Первые несколько сообщений были от Вейссмана, который все раболепнее просил о встрече, предлагал планы, советы, сотрудничество. Нельсон прослушивал лишь первые несколько секунд каждое. В последнем Вейссман охнул посреди фразы и устало воскликнул в сторону от трубки: «Ой, милая, не сейчас», после чего сразу пошли гудки.
   Следующее сообщение было от сержанта Гаррисона из полицейского управления Гамильтон-гровз — ему Нельсон через неделю после вечеринки сообщил об исчезновении Виты. «Просто держу связь, — лаконично известил сержант. — Ничего нового».
   Нельсон рассеянно прослушал следующие сообщения — аспирант слезно молил выделить ему часы в программе литературной композиции, Линда Прозерпина что-то мычала с набитым ртом, Джилиан просила перезвонить… Его отвлекла мысль о Вите. В воскресенье после Валентинова дня он снова отправился в студенческое гетто и минут пять мерз у нее на крыльце, безуспешно давя на кнопку. Даже звонка слышно не было. Уже собравшись уходить, Нельсон стукнул по двери кулаком, и та неожиданно отворилась.
   — Вита? — крикнул Нельсон, но услышал лишь неожиданно хриплое эхо своего голоса.
   Он поднялся по лестнице. В первый миг ему показалось, что в комнате, сразу за дверью, висит вверх ногами голый человек, розовый и раздутый, с огромными безжизненными глазами. Нельсон едва не выскочил обратно на лестницу, потом, вглядевшись, понял, что это надувная секс-кукла — женщина, — подвешенная за пятку к потолку. Между ногами у нее что-то торчало, и Нельсон, подойдя, увидел пластмассовую модель подводной лодки, засунутую в резиновое влагалище. Вся комната была обращена в перевернутые джунгли: с крюков, ввинченных в потолок, свисали на леске самые разнообразные предметы. Сразу за куклой болталась модель солнечной системы, составленная из контрацептивных средств: вокруг наполненного гипсом презерватива вращались на проволочных орбитах резиновый колпачок, внутриматочная спираль, губка, спринцовка и упаковка таблеток. Дальше висели скрещенная хоккейная клюшка и бейсбольная бита, костюмы мальчика-скаута и девочки-скаута, соединенные в непристойной позе, а также ярко-оранжевая охотничья куртка с приколотой лицензией, насаженная на обмотанный лиловой лентой олений рог. Все висело неподвижно; тут из двери потянуло сквозняком, и надувшая кукла принялась медленно вращаться. Секс-солнечная система затрепетала.
   Нельсон проверил соседнюю комнату. Если не считать развешанных в гостиной предметов, квартира была совершенно пуста. Мебель вынесли, ковры сняли, шторы сорвали, из холодной уборной забрали даже рулончик туалетной бумаги. Нельсон не мог сказать, работает ли электричество — все лампочки были вывинчены. Как ни странно, пол покрывал толстый слой пыли, на окнах и по углам висела паутина. По их общему кабинету Нельсон знал Витину аккуратность, но в пустой квартире пахло только пылью и старым лаком. Казалось, тут не жили долгие месяцы, если не годы. Что еще удивительнее, почти все внутренние двери были сняты; в пустом пространстве каждый скрип половицы и шуршание пальто отдавались глухим эхом.
   Он прошел в гостиную, стараясь не задеть свисающие с потолка конструкции; тем не менее что-то маленькое и твердое коснулось его плеча: балетный суспензорий, наполненный чем-то вроде сырой котлеты. Нельсон пошел дальше, мимо женских «лодочек» — их десятисантиметровые каблуки были остро заточены, носки залиты цементом, — мимо телевизионного пульта, обмотанного колючей проволокой, мимо маски вратаря, вышитой розовой ниткой, мимо огромного бюстгальтера, обращенного в кашпо: в каждой чашке по маленькому колючему кактусу.
   — Что все это значит? — пробормотал Нельсон и тут же сам себе ответил: кунсткамера. Карта Витиного сознания.
   Он направлялся к фотографии в дальнем конце комнаты. Предметы на леске начали крутиться от легкого ветерка, поднятого его шагами: черная, сморщенная человеческая голова, вся исколотая, словно кто-то тыкал в нее кинжалом; плюшевый медвежонок с просунутой между задними лапами базукой; голый солдатик с курчавой вагиной и воткнутым в нее ножом; голая Барби на кресте из двух рельсов детской железной дороги.
   Он подошел к фотографии — маленькому цветному снимку под стеклом в простой деревянной рамке. Она была прикреплена к стене. На фото Вита и ее брат Робин Брейвтайп стояли в обнимку перед маленьким загородным домом. Палец вспыхнул, но сам Нельсон похолодел: Виктория говорила, что у Виты нет брата, да и сама Вита определенно сказала ему, что прежде была Робином. Однако фотограф запечатлел их обоих.
   Медленное покачивание предметов на краю зрения действовало на нервы, тем не менее Нельсон потянулся к фотографии. От первого же прикосновения рамка сорвалась и упала на пол к его ногам. Нельсон отпрыгнул, включив цепную реакцию среди развешанных игрушек. Стекло разбилось, но рамка осталась стоять. Теперь на фотографии был только один человек, Робин Брейвтайп. Нельсон быстро отступил, налетел на Барби, на сушеную голову, на мишку с базукой. Бейсбольная бита и хоккейная клюшка развернулись, целя ему в ухо; вратарская маска беззвучно завопила. Нельсон закрыл голову руками, пригнулся и выбежал из комнаты. Надувная кукла визгливо скрипнула, задетая его плечом. Нельсон, тяжело дыша, выбежал в прихожую. Сердце бешено колотилось. Он уже готов был броситься вниз по лестнице, но в квартире была еще одна дверь, та самая, которую Вита защищала грудью в прошлый его приход. Нельсон выглянул в сгустившийся мрак на лестнице, убедился, что парадное открыто, собрался с духом и медленно повернул старую скрипучую ручку.
   Дверь открылась сама. Вита висела на крючке в пустой кладовке, уронив голову на коричневый свитер, ее ботинки болтались в полуметре от пола. Нельсон закричал и отпрыгнул. Потом, моргая в полумраке, он понял, что это не Вита, а ее одежда: свитер висел на «плечиках», брюки были на живую нитку приметаны к свитеру, ботинки привязаны к штанинам. Русый парик был укреплен на проволоке, ровная челка касалась свитера. Это Витина оболочка, подумал Нельсон, сброшенная кожа; она висела в пустом шкафу, как когда-то костюм Нельсона за дверью их кабинета — плоский симулякр университетского преподавателя.
   Нельсон подошел ближе и потянулся к рукаву свитера. Сзади налетел холодный ветер из комнаты, заполненной висящими игрушками, засвистел под ногами, свитер и брюки заколыхались, челка качнулась вверх, как будто Вита подняла голову. Нельсон хлопнул дверью и ринулся вниз, скользя горящим пальцем по ледяным перилам.
   «Милый», — шепнул в самое ухо голос Миранды. У Нельсона занялся дух. За окном, в синем апрельском небе высилась часовая башня Торнфильдской библиотеки. Он закрыл глаза, вздохнул и стал слушать сообщение голосовой почты. По чреслам пробежал теплый ток. Домой ему Миранда не звонила, а по электронной почте присылала только деловые письма. Он отвернулся от окна и спрятал подбородок в воротник.
   «Что ты сделал с Викторией Викторинис? — спросила Миранда игриво-укоризненным тоном. — Мне только что позвонила — знаешь кто? — Джилиан! Бедняжка думает, что Виктория исчезла. Ты зарыл ее в подвале своего семейного домика, гадкий мальчишка?»
   «Семейный домик» было сказано с таким презрением, что Нельсон поежился.
   «Надеюсь, ты сперва вогнал ей в сердце осиновый кол, — продолжала Миранда. — Не хочется, чтобы она появилась вновь. — Она заговорила тише, и Нельсон услышал вдалеке еще чей-то голос. — Когда ты освободишься сегодня вечером? — шепнула Миранда. — В страстную пятницу меня тянет сделать что-нибудь очень дурное».
   Нельсон уже набирал ее номер, когда в кабинет постучали. Не кладя трубку, Нельсон дотянулся до ручки И приоткрыл дверь.
   — Профессор Гумбольдт? — Это была миссис Тредуэй, пухлая факультетская секретарша, временно взятая на место Гроссмауля. Сам Гроссмауль был в бегах. Ко всеобщему изумлению, вооруженный сообщник в камуфляже и маске под дулом автомата освободил его по пути на психиатрическую экспертизу. Нельсона удивил не столько сам побег, сколько то, что у Лайонела оказался товарищ.
   — Да? — спросил Нельсон, стараясь голосом показать, что очень, очень занят. До встречи с Викторинис оставалось еще пятнадцать минут; трудно было поверить, что она отправила за ним это ничтожество.
   — В кабинете у декана барышня, хочет с вами поговорить. — Сколько миссис Тредуэй ни поправляли, в том числе сам Нельсон, она упорно использовала всякие старомодные словечки вроде «барышня».
   — Профессор Викторинис? — Нельсон по-прежнему не отпускал телефон. С какой стати миссис Тредуэй называет свою начальницу «барышня в кабинете у декана»?
   — Нет, нет. — Миссис Тредуэй напоминала сдобную пышку Канадской Писательницы, завернутую в полиэстер. — Профессор Викторинис сегодня не приходила. Ее нет, дай Бог памяти, со среды.
   — Не понимаю. — Нельсон заморгал в приоткрытую дверь. — Кто хочет со мной поговорить?
   — Ну, мне кажется, это ваша ассистентка. Пришла и заявляет, что ей надо поговорить с вами. Я ей отвечаю, что ваш кабинет дальше, а она мне: «Нет, мэм, я туда не пойду»…
   Однако Нельсон уже повесил трубку и, как был в паль-то, двинулся по коридору. Миссис Тредуэй семенила следом, тараторя без остановки:
   — Она мне: «Идите и скажите ему, что я хочу поговорить с ним прямо здесь». Я ей: «Вы мне, милочка, не приказывайте», а она мне: «Никуда я отсюда не уйду, пока он сам ко мне не придет»…
   Нельсон рывком распахнул тяжелую дверь. Официально Антони Акулло был только на длительном больничном, однако, если Викторинис и не пристало сидеть в его кабинете за его столом, охотников сказать это не нашлось. По просьбе Нельсона Миранда написала на Антони телегу с обвинением в сексуальных домогательствах; покуда декан лежал в коме, жалоба оставалась без движения, однако Нельсон берег ее на всякий пожарный случай. Он только раз навестил Акулло в университетской больнице. Антони уже дышал не через респиратор, но в сознание так и не пришел и лежал, подсоединенный проводами к капельнице и нескольким мониторам.
   В тот день, когда его навестил Нельсон, миссис Акулло сидела в полутемной палате рядом с постелью мужа, углубившись в зачитанный томик «Последнего Дона»[171]. Когда Нельсон попросил оставить его наедине с Акулло, она только пожала плечами и вышла, прихватив книгу и пачку сигарет. Нельсон просидел с Акулло всего несколько минут — ровно столько, чтобы взять вялую липкую руку, заглянуть в остановившиеся глаза и сказать: «Береги себя, Антони. Мы прекрасно без тебя обходимся». Он с удовольствием увидел, что зеленый график, отмечающий мозговую деятельность Акулло, немного скользнул вниз.
   Джилиан стояла у окна, выходящего на площадь: она была в куртке и мяла в руках вязаную шапочку. С порога кабинета Нельсон мог видеть за окном только часовую башню, бледную в ярком дневном свете. Он строго взглянул на часы.
   — Итак, Джилиан, кто ведет мое двенадцатичасовое занятие?
   — Что вы с ней сделали?
   — Что я сделал с кем?
   — Мудак! — Джилиан шагнула от окна, вертя в руках шапочку. — Козел вонючий!
   Нельсон обернулся на миссис Тредуэй, которая, привстав на цыпочки, пыталась заглянуть ему за плечо. Он шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь.
   — Идемте ко мне. — Нельсон указал на личный выход Антони, который вел прямо в коридор.
   Джилиан презрительно фыркнула.
   — Aгa! — сказала она. — Думаете, я такая дура, чтобы остаться с вами наедине в вашем кабинете?
   — Сейчас вы наедине со мной в кабинете Виктории, — заметил Нельсон.
   Он не двинулся с места, но Джилиан все равно отпрянула, глядя на дверь, и бочком двинулась в обход длинного стола. Виктория заменила стеллажи и плакаты Антони на свои гравюры и полки, однако большой вычурный стол оставила. Нельсон, чувствуя нарастающее жжение в пальце, пытался не думать, чем они занимались с Мирандой на этом столе.
   — Вы можете делать со мной, что хотите, — сказала Джилиан. — Вы уже сделали.
   Сейчас она стояла дальше от окна, и Нельсону легче было различить ее черты. Подбородок у Джилиан дрожал, губы кривились, она моргала, словно вышла из темноты на яркий свет.
   — Рядом с вами случаются несчастья, люди исчезают…
   — Бросьте, Джилиан. — Нельсон со вздохом скрестил руки. Палец ныл.
   — Нет, выслушайте меня! — крикнула она из-за стола. — Со мной делайте, что хотите, я не могу вам помешать. Но если пострадает Виктория… — Джилиан задохнулась, потом продолжила: — Если с ней что-нибудь случится, я вас убью. Не знаю, как именно, но убью обязательно.
   Нельсон развел руками.
   — Я понятия не имею, о чем вы говорите. Я должен был сейчас встретиться здесь с Викторией, поговорить с ней об учебном плане…
   — Вы холодная, бессердечная скотина. Если бы я могла! то убила бы вас прямо сейчас.
   — О чем вы, в конце концов?
   — Она исчезла! — выкрикнула Джилиан. — С утра среды, может быть, даже с вечера вторника! Господи! — Она взглянула на окно, тиская шапочку и кусая губы, чтобы не разрыдаться. — Я нигде не могу ее найти. Ее не было дома, не было здесь, она не приходила на свои лекции. — Джилиан устремила на Нельсона злые покрасневшие глаза. — Так что не стойте здесь, козел, а скажите, что о ней знаете.
   Нельсон сцепил руки за спиной и украдкой потер вспыхнувший палец. В груди закипало какое-то сильное, но непонятное пока чувство. Он не представлял, где Викторинис, не участвовал в ее исчезновении, однако злоба, радость, страх, облегчение — все разом — наполнили его сердце.
   — Я не… — выговорил Нельсон, — не… — Он облизнул губы. — Я не знал, что Виктория… профессор Викторинис… исчезла. Мне неизвестно, где она. Вы… вы звонили в полицию?
   Это замечательная новость — вот что хотелось сказать Нельсону. Ему хотелось распахнуть окно и крикнуть на всю площадь: Виктории нет! Она сбежала, смылась, исчезла! Злая колдунья мертва![172] Ему хотелось сию минуту позвонить Бриджит: без всяких усилий с его стороны Виктория Викторинис сдалась, подняла лапки, покорилась его моральной власти, и теперь он и.о. декана! И.о. декана!
   — Полиции плевать, — говорила Джилиан. — Для них она всего лишь еще одна чокнутая университетская коблуха. Они говорят, что раньше чем через неделю даже не примут заявления. Через неделю, слышите, подонок?
   Нельсон почти не слышал; он упивался сладостной болью в пальце и воображал, как на собрании его единогласно провозглашают деканом. Он воображал соломоновское правосудие, которое будет вершить. Он вытащит из тины преподавателей литературной композиции. Они прольет бальзам на раны культурных войн — тем и другим поровну. А главное, он воображал себя за столом Антони. Миранда вытянулась на кожаном диване. Он встает, обходит стол, ослабляет галстук…
   Джилиан двинула его в челюсть — покуда он грезил, она обошла стол и сделала хук правой. Нельсон отлетел К стене и грохнулся на пол, чувствуя скорее удивление, чем боль или злость. Темнота перед глазами постепенно рассеялась. Он, потирая ушибленное место, поднял глаза на Джилиан: та выплясывала на цыпочках, как боксер, держась подальше от горящего пальца. В голове всплыло название телевизионного шоу: «Касание ангела», и Нельсон рассмеялся: «Удар лесбиянки».
   — Ничего смешного! — взревела Джилиан и снова выставила кулак. — Скажи, что ты с ней сделал!
   С силой и проворством, удивившими его самого, Нельсон вскочил и всей пятерней схватил Джилиан за лицо. Палец блаженно разрядился.
   — Ничего я ей не сделал, — сказал он. — Успокойся.
   Все тело Джилиан напряглось под его хваткой и тут же обмякло. Нельсон обхватил ее за талию и то ли отвел, то ли отнес на диван, на который они и рухнули.
   Нельсон лихорадочно соображал. Полиция начнет действовать только через неделю, но некоторые меры надо принять прямо сейчас. Сегодня же позвонить ректору…
   Он почувствовал тяжесть на плече. Джилиан зарылась лицом в его пальто, сжимая пальцами воротник. Она плакала.
   — О Господи! — всхлипывала Джилиан. — Виктория!
   — Ну-ну, — сказал Нельсон, похлопывая ее по жесткому бобрику. — Ну-ну.
 
   У себя в кабинете он сделал четыре телефонных звонка, первый — сержанту Гаррисону в полицейское управление.
   — Еще не слышал, — ответил лаконичный детектив, когда Нельсон рассказал про исчезновение профессора Викторинис. — Проверю. Если хотите.
   — Наверное, ерунда какая-нибудь, — сказал Нельсон, надеясь, что в трубке не слышится его ликование.
   — Этот ваш факультет, — произнес сержант на удивление длинную для себя фразу, — просто черная дыра.
   Потом Нельсон позвонил жене и снова постарался, чтобы в голосе прозвучала легкая озабоченность.
   — Ужасно, милый, — сказала Бриджит, — но ведь это значит, что ты станешь… ты станешь?…
   — И.о. декана, солнышко. На самом деле, и.о. и.о. Декана, потому что Антони формально еще у руля. Просто до тех пор, как мы все утрясем.
   — Как это все для нас замечательно, — зашептала Бриджит. — И как ты это заслужил, милый! Как я тобой горжусь!
   Нельсон перебил ее, сказав, что вечером, наверное, должен будет вернуться в университет для разговора с ректором.
   — Да, конечно! — воскликнула Бриджит, потом снова понизила голос: — Как повезло университету, что у них есть ты, человек, который в трудную минуту все возьмет на себя…
   — Да, — сказал Нельсон. — Да, конечно.
   Потом он позвонил в ректорат, и его сразу соединили. Нельсон слышал в трубке, как ректор выпрямляется в скрипучем кресле. Шесть недель назад Викторинис, как обещала, направила свою рекомендацию назначить Нельсона на штатную должность и получила ее назад с припиской: «Вы что, шутите?» Нельсон тут же схватился за телефон, чтобы попросить ректора о встрече, потом, передумав, в обеденный перерыв заявился в ректорат, прикосновением утихомирил секретаршу и, войдя в кабинет, застал ректора за столом: тот ел бутерброд с тунцовым салатом. Нельсон взял его за горло и прижал к обшитой дубом стене.
   — Я — Нельсон Гумбольдт, — сказал он. (Изо рта у ректора вывалился кусок тунца.) — Запомните это имя.
   Сегодня Нельсон объяснил ситуацию — официально Викторинис пропавшей не числится, но факультет нельзя оставить без руководства — и попросил назначить его и.о. декана.
   В трубке наступило молчание.
   — Может быть, мне зайти к вам лично? — спросил Нельсон. — Скажем, в обед?
   — Я поговорю с президентом, — выговорил ректор. — К концу дня будет приказ.
   Наконец он позвонил Миранде.
   — Ну, — замурлыкала она, как довольная кошка, — что ты все-таки сделал с Викторинис?
   — Ничего! — весело воскликнул Нельсон, взглянув на дверь. — В этом-то вся и прелесть! Мне ничего не пришлось делать! Она, должно быть, просто усекла, что к чему, и сделала ноги!
   Миранда рассмеялась. От одного этого звука Нельсон почувствовал возбуждение.
   — Понимаю. Ты не хочешь по телефону.
   — Честно, Миранда. — Он заговорил еще тише: — Я правда не знаю, где она.
   — Ладно, сейчас можешь не говорить. Но потом не отвертишься.
   От этого «потом» у Нельсона перехватило дыхание.
   — Ты уже подумал, кто будет и.о. замдекана? — спросила Миранда немного другим голосом.
   — Может, вы захотите подать документы на рассмотрение? — прошептал он.
   — Угодно будет взглянуть на мои рекомендации?
   — Да, наверное, и на них тоже. Когда желаете прийти на собеседование?
   — Ты теперь декан, милый. Назови время. Я полностью в твоем распоряжении.
   Прямо сейчас, подумал Нельсон. На мгновение он ослеп, представив Миранду на коленях, здесь в кабинете, на ковре. Он вместе со стулом повернулся от двери. За окном высилась освещенная солнцем башня, стрелки подбирались к часу. «Все эти никчемные книги, истлевающие в Собрании Пул, — подумал Нельсон, — и я заперт вместе с ними, еще один мертвый белый мужчина. — По пальцу пробежал жар. — Вот кто обитает в часовой башне; я — призрак Торнфильдской библиотеки. Если откуда и надо изгнать беса…»
   — Сегодня, — сказал он. — В полночь.
   — В полночь? — В голосе Миранды заметно убавилось энтузиазма.
   — Да, в полночь. — Нельсон улыбнулся про себя. — В Торнфильдской библиотеке. В часовой башне.
   Она надолго замолчала, потом спросила:
   — Нельсон, ты не в себе?
   Такую Миранду — без манерных интонаций Кэрол Ломбард — он не любил!
   — Сейчас только апрель, — продолжала она. — Я замерзну. Почему бы не поехать ко мне?
   — Эй, сударыня, вам нужна эта работа?
   Трубка замолчала. Нельсон смотрел на освещенные стрелки часов, на кирпичные зубцы.
   — Не смешно, — сказала Миранда.
   — В часовой башне. В полночь.
   Он повесил трубку, зная, что она придет.
 
   Бриджит не спросила, почему он побрился, принял душ и переоделся в двенадцатом часу ночи. Уходя, Нельсон поцеловал жену и, приложив ей палец к щеке, велел не волноваться и не ждать его.
   — Не буду, — сказала Бриджит, провожая мужа до двери. Пробираясь через завалы игрушек во дворе, Нельсон услышал ее голос и обернулся. Бриджит стояла в освещенном дверном проеме.
   — Я думаю, это хорошо, — дрожащим голосом сказала она, — что ты ближе узнаешь своих коллег.
 
   Нельсон припарковал машину в боковой улочке и дальше пошел пешком. Витрины были темны, но улицу ярко освещали фонари, и за квартал доносился грохот живого оркестра в студенческом баре. Нельсон миновал несколько парочек и одного или двух студентов, которые быстро шагали, засунув руки в карманы. Сам он шел в застегнутом на все пуговицы пальто, с поднятым воротником, чтобы сберечь тепло предвкушения.
   Над ветками в первых весенних почках сиял белый циферблат Торнфильдской библиотеки, нижние этажи старого кирпичного здания заливал свет из стеклянного книгохранилища внизу. Учебная библиотека по пятницам работала до двух, и на площади Нельсону попались навстречу несколько студентов-полуночников.
   «Два месяца назад я был здесь в это же время, — подумал Нельсон, — когда шел на встречу с Викторией Викторинис. Интересно, куда она делась». Последний раз он видел Викторию за столом Антони Акулло у нее в кабинете («Теперь это мой кабинет», — подумал Нельсон), и смотрела она так же холодно, как в октябре, когда пыталась его уволить. В этот раз Нельсон не жался на неудобном стуле, а вольготно развалился на кожаном диване в другом конце кабинете. Миранда научила его не подаваться вперед, расставив колени и свесив руки, как дубина-баскетболист, но откинуться, будто не собираешься уходить, закинуть ногу на ногу и положить руку на спинку дивана. Другими словами, сидеть, будто ты тут хозяин.
   Он не помнил, о чем они говорили: вероятно, Виктория просила его совета по каким-то факультетским делам. В памяти сохранилось лишь ощущение удовольствия от разговора. Викторинис выглядела маленькой и бледной; ему легко было встать, подойти к столу и нависнуть над ней, когда они вместе смотрели документ. Он едва не сказал: «По-моему, у нас отлично выходит работать на пару, а, Виктория?» Не сказал. Побоялся, что она услышит в этом угрозу.
   Миранда ждала в фойе Торнфильдской библиотеки, кутаясь в длинное пальто. Нельсон взял ее под руку и, не говоря ни слова, повел мимо пустых потемневших полок по узкой лязгающей металлической лестнице и дальше, мимо чугунных стеллажей по исшарканному стальному полу. На последнем этаже перед башней, в тусклом свете одинокой лампочки над лестницей, Миранда затащила его за пустые полки и поцеловала, впиваясь ногтями в шею.
   — Что ты сделал с Викторией? — прошептала она.
   — То же, что собираюсь сделать с тобой. — Нельсон оторвал Миранду от себя, отступил на шаг и, взяв ее за Руки, потянул в башню.
   — Нам непременно надо туда идти, милый?
   — Да. На самый верх.
   На лестнице Миранда остановилась и сжала поручень.
   — Нельсон, — сказала она, — здесь холодно. И сыро. Может, пойдем к тебе в кабинет?
   — Чего ты боишься? — Палец потеплел. — Разве тебе не хочется увидеть призрака?
   Они поднялись в темную башню, минуя одну комнату за другой. Сквозь грязные окна сочился слабый свет фонарей. У двери в ограждении из жесткой стальной сетки Миранда крепче вцепилась в Нельсона. Он полез за ключом. Миранда одной рукой стискивала его локоть, другой придерживала воротник пальто.
   — Нельсон, — сказала она, — ты ведь не приводил сюда Викторию, правда?
   Нельсон вставил ключ. Он не был здесь несколько недель и думал, что замок заест, но ключ повернулся на удивление легко.
   — Приводил. Я заманил ее на вершину башни и сбросил вниз. Она обернулась летучей мышью и улетела.
   Миранда крепче сжала его локоть.
   — Мне страшно… Ты это хотел услышать? Нельсон обнял ее за талию. Вокруг было темно.