– Ты красивее их всех.
– Хорошо, я подстригусь опять. Я могу сделать цвет еще светлее, если тебе нравится.
– Что вообще за дело девочкам до того, что ты делаешь? – сказал Гарри. – Нечего им надоедать тебе.
– Ты же знаешь, какие они. Ты же знаешь, девочки всегда такие. Слушай, если у тебя рейс будет удачный, мы поедем в Новый Орлеан, хорошо?
– В Майами.
– Ну, хотя бы в Майами. А их оставим здесь.
– Раньше я должен сделать этот рейс.
– Ты чем-то встревожен, скажи?
– Нет.
– Ты знаешь, я целых четыре часа не могла заснуть, все думала о тебе.
– Ты славная старуха.
– Мне стоит только подумать о тебе, и я сейчас же хочу тебя.
– Ну, теперь давай переливать бензин в баки, – сказал ей Гарри.
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
– Хорошо, я подстригусь опять. Я могу сделать цвет еще светлее, если тебе нравится.
– Что вообще за дело девочкам до того, что ты делаешь? – сказал Гарри. – Нечего им надоедать тебе.
– Ты же знаешь, какие они. Ты же знаешь, девочки всегда такие. Слушай, если у тебя рейс будет удачный, мы поедем в Новый Орлеан, хорошо?
– В Майами.
– Ну, хотя бы в Майами. А их оставим здесь.
– Раньше я должен сделать этот рейс.
– Ты чем-то встревожен, скажи?
– Нет.
– Ты знаешь, я целых четыре часа не могла заснуть, все думала о тебе.
– Ты славная старуха.
– Мне стоит только подумать о тебе, и я сейчас же хочу тебя.
– Ну, теперь давай переливать бензин в баки, – сказал ей Гарри.
Глава тринадцатая
В десять часов утра, в баре Фредди, Гарри стоял у стойки вместе с тремя или четырьмя другими, и только что оттуда вышли двое таможенных чиновников. Они спрашивали его о лодке, и он сказал, что ничего о ней не знает.
– Где вы были вчера вечером? – спросил один из них.
– Здесь и дома.
– До которого часу вы были здесь?
– Пока бар не закрылся.
– Кто-нибудь видел вас здесь?
– Все видели, – сказал Фредди.
– А в чем дело? – спросил их Гарри. – По-вашему, я украл свою собственную лодку. А что бы я стал с ней делать?
– Я только спросил, где вы были, – сказал таможенник. – Не злитесь.
– Я не злюсь, – сказал Гарри. – Я тогда злился, когда у меня забрали лодку без всяких доказательств, что она везла контрабанду.
– У нас было показание, данное под присягой, – сказал таможенный чиновник. – Не я давал это показание. Вы знаете, кто его давал.
– Ну, ладно, – сказал Гарри. – Только не говорите, что я злюсь оттого, что вы меня спросили об этом. Для меня бы лучше, если б она оставалась там, где вы ее привязали. Тогда у меня была бы надежда получить ее обратно. А какие могут быть надежды, если ее украли?
– Никаких, прямо сказать, – ответил ему таможенник.
– Ладно, вы знайте свои бумажонки, – сказал Гарри.
– Только не скандалить, – сказал таможенник, – а не то я вам доставлю случай поскандалить в другом месте.
– Это я пятнадцать лет слышу, – сказал Гарри.
– Пятнадцать лет вы не скандалили.
– Да, и в тюрьме тоже не сидел.
– Так вот и не скандальте, а не то придется посидеть.
– Ладно, успокойтесь, – сказал Гарри. Тут входит придурковатый кубинец, что ездит шофером на такси, и с ним какой-то тип, только что с самолета, и вот Дылда Роджер и говорит кубинцу:
– Хэйсус, у тебя, говорят, ребенок родился?
– Да, сэр, – говорит Хэйсус очень гордо.
– Когда ж это вы поженились? – спросил его Роджер.
– Прошла месяц. Месяц, который до эта. Вы приходил на свадьба?
– Нет, – сказал Роджер. – Я не приходил на свадьба.
– Вы много потерял, – сказал Хэйсус. – Вы потерял весела свадьба. Почему так, вы не приходил?
– Ты меня не звал.
– Да, да, – сказал Хэйсус. – Я забыл. Я вас не звал. Вы получил, что хотел? – спросил он приезжего.
– Да. Как будто. Это самый дорогой бакарди, какой у вас есть?
– Да, сэр, – ответил ему Фредди. – Это настоящий carta del oro. [золотой ярлык (итал.)]
– Слушай, Хэйсус, а с чего ты взял, что это твой ребенок? – спрашивает его Роджер. – Это не твой ребенок.
– Как это так не мой ребенок? Как это так? Черт дери, вы не смел так говорить! Как это так не мой ребенок? Вы покупал корову и вы не получал теленок? Это мой ребенок. Черт дери, да. Мой ребенок. Мой собственность. Да, сэр!
Он уходит вместе с приезжим и с бутылкой бакарди, и смеются в конце концов над самим Роджером. Этот Хэйсус – штучка все-таки. Да и тот другой кубинец, Суитуотер, тоже.
Тут входит Краснобай, адвокат, и он говорит Гарри:
– Только что таможенники поехали за вашей лодкой.
Гарри посмотрел на него, и глаза у него были такие, точно он собирался кого-то убить. Краснобай продолжал все так же, без всякого выражения в голосе:
– Кто-то с высокого грузовика увидел ее среди манглий и позвонил по телефону на таможню. Я только что встретил Германа Фредерикса. Он и сказал мне.
Гарри ничего не ответил, но глаза его стали опять, как у всех людей. Потом он сказал Краснобаю:
– Всегда вы все знаете.
– Я думал, вам это будет интересно, – сказал Краснобай тем же ровным голосом.
– Меня это не касается, – сказал Гарри. – Стерегли бы получше.
Оба они стояли у стойки, и ни тот, ни другой не сказал больше ни слова, пока Дылда Роджер и все остальные не убрались оттуда. Тогда они пошли в помещение за баром.
– Зараза вы, и больше ничего, – сказал Гарри. – За что ни возьметесь, все идет к черту.
– Я виноват, что лодку было видно с грузовика? Вы сами выбирали место. Вы сами ее прятали.
– Заткнитесь, – сказал Гарри. – Почему это раньше там такие высокие грузовики не ездили? Это был для меня последний случай честно заработать деньги. Последний случай пойти в рейс, где пахло деньгами.
– Я вам вовремя дал знать.
– Вы просто старый ворон.
– Ну, будет, – сказал Краснобай. – Они хотят ехать сегодня вечером.
– И пусть себе хотят.
– Они что-то начинают беспокоиться.
– В котором часу они хотят ехать?
– В пять часов.
– Я достану лодку. Отвезу их хоть к черту в зубы.
– Это неплохая мысль.
– Вот накаркаете еще. Не суйтесь в мои дела и не каркайте.
– Слушайте, вы, бешеный, – сказал Краснобай, – я вам хочу помочь, стараюсь для вас...
– А сами только портите. Заткнитесь. С такой заразой, как вы, лучше не связываться.
– Да будет вам, наконец.
– Ну, ладно, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать. До сих пор я все обдумывал одну вещь, а теперь я уже ее обдумал, и мне нужно обдумать кое-что другое.
– Почему вы не хотите, чтобы я помог вам?
– Вы приходите сюда в двенадцать часов и принесите залог за лодку.
Когда они вышли в общую комнату, там был Элберт, и он сразу подошел к Гарри.
– Очень жалею, Элберт, но я не могу тебя взять, – сказал Гарри. Это он уже успел обдумать.
– Я бы недорого спросил, – сказал Элберт.
– Очень жалею, – сказал Гарри, – но мне уже не нужно.
– Никто другой с тобой за такую плату не поедет, – сказал Элберт.
– Я поеду один.
– Разве можно в такой рейс пускаться одному? – сказал Элберт.
– Заткнись, – сказал Гарри. – Что ты понимаешь в моих делах. Или тебя этому на общественных работах учат?
– Иди ты к черту, – сказал Элберт.
– Может, и пойду, – сказал Гарри. Всякий, взглянув на него, увидел бы, что он напряженно думает о чем-то и не хочет, чтобы ему мешали.
– Я бы все-таки хотел поехать, – сказал Элберт.
– Я не могу тебя взять, – сказал Гарри. – Знаешь что, оставь меня в покое.
Элберт ушел, а Гарри все стоял у стойки и так смотрел на автоматы для монет в пять, десять и двадцать пять центов и на репродукцию «Последнего бивуака» Кэстера на стене, точно никогда не видел их раньше.
– А ловко Хэйсус отбрил Дылду Роджера насчет ребенка, верно? – сказал ему Фредди, опуская грязные стаканы в лохань с мыльной водой.
– Дай-ка мне пачку «Честерфилдских», – сказал ему Гарри. Он прижал пачку обрубком и, вскрыв ее с одного конца, вынул сигарету и вставил в рот, потом уронил пачку в карман и прикурил у Фредди.
– Твоя лодка в порядке? – спросил он.
– Я на ней недавно ходил, – сказал Фредди. – Она в полном порядке.
– Хочешь, у тебя ее зафрахтуют?
– Для чего?
– Для рейса на Кубу.
– Только под залог полной стоимости.
– А сколько она стоит?
– Тысячу двести долларов.
– Я ее фрахтую, – сказал Гарри. – Мне поверишь без залога?
– Нет, – ответил ему Фредди.
– Отвечаю своим домом.
– Мне твой дом не нужен. Мне нужно тысячу двести монет.
– Идет, – сказал Гарри.
– Раньше деньги принеси, – сказал ему Фредди.
– Когда придет Краснобай, пусть он меня подождет, – сказал Гарри и вышел.
– Где вы были вчера вечером? – спросил один из них.
– Здесь и дома.
– До которого часу вы были здесь?
– Пока бар не закрылся.
– Кто-нибудь видел вас здесь?
– Все видели, – сказал Фредди.
– А в чем дело? – спросил их Гарри. – По-вашему, я украл свою собственную лодку. А что бы я стал с ней делать?
– Я только спросил, где вы были, – сказал таможенник. – Не злитесь.
– Я не злюсь, – сказал Гарри. – Я тогда злился, когда у меня забрали лодку без всяких доказательств, что она везла контрабанду.
– У нас было показание, данное под присягой, – сказал таможенный чиновник. – Не я давал это показание. Вы знаете, кто его давал.
– Ну, ладно, – сказал Гарри. – Только не говорите, что я злюсь оттого, что вы меня спросили об этом. Для меня бы лучше, если б она оставалась там, где вы ее привязали. Тогда у меня была бы надежда получить ее обратно. А какие могут быть надежды, если ее украли?
– Никаких, прямо сказать, – ответил ему таможенник.
– Ладно, вы знайте свои бумажонки, – сказал Гарри.
– Только не скандалить, – сказал таможенник, – а не то я вам доставлю случай поскандалить в другом месте.
– Это я пятнадцать лет слышу, – сказал Гарри.
– Пятнадцать лет вы не скандалили.
– Да, и в тюрьме тоже не сидел.
– Так вот и не скандальте, а не то придется посидеть.
– Ладно, успокойтесь, – сказал Гарри. Тут входит придурковатый кубинец, что ездит шофером на такси, и с ним какой-то тип, только что с самолета, и вот Дылда Роджер и говорит кубинцу:
– Хэйсус, у тебя, говорят, ребенок родился?
– Да, сэр, – говорит Хэйсус очень гордо.
– Когда ж это вы поженились? – спросил его Роджер.
– Прошла месяц. Месяц, который до эта. Вы приходил на свадьба?
– Нет, – сказал Роджер. – Я не приходил на свадьба.
– Вы много потерял, – сказал Хэйсус. – Вы потерял весела свадьба. Почему так, вы не приходил?
– Ты меня не звал.
– Да, да, – сказал Хэйсус. – Я забыл. Я вас не звал. Вы получил, что хотел? – спросил он приезжего.
– Да. Как будто. Это самый дорогой бакарди, какой у вас есть?
– Да, сэр, – ответил ему Фредди. – Это настоящий carta del oro. [золотой ярлык (итал.)]
– Слушай, Хэйсус, а с чего ты взял, что это твой ребенок? – спрашивает его Роджер. – Это не твой ребенок.
– Как это так не мой ребенок? Как это так? Черт дери, вы не смел так говорить! Как это так не мой ребенок? Вы покупал корову и вы не получал теленок? Это мой ребенок. Черт дери, да. Мой ребенок. Мой собственность. Да, сэр!
Он уходит вместе с приезжим и с бутылкой бакарди, и смеются в конце концов над самим Роджером. Этот Хэйсус – штучка все-таки. Да и тот другой кубинец, Суитуотер, тоже.
Тут входит Краснобай, адвокат, и он говорит Гарри:
– Только что таможенники поехали за вашей лодкой.
Гарри посмотрел на него, и глаза у него были такие, точно он собирался кого-то убить. Краснобай продолжал все так же, без всякого выражения в голосе:
– Кто-то с высокого грузовика увидел ее среди манглий и позвонил по телефону на таможню. Я только что встретил Германа Фредерикса. Он и сказал мне.
Гарри ничего не ответил, но глаза его стали опять, как у всех людей. Потом он сказал Краснобаю:
– Всегда вы все знаете.
– Я думал, вам это будет интересно, – сказал Краснобай тем же ровным голосом.
– Меня это не касается, – сказал Гарри. – Стерегли бы получше.
Оба они стояли у стойки, и ни тот, ни другой не сказал больше ни слова, пока Дылда Роджер и все остальные не убрались оттуда. Тогда они пошли в помещение за баром.
– Зараза вы, и больше ничего, – сказал Гарри. – За что ни возьметесь, все идет к черту.
– Я виноват, что лодку было видно с грузовика? Вы сами выбирали место. Вы сами ее прятали.
– Заткнитесь, – сказал Гарри. – Почему это раньше там такие высокие грузовики не ездили? Это был для меня последний случай честно заработать деньги. Последний случай пойти в рейс, где пахло деньгами.
– Я вам вовремя дал знать.
– Вы просто старый ворон.
– Ну, будет, – сказал Краснобай. – Они хотят ехать сегодня вечером.
– И пусть себе хотят.
– Они что-то начинают беспокоиться.
– В котором часу они хотят ехать?
– В пять часов.
– Я достану лодку. Отвезу их хоть к черту в зубы.
– Это неплохая мысль.
– Вот накаркаете еще. Не суйтесь в мои дела и не каркайте.
– Слушайте, вы, бешеный, – сказал Краснобай, – я вам хочу помочь, стараюсь для вас...
– А сами только портите. Заткнитесь. С такой заразой, как вы, лучше не связываться.
– Да будет вам, наконец.
– Ну, ладно, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать. До сих пор я все обдумывал одну вещь, а теперь я уже ее обдумал, и мне нужно обдумать кое-что другое.
– Почему вы не хотите, чтобы я помог вам?
– Вы приходите сюда в двенадцать часов и принесите залог за лодку.
Когда они вышли в общую комнату, там был Элберт, и он сразу подошел к Гарри.
– Очень жалею, Элберт, но я не могу тебя взять, – сказал Гарри. Это он уже успел обдумать.
– Я бы недорого спросил, – сказал Элберт.
– Очень жалею, – сказал Гарри, – но мне уже не нужно.
– Никто другой с тобой за такую плату не поедет, – сказал Элберт.
– Я поеду один.
– Разве можно в такой рейс пускаться одному? – сказал Элберт.
– Заткнись, – сказал Гарри. – Что ты понимаешь в моих делах. Или тебя этому на общественных работах учат?
– Иди ты к черту, – сказал Элберт.
– Может, и пойду, – сказал Гарри. Всякий, взглянув на него, увидел бы, что он напряженно думает о чем-то и не хочет, чтобы ему мешали.
– Я бы все-таки хотел поехать, – сказал Элберт.
– Я не могу тебя взять, – сказал Гарри. – Знаешь что, оставь меня в покое.
Элберт ушел, а Гарри все стоял у стойки и так смотрел на автоматы для монет в пять, десять и двадцать пять центов и на репродукцию «Последнего бивуака» Кэстера на стене, точно никогда не видел их раньше.
– А ловко Хэйсус отбрил Дылду Роджера насчет ребенка, верно? – сказал ему Фредди, опуская грязные стаканы в лохань с мыльной водой.
– Дай-ка мне пачку «Честерфилдских», – сказал ему Гарри. Он прижал пачку обрубком и, вскрыв ее с одного конца, вынул сигарету и вставил в рот, потом уронил пачку в карман и прикурил у Фредди.
– Твоя лодка в порядке? – спросил он.
– Я на ней недавно ходил, – сказал Фредди. – Она в полном порядке.
– Хочешь, у тебя ее зафрахтуют?
– Для чего?
– Для рейса на Кубу.
– Только под залог полной стоимости.
– А сколько она стоит?
– Тысячу двести долларов.
– Я ее фрахтую, – сказал Гарри. – Мне поверишь без залога?
– Нет, – ответил ему Фредди.
– Отвечаю своим домом.
– Мне твой дом не нужен. Мне нужно тысячу двести монет.
– Идет, – сказал Гарри.
– Раньше деньги принеси, – сказал ему Фредди.
– Когда придет Краснобай, пусть он меня подождет, – сказал Гарри и вышел.
Глава четырнадцатая
Дома Мария и девочки сидели за завтраком.
– Здравствуй, папа, – сказала старшая девочка. – Папа пришел.
– Что у вас на завтрак? – спросил Гарри.
– Есть жареное мясо, – сказала Мария.
– Говорят, твою лодку украли, папа?
– Уже нашли, – сказал Гарри. Мария посмотрела на него.
– Кто нашел? – спросила она.
– Таможенники.
– Ох, Гарри! – сказала она жалостно.
– Ведь это же хорошо, что ее нашли, пaпa? – спросила вторая девочка.
– За едой не разговаривают, – ответил ей Гарри. – Ну, где же мой завтрак? Чего ты дожидаешься?
– Сейчас несу.
– Мне некогда, – сказал Гарри. – Девочки, вы кончайте и уходите отсюда. Мне надо поговорить с матерью.
– Дай нам денег, папа, мы пойдем в кино.
– Шли бы лучше купаться. Это бесплатно.
– Ну, папа, купаться уже холодно, и нам хочется в кино.
– Ладно, – сказал Гарри. – Ладно.
Когда девочки вышли из комнаты, он сказал Марии:
– Ты мне нарежь.
– Сейчас, мой хороший.
Она разрезала ему мясо на кусочки, как маленькому.
– Спасибо, – сказал Гарри. – Ни к черту я теперь не гожусь. От девчонок наших прок невелик, верно?
– Верно, мой хороший.
– Чудно, что у нас не было ни одного мальчика.
– Это потому, что ты такой. От таких мужчин всегда бывают только девочки.
– Какой я теперь, к черту, мужчина, – сказал Гарри. – Слушай, я иду в рейс – прямо к черту в зубы.
– Расскажи, что с лодкой.
– Ее увидели с грузовика. С высокого грузовика.
– Дело дрянь.
– Просто сказать, дерьмо.
– Ну, ну, Гарри, пожалуйста, без таких слов,
– Ты иногда в постели не такие слова говоришь.
– Это другое дело. У себя за столом я не хочу слышать «дерьмо».
– Все дерьмо.
– Ты совсем расстроен, мой хороший, – сказала Мария.
– Нет, – сказал Гарри. – Я просто думаю.
– Ну думай, думай. Я в тебя верю.
– Я тоже в себя верю. Больше мне верить не во что.
– Ты мне не хочешь рассказать, в чем дело?
– Нет. Но не тревожься, что бы ты ни услышала.
– Я не буду тревожиться.
– Слушай, Мария. Подымись наверх и принеси мой «томпсон», а в деревянном ящике найди патроны и проверь, все ли магазины заряжены.
– Не бери автомат.
– Надо.
– Коробки с патронами тоже нужны?
– Нет. Я сам не могу заряжать. У меня есть четыре магазина.
– Скажи, мой хороший, это будет такой рейс?
– Это будет скверный рейс.
– О, господи! – сказала она. – О, господи, как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было этого делать.
– Иди достань автомат и принеси сюда. Свари мне кофе.
– Сейчас, – сказала Мария. Она перегнулась через стол и поцеловала его в губы.
– Не трогай меня, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать.
Он сидел за столом и смотрел на пианино, буфет и радиоприемник, гравюру «Сентябрьское утро» и гравюры с купидонами, поднимающими лук над головой, блестящий дубовый стол и блестящие дубовые стулья и занавеси на окнах и думал: придется ли еще спокойно жить у себя дома? Почему мне теперь хуже, чем было, когда я начинал? Если я не разыграю как следует эту партию – пропало и это все. Нет, черта с два. У меня и шестидесяти долларов не осталось, если не считать дома, но я все поставлю на карту. Чертовы девчонки! Ничего лучшего мы со старухой не сумели сделать. Может быть, все мальчики кончились в ней еще до того, как мы поженились?
– Вот, – сказала Мария, держа автомат за холщовый ремень. – Все четыре полны.
– Мне пора, – сказал Гарри. Он поднял разобранный на части автомат Томпсона, бесформенной грудой оттягивавший замасленный холщовый чехол. – Положи в машину, под переднее сиденье.
– До свидания, – сказала Мария.
– До свидания, старушка.
– Я не буду тревожиться. Но смотри береги себя.
– Ох, Гарри, – сказала она и крепко прижала его к себе.
– Ну, пусти. Некогда мне.
Он потрепал ее по плечу своей культяпкой.
– Ты, морская черепаха, – сказала она. – Ох, Гарри! Будь осторожен.
– Мне пора. До свидания, старуха.
– До свидания, Гарри.
Она смотрела, как он вышел из дому, высокий, широкоплечий, прямой, с узкими бедрами, все еще по-звериному гибкий в движении, думала она, быстрый и легкий и еще не старый, он так свободно и плавно двигается, думала она, и когда он садился в машину, она увидела его светлые, выжженные солнцем волосы, его лицо с широкими монгольскими скулами и узкие глаза, перешибленную переносицу, большой рот и круглый подбородок, и, садясь в машину, он улыбнулся ей, и она заплакала. Проклятое лицо, думала она. Как только увижу это проклятое лицо, мне хочется плакать.
– Здравствуй, папа, – сказала старшая девочка. – Папа пришел.
– Что у вас на завтрак? – спросил Гарри.
– Есть жареное мясо, – сказала Мария.
– Говорят, твою лодку украли, папа?
– Уже нашли, – сказал Гарри. Мария посмотрела на него.
– Кто нашел? – спросила она.
– Таможенники.
– Ох, Гарри! – сказала она жалостно.
– Ведь это же хорошо, что ее нашли, пaпa? – спросила вторая девочка.
– За едой не разговаривают, – ответил ей Гарри. – Ну, где же мой завтрак? Чего ты дожидаешься?
– Сейчас несу.
– Мне некогда, – сказал Гарри. – Девочки, вы кончайте и уходите отсюда. Мне надо поговорить с матерью.
– Дай нам денег, папа, мы пойдем в кино.
– Шли бы лучше купаться. Это бесплатно.
– Ну, папа, купаться уже холодно, и нам хочется в кино.
– Ладно, – сказал Гарри. – Ладно.
Когда девочки вышли из комнаты, он сказал Марии:
– Ты мне нарежь.
– Сейчас, мой хороший.
Она разрезала ему мясо на кусочки, как маленькому.
– Спасибо, – сказал Гарри. – Ни к черту я теперь не гожусь. От девчонок наших прок невелик, верно?
– Верно, мой хороший.
– Чудно, что у нас не было ни одного мальчика.
– Это потому, что ты такой. От таких мужчин всегда бывают только девочки.
– Какой я теперь, к черту, мужчина, – сказал Гарри. – Слушай, я иду в рейс – прямо к черту в зубы.
– Расскажи, что с лодкой.
– Ее увидели с грузовика. С высокого грузовика.
– Дело дрянь.
– Просто сказать, дерьмо.
– Ну, ну, Гарри, пожалуйста, без таких слов,
– Ты иногда в постели не такие слова говоришь.
– Это другое дело. У себя за столом я не хочу слышать «дерьмо».
– Все дерьмо.
– Ты совсем расстроен, мой хороший, – сказала Мария.
– Нет, – сказал Гарри. – Я просто думаю.
– Ну думай, думай. Я в тебя верю.
– Я тоже в себя верю. Больше мне верить не во что.
– Ты мне не хочешь рассказать, в чем дело?
– Нет. Но не тревожься, что бы ты ни услышала.
– Я не буду тревожиться.
– Слушай, Мария. Подымись наверх и принеси мой «томпсон», а в деревянном ящике найди патроны и проверь, все ли магазины заряжены.
– Не бери автомат.
– Надо.
– Коробки с патронами тоже нужны?
– Нет. Я сам не могу заряжать. У меня есть четыре магазина.
– Скажи, мой хороший, это будет такой рейс?
– Это будет скверный рейс.
– О, господи! – сказала она. – О, господи, как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было этого делать.
– Иди достань автомат и принеси сюда. Свари мне кофе.
– Сейчас, – сказала Мария. Она перегнулась через стол и поцеловала его в губы.
– Не трогай меня, – сказал Гарри. – Мне нужно подумать.
Он сидел за столом и смотрел на пианино, буфет и радиоприемник, гравюру «Сентябрьское утро» и гравюры с купидонами, поднимающими лук над головой, блестящий дубовый стол и блестящие дубовые стулья и занавеси на окнах и думал: придется ли еще спокойно жить у себя дома? Почему мне теперь хуже, чем было, когда я начинал? Если я не разыграю как следует эту партию – пропало и это все. Нет, черта с два. У меня и шестидесяти долларов не осталось, если не считать дома, но я все поставлю на карту. Чертовы девчонки! Ничего лучшего мы со старухой не сумели сделать. Может быть, все мальчики кончились в ней еще до того, как мы поженились?
– Вот, – сказала Мария, держа автомат за холщовый ремень. – Все четыре полны.
– Мне пора, – сказал Гарри. Он поднял разобранный на части автомат Томпсона, бесформенной грудой оттягивавший замасленный холщовый чехол. – Положи в машину, под переднее сиденье.
– До свидания, – сказала Мария.
– До свидания, старушка.
– Я не буду тревожиться. Но смотри береги себя.
– Ох, Гарри, – сказала она и крепко прижала его к себе.
– Ну, пусти. Некогда мне.
Он потрепал ее по плечу своей культяпкой.
– Ты, морская черепаха, – сказала она. – Ох, Гарри! Будь осторожен.
– Мне пора. До свидания, старуха.
– До свидания, Гарри.
Она смотрела, как он вышел из дому, высокий, широкоплечий, прямой, с узкими бедрами, все еще по-звериному гибкий в движении, думала она, быстрый и легкий и еще не старый, он так свободно и плавно двигается, думала она, и когда он садился в машину, она увидела его светлые, выжженные солнцем волосы, его лицо с широкими монгольскими скулами и узкие глаза, перешибленную переносицу, большой рот и круглый подбородок, и, садясь в машину, он улыбнулся ей, и она заплакала. Проклятое лицо, думала она. Как только увижу это проклятое лицо, мне хочется плакать.
Глава пятнадцатая
Трое туристов сидели у стойки в баре Фредди, и Фредди наливал им. Один был очень высокий, худой, широкоплечий мужчина, в шортах и в очках с толстыми стеклами, загорелый, с коротко подстриженными рыжеватыми усиками. У его спутницы были светлые вьющиеся волосы, остриженные по-мужски, землистый цвет кожи и сложение женщины-борца. Она тоже была в шортах.
– Все – мура, – говорила она третьему туристу, у которого было одутловатое багровое лицо, усы цвета ржавчины, белая полотняная кепка с зеленым целлулоидным козырьком и странная манера произносить слова, оттопыривая губы, как будто он ел что-то слишком горячее.
– Очаровательно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Я еще никогда не слыхал этого выражения в разговоре. Я полагал, что это коллоквиальный оборот, из числа тех, которые не употребляются в... э-э... литературной речи.
– Мура и есть, – сказала дама, похожая на борца, в неожиданном приступе кокетства награждая его возможностью полюбоваться ее прыщеватым профилем.
– Прелестно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Вы так мило это произносите. Интересно, откуда пошло это выражение?
– Не обижайтесь на нее. Это моя жена, – сказал высокий турист. – Вы с ней знакомы?
– А все равно все – мура, – сказала жена. – Как вы себя тут чувствуете?
– Ничего, – сказал человек с зеленым козырьком. – А вы как?
– Она себя чувствует замечательно, – сказал высокий. – Вот увидите сами.
Тут как раз вошел Гарри, и жена высокого туриста сказала:
– До чего бесподобен! Как раз то, что я хотела. Купи мне это, папочка!
– Можно мне с тобой поговорить? – сказал Гарри, обращаясь к Фредди.
– Ну конечно. Сейчас же и о чем угодно, – сказала жена высокого туриста.
– Заткнись ты, шлюха, – сказал Гарри. – Выйдем туда, Фредди.
В задней комнате за столом сидел Краснобай.
– Привет, дружище, – сказал он Гарри.
– Заткнитесь, – сказал Гарри.
– Слушай, – сказал Фредди. – Ты это, пожалуйста, брось. Когда приходят по делу, так не ругаются. Даму шлюхой не называют в приличном заведении.
– Шлюха и есть, – сказал Гарри. – Слышал, что она мне сказала?
– Что бы там ни было, а в лицо так не говорят.
– Ну, ладно. Вы принесли деньги?
– Конечно, – сказал Краснобай. – Почему бы мне не принести деньги? Разве я не сказал, что принесу деньги?
– Покажите-ка.
Краснобай передал ему деньги. Гарри сосчитал десять бумажек по сотне долларов и четыре по двадцать.
– Должно быть тысяча двести.
– Это за вычетом моей комиссии, – сказал Краснобай.
– Дайте сюда остальное!
– Нет.
– Дайте!
– Не дурите.
– Берегись, гнида!
– Уймись, буян, – сказал Краснобай. – Не вздумайте отнимать их силой, потому что их у меня тут нет.
– Ясно, – сказал Гарри. – Я должен был подумать об этом. Слушай, Фредди. Мы с тобой не первый день знакомы. Я знаю, что твоя лодка стоит тысячу двести долларов. Тут не хватает ста двадцати. Возьми и рискни остальными и платой за фрахт.
– Триста двадцать долларов, значит, – сказал Фредди. Это было нешуточное дело для него, рискнуть такой суммой, и он даже вспотел, думая об этом.
– У меня есть машина и радиоприемник, которые стоят этих денег, можешь их считать залогом.
– Я могу составить залоговый акт, – сказал Краснобай.
– Не надо мне никаких актов, – сказал Фредди. Он снова вспотел, и в его голосе слышалось колебание. Потом он сказал: – Ладно, я рискну. Но, ради бога, будь осторожен с лодкой, обещаешь, Гарри?
– Как со своей.
– Свою ты упустил, – сказал Фредди, вспотев еще сильнее, так как это воспоминание удвоило его муки.
– Я буду очень осторожен.
– Я положу деньги в свой сейф в банке, – сказал Фредди.
Гарри посмотрел на Краснобая.
– Место надежное, – сказал он и усмехнулся.
– Хозяин! – позвал кто-то из бара.
– Это тебя, – сказал Гарри.
– Хозяин! – послышался тот же голос. Фредди вышел в бар.
– Этот человек оскорбил меня, – услышал Гарри визгливый голос, но он уже разговаривал с Краснобаем.
– Я буду стоять у пристани, в конце улицы. Это с полквартала, не дальше.
– Ладно.
– Вот и все.
– Ладно, дружище!
– Я вам не дружище!
– Ну, как хотите.
– Я там буду с четырех часов.
– Еще что?
– Они должны захватить лодку силой, понятно? Я ничего не знаю. Я просто проверяю мотор. У меня даже ничего не готово для рейса. Я нанял у Фредди лодку, чтобы везти любителей на рыбную ловлю. Они должны под угрозой револьвера заставить меня запустить мотор и сами должны перерубить канаты.
– А как же Фредди? У него-то вы не для рыбной ловли ее просили?
– Фредди я скажу.
– Не советую.
– Скажу.
– Не советую.
– Слушайте, я еще во время войны делал дела с Фредди. Дважды мы с ним были компаньонами, и никогда у нас не выходило неприятностей. Вы знаете, сколько я ему возил товару. Из всей городской сволочи он единственный, кому я могу довериться.
– Я бы никому не стал доверяться.
– Вы-то нет. Каждый ведь по себе судит.
– Не обо мне разговор.
– Ну, ладно. Идите теперь к своим приятелям. А что вы будете говорить?
– Они кубинцы. Я встретил их в гостинице. Одному из них нужно помочь получить по акцептованному чеку. Что тут невероятного?
– И вы ничего не заметили?
– Ничего. Я уговорился встретиться с ними в банке.
– На чем они приедут?
– На такси.
– А шофер что будет думать, – что они музыканты, что ли?
– Мы найдем такого, который вообще не думает. В этом городе сколько угодно таких. Взять хоть Хэйсуса.
– Хэйсус себе на уме. Он только разговаривает, как дурачок.
– Я скажу им, чтоб выбрали поглупее.
– Достаньте такого, у которого нет детей.
– У них у всех есть дети. Видели вы когда-нибудь бездетного шофера такси?
– Продажная вы шкура!
– Зато я никогда еще никого не убивал, – ответил ему Краснобай.
– И никогда не убьете. Давайте выйдем отсюда. С вами, когда сидишь, точно вшей набираешься.
– Они у вас, верно, и так есть.
– А разве они от разговоров заводятся?
– Если не заклеить рта.
– Вот вы и заклейте свой. А я пойду выпью, – сказал Гарри.
* * *
В первой комнате бара туристы сидели на своих высоких табуретах. Когда Гарри подошел к стойке, женщина повернулась к нему спиной в знак своего отвращения.
– Что будешь пить? – спросил Фредди.
– Что пьет дамочка? – спросил Гарри.
– Cuba libre.
– Тогда мне дай чистого виски.
Высокий рыжеусый турист в очках с толстыми стеклами наклонил к Гарри свое широкое, с прямым носом лицо и сказал:
– Послушайте, с какой стати вы нагрубили моей жене?
Гарри оглядел его сверху донизу и сказал Фредди:
– Что это у тебя тут делается?
– А все-таки? – спросил высокий.
– Успокойтесь, – сказал ему Гарри.
– Со мной это вам даром не пройдет.
– Слушайте, – сказал Гарри. – Вы приехали сюда, чтоб поправиться и набраться сил, так? Вот и успокойтесь. – И он вышел из бара.
– Вероятно, я должен был его ударить, – сказал высокий турист. – Как ты думаешь, дорогая?
– Жаль, что я не мужчина, – сказала его жена.
– Вы бы далеко пошли при таком сложении, – сказал в свою кружку человек с зеленым козырьком.
– Что вы сказали? – спросил высокий.
– Я сказал, что вы можете узнать его фамилию и адрес и написать ему письмо с изложением всего, что вы о нем думаете.
– Послушайте, как ваша фамилия? Вы, кажется, смеетесь надо мной.
– Можете звать меня профессор Мак-Уолси.
– Моя фамилия Лафтон, – сказал высокий. – Я писатель.
– Очень рад познакомиться, – сказал профессор Мак-Уолси. – И часто вы пишете?
Высокий человек посмотрел по сторонам.
– Уйдем отсюда, дорогая, – сказал он. – Здесь все или нахалы, или сумасшедшие.
– Это необыкновенный уголок, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но поистине обворожительный. Его называют американским Гибралтаром, и он на триста семьдесят пять миль южнее Каира. Правда, этот бар единственное, что я здесь успел повидать. Бар, впрочем, хороший.
– Я вижу, вы в самом деле профессор, – сказала жена. – Знаете, вы мне нравитесь.
– Вы мне тоже нравитесь, милочка, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но мне пора уходить.
Он встал и пошел искать свой велосипед.
– Здесь все сумасшедшие, – сказал высокий. – Выпьем еще, дорогая.
– Мне понравился профессор, – сказала жена. – Он очень обходительный.
– А тот, что приходил...
– Ах, он просто красавец, – сказала жена. – Похож на татарина. Жаль, что он такой нахал. У него лицо просто как у какого-то Чингис-хана. Ух, до чего хорош.
– У него нет одной руки, – сказал ее муж.
– Я не заметила, – сказала жена. – Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?
– Может быть, Тамерлана, – сказал ее муж.
– Ух, какой ты ученый, – сказала жена. – Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?
– Не знаю, дорогая, – сказал Лафтон, писатель. – Мне это никогда не нравилось.
– Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, – сказала жена. – До чего мил!
– Ты его, вероятно, увидишь еще.
– Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, – сказал Фредди. – Он тут живет. Он уже две недели тут.
– А кто тот человек, который так грубо разговаривает?
– Тот? А это наш, здешний.
– Чем он занимается?
– Да всем понемножку, – ответил ей Фредди. – Он рыбак.
– Почему у него нет руки?
– Не знаю. Повредил где-то.
– Какой красивый! – сказала жена. Фредди засмеялся.
– Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.
– По-вашему, у него не красивое лицо?
– Будет вам, леди, – ответил ей Фредди. – У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.
– Фу, какие мужчины глупые! – сказала жена. – Он мне по ночам снился.
– Дурные сны вам снятся, – сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!
Тут в бар вошел Элберт.
– Где Гарри?
– Пошел на пристань.
– Спасибо, – сказал Элберт.
Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.
– Да, сэр – сказал он. – Сию минуту.
Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.
– Кого я вижу! – сказал Лафтон, вставая. – Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.
– Привет, Лафтон, – сказал Ричард Гордон. – Не видели вы тут пьяного профессора?
– Он только что вышел отсюда, – сказал Фредди.
– Хочешь вермуту, детка? – спросил Ричард Гордон свою жену.
– Если ты будешь, я тоже выпью. – сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. – Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.
Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.
– Как работа? – спросил Лафтон у Ричарда Гордона.
– Идет неплохо, – сказал Гордон. – А у вас как?
– Джеме не хочет работать, – сказала миссис Лафтон, – он только пьет.
– Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? – спросил Лафтон.
– Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.
– Он мне нравится, – сказала Эллен Гордон.
– Он мне тоже нравится, – сказала миссис Лафтон.
– Он мне первой понравился, – радостно сказала Эллен Гордон.
– О, можете взять его себе, – сказала миссис Лафтон. – Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.
– Все – мура, – говорила она третьему туристу, у которого было одутловатое багровое лицо, усы цвета ржавчины, белая полотняная кепка с зеленым целлулоидным козырьком и странная манера произносить слова, оттопыривая губы, как будто он ел что-то слишком горячее.
– Очаровательно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Я еще никогда не слыхал этого выражения в разговоре. Я полагал, что это коллоквиальный оборот, из числа тех, которые не употребляются в... э-э... литературной речи.
– Мура и есть, – сказала дама, похожая на борца, в неожиданном приступе кокетства награждая его возможностью полюбоваться ее прыщеватым профилем.
– Прелестно, – сказал человек с зеленым козырьком. – Вы так мило это произносите. Интересно, откуда пошло это выражение?
– Не обижайтесь на нее. Это моя жена, – сказал высокий турист. – Вы с ней знакомы?
– А все равно все – мура, – сказала жена. – Как вы себя тут чувствуете?
– Ничего, – сказал человек с зеленым козырьком. – А вы как?
– Она себя чувствует замечательно, – сказал высокий. – Вот увидите сами.
Тут как раз вошел Гарри, и жена высокого туриста сказала:
– До чего бесподобен! Как раз то, что я хотела. Купи мне это, папочка!
– Можно мне с тобой поговорить? – сказал Гарри, обращаясь к Фредди.
– Ну конечно. Сейчас же и о чем угодно, – сказала жена высокого туриста.
– Заткнись ты, шлюха, – сказал Гарри. – Выйдем туда, Фредди.
В задней комнате за столом сидел Краснобай.
– Привет, дружище, – сказал он Гарри.
– Заткнитесь, – сказал Гарри.
– Слушай, – сказал Фредди. – Ты это, пожалуйста, брось. Когда приходят по делу, так не ругаются. Даму шлюхой не называют в приличном заведении.
– Шлюха и есть, – сказал Гарри. – Слышал, что она мне сказала?
– Что бы там ни было, а в лицо так не говорят.
– Ну, ладно. Вы принесли деньги?
– Конечно, – сказал Краснобай. – Почему бы мне не принести деньги? Разве я не сказал, что принесу деньги?
– Покажите-ка.
Краснобай передал ему деньги. Гарри сосчитал десять бумажек по сотне долларов и четыре по двадцать.
– Должно быть тысяча двести.
– Это за вычетом моей комиссии, – сказал Краснобай.
– Дайте сюда остальное!
– Нет.
– Дайте!
– Не дурите.
– Берегись, гнида!
– Уймись, буян, – сказал Краснобай. – Не вздумайте отнимать их силой, потому что их у меня тут нет.
– Ясно, – сказал Гарри. – Я должен был подумать об этом. Слушай, Фредди. Мы с тобой не первый день знакомы. Я знаю, что твоя лодка стоит тысячу двести долларов. Тут не хватает ста двадцати. Возьми и рискни остальными и платой за фрахт.
– Триста двадцать долларов, значит, – сказал Фредди. Это было нешуточное дело для него, рискнуть такой суммой, и он даже вспотел, думая об этом.
– У меня есть машина и радиоприемник, которые стоят этих денег, можешь их считать залогом.
– Я могу составить залоговый акт, – сказал Краснобай.
– Не надо мне никаких актов, – сказал Фредди. Он снова вспотел, и в его голосе слышалось колебание. Потом он сказал: – Ладно, я рискну. Но, ради бога, будь осторожен с лодкой, обещаешь, Гарри?
– Как со своей.
– Свою ты упустил, – сказал Фредди, вспотев еще сильнее, так как это воспоминание удвоило его муки.
– Я буду очень осторожен.
– Я положу деньги в свой сейф в банке, – сказал Фредди.
Гарри посмотрел на Краснобая.
– Место надежное, – сказал он и усмехнулся.
– Хозяин! – позвал кто-то из бара.
– Это тебя, – сказал Гарри.
– Хозяин! – послышался тот же голос. Фредди вышел в бар.
– Этот человек оскорбил меня, – услышал Гарри визгливый голос, но он уже разговаривал с Краснобаем.
– Я буду стоять у пристани, в конце улицы. Это с полквартала, не дальше.
– Ладно.
– Вот и все.
– Ладно, дружище!
– Я вам не дружище!
– Ну, как хотите.
– Я там буду с четырех часов.
– Еще что?
– Они должны захватить лодку силой, понятно? Я ничего не знаю. Я просто проверяю мотор. У меня даже ничего не готово для рейса. Я нанял у Фредди лодку, чтобы везти любителей на рыбную ловлю. Они должны под угрозой револьвера заставить меня запустить мотор и сами должны перерубить канаты.
– А как же Фредди? У него-то вы не для рыбной ловли ее просили?
– Фредди я скажу.
– Не советую.
– Скажу.
– Не советую.
– Слушайте, я еще во время войны делал дела с Фредди. Дважды мы с ним были компаньонами, и никогда у нас не выходило неприятностей. Вы знаете, сколько я ему возил товару. Из всей городской сволочи он единственный, кому я могу довериться.
– Я бы никому не стал доверяться.
– Вы-то нет. Каждый ведь по себе судит.
– Не обо мне разговор.
– Ну, ладно. Идите теперь к своим приятелям. А что вы будете говорить?
– Они кубинцы. Я встретил их в гостинице. Одному из них нужно помочь получить по акцептованному чеку. Что тут невероятного?
– И вы ничего не заметили?
– Ничего. Я уговорился встретиться с ними в банке.
– На чем они приедут?
– На такси.
– А шофер что будет думать, – что они музыканты, что ли?
– Мы найдем такого, который вообще не думает. В этом городе сколько угодно таких. Взять хоть Хэйсуса.
– Хэйсус себе на уме. Он только разговаривает, как дурачок.
– Я скажу им, чтоб выбрали поглупее.
– Достаньте такого, у которого нет детей.
– У них у всех есть дети. Видели вы когда-нибудь бездетного шофера такси?
– Продажная вы шкура!
– Зато я никогда еще никого не убивал, – ответил ему Краснобай.
– И никогда не убьете. Давайте выйдем отсюда. С вами, когда сидишь, точно вшей набираешься.
– Они у вас, верно, и так есть.
– А разве они от разговоров заводятся?
– Если не заклеить рта.
– Вот вы и заклейте свой. А я пойду выпью, – сказал Гарри.
* * *
В первой комнате бара туристы сидели на своих высоких табуретах. Когда Гарри подошел к стойке, женщина повернулась к нему спиной в знак своего отвращения.
– Что будешь пить? – спросил Фредди.
– Что пьет дамочка? – спросил Гарри.
– Cuba libre.
– Тогда мне дай чистого виски.
Высокий рыжеусый турист в очках с толстыми стеклами наклонил к Гарри свое широкое, с прямым носом лицо и сказал:
– Послушайте, с какой стати вы нагрубили моей жене?
Гарри оглядел его сверху донизу и сказал Фредди:
– Что это у тебя тут делается?
– А все-таки? – спросил высокий.
– Успокойтесь, – сказал ему Гарри.
– Со мной это вам даром не пройдет.
– Слушайте, – сказал Гарри. – Вы приехали сюда, чтоб поправиться и набраться сил, так? Вот и успокойтесь. – И он вышел из бара.
– Вероятно, я должен был его ударить, – сказал высокий турист. – Как ты думаешь, дорогая?
– Жаль, что я не мужчина, – сказала его жена.
– Вы бы далеко пошли при таком сложении, – сказал в свою кружку человек с зеленым козырьком.
– Что вы сказали? – спросил высокий.
– Я сказал, что вы можете узнать его фамилию и адрес и написать ему письмо с изложением всего, что вы о нем думаете.
– Послушайте, как ваша фамилия? Вы, кажется, смеетесь надо мной.
– Можете звать меня профессор Мак-Уолси.
– Моя фамилия Лафтон, – сказал высокий. – Я писатель.
– Очень рад познакомиться, – сказал профессор Мак-Уолси. – И часто вы пишете?
Высокий человек посмотрел по сторонам.
– Уйдем отсюда, дорогая, – сказал он. – Здесь все или нахалы, или сумасшедшие.
– Это необыкновенный уголок, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но поистине обворожительный. Его называют американским Гибралтаром, и он на триста семьдесят пять миль южнее Каира. Правда, этот бар единственное, что я здесь успел повидать. Бар, впрочем, хороший.
– Я вижу, вы в самом деле профессор, – сказала жена. – Знаете, вы мне нравитесь.
– Вы мне тоже нравитесь, милочка, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но мне пора уходить.
Он встал и пошел искать свой велосипед.
– Здесь все сумасшедшие, – сказал высокий. – Выпьем еще, дорогая.
– Мне понравился профессор, – сказала жена. – Он очень обходительный.
– А тот, что приходил...
– Ах, он просто красавец, – сказала жена. – Похож на татарина. Жаль, что он такой нахал. У него лицо просто как у какого-то Чингис-хана. Ух, до чего хорош.
– У него нет одной руки, – сказал ее муж.
– Я не заметила, – сказала жена. – Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?
– Может быть, Тамерлана, – сказал ее муж.
– Ух, какой ты ученый, – сказала жена. – Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?
– Не знаю, дорогая, – сказал Лафтон, писатель. – Мне это никогда не нравилось.
– Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, – сказала жена. – До чего мил!
– Ты его, вероятно, увидишь еще.
– Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, – сказал Фредди. – Он тут живет. Он уже две недели тут.
– А кто тот человек, который так грубо разговаривает?
– Тот? А это наш, здешний.
– Чем он занимается?
– Да всем понемножку, – ответил ей Фредди. – Он рыбак.
– Почему у него нет руки?
– Не знаю. Повредил где-то.
– Какой красивый! – сказала жена. Фредди засмеялся.
– Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.
– По-вашему, у него не красивое лицо?
– Будет вам, леди, – ответил ей Фредди. – У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.
– Фу, какие мужчины глупые! – сказала жена. – Он мне по ночам снился.
– Дурные сны вам снятся, – сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!
Тут в бар вошел Элберт.
– Где Гарри?
– Пошел на пристань.
– Спасибо, – сказал Элберт.
Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.
– Да, сэр – сказал он. – Сию минуту.
Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.
– Кого я вижу! – сказал Лафтон, вставая. – Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.
– Привет, Лафтон, – сказал Ричард Гордон. – Не видели вы тут пьяного профессора?
– Он только что вышел отсюда, – сказал Фредди.
– Хочешь вермуту, детка? – спросил Ричард Гордон свою жену.
– Если ты будешь, я тоже выпью. – сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. – Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.
Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.
– Как работа? – спросил Лафтон у Ричарда Гордона.
– Идет неплохо, – сказал Гордон. – А у вас как?
– Джеме не хочет работать, – сказала миссис Лафтон, – он только пьет.
– Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? – спросил Лафтон.
– Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.
– Он мне нравится, – сказала Эллен Гордон.
– Он мне тоже нравится, – сказала миссис Лафтон.
– Он мне первой понравился, – радостно сказала Эллен Гордон.
– О, можете взять его себе, – сказала миссис Лафтон. – Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.