Страница:
Ширл Хенке
Единственная
Глава 1
Территория Аризоны, 1863 год
Часы на каминной полке в гостиной отзвонили три часа утра.
— Сэр, сэр, вы можете подняться! — эхом прозвучал в длинном лестничном пролете провинциальный ирландский выговор Айлин О'Банион?
Колин Маккрори перестал расхаживать по ковру гостиной и устремился к ступеням, перешагивая сразу через две, пока не оказался рядом с пухленькой горничной жены. Взяв ее за плечи, он спросил:
— Элизабет… с ней все в порядке?
Его живые, отливающие золотом глаза потемнели от усталости, а лицо осунулось от долгой бессонной ночи. Лицо Айлин расплылось в теплой улыбке.
— Еще как. Ведь нас охраняют святые! С мисс Элизабет все прекрасно, сэр. Просто прекрасно. Продолжалось все долго, но вот только что она подарила вам красивую малютку, девочку.
— Иден. Иден Элизабет Маккрори. Вот какое имя мы выбрали для девочки, — нежно сказал он, и улыбка стерла с его лица всю усталость.
— У нее серебристые волосы матери и прелестные тончайшие черты лица, — журчала Айлин, но Колин уже спешил на звучный вопль ребенка. Ему еще никогда не доводилось слышать таких сладостных звуков.
Территория Аризоны, 1880 год
— Мистер Колин, не собираетесь же вы отправиться в одиночестве?
Голос Айлин О'Банион прервал его размышления о семнадцати прошедших годах. Он не мог забыть тот день, когда родилась его дочь. Идея. Она стала смыслом его жизни, всем, что имело для него значение, хотя за прошедшие годы он скопил огромное состояние. Колин смущенно поглядел на преданную домоправительницу, ставшую Иден второй матерью.
— Но я должен сделать это сам, Айлин. С тех пор, как Айлин приехала на Запад и нанялась в горничные к Элизабет, а затем, после смерти хозяйки, осталась, чтобы вырастить Иден, ее пышущее здоровьем лицо округлилось, появились морщинки. Некогда густые волосы поредели и поседели, и выглядела она на свои шестьдесят четыре года.
— Эти варвары застрелят вас, и что тогда станется с моей малышкой?
Глаза Колина Маккрори застыли янтарем, когда он уставился на бледно-лиловые пики гор на юге, за травянистыми заливными лугами у реки.
— Их ведь было только двое, Айлин. К тому же я знаю местность, — добавил он загадочно.
Оставив ее в доме, он направился в загон для скота, где приказал конюху седлать большую пятнистую лошадь и приготовить еще двух, покрепче, для длительной, изматывающей скачки. Эти ублюдки, похитившие Иден, имели два дня форы.
И вновь он проклял чудовищный случай, когда дела увлекли его в Прескотт, в то время как единственный его ребенок оказался оставленным на попечение Джуда Ласло. Все на ранчо пребывали в уверенности, что Иден просто поехала верхом в Симпсон, к своей подружке Луизе. И только когда он, по дороге домой, заехал туда, на свет всплыла дьявольская задумка Джуда Ласло.
При первой встрече Ласло производил впечатление вкрадчивого и льстивого человечка. На деле же он был весьма жесток и коварен. Маккрори не раз в жизни приходилось встречать подобных типов. Вот почему Колина не успокоило и наличие сторожа, нанятого конюхом Рифом Кейтсом, и вот почему он стрелял в Ласло, когда тот что-то вынюхивал у жилого дома ранчо.
— Этот сукин сын, наверное, уже тогда присматривался, как бы выкрасть Иден. Жаль, что я не убил его, — пробормотал он.
Айлин в ответ перекрестилась и забормотала молитву. Ее голос стих, когда он вновь оказался у конюшни, откуда Кейтс выводил лошадей.
На лице старика была тревога. Он запустил шишковатые пальцы в седые редкие волосы и сказал:
— Я должен поехать с тобой, Колин.
— Я уже сказал тебе. Риф. Ты или кто-нибудь другой будете мне только обузой, мне придется ехать медленнее. Не беспокойся, я привезу ее назад. Но чем меньше людей будут знать, что произошло, тем лучше.
— А может, тебе стоит попросить поехать с тобой Стэнли? Ведь он имеет на мисс Иден виды, — сказал Риф.
— Эдвард Стэнли — городской мальчик. Его бы я просил в последнюю очередь. И ему, пожалуй, лучше совсем не знать, что Иден пропала.
Мрачно кивнув, Кейтс проследил, как Маккрори вскочил на пятнистого жеребца Сэнда, взяв поводья и двух других крепких лошадей. Ранчо «Зеленая корона» славилось прекрасными рысаками, быстрыми и выносливыми.
— Ты едешь в Прескотт? — спросил Риф. Колин покачал головой.
— Какой смысл? Они ни за что не осмелятся направиться туда. Нет, я надеюсь срезать путь и перехватить их где-нибудь до Тусона.
— Они переберутся через границу, — с ноткой отчаяния сказал Кейтс.
— Я успею раньше, — мрачно отозвался Колин. Он пустил Сэнда в легкий галоп и направился на юг.
Езда до Тусона была изматывающей. Лишь ночью, при полной луне, Колин позволил себе четыре часа сна. На второй день он вышел на их след, но след этот был уже остывший. Даже если увеличить скорость, они успеют оказаться в Соноре раньше, чем он их настигнет. Он и в мыслях не допускал, что потеряет их в бездорожье мексиканской пустыни. Ему пришлось в свое время провести четыре дьявольских года в Чихуахуа за Сьерра-Мадре, да и в самой Соноре довелось пожить. Он знал эту страну и ее обитателей. Он найдет Иден и привезет ее домой.
Далеко за полдень он въехал в Олд-Пуэбло, давний центр территории, называемой Тусон. Здесь ему предстояло порасспрашивать о Ласло и его компаньоне, приобрести кое-какую провизию и затем отправиться дальше. В течение десятилетия, с 1867 по 1877 год, это испанское поселение было столицей и оставалось по-прежнему здесь самым крупным городком. И хотя английские названия типа Маккормик-стрит и Мейер-стрит вытесняли испанские, в, архитектуре Пуэбло преобладали обшитые деревом глиняные постройки.
Колин натянул поводья у платной конюшни Сеттлера и передал коней мальчику-конюху.
— Оботри их хорошенько и накорми. Я поеду через час-другой.
Он сунул этому мрачному юному мексиканцу несколько серебряных монет, принятых весьма проворно.
Самый большой магазин города, «Торговый центр Уинслоу Баркера», располагался на этой же улице. У этого старого нечестивца найдутся для Колина Маккрори первоклассные товары, а не те заплесневелые продукты и бумазейные одеяла, которые он продает апачам из резервации.
Когда Колин подошел к большому зданию магазина, служащий как раз запирал широкие двойные двери. Большая длань Маккрори решительно легла на дверь и открыла ее.
— Мне нужны кое-какие вещи для переезда через границу. Срочно.
И, не дав юному клерку и рта раскрыть, решительно прошел внутрь, где уже царил полумрак.
— Мистер Маккрори… Мистер Баркер ужасно, сердится, когда не соблюдается режим закрытия… Но если он увидит, что это вы…
Решившись, юноша решительно кивнул, и рыжий хохолок на его голове дрогнул.
— Что бы вы хотели?
— Мне нужна пара добротных толстых одеял, бобы, кофе, бекон, кукурузная мука и пара сотен патронов калибра 40.44 для моего «ремингтона».
Парень вытаращил глаза.
— Вам предстоит длительное путешествие, мистер Маккрори?
— Может быть, — последовал лаконичный ответ. — Доставьте все это по возможности быстрее в платную конюшню Сеттлера. — Он вручил юноше двадцатидолларовую золотую монету. — Этого хватит на все, в том числе и на плату за твои хлопоты.
Лицо парня засияло, как солнце над пустыней, и он даже стал заикаться:
— С-спасибо, миллион раз спасибо, мистер Маккрори!
Те, кто утверждают, что шотландцы скупы, просто никогда, не встречались с Колином Маккрори.
Колин зашел в несколько салунов в самой сомнительной части города, по которым слонялись ковбои, и порасспрашивал о Ласло. Нигде его не видели, и только в одном местечке с трудом припомнили, что какой-то парень проехал через город вчера утром и так торопился, что даже не остановился перемолвиться словечком. Описание этого человека соответствовало внешности парня, который помогал Ласло украсть трех лучших коней Маккрори до того, как похитили Иден.
Иден. Красивая и грациозная, его любимое единственное дитя, единственная связующая нить между ним и Элизабет, которой он стольким обязан. Его жена, по ее же собственным словам, была «полковым ребенком». Она приехала в Аризону в 1861 году вместе с отцом — капитаном, получившим назначение в Форт-Лоуэлл на границе Тусона. Обожествлявший ее Колин был поражен, что ей понравился он, чужестранец, едва умеющий нацарапать собственную фамилию, пусть он и стал процветающим землевладельцем.
Элизабет до кончиков ногтей была образованной и утонченной леди. Она учила его всему — как писать и читать, как пользоваться вилкой на званом обеде, даже тому, как танцевать. Их совместная жизнь оказалась трагически короткой. После рождения Иден Элизабет отчаянно хотела подарить ему наследника, мальчика. И в 1865 году, в снежный декабрьский день, она умерла при родах. А мальчик умер через несколько часов после кончины матери. Больше Колин ни с кем не связывал свою судьбу брачными узами.
Ноги сами несли его к платной конюшне, в то время как мыслями он был с дочерью. Кости ныли, а глаза резало, словно в них нанесло половину песков Аризоны. Он недавно отметил свое сорокалетие. Мужчина в самом расцвете сил, как сказала Иден, поднимая тост в его честь. Иден. Он зашагал еще быстрее.
Подходя к конюшне, он услыхал скрипучий голос Джеба Сеттлера, вовлеченного в спор с другим мужчиной, чей голос хоть и звучал тише, но явно был исполнен угрозы.
— Я уже сказал, что не обслуживаю нечистокровных, — упрямо сказал Джеб с ноткой раздражения в голосе.
— Извините, но я вынужден настаивать. В полумраке конюшни двое этих спорящих отбрасывали зловещие лиловые тени. Джеб был коренастым мужчиной среднего роста с хорошо развитой мускулатурой и неторопливыми движениями. Его соперник, шести футов росту, обладал смертоносной грацией пантеры. Медная кожа и гладкие черные волосы до плеч выдавали в нем индейца, но одет он был, как белый человек, в башмаки и хлопчатобумажные брюки. У стройного бедра Колин разглядел висящий «кольт-молнию» 41 калибра, самовзводный.
— Какие-нибудь неприятности, Джеб? — миролюбиво спросил Колин.
Джеб Сеттлер обернулся, довольный, что хоть кто-то прекратит этот спор. Впрочем, он-то знал, как шотландец относится к этим чертовым дикарям.
— Да вот этот апач хочет поставить здесь свою лошадь. А я ему говорю, чтобы он попробовал в другой конюшне.
— А у меня нет желания ехать дальше, — спокойно сказал полукровка, оценивающе оглядывая высокого пришельца острым взглядом.
Между ними промелькнула искра духовного родства. Больше он ничего не сказал, ожидая, что сделает этот загадочный незнакомец.
— Поставь его лошадь, Джеб. — Подчеркнуто разглядывая оружие молодого краснокожего, Колин добавил: — Потому что у меня такое ощущение, что ты можешь пожалеть, если отказываешь ему беспричинно.
Полукровка слегка улыбнулся, в то время как его холодные черные глаза вызывающе оглядывали вспотевшего Джабедию Сеттлера.
— Этот человек прав.
— И всегда-то ты, Маккрори, заступаешься за этих индейцев. Однажды они-таки снимут с тебя скальп.
Глаза Колина потемнели от ярости, но прежде чем он успел хоть что-то сказать, вмешался юноша.
— Так вы — Колин Маккрори из «Зеленой короны»?
— Да. А это тебе что-то говорит? — успокоившись, сказал Колин.
— Я из Эль-Пасо. И зовут меня Блэйк. Волк Блэйк.
Он не стал протягивать руки.
Оба они внимания не обращали на кипящего от злости Сеттлера, который не отваживался вмешаться в их разговор.
— Так это ты; Блэйк. Я слышал о тебе. И о твоем умении владеть оружием.
Колин протянул руку. Блэйк пожал ее.
— Именно поэтому я и направлялся в «Зеленую корону». Я так понимаю, что вам нужен человек вроде меня.
— Может быть.
Колин обратился к Джебу:
— Пусть твой парень оботрет лошадь Блэйка. И когда покрасневший от негодования Сеттлер ушел в глубь конюшни, окликая Отиса, Колин заговорил:
— Сейчас я спешу. За границу: в Сонору. И мне действительно нужен охранник на мою лесопилку, что к северу от Прескотта. У меня там кое-какие проблемы.
— Проблемы с апачами? — спокойно спросил Волк.
— Нет. У меня с апачами личный договор, еще с шестьдесят первого года, когда я тут обосновался, а войск и в помине не было. И они всегда держали свое слово, а я — свое.
Волк изучал Колина с легким изумлением в темных глазах.
— В наши дни этот метод обращения с апачами не очень-то популярен. Колин пожал плечами.
— И никогда не был популярен. В общем, мне бы пригодилось, Блэйк, твое умение обращаться с оружием, как я уже сказал, но сейчас я тороплюсь.
— Вы кого-то выслеживаете. — Это был даже не вопрос. Волк оглядел солидное вооружение Колина. — Я видел, как парень из магазина доставил эти запасы и амуницию.
Колин помолчал, словно обсуждая что-то с самим собой, затем сказал:
— Ты только что приехал издалека. Сможешь выдержать еще один переезд?
Блэйк неторопливо усмехнулся, обнажив великолепные зубы.
— Судя по вам, вы в седле гораздо больше продержались. Так что и я смогу.
Луна была на исходе, а по небу потянулись тучи, и двум всадникам пришлось спешиться. Костер они не стали разводить. В дороге питались сухарями и вяленым мясом. Когда они завернулись в одеяла, Волк прервал затянувшееся молчание:
— Вы так и не сказали, за кем же мы гонимся.
— Не сказал.
Колину не хотелось, чтобы посторонние, помимо Айлин и Рифа, знали, что случилось с Иден. Ее жизнь по возвращении домой и так будет несладка и без слушков и шептаний о «постигшем ее несчастье».
Колин помолчал, принимая решение исходя в основном из инстинктивных ощущений. Он понимал, что мог оказаться в неприятной ситуации, но ему нравилось, что этот парень не докучал расспросами и праздной болтовней. Это подходило его угрюмому шотландскому характеру. Такое поведение, помимо прошлой привязанности к апачам, импонировало ему.
— Некий человек, по имени Джуд Ласло, похитил мою дочь. Он и еще один мужчина по имени Макс Хэйвуд. И с ней они скрылись за границей.
— Мне приходилось слышать о Ласло. Он занимался тем же, что и я.
— И занимается. Я нанял его приглядывать за лесопильней. А он начал вынюхивать насчет Иден.
— Вы его уволили, а он в отместку ее похитил. Он не оставил записки с требованием выкупа?
— Если бы. — Голос Колина в темноте был едва слышен. — Нет, этот сукин сын забрал только ее и несколько моих самых быстрых лошадей, чтобы сбежать. В Тусоне я выяснил, что он проезжал там вместе с Хэйвудом. А перед этим я напал на их след семьюдесятью милями севернее. По отпечаткам подков я узнал своих лошадей.
— А вы догадываетесь, куда они направляются?
— От Тусона только одна дорога, по которой попадается вода, — до Хермосилло, — отозвался Колин, и воспоминания навалились на него с той же тяжестью, что и это толстое одеяло, прикрывавшее от ночной пустынной прохлады.
— А у вас нет ощущения, что они могут устроить вам ловушку? — спросил. Волк.
— Я думал об этом. Может быть, поэтому я и предложил тебе работу.
— Спасибо, Маккрори, — сухо сказал Волк.
Весной пустыня Сонора божественно красива. К безоблачному небу «Тянут свои причудливые руки кактусы сагуэро, покрытые маленькими белыми лепестками, приносимыми в жертву немилосердному солнцу. Среди каменистых расселин появляются хрупкие, похожие на маргаритки, желтые и коричневые цветочки. Гигантскими рощами стоят столетники, а их желтые цветки скрывают острые пилообразные края, от которых проезжающие держатся подальше.
Но ни Колину, ни Волку не было никакого дела до этого грубого великолепия. Они ехали в жаре и пыли, сохраняя стоическое молчание, высматривая следы подков лошадей «Зеленой короны». Но порошкообразная пыль, гонимая ветром, скрывала все следы. По дороге наездники останавливались в двух маленьких городках, и во втором им повезло — им сообщили о двух гринго и светловолосой женщине, едущей с ними. Преследование продолжалось.
— Следующий городок — Сан-Луис. Через два дня пути. Думаю, мы их нагоняем.
Каждый час пребывания Иден в руках этих животных убивал его по капле, но Колин ничего больше не говорил, угрюмо сжимая рот.
Вы знаете эту местность. — Волк не льстил, просто отдавал должное опыту более старшего.
— Мне приходилось здесь бывать раньше. Господи, не дай этим старым ночным кошмарам вернуться ко мне. Ведь столько лет прошло!
Сан-Луис дремал в полуденной жаре. Страдающие от блох лошади и мулы, облепленные в этой жаре еще и мухами, уныло повесили головы у грубо сколоченной коновязи. Из салунов, расположенных вдоль главной улицы, доносилось тихое бормотанье, лишь изредка прерываемое хриплыми раскатами хохота. Некогда оживлявшие жизнь серебряные рудники истощились. К северу, на американских территориях, механизация труда еще позволяла окупать разработки. Здесь же, где человек трудился грубым кайлом и лопатой, дело шло к упадку.
Уставясь в окно своего кабинета, Мэгги Уортингтон размышляла над будущим экономики Сан-Луиса, а вернее, над своей судьбой.
— Господи, ну не хочу я подыхать в этой дыре, — пробормотала она вполголоса.
Дальнейшие жизненные варианты разнообразием не баловали — одни тупики. По крайней мере, здесь она обладала хоть какой-то самостоятельностью.
И тут же тишину нарушили грохот мебели и звон стекла вперемежку с воплями Генриетты и Лены. Выругавшись, Мэгги отвернулась от окна и вышла в холл. Эти две шлюхи вновь сцепились, отвоевывая друг у друга благосклонность Джека Шлеффера, ничтожества с бегающими глазками. Да и остальные мужчины, по мнению Мэгги Уортингтон, не стоили того, чтобы из-за них устраивать потасовки.
Отодвинув Джека в сторону, она приблизилась к месту схватки, где противницы тягали друг друга за волосы и старались выцарапать глаза друг дружке.
— Дай-ка я разберусь с этим, — сказала она с ярко выраженным акцентом янки, что всегда привлекало к ней внимание.
Джек отошел, а она склонилась над двумя женщинами, которые теперь катались по полу. Схватив одной рукой за черные, а другой — за рыжие волосы, она с такой силой дернула, что у сражающихся глаза полезли на лоб. Обе, как по команде, застыли.
— Если еще раз вы устроите потасовку, я вас выгоню. Но это я вам говорила в прошлый раз. Я не хочу, чтобы мое заведение разорилось, и мне не нужны две шлюхи, которые похожи на пугала. Так что собирайте манатки и уматывайте.
— Мисс Мэгги, она начала первая. Ни из-за чего как набросилась на меня, — жаловалась Генриетта, вытирая окровавленный нос.
— Ты отбивала моего мужика, ты, лживая, грязная шлюха! — завопила Лена, откидывая густую гриву черных волос.
Мэгги повернулась к Шлефферу.
— Ты хотел их. Вот и получил.
Тот побледнел и принялся было спорить, но, увидев грозное выражение лица мадам, лишь кивнул. Мэгги вернулась в кабинет, закрыла дверь и изнутри привалилась к ней.
— Черт, как же мне опротивела эта жизнь.
— Может быть, я избавлю вас от проблем, дорогая леди. — В большой комнате раздался низкий мужской голос.
Из полутемного угла материализовался Джуд Ласло и приблизился со своим обычным самодовольным видом.
— Ты же прекрасно знаешь, что в кабинет без приглашения заходить нельзя.
— Я просто искал вашего компаньона.
— Его здесь нет. Проваливай.
— Ну, ну, Мэгги, дело ли это, так разговаривать со старыми друзьями? Я не видел тебя чуть ли не целый год, На его подвижных губах показалась вкрадчивая улыбка, обнажая ровные белые зубы. Джуд не сомневался, что со своими кудрявыми каштановыми волосами, крупными правильными чертами лица он неотразим. Он был высок, грудь имел бочкообразную, мускулы крепкие — чего же еще надо большинству женщин!
Мэгги с первого раза разглядела в этих ледяных зеленых глазах жестокость. Она шлепнула его по руке, когда, резвясь, он потянулся к ее золотистым локонам, спускающимся на плечи.
— Я же сказала, проваливай. — Голос ее был холоден как лед и угрожающе спокоен.
— Где Флетчер?
— В Хермосилло. Ласло выругался.
— Вчера вечером у него разболелся зуб. И на рассвете он уехал туда к дантисту. Я думаю, он приедет не раньше чем через несколько дней.
Он еще шире улыбнулся, а кошачьи глазки засверкали. Схватив ее одной рукой, он прижал ее к себе.
— Вот и хорошо. Значит, мы с тобой сумеем…
— Не сумеем. — Не вынимая из кармана юбки небольшой кольт 32 калибра, она приставила дуло к его промежности. — Только пикни еще, и я отстрелю тебе твое хозяйство.
В тишине безошибочно можно было определить, как клацнул взводимый курок.
Он побледнел и медленно отступил.
— Потискал бы тебя, но ведь ты же самая ненормальная из всех женщин, которых я встречал.
— Ты бы потискал, да мне не хочется. Тем более, что ты и не умеешь.
— Понять не могу, зачем Флетчеру такая холоднокровная рыба тут. У тебя что, кусок льда между ног, а?
— Вот и радуйся, что не узнал. А то бы твой конец замерз и отвалился, — с притворной лаской сказала она.
Он выругался, обошел ее и исчез, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Закрыв на замок дверь кабинета, Мэгги спустила револьвер с боевого взвода. Затем подошла к тумбочке, стоящей у стены за письменным столом, и плеснула себе глоток бурбона одиннадцатилетней выдержки. С каждым годом напиток усваивался все легче. В этом она видела плохой знак. Решительно отставив графин, она поставила пустой стакан. Дополнительных порций сегодня не будет.
Ей д6 смерти надоели эти грязные, надменные мужланы, мозговых извилин у которых не больше чем в булыжнике. И не важно, невзрачный ли это Джек Шлеффер или смазливый Джуд Ласло. Все они отвратительны. И вообще, она не могла припомнить ни одного мужчины, который не вызывал бы у нее неприязни — физической, во всяком случае. С тех пор как ее девическое увлечение Уоленом Прайсом закончилось крахом и предательством, она научилась использовать мужчин. Без всяких чувств.
Разумеется, из них выделялся Барт, но Барт Флетчер никогда не был ее любовником. Наставником, доверенным лицом, деловым партнером — да… Она многим была обязана ему, но последнее время их ровные отношения стали ухудшаться, и она не могла понять почему.
Раздраженно пожав плечами, она выбрала платье, соответствующее ее должности внизу. Каждый вечер она устраивала игру в блэк-джек. В конце концов, разве за семь лет это не могло превратиться в привычку?
Салун «Серебряный орел» открылся уже в 1861 году. Это было единственное двухэтажное здание в Сан-Луисе. В названии салуна Барт Флетчер просто смешал элементы английской геральдики и образ, привычный мексиканскому мышлению. В годы бума заведение процветало. Его бары, игорные столы и бордель на втором этаже каждую ночь работали с полной нагрузкой.
Мэгги начала работать на Барта в — 1873 году. Через год они стали компаньонами. Хорошая мадам, умная, здоровая и честная, была находкой для, любого заведения, не говоря уж о такой дыре, как горняцкий городок в пустыне Сонора. Они составили хорошую команду и зарабатывали приличные деньги. Какое-то время. Теперь же… Мэгги покачала головой и занялась картами.
Она вгляделась в лица двух своих партнеров по игре — богатого скотовода Грегорию Санчеса и десятника с рудников Матео Гузмана. Санчес от следующей карты отказался. Гузман попросил одну. Она сдала ему десятку, а себе семерку с королем, да четверка у нее уже была.
— Двадцать одно, джентльмены, — сказала она с профессиональной улыбкой.
Санчес, у которого было две картинки, лишь философски пожал плечами. У Гузмана, с дамой и девяткой, получился перебор; он с отвращением швырнул карты и величественно удалился.
Машинально перемешивая карты, она размышляла над причинами своего скверного настроения. Неужели отсутствие Барта сделало ее такой мрачной и раздражительной? Все пришлось одно к одному: и это, и ничтожество Ласло со своими расспросами, не говоря уж о том, что пришлось уволить двух лучших девушек.
И что этому мерзавцу Ласло нужно от Барта? Она рассмеялась про себя. Бартли Веллингтон Флетчер не был ангелом. Просто в этой душной дыре я за два дня отупела без умного собеседника.
И все же дело было не только в этом, — Мэгги понимала. Она устала от необъяснимой полосы невезения и работы без отдыха. Когда она всерьез занялась совместным делом с таким мелким мошенником, как Барт Флетчер, жизнь действительно стала проходить мимо. Ей уже исполнилось тридцать четыре, но за все эти годы жизни в Мексике она так и осталась чужестранкой, вечно одинокой, замкнутой, годной лишь на выслушивание сердечных излияний девушек. Терпеливо относилась она и к признаниям напившихся мужчин, отвергая притязания таких ничтожеств, как Ласло, или редких заезжих чужаков, еще не знакомых с la americana intacta. Intacta. Недотрога. Целомудренная. Мэгги усмехнулась про себя. Ни один мужчина уже давно не касался ее, но она вовсе не была целомудренной. Ее мысли унеслись далеко от игры, и заведению пришлось раскошелиться на проигрыш Санчесу и какому-то горняку, занявшему место Гузмана. Подозвав одну из девушек себе на замену, она извинилась и пошла по лестнице наверх на традиционное послеполуденное чаепитие, к которому приучил ее Барт. Она уже миновала середину лестницы, когда вошел он. Она мгновенно обернулась, словно почувствовала, что присутствие этого человека проигнорировать не может.
Американец — тотчас определила она, хоть он и заказал пиво на испанском языке. Он был высок, выше шести футов. Из-под плоской шляпы выбивались темно-каштановые волосы, щедро тронутые сединой. Тонкие черты лица и точеный профиль, несмотря на некое угрожающее выражение, были сногсшибательно красивы. Солнце покрывало бронзой его кожу, а прожитые годы отразились впадинами на щеках.
Часы на каминной полке в гостиной отзвонили три часа утра.
— Сэр, сэр, вы можете подняться! — эхом прозвучал в длинном лестничном пролете провинциальный ирландский выговор Айлин О'Банион?
Колин Маккрори перестал расхаживать по ковру гостиной и устремился к ступеням, перешагивая сразу через две, пока не оказался рядом с пухленькой горничной жены. Взяв ее за плечи, он спросил:
— Элизабет… с ней все в порядке?
Его живые, отливающие золотом глаза потемнели от усталости, а лицо осунулось от долгой бессонной ночи. Лицо Айлин расплылось в теплой улыбке.
— Еще как. Ведь нас охраняют святые! С мисс Элизабет все прекрасно, сэр. Просто прекрасно. Продолжалось все долго, но вот только что она подарила вам красивую малютку, девочку.
— Иден. Иден Элизабет Маккрори. Вот какое имя мы выбрали для девочки, — нежно сказал он, и улыбка стерла с его лица всю усталость.
— У нее серебристые волосы матери и прелестные тончайшие черты лица, — журчала Айлин, но Колин уже спешил на звучный вопль ребенка. Ему еще никогда не доводилось слышать таких сладостных звуков.
Территория Аризоны, 1880 год
— Мистер Колин, не собираетесь же вы отправиться в одиночестве?
Голос Айлин О'Банион прервал его размышления о семнадцати прошедших годах. Он не мог забыть тот день, когда родилась его дочь. Идея. Она стала смыслом его жизни, всем, что имело для него значение, хотя за прошедшие годы он скопил огромное состояние. Колин смущенно поглядел на преданную домоправительницу, ставшую Иден второй матерью.
— Но я должен сделать это сам, Айлин. С тех пор, как Айлин приехала на Запад и нанялась в горничные к Элизабет, а затем, после смерти хозяйки, осталась, чтобы вырастить Иден, ее пышущее здоровьем лицо округлилось, появились морщинки. Некогда густые волосы поредели и поседели, и выглядела она на свои шестьдесят четыре года.
— Эти варвары застрелят вас, и что тогда станется с моей малышкой?
Глаза Колина Маккрори застыли янтарем, когда он уставился на бледно-лиловые пики гор на юге, за травянистыми заливными лугами у реки.
— Их ведь было только двое, Айлин. К тому же я знаю местность, — добавил он загадочно.
Оставив ее в доме, он направился в загон для скота, где приказал конюху седлать большую пятнистую лошадь и приготовить еще двух, покрепче, для длительной, изматывающей скачки. Эти ублюдки, похитившие Иден, имели два дня форы.
И вновь он проклял чудовищный случай, когда дела увлекли его в Прескотт, в то время как единственный его ребенок оказался оставленным на попечение Джуда Ласло. Все на ранчо пребывали в уверенности, что Иден просто поехала верхом в Симпсон, к своей подружке Луизе. И только когда он, по дороге домой, заехал туда, на свет всплыла дьявольская задумка Джуда Ласло.
При первой встрече Ласло производил впечатление вкрадчивого и льстивого человечка. На деле же он был весьма жесток и коварен. Маккрори не раз в жизни приходилось встречать подобных типов. Вот почему Колина не успокоило и наличие сторожа, нанятого конюхом Рифом Кейтсом, и вот почему он стрелял в Ласло, когда тот что-то вынюхивал у жилого дома ранчо.
— Этот сукин сын, наверное, уже тогда присматривался, как бы выкрасть Иден. Жаль, что я не убил его, — пробормотал он.
Айлин в ответ перекрестилась и забормотала молитву. Ее голос стих, когда он вновь оказался у конюшни, откуда Кейтс выводил лошадей.
На лице старика была тревога. Он запустил шишковатые пальцы в седые редкие волосы и сказал:
— Я должен поехать с тобой, Колин.
— Я уже сказал тебе. Риф. Ты или кто-нибудь другой будете мне только обузой, мне придется ехать медленнее. Не беспокойся, я привезу ее назад. Но чем меньше людей будут знать, что произошло, тем лучше.
— А может, тебе стоит попросить поехать с тобой Стэнли? Ведь он имеет на мисс Иден виды, — сказал Риф.
— Эдвард Стэнли — городской мальчик. Его бы я просил в последнюю очередь. И ему, пожалуй, лучше совсем не знать, что Иден пропала.
Мрачно кивнув, Кейтс проследил, как Маккрори вскочил на пятнистого жеребца Сэнда, взяв поводья и двух других крепких лошадей. Ранчо «Зеленая корона» славилось прекрасными рысаками, быстрыми и выносливыми.
— Ты едешь в Прескотт? — спросил Риф. Колин покачал головой.
— Какой смысл? Они ни за что не осмелятся направиться туда. Нет, я надеюсь срезать путь и перехватить их где-нибудь до Тусона.
— Они переберутся через границу, — с ноткой отчаяния сказал Кейтс.
— Я успею раньше, — мрачно отозвался Колин. Он пустил Сэнда в легкий галоп и направился на юг.
Езда до Тусона была изматывающей. Лишь ночью, при полной луне, Колин позволил себе четыре часа сна. На второй день он вышел на их след, но след этот был уже остывший. Даже если увеличить скорость, они успеют оказаться в Соноре раньше, чем он их настигнет. Он и в мыслях не допускал, что потеряет их в бездорожье мексиканской пустыни. Ему пришлось в свое время провести четыре дьявольских года в Чихуахуа за Сьерра-Мадре, да и в самой Соноре довелось пожить. Он знал эту страну и ее обитателей. Он найдет Иден и привезет ее домой.
Далеко за полдень он въехал в Олд-Пуэбло, давний центр территории, называемой Тусон. Здесь ему предстояло порасспрашивать о Ласло и его компаньоне, приобрести кое-какую провизию и затем отправиться дальше. В течение десятилетия, с 1867 по 1877 год, это испанское поселение было столицей и оставалось по-прежнему здесь самым крупным городком. И хотя английские названия типа Маккормик-стрит и Мейер-стрит вытесняли испанские, в, архитектуре Пуэбло преобладали обшитые деревом глиняные постройки.
Колин натянул поводья у платной конюшни Сеттлера и передал коней мальчику-конюху.
— Оботри их хорошенько и накорми. Я поеду через час-другой.
Он сунул этому мрачному юному мексиканцу несколько серебряных монет, принятых весьма проворно.
Самый большой магазин города, «Торговый центр Уинслоу Баркера», располагался на этой же улице. У этого старого нечестивца найдутся для Колина Маккрори первоклассные товары, а не те заплесневелые продукты и бумазейные одеяла, которые он продает апачам из резервации.
Когда Колин подошел к большому зданию магазина, служащий как раз запирал широкие двойные двери. Большая длань Маккрори решительно легла на дверь и открыла ее.
— Мне нужны кое-какие вещи для переезда через границу. Срочно.
И, не дав юному клерку и рта раскрыть, решительно прошел внутрь, где уже царил полумрак.
— Мистер Маккрори… Мистер Баркер ужасно, сердится, когда не соблюдается режим закрытия… Но если он увидит, что это вы…
Решившись, юноша решительно кивнул, и рыжий хохолок на его голове дрогнул.
— Что бы вы хотели?
— Мне нужна пара добротных толстых одеял, бобы, кофе, бекон, кукурузная мука и пара сотен патронов калибра 40.44 для моего «ремингтона».
Парень вытаращил глаза.
— Вам предстоит длительное путешествие, мистер Маккрори?
— Может быть, — последовал лаконичный ответ. — Доставьте все это по возможности быстрее в платную конюшню Сеттлера. — Он вручил юноше двадцатидолларовую золотую монету. — Этого хватит на все, в том числе и на плату за твои хлопоты.
Лицо парня засияло, как солнце над пустыней, и он даже стал заикаться:
— С-спасибо, миллион раз спасибо, мистер Маккрори!
Те, кто утверждают, что шотландцы скупы, просто никогда, не встречались с Колином Маккрори.
Колин зашел в несколько салунов в самой сомнительной части города, по которым слонялись ковбои, и порасспрашивал о Ласло. Нигде его не видели, и только в одном местечке с трудом припомнили, что какой-то парень проехал через город вчера утром и так торопился, что даже не остановился перемолвиться словечком. Описание этого человека соответствовало внешности парня, который помогал Ласло украсть трех лучших коней Маккрори до того, как похитили Иден.
Иден. Красивая и грациозная, его любимое единственное дитя, единственная связующая нить между ним и Элизабет, которой он стольким обязан. Его жена, по ее же собственным словам, была «полковым ребенком». Она приехала в Аризону в 1861 году вместе с отцом — капитаном, получившим назначение в Форт-Лоуэлл на границе Тусона. Обожествлявший ее Колин был поражен, что ей понравился он, чужестранец, едва умеющий нацарапать собственную фамилию, пусть он и стал процветающим землевладельцем.
Элизабет до кончиков ногтей была образованной и утонченной леди. Она учила его всему — как писать и читать, как пользоваться вилкой на званом обеде, даже тому, как танцевать. Их совместная жизнь оказалась трагически короткой. После рождения Иден Элизабет отчаянно хотела подарить ему наследника, мальчика. И в 1865 году, в снежный декабрьский день, она умерла при родах. А мальчик умер через несколько часов после кончины матери. Больше Колин ни с кем не связывал свою судьбу брачными узами.
Ноги сами несли его к платной конюшне, в то время как мыслями он был с дочерью. Кости ныли, а глаза резало, словно в них нанесло половину песков Аризоны. Он недавно отметил свое сорокалетие. Мужчина в самом расцвете сил, как сказала Иден, поднимая тост в его честь. Иден. Он зашагал еще быстрее.
Подходя к конюшне, он услыхал скрипучий голос Джеба Сеттлера, вовлеченного в спор с другим мужчиной, чей голос хоть и звучал тише, но явно был исполнен угрозы.
— Я уже сказал, что не обслуживаю нечистокровных, — упрямо сказал Джеб с ноткой раздражения в голосе.
— Извините, но я вынужден настаивать. В полумраке конюшни двое этих спорящих отбрасывали зловещие лиловые тени. Джеб был коренастым мужчиной среднего роста с хорошо развитой мускулатурой и неторопливыми движениями. Его соперник, шести футов росту, обладал смертоносной грацией пантеры. Медная кожа и гладкие черные волосы до плеч выдавали в нем индейца, но одет он был, как белый человек, в башмаки и хлопчатобумажные брюки. У стройного бедра Колин разглядел висящий «кольт-молнию» 41 калибра, самовзводный.
— Какие-нибудь неприятности, Джеб? — миролюбиво спросил Колин.
Джеб Сеттлер обернулся, довольный, что хоть кто-то прекратит этот спор. Впрочем, он-то знал, как шотландец относится к этим чертовым дикарям.
— Да вот этот апач хочет поставить здесь свою лошадь. А я ему говорю, чтобы он попробовал в другой конюшне.
— А у меня нет желания ехать дальше, — спокойно сказал полукровка, оценивающе оглядывая высокого пришельца острым взглядом.
Между ними промелькнула искра духовного родства. Больше он ничего не сказал, ожидая, что сделает этот загадочный незнакомец.
— Поставь его лошадь, Джеб. — Подчеркнуто разглядывая оружие молодого краснокожего, Колин добавил: — Потому что у меня такое ощущение, что ты можешь пожалеть, если отказываешь ему беспричинно.
Полукровка слегка улыбнулся, в то время как его холодные черные глаза вызывающе оглядывали вспотевшего Джабедию Сеттлера.
— Этот человек прав.
— И всегда-то ты, Маккрори, заступаешься за этих индейцев. Однажды они-таки снимут с тебя скальп.
Глаза Колина потемнели от ярости, но прежде чем он успел хоть что-то сказать, вмешался юноша.
— Так вы — Колин Маккрори из «Зеленой короны»?
— Да. А это тебе что-то говорит? — успокоившись, сказал Колин.
— Я из Эль-Пасо. И зовут меня Блэйк. Волк Блэйк.
Он не стал протягивать руки.
Оба они внимания не обращали на кипящего от злости Сеттлера, который не отваживался вмешаться в их разговор.
— Так это ты; Блэйк. Я слышал о тебе. И о твоем умении владеть оружием.
Колин протянул руку. Блэйк пожал ее.
— Именно поэтому я и направлялся в «Зеленую корону». Я так понимаю, что вам нужен человек вроде меня.
— Может быть.
Колин обратился к Джебу:
— Пусть твой парень оботрет лошадь Блэйка. И когда покрасневший от негодования Сеттлер ушел в глубь конюшни, окликая Отиса, Колин заговорил:
— Сейчас я спешу. За границу: в Сонору. И мне действительно нужен охранник на мою лесопилку, что к северу от Прескотта. У меня там кое-какие проблемы.
— Проблемы с апачами? — спокойно спросил Волк.
— Нет. У меня с апачами личный договор, еще с шестьдесят первого года, когда я тут обосновался, а войск и в помине не было. И они всегда держали свое слово, а я — свое.
Волк изучал Колина с легким изумлением в темных глазах.
— В наши дни этот метод обращения с апачами не очень-то популярен. Колин пожал плечами.
— И никогда не был популярен. В общем, мне бы пригодилось, Блэйк, твое умение обращаться с оружием, как я уже сказал, но сейчас я тороплюсь.
— Вы кого-то выслеживаете. — Это был даже не вопрос. Волк оглядел солидное вооружение Колина. — Я видел, как парень из магазина доставил эти запасы и амуницию.
Колин помолчал, словно обсуждая что-то с самим собой, затем сказал:
— Ты только что приехал издалека. Сможешь выдержать еще один переезд?
Блэйк неторопливо усмехнулся, обнажив великолепные зубы.
— Судя по вам, вы в седле гораздо больше продержались. Так что и я смогу.
Луна была на исходе, а по небу потянулись тучи, и двум всадникам пришлось спешиться. Костер они не стали разводить. В дороге питались сухарями и вяленым мясом. Когда они завернулись в одеяла, Волк прервал затянувшееся молчание:
— Вы так и не сказали, за кем же мы гонимся.
— Не сказал.
Колину не хотелось, чтобы посторонние, помимо Айлин и Рифа, знали, что случилось с Иден. Ее жизнь по возвращении домой и так будет несладка и без слушков и шептаний о «постигшем ее несчастье».
Колин помолчал, принимая решение исходя в основном из инстинктивных ощущений. Он понимал, что мог оказаться в неприятной ситуации, но ему нравилось, что этот парень не докучал расспросами и праздной болтовней. Это подходило его угрюмому шотландскому характеру. Такое поведение, помимо прошлой привязанности к апачам, импонировало ему.
— Некий человек, по имени Джуд Ласло, похитил мою дочь. Он и еще один мужчина по имени Макс Хэйвуд. И с ней они скрылись за границей.
— Мне приходилось слышать о Ласло. Он занимался тем же, что и я.
— И занимается. Я нанял его приглядывать за лесопильней. А он начал вынюхивать насчет Иден.
— Вы его уволили, а он в отместку ее похитил. Он не оставил записки с требованием выкупа?
— Если бы. — Голос Колина в темноте был едва слышен. — Нет, этот сукин сын забрал только ее и несколько моих самых быстрых лошадей, чтобы сбежать. В Тусоне я выяснил, что он проезжал там вместе с Хэйвудом. А перед этим я напал на их след семьюдесятью милями севернее. По отпечаткам подков я узнал своих лошадей.
— А вы догадываетесь, куда они направляются?
— От Тусона только одна дорога, по которой попадается вода, — до Хермосилло, — отозвался Колин, и воспоминания навалились на него с той же тяжестью, что и это толстое одеяло, прикрывавшее от ночной пустынной прохлады.
— А у вас нет ощущения, что они могут устроить вам ловушку? — спросил. Волк.
— Я думал об этом. Может быть, поэтому я и предложил тебе работу.
— Спасибо, Маккрори, — сухо сказал Волк.
Весной пустыня Сонора божественно красива. К безоблачному небу «Тянут свои причудливые руки кактусы сагуэро, покрытые маленькими белыми лепестками, приносимыми в жертву немилосердному солнцу. Среди каменистых расселин появляются хрупкие, похожие на маргаритки, желтые и коричневые цветочки. Гигантскими рощами стоят столетники, а их желтые цветки скрывают острые пилообразные края, от которых проезжающие держатся подальше.
Но ни Колину, ни Волку не было никакого дела до этого грубого великолепия. Они ехали в жаре и пыли, сохраняя стоическое молчание, высматривая следы подков лошадей «Зеленой короны». Но порошкообразная пыль, гонимая ветром, скрывала все следы. По дороге наездники останавливались в двух маленьких городках, и во втором им повезло — им сообщили о двух гринго и светловолосой женщине, едущей с ними. Преследование продолжалось.
— Следующий городок — Сан-Луис. Через два дня пути. Думаю, мы их нагоняем.
Каждый час пребывания Иден в руках этих животных убивал его по капле, но Колин ничего больше не говорил, угрюмо сжимая рот.
Вы знаете эту местность. — Волк не льстил, просто отдавал должное опыту более старшего.
— Мне приходилось здесь бывать раньше. Господи, не дай этим старым ночным кошмарам вернуться ко мне. Ведь столько лет прошло!
Сан-Луис дремал в полуденной жаре. Страдающие от блох лошади и мулы, облепленные в этой жаре еще и мухами, уныло повесили головы у грубо сколоченной коновязи. Из салунов, расположенных вдоль главной улицы, доносилось тихое бормотанье, лишь изредка прерываемое хриплыми раскатами хохота. Некогда оживлявшие жизнь серебряные рудники истощились. К северу, на американских территориях, механизация труда еще позволяла окупать разработки. Здесь же, где человек трудился грубым кайлом и лопатой, дело шло к упадку.
Уставясь в окно своего кабинета, Мэгги Уортингтон размышляла над будущим экономики Сан-Луиса, а вернее, над своей судьбой.
— Господи, ну не хочу я подыхать в этой дыре, — пробормотала она вполголоса.
Дальнейшие жизненные варианты разнообразием не баловали — одни тупики. По крайней мере, здесь она обладала хоть какой-то самостоятельностью.
И тут же тишину нарушили грохот мебели и звон стекла вперемежку с воплями Генриетты и Лены. Выругавшись, Мэгги отвернулась от окна и вышла в холл. Эти две шлюхи вновь сцепились, отвоевывая друг у друга благосклонность Джека Шлеффера, ничтожества с бегающими глазками. Да и остальные мужчины, по мнению Мэгги Уортингтон, не стоили того, чтобы из-за них устраивать потасовки.
Отодвинув Джека в сторону, она приблизилась к месту схватки, где противницы тягали друг друга за волосы и старались выцарапать глаза друг дружке.
— Дай-ка я разберусь с этим, — сказала она с ярко выраженным акцентом янки, что всегда привлекало к ней внимание.
Джек отошел, а она склонилась над двумя женщинами, которые теперь катались по полу. Схватив одной рукой за черные, а другой — за рыжие волосы, она с такой силой дернула, что у сражающихся глаза полезли на лоб. Обе, как по команде, застыли.
— Если еще раз вы устроите потасовку, я вас выгоню. Но это я вам говорила в прошлый раз. Я не хочу, чтобы мое заведение разорилось, и мне не нужны две шлюхи, которые похожи на пугала. Так что собирайте манатки и уматывайте.
— Мисс Мэгги, она начала первая. Ни из-за чего как набросилась на меня, — жаловалась Генриетта, вытирая окровавленный нос.
— Ты отбивала моего мужика, ты, лживая, грязная шлюха! — завопила Лена, откидывая густую гриву черных волос.
Мэгги повернулась к Шлефферу.
— Ты хотел их. Вот и получил.
Тот побледнел и принялся было спорить, но, увидев грозное выражение лица мадам, лишь кивнул. Мэгги вернулась в кабинет, закрыла дверь и изнутри привалилась к ней.
— Черт, как же мне опротивела эта жизнь.
— Может быть, я избавлю вас от проблем, дорогая леди. — В большой комнате раздался низкий мужской голос.
Из полутемного угла материализовался Джуд Ласло и приблизился со своим обычным самодовольным видом.
— Ты же прекрасно знаешь, что в кабинет без приглашения заходить нельзя.
— Я просто искал вашего компаньона.
— Его здесь нет. Проваливай.
— Ну, ну, Мэгги, дело ли это, так разговаривать со старыми друзьями? Я не видел тебя чуть ли не целый год, На его подвижных губах показалась вкрадчивая улыбка, обнажая ровные белые зубы. Джуд не сомневался, что со своими кудрявыми каштановыми волосами, крупными правильными чертами лица он неотразим. Он был высок, грудь имел бочкообразную, мускулы крепкие — чего же еще надо большинству женщин!
Мэгги с первого раза разглядела в этих ледяных зеленых глазах жестокость. Она шлепнула его по руке, когда, резвясь, он потянулся к ее золотистым локонам, спускающимся на плечи.
— Я же сказала, проваливай. — Голос ее был холоден как лед и угрожающе спокоен.
— Где Флетчер?
— В Хермосилло. Ласло выругался.
— Вчера вечером у него разболелся зуб. И на рассвете он уехал туда к дантисту. Я думаю, он приедет не раньше чем через несколько дней.
Он еще шире улыбнулся, а кошачьи глазки засверкали. Схватив ее одной рукой, он прижал ее к себе.
— Вот и хорошо. Значит, мы с тобой сумеем…
— Не сумеем. — Не вынимая из кармана юбки небольшой кольт 32 калибра, она приставила дуло к его промежности. — Только пикни еще, и я отстрелю тебе твое хозяйство.
В тишине безошибочно можно было определить, как клацнул взводимый курок.
Он побледнел и медленно отступил.
— Потискал бы тебя, но ведь ты же самая ненормальная из всех женщин, которых я встречал.
— Ты бы потискал, да мне не хочется. Тем более, что ты и не умеешь.
— Понять не могу, зачем Флетчеру такая холоднокровная рыба тут. У тебя что, кусок льда между ног, а?
— Вот и радуйся, что не узнал. А то бы твой конец замерз и отвалился, — с притворной лаской сказала она.
Он выругался, обошел ее и исчез, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Закрыв на замок дверь кабинета, Мэгги спустила револьвер с боевого взвода. Затем подошла к тумбочке, стоящей у стены за письменным столом, и плеснула себе глоток бурбона одиннадцатилетней выдержки. С каждым годом напиток усваивался все легче. В этом она видела плохой знак. Решительно отставив графин, она поставила пустой стакан. Дополнительных порций сегодня не будет.
Ей д6 смерти надоели эти грязные, надменные мужланы, мозговых извилин у которых не больше чем в булыжнике. И не важно, невзрачный ли это Джек Шлеффер или смазливый Джуд Ласло. Все они отвратительны. И вообще, она не могла припомнить ни одного мужчины, который не вызывал бы у нее неприязни — физической, во всяком случае. С тех пор как ее девическое увлечение Уоленом Прайсом закончилось крахом и предательством, она научилась использовать мужчин. Без всяких чувств.
Разумеется, из них выделялся Барт, но Барт Флетчер никогда не был ее любовником. Наставником, доверенным лицом, деловым партнером — да… Она многим была обязана ему, но последнее время их ровные отношения стали ухудшаться, и она не могла понять почему.
Раздраженно пожав плечами, она выбрала платье, соответствующее ее должности внизу. Каждый вечер она устраивала игру в блэк-джек. В конце концов, разве за семь лет это не могло превратиться в привычку?
Салун «Серебряный орел» открылся уже в 1861 году. Это было единственное двухэтажное здание в Сан-Луисе. В названии салуна Барт Флетчер просто смешал элементы английской геральдики и образ, привычный мексиканскому мышлению. В годы бума заведение процветало. Его бары, игорные столы и бордель на втором этаже каждую ночь работали с полной нагрузкой.
Мэгги начала работать на Барта в — 1873 году. Через год они стали компаньонами. Хорошая мадам, умная, здоровая и честная, была находкой для, любого заведения, не говоря уж о такой дыре, как горняцкий городок в пустыне Сонора. Они составили хорошую команду и зарабатывали приличные деньги. Какое-то время. Теперь же… Мэгги покачала головой и занялась картами.
Она вгляделась в лица двух своих партнеров по игре — богатого скотовода Грегорию Санчеса и десятника с рудников Матео Гузмана. Санчес от следующей карты отказался. Гузман попросил одну. Она сдала ему десятку, а себе семерку с королем, да четверка у нее уже была.
— Двадцать одно, джентльмены, — сказала она с профессиональной улыбкой.
Санчес, у которого было две картинки, лишь философски пожал плечами. У Гузмана, с дамой и девяткой, получился перебор; он с отвращением швырнул карты и величественно удалился.
Машинально перемешивая карты, она размышляла над причинами своего скверного настроения. Неужели отсутствие Барта сделало ее такой мрачной и раздражительной? Все пришлось одно к одному: и это, и ничтожество Ласло со своими расспросами, не говоря уж о том, что пришлось уволить двух лучших девушек.
И что этому мерзавцу Ласло нужно от Барта? Она рассмеялась про себя. Бартли Веллингтон Флетчер не был ангелом. Просто в этой душной дыре я за два дня отупела без умного собеседника.
И все же дело было не только в этом, — Мэгги понимала. Она устала от необъяснимой полосы невезения и работы без отдыха. Когда она всерьез занялась совместным делом с таким мелким мошенником, как Барт Флетчер, жизнь действительно стала проходить мимо. Ей уже исполнилось тридцать четыре, но за все эти годы жизни в Мексике она так и осталась чужестранкой, вечно одинокой, замкнутой, годной лишь на выслушивание сердечных излияний девушек. Терпеливо относилась она и к признаниям напившихся мужчин, отвергая притязания таких ничтожеств, как Ласло, или редких заезжих чужаков, еще не знакомых с la americana intacta. Intacta. Недотрога. Целомудренная. Мэгги усмехнулась про себя. Ни один мужчина уже давно не касался ее, но она вовсе не была целомудренной. Ее мысли унеслись далеко от игры, и заведению пришлось раскошелиться на проигрыш Санчесу и какому-то горняку, занявшему место Гузмана. Подозвав одну из девушек себе на замену, она извинилась и пошла по лестнице наверх на традиционное послеполуденное чаепитие, к которому приучил ее Барт. Она уже миновала середину лестницы, когда вошел он. Она мгновенно обернулась, словно почувствовала, что присутствие этого человека проигнорировать не может.
Американец — тотчас определила она, хоть он и заказал пиво на испанском языке. Он был высок, выше шести футов. Из-под плоской шляпы выбивались темно-каштановые волосы, щедро тронутые сединой. Тонкие черты лица и точеный профиль, несмотря на некое угрожающее выражение, были сногсшибательно красивы. Солнце покрывало бронзой его кожу, а прожитые годы отразились впадинами на щеках.