Хайасен Карл. Купание голышом

   – Я просто пошутил. – Такого разговора он не репетировал.
   – Это не было похоже на шутку.
   – Но я все-таки шутил, – упорствовал Чаз. – Вы наверняка скандинав.
   Ролвааг тихо закрыл портфель.
   – Я вас не шантажирую, мистер Перроне.
   – Разумеется, нет.
   – Но вам все равно следует вести себя осторожнее, – сказал детектив, вставая. – Осторожнее, чем вы вели себя до сих пор.

Восемнадцать

   Джои сражалась со списком требований шантажиста, но на самом деле она от Чаза Перроне хотела – не считая вечных адских мук – ответов на два вопроса:
   а) Почему ты на мне женился?
   б) Почему ты пытался меня убить?
   – Выбери число, – посоветовал Мик Странахэн. – Предполагается, что мы вымогаем у него деньги, так? Сколько он вообще сможет наскрести?
   – Чтоб я знала. – Джои отвернулась и уставилась в окно.
   Фламинго – лагерь рыбаков в Национальном парке Эверглейдс, на южной оконечности материковой Флориды. Только одна дорога вела сюда, двухполосная, щебеночно-ас-фальтовая, она прорезала тридцать восемь миль нетронутых кустарников, кипарисов и зарослей меч-травы. Хотя они мчались в полной темноте, Джои ощущала биение невидимой жизни со всех сторон. После Майами тишина казалась такой мягкой, а ночь такой всеобъемлющей, что Джои не могла сосредоточиться на деталях шантажа. Чем глубже они въезжали в Эверглейдс, тем меньше и абсурднее казался ей Чаз Перроне.
   Странахэн оставил «субурбан» рядом с пучком капустных пальм возле палаточного лагеря у пристани. Было уже около десяти вечера, и большинство туристов, спасаясь от насекомых, ретировались в свои спальные мешки. Мик попытался настроить радио в машине, но сигнал шел с помехами.
   Джои рассказала, что никогда раньше не была в парке.
   – Чаз не хотел меня брать. Говорил, это слишком напоминает ему работу. Думаю, на самом деле его пугали насекомые.
   – Насекомые.
   – Особенно москиты, – продолжала она. – И еще проблемы со змеями – он боялся, что его укусит мокасиновая змея. Дома он тренировался впрыскивать противозмеиную сыворотку в грейпфруты.
   – Слушай, он неправильно выбрал работу, – заметил Странахэн. – Ты когда-нибудь спрашивала почему? Как он вообще дошел до жизни такой?
   Джои всегда считала, что ее муж заблудился в магистратуре.
   – Я хотел спросить, – сказал Странахэн, – кто такой Сэмюэл Дж. Хаммернат?
   – Какой-то богатый деревенщина, приятель Чаза. Я видела его на свадьбе, – ответила Джои. – А что? Он-то тут при чем?
   – Я сделал пару звонков по поводу «хаммера». Это «Фермы Хаммерната» купили его твоему муженьку.
   Джои не знала, с какой стати мистер Хаммернат купил Чазу новехонький внедорожник.
   – И ты только сейчас мне об этом сказал? Кому ты звонил?
   – Друзьям, которые занимаются такими вещами – проверкой бумаг. Друзьям из правоохранительных органов, – ответил Странахэн. – Помнишь, я говорил, что все беды от жадности? Думаю, Чаз заключил какую-то грязную сделку с Хаммернатом, а ты, возможно, перебежала им дорогу.
   – Но как? Что я сделала?
   Странахэн изложил Джои свои догадки; она заинтересовалась, но не поверила.
   – Кто-нибудь когда-нибудь слышал о биологе-жулике? – спросила она.
   – Кто-нибудь когда-нибудь слышал о биологе, у которого есть телохранитель? – возразил он.
   Джои признала, что довод весомый. Ее удивил – и раздразнил – рассказ Мика о том, что теперь ее мужа защищают наемные мускулы.
   – Слушай, бывают копы-взяточники, – продолжал Странахэн, – судьи, которые закрывают дела, врачи, которые химичат со страховками. Или ты хочешь сказать, что Чаз слишком невинен, чтобы продаться, – и это парень, который столкнул тебя в океан на верную смерть?
   «Он прав, – подумала Джои. – Этот придурок определенно способен на что угодно». Она придвинулась ближе и положила руку на колено Мика. Он поцеловал ее в макушку, но она почувствовала, что он напряжен. Он показал на мотель:
   – Твоя комната на втором этаже. Не выходи, пока не посвечу тебе фонариком.
   – Три раза. Я помню.
   Они наблюдали, как пара енотов проскользнула в лагерь и вынырнула оттуда через пару секунд с буханкой хлеба и пакетиком чипсов «Доритос».
   – Мы же собираемся напугать его до полусмерти? – спросил Странахэн.
   – Точно. Закрутить гайки.
   – Ну так и черт с ним. Давай потребуем полмиллиона.
   – О господи, – засмеялась Джои, – но у Чаза нет таких денег.
   – Спорим, он знает кое-кого, у кого они есть?
 
   Они взяли «гранд-маркиз»: Тул сказал, что «хаммер» почти светится в темноте. Ред велел им сохранять хладнокровие несмотря ни на что. Выслушать парня и пообещать, что подумают над его словами.
   – Не умничай, – предупредил Ред Чаза. – И никого не трогай, – сказал он Тулу, – пока, во всяком случае. Как только выясним, чего хочет этот сукин сын, решим, что с ним делать.
   Они собирались приехать во Фламинго пораньше и найти место, где Тул мог бы спрятаться, но задержались, поскольку до того, как они вырулили на основную магистраль, Тул опять сделал привал. Чаз не стал возражать. Он остался в машине, где тренировался выхватывать кольт из-за пояса, а Тул надел лабораторный халат размером с палатку и потопал в больницу «Неземное поместье».
   Морин сидела и смотрела телевизор. Она причесалась и наложила капельку румян на щеки.
   – Посмотрите, кто пришел, – обрадовалась она. – Возьми стул. Ларри Кинг берет интервью у Джулии Эндрюс^[43]. Она просто куколка.
   – Я принес тебе кое-что на ужин. – Тул поставил накрытую тарелку на тумбочку у кровати. – Не такое чтоб горячее. У них тут микроволновки нигде нету?
   – Ерунда, спасибо, Эрл. – Морин подняла крышку. – Пахнет просто замечательно. Что это?
   – Ээ-э, цыпленок. Называется «болотный цыпленок».
   – Доктор сказал мне избегать жареной пищи, но я, честно говоря, не вижу в ней вреда. Я же все равно умираю, верно?
   Она взяла кусочек жареного аллигатора и попробовала.
   – Здорово, а? – спросил Тул.
   Морин энергично покивала, продолжая жевать. И жевать.
   – Та еда, которой нас тут кормят, просто сущий кошмар, – прошептала она. – Свежая птица – настоящее пиршество.
   – Хорошо, что понравилось. Ладно, мне пора.
   – Уже? Пожалуйста, останься, поговорим.
   – У меня важная встреча по делам.
   – Это ночью-то? Интересно, что за дело такое.
   – Клиента охранять, – ответил Тул.
   Синие глаза Морин заискрились:
   – Это так интересно, Эрл. Ты каких людей охраняешь? Сановников? Дипломатов? Нет, наверное, дельцов от шоу-бизнеса, точно.
   – Не то чтобы.
   – А. – В ее голосе послышалось разочарование.
   – Щас я доктора охраняю, – сообщил Тул, хотя сам считал, что с Чазом Перроне это просто халтура.
   – Доктора? Вот это да!
   – Тока он людей не лечит. Он это, типа, ученый.
   – Наверное, очень важный человек, раз ему нужна личная охрана, – сказала Морин.
   – Я б тебе порассказал.
   – Он сейчас с тобой? Мне бы хотелось с ним встретиться.
   – Он не чтоб хорош, – возразил Тул, – чесслово. Много о себе думает, но, етить, у ниггеров и мексов, которые для меня помидоры собирали, куда больше мозгов, чем…
   Костлявый кулак Морин выстрелил Тулу прямо под дых. Он согнулся вдвое и выдохнул, как спустившее тракторное колесо.
   – Эрл! Как тебе не стыдно! – воскликнула она. – Никогда не говори при мне таких отвратительных слов.
   Он вцепился в перила кровати и медленно выпрямился.
   – Что бы сделала твоя мама, – гнула свое Морин, – если б она была жива и это услышала?
   – Она меня научила, – прохрипел он. – Она и папаша.
   – Тогда им тоже должно быть стыдно. Вот, возьми, – она взяла со столика бумажный стаканчик, – попей воды. Полегчает.
   – Етить, – сказал Тул и присосался к стакану. Чокнутая старуха его ударила. За всю свою жизнь он не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь врезал ему и не получил сдачи. Однажды он чуть не покалечил парочку несчастных мексиканцев только за то, что они странно посмотрели на него в винном магазине.
   Сейчас, глядя на Морин, хрупкую и ломкую, точно осенний лист, Тул понимал, что может убить ее одним пальцем. Но вот что странно: он совсем этого не хотел. И не то чтобы ему приходилось сдерживаться, он просто не хотел причинять вреда этой женщине, несмотря на то, что она сделала. И он не злился, что еще больше сбивало с толку. Он ощущал – сам не зная отчего – только сожаление.
   Он услышал, как говорит об этом вслух. Морин потянулась и ухватила его за рукав.
   – Мне тоже очень жаль, Эрл, что я тебя ударила. Это было не слишком по-христиански, – сказала она. – Тебе хватает лекарств?
   – О да, мэм. Тех пластырей, которые с утра, по-мойму, до выходных хватит.
   – Знаешь, мой муж был полицейским в Чикаго.
   – Да, вы грили, мэм.
   – Однажды он произнес слово «ниггер». Я слышала, как оно сорвалось у него с языка, – сказала Морин. – Он говорил по телефону со своим сержантом или вроде того. Он сказал: «Какой-то ниггер ограбил корейскую бакалейную лавку, и мы его загнали в озеро Мичиган». Когда он повесил трубку, я прикоснулась к его плечу – а он тоже был парень здоровенный, – и сказала: «Патрик, если я еще хоть раз услышу это кошмарное слово, я заберу детей и уеду жить в Индианаполис, к тете Шэрон». И знаешь что?
   – Он так никогда больше не грил.
   Она улыбнулась:
   – Именно, Эрл. Ты веришь, что Господь создал нас всех по образу и подобию своему?
   – Чё-то я не всегда уверен, – сказал Тул и скрестил руки на животе на случай, если она захочет еще раз ему врезать.
   – Если честно, я и сама иногда сомневаюсь, – сообщила Морин. – Тут есть одна медсестра, Эрл, и я уверена, ее одолжили прямо в адских глубинах. Она называет нас на «с»! Но знаешь, во что я верю? Можно я тебе скажу? Потом я тебя отпущу.
   – Конечно, – согласился Тул.
   – Я верю, что никогда не поздно измениться. Мне восемьдесят один год, но я все еще верю, что завтра могу стать лучше, чем сегодня. Вот во что я буду верить, пока мои завтра не кончатся, – сказала она. – И еще – ты обещал сходить к хирургу.
   – Да, я помню.
   – Насчет той пули в твоей сам-знаешь-чем.
   – Дел было по горло, – сказал Тул.
   – Послушай меня, юноша. Жизнь слишком коротка, чтобы тащить на своих плечах такой крест.
   – Да, мэм.
   – А теперь иди, пока не пропустил свою встречу, – разрешила она. – И будь осторожен.
   – Не волнуйтесь.
   – Куда бы ты ни собирался. – Морин покосилась на него. – Иди, Эрл.
   Она пергаментной рукой указала на дверь и вновь уставилась в телевизор.
 
   Тул молчал всю дорогу до Флорида-Сити, и Чаз Перроне был этому рад. Он не думал о встрече с шантажистом, он фантазировал о том, каково это – иметь тринадцать миллионов, в том потрясающем случае, если завещание, подписанное именем Джои, окажется подлинным. Ирония поистине грандиозна, ведь она не оставила бы Чазу ни цента, если бы подозревала его в фальсификации данных по Эверглейдс. Поскольку завещание подписано всего несколько недель назад, оно может оказаться настоящим, только если Джои так ничего и не узнала о сделке Чаза с Редом…
   А значит, он убил ее без причины – по крайней мере, по неверной причине.
   От этой мысли закружилась голова и затошнило. Пока не доказано обратное, Чаз решил придерживаться более благовидной гипотезы, что Карл Ролвааг подделал документ, чтобы его запугать.
   – Я жрать хочу, – проворчал Тул и резко вырулил на парковку закусочной.
   – Принеси мне колу и картошки, – попросил Чаз.
   – Сам поди да возьми.
   Чаз спрятал пистолет под передним сиденьем и последовал за Тулом в ресторан. Чаз умолял и убеждал Реда предоставить другого телохранителя, но Ред отказал, заявив, что Тул надежен, как скала.
   «Скорее, туп как пробка», – подумал Чаз. Они сидели в кабинке, Тул исступленно грыз сэндвич с индейкой размером с футбольный мяч.
   – А где пистолет? – спросил Тул, плюясь полупрожеванным латуком.
   Чаз показал на машину за окном.
   – Когда-нибудь в людей стрелял? – спросил Тул.
   – Нет.
   – А ваще в кого-нибудь стрелял?
   – В птиц, – ответил Чаз.
   Ребенком он палил из дробовика по ласточкам и певчим птичкам, которые будили его по утрам.
   – Нечего баловаться с пушкой, если практики нету, – сказал Тул. – Один тип меня уже подстрелил, больше не надо.
   – Не беспокойся.
   На въезде в Национальный парк Эверглейдс лесник поинтересовался, почему у них нет рыболовных снастей и палаток. К его киоску было прикноплено объявление, запрещавшее проносить в парк огнестрельное оружие.
   – У нас встреча с друзьями, – объяснил Чаз. – Торн-бургами. Они в новехоньком «эйрстриме» с мичиганским номером. На переднем сиденье ирландский сеттер по кличке Микки. Еще не проезжали такие?
   – Не могу вам сказать. Я только что заступил на дежурство.
   – Ну, думаю, мы их найдем. – И Чаз весело помахал. Через милю Тул заговорил:
   – Это ты чё за ерунду порол?
   – Неплохо вышло, да?
   – Чё еще за «эйрстрим»?
   – Дом на колесах, – ответил Чаз. – Вроде «виннеба-го», только не такой неуклюжий. Спорим, он купился?
   – А этот бред насчет пса – ты чё, на ходу придумал?
   – Да. – Чаз не понимал, восхищен Тул или раздосадован.
   – Мда, такого вруна еще поискать.
   – Ну, просто иногда надо соображать быстро, – сказал Чаз. – Этот лесник – это не его собачье дело, есть ли у нас в машине удочки или еще какая рыболовная фигня. Но я же не мог вылезти из машины и так ему и сказать. Пришлось наплести ему сорок бочек арестантов и свалить.
   Тул кивнул, обеими руками вцепившись в руль.
   – До фига гладко, – согласился он.
   Небо затянули облака, звезд не видно. Свет фар пронзал плотную черноту впереди. Сперва Чаз подумал, что они попали под ливень, но потом сообразил, что стук капель по ветровому стеклу – на самом деле мириады насекомых. Когда посреди дороги возник водяной кролик, Тул мимоходом его обогнул. Чаз немедленно приказал ему остановиться.
   – Чё, отлить? – Тул съехал с дороги и затормозил.
   – Разверни машину, – сказал Чаз.
   – Чё это?
   – Живо!
   Тул безупречно развернулся на месте и неторопливо поехал по дороге обратно, пока они снова не увидели кролика – тот так и не сдвинулся с места. Чаз полез под сиденье и достал пистолет. Тул медленно моргал, глядя на него, точно об-долбанная жаба.
   – Ты же сам предлагал мне потренироваться, – сказал Чаз.
   – Етить, не на кролике же.
   – Это просто грызун-переросток, – возразил Чаз, выдавая предательское незнание таксономии, которое повергло бы в ужас его коллег, но осталось не замеченным Тулом. – Крыса с большими ушами, – добавил он, потихоньку пытаясь открыть дверцу машины.
   – Если застрелишь, придется тебе им позавтракать, – сообщил Тул.
   – Ага, конечно.
   – Док, я не шучу. Мама нас учила: «Убил – пожарь и съешь». Нехорошо губить живую тварь из интереса.
   Может, у Тула от лекарственных пластырей крыша поехала, задумался Чаз. Какого черта он заботится о дурацком кролике? Чаз перегнулся через капот и прицелился в зверька. Кролик по-прежнему неподвижно сидел, залитый светом фар. Раздался выстрел, и кролик подскочил, перекувырнулся, описал круг и замер. Его глаза были широко открыты, ноздри трепетали.
   – Черт, промазал, – проворчал Чаз и выстрелил снова. На сей раз кролик распластался по асфальту и прижал уши, будто прячась в траве.
   – Кончай уже, Рэмбо, – сказал Тул.
   – Еще разок, – сказал Чаз и подумал: «Ему-то можно стрелять в аллигаторов».
   – Хватит, – мрачно произнес Тул.
   – Еще не хватит. – Чаз закрыл один глаз и прищурился.
   – Я сказал «нет».
   Тул нажал на газ за миг до того, как Чаз спустил курок. Чаза подбросило, и в полете он увидел, как рыжая тень исчезает в густой траве. Он тяжело рухнул на гравий и дважды перевернулся. Несколько секунд он лежал тихо, оцепенело наблюдая, как насекомые вьются в свете фар урчащего автомобиля. Вскоре он услышал хруст шагов, и над ним навис широкий силуэт Тула.
   – Помоги мне встать, – попросил Чаз, неосмотрительно позабыв изобразить раскаяние.
   – Сволочь ты тупая, а не доктор.
   Тул подобрал кольт и прошествовал обратно к «гранд-маркизу».
   – Что с тобой стряслось, блин? – завопил ему вслед Чаз. – Ты что, пытался меня убить?
   Он с трудом поднялся на ноги и смахнул щебенку с одежды. Когда он забрался обратно в машину, Тул ткнул его пальцем в грудь:
   – Если б я пытался тя убить, красавчик, ты б щас разговаривал не со мной, а со святым Петром.
   Чаз подождал еще десять миль, прежде чем заикнулся о пистолете.
   – На сегодня тебе хватит, – ответил Тул.
   – А вдруг он мне понадобится? Вдруг поганый шантажист решит не церемониться?
   Похоже, Тула это позабавило.
   – Тебе не понадобится пистолет, парень, – ответил он. – У тя есть я.

Девятнадцать

   Странахэн был уже на воде, когда на пристани появился «гранд-маркиз». Троглодит выкарабкался из машины медленно, зато Чаз Перроне пулей вылетел с пассажирского сиденья, яростно хлопая себя по лицу и шее. Они прошлись взад-вперед вдоль стапелей, наконец выбрали незанятый плавучий дом и взломали дверь. Троглодит нырнул внутрь, а Чаз выскочил обратно на причал, споткнувшись о канатную бухту. Вскоре он начал ходить туда-сюда, то в тень, то из тени, по-прежнему сражаясь с насекомыми. В полночь Странахэн позвал его по имени, и Чаз полуприсел в нелепой стойке, которую, должно быть, высмотрел в фильмах Джеки Чана.
   Странахэн помахал:
   – Я здесь, дубина!
   Чаз на ощупь приблизился, сохраняя скрюченную позу мастера кунг-фу. Он явно встревожился, увидев, что шантажист сидит в маленьком каяке.
   – Запрыгивай, – предложил Странахэн, ткнув нос каяка в причал.
   – Ни за что.
   – Это была твоя идея, Чаззи.
   – Встреча, но не место, – возразил Чаз, – и уж точно я в жизни бы не придумал каяк.
   Странахэн положил весло на колени и дал Чазу время оценить противника. Потом сказал:
   – Если хочешь знать условия сделки, садись в лодку, козел.
   Чаз тревожно посмотрел на стапель, где стоял на якоре плавучий дом.
   – Да, и во-вторых, – произнес Странахэн. – Я. же сказал тебе оставить твоего приятеля с доктором Лики^[44].
   – О чем ты?
   – Ну ты и кретин. Надо бы повысить цену втрое. Чаз робко ступил в лодку.
   – Куда мне сесть?
   – Не сесть, – поправил Странахэн, – а встать на колени.
   Длинными, ровными гребками он повел лодку по каналу Баттонвуд в залив Уайтуотер.
   – Не одолжишь спрей? – Чаз беспокойно ткнул в баллончик, валявшийся на дне каяка. Странахэн бросил ему аэрозоль.
   – Куда мы плывем? – спросил Чаз, щедро поливая себя инсектицидом.
   – Бояться нечего, пока не надумаешь опрокинуть лодку.
   – Не волнуйся, я вообще не шевелюсь. – Чаз отложил баллончик и мертвой хваткой вцепился в борта каяка.
   – В Мокасиновый пролив, вот куда, – ответил Странахэн. Насколько он знал, такого места не существовало. Однако зловещее название оказало желаемый эффект.
   – Срань господня! – услышал он шепот Чаза Перроне.
   – Говорят, там самые большие водяные мокасиновые змеи в Эверглейдс, – продолжал Странахэн, исторгнув из Чаза побежденный стон. Наделе муж Джои примерно таков, как Странахэн и ожидал: мягок и плаксив, если надавить. – А еще там полно крокодилов и акул, мистер, – Странахэн мгновенно переключился в режим Джерри Льюиса, – поэтому-то я тебе очень не рекомендую переворачивать каяк.
   Чаз умолк. Когда они добрались до Уайтуотер, Странахэн перестал грести и велел Чазу повернуться, что тот и проделал со всей возможной осторожностью. Когда Странахэн посветил фонариком ему в лицо, Чаз вздрогнул и отвел глаза.
   – Да ты никак дуешься? – спросил Странахэн. – Небось считаешь, что я тут развлекаюсь за твой счет.
   Насмехаться над этим ничтожеством было совсем не спортивно, однако это обуздывало страстное, но варварское желание изрубить парня в капусту. Возможно, настанет день, когда Странахэн сможет позволить себе столь нецивилизованное удовольствие, но пока он довольствовался видом ушей Чарльза Перроне, которые чернели от москитов. Это Джои удачно придумала заменить репеллент в баллончике на воду из-под крана.
   – Как ты проник ко мне в дом? – спросил Чаз.
   – Секрет фирмы.
   – Это ты порезал фотографию моей жены и засунул мне под подушку?
   – Нет, это была фотографическая фея.
   – Кто ты, блин, такой? Чего ты от меня хочешь? – Чаз бил себя по голове.
   – Для начала денег.
   – Что, это только начало? – кисло засмеялся Чаз.
   – Еще я хочу получить ответы на пару простых вопросов. Вот и все.
   – Что еще за вопросы? Ты пытаешься вытрясти из меня деньги за то, чего я не делал.
   – Прекрасно. Тогда можешь не платить мне ни цента, – предложил Странахэн. – Пусть присяжные рассудят – мое слово против твоего. Кстати, ты бывал в живописном Рэйфорде, штат Флорида, где находится государственная исправительная тюрьма?
   Чаз выругался и опять хлопнул себя по голове.
   – Прямо в яблочко. – Странахэн выключил фонарик. – Полагаю, единственный способ доказать тебе, что я не лгу, это в подробностях описать, что произошло на «Герцогине солнца». Слушай меня внимательно.
   – Ага, – пробормотал Чаз.
   – Это случилось ровно неделю назад, – начал Странахэн. – Ты и твоя жена вышли на палубу около одиннадцати вечера и направились к корме. Больше наверху никого не было, потому что шел дождь. Да, совсем забыл: на тебе был темно-синий блейзер и темно-серые брюки. На миссис Перроне – кремовая юбка, белые сандалии и, кажется, золотые часы на запястье.
   Цвет своей блузки Джои тоже говорила, но Странахэн забыл. Он включил фонарик: Чаз был выжат как лимон и пошатывался.
   – Мне продолжать?
   – Как хочешь, – проквакал Чаз.
   – Итак, вы оба стояли у перил, миссис Перроне смотрела в море, и тут ты проделал довольно хитрый трюк, – продолжил Странахэн. – Ты что-то достал из кармана и бросил. Монету или ключ – оно зазвенело. Тогда ты сделал вид, что нагнулся его подобрать, – ну как, припоминаешь?
   С носа каяка не раздалось ни звука.
   – Но вместо этого ты схватил свою жену за ноги и вы – бросил за борт. Это произошло так быстро, что у нее не было времени дать отпор. Ты меня слушаешь? – Странахэн вновь высветил лицо Чаза: глаза у того расширились и остекленели. Такие глаза Странахэн видел в студии таксидермиста-любителя. – У тебя такой вид, словно ты подцепил какую-то заразу, – сообщил он. – Ты когда-нибудь делал прививку от смертельно опасного нильского вируса^[45]?
   Чаз яростно закашлялся:
   – А что, от него уже придумали вакцину?
   Будь это практически кто угодно другой, Странахэн пожалел бы несчастного болвана.
   – Почему ты это сделал, Чаз?
   – Я этого не делал.
   – По-твоему, я вру? Ой.
   – Просто скажи, сколько ты хочешь, – взмолился Чаз.
   – Полмиллиона баксов.
   – Ты что, блин, рехнулся?
   – Наличными, – уточнил шантажист. – Сотенные купюры меня устроят.
   Легкий ветерок потянул с юго-востока, подталкивая маленький каяк дальше в широкий темный залив. Легкая качка, которая так умиротворяла Странахэна, похоже, на мужа Джои Перроне оказала строго противоположный эффект.
   – Ну и где, по-твоему, мне взять пять сотен штук? – спросил он.
   – Слушай, Чаз, у меня есть идея, – сказал Странахэн, думая про себя: «Это проще пареной репы». – Ты можешь попросить их у своего приятеля Хаммерната!
   Не потребовалось фонарика, чтобы оценить реакцию доктора Чарльза Перроне. Его вывернуло, и на сиплый кашель похотливо откликнулся самец цапли, бродивший по мелководью в четверти мили от них.
 
   Мика и Чаза не было всего двадцать минут, когда Джои надумала покинуть мотель. Она надела мешковатую хлопчатобумажную фуфайку, запихала волосы под кепку и отправилась на пристань. На парковке она заметила большой черный седан, очень похожий на тот, что она видела вчера перед домом Чаза. К машине прислонился высокий широкоплечий мужик в темном комбинезоне поверх пушистой рубашки. Подойдя ближе, Джои поняла, что это не рубашка, а плотная шерсть.
   Мужчина ее заметил:
   – Поди сюда, пацан.
   Джои встала под фонарем в надежде, что он разглядит, насколько она безвредна.
   – Ты чё, глухой? – спросил мужчина. – Я сказал, поди сюда.
   – Ты охранник, да? – спросила Джои.
   Он толкнул ее на землю, схватил за фуфайку, вздернул и бросил на капот седана.
   – Ты не парень, – сообщил он. – Ты девка.
   Джои одернула задравшуюся на груди фуфайку. Во рту ощущался слабый привкус крови.
   – Только не дури, ладно? Я приехала с шантажистом.
   – Без шуток? – заинтересовался мужик.
   – Он мой дружок.
   Мужчина явно хотел поразмыслить над ее словами. Джои дала ему время.
   Потом он схватил ее сзади за шею и объявил:
   – Я мог бы тя пришить прям щас. Скормил бы тя аллигаторам, нафиг, и к утру б уже ничё не осталось, даже косточек.
   Он так крепко сжал, что Джои испугалась, что грохнется в обморок. Мужчина был так силен, что пальцами легко отщипнул бы ей голову.
   – Убьешь меня, – сказала она, – и добьешься… чего? После секундного раздумья он ее отпустил.