Страница:
— Благодаря встрече с Элизабет? — спросила она, напрягаясь.
Ей следовало бы знать, что дух Элизабет незримо будет витать между ними всегда.
— Она открыла перед тобой целый мир. Как ты ее, должно быть, любил…
Он еще пребывал в уродливом мире своего прошлого, но что-то в голосе Мэгги зацепило его. Он поднял голову и увидел ее встревоженные глаза. В них не было ни презрения, ни осуждения за то лицемерие и жестокость, с которыми он обращался с ней. Нет, глаза были полны печали и беззащитности.
— Она страшит тебя. Внезапно он все понял.
— Но ведь я же ни в чем не похожу на нее. Она была леди. Да, Колин, я страшусь, что она тебя не отпустит. Ведь она умерла пятнадцать лет назад, а ты так и не женился второй раз.
Кривая ухмылка коснулась его губ.
— Но тем не менее все-таки женился. — Он притянул ее к себе, подбирая нужные слова. — Мне всегда казалось, что я недостоин Элизабет, потому что она такая чистая и добрая.
— А зачем же тогда я тебе, Колин? Как искупление? Ты считаешь, что достоин лишь шлюхи, поскольку сам был скальпером? — Она не скрывала боли в голосе.
Он печально покачал головой.
— Нет, Мэгги. Ты сама по себе слишком хороша для меня. С первой минуты, как я увидел тебя, я был очарован, распален — в общем, я даже не могу объяснить моего состояния. Я пытался доказать себе, что это всего лишь похоть, но это было самообманом. И я лгал тебе, и причинял тебе боль. Мне так жаль. Я действительно люблю тебя, Мэгги.
Ей бы и остановиться на этом. Ах, если бы это было раньше, она бы затрепетала от этих слов, но теперь она упорно стремилась к чему-то большему, к чему-то необъяснимому.
— Я люблю тебя, Колин. Вот почему я сделала тебе то оскорбительное предложение в Сан-Луисе. Он ощутил ее сомнения.
— Понимаешь, у меня к тебе совсем другие чувства, нежели к Элизабет. — Она настороженно напряглась в его объятиях, но осталась неподвижной, пока он продолжал:
— Я был благодарен Элизабет. Я боготворил ее, поставив на пьедестал. Но это не те чувства, которые мужчина должен испытывать к женщине. Она была хорошей женой, исполняла свой долг… пока не забеременела и попросила извинения, что из-за деликатного своего положения…
Мэгги и представить себе не могла, как такой энергичный мужчина, как Колин, может обходиться без женщины. Но еще меньше она могла себе представить его нарушающим брачный обет.
— И ты сделал так, как она просила.
— Да. И ты знаешь, хотя тогда мне было двадцать три, мне было легче обходиться ночью без нее, чем сейчас без тебя. Я становлюсь злым и виноватым. И выплескиваю эту злобу на тебя, хотя на самом деле чувствую совсем другое. Я сгораю по тебе, Мэгги!
В настоящем браке должен быть огонь. Слова Айлин вспыхнули в ее мозгу. Видит Бог, даже когда у них с Колином не было ничего общего, огонь оставался.
— И ты больше не будешь чувствовать себя виноватым и злым? — Она подняла голову и посмотрела в его живые золотые глаза.
Хмурая улыбка вновь искривила его лицо, а глаза потемнели от страсти.
— Нет, я больше не буду чувствовать себя виноватым, потому что люблю тебя больше, чем Элизабет. Что же касается злости, — Господи, женщина, да ты меня можешь до сумасшествия довести!
Он поцеловал ее, и она ощутила привкус дыма и желания, страсти и радости. Она ответно открыла губы, вцепившись ногтями в его широкие плечи, и услыхала, как он низко простонал от страсти.
Несколько минут длилось это яростное объятие под луной, пока тела подтверждали то, что высказали слова. Нехотя они оторвались друг от друга, сообразив, что находятся посреди ночной пустыни. Теперь и лицо Мэгги было измазано копотью. С нежной улыбкой он потер ее щеку.
— Я испачкал тебя, — сказал он мягко. — Ты теперь почти такая же замарашка, как и я, а мне нужна ванна. Пожалуй, нам надо бы подумать о возвращении на станцию смены лошадей, но для начала вот что…
Он полез в карман пиджака и достал кольцо.
— По-моему, это твое, жена, — ласково сказал он, надевая его на ее палец. Кольцо засверкало в лунном свете, и он накрыл ее палец ладонью и сжал. Мэгги подняла залитое слезами лицо и посмотрела в лицо любимого.
Она мягко провела пальцами по его запачканной сажей коже, осмотрела опаленную одежду.
— Ты пострадал, обгорел, Колин? Что случилось?
— Поехали на станцию. Расскажу по дороге. — Он свистнул Сэнда, вскочил на жеребца и затем помог ей сесть впереди себя.
Она устроилась в его объятиях с ощущением не испытанного доселе умиротворения и радости. Пока они ехали, Колин вкратце описал ей произошедшее с Иден и Волком и закончил сценой пожара в магазине Баркера.
— Этот малокровный Эдвард Стэнли стоял за всей тусонской шайкой! Потрясающе. Бедная старая Софи Стэнли. Надо думать, теперь-то Люсиль Гесслер заменит ее на посту законодательницы мнений светского общества Прескотта.
Колин фыркнул.
— Меня больше заботит наш ночной кров, чем то, чем займутся эти старые греховодницы. Пусть они там сами с собой сражаются сетями и трезубцами.
Представив себе, как ледяная сухонькая Софи и пухленькая Люсиль кружатся в гладиаторской схватке, Мэгги не выдержала и рассмеялась.
Колин уткнулся в ее шею и прошептал:
— Что тебя так позабавило?
Она вытерла слезы веселья и прошептала:
— Ничего особенного. Просто я счастлива. Вот и хихикаю, как школьница. — Она помолчала, потом спросила тихо:
— Колин, как ты думаешь, а кровати на станции мягкие или хотя бы большие?
— А это имеет значение?
— Нет. Вовсе нет.
Станция располагалась в обширном строении из саманного кирпича с традиционным внутренним двориком. В одном крыле находились стойла для лошадей, а в другом — кухня и столовая для путешественников. Номера для желающих заночевать были без особых удобств, но имя Колина Маккрори было известно даже в этом достаточно уединенном месте. Через час они уже устроились в номере, хоть и обставленном в спартанском духе, но чистом, где исходил паром в прохладном ночном воздухе большой чан горячей воды.
— Сначала леди, — сказал Колин, когда за служанкой закрылась дверь. Он показал на чан, пожирая Мэгги глазами.
— Тут достаточно места для двоих. — В ее глазах отразилось его ненасытное желание, когда она медленно подошла к нему.
— Я грязный после пожара, я всю воду загрязню, — сказал он голосом, приглушенным и хриплым.
— Наплевать. Еще нальем. Кстати, у тебя могут оказаться ожоги, о которых надо бы позаботиться. Я осмотрю каждый дюйм твоего тела, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, — медленно сказала она, встречая губами кончик его языка и кладя руки ему на грудь. Пальцы начали расстегивать рубашку, проскальзывая под хлопчатобумажную материю, чтобы приласкать серебристо-темные волосы на груди.
У него перехватило дыхание, а потом сердце понеслось вскачь.
— Мэгги, Мэгги, — шептал он, взяв ее лицо в ладони и вглядываясь в тонкие любимые черты.
Взгляд скользил по тонкому прямому носу, громадным голубым фарфоровым глазам с пушистыми каштановыми ресницами, по изогнутым бровям. Благородные черты, дарованные ей предыдущими поколениями.
— Ты так прекрасна. Я восхищаюсь вами, миссис Маккрори. — И подушечками больших пальцев он провел по ее лицу.
Мэгги от блаженства на мгновение закрыла глаза, прижимаясь к нему, ощущая его тепло и силу крепкого тела. Его ладони медленно скользнули вниз, лаская шею, затем начали расстегивать жакет. Она помогала ему, быстро сбрасывая одежду с плеч. Пока он расстегивал ее кружевную блузку, она стягивала с него потрепанную рубашку.
Когда он распахнул блузку и ладонями обхватил ее груди сквозь ажурную сорочку, она изогнулась и застонала.
— Твое тело — сама роскошь и совершенство. И никогда не прячь его под корсет, — прошептал он.
Скоро ни один корсет уже и не подойдет. Она должна рассказать ему о ребенке. Но не сейчас. Попозже. Она опустила руки и принялась расстегивать ему ремень, языком обводя каждый мускул на плечах и груди. В считанные мгновения они раздели друг друга. Мэгги не хотела отпускать его, ей хотелось, чтобы он подольше постоял обнаженным посреди комнаты, освещенный светом лампы, отражающейся переливами на мускулах его большого крепкого тела. Она принялась покрывать быстрыми и легкими поцелуями ободранную и покрытую волдырями кожу спины и шеи.
— Это лучше помогает, чем мазь от ожогов. Гораздо лучше, — прошептал он, в восторге от ее любовной дерзости, так странно констрастирующей с поведением той леди, которую она изображала для окружающих.
Когда ее прохладные ладони легли на его плечи, заставляя опуститься в чан, он подчинился.
— А теперь ты иди сюда, — пригласил он, протягивая руки и привлекая ее к себе за мягкие изгибы бедер.
Она шагнула в чан и встала там на колени, лицом к нему, держа в руках тряпочку и кусок мыла. Он взял их у нее.
— Позволишь?
Колин отбросил тряпку и намылил мылом руки. Он начал бережно обтирать ее кожу, начав с пальцев и продвигаясь по руке к ключицам. Намылив руки еще, он перешел к манящим грудям. Розовые соски раскраснелись в теплой воде, набухая под его пальцами, нежно их ласкающими.
— У тебя грудь немного пополнела. Жизнь в Аризоне идет тебе на пользу, — прошептал он, оглаживая выемку между грудями и плавно соскальзывая к талии.
— Мне на пользу жизнь с тобой, — пробормотала она, когда он добрался до ее ягодиц и потянул ее к себе.
Она ощутила, как в легкую выпуклость мягкого живота упруго упирается его отвердевший член.
— Отдай мне мыло, — прерывисто дыша, сказала она.
Повторяя его движения, она намылила руки и принялась за его волосы и лицо, затем взяла тряпку и смыла, когда он попросил не заливать ему глаза пеной.
— Я хочу видеть, что мы делаем.
Она продолжила методическое обмывание, втирая мыло в его тело небольшими круговыми движениями, отчего вскоре на волосах груди образовалась ажурная картинка из пены. Когда ее руки добрались до его затвердевшего жезла и начали его обмывать, коварно поглаживая пальцами, сжимая ладонями, он закинул голову назад и сжал зубы, выругавшись про себя от наслаждения.
Колин ответил тем же, опустив руки к рыжеватым волоскам между ног, добравшись до набухших губ и поглаживая их, пока она со стоном не произнесла его имя. Через несколько минут они оба, покрытые пеной с ног до головы, терлись друг о друга, скользя, ласкали и обтирали друг друга. Дыхание их стало тяжелым и прерывистым, странно контрастируя с медленными и деликатными движениями рук и тел.
Наконец дрожащими руками Колин нащупал стоящий рядом с чаном ковш для ополаскивания и вылил воду на плечи Мэгги.
— Я больше не могу ждать, — хрипло сказал он, поливая ее чистой водой. Затем он принялся за себя, выливая холодную воду на голову и позволяя ей стекать вниз, по телу.
Мэгги наблюдала за стекающими ручейками, пальцами провожая их по груди и плоскому животу, пока опять ее руки не сжали его фаллос.
— Я думаю, ты уже достаточно чистый. Давай теперь я позабочусь об… ожогах, — прошептала она, улыбаясь ему соблазнительной улыбкой.
— Все ожоги ничто по сравнению с охватившим меня огнем, — сказал он, прерывисто дыша, выбираясь из чана и протягивая к ней руки.
— Колин, мы же мокрые… простыни…
— Они высохнут. Мы их осушим своим огнем! — Он поднял ее на руки, отнес и положил на постель и погрузился в ее распахнутые объятия. Лежа под ним и слыша, как ее сердце бьется в такт с его, она ощутила сладкое чувство возвращения домой. Он продолжал удерживать ее в объятиях, несмотря на сжигающую его страсть, пока не ощутил ответного неодолимого желания.
— Ну же, Колин, ну, — попросила она его взять ее. В дальнейшем подбадривании он не нуждался. Приподнявшись на руках и глядя в ее бледное лицо, он глубоко вошел в нее. Она выгнулась навстречу, не сводя своих голубых с его золотых глаз. Он входил, она изгибалась Навстречу. Сначала это было безумное, дикое воссоединение, стремительное и грубое. Он догнал ее, а она вернулась к нему. И теперь им до конца быть вместе.
Эти мысли постепенно одолевали страсть похоти, их ласки становились все нежнее, наполняя нежностью каждый вход и отдачу. Он склонился над ней в длительном поцелуе. Языки противоборствовали и дразнили друг друга, а руки неутомимо изучали тела. Колин перенес вес тела на локти и запустил пальцы в ее волосы.
Мэгги нежно ласкала кожу его спины и понимала, насколько она была близка к потере его — и не только потому, что ушла от него, но и потому, что он мог погибнуть в этом пожаре вместе с Баркером и Стэнли. Но этого не произошло. Ее муж, отец ее ребенка, был жив, здесь, рядом с ней и любил ее. А ведь все могло быть и по-другому… Она больше не могла сдерживаться.
Колин ощутил, как ее неторопливая нежность вдруг сменилась нетерпением. Он отбросил осторожность, входя в раж, чувствуя ту ярость, с которой отвечает ее тело, извиваясь, содрогаясь, и как со всхлипом она произносит его имя, когда дрожь пошла по ее телу.
Волна освобождения была столь сильна, что Мэгги показалось, будто она взлетела к тем звездам, что мерцали в ночном небе за окном. Бездыханная, она трепетала, вцепившись в него, всеми своими чувствами ощущая экстаз, и тут его фаллос задрожал, выпуская семя где-то так глубоко внутри нее, что, должно быть, коснулся и ребенка которого они уже создали.
Колин откинул голову назад и застонал, содрогаясь в ее сжимающих его рывками бедрах, в оргазме, доводящем почти до безумия. Никогда, ни с одной из женщин не приходилось ему так полно, на каждой стадии воссоединения ощущать такую сладость удовлетворения страсти. Он обмяк на ней, целуя ее лицо и шею в перерывах между судорожными вздохами, вдыхая сладкий мускусный запах ее тела вперемежку с ароматами лилий.
После того как они так недолго полежали, приходя в себя и возвращаясь на землю, он встал с нее, перекатился на спину, не выпуская ее из рук, так что она оказалась сверху.
— Не смей больше оставлять меня, Мэгги. Я без тебя жить не могу. Я и понятия не имел, пока не лишился твоей любви, что за драгоценный дар был мне ниспослан.
Она уткнулась лицом в его плечо и ощутила губами соль кожи, шепча:
— Это ведь я тебя чуть не потеряла — в этом огне. Ох, Колин, если бы ты не выбрался… — Она содрогнулась и крепко обхватила его.
— Я обязан жизнью нашему будущему зятю. Судя по тому, как они смотрят друг на друга, надо побыстрее организовать их свадьбу, — добавил он.
— Прекрасная и здравая мысль, — ответила она, уже зная, что Волк и Иден стали любовниками.
Набравшись мужества, она решила, что сейчас подходящий момент сообщить ему о ребенке.
— Может так получиться, что ты одновременно станешь и дедом и еще раз отцом.
Мэгги ощутила, как он напрягся. Она заставила себя поглядеть ему в глаза.
Колин, глядя ей в лицо, увидал, как искрящиеся надеждой глаза слегка тускнеют в нерешительном ожидании. Она боится моей реакции. Он протянул руку и заправил ей за ухо выбившийся локон.
— Ты уверена?
— Я поверить не могла, но доктор Торрес подтвердил.
— Я думал, что ты не можешь больше иметь детей, — сказал он, скрывая страх.
— Это чудо, Колин. — Пожалуйста, скажи, любимый, что ты хочешь этого ребенка. — Я была уверена, что после смерти моей дочери я осталась бездетной… но теперь я поняла… возможно, все зависит от любви. — Она сглотнула и вновь уткнулась ему в грудь. — Я всегда чувствовала себя такой грязной, такой запачканной… Я ненавидела свое тело. В то же мгновение, когда уходил очередной клиент, я бросалась отскабливать себя, пытаясь смыть невыносимый позор.
Он гладил ее по волосам, темным великолепием покрывающим ее спину.
— А со мной ты никогда так не делала. Ты удерживала семя внутри, желая его. — Его рука застыла на нежной коже ее спины. — И уехала ты отчасти из-за ребенка?
— Я не хотела тебя удерживать при себе таким способом. Я хотела, чтобы ты любил меня, любил как свою жену, чтобы ничто не вынуждало тебя делать то, к чему ты не склонен, тем более что я уже вынудила тебя жениться» В тот последний наш день в гостинице я поняла, что ты жаждешь меня и ненавидишь себя за это. А потом, когда я решила, что тебя шантажируют моим прошлым, ситуация стала просто непереносимой. Я…
— Ш-ш-ш… Мэгги, не надо, не надо. — Он стал ее баюкать, почувствовав боль в ее голосе. — Я столько раз обращался с тобой несправедливо. Сможешь простить меня?
— Да ведь я уже простила, ты же знаешь. Просто я так люблю тебя, что остальное не имеет значения. — Кроме еще твоего желания иметь этого ребенка.
— Я бы не перенес потери тебя, Мэгги, — выпалил он, вцепляясь в нее мертвой хваткой. — Я ощутил свою вину, когда умерла Элизабет, а ведь я не любил ее так, как тебя!
— Со мной все будет хорошо. Я ведь не похожа на Элизабет, Колин. Я крепкая и здоровая, и я хочу этого ребенка — и хочу всех детей, которых ты сможешь мне дать.
Странная эта мольба тронула его сердце до боли.
— Ох, Мэгги, так хочется поверить, но я не заслуживаю такого счастья.
— Но… но если это счастье, значит… ты хочешь еще одного ребенка, сына, наследника «Зеленой короны»?
— Ребенка, сотворенного в нашей любви, — да, любимая, я хочу, и, черт побери, не важно, сына или дочь, главное, что он наш, и главное, чтобы ты была живой и здоровой.
Она улыбнулась, расцветая от радости.
— Я думаю, твой старый друг — Аарон Торрес чертовски хороший доктор. Он уже заверил меня, что со здоровьем у меня все в порядке и проблем быть не должно — за исключением утренних недомоганий. — Она тут же нахмурилась, сообразив, что лишь встревожила его.
— Какие недомогания? — спросил он, мгновенно напрягаясь.
— Обычные нормальные недомогания беременной женщины, они быстро проходят. На самом деле именно по ним доктор в резервации и установил мое состояние. — Она засмеялась, поглаживая темные кружки вокруг сосков на его груди. — Я не могу по утрам удержать в себе завтрак. Но через час или два могу съесть в два раза больше своего веса. Ты ведь уже заметил, как они потяжелели. — Она почувствовала, как он ладонями приподнял ее набухшие груди.
— Я должен был понять, к чему эти изменения… Он не стал упоминать, что его первая жена была настолько деликатна и скромна, что он никогда не видел ее тела без одежды после того, как она забеременела и перестала пускать его в свою постель. И тут эта пугающая мысль овладела им.
— Мэгги… как ты думаешь, мы сможем… э, смогу я…
— Да как ты вообще мог подумать, — яростно оборвала она его. — Занятия любовью еще никогда не вредили детишкам, а вот воздержание точно повредит мамаше.
— Ты уверена? — с подозрением спросил он, и в то же время с облегчением, когда понял, что она не прогонит его из своей постели.
— Да. За годы прошлой своей работы я перевидала немало беременных женщин. Ну, а уж чтобы до конца успокоить тебя, я спрашивала у доктора Торреса.
Он иронически поднял бровь.
— Интересные у вас двоих разговоры происходят.
— Весьма. Я взяла с него слово, чтобы он не проговорился о ребенке, пока я сама не выберу момент, чтобы сообщить тебе. — Она заглянула ему в глаза. — И, кажется, я выбрала правильный момент, не так ли, Колин?
— С того самого дня, когда я впервые увидел тебя в Соноре, все происходило правильно. Жаль только, что я долго не мог этого понять… но, может быть, иначе я и не мог…
Ее веселый смех смешался с его хохотом, и они стали возиться, пока он не подмял ее под себя. Затем он склонился над ней и принялся целовать ее, а она все ближе притягивала его к себе.
ЭПИЛОГ
Ей следовало бы знать, что дух Элизабет незримо будет витать между ними всегда.
— Она открыла перед тобой целый мир. Как ты ее, должно быть, любил…
Он еще пребывал в уродливом мире своего прошлого, но что-то в голосе Мэгги зацепило его. Он поднял голову и увидел ее встревоженные глаза. В них не было ни презрения, ни осуждения за то лицемерие и жестокость, с которыми он обращался с ней. Нет, глаза были полны печали и беззащитности.
— Она страшит тебя. Внезапно он все понял.
— Но ведь я же ни в чем не похожу на нее. Она была леди. Да, Колин, я страшусь, что она тебя не отпустит. Ведь она умерла пятнадцать лет назад, а ты так и не женился второй раз.
Кривая ухмылка коснулась его губ.
— Но тем не менее все-таки женился. — Он притянул ее к себе, подбирая нужные слова. — Мне всегда казалось, что я недостоин Элизабет, потому что она такая чистая и добрая.
— А зачем же тогда я тебе, Колин? Как искупление? Ты считаешь, что достоин лишь шлюхи, поскольку сам был скальпером? — Она не скрывала боли в голосе.
Он печально покачал головой.
— Нет, Мэгги. Ты сама по себе слишком хороша для меня. С первой минуты, как я увидел тебя, я был очарован, распален — в общем, я даже не могу объяснить моего состояния. Я пытался доказать себе, что это всего лишь похоть, но это было самообманом. И я лгал тебе, и причинял тебе боль. Мне так жаль. Я действительно люблю тебя, Мэгги.
Ей бы и остановиться на этом. Ах, если бы это было раньше, она бы затрепетала от этих слов, но теперь она упорно стремилась к чему-то большему, к чему-то необъяснимому.
— Я люблю тебя, Колин. Вот почему я сделала тебе то оскорбительное предложение в Сан-Луисе. Он ощутил ее сомнения.
— Понимаешь, у меня к тебе совсем другие чувства, нежели к Элизабет. — Она настороженно напряглась в его объятиях, но осталась неподвижной, пока он продолжал:
— Я был благодарен Элизабет. Я боготворил ее, поставив на пьедестал. Но это не те чувства, которые мужчина должен испытывать к женщине. Она была хорошей женой, исполняла свой долг… пока не забеременела и попросила извинения, что из-за деликатного своего положения…
Мэгги и представить себе не могла, как такой энергичный мужчина, как Колин, может обходиться без женщины. Но еще меньше она могла себе представить его нарушающим брачный обет.
— И ты сделал так, как она просила.
— Да. И ты знаешь, хотя тогда мне было двадцать три, мне было легче обходиться ночью без нее, чем сейчас без тебя. Я становлюсь злым и виноватым. И выплескиваю эту злобу на тебя, хотя на самом деле чувствую совсем другое. Я сгораю по тебе, Мэгги!
В настоящем браке должен быть огонь. Слова Айлин вспыхнули в ее мозгу. Видит Бог, даже когда у них с Колином не было ничего общего, огонь оставался.
— И ты больше не будешь чувствовать себя виноватым и злым? — Она подняла голову и посмотрела в его живые золотые глаза.
Хмурая улыбка вновь искривила его лицо, а глаза потемнели от страсти.
— Нет, я больше не буду чувствовать себя виноватым, потому что люблю тебя больше, чем Элизабет. Что же касается злости, — Господи, женщина, да ты меня можешь до сумасшествия довести!
Он поцеловал ее, и она ощутила привкус дыма и желания, страсти и радости. Она ответно открыла губы, вцепившись ногтями в его широкие плечи, и услыхала, как он низко простонал от страсти.
Несколько минут длилось это яростное объятие под луной, пока тела подтверждали то, что высказали слова. Нехотя они оторвались друг от друга, сообразив, что находятся посреди ночной пустыни. Теперь и лицо Мэгги было измазано копотью. С нежной улыбкой он потер ее щеку.
— Я испачкал тебя, — сказал он мягко. — Ты теперь почти такая же замарашка, как и я, а мне нужна ванна. Пожалуй, нам надо бы подумать о возвращении на станцию смены лошадей, но для начала вот что…
Он полез в карман пиджака и достал кольцо.
— По-моему, это твое, жена, — ласково сказал он, надевая его на ее палец. Кольцо засверкало в лунном свете, и он накрыл ее палец ладонью и сжал. Мэгги подняла залитое слезами лицо и посмотрела в лицо любимого.
Она мягко провела пальцами по его запачканной сажей коже, осмотрела опаленную одежду.
— Ты пострадал, обгорел, Колин? Что случилось?
— Поехали на станцию. Расскажу по дороге. — Он свистнул Сэнда, вскочил на жеребца и затем помог ей сесть впереди себя.
Она устроилась в его объятиях с ощущением не испытанного доселе умиротворения и радости. Пока они ехали, Колин вкратце описал ей произошедшее с Иден и Волком и закончил сценой пожара в магазине Баркера.
— Этот малокровный Эдвард Стэнли стоял за всей тусонской шайкой! Потрясающе. Бедная старая Софи Стэнли. Надо думать, теперь-то Люсиль Гесслер заменит ее на посту законодательницы мнений светского общества Прескотта.
Колин фыркнул.
— Меня больше заботит наш ночной кров, чем то, чем займутся эти старые греховодницы. Пусть они там сами с собой сражаются сетями и трезубцами.
Представив себе, как ледяная сухонькая Софи и пухленькая Люсиль кружатся в гладиаторской схватке, Мэгги не выдержала и рассмеялась.
Колин уткнулся в ее шею и прошептал:
— Что тебя так позабавило?
Она вытерла слезы веселья и прошептала:
— Ничего особенного. Просто я счастлива. Вот и хихикаю, как школьница. — Она помолчала, потом спросила тихо:
— Колин, как ты думаешь, а кровати на станции мягкие или хотя бы большие?
— А это имеет значение?
— Нет. Вовсе нет.
Станция располагалась в обширном строении из саманного кирпича с традиционным внутренним двориком. В одном крыле находились стойла для лошадей, а в другом — кухня и столовая для путешественников. Номера для желающих заночевать были без особых удобств, но имя Колина Маккрори было известно даже в этом достаточно уединенном месте. Через час они уже устроились в номере, хоть и обставленном в спартанском духе, но чистом, где исходил паром в прохладном ночном воздухе большой чан горячей воды.
— Сначала леди, — сказал Колин, когда за служанкой закрылась дверь. Он показал на чан, пожирая Мэгги глазами.
— Тут достаточно места для двоих. — В ее глазах отразилось его ненасытное желание, когда она медленно подошла к нему.
— Я грязный после пожара, я всю воду загрязню, — сказал он голосом, приглушенным и хриплым.
— Наплевать. Еще нальем. Кстати, у тебя могут оказаться ожоги, о которых надо бы позаботиться. Я осмотрю каждый дюйм твоего тела, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, — медленно сказала она, встречая губами кончик его языка и кладя руки ему на грудь. Пальцы начали расстегивать рубашку, проскальзывая под хлопчатобумажную материю, чтобы приласкать серебристо-темные волосы на груди.
У него перехватило дыхание, а потом сердце понеслось вскачь.
— Мэгги, Мэгги, — шептал он, взяв ее лицо в ладони и вглядываясь в тонкие любимые черты.
Взгляд скользил по тонкому прямому носу, громадным голубым фарфоровым глазам с пушистыми каштановыми ресницами, по изогнутым бровям. Благородные черты, дарованные ей предыдущими поколениями.
— Ты так прекрасна. Я восхищаюсь вами, миссис Маккрори. — И подушечками больших пальцев он провел по ее лицу.
Мэгги от блаженства на мгновение закрыла глаза, прижимаясь к нему, ощущая его тепло и силу крепкого тела. Его ладони медленно скользнули вниз, лаская шею, затем начали расстегивать жакет. Она помогала ему, быстро сбрасывая одежду с плеч. Пока он расстегивал ее кружевную блузку, она стягивала с него потрепанную рубашку.
Когда он распахнул блузку и ладонями обхватил ее груди сквозь ажурную сорочку, она изогнулась и застонала.
— Твое тело — сама роскошь и совершенство. И никогда не прячь его под корсет, — прошептал он.
Скоро ни один корсет уже и не подойдет. Она должна рассказать ему о ребенке. Но не сейчас. Попозже. Она опустила руки и принялась расстегивать ему ремень, языком обводя каждый мускул на плечах и груди. В считанные мгновения они раздели друг друга. Мэгги не хотела отпускать его, ей хотелось, чтобы он подольше постоял обнаженным посреди комнаты, освещенный светом лампы, отражающейся переливами на мускулах его большого крепкого тела. Она принялась покрывать быстрыми и легкими поцелуями ободранную и покрытую волдырями кожу спины и шеи.
— Это лучше помогает, чем мазь от ожогов. Гораздо лучше, — прошептал он, в восторге от ее любовной дерзости, так странно констрастирующей с поведением той леди, которую она изображала для окружающих.
Когда ее прохладные ладони легли на его плечи, заставляя опуститься в чан, он подчинился.
— А теперь ты иди сюда, — пригласил он, протягивая руки и привлекая ее к себе за мягкие изгибы бедер.
Она шагнула в чан и встала там на колени, лицом к нему, держа в руках тряпочку и кусок мыла. Он взял их у нее.
— Позволишь?
Колин отбросил тряпку и намылил мылом руки. Он начал бережно обтирать ее кожу, начав с пальцев и продвигаясь по руке к ключицам. Намылив руки еще, он перешел к манящим грудям. Розовые соски раскраснелись в теплой воде, набухая под его пальцами, нежно их ласкающими.
— У тебя грудь немного пополнела. Жизнь в Аризоне идет тебе на пользу, — прошептал он, оглаживая выемку между грудями и плавно соскальзывая к талии.
— Мне на пользу жизнь с тобой, — пробормотала она, когда он добрался до ее ягодиц и потянул ее к себе.
Она ощутила, как в легкую выпуклость мягкого живота упруго упирается его отвердевший член.
— Отдай мне мыло, — прерывисто дыша, сказала она.
Повторяя его движения, она намылила руки и принялась за его волосы и лицо, затем взяла тряпку и смыла, когда он попросил не заливать ему глаза пеной.
— Я хочу видеть, что мы делаем.
Она продолжила методическое обмывание, втирая мыло в его тело небольшими круговыми движениями, отчего вскоре на волосах груди образовалась ажурная картинка из пены. Когда ее руки добрались до его затвердевшего жезла и начали его обмывать, коварно поглаживая пальцами, сжимая ладонями, он закинул голову назад и сжал зубы, выругавшись про себя от наслаждения.
Колин ответил тем же, опустив руки к рыжеватым волоскам между ног, добравшись до набухших губ и поглаживая их, пока она со стоном не произнесла его имя. Через несколько минут они оба, покрытые пеной с ног до головы, терлись друг о друга, скользя, ласкали и обтирали друг друга. Дыхание их стало тяжелым и прерывистым, странно контрастируя с медленными и деликатными движениями рук и тел.
Наконец дрожащими руками Колин нащупал стоящий рядом с чаном ковш для ополаскивания и вылил воду на плечи Мэгги.
— Я больше не могу ждать, — хрипло сказал он, поливая ее чистой водой. Затем он принялся за себя, выливая холодную воду на голову и позволяя ей стекать вниз, по телу.
Мэгги наблюдала за стекающими ручейками, пальцами провожая их по груди и плоскому животу, пока опять ее руки не сжали его фаллос.
— Я думаю, ты уже достаточно чистый. Давай теперь я позабочусь об… ожогах, — прошептала она, улыбаясь ему соблазнительной улыбкой.
— Все ожоги ничто по сравнению с охватившим меня огнем, — сказал он, прерывисто дыша, выбираясь из чана и протягивая к ней руки.
— Колин, мы же мокрые… простыни…
— Они высохнут. Мы их осушим своим огнем! — Он поднял ее на руки, отнес и положил на постель и погрузился в ее распахнутые объятия. Лежа под ним и слыша, как ее сердце бьется в такт с его, она ощутила сладкое чувство возвращения домой. Он продолжал удерживать ее в объятиях, несмотря на сжигающую его страсть, пока не ощутил ответного неодолимого желания.
— Ну же, Колин, ну, — попросила она его взять ее. В дальнейшем подбадривании он не нуждался. Приподнявшись на руках и глядя в ее бледное лицо, он глубоко вошел в нее. Она выгнулась навстречу, не сводя своих голубых с его золотых глаз. Он входил, она изгибалась Навстречу. Сначала это было безумное, дикое воссоединение, стремительное и грубое. Он догнал ее, а она вернулась к нему. И теперь им до конца быть вместе.
Эти мысли постепенно одолевали страсть похоти, их ласки становились все нежнее, наполняя нежностью каждый вход и отдачу. Он склонился над ней в длительном поцелуе. Языки противоборствовали и дразнили друг друга, а руки неутомимо изучали тела. Колин перенес вес тела на локти и запустил пальцы в ее волосы.
Мэгги нежно ласкала кожу его спины и понимала, насколько она была близка к потере его — и не только потому, что ушла от него, но и потому, что он мог погибнуть в этом пожаре вместе с Баркером и Стэнли. Но этого не произошло. Ее муж, отец ее ребенка, был жив, здесь, рядом с ней и любил ее. А ведь все могло быть и по-другому… Она больше не могла сдерживаться.
Колин ощутил, как ее неторопливая нежность вдруг сменилась нетерпением. Он отбросил осторожность, входя в раж, чувствуя ту ярость, с которой отвечает ее тело, извиваясь, содрогаясь, и как со всхлипом она произносит его имя, когда дрожь пошла по ее телу.
Волна освобождения была столь сильна, что Мэгги показалось, будто она взлетела к тем звездам, что мерцали в ночном небе за окном. Бездыханная, она трепетала, вцепившись в него, всеми своими чувствами ощущая экстаз, и тут его фаллос задрожал, выпуская семя где-то так глубоко внутри нее, что, должно быть, коснулся и ребенка которого они уже создали.
Колин откинул голову назад и застонал, содрогаясь в ее сжимающих его рывками бедрах, в оргазме, доводящем почти до безумия. Никогда, ни с одной из женщин не приходилось ему так полно, на каждой стадии воссоединения ощущать такую сладость удовлетворения страсти. Он обмяк на ней, целуя ее лицо и шею в перерывах между судорожными вздохами, вдыхая сладкий мускусный запах ее тела вперемежку с ароматами лилий.
После того как они так недолго полежали, приходя в себя и возвращаясь на землю, он встал с нее, перекатился на спину, не выпуская ее из рук, так что она оказалась сверху.
— Не смей больше оставлять меня, Мэгги. Я без тебя жить не могу. Я и понятия не имел, пока не лишился твоей любви, что за драгоценный дар был мне ниспослан.
Она уткнулась лицом в его плечо и ощутила губами соль кожи, шепча:
— Это ведь я тебя чуть не потеряла — в этом огне. Ох, Колин, если бы ты не выбрался… — Она содрогнулась и крепко обхватила его.
— Я обязан жизнью нашему будущему зятю. Судя по тому, как они смотрят друг на друга, надо побыстрее организовать их свадьбу, — добавил он.
— Прекрасная и здравая мысль, — ответила она, уже зная, что Волк и Иден стали любовниками.
Набравшись мужества, она решила, что сейчас подходящий момент сообщить ему о ребенке.
— Может так получиться, что ты одновременно станешь и дедом и еще раз отцом.
Мэгги ощутила, как он напрягся. Она заставила себя поглядеть ему в глаза.
Колин, глядя ей в лицо, увидал, как искрящиеся надеждой глаза слегка тускнеют в нерешительном ожидании. Она боится моей реакции. Он протянул руку и заправил ей за ухо выбившийся локон.
— Ты уверена?
— Я поверить не могла, но доктор Торрес подтвердил.
— Я думал, что ты не можешь больше иметь детей, — сказал он, скрывая страх.
— Это чудо, Колин. — Пожалуйста, скажи, любимый, что ты хочешь этого ребенка. — Я была уверена, что после смерти моей дочери я осталась бездетной… но теперь я поняла… возможно, все зависит от любви. — Она сглотнула и вновь уткнулась ему в грудь. — Я всегда чувствовала себя такой грязной, такой запачканной… Я ненавидела свое тело. В то же мгновение, когда уходил очередной клиент, я бросалась отскабливать себя, пытаясь смыть невыносимый позор.
Он гладил ее по волосам, темным великолепием покрывающим ее спину.
— А со мной ты никогда так не делала. Ты удерживала семя внутри, желая его. — Его рука застыла на нежной коже ее спины. — И уехала ты отчасти из-за ребенка?
— Я не хотела тебя удерживать при себе таким способом. Я хотела, чтобы ты любил меня, любил как свою жену, чтобы ничто не вынуждало тебя делать то, к чему ты не склонен, тем более что я уже вынудила тебя жениться» В тот последний наш день в гостинице я поняла, что ты жаждешь меня и ненавидишь себя за это. А потом, когда я решила, что тебя шантажируют моим прошлым, ситуация стала просто непереносимой. Я…
— Ш-ш-ш… Мэгги, не надо, не надо. — Он стал ее баюкать, почувствовав боль в ее голосе. — Я столько раз обращался с тобой несправедливо. Сможешь простить меня?
— Да ведь я уже простила, ты же знаешь. Просто я так люблю тебя, что остальное не имеет значения. — Кроме еще твоего желания иметь этого ребенка.
— Я бы не перенес потери тебя, Мэгги, — выпалил он, вцепляясь в нее мертвой хваткой. — Я ощутил свою вину, когда умерла Элизабет, а ведь я не любил ее так, как тебя!
— Со мной все будет хорошо. Я ведь не похожа на Элизабет, Колин. Я крепкая и здоровая, и я хочу этого ребенка — и хочу всех детей, которых ты сможешь мне дать.
Странная эта мольба тронула его сердце до боли.
— Ох, Мэгги, так хочется поверить, но я не заслуживаю такого счастья.
— Но… но если это счастье, значит… ты хочешь еще одного ребенка, сына, наследника «Зеленой короны»?
— Ребенка, сотворенного в нашей любви, — да, любимая, я хочу, и, черт побери, не важно, сына или дочь, главное, что он наш, и главное, чтобы ты была живой и здоровой.
Она улыбнулась, расцветая от радости.
— Я думаю, твой старый друг — Аарон Торрес чертовски хороший доктор. Он уже заверил меня, что со здоровьем у меня все в порядке и проблем быть не должно — за исключением утренних недомоганий. — Она тут же нахмурилась, сообразив, что лишь встревожила его.
— Какие недомогания? — спросил он, мгновенно напрягаясь.
— Обычные нормальные недомогания беременной женщины, они быстро проходят. На самом деле именно по ним доктор в резервации и установил мое состояние. — Она засмеялась, поглаживая темные кружки вокруг сосков на его груди. — Я не могу по утрам удержать в себе завтрак. Но через час или два могу съесть в два раза больше своего веса. Ты ведь уже заметил, как они потяжелели. — Она почувствовала, как он ладонями приподнял ее набухшие груди.
— Я должен был понять, к чему эти изменения… Он не стал упоминать, что его первая жена была настолько деликатна и скромна, что он никогда не видел ее тела без одежды после того, как она забеременела и перестала пускать его в свою постель. И тут эта пугающая мысль овладела им.
— Мэгги… как ты думаешь, мы сможем… э, смогу я…
— Да как ты вообще мог подумать, — яростно оборвала она его. — Занятия любовью еще никогда не вредили детишкам, а вот воздержание точно повредит мамаше.
— Ты уверена? — с подозрением спросил он, и в то же время с облегчением, когда понял, что она не прогонит его из своей постели.
— Да. За годы прошлой своей работы я перевидала немало беременных женщин. Ну, а уж чтобы до конца успокоить тебя, я спрашивала у доктора Торреса.
Он иронически поднял бровь.
— Интересные у вас двоих разговоры происходят.
— Весьма. Я взяла с него слово, чтобы он не проговорился о ребенке, пока я сама не выберу момент, чтобы сообщить тебе. — Она заглянула ему в глаза. — И, кажется, я выбрала правильный момент, не так ли, Колин?
— С того самого дня, когда я впервые увидел тебя в Соноре, все происходило правильно. Жаль только, что я долго не мог этого понять… но, может быть, иначе я и не мог…
Ее веселый смех смешался с его хохотом, и они стали возиться, пока он не подмял ее под себя. Затем он склонился над ней и принялся целовать ее, а она все ближе притягивала его к себе.
ЭПИЛОГ
Весна 1881 года, «Зеленая корона»
— Клянусь всеми святыми, если этот пес не перестанет гавкать, я возьмусь за дробовик хозяина и проучу его, — прошептала Айлин Рифу Кейтсу, когда пресвитерианский священник пытался своим звучным голосом перекричать лай Руфеса, возмущенного тем, что его не включили в праздничную церемонию, совершающуюся на крыльце парадного входа в ранчо.
— Нарекаю тебя Яном Скоттом Маккрори… Его преподобие Осборн каждой черточкой излучал серьезность священнодействия, читая молитвенник, в то время как присутствующие радостно улыбались.
Колин стоял рядом с женой, которая гордо держала их месячного сына. Маленький Ян безмятежно гукал, не обращая ни малейшего внимания на капли холодной воды, стекающие по его головке с пышными каштановыми волосами.
Гордых родителей окружали разношерстные собравшиеся, чье разное вероисповедание заставляло ненадолго призадуматься священника, когда его пригласили из Прескотта на богатое ранчо, чтобы крестить нового члена семьи Маккрори. Доктор Аарон Торрес, иудей, стоял рядом с Эсмеральдой Фиббз, унитарианкой. Рьяная католичка Айлин О'Банион соседствовала с Рифом Кейтсом, который ясно дал понять, что обходился без помощи церкви и дальше обойдется, Дочь Маккрори священник обвенчал с ее мужем в пресвитерианской церкви, но тем не менее его преподобие Осборн подозревал, что этот угрожающего вида полукровка, видимо, молится каким-то кровожадным богам апачей.
— Как ты думаешь, когда придет время крестить нашего ребенка, он будет так же хорошо себя вести? — шепотом спросил Волк у Иден.
Похлопав по уже заметному животику, Иден улыбнулась.
— Вряд ли, если пойдет в отца.
И в этот момент священник, дочитав последнюю молитву, завершил официальную часть обряда крещения. На теплом весеннем солнышке собрались все, работающие в «Зеленой короне», чтобы стать свидетелями крещения новорожденного своего босса. Пока раздраженная домоправительница отгоняла пса Иден, мимо ребенка и родителей проходили чередой люди, поздравляя и восхищаясь ребенком.
Смеясь, Иден подошла к Айлин и успокаивающе положила ладонь на ее руку.
— Да он просто счастлив, что вернулся сюда и что тут жизнь продолжается. Можно, я отрежу кусочек от того куска сочной говядины, который ты собираешься поджарить? Я думаю, он сразу успокоится.
— Если ты будешь давать ему такие кусочки, которые даешь обычно, то ничего не останется, — ответила Айлин, смягчаясь при виде Иден.
— Я приманю этого мошенника косточкой, — вызвался Гидеон Блэйк, — с вашего разрешения, миссис О'Банион.
Айлин вспыхнула. Отец Волка был высоким, седовласым, подтянутым мужчиной шестидесяти пяти лет с обаятельной улыбкой, смягчающей жестковатое выражение точеного лица.
— Я покажу вам, как пройти на кухню, мистер Блэйк.
Когда двое стариков ушли с крыльца. Идеи повернулась к Волку и обняла его. Когда он в ответ тоже обнял ее, она прошептала:
— Ну разве ты не рад, что мы съездили в Пекос, несмотря на то, что ты получил назначение на пост агента по снабжению резервации?.
— Как и во всем, ты оказалась права относительно моего отца, — ответил он.
— Он так скорбит о прошлых своих заблуждениях, Волк. И он так горд, что тебе доверили здесь такую работу, и счастлив, что тоже может быть к ней причастен.
— С его деньгами, которые он решил потратить на лекарства и учебники для резервации, дело пойдет совсем по-другому. Я тоже начинаю гордиться моим отцом, — искренне ответил он.
— Почему бы тебе не сказать ему об этом?
— Я уже сказал.
— Вы оба такие серьезные. А день такой праздничный, — сказал Колин зятю, передавая ему маленького Яна. — Я думаю, пора и тебе попрактиковаться, как быть отцом.
Темное лицо Волка буквально побледнело, и он весь напрягся.
— Я, э… я же не знаю, Колин…
— Давай, давай. Волк, — со смешком сказала Иден. — Мой маленький братец крепыш. Не сломаешь.
Эд Фиббз, стоя у парадного входа, что-то яростно царапала в своем блокноте. Подошла Мэгги и спасла Волка, забрав у него Яна. Колин и Мэгги улыбнулись Эд, проходя в дом.
Ведущий редактор «Аризона майнер», газеты, которую Мэгги выкупила у опозоренного Клемента Элгрена в прошлом году, Эд Фиббз серьезно относилась к своей работе. Крещение сына ее работодательнипы было событием сезона. После волнующих хроник разоблачения тусонской шайки жизнь обратила ее к более прозаичным вещам. Да и, в конце концов, описание хороших светских новостей — не такая уж скучная работа.
— Клянусь всеми святыми, если этот пес не перестанет гавкать, я возьмусь за дробовик хозяина и проучу его, — прошептала Айлин Рифу Кейтсу, когда пресвитерианский священник пытался своим звучным голосом перекричать лай Руфеса, возмущенного тем, что его не включили в праздничную церемонию, совершающуюся на крыльце парадного входа в ранчо.
— Нарекаю тебя Яном Скоттом Маккрори… Его преподобие Осборн каждой черточкой излучал серьезность священнодействия, читая молитвенник, в то время как присутствующие радостно улыбались.
Колин стоял рядом с женой, которая гордо держала их месячного сына. Маленький Ян безмятежно гукал, не обращая ни малейшего внимания на капли холодной воды, стекающие по его головке с пышными каштановыми волосами.
Гордых родителей окружали разношерстные собравшиеся, чье разное вероисповедание заставляло ненадолго призадуматься священника, когда его пригласили из Прескотта на богатое ранчо, чтобы крестить нового члена семьи Маккрори. Доктор Аарон Торрес, иудей, стоял рядом с Эсмеральдой Фиббз, унитарианкой. Рьяная католичка Айлин О'Банион соседствовала с Рифом Кейтсом, который ясно дал понять, что обходился без помощи церкви и дальше обойдется, Дочь Маккрори священник обвенчал с ее мужем в пресвитерианской церкви, но тем не менее его преподобие Осборн подозревал, что этот угрожающего вида полукровка, видимо, молится каким-то кровожадным богам апачей.
— Как ты думаешь, когда придет время крестить нашего ребенка, он будет так же хорошо себя вести? — шепотом спросил Волк у Иден.
Похлопав по уже заметному животику, Иден улыбнулась.
— Вряд ли, если пойдет в отца.
И в этот момент священник, дочитав последнюю молитву, завершил официальную часть обряда крещения. На теплом весеннем солнышке собрались все, работающие в «Зеленой короне», чтобы стать свидетелями крещения новорожденного своего босса. Пока раздраженная домоправительница отгоняла пса Иден, мимо ребенка и родителей проходили чередой люди, поздравляя и восхищаясь ребенком.
Смеясь, Иден подошла к Айлин и успокаивающе положила ладонь на ее руку.
— Да он просто счастлив, что вернулся сюда и что тут жизнь продолжается. Можно, я отрежу кусочек от того куска сочной говядины, который ты собираешься поджарить? Я думаю, он сразу успокоится.
— Если ты будешь давать ему такие кусочки, которые даешь обычно, то ничего не останется, — ответила Айлин, смягчаясь при виде Иден.
— Я приманю этого мошенника косточкой, — вызвался Гидеон Блэйк, — с вашего разрешения, миссис О'Банион.
Айлин вспыхнула. Отец Волка был высоким, седовласым, подтянутым мужчиной шестидесяти пяти лет с обаятельной улыбкой, смягчающей жестковатое выражение точеного лица.
— Я покажу вам, как пройти на кухню, мистер Блэйк.
Когда двое стариков ушли с крыльца. Идеи повернулась к Волку и обняла его. Когда он в ответ тоже обнял ее, она прошептала:
— Ну разве ты не рад, что мы съездили в Пекос, несмотря на то, что ты получил назначение на пост агента по снабжению резервации?.
— Как и во всем, ты оказалась права относительно моего отца, — ответил он.
— Он так скорбит о прошлых своих заблуждениях, Волк. И он так горд, что тебе доверили здесь такую работу, и счастлив, что тоже может быть к ней причастен.
— С его деньгами, которые он решил потратить на лекарства и учебники для резервации, дело пойдет совсем по-другому. Я тоже начинаю гордиться моим отцом, — искренне ответил он.
— Почему бы тебе не сказать ему об этом?
— Я уже сказал.
— Вы оба такие серьезные. А день такой праздничный, — сказал Колин зятю, передавая ему маленького Яна. — Я думаю, пора и тебе попрактиковаться, как быть отцом.
Темное лицо Волка буквально побледнело, и он весь напрягся.
— Я, э… я же не знаю, Колин…
— Давай, давай. Волк, — со смешком сказала Иден. — Мой маленький братец крепыш. Не сломаешь.
Эд Фиббз, стоя у парадного входа, что-то яростно царапала в своем блокноте. Подошла Мэгги и спасла Волка, забрав у него Яна. Колин и Мэгги улыбнулись Эд, проходя в дом.
Ведущий редактор «Аризона майнер», газеты, которую Мэгги выкупила у опозоренного Клемента Элгрена в прошлом году, Эд Фиббз серьезно относилась к своей работе. Крещение сына ее работодательнипы было событием сезона. После волнующих хроник разоблачения тусонской шайки жизнь обратила ее к более прозаичным вещам. Да и, в конце концов, описание хороших светских новостей — не такая уж скучная работа.