Хемингуэй Эрнест Миллер. Иметь и не иметь

   – Ты красивее их всех.
   – Хорошо, я подстригусь опять. Я могу сделать цвет еще светлее, если тебе нравится.
   – Что вообще за дело девочкам до того, что ты делаешь? – сказал Гарри. – Нечего им надоедать тебе.
   – Ты же знаешь, какие они. Ты же знаешь, девочки всегда такие. Слушай, если у тебя рейс будет удачный, мы поедем в Новый Орлеан, хорошо?
   – В Майами.
   – Ну, хотя бы в Майами. А их оставим здесь.
   – Раньше я должен сделать этот рейс.
   – Ты чем-то встревожен, скажи?
   – Нет.
   – Ты знаешь, я целых четыре часа не могла заснуть, все думала о тебе.
   – Ты славная старуха.
   – Мне стоит только подумать о тебе, и я сейчас же хочу тебя.
   – Ну, теперь давай переливать бензин в баки, – сказал ей Гарри.

Глава тринадцатая

   В десять часов утра, в баре Фредди, Гарри стоял у стойки вместе с тремя или четырьмя другими, и только что оттуда вышли двое таможенных чиновников. Они спрашивали его о лодке, и он сказал, что ничего о ней не знает.
   – Где вы были вчера вечером? – спросил один из них.
   – Здесь и дома.
   – До которого часу вы были здесь?
   – Пока бар не закрылся.
   – Кто-нибудь видел вас здесь?
   – Все видели, – сказал Фредди.
   – А в чем дело? – спросил их Гарри. – По-вашему, я украл свою собственную лодку. А что бы я стал с ней делать?
   – Я только спросил, где вы были, – сказал таможенник. – Не злитесь.
   – Я не злюсь, – сказал Гарри. – Я тогда злился, когда у меня забрали лодку без всяких доказательств, что она везла контрабанду.
   – У нас было показание, данное под присягой, – сказал таможенный чиновник. – Не я давал это показание. Вы знаете, кто его давал.
   – Ну, ладно, – сказал Гарри. – Только не говорите, что я злюсь оттого, что вы меня спросили об этом. Для меня бы лучше, если б она оставалась там, где вы ее привязали. Тогда у меня была бы надежда получить ее обратно. А какие могут быть надежды, если ее украли?
   – Никаких, прямо сказать, – ответил ему таможенник.
   – Ладно, вы знайте свои бумажонки, – сказал Гарри.
   – Только не скандалить, – сказал таможенник, – а не то я вам доставлю случай поскандалить в другом месте.
   – Это я пятнадцать лет слышу, – сказал Гарри.
   – Пятнадцать лет вы не скандалили.
   – Да, и в тюрьме тоже не сидел.
   – Так вот и не скандальте, а не то придется посидеть.
   – Ладно, успокойтесь, – сказал Гарри. Тут входит придурковатый кубинец, что ездит шофером на такси, и с ним какой-то тип, только что с самолета, и вот Дылда Роджер и говорит кубинцу:
   – Хэйсус, у тебя, говорят, ребенок родился?
   – Да, сэр, – говорит Хэйсус очень гордо.
   – Когда ж это вы поженились? – спросил его Роджер.
   – Прошла месяц. Месяц, который до эта. Вы приходил на свадьба?
   – Нет, – сказал Роджер. – Я не приходил на свадьба.
   – Вы много потерял, – сказал Хэйсус. – Вы потерял весела свадьба. Почему так, вы не приходил?
   – Ты меня не звал.
   – Да, да, – сказал Хэйсус. – Я забыл. Я вас не звал. Вы получил, что хотел? – спросил он приезжего.
   – Да. Как будто. Это самый дорогой бакарди, какой у вас есть?
   – Да, сэр, – ответил ему Фредди. – Это настоящий carta del oro. [золотой ярлык (итал.)]
   – Слушай, Хэйсус, а с чего ты взял, что это твой ребенок? – спрашивает его Роджер. – Это не твой ребенок.
   – Как это так не мой ребенок? Как это так? Черт дери, вы не смел так говорить! Как это так не мой ребенок? Вы покупал корову и вы не получал теленок? Это мой ребенок. Черт дери, да. Мой ребенок. Мой собственность. Да, сэр!
   Он уходит вместе с приезжим и с бутылкой бакарди, и смеются в конце концов над самим Роджером. Этот Хэйсус – штучка все-таки. Да и тот другой кубинец, Суитуотер, тоже.
   Тут входит Краснобай, адвокат, и он говорит Гарри:
   – Только что таможенники поехали за вашей лодкой.
   Гарри посмотрел на него, и глаза у него были такие, точно он собирался кого-то убить. Краснобай продолжал все так же, без всякого выражения в голосе:
   – Кто-то с высокого грузовика увидел ее среди манглий и позвонил по телефону на таможню. Я только что встретил Германа Фредерикса. Он и сказал мне.
   Гарри ничего не ответил, но глаза его стали опять, как у всех людей. Потом он сказал Краснобаю:
   – Всегда вы все знаете.
   – Я думал, вам это будет интересно, – сказал Краснобай тем же ровным голосом.
   – Меня это не касается, – сказал Гарри. – Стерегли бы получше.
   Оба они стояли у стойки, и ни тот, ни другой не сказал больше ни слова, пока Дылда Роджер и все остальные не убрались оттуда. Тогда они пошли в помещение за баром.
   – Зараза вы, и больше ничего, – сказал Гарри. – За что ни возьметесь, все идет к черту.
   – Я виноват, что лодку было видно с грузовика? Вы сами выбирали место. Вы сами ее прятали.
   – Заткнитесь, – сказал Гарри. – Почему это раньше там такие высокие грузовики не ездили? Это был для меня последний случай честно заработать деньги. Последний случай пойти в рейс, где пахло деньгами.
   – Я вам вовремя дал знать.
   – Вы просто старый ворон.
   – Ну, будет, – сказал Краснобай. – Они хотят ехать сегодня вечером.
   – И пусть себе хотят.
   – Они что-то начинают беспокоиться.
   – В котором часу они хотят ехать?
   – В пять часов.
   – Я достану лодку. Отвезу их хоть к черту в зубы.
   – Это неплохая мысль.
   – Вот накаркаете еще. Не суйтесь в мои дела и не каркайте.
   – Слушайте, вы, бешеный, – сказал Краснобай, – я вам хочу помочь, стараюсь для вас...
   – А сами только портите. Заткнитесь. С такой заразой, как вы, лучше не связываться.
   – Да будет вам, наконец.
   – Ну, ладно, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать. До сих пор я все обдумывал одну вещь, а теперь я уже ее обдумал, и мне нужно обдумать кое-что другое.
   – Почему вы не хотите, чтобы я помог вам?
   – Вы приходите сюда в двенадцать часов и принесите залог за лодку.
   Когда они вышли в общую комнату, там был Элберт, и он сразу подошел к Гарри.
   – Очень жалею, Элберт, но я не могу тебя взять, – сказал Гарри. Это он уже успел обдумать.
   – Я бы недорого спросил, – сказал Элберт.
   – Очень жалею, – сказал Гарри, – но мне уже не нужно.
   – Никто другой с тобой за такую плату не поедет, – сказал Элберт.
   – Я поеду один.
   – Разве можно в такой рейс пускаться одному? – сказал Элберт.
   – Заткнись, – сказал Гарри. – Что ты понимаешь в моих делах. Или тебя этому на общественных работах учат?
   – Иди ты к черту, – сказал Элберт.
   – Может, и пойду, – сказал Гарри. Всякий, взглянув на него, увидел бы, что он напряженно думает о чем-то и не хочет, чтобы ему мешали.
   – Я бы все-таки хотел поехать, – сказал Элберт.
   – Я не могу тебя взять, – сказал Гарри. – Знаешь что, оставь меня в покое.
   Элберт ушел, а Гарри все стоял у стойки и так смотрел на автоматы для монет в пять, десять и двадцать пять центов и на репродукцию «Последнего бивуака» Кэстера на стене, точно никогда не видел их раньше.
   – А ловко Хэйсус отбрил Дылду Роджера насчет ребенка, верно? – сказал ему Фредди, опуская грязные стаканы в лохань с мыльной водой.
   – Дай-ка мне пачку «Честерфилдских», – сказал ему Гарри. Он прижал пачку обрубком и, вскрыв ее с одного конца, вынул сигарету и вставил в рот, потом уронил пачку в карман и прикурил у Фредди.
   – Твоя лодка в порядке? – спросил он.
   – Я на ней недавно ходил, – сказал Фредди. – Она в полном порядке.
   – Хочешь, у тебя ее зафрахтуют?
   – Для чего?
   – Для рейса на Кубу.
   – Только под залог полной стоимости.
   – А сколько она стоит?
   – Тысячу двести долларов.
   – Я ее фрахтую, – сказал Гарри. – Мне поверишь без залога?
   – Нет, – ответил ему Фредди.
   – Отвечаю своим домом.
   – Мне твой дом не нужен. Мне нужно тысячу двести монет.
   – Идет, – сказал Гарри.
   – Раньше деньги принеси, – сказал ему Фредди.
   – Когда придет Краснобай, пусть он меня подождет, – сказал Гарри и вышел.

Глава четырнадцатая

   Дома Мария и девочки сидели за завтраком.
   – Здравствуй, папа, – сказала старшая девочка. – Папа пришел.
   – Что у вас на завтрак? – спросил Гарри.
   – Есть жареное мясо, – сказала Мария.
   – Говорят, твою лодку украли, папа?
   – Уже нашли, – сказал Гарри. Мария посмотрела на него.
   – Кто нашел? – спросила она.
   – Таможенники.
   – Ох, Гарри! – сказала она жалостно.
   – Ведь это же хорошо, что ее нашли, пaпa? – спросила вторая девочка.
   – За едой не разговаривают, – ответил ей Гарри. – Ну, где же мой завтрак? Чего ты дожидаешься?
   – Сейчас несу.
   – Мне некогда, – сказал Гарри. – Девочки, вы кончайте и уходите отсюда. Мне надо поговорить с матерью.
   – Дай нам денег, папа, мы пойдем в кино.
   – Шли бы лучше купаться. Это бесплатно.
   – Ну, папа, купаться уже холодно, и нам хочется в кино.
   – Ладно, – сказал Гарри. – Ладно.
   Когда девочки вышли из комнаты, он сказал Марии:
   – Ты мне нарежь.
   – Сейчас, мой хороший.
   Она разрезала ему мясо на кусочки, как маленькому.
   – Спасибо, – сказал Гарри. – Ни к черту я теперь не гожусь. От девчонок наших прок невелик, верно?
   – Верно, мой хороший.
   – Чудно, что у нас не было ни одного мальчика.
   – Это потому, что ты такой. От таких мужчин всегда бывают только девочки.
   – Какой я теперь, к черту, мужчина, – сказал Гарри. – Слушай, я иду в рейс – прямо к черту в зубы.
   – Расскажи, что с лодкой.
   – Ее увидели с грузовика. С высокого грузовика.
   – Дело дрянь.
   – Просто сказать, дерьмо.
   – Ну, ну, Гарри, пожалуйста, без таких слов,
   – Ты иногда в постели не такие слова говоришь.
   – Это другое дело. У себя за столом я не хочу слышать «дерьмо».
   – Все дерьмо.
   – Ты совсем расстроен, мой хороший, – сказала Мария.
   – Нет, – сказал Гарри. – Я просто думаю.
   – Ну думай, думай. Я в тебя верю.
   – Я тоже в себя верю. Больше мне верить не во что.
   – Ты мне не хочешь рассказать, в чем дело?
   – Нет. Но не тревожься, что бы ты ни услышала.
   – Я не буду тревожиться.
   – Слушай, Мария. Подымись наверх и принеси мой «томпсон», а в деревянном ящике найди патроны и проверь, все ли магазины заряжены.
   – Не бери автомат.
   – Надо.
   – Коробки с патронами тоже нужны?
   – Нет. Я сам не могу заряжать. У меня есть четыре магазина.
   – Скажи, мой хороший, это будет такой рейс?
   – Это будет скверный рейс.
   – О, господи! – сказала она. – О, господи, как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было этого делать.
   – Иди достань автомат и принеси сюда. Свари мне кофе.
   – Сейчас, – сказала Мария. Она перегнулась через стол и поцеловала его в губы.
   – Не трогай меня, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать.
   Он сидел за столом и смотрел на пианино, буфет и радиоприемник, гравюру «Сентябрьское утро» и гравюры с купидонами, поднимающими лук над головой, блестящий дубовый стол и блестящие дубовые стулья и занавеси на окнах и думал: придется ли еще спокойно жить у себя дома? Почему мне теперь хуже, чем было, когда я начинал? Если я не разыграю как следует эту партию – пропало и это все. Нет, черта с два. У меня и шестидесяти долларов не осталось, если не считать дома, но я все поставлю на карту. Чертовы девчонки! Ничего лучшего мы со старухой не сумели сделать. Может быть, все мальчики кончились в ней еще до того, как мы поженились?
   – Вот, – сказала Мария, держа автомат за холщовый ремень. – Все четыре полны.
   – Мне пора, – сказал Гарри. Он поднял разобранный на части автомат Томпсона, бесформенной грудой оттягивавший замасленный холщовый чехол. – Положи в машину, под переднее сиденье.
   – До свидания, – сказала Мария.
   – До свидания, старушка.
   – Я не буду тревожиться. Но смотри береги себя.
   – Ох, Гарри, – сказала она и крепко прижала его к себе.
   – Ну, пусти. Некогда мне.
   Он потрепал ее по плечу своей культяпкой.
   – Ты, морская черепаха, – сказала она. – Ох, Гарри! Будь осторожен.
   – Мне пора. До свидания, старуха.
   – До свидания, Гарри.
   Она смотрела, как он вышел из дому, высокий, широкоплечий, прямой, с узкими бедрами, все еще по-звериному гибкий в движении, думала она, быстрый и легкий и еще не старый, он так свободно и плавно двигается, думала она, и когда он садился в машину, она увидела его светлые, выжженные солнцем волосы, его лицо с широкими монгольскими скулами и узкие глаза, перешибленную переносицу, большой рот и круглый подбородок, и, садясь в машину, он улыбнулся ей, и она заплакала. Проклятое лицо, думала она. Как только увижу это проклятое лицо, мне хочется плакать.

Глава пятнадцатая

   Трое туристов сидели у стойки в баре Фредди, и Фредди наливал им. Один был очень высокий, худой, широкоплечий мужчина, в шортах и в очках с толстыми стеклами, загорелый, с коротко подстриженными рыжеватыми усиками. У его спутницы были светлые вьющиеся волосы, остриженные по-мужски, землистый цвет кожи и сложение женщины-борца. Она тоже была в шортах.
   – Все – мура, – говорила она третьему туристу, у которого было одутловатое багровое лицо, усы цвета ржавчины, белая полотняная кепка с зеленым целлулоидным козырьком и странная манера произносить слова, оттопыривая губы, как будто он ел что-то слишком горячее.
   – Очаровательно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Я еще никогда не слыхал этого выражения в разговоре. Я полагал, что это коллоквиальный оборот, из числа тех, которые не употребляются в... э-э... литературной речи.
   – Мура и есть, – сказала дама, похожая на борца, в неожиданном приступе кокетства награждая его возможностью полюбоваться ее прыщеватым профилем.
   – Прелестно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Вы так мило это произносите. Интересно, откуда пошло это выражение?
   – Не обижайтесь на нее. Это моя жена, – сказал высокий турист. – Вы с ней знакомы?
   – А все равно все – мура, – сказала жена. – Как вы себя тут чувствуете?
   – Ничего, – сказал человек с зеленым козырьком. – А вы как?
   – Она себя чувствует замечательно, – сказал высокий. – Вот увидите сами.
   Тут как раз вошел Гарри, и жена высокого туриста сказала:
   – До чего бесподобен! Как раз то, что я хотела. Купи мне это, папочка!
   – Можно мне с тобой поговорить? – сказал Гарри, обращаясь к Фредди.
   – Ну конечно. Сейчас же и о чем угодно, – сказала жена высокого туриста.
   – Заткнись ты, шлюха, – сказал Гарри. – Выйдем туда, Фредди.
   В задней комнате за столом сидел Краснобай.
   – Привет, дружище, – сказал он Гарри.
   – Заткнитесь, – сказал Гарри.
   – Слушай, – сказал Фредди. – Ты это, пожалуйста, брось. Когда приходят по делу, так не ругаются. Даму шлюхой не называют в приличном заведении.
   – Шлюха и есть, – сказал Гарри. – Слышал, что она мне сказала?
   – Что бы там ни было, а в лицо так не говорят.
   – Ну, ладно. Вы принесли деньги?
   – Конечно, – сказал Краснобай. – Почему бы мне не принести деньги? Разве я не сказал, что принесу деньги?
   – Покажите-ка.
   Краснобай передал ему деньги. Гарри сосчитал десять бумажек по сотне долларов и четыре по двадцать.
   – Должно быть тысяча двести.
   – Это за вычетом моей комиссии, – сказал Краснобай.
   – Дайте сюда остальное!
   – Нет.
   – Дайте!
   – Не дурите.
   – Берегись, гнида!
   – Уймись, буян, – сказал Краснобай. – Не вздумайте отнимать их силой, потому что их у меня тут нет.
   – Ясно, – сказал Гарри. – Я должен был подумать об этом. Слушай, Фредди. Мы с тобой не первый день знакомы. Я знаю, что твоя лодка стоит тысячу двести долларов. Тут не хватает ста двадцати. Возьми и рискни остальными и платой за фрахт.
   – Триста двадцать долларов, значит, – сказал Фредди. Это было нешуточное дело для него, рискнуть такой суммой, и он даже вспотел, думая об этом.
   – У меня есть машина и радиоприемник, которые стоят этих денег, можешь их считать залогом.
   – Я могу составить залоговый акт, – сказал Краснобай.
   – Не надо мне никаких актов, – сказал Фредди. Он снова вспотел, и в его голосе слышалось колебание. Потом он сказал: – Ладно, я рискну. Но, ради бога, будь осторожен с лодкой, обещаешь, Гарри?
   – Как со своей.
   – Свою ты упустил, – сказал Фредди, вспотев еще сильнее, так как это воспоминание удвоило его муки.
   – Я буду очень осторожен.
   – Я положу деньги в свой сейф в банке, – сказал Фредди.
   Гарри посмотрел на Краснобая.
   – Место надежное, – сказал он и усмехнулся.
   – Хозяин! – позвал кто-то из бара.
   – Это тебя, – сказал Гарри.
   – Хозяин! – послышался тот же голос. Фредди вышел в бар.
   – Этот человек оскорбил меня, – услышал Гарри визгливый голос, но он уже разговаривал с Краснобаем.
   – Я буду стоять у пристани, в конце улицы. Это с полквартала, не дальше.
   – Ладно.
   – Вот и все.
   – Ладно, дружище!
   – Я вам не дружище!
   – Ну, как хотите.
   – Я там буду с четырех часов.
   – Еще что?
   – Они должны захватить лодку силой, понятно? Я ничего не знаю. Я просто проверяю мотор. У меня даже ничего не готово для рейса. Я нанял у Фредди лодку, чтобы везти любителей на рыбную ловлю. Они должны под угрозой револьвера заставить меня запустить мотор и сами должны перерубить канаты.
   – А как же Фредди? У него-то вы не для рыбной ловли ее просили?
   – Фредди я скажу.
   – Не советую.
   – Скажу.
   – Не советую.
   – Слушайте, я еще во время войны делал дела с Фредди. Дважды мы с ним были компаньонами, и никогда у нас не выходило неприятностей. Вы знаете, сколько я ему возил товару. Из всей городской сволочи он единственный, кому я могу довериться.
   – Я бы никому не стал доверяться.
   – Вы-то нет. Каждый ведь по себе судит.
   – Не обо мне разговор.
   – Ну, ладно. Идите теперь к своим приятелям. А что вы будете говорить?
   – Они кубинцы. Я встретил их в гостинице. Одному из них нужно помочь получить по акцептованному чеку. Что тут невероятного?
   – И вы ничего не заметили?
   – Ничего. Я уговорился встретиться с ними в банке.
   – На чем они приедут?
   – На такси.
   – А шофер что будет думать, – что они музыканты, что ли?
   – Мы найдем такого, который вообще не думает. В этом городе сколько угодно таких. Взять хоть Хэйсуса.
   – Хэйсус себе на уме. Он только разговаривает, как дурачок.
   – Я скажу им, чтоб выбрали поглупее.
   – Достаньте такого, у которого нет детей.
   – У них у всех есть дети. Видели вы когда-нибудь бездетного шофера такси?
   – Продажная вы шкура!
   – Зато я никогда еще никого не убивал, – ответил ему Краснобай.
   – И никогда не убьете. Давайте выйдем отсюда. С вами, когда сидишь, точно вшей набираешься.
   – Они у вас, верно, и так есть.
   – А разве они от разговоров заводятся?
   – Если не заклеить рта.
   – Вот вы и заклейте свой. А я пойду выпью, – сказал Гарри.
 
   * * *
 
   В первой комнате бара туристы сидели на своих высоких табуретах. Когда Гарри подошел к стойке, женщина повернулась к нему спиной в знак своего отвращения.
   – Что будешь пить? – спросил Фредди.
   – Что пьет дамочка? – спросил Гарри.
   – Cuba libre.
   – Тогда мне дай чистого виски.
   Высокий рыжеусый турист в очках с толстыми стеклами наклонил к Гарри свое широкое, с прямым носом лицо и сказал:
   – Послушайте, с какой стати вы нагрубили моей жене?
   Гарри оглядел его сверху донизу и сказал Фредди:
   – Что это у тебя тут делается?
   – А все-таки? – спросил высокий.
   – Успокойтесь, – сказал ему Гарри.
   – Со мной это вам даром не пройдет.
   – Слушайте, – сказал Гарри. – Вы приехали сюда, чтоб поправиться и набраться сил, так? Вот и успокойтесь. – И он вышел из бара.
   – Вероятно, я должен был его ударить, – сказал высокий турист. – Как ты думаешь, дорогая?
   – Жаль, что я не мужчина, – сказала его жена.
   – Вы бы далеко пошли при таком сложении, – сказал в свою кружку человек с зеленым козырьком.
   – Что вы сказали? – спросил высокий.
   – Я сказал, что вы можете узнать его фамилию и адрес и написать ему письмо с изложением всего, что вы о нем думаете.
   – Послушайте, как ваша фамилия? Вы, кажется, смеетесь надо мной.
   – Можете звать меня профессор Мак-Уолси.
   – Моя фамилия Лафтон, – сказал высокий. – Я писатель.
   – Очень рад познакомиться, – сказал профессор Мак-Уолси. – И часто вы пишете?
   Высокий человек посмотрел по сторонам.
   – Уйдем отсюда, дорогая, – сказал он. – Здесь все или нахалы, или сумасшедшие.
   – Это необыкновенный уголок, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но поистине обворожительный. Его называют американским Гибралтаром, и он на триста семьдесят пять миль южнее Каира. Правда, этот бар единственное, что я здесь успел повидать. Бар, впрочем, хороший.
   – Я вижу, вы в самом деле профессор, – сказала жена. – Знаете, вы мне нравитесь.
   – Вы мне тоже нравитесь, милочка, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но мне пора уходить.
   Он встал и пошел искать свой велосипед.
   – Здесь все сумасшедшие, – сказал высокий. – Выпьем еще, дорогая.
   – Мне понравился профессор, – сказала жена. – Он очень обходительный.
   – А тот, что приходил...
   – Ах, он просто красавец, – сказала жена. – Похож на татарина. Жаль, что он такой нахал. У него лицо просто как у какого-то Чингис-хана. Ух, до чего хорош.
   – У него нет одной руки, – сказал ее муж.
   – Я не заметила, – сказала жена. – Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?
   – Может быть, Тамерлана, – сказал ее муж.
   – Ух, какой ты ученый, – сказала жена. – Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?
   – Не знаю, дорогая, – сказал Лафтон, писатель. – Мне это никогда не нравилось.
   – Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, – сказала жена. – До чего мил!
   – Ты его, вероятно, увидишь еще.
   – Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, – сказал Фредди. – Он тут живет. Он уже две недели тут.
   – А кто тот человек, который так грубо разговаривает?
   – Тот? А это наш, здешний.
   – Чем он занимается?
   – Да всем понемножку, – ответил ей Фредди. – Он рыбак.
   – Почему у него нет руки?
   – Не знаю. Повредил где-то.
   – Какой красивый! – сказала жена. Фредди засмеялся.
   – Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.
   – По-вашему, у него не красивое лицо?
   – Будет вам, леди, – ответил ей Фредди. – У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.
   – Фу, какие мужчины глупые! – сказала жена. – Он мне по ночам снился.
   – Дурные сны вам снятся, – сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!
   Тут в бар вошел Элберт.
   – Где Гарри?
   – Пошел на пристань.
   – Спасибо, – сказал Элберт.
   Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.
   – Да, сэр – сказал он. – Сию минуту.
   Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.
   – Кого я вижу! – сказал Лафтон, вставая. – Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.
   – Привет, Лафтон, – сказал Ричард Гордон. – Не видели вы тут пьяного профессора?
   – Он только что вышел отсюда, – сказал Фредди.
   – Хочешь вермуту, детка? – спросил Ричард Гордон свою жену.
   – Если ты будешь, я тоже выпью. – сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. – Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.
   Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.
   – Как работа? – спросил Лафтон у Ричарда Гордона.
   – Идет неплохо, – сказал Гордон. – А у вас как?
   – Джеме не хочет работать, – сказала миссис Лафтон, – он только пьет.
   – Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? – спросил Лафтон.
   – Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.
   – Он мне нравится, – сказала Эллен Гордон.
   – Он мне тоже нравится, – сказала миссис Лафтон.
   – Он мне первой понравился, – радостно сказала Эллен Гордон.
   – О, можете взять его себе, – сказала миссис Лафтон. – Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.