Страница:
– Пластырь вам поменять, – пробормотал Тул.
– Но мне только час назад поставили новый.
– Мэм, я делаю, чё мне велели.
– Чушь, – отрезала она.
«Плохо, – подумал Тул. – Больно злобная».
– Вам еще принесут, – пообещал он. – Ну-ка, перевернитесь.
– Ты тоже болен, я же вижу. У тебя рак?
Тул ощупал шишку, вздувающуюся на лбу.
– Я не болен, – сказал он, глядя на дверь. Кто угодно может вломиться в любую секунду.
– Меня зовут Морин. – Женщина указала на жесткий стул в углу. – Тащи сюда стул и присаживайся. Как тебя зовут?
– Все очень просто, – сказал Тул. – Я сниму пластырь, а вы дальше спите.
Морин села в кровати, подоткнув подушку под голову.
– Я, наверное, ужасно выгляжу. – Она коснулась своих волос. – Если хочешь знать, я не спала. Кто сможет спать в моем-то состоянии? Тащи сюда стул. Я дам тебе то, то ты хочешь.
Тул мог думать лишь о теплых объятиях наркотика, таких глубоких, таких восхитительных. Он подтащил стул к кровати и сел.
– Тебе, значит, больно, да? – спросила она.
– И не грите. У меня пуля прямо посередь задницы.
– Ух ты.
– Мне потому и надо лекарство, – сказал Тул. – Ну гак как?
Он не хотел брать его силой. Женщина явно не робкого десятка, придется ее ударить, может, даже задушить…
– Как тебя подстрелили? – спросила она.
– На охоте не склалось.
– И что, прооперировать не могли?
– Наверно, нет, – пожал плечами Тул.
– Мой покойный муж служил в полиции Чикаго, Иллинойс. Однажды стрелял в человека.
– Уж наверно не в задницу, а?
– В плечо, – подтвердила Морин. – Парень был закоренелым преступником. Бродячее такси ограбил. Ты тоже преступник?
– По-мойму, нет. – Тул потел под лабораторным халатом. Он боролся с желанием сорвать пластырь со шкуры этой старой идиотки и рвануть к двери.
– Хорошо, – сказала Морин. – Вижу, тебе лекарство нужнее, чем мне. – Она повернулась, подставила ему голую спину и махнула через плечо: – Давай, бери, только аккуратнее, пожалуйста. У меня в последнее время кровь идет безо всякого повода.
Тул начал с верхнего угла и осторожно потащил пластырь, словно бирку сдирал.
– Тебе еще принесут, – уверил он Морин. – Скажи им, что была в ванне и он отвалился.
– У меня нет ванны, юноша. Меня моют губкой.
– В постели? Небось грязь разводят?
– Никакой личной жизни, – пожаловалась Морин. Когда Тул закончил, она повернулась, чтобы еще раз на
него посмотреть.
– Мне восемьдесят один год, но я чувствую себя на все сто десять. Пожалуйста, скажи, как тебя зовут.
– Эрл. – Тул еле узнал собственный голос. Никого не осталось, кто называл бы его Эрлом.
– Твоя мать еще жива? – спросила Морин.
– Нет. И папа тож умер.
– Мне очень жаль, Эрл. Надеюсь, не от рака.
– Ты им болеешь?
Морин кивнула:
– Но иногда я довольно бодра. Иногда сама себя удивляю.
Тул уставился на телесного цвета пластырь в руке и подумал:
«Ну почему она не спала? Или хотя бы не впала в маразм?»
– Нет, нет, оставь себе. – Морин погладила его по руке. – Я хочу, чтобы тебе полегчало.
– Пасиб.
Он сделал уже три шага к двери, когда услышал:
– Эрл, может, как-нибудь еще заглянешь ко мне на огонек?
Тул остановился и обернулся:
– Мэм, я… я тут ваще-то не работаю.
– О, я знаю. – В ее синих глазах плясали черти. – Я что, похожа на идиотку?
Ролвааг готовил дела для преемника, и тут зашел капитан Галло и сказал:
– Завтра – последний день, который ты потратишь на Перроне.
– Да, я помню, – отозвался Ролвааг.
– Я это к тому, что мне позвонил человек.
– Без шуток?
Галло всегда называл шерифа «человеком».
– Он спросил, что ты вчера делал в Лабелль, и я не нашелся, что ответить, – сказал Галло, – потому как я во Флориде убил тридцать лет, но у меня ни разу не было повода туда съездить.
Ролвааг объяснил, что шел по следу в деле о несчастном случае на круизном лайнере.
– И этот след привел тебя в офис мистера Сэмюэла Джонсона Хаммерната, – уточнил Галло. – Надеюсь, ты знаешь, кто он такой?
– Фермер, – произнес детектив.
– Не просто фермер, а директор корпорации, миллионер с большой волосатой лапой. Как только ты уехал, Хаммернат позвонил своему закадычному дружку, шерифу округа Хендри, а тот сразу позвонил шерифу округа Бровард, твоему и моему боссу, и спросил у него, мол, кто такой Карл Ролвааг? Не успел я оглянуться, как мне звонят и спрашивают, с какой стати ты докучаешь такому хорошему, честному гражданину, как Ред Хаммернат. – Галло распростер руки, словно в ожидании распятия. – И как по-твоему, Карл, что я ему ответил, не считая того, что начал заикаться, как какой-нибудь дебил? Что я мог человеку сказать?
Ролвааг закрыл ручку колпачком и откинулся на спинку стула.
– Любопытно, что Хаммернат так отреагировал. Не находишь?
– Ты что, издеваешься надо мной, Карл?
– Нет, сэр. Я всего лишь пытаюсь подготовить бумаги.
– Забудь об этом, – отрезал Галло.
– Я действительно собираюсь перевестись в Миннесоту.
– Да как хочешь, – сказал капитан. – Только объясни мне, как это Хаммернат, «князь из грязи», влезает в твое расследование? Лично я бы сказал, с трудом.
Ролвааг поведал о парне, который следил за домом.
– Он арендовал минивэн по кредитке Хаммерната.
– И это все?
– Пока да. Но это странно, согласись. Какой вообще смысл следить за свежеиспеченным вдовцом?
– Карл, мы не можем прийти к большому жюри[32] и сказать им, что это странно. Все люди по-своему странные, – заявил Галло. – Например, ты и твой выбор соседей по комнате. Некоторые люди сочли бы, что это отклонение от нормы.
– Многие держат дома змей, – возразил Ролвааг.
– Я объясню человеку, что твоя поездка в Лабелль была пустышкой.
– Ладно. Если тебе так легче.
– Ну а тебе? Только оставь этот бред про возвращение на север, – сменил тему Галло. – Просто скажи мне, чего ты хочешь, Карл? Повышения? Лишних выходных? Луну с неба не обещаю, но иногда чудеса случаются.
– Я думаю, мистер Перроне столкнул жену с корабля, – сказал детектив. – Я, вероятно, не успею это доказать за то короткое время, которое осталось до моего отъезда, но я верю, что все было именно так. Можешь дать мне на это дело еще пару дней?
Больше всего Ролваага мучили сломанные ногти в тюке с марихуаной. Он не мог отогнать мысль о Джои Перроне – как она, испуганная и отчаявшаяся, пыталась удержаться на волнах, все думая о том, что сделал ее муж, как в темноте и холоде она цеплялась за тюк, пока наконец ее пальцы не онемели и она не соскользнула в море.
– Ни за что, – отказал Галло. – Прости, Карл, но уже хватит.
– А если я обнаружу мотив?
– Что, в ближайшие сутки?
– Точняк.
– Тогда мне придется передумать. Конечно, придется, – согласился Галло. – Но это должен быть просто блестящий мотив.
– Может, мне повезет. – В голосе Ролваага было куда больше уверенности, чем он на самом деле ощущал: у него не было ни теории, ни подозрения, ни даже смутной догадки, почему Чаз Перроне так ненароком убил жену.
Странахэн не успел приготовить завтрак – сломался генератор. Мик все еще его чинил, когда Джои Перроне проснулась и вышла на улицу.
– Прелести островной жизни, – резюмировала она.
– Прав был старина Нил. Ржавчина не дремлет. – Странахэн надел обрезанные джинсы и больше ничего, грязные потеки от пота избороздили его лицо и грудь, словно боевая раскраска. Джои спросила, не нужна ли ему помощь, и он ответил, что на самом деле ему нужен динамит.
– Что, все так плохо?
– Со временем починю, – сказал он, вращая киянкой. – Можешь пока перекусить восхитительными отрубями, они в буфете.
Джои попросила мобильник. Странахэн указал на лодку, где телефон заряжался от лодочного аккумулятора, и вновь застучал по генератору. Через двадцать минут Джои вернулась из кухни с чайником и миской фруктов. Они спустились на пристань и уселись на доски, Джои легонько болтала в воде босыми ступнями. Сель щурился на них из тени своей любимой пальмы.
– Я волнуюсь насчет кредитки, – сообщила Джои.
Странахэн уверил ее, что «Америкэн Экспресс» не знает о ее исчезновении и не поднимет бучу, пока не прекратятся платежи.
– Они не читают газет. Пока кто-нибудь не позвонит и не аннулирует карту, она будет действовать, – объяснил он.
– Деньги перечисляются автоматически, с частного депозитного счета, но ежемесячный отчет приходит домой по почте. Что, если Чаз сунет в него нос?
– Еще один повод сработать быстро, – отозвался Странахэн, – до того как придет очередной счет. Чаз его скорее всего просто выкинет, но если откроет, у нас будут проблемы. Он узнает, что ты продолжаешь тратить деньги.
– Да. Ловкий трюк для покойницы. – Джои посмотрела вверх и зажмурилась. – От солнца еще больно.
– Недели не прошло. Когда в следующий раз поедем на материк, купим тебе крутые солнечные очки.
– Мне сегодня опять снился Чаз, – сказала она.
– Ты его убила?
– Хуже. – Джои закатила глаза. – Ты не поверишь, Мик. Даже после того, что этот парень сделал, он во сне занимается со мной любовью.
– Это эмоциональное вытеснение, вот и все. Все равно как если пытаешься соскочить с кофеина, весь мир вдруг начинает вонять кофе «Фолджер».
Джои подвигала нижней губой:
– Может, я на самом деле любила этого гада ползучего до самого конца. Может, это было не только физическое влечение, а я не хочу этого признавать.
Странахэн пожал плечами:
– Не смотри на меня, я – кронпринц неполноценных. Важно выяснить, как ты к нему относишься здесь и сейчас, до того как мы сделаем очередной шаг.
Пес прогарцевал к ним и вытянулся на теплых досках подле Джои.
– Это я брату сейчас звонила, – сказала она. – Люди, которые отвечают за мои деньги, связались с ним, потому что кто-то увидел в газете, что я пропала в море. Корбетт им сказал, чтобы сидели тихо и не рыпались. Все равно они ничего не могут сделать без свидетельства о смерти.
– Чаз не звонил и не вынюхивал насчет наследства?
– Нет. Мой брат тоже удивлен, – печально улыбнулась Джои. – В некотором странном роде я бы хотела, чтобы Чаз это сделал ради моих денег. Тогда я почти смогла бы его понять. Но убивать кого-то, только чтобы от него избавиться… очень трудно, знаешь ли, не принять это на свой счет.
– Он не поэтому так сделал, Джои. Вот увидишь. – Странахэн обхватил ее рукой, и она позволила своей голове чуть склониться на его плечо. – И что говорит Корбетт – что тебе делать?
– Ему нравится идея загнать Чаза в психушку, – ответила она. – Предлагает парить тут и там, как привидение, пока у этого ублюдка шарики за ролики не заедут.
– Может сработать.
– Знаешь, что еще? – Джои подняла голову. – Этот детектив звонит Корбетту, хочет поговорить про Чаза – ну, тот парень, с которым Корбетт беседовал в понедельник, теперь названивает и оставляет сообщения.
– В общем, полиция идет по следу, как ты и хотела, – сказал Странахэн.
– Забавно, если так.
«И еще один повод быть осторожнее», – подумал Странахэн. Штука в том, чтобы ввести копа в игру, не раскрыв себя.
– Брат сказал, как зовут детектива? – спросил он.
– Ролвааг. Карл Ролвааг, – ответила она, – с двумя «а».
– Чтоб мне лопнуть.
– Я даже записала его телефон, – добавила она, – губной помадой, к сожалению, на палубе твоей лодки.
– Ничего страшного, – бодро отозвался Странахэн.
– Что тут смешного?
– Чаз. Он думает, что шантажист – это коп. Он утром по телефону даже назвал меня Ролваагом.
Джои было восхитилась, но потом сообразила:
– Минутку. Так ты говорил с Чазом, а мне даже не сказал?
– Ты спала, – возразил Странахэн.
– И что с того?
– В безжизненном состоянии раздетости. Честно говоря, я был устрашен.
– Мик!
– Вообще-то это комплимент.
– Я храпела?
– Скорее, стонала. Если б я знал, что тебе снится Чаз, оттащил бы тебя под холодный душ.
Джои игриво замахнулась, и он поймал ее кулак.
– Иди умойся. Я тебя всю испачкал.
– Парень, если будешь неосторожен… – протянула она.
Она подарила Странахэну взгляд, который напомнил ему Андреа Крумхольц, его первую подружку, в ту ночь, когда она сняла с себя лифчик и выбросила в окно машины Странахэна-старшего. Для шестнадцатилетнего Мика то был крайне поучительный момент.
– Я, пожалуй, пойду работать, – сказал он.
– Уверен?
– В холодильнике лежат пять фунтов лобстеров. Позволить им испортиться – смертный грех.
– Ладно, – сказала она, – иди и чини свой дурацкий генератор.
Странахэн закончил только через два часа – руки болели, костяшки кровоточили. Он отправился на поиски Джои, чтобы сообщить ей новости, но она не читала в постели, и не загорала на молу, и не хулиганила вместе с псом на причале. Ее вообще на острове не было.
Сель пошевелил ушибленной головой, но никакой информации не сообщил. «Китобой» по-прежнему был привязан к сваям, так что Странахэн не слишком удивился, когда распахнул двери сарая и обнаружил, что желтый каяк пропал. Но к этому времени Джои была уже так далеко, что в охотничий бинокль ее не было видно. Он забрался на крышу, чтобы лучше рассмотреть море, но все яркие пятна оказались на поверку парусными шлюпками, виндсерферами или водными мотоциклами. Он подумал было взять ялик и догнать ее, а еще подумал, что до чертиков устал и весь в грязи и хорошо будет выпить холодного пива.
Как только он слез с крыши, доберман заскулил, укоризненно захныкал и шел за ним по пятам всю дорогу до кухни.
– Заткнись, – приказал Странахэн. – Она вернется.
Четырнадцать
– Но мне только час назад поставили новый.
– Мэм, я делаю, чё мне велели.
– Чушь, – отрезала она.
«Плохо, – подумал Тул. – Больно злобная».
– Вам еще принесут, – пообещал он. – Ну-ка, перевернитесь.
– Ты тоже болен, я же вижу. У тебя рак?
Тул ощупал шишку, вздувающуюся на лбу.
– Я не болен, – сказал он, глядя на дверь. Кто угодно может вломиться в любую секунду.
– Меня зовут Морин. – Женщина указала на жесткий стул в углу. – Тащи сюда стул и присаживайся. Как тебя зовут?
– Все очень просто, – сказал Тул. – Я сниму пластырь, а вы дальше спите.
Морин села в кровати, подоткнув подушку под голову.
– Я, наверное, ужасно выгляжу. – Она коснулась своих волос. – Если хочешь знать, я не спала. Кто сможет спать в моем-то состоянии? Тащи сюда стул. Я дам тебе то, то ты хочешь.
Тул мог думать лишь о теплых объятиях наркотика, таких глубоких, таких восхитительных. Он подтащил стул к кровати и сел.
– Тебе, значит, больно, да? – спросила она.
– И не грите. У меня пуля прямо посередь задницы.
– Ух ты.
– Мне потому и надо лекарство, – сказал Тул. – Ну гак как?
Он не хотел брать его силой. Женщина явно не робкого десятка, придется ее ударить, может, даже задушить…
– Как тебя подстрелили? – спросила она.
– На охоте не склалось.
– И что, прооперировать не могли?
– Наверно, нет, – пожал плечами Тул.
– Мой покойный муж служил в полиции Чикаго, Иллинойс. Однажды стрелял в человека.
– Уж наверно не в задницу, а?
– В плечо, – подтвердила Морин. – Парень был закоренелым преступником. Бродячее такси ограбил. Ты тоже преступник?
– По-мойму, нет. – Тул потел под лабораторным халатом. Он боролся с желанием сорвать пластырь со шкуры этой старой идиотки и рвануть к двери.
– Хорошо, – сказала Морин. – Вижу, тебе лекарство нужнее, чем мне. – Она повернулась, подставила ему голую спину и махнула через плечо: – Давай, бери, только аккуратнее, пожалуйста. У меня в последнее время кровь идет безо всякого повода.
Тул начал с верхнего угла и осторожно потащил пластырь, словно бирку сдирал.
– Тебе еще принесут, – уверил он Морин. – Скажи им, что была в ванне и он отвалился.
– У меня нет ванны, юноша. Меня моют губкой.
– В постели? Небось грязь разводят?
– Никакой личной жизни, – пожаловалась Морин. Когда Тул закончил, она повернулась, чтобы еще раз на
него посмотреть.
– Мне восемьдесят один год, но я чувствую себя на все сто десять. Пожалуйста, скажи, как тебя зовут.
– Эрл. – Тул еле узнал собственный голос. Никого не осталось, кто называл бы его Эрлом.
– Твоя мать еще жива? – спросила Морин.
– Нет. И папа тож умер.
– Мне очень жаль, Эрл. Надеюсь, не от рака.
– Ты им болеешь?
Морин кивнула:
– Но иногда я довольно бодра. Иногда сама себя удивляю.
Тул уставился на телесного цвета пластырь в руке и подумал:
«Ну почему она не спала? Или хотя бы не впала в маразм?»
– Нет, нет, оставь себе. – Морин погладила его по руке. – Я хочу, чтобы тебе полегчало.
– Пасиб.
Он сделал уже три шага к двери, когда услышал:
– Эрл, может, как-нибудь еще заглянешь ко мне на огонек?
Тул остановился и обернулся:
– Мэм, я… я тут ваще-то не работаю.
– О, я знаю. – В ее синих глазах плясали черти. – Я что, похожа на идиотку?
Ролвааг готовил дела для преемника, и тут зашел капитан Галло и сказал:
– Завтра – последний день, который ты потратишь на Перроне.
– Да, я помню, – отозвался Ролвааг.
– Я это к тому, что мне позвонил человек.
– Без шуток?
Галло всегда называл шерифа «человеком».
– Он спросил, что ты вчера делал в Лабелль, и я не нашелся, что ответить, – сказал Галло, – потому как я во Флориде убил тридцать лет, но у меня ни разу не было повода туда съездить.
Ролвааг объяснил, что шел по следу в деле о несчастном случае на круизном лайнере.
– И этот след привел тебя в офис мистера Сэмюэла Джонсона Хаммерната, – уточнил Галло. – Надеюсь, ты знаешь, кто он такой?
– Фермер, – произнес детектив.
– Не просто фермер, а директор корпорации, миллионер с большой волосатой лапой. Как только ты уехал, Хаммернат позвонил своему закадычному дружку, шерифу округа Хендри, а тот сразу позвонил шерифу округа Бровард, твоему и моему боссу, и спросил у него, мол, кто такой Карл Ролвааг? Не успел я оглянуться, как мне звонят и спрашивают, с какой стати ты докучаешь такому хорошему, честному гражданину, как Ред Хаммернат. – Галло распростер руки, словно в ожидании распятия. – И как по-твоему, Карл, что я ему ответил, не считая того, что начал заикаться, как какой-нибудь дебил? Что я мог человеку сказать?
Ролвааг закрыл ручку колпачком и откинулся на спинку стула.
– Любопытно, что Хаммернат так отреагировал. Не находишь?
– Ты что, издеваешься надо мной, Карл?
– Нет, сэр. Я всего лишь пытаюсь подготовить бумаги.
– Забудь об этом, – отрезал Галло.
– Я действительно собираюсь перевестись в Миннесоту.
– Да как хочешь, – сказал капитан. – Только объясни мне, как это Хаммернат, «князь из грязи», влезает в твое расследование? Лично я бы сказал, с трудом.
Ролвааг поведал о парне, который следил за домом.
– Он арендовал минивэн по кредитке Хаммерната.
– И это все?
– Пока да. Но это странно, согласись. Какой вообще смысл следить за свежеиспеченным вдовцом?
– Карл, мы не можем прийти к большому жюри[32] и сказать им, что это странно. Все люди по-своему странные, – заявил Галло. – Например, ты и твой выбор соседей по комнате. Некоторые люди сочли бы, что это отклонение от нормы.
– Многие держат дома змей, – возразил Ролвааг.
– Я объясню человеку, что твоя поездка в Лабелль была пустышкой.
– Ладно. Если тебе так легче.
– Ну а тебе? Только оставь этот бред про возвращение на север, – сменил тему Галло. – Просто скажи мне, чего ты хочешь, Карл? Повышения? Лишних выходных? Луну с неба не обещаю, но иногда чудеса случаются.
– Я думаю, мистер Перроне столкнул жену с корабля, – сказал детектив. – Я, вероятно, не успею это доказать за то короткое время, которое осталось до моего отъезда, но я верю, что все было именно так. Можешь дать мне на это дело еще пару дней?
Больше всего Ролваага мучили сломанные ногти в тюке с марихуаной. Он не мог отогнать мысль о Джои Перроне – как она, испуганная и отчаявшаяся, пыталась удержаться на волнах, все думая о том, что сделал ее муж, как в темноте и холоде она цеплялась за тюк, пока наконец ее пальцы не онемели и она не соскользнула в море.
– Ни за что, – отказал Галло. – Прости, Карл, но уже хватит.
– А если я обнаружу мотив?
– Что, в ближайшие сутки?
– Точняк.
– Тогда мне придется передумать. Конечно, придется, – согласился Галло. – Но это должен быть просто блестящий мотив.
– Может, мне повезет. – В голосе Ролваага было куда больше уверенности, чем он на самом деле ощущал: у него не было ни теории, ни подозрения, ни даже смутной догадки, почему Чаз Перроне так ненароком убил жену.
Странахэн не успел приготовить завтрак – сломался генератор. Мик все еще его чинил, когда Джои Перроне проснулась и вышла на улицу.
– Прелести островной жизни, – резюмировала она.
– Прав был старина Нил. Ржавчина не дремлет. – Странахэн надел обрезанные джинсы и больше ничего, грязные потеки от пота избороздили его лицо и грудь, словно боевая раскраска. Джои спросила, не нужна ли ему помощь, и он ответил, что на самом деле ему нужен динамит.
– Что, все так плохо?
– Со временем починю, – сказал он, вращая киянкой. – Можешь пока перекусить восхитительными отрубями, они в буфете.
Джои попросила мобильник. Странахэн указал на лодку, где телефон заряжался от лодочного аккумулятора, и вновь застучал по генератору. Через двадцать минут Джои вернулась из кухни с чайником и миской фруктов. Они спустились на пристань и уселись на доски, Джои легонько болтала в воде босыми ступнями. Сель щурился на них из тени своей любимой пальмы.
– Я волнуюсь насчет кредитки, – сообщила Джои.
Странахэн уверил ее, что «Америкэн Экспресс» не знает о ее исчезновении и не поднимет бучу, пока не прекратятся платежи.
– Они не читают газет. Пока кто-нибудь не позвонит и не аннулирует карту, она будет действовать, – объяснил он.
– Деньги перечисляются автоматически, с частного депозитного счета, но ежемесячный отчет приходит домой по почте. Что, если Чаз сунет в него нос?
– Еще один повод сработать быстро, – отозвался Странахэн, – до того как придет очередной счет. Чаз его скорее всего просто выкинет, но если откроет, у нас будут проблемы. Он узнает, что ты продолжаешь тратить деньги.
– Да. Ловкий трюк для покойницы. – Джои посмотрела вверх и зажмурилась. – От солнца еще больно.
– Недели не прошло. Когда в следующий раз поедем на материк, купим тебе крутые солнечные очки.
– Мне сегодня опять снился Чаз, – сказала она.
– Ты его убила?
– Хуже. – Джои закатила глаза. – Ты не поверишь, Мик. Даже после того, что этот парень сделал, он во сне занимается со мной любовью.
– Это эмоциональное вытеснение, вот и все. Все равно как если пытаешься соскочить с кофеина, весь мир вдруг начинает вонять кофе «Фолджер».
Джои подвигала нижней губой:
– Может, я на самом деле любила этого гада ползучего до самого конца. Может, это было не только физическое влечение, а я не хочу этого признавать.
Странахэн пожал плечами:
– Не смотри на меня, я – кронпринц неполноценных. Важно выяснить, как ты к нему относишься здесь и сейчас, до того как мы сделаем очередной шаг.
Пес прогарцевал к ним и вытянулся на теплых досках подле Джои.
– Это я брату сейчас звонила, – сказала она. – Люди, которые отвечают за мои деньги, связались с ним, потому что кто-то увидел в газете, что я пропала в море. Корбетт им сказал, чтобы сидели тихо и не рыпались. Все равно они ничего не могут сделать без свидетельства о смерти.
– Чаз не звонил и не вынюхивал насчет наследства?
– Нет. Мой брат тоже удивлен, – печально улыбнулась Джои. – В некотором странном роде я бы хотела, чтобы Чаз это сделал ради моих денег. Тогда я почти смогла бы его понять. Но убивать кого-то, только чтобы от него избавиться… очень трудно, знаешь ли, не принять это на свой счет.
– Он не поэтому так сделал, Джои. Вот увидишь. – Странахэн обхватил ее рукой, и она позволила своей голове чуть склониться на его плечо. – И что говорит Корбетт – что тебе делать?
– Ему нравится идея загнать Чаза в психушку, – ответила она. – Предлагает парить тут и там, как привидение, пока у этого ублюдка шарики за ролики не заедут.
– Может сработать.
– Знаешь, что еще? – Джои подняла голову. – Этот детектив звонит Корбетту, хочет поговорить про Чаза – ну, тот парень, с которым Корбетт беседовал в понедельник, теперь названивает и оставляет сообщения.
– В общем, полиция идет по следу, как ты и хотела, – сказал Странахэн.
– Забавно, если так.
«И еще один повод быть осторожнее», – подумал Странахэн. Штука в том, чтобы ввести копа в игру, не раскрыв себя.
– Брат сказал, как зовут детектива? – спросил он.
– Ролвааг. Карл Ролвааг, – ответила она, – с двумя «а».
– Чтоб мне лопнуть.
– Я даже записала его телефон, – добавила она, – губной помадой, к сожалению, на палубе твоей лодки.
– Ничего страшного, – бодро отозвался Странахэн.
– Что тут смешного?
– Чаз. Он думает, что шантажист – это коп. Он утром по телефону даже назвал меня Ролваагом.
Джои было восхитилась, но потом сообразила:
– Минутку. Так ты говорил с Чазом, а мне даже не сказал?
– Ты спала, – возразил Странахэн.
– И что с того?
– В безжизненном состоянии раздетости. Честно говоря, я был устрашен.
– Мик!
– Вообще-то это комплимент.
– Я храпела?
– Скорее, стонала. Если б я знал, что тебе снится Чаз, оттащил бы тебя под холодный душ.
Джои игриво замахнулась, и он поймал ее кулак.
– Иди умойся. Я тебя всю испачкал.
– Парень, если будешь неосторожен… – протянула она.
Она подарила Странахэну взгляд, который напомнил ему Андреа Крумхольц, его первую подружку, в ту ночь, когда она сняла с себя лифчик и выбросила в окно машины Странахэна-старшего. Для шестнадцатилетнего Мика то был крайне поучительный момент.
– Я, пожалуй, пойду работать, – сказал он.
– Уверен?
– В холодильнике лежат пять фунтов лобстеров. Позволить им испортиться – смертный грех.
– Ладно, – сказала она, – иди и чини свой дурацкий генератор.
Странахэн закончил только через два часа – руки болели, костяшки кровоточили. Он отправился на поиски Джои, чтобы сообщить ей новости, но она не читала в постели, и не загорала на молу, и не хулиганила вместе с псом на причале. Ее вообще на острове не было.
Сель пошевелил ушибленной головой, но никакой информации не сообщил. «Китобой» по-прежнему был привязан к сваям, так что Странахэн не слишком удивился, когда распахнул двери сарая и обнаружил, что желтый каяк пропал. Но к этому времени Джои была уже так далеко, что в охотничий бинокль ее не было видно. Он забрался на крышу, чтобы лучше рассмотреть море, но все яркие пятна оказались на поверку парусными шлюпками, виндсерферами или водными мотоциклами. Он подумал было взять ялик и догнать ее, а еще подумал, что до чертиков устал и весь в грязи и хорошо будет выпить холодного пива.
Как только он слез с крыши, доберман заскулил, укоризненно захныкал и шел за ним по пятам всю дорогу до кухни.
– Заткнись, – приказал Странахэн. – Она вернется.
Четырнадцать
Сестра Мика Странахэна была замужем за адвокатом по имени Киппер Гарт, который из всех аспектов своей профессии разбирался только в самопродвижении. Он одним из первых во Флориде игроков на поле тяжб о причинении личного вреда начал размещать рекламу на телевидении и придорожных щитах, тем самым привлекая толпы легковнушаемых клиентов, чьи дела он сдавал, как карты, настоящим адвокатам в обмен на свою долю от выигрыша. Как признавали даже его конкуренты, Киппер Гарт проложил дорогу нелепой идее, будто найти хорошего адвоката ничуть не труднее, чем вызвать водопроводчика, открыв «Желтые страницы».
Странахэна мучило то, что его сестра Кейти влюбилась в такого грязного дельца и оставалась с ним, несмотря на его регулярные походы налево, дрянные налоговые проверки и разорительное пристрастие к азартным играм. Черепная травма, нанесенная ревнивым мужем, заставила Киллера Гарта рано удалиться отдел, и он немедленно спустил все семейные накопления, делая ставки на английский крикет, причем даже не удосужился изучить правила этого спорта. Перед лицом банкротства он снова начал практиковать, чему способствовали продвинутые болеутоляющие средства и свежий маркетинговый подход. В новых рекламных роликах он катался по юридической библиотеке в том же самом инвалидном кресле, к которому был прикован во время своей домашней реабилитации. Целью было представить его одновременно и адвокатом, и жертвой, которому разбираться в делах о нетрудоспособности позволяет сопереживание (если не опыт).
Киппер Гарт всегда держал нос по ветру и однажды наткнулся на статью о паре адвокатов, которые разъезжали по ресторанам, магазинам и офисам Южной Флориды, обследуя их на предмет доступности инвалидам-колясочникам. Если в заведении не было обязательных пандусов или лифтов, адвокаты нанимали инвалидов, часто друзей или родственников, чтобы вчинить иск. Обычно дело не доходило до суда, владельцы зданий старались избегать заголовков, которые намекали бы на их бессердечие по отношению к унечным. Эта схема прекрасно подходила единственному таланту Киллера Гарта, и вскоре он снова был на коне, присматривая за шестью посыльными, в чьи задачи входило на территории трех округов выискивать нарушения прав инвалидов-колясочников.
И в хорошие, и в плохие времена Мик Странахэн ухитрялся избегать зятя, выбирая для визитов к Кейт дни, когда Киппера Гарта не было дома. Кейт всегда была рада Мику, но давно и прочно наложила запрет на обсуждение многочисленных изъянов в Кипперовом характере. Странахэн и не надеялся понять их брак, но по зрелом размышлении счел его нерушимым. Он не видел повода сообщать Кейт, что сейчас ему требуется помощь ее мужа в скользком деле.
– Прости, Мик, – сказал ему Киппер Гарт. – Ничего не могу поделать.
Странахэн скептически изучал инвалидное кресло, покосившееся в углу обширного офиса с видом на залив.
– Оно мне еще нужно время от времени, – опередил его Киппер Гарт. – У меня случаются приступы.
К одному из колес прислонилась клюшка для гольфа, три сияющих новеньких мячика выстроились на ковре.
Странахэн сел за стол.
– Адвокатская ассоциация знает, что ты можешь ходить? Разве не запрещено изображать калеку по телевидению?
– Это называется «мелодраматическое воссоздание», – ощетинился Киппер Гарт.
– Скорее, «искажение», – возразил Странахэн, – с примесью жульничества. Ну так как, мартышка? Поможешь или я позвоню куда надо?
– Кейт тебя никогда не простит.
– В прошлый раз простила.
Шея Киппера Гарта стала малиновой. Много лет назад Странахэн добровольно дал показания против него на слушании жалобы, которое для адвоката закончилось плохо. Исключение из адвокатуры казалось неизбежным, но муж-рогоносец залепил в Киппера Гарта пелотой[33], лишил его трудоспособности и таким образ спас Флоридскую адвокатскую ассоциацию от гор бумажной работы.
– Мик, ну это правда не по моей части. – Киппер Гарт ослабил галстук и смахнул невидимую пушинку с лацкана. – Вот что, – он полез за органайзером, – давай я лучше назову тебе пару имен.
Странахэн перегнулся через стол и вцепился в его запястье.
– Это шаблонное дело, мартышка. Первокурсник юридического факультета справится с ним с закрытыми глазами.
Киппер Гарт вырвал руку, хоть и не очень уверенно. Он достаточно знал о бурном прошлом шурина, чтобы избегать физического столкновения. Он также знал, что проделка с инвалидным креслом – лишь один из многих грехов, которые Мик за ним числит, но из стратегических соображений держит при себе.
Странахэн развернул желтый лист линованной бумаги и подтолкнул его к Кипперу:
– Это все, что тебе понадобится.
Данные вроде безобидны и просты. Киппер Гарт не сомневался, что его секретарша сможет подготовить документ на офисном софте.
– Ладно, Мик, я тебе помогу. – Он махнул в сторону двойных дверей. – Тащи ее сюда.
– Кого? – спросил Странахэн.
– Клиентку.
– Но ее здесь нет.
Это озадачило Киппера Гарта:
– Почему нет?
– Потому что она пропала.
– Что, прости?
– Ну, она как бы есть, но ее как бы нет, – добавил Странахэн.
– В смысле, пропала, как Амелия Эрхарт[34] или как сбежавший заключенный? – Киппер Гарт цеплялся за надежду, что шурин просто шутит.
– Это сложно объяснить, – сказал Странахэн.
– Но мне нужна ее подпись, это же очевидно.
– Вот что. Оставь пустое поле, и все.
У Киппера Гарта скрутило живот.
– Но подпись нужно заверять.
– Я рассчитываю на слепую преданность твоей секретарши. Да, чуть не забыл, пометь его началом марта.
– Будущего года?
– Нет, этого, – сказал Странахэн. – Пометь его четырьмя неделями ранее.
Голос зятя истончился до заунывного скрежета:
– Мик, имей совесть, меня же за такое привлекут.
– Да ладно, они не тронут человека в инвалидном кресле.
– Я серьезно! Если что-то выплывет, учти: я все буду отрицать.
– Ничего другого я и не ожидаю, – сказал Странахэн. Киппер Гарт потряс желтой бумагой:
– Что это, блин, вообще такое? Во что ты ввязался? Мик Странахэн нетерпеливо посмотрел на часы.
– Мы тратим драгоценное время, мартышка, – произнес он. – Шевели задом.
Уже второй день подряд Чарльз Перроне сказывался на работе больным. Приходила Рикка и приносила ему ланч – бутерброде ветчиной, чипсы начо и салат из лобстера. Мнение соседей о его роскошной гостье уже не стояло на первых позициях в списке забот Чаза: у него появились более неотложные проблемы.
– Что случилось? – спросила Рикка.
– Чего только не случилось.
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет.
Он отвел ее в спальню и раздел. Через двадцать пять минут она устало скатилась на матрас и застегнула лифчик.
– Прости, котик. Мне пора на работу.
Чаз Перроне щелкнул под простынями своего дружка, вялого, как макаронина.
– Блин, я поверить не могу.
– Послушай, это случается со всеми мужиками. Я тебе уже говорила, – отозвалась Рикка из ванной, стараясь, чтобы в голосе не пробивалось разочарование. Она вышла, бодро расчесывая волосы. – Ты же мне скажешь, если у тебя появится другая, Чаз?
– О господи.
– Я не хочу оказаться последней, кто обо всем узнает.
– Продолжай в том же духе, и я куплю в Интернете протез.
Она подобрала свою сумочку и чмокнула его в нос.
– Ты придешь в себя, котик. Просто сейчас у тебя черная полоса, вот и все.
– Не начинай. Я тебя умоляю.
– После отпевания будешь как новенький, – пообещала Рикка. – Как только скажешь «прощай» Джои, станешь опять жеребец жеребцом.
– Я уже сказал «прощай», – хмуро сообщил Чаз.
– Что-то непохоже. Думаю, проблема в этом.
Через несколько минут после ухода Рикки Чаз услышал, как к дверям подошел Тул. Он засунул свою огромную голову в спальню и вяло поинтересовался, как все прошло.
– Клево. Просто супер.
– Чё за девка? Я уже видел тут ее машину.
– Профессиональный гореутешитель, – ответил Чаз.
Тул разглядывал докторовы штаны и трусы-боксеры, сваленные в кучку у кровати.
– Когда моя мама умерла, нам домой прислали проповедника-пятидесятника.
– Каждый справляется как умеет. Ты нашел свои пластыри?
– Всего один пока. Зато новехонький. – Тул повернулся, чтобы продемонстрировать выбритое место на лопатке, куда он налепил фентаниловый пластырь. – Может, на этот раз хоть покайфую.
– Мечты, мечты, – махнул рукой Чарльз Перроне.
Он подождал, пока Тул исчезнет в комнате для гостей, затем полез в тумбочку и достал свой новый пистолет. Выбор в «Уол-марте» его ошеломил, и он отправился в ломбард в Маргейте, где художественно татуированный неонацист продал ему обычный кольт тридцать восьмого калибра. Теперь Чаз сидел в постели, перебрасывал пистолет с воронеными накладками с руки на руку и думал о его мрачном прошлом. Кто его знает – может, эту пушку использовали при грабеже или даже убийстве. В шкафу лежала коробка высверленных пуль, но Чаз никак не мог решиться зарядить кольт. Он однажды слышал по «Си-эн-эн», что домовладельцы, которые покупают оружие для самозащиты, в пятьдесят раз чаще сами становятся его жертвами, чем их незваные гости. Поскольку ничего мощнее дробовика Чаз отродясь в руках не держал, он зарядил пистолет с предельной осторожностью.
Он убрал кольт обратно в ящик и погрузился в печальные думы. Что, если чудачка Рикка права? Он очистил дом от всех напоминаний о покойной супруге, но его член упрямо продолжал бастовать. Чаз никогда не признается Рикке, но порывы стихийного вожделения он ощущал, только думая о Джои. Например, утром в душе он шаг за шагом прокручивал в голове преступление, сам не зная почему. Вспоминал резкий запах океана, морось на лице, янтарные огни вдоль перил, низкий, тяжелый гул корабельных машин.
И лодыжки Джои. Вот что подействовало: он вспомнил, какими гладкими и теплыми показались ее лодыжки, когда он их схватил. Боже, какие шикарные ноги!
Чаз ощутил блаженно знакомую пульсацию и бросил взгляд вниз, чтобы поприветствовать своего маленького, торчащего перпендикулярно полу соучастника. Он жадно сжимал его, растирал и тянул, но все без толку, а потом в душе закончилась горячая вода, и все пропало.
«Так может, Рикка права? – подумал он. Может, это его подсознание не отпускало Джои, хотя скучал он только по сексуальной стороне их брака. – В остальном я непоколебим, как бык, – сам себя уверил Чаз, – я сделал то, что должен был».
Рано или поздно жена уличила бы его в измене и в ярости донесла бы, что он подделывает данные по Эверглейдс. Она бы все уничтожила – его диплом биолога, его секретное соглашение с Редом и все его блистательное будущее.
Потому что она знала правду. Конечно, знала. Она ведь собственными глазами видела, как он подделывает таблицы с анализами воды, так?
«Я сделал только то, что было необходимо, – подумал Чаз, – и сделал бы это снова».
Поддавшись порыву, он схватил телефонную трубку и позвонил приятелю-гольфисту, широко известному своими дикими эскападами в клубах по выходным.
– Помнишь, ты меня пытался на мальчишнике у Ричардсона накормить таблетками? У меня есть друг, который хочет их попробовать.
Странахэна мучило то, что его сестра Кейти влюбилась в такого грязного дельца и оставалась с ним, несмотря на его регулярные походы налево, дрянные налоговые проверки и разорительное пристрастие к азартным играм. Черепная травма, нанесенная ревнивым мужем, заставила Киллера Гарта рано удалиться отдел, и он немедленно спустил все семейные накопления, делая ставки на английский крикет, причем даже не удосужился изучить правила этого спорта. Перед лицом банкротства он снова начал практиковать, чему способствовали продвинутые болеутоляющие средства и свежий маркетинговый подход. В новых рекламных роликах он катался по юридической библиотеке в том же самом инвалидном кресле, к которому был прикован во время своей домашней реабилитации. Целью было представить его одновременно и адвокатом, и жертвой, которому разбираться в делах о нетрудоспособности позволяет сопереживание (если не опыт).
Киппер Гарт всегда держал нос по ветру и однажды наткнулся на статью о паре адвокатов, которые разъезжали по ресторанам, магазинам и офисам Южной Флориды, обследуя их на предмет доступности инвалидам-колясочникам. Если в заведении не было обязательных пандусов или лифтов, адвокаты нанимали инвалидов, часто друзей или родственников, чтобы вчинить иск. Обычно дело не доходило до суда, владельцы зданий старались избегать заголовков, которые намекали бы на их бессердечие по отношению к унечным. Эта схема прекрасно подходила единственному таланту Киллера Гарта, и вскоре он снова был на коне, присматривая за шестью посыльными, в чьи задачи входило на территории трех округов выискивать нарушения прав инвалидов-колясочников.
И в хорошие, и в плохие времена Мик Странахэн ухитрялся избегать зятя, выбирая для визитов к Кейт дни, когда Киппера Гарта не было дома. Кейт всегда была рада Мику, но давно и прочно наложила запрет на обсуждение многочисленных изъянов в Кипперовом характере. Странахэн и не надеялся понять их брак, но по зрелом размышлении счел его нерушимым. Он не видел повода сообщать Кейт, что сейчас ему требуется помощь ее мужа в скользком деле.
– Прости, Мик, – сказал ему Киппер Гарт. – Ничего не могу поделать.
Странахэн скептически изучал инвалидное кресло, покосившееся в углу обширного офиса с видом на залив.
– Оно мне еще нужно время от времени, – опередил его Киппер Гарт. – У меня случаются приступы.
К одному из колес прислонилась клюшка для гольфа, три сияющих новеньких мячика выстроились на ковре.
Странахэн сел за стол.
– Адвокатская ассоциация знает, что ты можешь ходить? Разве не запрещено изображать калеку по телевидению?
– Это называется «мелодраматическое воссоздание», – ощетинился Киппер Гарт.
– Скорее, «искажение», – возразил Странахэн, – с примесью жульничества. Ну так как, мартышка? Поможешь или я позвоню куда надо?
– Кейт тебя никогда не простит.
– В прошлый раз простила.
Шея Киппера Гарта стала малиновой. Много лет назад Странахэн добровольно дал показания против него на слушании жалобы, которое для адвоката закончилось плохо. Исключение из адвокатуры казалось неизбежным, но муж-рогоносец залепил в Киппера Гарта пелотой[33], лишил его трудоспособности и таким образ спас Флоридскую адвокатскую ассоциацию от гор бумажной работы.
– Мик, ну это правда не по моей части. – Киппер Гарт ослабил галстук и смахнул невидимую пушинку с лацкана. – Вот что, – он полез за органайзером, – давай я лучше назову тебе пару имен.
Странахэн перегнулся через стол и вцепился в его запястье.
– Это шаблонное дело, мартышка. Первокурсник юридического факультета справится с ним с закрытыми глазами.
Киппер Гарт вырвал руку, хоть и не очень уверенно. Он достаточно знал о бурном прошлом шурина, чтобы избегать физического столкновения. Он также знал, что проделка с инвалидным креслом – лишь один из многих грехов, которые Мик за ним числит, но из стратегических соображений держит при себе.
Странахэн развернул желтый лист линованной бумаги и подтолкнул его к Кипперу:
– Это все, что тебе понадобится.
Данные вроде безобидны и просты. Киппер Гарт не сомневался, что его секретарша сможет подготовить документ на офисном софте.
– Ладно, Мик, я тебе помогу. – Он махнул в сторону двойных дверей. – Тащи ее сюда.
– Кого? – спросил Странахэн.
– Клиентку.
– Но ее здесь нет.
Это озадачило Киппера Гарта:
– Почему нет?
– Потому что она пропала.
– Что, прости?
– Ну, она как бы есть, но ее как бы нет, – добавил Странахэн.
– В смысле, пропала, как Амелия Эрхарт[34] или как сбежавший заключенный? – Киппер Гарт цеплялся за надежду, что шурин просто шутит.
– Это сложно объяснить, – сказал Странахэн.
– Но мне нужна ее подпись, это же очевидно.
– Вот что. Оставь пустое поле, и все.
У Киппера Гарта скрутило живот.
– Но подпись нужно заверять.
– Я рассчитываю на слепую преданность твоей секретарши. Да, чуть не забыл, пометь его началом марта.
– Будущего года?
– Нет, этого, – сказал Странахэн. – Пометь его четырьмя неделями ранее.
Голос зятя истончился до заунывного скрежета:
– Мик, имей совесть, меня же за такое привлекут.
– Да ладно, они не тронут человека в инвалидном кресле.
– Я серьезно! Если что-то выплывет, учти: я все буду отрицать.
– Ничего другого я и не ожидаю, – сказал Странахэн. Киппер Гарт потряс желтой бумагой:
– Что это, блин, вообще такое? Во что ты ввязался? Мик Странахэн нетерпеливо посмотрел на часы.
– Мы тратим драгоценное время, мартышка, – произнес он. – Шевели задом.
Уже второй день подряд Чарльз Перроне сказывался на работе больным. Приходила Рикка и приносила ему ланч – бутерброде ветчиной, чипсы начо и салат из лобстера. Мнение соседей о его роскошной гостье уже не стояло на первых позициях в списке забот Чаза: у него появились более неотложные проблемы.
– Что случилось? – спросила Рикка.
– Чего только не случилось.
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет.
Он отвел ее в спальню и раздел. Через двадцать пять минут она устало скатилась на матрас и застегнула лифчик.
– Прости, котик. Мне пора на работу.
Чаз Перроне щелкнул под простынями своего дружка, вялого, как макаронина.
– Блин, я поверить не могу.
– Послушай, это случается со всеми мужиками. Я тебе уже говорила, – отозвалась Рикка из ванной, стараясь, чтобы в голосе не пробивалось разочарование. Она вышла, бодро расчесывая волосы. – Ты же мне скажешь, если у тебя появится другая, Чаз?
– О господи.
– Я не хочу оказаться последней, кто обо всем узнает.
– Продолжай в том же духе, и я куплю в Интернете протез.
Она подобрала свою сумочку и чмокнула его в нос.
– Ты придешь в себя, котик. Просто сейчас у тебя черная полоса, вот и все.
– Не начинай. Я тебя умоляю.
– После отпевания будешь как новенький, – пообещала Рикка. – Как только скажешь «прощай» Джои, станешь опять жеребец жеребцом.
– Я уже сказал «прощай», – хмуро сообщил Чаз.
– Что-то непохоже. Думаю, проблема в этом.
Через несколько минут после ухода Рикки Чаз услышал, как к дверям подошел Тул. Он засунул свою огромную голову в спальню и вяло поинтересовался, как все прошло.
– Клево. Просто супер.
– Чё за девка? Я уже видел тут ее машину.
– Профессиональный гореутешитель, – ответил Чаз.
Тул разглядывал докторовы штаны и трусы-боксеры, сваленные в кучку у кровати.
– Когда моя мама умерла, нам домой прислали проповедника-пятидесятника.
– Каждый справляется как умеет. Ты нашел свои пластыри?
– Всего один пока. Зато новехонький. – Тул повернулся, чтобы продемонстрировать выбритое место на лопатке, куда он налепил фентаниловый пластырь. – Может, на этот раз хоть покайфую.
– Мечты, мечты, – махнул рукой Чарльз Перроне.
Он подождал, пока Тул исчезнет в комнате для гостей, затем полез в тумбочку и достал свой новый пистолет. Выбор в «Уол-марте» его ошеломил, и он отправился в ломбард в Маргейте, где художественно татуированный неонацист продал ему обычный кольт тридцать восьмого калибра. Теперь Чаз сидел в постели, перебрасывал пистолет с воронеными накладками с руки на руку и думал о его мрачном прошлом. Кто его знает – может, эту пушку использовали при грабеже или даже убийстве. В шкафу лежала коробка высверленных пуль, но Чаз никак не мог решиться зарядить кольт. Он однажды слышал по «Си-эн-эн», что домовладельцы, которые покупают оружие для самозащиты, в пятьдесят раз чаще сами становятся его жертвами, чем их незваные гости. Поскольку ничего мощнее дробовика Чаз отродясь в руках не держал, он зарядил пистолет с предельной осторожностью.
Он убрал кольт обратно в ящик и погрузился в печальные думы. Что, если чудачка Рикка права? Он очистил дом от всех напоминаний о покойной супруге, но его член упрямо продолжал бастовать. Чаз никогда не признается Рикке, но порывы стихийного вожделения он ощущал, только думая о Джои. Например, утром в душе он шаг за шагом прокручивал в голове преступление, сам не зная почему. Вспоминал резкий запах океана, морось на лице, янтарные огни вдоль перил, низкий, тяжелый гул корабельных машин.
И лодыжки Джои. Вот что подействовало: он вспомнил, какими гладкими и теплыми показались ее лодыжки, когда он их схватил. Боже, какие шикарные ноги!
Чаз ощутил блаженно знакомую пульсацию и бросил взгляд вниз, чтобы поприветствовать своего маленького, торчащего перпендикулярно полу соучастника. Он жадно сжимал его, растирал и тянул, но все без толку, а потом в душе закончилась горячая вода, и все пропало.
«Так может, Рикка права? – подумал он. Может, это его подсознание не отпускало Джои, хотя скучал он только по сексуальной стороне их брака. – В остальном я непоколебим, как бык, – сам себя уверил Чаз, – я сделал то, что должен был».
Рано или поздно жена уличила бы его в измене и в ярости донесла бы, что он подделывает данные по Эверглейдс. Она бы все уничтожила – его диплом биолога, его секретное соглашение с Редом и все его блистательное будущее.
Потому что она знала правду. Конечно, знала. Она ведь собственными глазами видела, как он подделывает таблицы с анализами воды, так?
«Я сделал только то, что было необходимо, – подумал Чаз, – и сделал бы это снова».
Поддавшись порыву, он схватил телефонную трубку и позвонил приятелю-гольфисту, широко известному своими дикими эскападами в клубах по выходным.
– Помнишь, ты меня пытался на мальчишнике у Ричардсона накормить таблетками? У меня есть друг, который хочет их попробовать.