Он прошел мимо, слыша, как Джеффри облегченно сказал ему вслед:
   — Да, сэр.
   Как раз сейчас у генерала Кастера появилось еще больше проблем, чем с Таней. Индейские воины по-прежнему стояли высоко на утесе, и теперь этот идиот майор Эллиот и семнадцать человек под его командованием пустились в погоню за кучкой женщин и детей, пытавшихся добраться к воинам. Эти несколько чейинцев спрятались за излучиной реки и теперь медленно, но уверенно пробирались через ледяную воду и вокруг обрывистых берегов к тому месту, где находился отряд индейцев. Несколько чейинских воинов отправились им навстречу, и майор Эллиот решил перерезать им путь.
   — Послать вслед за ними несколько человек, генерал? — спросил другой майор. — Они могут попасть в ловушку.
   — Черт побери, сами будут виноваты, если попадутся, — рявкнул Кастер. — Эти дураки начали преследование, строя из себя героев. Я не отдавал им приказа. Я хочу, чтобы все было как можно быстрее закончено и мы смогли выбраться отсюда до наступления темноты. Мы не можем позволить, чтобы наш обоз с провиантом остался здесь. Мы и так зашли далеко, и краснокожие не догадываются о его существовании. Им было бы на руку обнаружить почти никем не охраняемый обоз и завладеть нашей едой и амуницией.
   Таня и другие наблюдали, как трое воинов встретились с маленькой группкой женщин и детей и вытащили их из ледяной воды. Трудно было скачать наверняка, но издалека одна из женщин напоминала Утиную Походку, а другая была похожа на Сороку со своим младшим сыном на руках. Таня не видела тел этих женщин и надеялась, что обе они благополучно добрались к своим. Их спасатели помогали им подниматься по крутым выступам. Они поднимались все выше, пока совсем не скрылись из виду за скалами.
   Прошло немного времени и оттуда послышались отдаленные ружейные выстрелы. Таня быстро осмотрела скалы и поняла, что Пантеры там не было. Высокая Сосна и несколько других воинов тоже ушли. Таня предположила, что они отправились навстречу майору Эллиоту, чтобы завязать сражение.
   Некоторое время звучали ружейные выстрелы, а потом все стихло. Таня понимающе наблюдала и ждала, но Пантера и его воины так и не появились из-за скал. Через несколько минут Зимний Медведь и остальные тоже ушли. Майор Эллиот не вернулся, как не вернулся никто из семнадцати солдат.
   Таня расположилась сама и устроила своих сыновей. Молодой солдат принес им поесть. Как Тане хотелось швырнуть еду ему в лицо! Но она не сделала этого, понимая, что ей нужно поддерживать свои силы, сохранить молоко для Стрельца.
   Мелисса накормила Охотника, пока Таня кормила грудью младшего сына.
   Джеффри остановился возле них, и Таня увидела на его лице отвращение, когда он увидел ребенка у ее груди. Она упрямо смотрела ему в глаза, желая, чтобы он что-нибудь сказал, но он удалился, не произнеся ни слова.
   Таня съела, сколько смогла, а остальное отдала Кит. Пантера не отходила от нее ни на минуту и не могла поохотиться для себя.
   Таня наблюдала с болью в сердце, как разобрали и унесли единственный уцелевший вигвам. Генерал присвоил себе вигвам Черного Котла в качестве личного трофея. Он бросил на Таню полный ненависти взгляд и, казалось, тайно злорадствовал.
   В свою очередь, она так посмотрела на него, словно обещала свести с ним счеты. Ее взгляд говорил: «Я терпелива. Я могу подождать. Моя месть наступит, и тогда я позабочусь, чтобы ты заплатил за все это!»
 
   Вероятно, Кастер был ею слегка напуган, потому что позже, приказав убить всех индейских лошадей, он разрешил вывести из стойла Пшеницу. Таня не удосужилась его поблагодарить за свою собственную лошадь. В течение двух часов она еле сдерживала свой гнев, видя, как солдаты Кастера уничтожали чейинских лошадей, приручить которых стоило немалых усилий. Ее сердце покрылось жесткой коркой ненависти, и только возвращение Пантеры сможет разбить этот панцирь.

ГЛАВА 13

   Был поздний вечер, когда войска двинулись в путь. Майор Эллиот со своим отрядом так и не вернулся, и никто не отправился разузнать, что с ними случилось. Если Эллиот и его люди были убиты, го армия потеряла всего двадцать два человека. По предварительным подсчетам было убито сто три чейинца, среди них шестьдесят воинов, а остальные женщины и дети. Пятьдесят три пленника, в большинстве женщины и дети, а также несколько пожилых чейинцев. теперь ехали вместе с солдатами обратно в форт. К тому же еще ехали четыре белые женщины и Танины сыновья. Белая рабыня Черного Котла тоже была убита но время нападения. Пуля попала ей в голову и сразила наповал. О ней, понятно, не говорили, поскольку никто из солдат не хотел брать на себя ответственность за ее смерть. Хотя это мог быть просто несчастный случай.
   До временного военного лагеря они с трудом добирались четыре дня. Помимо того, что сама дорога была ухабистой, движение становилось почти невозможным из-за резкого ветра, низкой температуры и глубокого снега. Через двенадцать миль они встретились с продовольственным обозом, а проехав еще две мили, разбили лагерь.
   Здесь, в маленькой палатке, поставленной для четырех женщин, Таня заставляла себя поддерживать компанию с Нэнси и Сьюллен. У нее забрали ее лошадь, а без нее Таня не могла даже надеяться вернуться со своими мальчиками обратно на Во-шиту.
   Находящаяся на седьмом месяце беременности Нэнси чувствовала себя отвратительно, но Сьюллен, наконец, вернулась к своей прежней стервозности. Когда она узнала, что Джеффри был женихом Тани, она отнеслась к этому скептически.
   — Итак, я все же должна заметить! Некоторые люди, упав лицом в кучу лошадиного навоза, умудряются выйти оттуда и при этом пахнуть, как роза! Похоже, тебе всегда удается выйти сухой из воды. Как у тебя это получается? — с фальшью в голосе спросила она.
   Таня улыбнулась и ответила что-то по-чейински, от чего Мелисса зарделась, а Сьюллен вскрикнула от злости. И только громкое рычание Кит удерживало Сьюллен от того, чтобы наброситься на Таню.
   — Если бы не эта чертова кошка, я бы выцарапала тебе глаза!
   Таня спокойно предложила:
   — Я всегда могу отправить Кит на улицу. Уклоняясь от вызова, Сьюллен обиженно ответила:
   — Не беспокойся. Зачем мне опускаться до твоего уровня?
   Они ужинали возле костра, и Таня четко представила себе свою первую ночь с Пантерой. Теперь она снова наблюдает, как солдаты один за другим насилуют ее подруг, только теперь это были чейинские женщины.
   Даже Мелисса вздрагивала сейчас. Теперь она сама стала свидетельницей плохого обращения белых мужчин с индейскими женщинами.
   Не знаю почему, но мне все же жаль жену Уродливой Выдры. Уродливая Выдра плохо относился к ней, а теперь ей приходится терпеть все это. Мне казалось, что я буду испытывать сострадание к кому угодно, только не к ней.
   Сьюллен украдкой прокомментировала то, что происходило:
   — Торжество справедливости, разве не так?
   — Какой же у тебя плоский ум, Сьюллен, — заметила Таня. — Тебе должно быть в три раза больше стыдно, если ты получаешь от этого удовольствие.
   Джеффри подходил к ним как раз в то время, когда Сьюллен резко отвечала Тане:
   — Ты заслуживаешь того, чтобы находиться сейчас вместе с ними! С самого начала к тебе относились не так, как к нам. Пока мы ходили грязными, в разорванной одежде, забитыми до полусмерти, ты была чисто и хорошо одета и с тобой носились, как с принцессой! Мне всегда было интересно знать почему? Что такого ты сделала для этого бронзового самца, что он так хорошо к тебе относился? — Ее голос стал скрипучим. — Какую особую любезность ты оказывала ему? Вероятно, ты что-то ему хорошо делала или, может, ты просто наслаждалась тем, что он находился между твоих ног? В этом была разница?
   Лицо Джеффри побелело и исказилось, на нем заходили желваки.
   Глаза Тани превратились в две золотистые щели, но она спокойно заговорила:
   — Твоя зависть, Сьюллен, придает твоему лицу отвратительный зеленый оттенок.
   — Что она сказала? — спросил Джеффри. На него не обратили никакого внимания, а Мелисса вступила в спор:
   — Таня права, Сьюллен, ты ей просто завидуешь. Ты такая святая и чистая! Никому из нас не хотелось, чтобы нас похитили в тот день. Не считая бедняжки Розмари, Тане, больше чем кому либо из нас, было что терять. Просто Таня оказалась удачливее, чем все мы, а Пантера был красивее и добрее других, и это не дает тебе никакого права завидовать ей. В том, что мне попался Уродливая Выдра, а тебе кто-то другой, нет ее вины. Она тут ни при чем.
   Сьюллен ненавистно засмеялась.
   — О, правда? Хорошо, а как случилось, что Черный Котел ее удочерил и она стала членом племени? Почему Пантера женился на ней? Она жила, как королева, в то время как ко всем нам относились, как к рабам!
   — Ты — полная ненависти сука! — резко бросила ей в лицо Мелисса. — Может, все произошло так потому, что Таня старалась вдвое усерднее всех остальных учить их язык и стиль жизни. Тебя раздражает то, что Таня нашла способ усовершенствовать себя и воспользовалась им. Это называется борьба за выживание, Сьюллен. Иногда, для того чтобы выжить, нужно приспосабливаться, и Таня как раз это сделала! — Мелисса остановилась, что бы перевести дыхание, а потом задала недвусмысленный вопрос; — Больше всего тебя. Сьюллен, волнует то, что Таня воспользовалась возможностью улучшить свое положение, или то, что Пантера предпочел ее тебе?
   Реакция Сьюллен была быстрой и резкой. Она размахнулась, чтобы залепить Мелиссе пощечину. Таня выхватила свой нож.
   — Нет, Таня. — Мелисса покачала головой и торжествующе улыбнулась: — Мне кажется, только что Сьюллен подтвердила мое предположение, и я довольна.
   На следующий день во время ленча Тане выпала возможность поговорить со своим деверем, Джорджем Бентом. Возможно, оттого, что он был наполовину белым, его, как и еще нескольких мужчин, взяли в плен, а не убили.
   — Мне очень жаль Голубую Лошадь, — сказала она ему.
   Джордж безмолвно кивнул.
   — Мне казалось, что Сороке удалось бежать вместе с младшим сыном и Утиной Походкой.
   Джордж поднял голову и в его глазах появились искорки надежды. Таня продолжала:
   — Они были в последней группе, что бежали вниз по реке как раз перед тем, как майор Эллиот отправился в погоню. Я почти уверена, что это была она.
   Джордж в отчаянии покачал головой и сказал:
   — После этого была сильная перестрелка.
   — Да, — согласилась Таня, — но я думаю, что Пантера устроил засаду, пока другим помогали перейти в безопасное место. Это была великолепная возможность. После этого ни майор Эллиот, ни его солдаты не возвратились.
   Джордж снова кивнул:
   Ты права, Маленькая Дикая Кошка. Есть надежда.
   — Я надеюсь, Пантера нас скоро спасет. Решено, что лейтенант Янг вернет меня в мою семью, которая находится сейчас в Пуэбло.
   — Пантера и там тебя найдет, — заверил он ее. Давай договоримся, предложила Таня, — если нас с тобой разлучат, первый, кому удастся бежать и отыскать племя, расскажет о другом. Если я вернусь первая, я расскажу Сороке, что с гобой случилось. Если же ты вернешься первым, ты должен рассказать Пантере, где меня нужно искать.
   — Договорились.
   Постоянные издевки Сьюллен действовали на и как уже расшатанные нервы Тани. Вдобавок ко всем ее горестям, Таня теперь беспокоилась о Нэнси. Трудный путь не прошел для нее бесследно. Таня вспоминала, как ей самой было трудно в тот день, когда родился Стрелец.
   Кастер подгонял их, и Нэнси приходилось терпеть, хотя ее перевели в один из обозов с провиантом, и теперь ей было удобнее. Нэнси чувствовала себя совсем неважно: ее живот был твердым, как тыква, в спине была постоянная боль. Когда ко всем жалобам добавились тошнота и спазмы в животе, Таня поняла, что Нэнси грозит опасность.
   Мало того, что Сьюллен была для Тани занозой, а Нэнси — постоянным источником беспокойства, так еще и с Джеффри возникли проблемы. Его убедили аргументы Мелиссы против мстительных замечаний Сьюллен, и теперь он был полностью уверен, что Таню угрозами заставили принять стиль жизни чейинцев. Невозможно было предположить, что она по своей воле захотела стать женой Пантеры. Абсолютно невозможно то, что она любит его. Джеффри скорее хотелось верить тому, что она храбро сносила внимание и ухаживания Пантеры и родила его детей только потому, что ее силой заставили это сделать. Он прощал Тане ее сильное стремление защитить своих сыновей и относил это к ее высокому чувству материнства, что в его воображении при сложившихся обстоятельствах стало действительно изумительным.
   В любой подходящий момент Джеффри оказывался рядом с Таней. Он избегал ее детей, как чуму, но постоянно докучал ей. Поначалу он просто болтал, рассказывая о Пуэбло, о том, как туда приехали ее родители и сестра и теперь живут вместе с дядей Джорджем и тетей Элизабет. Он пытался сыграть на ее чувствах, рассказывая, насколько расстроены ее мать и отец и как они тоскуют и молят о ее спасении, как сильно они по ней скучают. Потом он попытался смягчить ее отношение к себе и начал рассказывать, каким опустошенным он себя почувствовал, когда узнал ее похищении, как он нервничал, как было разбито его сердце.
   Таня выслушивала все его речи в ледяном молчании. Изредка она окидывала его презрительным взглядом. Она говорила Мелиссе по-чейински:
   — Жаль, что он не может замолчать или хотя бы сопровождать свою речь печальной, заунывной скрипкой.
   Когда Джеффри попросил перевести сказанное, Мелисса сказала:
   — От вашей постоянной болтовни у нее разболелась голова.
   Он удалился на некоторое время, но потом опять появился. Он повторял снова и снова, как всем ее не хватало и как не оставляли надежды, что она к ним вернется живой и невредимой.
   Вскоре его разговор перешел в другое русло, и он стал одолевать ее заверениями о неумирающей любви. Он превозносил ее, называя ее своей маленькой, отчаянной, дорогой. В итоге Тане захотелось его задушить. Каждый раз, когда он сокрушался по поводу трудностей, которые ей пришлось испытать, она давала ему понять, что ей удалось все пережить. Его уверения в понимании ситуации действовали Тане на нервы, поскольку звучали фальшиво. Он постоянно напоминал ей, что для него не имеет значения то, что Пантера имел с ней интимные отношения, он по-прежнему хочет на ней жениться.
   — Снисходительный ублюдок! — бормотала Таня. — Если он так хочет забыть и простить, почему же тогда он смотрит на Охотника и Стрельца так, будто хочет их убить?
   Мелисса перевела это по-своему:
   — Пойдите и найдите снежный сугроб, Джеффри, и закопайтесь в нем.
   Однажды маска понимания на липе Джеффри лопнула и сквозь нее просочились злоба и разочарование.
   — Черт побери, Таня, — кричал он, — я знаю, ты понимаешь каждое слово! Перестань разговаривать на этом непонятном языке, говори по-английски! Хватит игнорировать меня и пялить на меня глаза так, как будто хочешь перерезать мне горло и больше ничего! И, ради Бога, скажи этой кошке, пусть перестанет рычать и облизываться, когда я прохожу рядом!
   По правде говоря, единственным наслаждением для Тани в эти дни стало наблюдать, как Джеффри бледнеет, когда Кит подергивает усами.
   Постепенно успокоившись, он снова отступал и прибегал к другой тактике.
   — Поговори со мной, Таня. Ты почувствуешь себя гораздо лучше, если откроешь душу. Тебе нужно все рассказать кому-нибудь, кто тебя поймет.
   Я твой друг так же, как и твой жених. Дорогая, я не буду тебя осуждать, поверь мне. Сбрось камень с души. У меня широкие плечи. Плачь, кричи, делай, что угодно, только не держи в себе. Я помогу тебе, любовь моя.
   — Конечно, отец Янг, я забыла, что признание облегчает душу. Я могу поспорить, что вам просто не терпится послушать все с кровавыми подробностями, — ответила она презрительно по-чейински. — Интересно, как вы воспримете все, если я начну описывать чувства славными, интимными словами. Вероятно, с вами случится удар.
   Мелисса закатила глаза и перевела:
   — Она думает, что вам не вытерпеть все, что она будет говорить, лейтенант.
   На третью ночь у Нэнси открылось кровотечение. Поскольку Таня была единственной женщиной, у которой были дети, ее позвали, чтобы посидеть с Нэнси. Если бы у Тани оказался с собой ее запас трав, вероятно, она смогла бы помочь Нэнси. Сейчас же она могла сделать только одно: это положить на нее живот холодную, мокрую одежду, чтобы приостановить кровотечение, и обтирать ее холодной, водой, чтобы хоть как-то справиться с повышающейся температурой.
   К утру Нэнси ослабла от сильной потери крови. Она находилась в бессознательном состоянии из-за высокой температуры. Таня ехала вместе с ней в обозе, а Мелиссу оставила присматривать за детьми. Она молила Бога, чтобы они успели доехать до форта, и там врач мог бы ее осмотреть и спасти.
   Они добрались в форт под вечер. Генерал Кастер изображал из себя героя-завоевателя. Он ходил важный, как павлин, или разъезжал верхом, старательно привлекая внимание к своей особе. Он с гордостью показывал окоченевших пленников и собирал бесконечные благодарности за спасение четырех белых женщин, однако смерть рабыни Черного Котла умалчивалась при этом.
   Кастеру понадобилось немало времени, чтобы закончить повествование о своей славной победе, и только потом к Нэнси пригласили врачей. Но помощь пришла слишком поздно. Через два часа она умерла. Врачи подтвердили то, что Таня уже подозревала. Нападение, ужас, который она пережила, поспешная поездка, — все это вызвало преждевременные роды. Если бы дело ограничилось лишь одним, возможно, она бы выжила. Но было еще осложнение: се ребенок перевернулся, и матка не могла его вытолкнуть. Ребенок задохнулся, а у Нэнси открылось кровотечение. На самом пороге свободы она испекла кровью и умерла.
   Целую неделю они провели во временном военном лагере. Оставшихся трех белых женщин разместили в большой, удобной палатке, но даже особняк из сорока комнат показался бы тесным для того, чтобы в нем находились одновременно Таня и Сьюллен, Нападки Сьюллен были бесконечными. хотя Таня изо всех сил старалась не обращать на нее внимания. Наконец Таня временно закрыла ей рот, пригрозив, что зашьет ей губы, пока та будет спать. Невзирая на это, Мелисса умоляла Таню так и поступить.
   Генерал Кастер продолжал заниматься самовосхвалением. Он кичился победой, не забывая подчеркнуть свой собственный вклад в нее, и каждый раз это видела Таня. Она стала для него самым большим раздражителем. Как только он осмеливался заговорить о том, что вырвал четырех белых несчастных девушек из когтей тех дикарей, Таня проходила мимо. Как раз когда он начинал говорить о том, как девушки были благодарны за то, что их освободили от диких захватчиков, Таня тихо появлялась и одним долгим, убийственным взглядом развеивала все его утверждения и попытки предстать доблестным рыцарем. Он бы с радостью ее задушил, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что бы она с ним сделала, выпади ей такая возможность.
   Вскоре в их отношениях возникло еще одно осложнение. У генерала Кастера была пара любимых волкодавов. Он никогда не выезжал без них далеко, а когда возвращался в военный лагерь, они всегда его ждали.
   Волкодавы и Кит сразу же почувствовали неприязнь друг к другу, и Таня должна была согласиться с предвзятостью пантеры. Собаки были непокорными, шумными, плохо обученными и очень нервными. Они постоянно ходили по пятам за Кит, нюхая ее следы, тявкая, кусаясь, постоянно ей досаждая. Когда они вертелись поблизости, Тане было трудно сдерживать Кит.
   Она долго терпела, но в конце концов ее терпение лопнуло. Через Мелиссу она передала Кастеру, что он должен отозвать своих собак, если вообще о них заботится.
   В следующий раз, когда они станут докучать и надоедать Кит, мне придется ее спустить на них, предупредила она, — и тогда мало не покажется!
   Джеффри прилагал сейчас вдвое больше усилий, чтобы разбить ее панцирь, но Таня упорно отказывалась признавать его и разговаривать по-английски. В конце недели они отправились в форт Лион, и Таня чувствовала облегчение. Возможно, теперь некоторую часть времени он будет заниматься своими обязанностями.
   Больше всего Таню беспокоило отсутствие Пантеры. Но она понимала, что он не сможет атаковать форт, ведь у него осталось совсем мало воинов. Она набралась терпения и нашла утешение в своих сыновьях.
   Путешествие в форт Лион оказалось почти таким же длинным, как и предыдущее. Прошло две недели, прежде чем на горизонте появились стены форта. Как только они достигли цели, Джеффри, не относившийся к седьмой кавалерии генерала Кастера, попросил его разрешения тотчас вернуться к своим обязанностям в Пуэбло.
   Он мотивировал свое поспешное возвращение тем, что должен доставить Таню ее родителям к Рождеству, до которого оставалось всего четыре дня. Довольный, что отделывается от нее, Кастер с радостью согласился. Он приставил нескольких солдат сопровождать их, скорее стараясь обезопасить себя от очередного похищения женщины, чем проявляя беспокойство о них.
   Поскольку родители Сьюллен оставили всякие надежды отыскать ее и уехали в Калифорнию, у нее не было необходимости спешить в Пуэбло. Она решила провести Рождество в форте, а потом не спеша отправиться в Пуэбло. Когда девушки распрощались, ни одна из них не испытывала сожаления от расставания.
   Как только были восполнены запасы, они снова отправились в путь. Таня наслаждалась тем, что стерла с физиономии Кастера самодовольное выражение, уезжая от него с лукавой победной улыбкой на лице. Он казался сбитым с толку и пытался расстроить се намерения.
   После трудной дороги верхом Таня будет встречать Рождеством вместе со своими родителями. Она начала тревожиться по этому поводу. Часть ее с радостью предвкушала воссоединение с семьей, другая же часть страшилась этого. После двух с половиной лет не покажутся ли они ей незнакомыми людьми? Изменились ли они? Таня не сомневалась, что сама очень сильно изменилась.
   Как они воспримут Охотника и Стрельца? Таня знала, если они не примут ее сыновей, она не захочет оставаться с ними ни часа и будет одна до тех пор, пока не придет Пантера.
   Все последние годы Таня часто скучала по дому и хотела увидеться с родителями. Она даже скучала по Джулии, ей не хватало их обычных перепалок. Интересно, что они ждут от нее? Будут ли они, как и Джеффри, болезненно допытываться о ее жизни в племени чейинцев? Станут ли они изливать на нее свою жалость и душить ее своей любовью? Смогут ли они принять ее такой, какая она есть, или они надеются, что она сразу же вернется к своей прежней жизни, как будто и не уходила на два с половиной года? Будут ли чувствовать смущение? А самое главное, смогут ли понять, что она по-прежнему их любит, но ее жизнь теперь связана с Пантерой, и если ей придется выбирать, она, не колеблясь, вернется к нему?
   Таня то и дело прокручивала в себе эти мысли. Прошли годы с тех пор, как она жила в доме, сидела за столом или в кресле, ела вилкой и носила одежду из ткани. Сейчас все это казалось ей странным и незнакомым. Джеффри впадал в истерику, видя, как Таня ест руками.
   — Ради Бога, Таня! — взывал он к ней, возьми вилку! Ты поступаешь как они, ты одеваешься как они, ты отказываешься говорить по-английски и говоришь только на их языке! Ты просто упрямишься!
   Мелисса с радостью вернулась к привычке есть вилкой и с нетерпением ждала, когда ей удастся сбросить свои шкуры и надеть платье. Сейчас она прокомментировала:
   — Таня, ты перестанешь волновать беднягу? У него начинается нервный тик, а это может взбесить меня.
   Но Таня так вошла во вкус своих чейинских привычек, что теперь сомневалась, сможет ли снова вернуться к прежней жизни. А будет ли она вообще пытаться это делать? Если у нее осталось право выбора, то скоро она снова уедет. Ей больше по душе были одежды из шкур, и она не желала опять влезать в тесные корсеты, даже под угрозой смерти! Ее мокасины были такими удобными, что она съеживалась при мысли, что должна будет втискивать ноги в тесные туфли. Теперь ни она, ни ее родители ничего не смогут сделать с ее остриженными волосами. Мелисса подравняла их, и они обрамляли ее лицо, завиваясь вокруг головы, едва касаясь ушей и затылка. Издалека их можно было принять за мягкую, рыжеватую шапку.
   Хотя ее рот наполнялся слюной при мысли о блюдах, которые готовила ее мать, вилка сейчас казалась для нее таким же странным предметом, как и отбивная котлета. Интересно, что она будет чувствовать, когда сядет в кресло и будет спать на мягкой кровати, а не на земле? Кровать покажется ей слишком высокой, а без Пантеры, разумеется, она будет пустой.
   Ее тоска по Пантере превратилась в непрекращающуюся боль, Она томилась оттого, что не может обнять его, прикоснуться к нему, услышать его глубокий, мелодичный голос. Ее тело жаждало его прикосновений, она хотела ощущать на себе тяжесть его тела, чувствовать, как его ласкающие руки пробуждают в ней страсть, а его глаза пылают любовью.
   Где он теперь? Как скоро он придет за ней? Сколько времени ему понадобится, чтобы найти ее?
   Таня и Мелисса обсуждали вопрос, что будет с Мелиссой, когда они приедут в город. Мелисса и поначалу не испытывала особой радости от того, что едет в Калифорнию. Она никогда раньше не встречалась со своим дальним братом и теперь гадала, что ее ждет по приезде. После того как она провела два с половиной года среди индейцев. Мелисса стала еще больше сомневаться в хорошем отношении к себе. Она боялась, что к ней будут относиться как к испорченной, и, вероятно, обращаться с ней так же плохо, как и чейинцы. Чувствовать себя изгоем в обществе было так же невыносимо, как и бедным родственником.