Страница:
Длинные нот Эд Фиббз быстро донесли ее до конторы «Майнера», и она уселась за работу. Через час она покинула редакцию, а печатный станок уже лязгал и жужжал над утренним тиражом. Поездка до «Белой горы» должна была забрать остаток дня. А там дело только за тем, чтобы застать Калеба Лемпа посреди его прегрешений.
Она была наслышана о том, в каких условиях живут апачи. И если агент мог перед прибытием вашингтонских чиновников навести там порядок, то уж ее-то он вечером не ждет. И она все увидит своими глазами, все, что можно увидеть.
Эд давно выучилась скрывать свой острый ум под внешним эксцентричным обликом. Большинство знакомых считали ее старой девой с причудами. Однако если между нею и сенсацией вставал кто-нибудь, она с легкостью выдергивала коврик у того из-под ног.
Толстяк Элгрен придет в ярость, когда этот коврик вырвут у него из-под ног, но зато с каким грохотом он шмякнется! Если ее сенсацию купят столько газет, сколько она предполагает, то к его возвращению она будет слишком ценным работником, чтобы ее уволить. Впрочем, уволит он ее или нет, она собирается до конца провести свое расследование.
Кампания Мэгги по соблазнению Колина приносила смешанные результаты. Его изоляцию в постели, а затем и в комнате она использовала, чтобы потихоньку поддразнивать и мучить его. Получалось. Во всяком случае, он понял, какая это женщина. И он желал ее. Но он ничем не выказывал, что собирается подчиниться своему желанию.
Этим утром он спустился вниз, позавтракал, затем вышел на крыльцо и направился к конюшне. Вскоре он поправится и опять будет держать ее на расстоянии вытянутой руки. И тогда, возможно, он отправится в какое-нибудь увеселительное заведение в Прескотте или даже к Марии Уиттакер, если та, конечно, согласится принять его после крушения ее матримониальных надежд. Образ мужа в объятиях другой женщины вызвал яростный прилив ревности, доселе Мэгги еще не испытанной.
— У тебя такой вид, словно ты собралась помирать, — сказала Айлин, когда Мэгги ненадолго присела на крыльце, наблюдая, как Иден срезает цинии для украшения обеденного стола. — С ребенком будет лучше.
«
Непонятно было, говорила ли она об Иден. Мэгги отбросила все тревожные мысли в сторону и предложила домоправительнице присесть рядом.
— Ты оказалась такой доброй, что позволила мне, посторонней женщине, занять твое место рядом с Иден и в управлении хозяйством этого дома. Ты просто чудесная.
Айлин присела рядом с Мэгги.
— Если я такая чудесная, как ты говоришь, то только благодаря святым, охраняющим меня, — сказала она, тепло рассмеявшись и похлопав Мэгги по руке. — Как только я увидела тебя с Иден, я поняла, что ты нужна ей. Что же касается хозяйства — ты здесь совсем не чужая.
— Домоправительница из меня плохая, а кухарка — еще хуже.
— Я думаю, это из-за хлопот с хозяином.
— Ты знаешь, я следую твоему совету, — ответила Мэгги, складывая руки на груди. — Я все сделала, чтобы заставить его рвать на себе одежду. А он… Может быть, он и желает меня, но решительно настроен ничего не предпринимать.
Дьявольский блеск появился в карих глазах Айлин, она усмехнулась.
— Моя мама говорила так: женщина должна делать то, что должна делать женщина.
— И что же именно?
— Ну, за револьвер пока браться рано. Но пришло время решительных мер. Эти шотландцы чертовски упорны, но когда мужчина находится в чем мать родила в ванной… или в реке, решимость его слабеет, тем более, что он не может скрыть, что чувствует его тело.
Мэгги припомнила те случаи, когда тела их сближались, и как она ощущала крепость упирающегося в нее его жезла.
— Что чувствует его тело, я знаю. Мне бы вот до мозгов его добраться, — безутешно промолвила она. — А таким бесстыдным способом я до него не доберусь. Да и не смогу. — Она потерла висок и сказала:
— Кстати, пока Колина еще нет, пойду-ка я и надолго залягу в ванну. — Она встала и пошла к двери.
Айлин не двинулась, лишь окликнула ее:
— Не забудь эту соль для ванн, с запахом лилий.
Наверняка и хозяину нравится этот запах. Если выбрать правильно момент, да еще прибегнуть к небольшой уловке, эти два дурачка ночь проведут вместе! Как только Мэгги скрылась наверху, Айлин принялась за работу. И первым делом отправила Риту на конюшню позвать хозяина.
Глава 11
Она была наслышана о том, в каких условиях живут апачи. И если агент мог перед прибытием вашингтонских чиновников навести там порядок, то уж ее-то он вечером не ждет. И она все увидит своими глазами, все, что можно увидеть.
Эд давно выучилась скрывать свой острый ум под внешним эксцентричным обликом. Большинство знакомых считали ее старой девой с причудами. Однако если между нею и сенсацией вставал кто-нибудь, она с легкостью выдергивала коврик у того из-под ног.
Толстяк Элгрен придет в ярость, когда этот коврик вырвут у него из-под ног, но зато с каким грохотом он шмякнется! Если ее сенсацию купят столько газет, сколько она предполагает, то к его возвращению она будет слишком ценным работником, чтобы ее уволить. Впрочем, уволит он ее или нет, она собирается до конца провести свое расследование.
Кампания Мэгги по соблазнению Колина приносила смешанные результаты. Его изоляцию в постели, а затем и в комнате она использовала, чтобы потихоньку поддразнивать и мучить его. Получалось. Во всяком случае, он понял, какая это женщина. И он желал ее. Но он ничем не выказывал, что собирается подчиниться своему желанию.
Этим утром он спустился вниз, позавтракал, затем вышел на крыльцо и направился к конюшне. Вскоре он поправится и опять будет держать ее на расстоянии вытянутой руки. И тогда, возможно, он отправится в какое-нибудь увеселительное заведение в Прескотте или даже к Марии Уиттакер, если та, конечно, согласится принять его после крушения ее матримониальных надежд. Образ мужа в объятиях другой женщины вызвал яростный прилив ревности, доселе Мэгги еще не испытанной.
— У тебя такой вид, словно ты собралась помирать, — сказала Айлин, когда Мэгги ненадолго присела на крыльце, наблюдая, как Иден срезает цинии для украшения обеденного стола. — С ребенком будет лучше.
«
Непонятно было, говорила ли она об Иден. Мэгги отбросила все тревожные мысли в сторону и предложила домоправительнице присесть рядом.
— Ты оказалась такой доброй, что позволила мне, посторонней женщине, занять твое место рядом с Иден и в управлении хозяйством этого дома. Ты просто чудесная.
Айлин присела рядом с Мэгги.
— Если я такая чудесная, как ты говоришь, то только благодаря святым, охраняющим меня, — сказала она, тепло рассмеявшись и похлопав Мэгги по руке. — Как только я увидела тебя с Иден, я поняла, что ты нужна ей. Что же касается хозяйства — ты здесь совсем не чужая.
— Домоправительница из меня плохая, а кухарка — еще хуже.
— Я думаю, это из-за хлопот с хозяином.
— Ты знаешь, я следую твоему совету, — ответила Мэгги, складывая руки на груди. — Я все сделала, чтобы заставить его рвать на себе одежду. А он… Может быть, он и желает меня, но решительно настроен ничего не предпринимать.
Дьявольский блеск появился в карих глазах Айлин, она усмехнулась.
— Моя мама говорила так: женщина должна делать то, что должна делать женщина.
— И что же именно?
— Ну, за револьвер пока браться рано. Но пришло время решительных мер. Эти шотландцы чертовски упорны, но когда мужчина находится в чем мать родила в ванной… или в реке, решимость его слабеет, тем более, что он не может скрыть, что чувствует его тело.
Мэгги припомнила те случаи, когда тела их сближались, и как она ощущала крепость упирающегося в нее его жезла.
— Что чувствует его тело, я знаю. Мне бы вот до мозгов его добраться, — безутешно промолвила она. — А таким бесстыдным способом я до него не доберусь. Да и не смогу. — Она потерла висок и сказала:
— Кстати, пока Колина еще нет, пойду-ка я и надолго залягу в ванну. — Она встала и пошла к двери.
Айлин не двинулась, лишь окликнула ее:
— Не забудь эту соль для ванн, с запахом лилий.
Наверняка и хозяину нравится этот запах. Если выбрать правильно момент, да еще прибегнуть к небольшой уловке, эти два дурачка ночь проведут вместе! Как только Мэгги скрылась наверху, Айлин принялась за работу. И первым делом отправила Риту на конюшню позвать хозяина.
Глава 11
Волк видел, как Мэгги, а затем Айлин ушли в дом, оставив Иден одну в саду. Он тут же подошел к ней в сопровождении той самой большой косматой собаки, которую спас в Прескотте. Он засмотрелся на маленькую фигурку с серебристо-светлыми волосами, ниспадающими волнами на спину. Хрупкие маленькие руки словно орудовали ножницами, выбирая только самые крупные и безукоризненно желтые и оранжевые цветы.
Он боролся с желанием встать рядом с ней на колени и зарыться лицом в это облако сияющих волос. Вместо этого он тихо сказал:
— Я привел друга. Он по-настоящему рвался встретиться с тобой вновь.
— О! — Иден изумленно подняла глаза на Волка, чуть не выронив ножницы. — Ты подошел так неслышно. Как индеец. — Она пожалела, что у нее вырвались эти слова и вспыхнула. — Я… я хочу сказать, я так увлеклась цветами. — Тут до нее дошел смысл сказанного им, и она посмотрела на собаку. — Он уже выздоровел!
Иден всплеснула руками, рыжая дворняга запрыгала, попадая в объятия девушки, тычущейся щекой в собачью шерсть.
Волк готов был поменяться местами с псом. Он бы душу продал за то, чтобы вот такой же радостью при его появлении освещалось ее лицо, чтобы так же распахивались ее руки для объятий.
— Док Уоткинс сказал, что с ним все хорошо, он как новенький. Лапа не сломана, правда, несколько зубов выбито. И теперь ему придется питаться мягкой пищей.
— У Айлин на кухне есть бутерброды с мясом. Я могу его кормить хоть каждый день, если ты будешь приводить его.
Волк улыбнулся.
— Вообще-то я думал, что вы его себе оставите. У такого человека, как я, не может быть домашнего животного. — Или женщины.
— Это щедрый подарок, мистер Блэйк. Спасибо. У меня уже давно не было собаки, с детских лет.
— А это было вечность назад, — пошутил он. Она выпрямилась. Лицо опечалилось, в глазах появилось призрачное выражение.
— Иногда мне так и кажется. Но я уверена, что этот малый развеселит меня. Собаки не то, что люди. Они принимают тебя такой, какая ты есть, не осуждая.
— Я знаю, — тихо ответил он.
Иден вгляделась в его лицо, темное, красивое, обычно жесткое и непроницаемое, а сейчас удивительно беззащитное.
— Да, мне кажется, вы знаете.
— Нелегкую жизнь вам устроили эти добрые люди Прескотта, не так ли? — горько спросил он.
— Да. И вы, наверное, представляете себе, каково это — быть изгоем. Это всегда тяжело переносится? — Она погладила собаку, радостно завилявшую хвостом.
— Я привык, но я ведь и родился неприкаянным: ни среди белых, ни среди апачей. А вам, которую растили настоящей леди…
— Леди больше нет, — с сарказмом сказала Иден.
— Есть, и вы всегда ею будете. И не давайте убеждать себя в обратном, — горячо сказал Волк.
Она подняла на него глаза, испуганная такой страстностью.
— Мэгги сказала мне то же самое, но… временами верить в это так трудно. Я так одинока. Никому из моих прежних подруг, живущих по соседству, не позволяют навещать меня. А когда мы побывали в городе… в общем, после того званого вечера у миссис Гесслер я просто не в состоянии решиться еще на одну поездку.
— Злобные лицемеры. Ничтожества. Со временем вы поймете, мисс Маккрори, кто ваши настоящие друзья.
Она продолжала гладить собаку, пристальный взгляд темных глаз заставлял розоветь ее щеки.
— Вы бы стали моим другом, мистер Блэйк? На его красивом темном лице улыбка выглядела ослепительной.
— Только если вы перестанете называть меня мистер Блэйк. Меня зовут Волк.
— А меня — Иден, — серьезно сказала она, чувствуя, что это далеко не просто обмен любезностями.
— Хорошо, Иден, — сказал он негромко. — У нас у обоих есть имена. А у него? — Он потрепал пса по голове.
— Ну, поскольку он большой и рыжий, я думаю назвать его в честь английского короля — Руфес.
— Итак, Руфес. Только я не думаю, что даже со всеми своими боевыми рубцами он выглядит очень уж по-королевски, — сказал Волк, согреваясь ее улыбкой.
— Так ведь по-королевски не выглядел и Уильям Руфес, как следует из исторических книг моего отца, — сказала она заговорщически. — Благородство — состояние души.
Словно подтверждая сказанное, Руфес дважды громко гавкнул. Молодые люди от души рассмеялись.
Со своей наблюдательной точки на крыльце Айлин встревоженно наблюдала за этим разговором. При всей готовности хозяина защищать права этих несчастных дикарей, она была уверена, что ему не понравится ухаживание одного из них за дочерью, особенно такого вот нищего бродяги-охранника. Иден и так уже достаточно натерпелась. Айлин задумалась, что делать, и решила завтра переговорить с Мэгги. Тем более, что и Мэгги, и хозяин завтра должны быть совсем в другом настроении!
А наверху Мэгги как раз шагнула в чан, наполненный благоухающей водой. Этот громадный чан был специально заказан в Сан-Луисе, чтобы вместить шесть футов два дюйма Колина. Женщина должна делать то, что должна делать женщина. Она пыталась с помощью этих слов Айлин набраться мужества. Бесполезно. Ей никогда не соблазнить своего мужа.
Я шлюха, и я ни разу в жизни не соблазнила ни одного мужчину. В этой горькой шутке содержалась правда. В «Золотой лилии» первый же клиент набросился на нее, как только они оказались в номере. И так было всегда. Каждый второй мужчина между Омахой и Сонорой находил ее неотразимой. Последние десять лет ей приходилось отражать их поползновения. И вот теперь, когда она наконец нашла мужчину, с которым хотела бы лечь — собственного мужа, — он отвергал ее. Ну хватит мне унижаться перед ним. Если он не придет ко мне…
Ее размышления были прерваны мужским ругательством. Она открыла глаза и увидела предмет своих вожделений — разъяренные золотые глаза обжигали ее сквозь полупрозрачную вуаль воды. Было ясно, что он вошел из своей спальни полураздетый, собираясь принять ванну. Она выпрямилась, схватила полотенце с края чана, выпрыгнула из воды и попятилась от него. Он был в ярости!
— Ну что, все испробовала, или нет? Дразнила меня, оставляла блузку полурасстегнутой, расхаживала без корсета, терлась об меня. А теперь, когда Айлин приготовила мне ванну, ты плюхаешься в мой чан и поджидаешь в чем мать родила! — При этом Колин не переставая пожирал ее глазами. Запах лилий заполнял маленькую ванну — его личную ванную комнату.
— Ты же должен был сейчас находиться в конюшне с Рифом, осматривать жеребят, — сказала Мэгги с колотящимся сердцем, прижимая к себе тонкое льняное полотенце. Она чувствовала, как взгляд его, одновременно рассерженный и похотливый, скользит по ней. Тесные брюки распирало очередное доказательство его желания.
— Будто ты не слышала, как Айлин отправила Риту в конюшню сказать, что моя ванна готова. Да ты небось в спешке разорвала одежду, чтобы успеть запрыгнуть в воду и встретить меня в таком виде.
— Я не делала ничего подобного! — Женщина должна делать… — Айлин! — Щеки ее вспыхнули, когда она поняла, что сотворила сваха-домоправительница.
— И не вздумай сваливать свой ничтожный замысел на мою домоправительницу.
— Я ни разу в жизни не соблазняла мужчину. — Она вызывающе подняла голову. — Не было необходимости, и я не собираюсь заниматься этим с собственным мужем, который более чем ясно дал понять, что не хочет меня. — С ожесточенным мужеством она двинулась мимо него, завернутая в полотенце.
— Ох, да я хочу тебя, не переживай. И ты со своими уловками шлюхи прекрасно знаешь это.
Он протянул руку, схватил ее за тонкое запястье и подтащил к себе, прижав к груди. У нее от этого объятия аж дух из груди вышибло, но она уперлась ему в грудь.
— Нет, Колин! Ты только пожалеешь…
— Черт побери, да я уже жалею, что вообще встретил тебя, не говоря о том, что пришлось жениться на тебе, но уж коли мы женаты, то я собираюсь отведать того же, что ты давала другим мужчинам, и очень многим. — Он подхватил ее на руки и через открытую дверь направился в спальню.
— Прошу тебя…
— О чем? Ты просишь об этом с того самого раза, как мы впервые встретились!
Он бросил ее на кровать, поморщившись от боли. Несмотря на прошедшие три недели, бок продолжал чертовски болеть, но сейчас он был слишком возбужден, чтобы обращать на это внимание. Он стал срывать с себя остатки одежды. Рубашки и сапог на нем уже не было.
Мэгги лежала на кровати и с колотящимся сердцем наблюдала, как он расстегивает ширинку. Он стянул тугие штаны и отбросил их в сторону. Ей уже не раз приходилось видеть его великолепное обнаженное тело, но тогда он был без сознания, а она хлопотала над его раной. Теперь от этой раны оставался лишь красный рубец, один из многих, свидетельствующих об опасной и тяжелой жизни первопроходца Аризоны.
Он подошел к ней. Каждый мускул его длинного тела был напряжен. Ее взгляд остановился на фаллосе, ныне свободном от всех преград, сдерживающих его во время предыдущих столкновений.
Мерзкая улыбка появилась на его лице.
— Сравниваешь? — Он забрался на кровать и сорвал с нее полотенце. — Пора и мне сделать несколько сравнений.
И у него перехватило дыхание. Боже всемогущий, насколько же она была великолепна! Прекрасное лицо раскраснелось, а голубые глаза расширились, жадно вглядываясь в него. Темно-каштановые волосы сияли на отсвечивающих золотом плечах, а ниже, куда не проникало горячее мексиканское солнце, кожа оставалась цвета слоновой кости, тонкой и нежной. Большие роскошные груди с розовыми сосками так и манили мужские ладони, тончайшая талия и пышные бедра переходили в невероятно длинные ноги со стройными икрами и тонкими лодыжками. Темно-рыжий пушок между бедер слегка спрятался, когда она немного повернулась набок, избегая этого пристального осмотра.
— Ну, я думаю, не стоит в нашем-то возрасте заниматься сентиментальной болтовней, не так ли, Мэгги? — Да я просто должен повернуть ее на спину и взять, черт побери!
Но она выглядела такой ошеломленной, почти испуганной. Он вдруг вспомнил этот взгляд, он был у красивой индеанки, которую взял в плен Австралиец, чтобы позабавиться с нею, а затем… сломать шею и оскальпировать.
Мэгги ощутила его нерешительность и увидела призрачный больной взгляд.
— Колин, что ты? — Бессознательно она подняла руки и коснулась его щеки, забыв все свои страхи.
Ее прикосновение было сродни живительному пламени. В то мгновение, как пальцы ее коснулись щеки, он ощутил жгучее притяжение, которое почувствовал при первой встрече с ней. Он погладил ее руку, притянул к своим губам.
Она ощутила горячий влажный поцелуй на своей руке. Затем, как загипнотизированный, не отпуская ее запястий, он стал склоняться над ней, отыскивая губы. Она понимала, что должна сражаться, это безумие. Ведь после того, что сейчас произойдет, он возненавидит ее. Но она и шевельнуться не могла, лишь ждала, когда эти волшебные губы поцелуют ее.
Их губы встретились в яростной свирепой схватке, и он набросился на ее рот, всем телом требуя, чтобы она раскрыла губы. Она подчинилась. Он впился в нее глубоко, жадно, при этом руки скользили по бедрам, по груди, проверяя ее тяжесть, заставляя набухать соски.
Мэгги услыхала стон, звук страсти, который девушки имитировали в дюжинах борделей — только на этот раз издавала его она и издавала от всего сердца! И вот она уже сама вовлеклась в этот страстный, обжигающий обмен поцелуями, и уже сама обхватила его руками за плечи, прижимая к себе. Мэгги слышала, как яростно колотится его сердце и как во все учащающемся ритме отвечает ее сердце.
Ее ногти, впивающиеся ему в спину, доводили его до безумного желания. Сжав одной ладонью шелковистую ягодицу, другую руку он протиснул между бедер, при этом разжимая ее ноги своими коленями.
— Откройся мне, Мэгги, — хрипло прошептал он, опускаясь ниже и тычась изнемогающим жезлом в мягкое, пытаясь попасть туда, где, он знал, в горячей шелковистой плоти его ждет неземное блаженство.
Мэгги, ощущая его отчаянное желание, уже была готова ответить на его ласки и принять в себя этого резкого, загадочного мужчину, чтобы он полюбил ее. Но когда она уже раздвинула ноги, картина унизительного прошлого вдруг поднялась стеной. У нее все высохло, она напряглась. Совокупления с Уоленом всегда были болезненными и не приносящими удовлетворения. Женщины в «Золотой лилии» посоветовали ей держать под рукой кувшин с маслом, чтобы облегчить вхождение… Но это было так давно, и он сейчас брал ее так неожиданно…
Она еще больше напряглась, когда его пальцы, добравшись до внешних губ, раздвинули их, и твердая, распирающая крепость фаллоса вошла в узкий, зажатый проход. Чудо, но там не было сухо. Она ощутила, как плоть гладко скользит вдоль плоти. Он легонько и неглубоко вошел в нее, содрогнулся от возбуждения и устремился вглубь. Ей было немножко неприятно от его тяжести и от своей зажатости, но не так страшно, как казалось. И она продолжала впиваться ногтями в его плечи, стараясь тем самым как бы сообщить ему, чтобы он не так спешил.
Колин исстрадался по ее телу. Он хотел ее с тех пор, как увидел стоящей на ступенях крыльца борделя в Соноре. Исстрадался за все те недели, что она дразнила и мучила его, и теперь, когда он увидел ее лежащей в ванне, со свисающими через край каштановыми волосами, он просто потерял рассудок. Нежной кожей, благоухающей лилиями, она могла довести мужчину до безумия. Он ощущал, как она извивается, уговаривая его, несмотря на первоначальное сопротивление. Но когда он наконец вошел в ее мягкую влажную сердцевину, она вдруг застыла, словно испуганная девственница…
Темная волна злости охватила его, подпитывая пламя страсти, и он погрузился вглубь решительным резким движением. Уткнувшись лицом в ее горло, он чувствовал, как отчаянно пульсирует жилка, как Мэгги вцепилась в него, застыв, закоченев безмолвно всем телом.
— Мэгги? — хрипло простонал он, не двигаясь. Боже милостивый, она так напряглась, словно мужчин у нее не было уже много лет — если вообще были! Но это же невозможно. Его ум что-то судорожно решал, в то время как тело бунтовало против этой неподвижности.
Мэгги крепко вцепилась в него, благодарная за эту передышку, пока ее тело привыкнет к нему и сможет ответить со всей полнотой, расслабившись после первого натиска, когда напряглись все мышцы от страха. И вот наконец тело одолело разум и могло двигаться во вневременном, неостановимом ритме. Она уже не могла удержаться, приподнимая бедра к нему навстречу. И их тела заскользили на этот раз с легкостью. Она услыхала, как неясный стон сорвался с его губ, когда он вновь двинулся, сначала медленно; затем, чувствуя ее ответ, все решительнее и быстрее.
От этого блаженства она готова была смеяться, «у нее перехватило дыхание… Когда говорили, что такое бывает, женщины, среди которых она вращалась, которые переносили сам акт со стоической покорностью, считали, что это болтовня. И сама она никогда не верила, что такое возможно. Никогда, пока Колин Маккрори не добрался до ее сокровенного. А этого не мог сделать еще ни один мужчина. Она вскрикнула и помчалась вместе с ним, наслаждаясь этой скользкой от пота кожей, крепостью могучих мышц и острым мужским запахом. Колин, муж ее, любил ее! Она ощутила, как он напрягается все больше и больше, пока с хриплым проклятьем не затрепетал и не погрузился фаллосом еще глубже внутрь. Он изверг семя, извлекая ее из бездны, она же конвульсивно содрогалась в слепящей волне и была в состоянии лишь крепко держаться за него, позволяя магической волне омыть заново возрожденные ощущения.
Колин ощутил, как приходит давно знакомая, вздымающая его волна, но на этот раз она была совершенно новой, более желанной, отчаянно долгожданной и более могучей, чем когда-либо ему доводилось испытывать. Он прошептал имя Мэгги, как литанию[2]. Освобождение шло толчками, волнообразно, но самым чудесным было то, что и она кончала вместе с ним, изумленно и непонятно что-то бормоча, извиваясь и содрогаясь.
Удовлетворенный и вымотанный, он обмяк на ней, тяжело дыша, как загнанный зверь, вминая ее в мягкий матрас. Колин был крупным мужчиной, а его первая жена была маленькой и хрупкой женщиной. Он всегда заботился об удобстве Элизабет и потому сразу скатывался с нее, позволяя отдохнуть. Но Мэгги продолжала крепко держать его. Странная безмятежность и недвижность охватили его тело, и ему совершенно не хотелось двигаться. Когда он наконец откатился в сторону, она продолжала лежать рядом, обхватив его за шею и уткнувшись лицом в его плечо. Ей было хорошо.
Легкое ощущение потери наступило теперь, когда сверху на ней не было этого крепкого теплого тела. Когда он выскользнул из нее и перекатился на спину, все произошло естественно: словно цветок отыскал солнце, напитался им и сложил лепестки на ночь. Постепенно с откатом эйфории она стала ощущать его растущую отдаленность. Горько-сладкая печаль завладела ею, отдаваясь в сердце.
— Вот ты и сожалеешь, да? Он тихо ругнулся, затем сказал:
— Я думаю, это неизбежно.
— Я не устраивала ловушку, Колин, Должно быть, Айлин…
— Я знаю, — вздохнул он. — Рита зашла в конюшню и стала настаивать, чтобы я немедленно шел в дом, потому что хозяйка приготовила мне ванну. А хозяйка для нее — это чертова ирландка.
— Она ничего дурного не замышляла, Колин. Пожалуйста, не сердись на нее. — Она помолчала, борясь со слезами, затем совладала с чувствами и сказала:
— Если ты хочешь, чтобы я оставила тебя, я уйду, когда пожелаешь. Я понимаю, что сейчас мы не можем аннулировать брак… но ты все равно говорил, что не собираешься жениться во второй раз, поэтому и развод ничего особенного не означает, пока Иден…
— Ну хватит! — сказал он резко. — Хватит обсуждать то, что еще далеко впереди. Не заставляй меня чувствовать себя виноватым за то, что взял тебя. Ты сама этого хотела. — В его собственных ушах слова эти прозвучали как неприятное оправдание.
— Да, хотела… сама не знаю зачем, — тихо ответила она. — Спасибо тебе за то, что показал, как это приятно может быть между мужчиной и женщиной.
— А ты не знала? — Он почему-то поверил ей. Он же ощущал ее страх и беспомощное изумление перед налетевшей страстью. — Давно это было, Мэгги?
Она поняла, что он имеет в виду.
— Давно ли у меня был другой мужчина? Более десяти лет назад. Мне никогда это не доставляло удовольствия, даже с тем первым мужчиной, которого, как мне казалось, я любила. А потом… — Она содрогнулась от отвращения, когда безжалостная память накатила на нее.
— Почему ты оставалась с Флетчером? — Он заставлял себя помнить, что она была шлюхой, а затем мадам из борделя.
— Надеюсь, ты не ревнуешь, Колин? Он был лишь моим другом и наставником, — он занимался моим образованием так же, как и Элизабет твоим.
Колин ощутил вину перед Элизабет, которая никогда не давала ему такого наслаждения, как Мэгги.
— Незачем сюда примешивать Элизабет, — сердито сказал он.
— Как не примешивать. — Она соскользнула с постели, заворачиваясь в простыню. — Ведь ты сейчас ощущаешь вину перед ее памятью. Извини меня, Колин. — И, пока слезы не хлынули из глаз, она быстро выскочила из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.
Вечером, когда Мэгги и Колин спустились к ужину, Айлин с надеждой оглядела их. Оба выглядели смиренными и спокойными. Часто встречаясь взглядами, они быстро отводили глаза. Мэгги вспыхивала каждый раз, когда приходилось отвечать на какую-нибудь случайную реплику Колина. Тот же сидел с непроницаемым лицом, застыв, как деревянный.
Иден тоже заметила изменение отношений между ними. Что-то произошло, но что, она понять не могла. Она решила попозже расспросить Мэгги. Ее собственные мысли были заняты Волком Блэйком. Как ей ответить на его попытку завязать дружеские отношения? Слишком была она изранена, чтобы вновь доверять мужчине, особенно опять наемному охраннику.
Размышляя, как отец отреагирует на ее нового друга, она пустила пробный шар.
— Волк останется в «Зеленой короне», или ты отправишь его на лесопильный завод?
Колин, жующий поджаренную Айлин сочную свинину и не ощущая вкуса, на мгновение смутился. Он поднял брови и нахмурился.
— С каких это пор ты стала звать его Волком? Она покраснела, ощущая собственную глупость.
— С сегодняшнего полудня, когда он привел мне Руфеса — помнишь, ту собаку, которую он спас от пьяного шахтера в Прескотте? Я оставлю его себе, — добавила она вызывающе.
На его лице отразилось легкое изумление.
— Волка или собаку? Теперь она уже покраснела как свекла. Мэгги, давно ощутившая растущее притяжение девушки и полукровки, опередила слова Колина, боясь, что он скажет что-либо, о чем впоследствии придется пожалеть.
— Я думаю, что со стороны Волка было очень любезно подарить тебе эту собаку.
— Похоже, Блэйк становится твоим паладином, Иден, — сказал отец задумчиво. — Только смотри, не увлекайся слишком своим новым другом.
Он боролся с желанием встать рядом с ней на колени и зарыться лицом в это облако сияющих волос. Вместо этого он тихо сказал:
— Я привел друга. Он по-настоящему рвался встретиться с тобой вновь.
— О! — Иден изумленно подняла глаза на Волка, чуть не выронив ножницы. — Ты подошел так неслышно. Как индеец. — Она пожалела, что у нее вырвались эти слова и вспыхнула. — Я… я хочу сказать, я так увлеклась цветами. — Тут до нее дошел смысл сказанного им, и она посмотрела на собаку. — Он уже выздоровел!
Иден всплеснула руками, рыжая дворняга запрыгала, попадая в объятия девушки, тычущейся щекой в собачью шерсть.
Волк готов был поменяться местами с псом. Он бы душу продал за то, чтобы вот такой же радостью при его появлении освещалось ее лицо, чтобы так же распахивались ее руки для объятий.
— Док Уоткинс сказал, что с ним все хорошо, он как новенький. Лапа не сломана, правда, несколько зубов выбито. И теперь ему придется питаться мягкой пищей.
— У Айлин на кухне есть бутерброды с мясом. Я могу его кормить хоть каждый день, если ты будешь приводить его.
Волк улыбнулся.
— Вообще-то я думал, что вы его себе оставите. У такого человека, как я, не может быть домашнего животного. — Или женщины.
— Это щедрый подарок, мистер Блэйк. Спасибо. У меня уже давно не было собаки, с детских лет.
— А это было вечность назад, — пошутил он. Она выпрямилась. Лицо опечалилось, в глазах появилось призрачное выражение.
— Иногда мне так и кажется. Но я уверена, что этот малый развеселит меня. Собаки не то, что люди. Они принимают тебя такой, какая ты есть, не осуждая.
— Я знаю, — тихо ответил он.
Иден вгляделась в его лицо, темное, красивое, обычно жесткое и непроницаемое, а сейчас удивительно беззащитное.
— Да, мне кажется, вы знаете.
— Нелегкую жизнь вам устроили эти добрые люди Прескотта, не так ли? — горько спросил он.
— Да. И вы, наверное, представляете себе, каково это — быть изгоем. Это всегда тяжело переносится? — Она погладила собаку, радостно завилявшую хвостом.
— Я привык, но я ведь и родился неприкаянным: ни среди белых, ни среди апачей. А вам, которую растили настоящей леди…
— Леди больше нет, — с сарказмом сказала Иден.
— Есть, и вы всегда ею будете. И не давайте убеждать себя в обратном, — горячо сказал Волк.
Она подняла на него глаза, испуганная такой страстностью.
— Мэгги сказала мне то же самое, но… временами верить в это так трудно. Я так одинока. Никому из моих прежних подруг, живущих по соседству, не позволяют навещать меня. А когда мы побывали в городе… в общем, после того званого вечера у миссис Гесслер я просто не в состоянии решиться еще на одну поездку.
— Злобные лицемеры. Ничтожества. Со временем вы поймете, мисс Маккрори, кто ваши настоящие друзья.
Она продолжала гладить собаку, пристальный взгляд темных глаз заставлял розоветь ее щеки.
— Вы бы стали моим другом, мистер Блэйк? На его красивом темном лице улыбка выглядела ослепительной.
— Только если вы перестанете называть меня мистер Блэйк. Меня зовут Волк.
— А меня — Иден, — серьезно сказала она, чувствуя, что это далеко не просто обмен любезностями.
— Хорошо, Иден, — сказал он негромко. — У нас у обоих есть имена. А у него? — Он потрепал пса по голове.
— Ну, поскольку он большой и рыжий, я думаю назвать его в честь английского короля — Руфес.
— Итак, Руфес. Только я не думаю, что даже со всеми своими боевыми рубцами он выглядит очень уж по-королевски, — сказал Волк, согреваясь ее улыбкой.
— Так ведь по-королевски не выглядел и Уильям Руфес, как следует из исторических книг моего отца, — сказала она заговорщически. — Благородство — состояние души.
Словно подтверждая сказанное, Руфес дважды громко гавкнул. Молодые люди от души рассмеялись.
Со своей наблюдательной точки на крыльце Айлин встревоженно наблюдала за этим разговором. При всей готовности хозяина защищать права этих несчастных дикарей, она была уверена, что ему не понравится ухаживание одного из них за дочерью, особенно такого вот нищего бродяги-охранника. Иден и так уже достаточно натерпелась. Айлин задумалась, что делать, и решила завтра переговорить с Мэгги. Тем более, что и Мэгги, и хозяин завтра должны быть совсем в другом настроении!
А наверху Мэгги как раз шагнула в чан, наполненный благоухающей водой. Этот громадный чан был специально заказан в Сан-Луисе, чтобы вместить шесть футов два дюйма Колина. Женщина должна делать то, что должна делать женщина. Она пыталась с помощью этих слов Айлин набраться мужества. Бесполезно. Ей никогда не соблазнить своего мужа.
Я шлюха, и я ни разу в жизни не соблазнила ни одного мужчину. В этой горькой шутке содержалась правда. В «Золотой лилии» первый же клиент набросился на нее, как только они оказались в номере. И так было всегда. Каждый второй мужчина между Омахой и Сонорой находил ее неотразимой. Последние десять лет ей приходилось отражать их поползновения. И вот теперь, когда она наконец нашла мужчину, с которым хотела бы лечь — собственного мужа, — он отвергал ее. Ну хватит мне унижаться перед ним. Если он не придет ко мне…
Ее размышления были прерваны мужским ругательством. Она открыла глаза и увидела предмет своих вожделений — разъяренные золотые глаза обжигали ее сквозь полупрозрачную вуаль воды. Было ясно, что он вошел из своей спальни полураздетый, собираясь принять ванну. Она выпрямилась, схватила полотенце с края чана, выпрыгнула из воды и попятилась от него. Он был в ярости!
— Ну что, все испробовала, или нет? Дразнила меня, оставляла блузку полурасстегнутой, расхаживала без корсета, терлась об меня. А теперь, когда Айлин приготовила мне ванну, ты плюхаешься в мой чан и поджидаешь в чем мать родила! — При этом Колин не переставая пожирал ее глазами. Запах лилий заполнял маленькую ванну — его личную ванную комнату.
— Ты же должен был сейчас находиться в конюшне с Рифом, осматривать жеребят, — сказала Мэгги с колотящимся сердцем, прижимая к себе тонкое льняное полотенце. Она чувствовала, как взгляд его, одновременно рассерженный и похотливый, скользит по ней. Тесные брюки распирало очередное доказательство его желания.
— Будто ты не слышала, как Айлин отправила Риту в конюшню сказать, что моя ванна готова. Да ты небось в спешке разорвала одежду, чтобы успеть запрыгнуть в воду и встретить меня в таком виде.
— Я не делала ничего подобного! — Женщина должна делать… — Айлин! — Щеки ее вспыхнули, когда она поняла, что сотворила сваха-домоправительница.
— И не вздумай сваливать свой ничтожный замысел на мою домоправительницу.
— Я ни разу в жизни не соблазняла мужчину. — Она вызывающе подняла голову. — Не было необходимости, и я не собираюсь заниматься этим с собственным мужем, который более чем ясно дал понять, что не хочет меня. — С ожесточенным мужеством она двинулась мимо него, завернутая в полотенце.
— Ох, да я хочу тебя, не переживай. И ты со своими уловками шлюхи прекрасно знаешь это.
Он протянул руку, схватил ее за тонкое запястье и подтащил к себе, прижав к груди. У нее от этого объятия аж дух из груди вышибло, но она уперлась ему в грудь.
— Нет, Колин! Ты только пожалеешь…
— Черт побери, да я уже жалею, что вообще встретил тебя, не говоря о том, что пришлось жениться на тебе, но уж коли мы женаты, то я собираюсь отведать того же, что ты давала другим мужчинам, и очень многим. — Он подхватил ее на руки и через открытую дверь направился в спальню.
— Прошу тебя…
— О чем? Ты просишь об этом с того самого раза, как мы впервые встретились!
Он бросил ее на кровать, поморщившись от боли. Несмотря на прошедшие три недели, бок продолжал чертовски болеть, но сейчас он был слишком возбужден, чтобы обращать на это внимание. Он стал срывать с себя остатки одежды. Рубашки и сапог на нем уже не было.
Мэгги лежала на кровати и с колотящимся сердцем наблюдала, как он расстегивает ширинку. Он стянул тугие штаны и отбросил их в сторону. Ей уже не раз приходилось видеть его великолепное обнаженное тело, но тогда он был без сознания, а она хлопотала над его раной. Теперь от этой раны оставался лишь красный рубец, один из многих, свидетельствующих об опасной и тяжелой жизни первопроходца Аризоны.
Он подошел к ней. Каждый мускул его длинного тела был напряжен. Ее взгляд остановился на фаллосе, ныне свободном от всех преград, сдерживающих его во время предыдущих столкновений.
Мерзкая улыбка появилась на его лице.
— Сравниваешь? — Он забрался на кровать и сорвал с нее полотенце. — Пора и мне сделать несколько сравнений.
И у него перехватило дыхание. Боже всемогущий, насколько же она была великолепна! Прекрасное лицо раскраснелось, а голубые глаза расширились, жадно вглядываясь в него. Темно-каштановые волосы сияли на отсвечивающих золотом плечах, а ниже, куда не проникало горячее мексиканское солнце, кожа оставалась цвета слоновой кости, тонкой и нежной. Большие роскошные груди с розовыми сосками так и манили мужские ладони, тончайшая талия и пышные бедра переходили в невероятно длинные ноги со стройными икрами и тонкими лодыжками. Темно-рыжий пушок между бедер слегка спрятался, когда она немного повернулась набок, избегая этого пристального осмотра.
— Ну, я думаю, не стоит в нашем-то возрасте заниматься сентиментальной болтовней, не так ли, Мэгги? — Да я просто должен повернуть ее на спину и взять, черт побери!
Но она выглядела такой ошеломленной, почти испуганной. Он вдруг вспомнил этот взгляд, он был у красивой индеанки, которую взял в плен Австралиец, чтобы позабавиться с нею, а затем… сломать шею и оскальпировать.
Мэгги ощутила его нерешительность и увидела призрачный больной взгляд.
— Колин, что ты? — Бессознательно она подняла руки и коснулась его щеки, забыв все свои страхи.
Ее прикосновение было сродни живительному пламени. В то мгновение, как пальцы ее коснулись щеки, он ощутил жгучее притяжение, которое почувствовал при первой встрече с ней. Он погладил ее руку, притянул к своим губам.
Она ощутила горячий влажный поцелуй на своей руке. Затем, как загипнотизированный, не отпуская ее запястий, он стал склоняться над ней, отыскивая губы. Она понимала, что должна сражаться, это безумие. Ведь после того, что сейчас произойдет, он возненавидит ее. Но она и шевельнуться не могла, лишь ждала, когда эти волшебные губы поцелуют ее.
Их губы встретились в яростной свирепой схватке, и он набросился на ее рот, всем телом требуя, чтобы она раскрыла губы. Она подчинилась. Он впился в нее глубоко, жадно, при этом руки скользили по бедрам, по груди, проверяя ее тяжесть, заставляя набухать соски.
Мэгги услыхала стон, звук страсти, который девушки имитировали в дюжинах борделей — только на этот раз издавала его она и издавала от всего сердца! И вот она уже сама вовлеклась в этот страстный, обжигающий обмен поцелуями, и уже сама обхватила его руками за плечи, прижимая к себе. Мэгги слышала, как яростно колотится его сердце и как во все учащающемся ритме отвечает ее сердце.
Ее ногти, впивающиеся ему в спину, доводили его до безумного желания. Сжав одной ладонью шелковистую ягодицу, другую руку он протиснул между бедер, при этом разжимая ее ноги своими коленями.
— Откройся мне, Мэгги, — хрипло прошептал он, опускаясь ниже и тычась изнемогающим жезлом в мягкое, пытаясь попасть туда, где, он знал, в горячей шелковистой плоти его ждет неземное блаженство.
Мэгги, ощущая его отчаянное желание, уже была готова ответить на его ласки и принять в себя этого резкого, загадочного мужчину, чтобы он полюбил ее. Но когда она уже раздвинула ноги, картина унизительного прошлого вдруг поднялась стеной. У нее все высохло, она напряглась. Совокупления с Уоленом всегда были болезненными и не приносящими удовлетворения. Женщины в «Золотой лилии» посоветовали ей держать под рукой кувшин с маслом, чтобы облегчить вхождение… Но это было так давно, и он сейчас брал ее так неожиданно…
Она еще больше напряглась, когда его пальцы, добравшись до внешних губ, раздвинули их, и твердая, распирающая крепость фаллоса вошла в узкий, зажатый проход. Чудо, но там не было сухо. Она ощутила, как плоть гладко скользит вдоль плоти. Он легонько и неглубоко вошел в нее, содрогнулся от возбуждения и устремился вглубь. Ей было немножко неприятно от его тяжести и от своей зажатости, но не так страшно, как казалось. И она продолжала впиваться ногтями в его плечи, стараясь тем самым как бы сообщить ему, чтобы он не так спешил.
Колин исстрадался по ее телу. Он хотел ее с тех пор, как увидел стоящей на ступенях крыльца борделя в Соноре. Исстрадался за все те недели, что она дразнила и мучила его, и теперь, когда он увидел ее лежащей в ванне, со свисающими через край каштановыми волосами, он просто потерял рассудок. Нежной кожей, благоухающей лилиями, она могла довести мужчину до безумия. Он ощущал, как она извивается, уговаривая его, несмотря на первоначальное сопротивление. Но когда он наконец вошел в ее мягкую влажную сердцевину, она вдруг застыла, словно испуганная девственница…
Темная волна злости охватила его, подпитывая пламя страсти, и он погрузился вглубь решительным резким движением. Уткнувшись лицом в ее горло, он чувствовал, как отчаянно пульсирует жилка, как Мэгги вцепилась в него, застыв, закоченев безмолвно всем телом.
— Мэгги? — хрипло простонал он, не двигаясь. Боже милостивый, она так напряглась, словно мужчин у нее не было уже много лет — если вообще были! Но это же невозможно. Его ум что-то судорожно решал, в то время как тело бунтовало против этой неподвижности.
Мэгги крепко вцепилась в него, благодарная за эту передышку, пока ее тело привыкнет к нему и сможет ответить со всей полнотой, расслабившись после первого натиска, когда напряглись все мышцы от страха. И вот наконец тело одолело разум и могло двигаться во вневременном, неостановимом ритме. Она уже не могла удержаться, приподнимая бедра к нему навстречу. И их тела заскользили на этот раз с легкостью. Она услыхала, как неясный стон сорвался с его губ, когда он вновь двинулся, сначала медленно; затем, чувствуя ее ответ, все решительнее и быстрее.
От этого блаженства она готова была смеяться, «у нее перехватило дыхание… Когда говорили, что такое бывает, женщины, среди которых она вращалась, которые переносили сам акт со стоической покорностью, считали, что это болтовня. И сама она никогда не верила, что такое возможно. Никогда, пока Колин Маккрори не добрался до ее сокровенного. А этого не мог сделать еще ни один мужчина. Она вскрикнула и помчалась вместе с ним, наслаждаясь этой скользкой от пота кожей, крепостью могучих мышц и острым мужским запахом. Колин, муж ее, любил ее! Она ощутила, как он напрягается все больше и больше, пока с хриплым проклятьем не затрепетал и не погрузился фаллосом еще глубже внутрь. Он изверг семя, извлекая ее из бездны, она же конвульсивно содрогалась в слепящей волне и была в состоянии лишь крепко держаться за него, позволяя магической волне омыть заново возрожденные ощущения.
Колин ощутил, как приходит давно знакомая, вздымающая его волна, но на этот раз она была совершенно новой, более желанной, отчаянно долгожданной и более могучей, чем когда-либо ему доводилось испытывать. Он прошептал имя Мэгги, как литанию[2]. Освобождение шло толчками, волнообразно, но самым чудесным было то, что и она кончала вместе с ним, изумленно и непонятно что-то бормоча, извиваясь и содрогаясь.
Удовлетворенный и вымотанный, он обмяк на ней, тяжело дыша, как загнанный зверь, вминая ее в мягкий матрас. Колин был крупным мужчиной, а его первая жена была маленькой и хрупкой женщиной. Он всегда заботился об удобстве Элизабет и потому сразу скатывался с нее, позволяя отдохнуть. Но Мэгги продолжала крепко держать его. Странная безмятежность и недвижность охватили его тело, и ему совершенно не хотелось двигаться. Когда он наконец откатился в сторону, она продолжала лежать рядом, обхватив его за шею и уткнувшись лицом в его плечо. Ей было хорошо.
Легкое ощущение потери наступило теперь, когда сверху на ней не было этого крепкого теплого тела. Когда он выскользнул из нее и перекатился на спину, все произошло естественно: словно цветок отыскал солнце, напитался им и сложил лепестки на ночь. Постепенно с откатом эйфории она стала ощущать его растущую отдаленность. Горько-сладкая печаль завладела ею, отдаваясь в сердце.
— Вот ты и сожалеешь, да? Он тихо ругнулся, затем сказал:
— Я думаю, это неизбежно.
— Я не устраивала ловушку, Колин, Должно быть, Айлин…
— Я знаю, — вздохнул он. — Рита зашла в конюшню и стала настаивать, чтобы я немедленно шел в дом, потому что хозяйка приготовила мне ванну. А хозяйка для нее — это чертова ирландка.
— Она ничего дурного не замышляла, Колин. Пожалуйста, не сердись на нее. — Она помолчала, борясь со слезами, затем совладала с чувствами и сказала:
— Если ты хочешь, чтобы я оставила тебя, я уйду, когда пожелаешь. Я понимаю, что сейчас мы не можем аннулировать брак… но ты все равно говорил, что не собираешься жениться во второй раз, поэтому и развод ничего особенного не означает, пока Иден…
— Ну хватит! — сказал он резко. — Хватит обсуждать то, что еще далеко впереди. Не заставляй меня чувствовать себя виноватым за то, что взял тебя. Ты сама этого хотела. — В его собственных ушах слова эти прозвучали как неприятное оправдание.
— Да, хотела… сама не знаю зачем, — тихо ответила она. — Спасибо тебе за то, что показал, как это приятно может быть между мужчиной и женщиной.
— А ты не знала? — Он почему-то поверил ей. Он же ощущал ее страх и беспомощное изумление перед налетевшей страстью. — Давно это было, Мэгги?
Она поняла, что он имеет в виду.
— Давно ли у меня был другой мужчина? Более десяти лет назад. Мне никогда это не доставляло удовольствия, даже с тем первым мужчиной, которого, как мне казалось, я любила. А потом… — Она содрогнулась от отвращения, когда безжалостная память накатила на нее.
— Почему ты оставалась с Флетчером? — Он заставлял себя помнить, что она была шлюхой, а затем мадам из борделя.
— Надеюсь, ты не ревнуешь, Колин? Он был лишь моим другом и наставником, — он занимался моим образованием так же, как и Элизабет твоим.
Колин ощутил вину перед Элизабет, которая никогда не давала ему такого наслаждения, как Мэгги.
— Незачем сюда примешивать Элизабет, — сердито сказал он.
— Как не примешивать. — Она соскользнула с постели, заворачиваясь в простыню. — Ведь ты сейчас ощущаешь вину перед ее памятью. Извини меня, Колин. — И, пока слезы не хлынули из глаз, она быстро выскочила из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.
Вечером, когда Мэгги и Колин спустились к ужину, Айлин с надеждой оглядела их. Оба выглядели смиренными и спокойными. Часто встречаясь взглядами, они быстро отводили глаза. Мэгги вспыхивала каждый раз, когда приходилось отвечать на какую-нибудь случайную реплику Колина. Тот же сидел с непроницаемым лицом, застыв, как деревянный.
Иден тоже заметила изменение отношений между ними. Что-то произошло, но что, она понять не могла. Она решила попозже расспросить Мэгги. Ее собственные мысли были заняты Волком Блэйком. Как ей ответить на его попытку завязать дружеские отношения? Слишком была она изранена, чтобы вновь доверять мужчине, особенно опять наемному охраннику.
Размышляя, как отец отреагирует на ее нового друга, она пустила пробный шар.
— Волк останется в «Зеленой короне», или ты отправишь его на лесопильный завод?
Колин, жующий поджаренную Айлин сочную свинину и не ощущая вкуса, на мгновение смутился. Он поднял брови и нахмурился.
— С каких это пор ты стала звать его Волком? Она покраснела, ощущая собственную глупость.
— С сегодняшнего полудня, когда он привел мне Руфеса — помнишь, ту собаку, которую он спас от пьяного шахтера в Прескотте? Я оставлю его себе, — добавила она вызывающе.
На его лице отразилось легкое изумление.
— Волка или собаку? Теперь она уже покраснела как свекла. Мэгги, давно ощутившая растущее притяжение девушки и полукровки, опередила слова Колина, боясь, что он скажет что-либо, о чем впоследствии придется пожалеть.
— Я думаю, что со стороны Волка было очень любезно подарить тебе эту собаку.
— Похоже, Блэйк становится твоим паладином, Иден, — сказал отец задумчиво. — Только смотри, не увлекайся слишком своим новым другом.