— Нет, не только из-за Иден. Я хотела порвать с прошлым. Мне показалось, что Колин — подходящий вариант для этого.
   — А мне казалось, что Колин Маккрори сам по себе нечто большее, чем просто вариант для побега из прошлого. — На ее округлом бесхитростном лице теперь проступало неприкрытое любопытство.
   — У меня было такое прошлое, что необходимо было бежать. — Мэгги посмотрела на Айлин и решила играть в открытую. — Когда мы с Колином познакомились в Соноре, я была совладелицей салуна и борделя.
   Она решительно подняла голову, ожидая реакции ирландки.
   Айлин какое-то мгновение переваривала эту пугающую информацию, затем сказала:
   — Ты думала шокировать меня до мозга костей? Ну так ничего подобного. Ты вовсе не похожа на тех городских шалав. К тебе ничего не прилипло. А уж после того, что случилось с моей маленькой девочкой… после того, как этот сладкоголосый змей сбил ее с пути истинного… Я могу только Бога благодарить, что она избегла того, от чего настрадалась ты.
   — Спасибо тебе, Айлин, — тихо сказала Мэгги. Когда женщины решили передохнуть, домоправительница по-матерински похлопала ее по руке и сказала:
   — Если хочешь еще поболтать об этом, то я охотно выслушаю.
   — Есть схожесть в тех ошибках, которые совершили я и Иден. Вот почему Иден удалось убедить отца жениться на мне и привезти сюда.
   — И, разумеется, ты действовала как обреченная, не имея ни малейшего желания венчаться с хозяином, — ответила Айлин с лукавым смешком, отметив про себя, как розовеет Мэгги и не может удержаться от осмотра святая святых своего мужа.
   Со временем, подумала Айлин, я пойму тайну их отношений и помогу этим двум молодым дурачкам. Айлин была терпеливой женщиной. Резко меняя тему разговора, она сказала:
   — Ты права, мебель этой комнаты не соответствует убранству остального дома. Когда хозяин закончил строительство для переезда сюда с женой, мисс Элизабет купила все, что нужно для большого дома. Когда же она умерла в этой комнате, он больше не мог спать в той самой постели. И тогда мебельщик из Прескотта сработал для него все это. Изящная французская мебель, которую так любила миссис, теперь лежит на чердаке вместе с остальными ее вещами.
   — Должно быть, он очень сильно любил ее, — сказала Мэгги, беря со стола старую фотографию, на которой Колин, молодой человек, стоял рядом с маленькой красивой женщиной.
   У Мэгги знакомо заныло в груди.
   — Миссис Элизабет была крошечной, по-настоящему хрупким созданием, вся такая светлая. Мисс Иден взяла от нее цвет волос и телосложение, а вот крепость духа — от отца.
   Они сняли занавески и постельное белье, чтобы служанки их постирали, скатали плетеные коврики, чтобы выбить, затем сняли все с поверхностей сундуков и столов и принялись полировать деревянные плоскости лимонным маслом.
   Мысли Мэгги все возвращались к старой фотографии.
   — Расскажи мне о ней, Айлин. Старушка вздохнула.
   — Это было так давно.
   — А Колин все еще скорбит. Ведь он так и не женился второй раз, пока Иден росла…
   — Он винил себя в смерти миссис Элизабет. Хотя это глупо. Мужчине нужен сын, особенно такому, как наш хозяин. Да и Иден нужны братья и сестры. Но он упрямо считал, что во всем виноват только он.
   Мэгги мрачно улыбнулась.
   — Мне знакомо это ощущение.
   — Я думаю, что его скорбь была частью благодарности жене. Он считал, что всем обязан ей.
   На лице Мэгги отразилось удивление. Колин Маккрори всегда казался таким надменным, ни перед кем не робеющим.
   — А я думала, что он уже был богатым человеком, когда женился.
   — Да, так оно и было, и он сделал себе состояние собственным хребтом и железной волей. Но он был грубым и неотесанным мужланом, таких встретишь в любом салуне. Едва мог вывести собственное имя на их брачных документах. А она происходила из старинной восточной богатой семьи. Я вместе с ними приехала на Запад как ее горничная. Ее отец получил офицерское звание в Вест-Пойнте и во время войны между штатами был направлен в Аризону. Мистер Колин впервые попал под ее чары, когда пригнал на армейский пост табун лошадей. Ее отец хоть и видел, что этот мистер преуспевает, но не мог не заметить, что тому не хватает ни породы, ни воспитания.
   — Представляю, что говорила по этому поводу Элизабет, — сказала Мэгги, не сводя глаз с фотографии, с которой глядел на нее молодой темноволосый Колин с напряженным выражением лица.
   Ну какая женщина могла устоять против него? Она вспомнила его обаяние, как они впервые встретились, поддразнивая друг друга и пересмеиваясь в «Серебряном орле».
   — О, она по-своему тоже любила его, — загадочно ответила Айлин.
   И он любит ее по-прежнему, даже после ее смерти.
   По дороге к лесопилке Колин рассказывал Волку о рабочих и проблемах с деревообрабатывающими операциями, обрисовывая процесс работы и возможности избежать дополнительных потерь. После этой беседы они продолжили путь в молчании. Оба были людьми замкнутыми, молчание их нимало не беспокоило.
   Волк спокойно чувствовал себя при Колине, но совершенно терялся в присутствии его дочери. Он постоянно думал об Иден: после того, как он спас ту дворняжку, отношение девушки к нему значительно изменилось, ее неприязнь сменилась робкой улыбкой. На прошлой неделе он несколько раз случайно поймал ее взгляд, устремленный на него, зачарованный и полный любопытства.
   Он страстно желал ее, понимая, что рассчитывать на взаимность было безумием. Иден белая девушка из богатой, известной семьи, пусть ее репутация и запятнана тем увлекшим ее подонком. Ее наверняка теперь страшит прикосновение любого мужчины. И о нем она думает лишь как о друге. А я бы показал тебе, как может быть хорошо женщине с мужчиной. Сумасшествие! Он постарался выкинуть эти мысли из головы.
   День извещал о скором приходе лета на возвышенности кряжа Моголлон. Небо было лазурным, а солнышко теплым, и еще не налетали с юга испепеляющие безжалостные ветры. Ярко серебрились покрытые капельками росы мшаники, надежным оплотом речной долины вставали темно-зеленые кедры. Там и сям виднелись небольшие стада коров.
   — А вон те бычки не похожи на ваших, — сказал Волк, когда они проезжали мимо пасущегося скота.
   — Это помесь с лонгхорном. Я избавился от последнего из моих техасских производителей десять лет назад. Это самая дешевая говядина, которую поставщики из Тусона продают Лемпу. Да еще и по призовой цене, — мрачно добавил Колин.
   Они проехали мимо отставших животных. Маккрори со все усиливающейся озабоченностью всматривался в их клейма, а затем резко выругался.
   — Похоже, эти клейма исправлены, — посмотри, тавро резервации США сверху перекрыто буквами ПБ.
   — Клеймо Пенса Баркера?
   — Быстро соображаешь, — сказал Колин, оглядывая горизонт.
   — Думаете, скотокрады Баркера где-нибудь неподалеку? — спросил Блэйк.
   — Вряд ли, но не худо проверить.
   Ни слова не говоря, они с час ехали вдоль границы между «Зеленой короной» и резервацией, но никаких следов не обнаружили.
   И в тот самый момент, когда Колин остановил лошадь, чтобы сказать Блэйку, что пора прекратить поиски, мимо его головы просвистела пуля и, ударившись в выход гранитного пласта перед ним, обожгла его лицо и руки осколками. За кучей валунов стоял какой-то человек и целился в Блэйка. Маккрори предупреждающе завопил и выстрелил в цель.
   И тут все вокруг превратилось в настоящий хаос. Колин крутанулся в седле и выстрелил с бедра из «миротворца» в нападающего. Схватив магазинную винтовку «ремингтон», он скатился с седла, укрылся за тенистым кустарником, в то время как из камней неподалеку загремели выстрелы еще нескольких нападавших. Волк тоже соскользнул с лошади, нашел укрытие и открыл огонь. Яростный обмен выстрелами продолжался до тех пор, пока пуля Волка не попала в цель и один из наемников не завопил.
   — Интересно, сколько их осталось, — сказал Маккрори.
   — Трое, но, я думаю, с одним тяжело раненным они не смогут от нас оторваться, — ответил Блэйк, тщательно целясь.
   И еще один убийца после его выстрела раскинулся на земле.
   — Проклятье, они угробили Чарли! — выкрикнул чей-то голос. — Я сматываюсь.
   Через мгновение ругательства потонули в топоте копыт.
   — Я думаю, перед нами только один. Давай попробуем взять его живьем. Я хочу знать, кто нанял его.
   Волк, кивнул.
   — Прикройте меня винтовкой. Я переберусь вон на те камни повыше.
   Не дожидаясь ответа, Блэйк выскочил из кустов и перекатился за заросли кактусов туна. «Ремингтон» Маккрори не давал высовываться бандиту, пока Волк не забрался на камни. Затем они вдвоем открыли перекрестный огонь по залегшему человеку, и Волк постепенно выбрался на точку, откуда хорошо был виден расположившийся внизу наемник.
   — Бросай оружие, — завопил он человеку, лежащему на боку между двумя валунами.
   Тот подчинился, и Волк начал спускаться.
   Видя, что с ним все в порядке, Колин поднялся и двинулся к месту засады. Внезапно оттуда, где лежал первый сраженный пулей бандит, грянул выстрел. Колин почувствовал ослепляюще жаркую вспышку боли и упал на колени.
   Волк развернулся и выпалил в человека, выстрелившего в Колина. Затем подскочил и всадил ему еще три пули в грудь, но наемный убийца уже сделал свое дело. Колин лежал на земле лицом вниз, на правом боку расползалось кровавое пятно.
   Не успел Волк двинуться, как сзади послышался звук взводимого курка. Крутанувшись на каблуках, он мгновенно выстрелил в бандита, лежащего раненым среди камней. Оружие выпало из уже бесчувственных пальцев наемника. Быстро убедившись, что он мертв, Блэйк подбежал к хозяину.
   Опустившись на колени. Волк осмотрел рану. Маккрори быстро истекал кровью. Волк проворно разрезал рубашку убитого бандита и использовал тряпки, чтобы остановить кровь.
   Когда он перевернул Колина, тот открыл глаза и скривился от боли.
   — Вы истекаете, как забитый поросенок. Я разрежу постельные принадлежности, чтобы перебинтовать поясницу, — сказал Волк, но рука Маккрори с удивительной силой вцепилась ему в запястье и остановила его.
   — Сначала посмотри, не остался ли в живых тот, что за камнями. Надо выудить из него информацию, — проскрежетал он сквозь сжатые зубы. — А я пока прижму эту тряпку к боку.
   — Он мертв. Не повезло, — сказал Блэйк.
   — Я не успел с выстрелом. Плохо дело. Не тратя больше времени на осмотр бандитов, Волк отошел к лошади, располосовал простыню на бинты и вернулся к своему товарищу, который на этот раз лежал уже без сознания. Волк туго перевязал рану, с мрачным удовлетворением отметив, что пуля прошла через бок навылет. По крайней мере, не придется вытаскивать. Затем он подвел лошадей и попытался взвалить бесформенную груду тела Колина на Сэнда. Задача оказалась непростой — Колин был здоровым мужчиной, на несколько дюймов выше Блэйка.
   — Что это ты делаешь — пытаешься мне руку оторвать? — хрипло пробормотал Колин, приходя в себя от боли. С помощью Волка он, пошатываясь, поднялся на ноги, затем кое-как вскарабкался на Сэнда, вцепился в луку и сгорбился в седле.
   — Привяжи-ка ты меня, — сказал он Волку, отдавая ему лассо.
 
   Мэгги услыхала, как подъехали всадники, а затем послышались тревожные восклицания. Бросив тряпку для полировки, она метнулась к окну. Колин! Неясно почему, но она мгновенно поняла, что он в опасности. И тут же увидела двух слуг, отвязывающих его безжизненное тело и стягивающих хозяина с лошади. Он… без сознания или мертв?
   — Это хозяин, миссис Мэгги. В него стреляли! — эхом раздался снизу голос Айлин.
   К тому времени, когда его внесли на ступени крыльца, Мэгги слетела в холл.
   — Несите его наверх, — сказала она, не успев перевести дыхание. — Айлин, поставь вскипятить воды и принеси наверх чистые бинты.
   Она повернулась и пошла за мужчинами, направляя их в дальнюю комнату справа по коридору.
   Как только его положили на большую кровать и стащили с ног обувь, она всех выгнала из комнаты, кроме Рифа и Волка, который казался спокойнее остальных. Пока старик помогал раздевать хозяина, Волк объяснил, что произошло.
   — По дороге обратно нам встретились люди из «Зеленой короны». Один поскакал за доктором в Прескотт, а другой — за трупами, — закончил Волк.
   Мэгги отсутствующе кивнула. Господи, какой же Колин бледный!
   — Ну, теперь уходите. Пора женщинам взяться за работу, — сказала Айлин, выпроваживая Кейтса и Волка из комнаты.
   Выходя из двери. Волк столкнулся с Идеи, посмотревшей на него огромными испуганными глазами.
   — Мне сказали, что в отца стреляли! Она попыталась проскочить мимо, но Волк быстро перехватил ее.
   — Пусть Мэгги и Айлин позаботятся о нем. У них есть опыт в обработке огнестрельных ран.
   — Это серьезно? Я должна видеть его, — настаивала Иден, отталкивая Волка в сторону и врываясь в комнату, где две женщины хлопотали над Колином.
   Айлин подняла взгляд и увидела потрясенную Иден.
   — С ним все будет прекрасно, только надо прочистить рану и забинтовать, пока не приехал доктор Торрес. И будет лучше, если ты, Иден, дитя мое, посмотришь, не закипела ли вода внизу, — сказала она, успокаивающе похлопывая девушку по плечу, пока та, наконец, не оторвала глаз от бедного бесчувственного тела, раскинувшегося на кровати.
   Дрожащими руками Мэгги прижимала тряпку к боку Колина. Слава Богу, входное отверстие было чистым, но он потерял много крови, и это пугало ее.
   — Не умирай, Колин. Ты не имеешь права умирать, ведь я еще не сказала тебе…
   Она внезапно смолкла, сообразив, что бормочет вслух. Ведь я еще не сказала, что люблю тебя.
   Неужели любит? Мэгги вгляделась в его обескровленное, странно юное лицо с закрытыми, тревожащими ее золотыми глазами и с этими вечными складками вокруг резко очерченного рта. Она пригладила темные волосы, присыпанные сединой. Она назвала это однажды серебряной пылью. Смахнув волосы с его лба, Мэгги ощутила жар его кожи.
   Ох, Колин, что же я буду делать, если ты умрешь? И этот вопрос заставил ее понять, что она действительно любит его, этого язвительного, замкнутого чужака, влюбленного в первую жену и дочь с обреченностью мученика. Если бы так он полюбил и ее.
   Айлин вернулась в комнату, оставив Иден внизу на успокаивающего ее Волка. Женщины прочистили рану, наложили тампоны и туго забинтовали.
   — Док Торрес здорово лечит травами и тому подобными штуками. Он, конечно, странный, но лучшего доктора я еще не встречала. Он сразу поставит хозяина на ноги. — Айлин повернула голову, чтобы проверить, как себя чувствует Мэгги. — Может быть, ты пойдешь вниз и немного приляжешь?
   — Нет. Со мной все в порядке. Рана вновь может начать кровоточить, если поднимется жар и его начнет трясти в лихорадке. — Она опять потрогала его лоб и встревоженно закусила губу. — Кажется, он стал еще горячее.
   — У доктора Торреса свой взгляд на жар. Лучше подождать, пока он приедет, и не поддаваться панике.
   Мэгги подняла глаза.
   — Какой такой взгляд? Айлин пожала плечами.
   — Он использует холод — заворачивает охваченное жаром тело в намоченные холодной водой тряпки, чтобы сбить температуру.
   — И это помогает?
   — Шесть лет назад помогло Луизе Симпсон. Он тогда еще только приехал. Никто ему не доверял, как это обычно и бывает с язычниками.
   — С язычниками? Но ведь Торрес — испанская фамилия. И он должен быть католиком, как и ты, Айлин.
   — У него в роду давным-давно были испанцы, а он еврей. О семье его я ничего не знаю. Хозяину же он всегда нравился. Зимними вечерами, когда он заезжал к нам и не было вызовов, они играли в шахматы. Особенно он переживал из-за пищи, которая готовится на моей кухне, — обиженно добавила Айлин.
   Мэгги, продолжая поглаживать лоб Колина, улыбнулась, несмотря на все свои страхи.
   — Просто у еврейской кухни свои, и довольно строгие, законы.
   — Откуда же мне, доброй католичке, знать об этом, — сказала Айлин.
   — Кстати, о еде. Ты бы занялась обедом. А я останусь с мужем до приезда доктора, — сказала Мэгги.
 
   Доктор Аарон Торрес остановился у крыльца и проворно слез с лошади. Навстречу ему выбежала Иден.
   — Как я рада, что вы приехали! Отца ранили, а Мэгги и Айлин выгнали меня из комнаты, я боюсь, что дело обстоит плохо, — говорила Иден, пока доктор стремительным шагом проходил в дом.
   Когда Иден проводила его в спальню отца, Мэгги удивленно посмотрела на высокого стройного мужчину с золотыми волосами и смеющимися зелеными глазами. Он был вызывающе красив и ничем не напоминал собою того маленького, черненького, умудренного наукой старика, которого она себе представила со слов Айлин.
   — Я жена Колина, доктор Торрес, — сказала она, снимая покрывало с туго перевязанной раны мужа.
   Он улыбнулся и кивнул, опуская кожаную сумку.
   — Жаль, что приходится знакомиться при таких печальных обстоятельствах, миссис Маккрори. — Затем он поднял глаза на Иден. — Тебе, Иден, лучше подождать внизу, — сказал он с удивительной решимостью в таком мягком голосе. — Я позову тебя, если что-нибудь понадобится.
   Она без слов повиновалась, а доктор начал разматывать повязку.
   — Прекрасно сделано, — кровотечение остановлено.
   — Волк заткнул рану перед тем, как они поехали обратно. Даже не представляю, как Колин вынес двухчасовую езду на лошади с такой раной, — сказала Мэгги, бледнея при виде воспалившейся красной раны в боку мужа. Он по-прежнему был неподвижен и едва дышал.
   — Рана чистая. А теперь помогите мне перевернуть его, чтобы я мог осмотреть спину, — приказал док, переворачивая Колина на левый бок. — Прекрасно. Из выходного отверстия кровотечение тоже почти прекратилось.
   Он осторожно смазал рану карболкой и сверху насыпал темно-желтого порошка. Мэгги помогла ему вновь забинтовать Колина. Затем они перевернули его на спину и укрыли.
   — Похоже, что жизненно важные органы не задеты. И сейчас единственный его враг — жар. Придется присматривать за ним.
   — Айлин сказала, что у вас нетрадиционный подход к жару.
   — Я во многом нетрадиционен. Я член движения за «Обновленный иудаизм», — с улыбкой сказал он. — Я наследник длинной династии превосходных целителей. Мой дальний предок узнал у карибских народов, что охлаждение при жаре гораздо эффективнее, чем перегрев. И я хочу, чтобы вы точно исполняли мои предписания. Мне сейчас надо ехать к Зеллерам принимать роды, так что я вас покину. У миссис Зеллер дважды были трудные роды, и ей нужна моя помощь. А сюда я вернусь завтра утром.
   Мэгги кивнула, прислушиваясь к каждому слову, интуитивно доверившись этому искреннему молодому врачу с мягким чувством юмора и искусными, бережными руками.
   К вечеру худшие предположения доктора Торреса подтвердились, и Колина затрясло в сжигающем жаре. Мэгги тут же принялась за работу, разрывая простыни и покрывая больного с головы до ног мокрыми тряпками, а Айлин и Иден подносили свежую воду и охлаждали разогретое тряпье. Так они провели не один час.
 
   Колин ощущал опаляющий жар. Это была проклятая жара Соноры, расположенной явно над преисподней. Солнце обрушивалось на его полуобнаженное тело, а он не мог оторваться от своей работы.
   Пока он одной рукой оттягивал волосы, а другой острым лезвием взрезал скальп апачи, слышался мерзкий всасывающий звук. Плоп! И у него в руке оказался отвратительный трофей. Острым взглядом он оглядел царящий вокруг хаос, привязал скальп к поясу и двинулся к следующей жертве.
   — Я смотрю, парень, ты только самцов отстреливаешь. А кошек и котят — желудок не позволяет? — спросил седой наездник с одним глазом, приторачивая с дюжину окровавленных париков к шесту для скальпов.
   Колин Маккрори пожал плечами, продолжая методично трудиться.
   — За мужика дают сто долларов. За женщину — пятьдесят, а за ребенка — двадцать пять, — ответил он с мягкой шотландской картавостью.
   Лебо сплюнул табачную жвачку в жирную ржавую пыль и засмеялся, демонстрируя черные обломки зубов.
   — Ну признай, что слабо убивать женщин.
   — Да оставь ты шотландца в покое, Эрнст, — спокойно сказал здоровенный смуглый скальпер по имени Амос. — Он честно делает свою работу в бою.
   — Да. И не блюет, когда срезает скальпы, — добавил огромный канак. Его большой живот затрясся от смеха, когда он водрузил шест со скальпами на лошадь.
   Колин ощущал едкую сладость быстро свернувшейся на такой жаре крови. Над искалеченными трупами жадно жужжали мухи, садясь на его руки и испачканные кровью штаны из оленьей кожи. Колин яростно от них отмахивался.
   Здоровенный канак закончил свою работу, затем полез в седельную сумку и достал мешочек с продуктами. Из корицы, сахара и кукурузной муки он соорудил мешанину, приправил ее кровью, лужей разлившейся вокруг мертвой индеанки, скатал шарик и отправил это отвратительное блюдо в рот.
   — Черт побери! Я же говорил, чтобы ты так не делал, жалкий варвар! — звонко рявкнул Джереми Нэш.
   Колин давно узнал, почему их главарь с таким презрением относится к британцам, у него была кличка Австралиец, — потому что он сбежал из британской каторжной колонии в Австралии.
   Маккрори не стал смотреть, чем закончится стычка большого канака и Нэша. Что там ни говори, но вот после таких набегов желудок у него все-таки скручивало. Ему уже приходилось видеть, как канак поедает этот деликатес. Маккрори сердито отмахнулся от жирных мух и поднялся, скривившись от боли, когда перенес вес на раненую ногу.
   — В Чихуахуа есть доктор. Надо бы обратиться, пока не нагноилась, — сказал Лебо, рассматривая глубокую рану на бедре Маккрори, нанесенную боевым дротиком апачей.
   Колин фыркнул.
   — Нужен мне доктор. Я скорее отравлюсь, чем дам ему отрезать мне ногу.
   Проклятье, но она действительно болела по-сучьи. И он понимал, что в этой жаре и грязи подвергает себя смертельной опасности, хоть яростная и беспощадная битва уже позади. Он закончил привязывать свои трофеи к шесту и захромал к ручейку, бегущему посреди лагеря апачей, намереваясь промыть рану чистой водой.
   Смерть во всей своей непристойности пронеслась по деревушке апачей-чирикахуа. Нет, никогда не привыкнуть ему к резне. Банда скальперов Австралийца налетела на них на рассвете. Когда совсем рассвело, тяжкие труды были завершены. Все враги были оскальпированы. И волосатые трофеи украшали шесты. Попавшие в рабство к апачам мексиканцы уже готовы были отправиться домой, на свободу, а лошади и мулы согнаны для перегона в город Чихуахуа. Богатая добыча. Свыше 150 скальпов апачей, 15 освобожденных пленников и по крайней мере 200 крепких животных. Компания серебряных рудников с удовольствием расплатится с ними.
   Джереми Нэш с беспутной ухмылкой, в кричащей шляпе с перьями, подъехал и стал наблюдать, как Маккрори промывает воспалившуюся красную рану.
   — Когда промоешь, присыпать вот этим, дружище. — Он бросил юноше кожаный кисет. — Как давно ты со мной кочуешь? Год? Два? Странно. Я тебя помню совсем никчемным.
   — Почти два года, — ответил Колин, присыпая сушеным тысячелистником медленно кровоточащую рану.
   — Когда я подобрал тебя в Сан-Луисе, на тебе и пары штанов не было.
   — И ты принял меня под свое крыло исключительно из доброты сердечной, — спокойно ответил Копии, бросая обратно кисет и устремляя взгляд золотых своих глаз в проницательные синевато-серые глаза Австралийца.
   Нэш откинул голову назад и расхохотался.
   — И вместо маленького костлявого шотландца появился мужчина. Только не говори, приятель, что я ничему не обучил тебя. Неплохо мы сегодня заработали. Эти чопорные британцы заплатят нам серебром за каждый скальп. А ведь ты богатый парень, шотландец.
   Колин рассматривал белозубую улыбку Нэша.
   — Да ведь ты и сам на этом наверняка сделал уже дюжину состояний. Почему же ты не бросишь это занятие?
   Австралиец пожал плечами.
   — Я родился в Сиднейском порту. Моя мать была шлюхой. И возвращаться домой у меня нет никакого желания, дружище. А у тебя?
   Маккрори пожал плечами.
   — А я своей матери и не знал. Отец же был городским пьяницей. Я всегда мечтал о том, как попаду в Америку. И, признаться, когда я высаживался в Нью-Йорке, я не думал, что окажусь в этом Богом забытом краю.
   Нэш засмеялся.
   — Привыкнешь. Мне здесь нравится. Ни законов, ни полицейских. Море виски и, женщин. А серебра столько, что я могу купить все, что захочу. И убивать ты тоже привыкнешь, — добавил он зло.
   — Тебе это, похоже, даже нравится. — Проницательные золотые глаза оценивающе оглядели Австралийца. — А мне никогда не понравится.
   — Тогда тебе лучше убраться отсюда — пока ночные кошмары не начались, — жестко сказал Нэш.
   Маккрори отвел взгляд. Он перевязал рану и двинулся к лошади.
   Австралиец негромко рассмеялся.
   Ага, значит, сладкие сновидения уже начались. Тебе видятся трупы, и ты даже ощущаешь кислый запах собственного страха.
   — Нет, на самом деле больше всего мне не нравятся мухи. Стервятники, жиреющие на трупах.
   Жара накрыла все, и лицо Австралийца задрожало в волне зноя. А затем все погрузилось в темноту.
 
   Измученная и напуганная, Мэгги прижимала его к постели и вслушивалась в бредовое бормотание. Из бессвязных фраз можно было понять, что упоминается какой-то австралиец — неведомо, кто такой, — и какие-то жалобы о мухах на луже крови. Она решила, что все это связано с его ранением. Затем он стал звать Иден или Элизабет. Каждое упоминание о покойной жене кинжалом впивалось в ее сердце, но Мэгги сглатывала слезы и продолжала обмывать его холодными полотенцами.