылепленного искусным скульптором лица.
– Я считал его своим другом, – произнес мужчина. – Мы с детства знали друг друга. Дом, где жила его семья, расположен недалеко от поместья Истербруков в Оксфордшире.
Тимоти всегда намекал на особые отношения, связывающие его семью с Истербруками. Эти отношения, конечно, не были настолько теплыми, чтобы так называемые соседи отвечали визитом на каждую карточку Тимоти. Но если дружба существовала между Бенджамином и Хейденом Ротуэллом, это многое объясняло. Хотя бы тот факт, что лорд Хейден отправился воевать в Грецию.
– Вы тоже воевали в Греции? – спросила девушка, обрадованная тем, что новая тема для беседы сделала лорда Хейдена менее суровым и коснулась дорогого ее сердцу Бенджамина.
– Я был одним из идеалистов проэллинов, вставших на сторону греков в их противостоянии с турками. Оказался в Греции в самом начале войны одновременно с вашим кузеном. В отличие от него и Байрона мне повезло, и приключение не закончилось для меня плачевно.
Алексия представила Бенджамина, полного жизни и радости человека, чей оптимизм зачастую граничил с безрассудством, героически сражающегося за свободу чужого народа с античным храмом на холме позади него. Алексия хранила этот образ в своем сердце. А поскольку лорд Хейден был там, рядом с Бенджамином, она не слишком возражала против того, что он столь вызывающе оценивал ее непрезентабельную внешность.
Он снова остановил на ней оценивающий взгляд.
– Простите мне мою дерзость, мисс Уэлборн, но у вас глаза весьма необычного цвета. Словно фиалки. Это из-за освещения?
– Освещение здесь ни при чем. Цвет глаз – моя отличительная черта.
Лорд Хейден не попытался возразить, что, по мнению Алексии, было не слишком галантно с его стороны.
– Бен говорил о вас с уважением и любовью. Он не назвал имени. Я запомнил лишь описание похожих на фиалки глаз. На службе я не заметил, что ваши глаза имеют именно такой оттенок, иначе я раньше рассказал бы вам о Бенджамине.
Сердце Алексии охватило сладкое возбуждение, отодвинувшее на второй план болезненное чувство ностальгии. Она не смогла сдержаться, и ее глаза затуманились. Бенджамин говорил о ней перед смертью. Он доверился этому мужчине, сидевшему сейчас рядом с ней в гостиной. Лорд Хейден знал об их любви и планах на будущее, Алексия в этом не сомневалась.
Ее больше не занимала причина его визита. Он лишь слегка намекнул, что она была действительно небезразлична Бенджамину, и что тот собирался на ней жениться. Благодарность за эти слова оказалась столь велика, что Алексия готова была сейчас простить лорду Хейдену все, что угодно.
Алексия взглянула на лорда более дружелюбно. Только сейчас она заметила, что он по-настоящему красив. Лицо его уже не казалось девушке таким суровым. В его чертах просто сказывалось его происхождение. Они скорее напоминали равнины со скалистыми горами, чем мягкие пасторальные холмы.
– Спасибо за то, что вы мне сказали. Я до сих пор тоскую по кузену. Очень трогательно, что он покинул этот мир с мыслями обо мне.
Алексия жаждала услышать от графа подробности разговора с Бенджамином, но в этот момент в гостиной появился Тимоти.
Судя по его виду, он действительно был болен. Глаза лихорадочно блестели. И все же камердинеру удалось привести его в надлежащий вид, фрак и галстук Тимоти свидетельствовали о его привычке одеваться дорого и вычурно.
– Ротуэлл.
– Спасибо, что нашли для меня время, Лонгуорт.
Алексия поднялась, собираясь уйти. Ее сердце все еще пело от счастья. Ведь она узнала, что Бенджамин рассказывал о ее глазах своим холостым приятелям там, в Греции. И все же она не могла не заметить, что предчувствие дурных вестей охватило весь дом.
Сжимая в руках корзинку с рукоделием, Алексия вошла в сад, чтобы присоединиться к кузинам.
Роузлин и Ирен ждали за столом, где лежали две шляпки и коробки с лентами и прочими мелочами. Алексия решила не говорить девушкам о неожиданном посетителе. Возможно, причиной тому послужило безосновательное дурное предчувствие, прячущееся за ощущением счастья и радости.
– Тебя так долго не было, – недовольно заметила Ирен, беря со стола шляпку. – И все же ее нельзя спасти, так что придется купить новую. Тимоти мне позволил.
– Наш брат с легкостью тратит деньги, – сказала Роузлин. – Чтобы твой дебют не разорил нас, надо экономить.
– Тимоти ни разу не упомянул об экономии, а ты все время твердишь об этом. Кроме того, этот сезон не сулит мне ничего хорошего, независимо от того, сколько у меня шляпок. – В голосе Ирен послышалась обида. – Меня не пригласят на самые лучшие балы. Друзья сказали мне об этом.
– Сезон у тебя все же будет, – заметила Роузлин. – Что для тебя предпочтительнее: быть сестрой преуспевающего банкира или дочерью обнищавшего сельского джентльмена? Благодари Бога, что наши братья вложили деньги в это предприятие. Если бы мы и сейчас жили в Оксфордшире, ты радовалась бы единственной новой шляпке в году. Да и ту выбирала бы очень придирчиво, вместо того чтобы купить три, из которых ни одна тебе не идет.
Алексия уселась между сестрами, надеясь, что это погасит начавшуюся перебранку. Ирен, самой младшей из сирот Лонгуорт, даже в голову не приходило благодарить судьбу за то, что восемь лет назад ее брат Бенджамин решил вложить деньги в развитие банка. Она видела только то, насколько низок ее статус, и воспринимала как должное роскошь, полученную взамен.
Роузлин, которой уже исполнилось двадцать пять лет, помнила худшие времена, когда их отцу пришлось продать за долги земли в Оксфордшире. Ее собственный дебют так и не состоялся, и надежды на брак оказались весьма призрачными. К тому моменту, когда дела брата пошли в гору и женихи выстроились в очередь, Роузлин стала слишком разборчивой и ко всему относилась скептически. По мнению Алексии, Роузлин возмущало то, что все эти молодые люди стремились жениться на ней только потому, что ее семья вдруг разбогатела.
– Можно заменить вот эту розовую атласную ленту на желтую, – сказала Алексия. – Посмотри-ка. Я могу немного подрезать солому по краям, и изгиб полей окажется ближе к лицу.
– Фу! Ненавижу переделанные шляпки, даже если их переделала ты. Возьми ее себе, если хочешь. Ты могла бы купить подходящее к ней платье, тогда больше не придется носить это, с завышенной талией. Скажу служанке, что отдала шляпку тебе, иначе она станет на нее претендовать.
Алексия неотрывно смотрела на перепутавшиеся в корзинке пестрые ленты, переливающиеся в лучах солнца. Ирен была совсем еще молодой, и брат избаловал ее, соря деньгами направо и налево.
В воздухе повисла напряженная тишина. Ирен взяла шляпку, повертела в руках и бросила на стол.
– Извинись, – угрожающе произнесла Роузлин. – Я уже подумываю о том, чтобы отправить тебя в деревню. Лондон вскружил тебе голову, и твое поведение стало не слишком привлекательным. Ты забыла, кто ты есть на самом деле.
– Ничего она не забыла, – резко бросила Алексия и тут же пожалела о сказанном. – Я тоже никогда не забывала, кто я. А ты не напоминаешь мне об этом лишь по доброте душевной. Все знают, что я завишу от вашей семьи – бедная родственница, которая должна испытывать благодарность за поношенные вещи младшей сестры, пожалованные с барского плеча. Каждым куском я обязана милости вашего брата.
– О, Алексия, я вовсе не хотела… – На лице Ирен отразилось раскаяние.
– Это неправда, – произнесла Роузлин. – Ты – одна из нас.
– Это правда. Но я давно привыкла к своему положению и не обижаюсь.
Но она обижалась. Старалась не обижаться, но ничего не могла с собой поделать. Смирение и благодарность, продиктованные ее положением, иногда покидали Алексию.
Положение бедной родственницы было предопределено, когда собственность семьи отошла к сыну двоюродного брата отца Алексии. Приглашения обосноваться в его доме от наследника не последовало, как и предполагал ее отец. Алексии едва исполнилось восемнадцать, когда она вынуждена была написать Лонгуортам – кузенам со стороны матери – с просьбой приютить ее у себя. Алексия не принесла в их дом ничего, кроме жалких двадцати фунтов в год и таланта к изготовлению дамских шляпок.
Бенджамин – старший из кузенов Лонгуорт – никогда не заставлял Алексию чувствовать себя обязанной, несмотря на то, что ее приезд совпал с его очередным рискованным предприятием, и в первый год семье было совсем нечего отложить на черный день. Только после смерти Бенджамина ее зависимое положение стало очевидно. Если Бен считал, что должен обеспечивать Алексию, как своих родных сестер, то Тимоти подобное даже в голову не приходило. Теперь она довольствовалась ролью консультанта, когда ее кузины наносили визиты лондонским модисткам. Тимоти воспринимал ее как обузу, в то время как Бен видел в ней…
Алексия заботливо хранила в душе память о любви, остром и глубоком чувстве, отзвуки которого болью отдавались в сердце. Для Бена она была дорогой сестрой и другом, а в последний год ей начало казаться, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружеское расположение. Если лорд Хейден сказал правду, значит, она не ошиблась. Если бы Бен вернулся из Греции, он женился бы на ней. Алексия взяла в руки шляпку.
– Спасибо, Ирен. Я буду с удовольствием носить ее. Только теперь я выберу голубую ленту. Ни розовый, ни желтый цвет не подходят к моим волосам и облику.
Роузлин перехватила взгляд кузины, извиняясь за сестру. Глаза Алексии говорили: «Мой отец джентльмен, но теперь я оказалась здесь. Мне уже двадцать шесть лет, а у меня нет ни денег, ни будущего. Так уж устроен мир. Умоляю тебя, не надо меня жалеть».
– Кто это? – произнесла Ирен, прервав безмолвный диалог. – Вон там, в окне гостиной.
Роузлин обернулась как раз вовремя. Она успела заметить темные волосы и широкие плечи мужчины, тотчас же отошедшего от окна.
– У нас посетитель? Фолкнер должен был послать за мной.
Алексия взяла из корзинки розовую ленту.
– Он хотел поговорить с Тимоти. И очень просил, чтобы тебя не беспокоили.
– Но Тимоти болен.
– Он все-таки встал с постели.
Алексия сделала вид, что занята шляпкой, когда почувствовала на себе внимательный взгляд кузины.
– Кто этот человек? – спросила Роузлин.
– Ротуэлл.
– Лорд Эллиот Ротуэлл? Историк? Но почему…
– Его брат. Лорд Хейден Ротуэлл.
Глаза Ирен округлились. Она подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Он пришел сюда? Я сейчас упаду в обморок. Он такой красавец.
Роузлин нахмурилась и посмотрела на окно.
– О Господи.
– Вы пили, Лонгуорт, – произнес Хейден. – Достаточно и вы трезвы, чтобы выслушать меня и запомнить сказанное?
Лонгуорт удобно развалился на голубой оттоманке.
– Достаточно, черт возьми.
Хейден внимательно оглядел Тимоти Лонгуорта. Тот действительно выглядел трезвым, что было хорошо, потому что дело не терпело отлагательства. Шансы на успех сокращались с каждым часом.
– Последние два дня я провел в компании Дарфилда, в то время как вы прятались в своей постели и напивались до беспамятства, – произнес Хейден. – Банк переживет кризис, если вы сделаете так, как я скажу.
– Я говорил Дарфилду, что банк выстоит. А он все равно боится, что резервов окажется недостаточно.
– Банк выстоит только потому, что вчера я принял решение не забирать из него вклады своей семьи. Одно лишь упоминание об этом предотвратило панику, начавшуюся сегодня утром.
– В банке началась паника? – У Лонгуорта хватило порядочности изобразить на лице огорчение. – Я знаю, что должен быть там.
– Да, черт возьми, должны.
– Но ведь худшее позади? Вы сказали, что опасность миновала.
– Не совсем. Сегодняшний день мы переживем, но банку по-прежнему угрожает серьезная опасность. Более того, я хочу пересмотреть свою позицию. Выбор предстоит нелегкий. Если я заберу свои деньги, банк неминуемо разорится. И тогда вас непременно повесят.
Хейдена бесил тот факт, что он умудрился связаться с Лонгуортом. Он укрепил позиции банка, поместив туда деньги семьи. Сделал это лишь для того, чтобы помочь хорошему другу. Но никак не его младшему брату.
Лонгуорт широко улыбнулся, что придало ему сходства с Беном, несмотря на то, что его светлые волосы резко контрастировали с каштановой шевелюрой и карими глазами старшего брата. Хейден предпочел бы сейчас не видеть этого сходства.
– Конечно же, вы говорили образно, когда упомянули повешение. Не очень приятно разориться, но ведь это не смертельно.
– Если я говорю о повешении, то имею в виду повешение. Эшафот. Петля. Смерть.
– Банки все время разоряются. В одном только Лондоне за последние две недели закрылось пять банков, а в графствах таких случаев дюжины. Тут нет никакого преступления. Так всегда происходит во время финансовых кризисов.
– На виселицу вы отправитесь не потому, что банк обанкротился, а в результате проверки бухгалтерских книг.
– Мне ничто не грозит, уверяю вас.
Хейден начал быстро терять терпение. Всю прошлую ночь он не спал, пытаясь вместе с Дарфилдом разобраться в путанице, царящей в банковских отчетах. Ярость, которую он с трудом сдерживал после того, как узнал самое худшее, грозила вырваться наружу, сведя на нет все его усилия.
– Я решил оставить деньги в вашем банке, Лонгуорт, беспокоясь о своей тете и ее дочери. Три процента – это все, что они имеют. Они живут только на эти средства. Как их поверенный, я не могу рисковать этими деньгами. А посему решил забрать из банка эту незначительную сумму.
Лонгуорт вскинул голову, словно подобное предисловие сбило его с толку, но в глазах промелькнула паника.
– Представьте мой ужас, когда я обнаружил, что их консоли проданы и что я в качестве поверенного якобы дал на это согласие.
На лбу Лонгуорта выступили капли пота.
– Хотите сказать, что это я подделал?
– У меня есть доказательства. Вы подделывали и другие подписи, чтобы продать ценные бумаги, продолжая выплачивать ренту, чтобы никто ничего не заподозрил. Вы украли десятки тысяч фунтов.
– Черта с два! Меня поразило и опечалило то, что вы сейчас сказали. Должно быть, это сделал Дарфилд.
Хейден подошел к молодому человеку, схватил его за ворот и приподнял с оттоманки.
– Не смейте порочить честное имя этого человека. Клянусь, если вы сейчас солжете мне, я не стану вам помогать, и пусть вас повесят.
Лонгуорт вскинул руки, чтобы закрыть лицо, и сжался в ожидании удара. При виде его страха Хейден почувствовал отвращение, но почему-то сдержался и швырнул Лонгуорта обратно на оттоманку.
Тимоти наклонился вперед, закрыв лицо руками. В гостиной повисла напряженная тишина.
– Вы никому об этом не говорили? – пробормотал Тимоти.
– Знает только Дарфилд, и он боится последствий для других банков, если о ваших махинациях станет известно сейчас, в свете последних событий в Сити. – Хейден слишком часто за последние два дня представлял себе ужас вкладчиков. Предполагалось, что фондам, деньгам, хранящимся в виде трастов, охраняемых государством, ничто не угрожает. Именно с этих денег выплачивалась рента немыслимому количеству женщин, слуг, младших сыновей и дочерей. Банки лишь хранили эти деньги для клиентов. И кризис никак не должен был сказаться на их сохранности.
Тимоти Лонгуорт подделал подписи вкладчиков, нарушив тем самым неприкосновенность фондов, и присвоил их капитал. Если о его махинациях станет известно сейчас, паника в Сити возрастет вдесятеро.
– О чем только, черт возьми, вы думали, Лонгуорт?
– Я сделал это для банка. Мы были уязвимы. Резервов не хватало. Я сделал это, чтобы защитить депозиты…
– Нет, черт возьми! – сорвался на крик Хейден. – Вы поступили подобным образом, чтобы купить этот дом, этот сюртук и экипажи, на которых вы разъезжаете со своей весьма дорогой любовницей.
Тимоти зарыдал. Сконфуженный Хейден отвернулся и посмотрел в окно.
Там в саду в его сторону посмотрели похожие на фиалки глаза, а потом вновь сосредоточились на лентах и соломенной шляпе. «Глаза прохладного оттенка, похожие на фиалки, и соблазнительная фигура, таящая в себе неземное блаженство», – именно так сказал Бенджамин о мисс Уэлборн, будучи навеселе. Не совсем уважительно, но в его голосе улавливалась привязанность, поэтому слова Хейдена отчасти оказались правдой. Когда он увидел ее реакцию – навернувшиеся на глаза слезы и мечтательно-нежное выражение лица, – он пожалел, что вообще рассказал ей об этом.