Херберт Фрэнк. Бог - император Дюны

   - Слава богам, ты не пострадал, - сказала она.
   Айдахо оглянулся на вход, на дверной замок, открывающийся только если он приложит собственную ладонь. Затем он бросил задумчивый взгляд на Хви. Никто, кроме нескольких избранных стражей, не был в состоянии открыть эту дверь.
   Она улыбнулась его замешательству.
   - Эти замки делаем мы, икшианцы, - сказала она.
   Его стал заполнять страх за нее.
   - Что ты здесь делаешь?
   - Мы должны поговорить.
   - О чем?
   - Данкан... - она покачала головой. - О нас.
   - Тебя предостерегли, - сказал он.
   - Мне велено бросить Тебя.
   - Тебя послал Монео!
   - Две стражницы, услышавшие тебя в трапезной, вот кто меня привел. Они считают, что ты в ужасной опасности.
   - И вот почему ты здесь?
   Она встала - одним грациозным движением, напомнившем ему о том, как двигалась Джессика, бабушка Лито - такое же текучее владение своими мускулами, каждое движение прекрасно. Понимание обрушилось на него, как шок.
   - Ты бенеджессеритка...
   - Нет, они были среди моих учителей, но я не бенеджессеритка.
   Подозрения затмили его ум. Какие вассальные зависимости работают сейчас в империи Лито? Что знает гхола о таких вещах?
   "Изменения, произошедшие с тех пор, как я жил...".
   - По-моему, ты остаешься всего лишь простой икшианкой, сказал он.
   - Пожалуйста, не насмехайся надо мной, Данкан.
   - Кто ты?
   - Я невеста, предназначенная Богу Императору.
   - И ты будешь верно ему служить!
   - Да, буду.
   - Тогда нам не о чем говорить.
   - Кроме того, что есть между нами.
   Он кашлянул.
   - А что между нами есть?
   - Это - взаимопритяжение, - она подняла руку, когда он попробовал заговорить. - Мне хочется заснуть в твоих объятиях, найти любовь и защиту в них. Я знаю, ты тоже этого хочешь.
   Он сохранял жесткость.
   - Бог Император запрещает!
   - Но я здесь, - она сделала два шага к нему, по одежде пробежала рябь вдоль всего ее тела.
   - Хви... - он судорожно сглотнул сухим горлом. - тебе лучше всего уйти.
   - Благоразумней всего, но не лучше всего, - ответила она.
   - Если он обнаружит, что ты была здесь...
   - Это не мой путь, покинуть тебя вот так, - опять она подняла руку, не давая ему ответить. - Я была выведена и воспитана только для одной цели.
   Ее слова наполнили его ледяной осторожностью.
   - Для какой цели?
   - Обольстить Бога Императора. О, он это знает. И не способен ничего тут изменить.
   - И я не способен.
   Она подошла еще на шаг. Он ощутил молочное тепло ее дыхания.
   - Они слишком хорошо меня сделали, - сказала она. - Я создана для того, чтобы услаждать Атридесов. Лито говорит, что его Данкан больше Атридес, чем многие, рожденные с этим именем.
   - Лито?
   - Как еще мне называть того, за кого я выйду замуж?
   Еще даже не договорив эту фразу, Хви наклонилась к Айдахо. Словно оказавшись в критической точке взаимного магнитного притяжения, они двинулись навстречу друг другу. Хви прижала свою щеку к его тунике, ее руки обвили его, ощупывая его твердые мускулы. Айдахо погрузил подбородок в ее волосы, весь во власти ее мускусного запаха.
   - Это безумие, - прошептал он.
   Он поднял ее подбородок и поцеловал.
   Она прижалась к нему.
   Никто из них не сомневался, к чему это должно привести. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее на руки и перенес в спальню.
   Лишь однажды Айдахо заговорил.
   - Ты не девственница.
   - Но и ты не девственник, любимый.
   - Любимая, - прошептал он. - Любимая, любимая...
   - Да... Да!
   Умиротворенная после совокупления, Хви положила обе руки за голову и вытянулась, подрагивая на разворошенной постели. Айдахо присел спиной к ней, глядя в окно.
   - Кто были твои другие любовники? - спросил он.
   Она приподнялась на локте.
   - У меня не было других любовников.
   - Но... - он повернулся и поглядел на нее.
   - Когда я была подростком, мне встретился молодой человек, которому я была очень нужна, - она улыбнулась. - Впоследствии я очень стыдилась, до чего же я была доверчивой! Я считала, что подвела полагавшихся на меня учителей, но они, узнав об этом, пришли в восторг. ты знаешь, по-моему, меня испытывали.
   Айдахо угрюмо насупился.
   - Не то ли это, что происходит сейчас со мной? Я нуждался в тебе?
   - Нет, Данкан, - ее лицо было донельзя серьезным. - Мы подарили радость друг другу, потому что именно так это и происходит с любовью.
   - Любовь! - с горечью в голосе проговорил он.
   Она сказала:
   - Мой дядя Молки частенько говаривал, что любовь - это плохая сделка, потому что ты не получаешь никаких гарантий.
   - Твой дядя Молки был мудрецом.
   - Он был глупцом! Любовь и НЕ НУЖДАЕТСЯ ни в каких гарантиях.
   Непроизвольная улыбка тронула уголки рта Айдахо.
   Хви широко улыбнулась ему.
   - Ты узнаешь любовь, потому что ты хочешь дарить радость и тебе наплевать на все последствия.
   Он кивнул.
   - Я думаю только об опасности для Тебя.
   - Мы такие, какие мы есть, - сказала она.
   - Что мы будем делать?
   - Пока мы живы, мы будем лелеять память об этом.
   - Ты говоришь... так окончательно.
   - Да.
   - Но мы будем видеться каждый...
   - Никогда больше не будет такого, как сейчас.
   - Хви! - он метнулся на кровать и спрятал лицо на ее груди. Она погладила его волосы. Его голос зазвучал приглушенно, когда он заговорил:
   - Что, если я оплодо...
   - Тс-с! Если суждено быть ребенку, то пусть будет ребенок.
   Айдахо поднял голову и поглядел на нее.
   - Но ведь тогда он узнает наверняка!
   - Он в любом случае узнает.
   - По-твоему, он и вправду всеведущ?
   - Не все, но это узнает.
   - Как?
   - Я ему расскажу.
   Айдахо оттолкнулся от нее и присел на кровать, на лице его отразился гнев, борющийся со смятением.
   - Я должна, - сказала она.
   - Если это обернется против тебя... Всякое рассказывают, Хви, ты можешь оказаться в смертельной опасности!
   - Нет. У меня есть свои потребности. Он это знает. И не причинит вреда никому из нас.
   - Но он...
   - Он не уничтожит МЕНЯ. И поймет, что если он причинит какой-нибудь вред тебе, то это будет уничтожением меня.
   - Как ты можешь выходить за него замуж?
   - Милый Данкан, разве ты не понял, что он нуждается во мне больше, чем ты?
   - Но он не способен... я имею ввиду, не можешь же ты на самом деле...
   - Для меня будет не возможно испытать с Лито такую же радость, которую мы нашли друг в друге. Для него это не возможно. Он мне в этом признался.
   - Тогда почему нельзя... если он тебя любит...
   - У него более великие планы и более великие нужды, - она потянулась и взяла правую руку Айдахо в свои. - Я поняла это с тех пор, как впервые начала изучать его. Нужды более великие, чем есть у любого из нас.
   - Какие планы? Какие нужды?
   - Спроси его.
   - А ТЫ знаешь?
   - Да.
   - Ты имеешь ввиду, что веришь в эти истории о...
   - В нем есть честность и доброта. Я знаю это по тому, что мне подсказывают о нем мои чувства. Сотворенное из меня моими икшианскими хозяевами, превратило меня, по-моему, в особый реагент, позволяя мне узнавать больше, больше, чем им даже хотелось бы.
   - Значит, ты веришь ему! - обвиняющим голосом сказал Айдахо. Он попытался высвободить свою руку.
   - Если ты пойдешь к нему, Данкан, и...
   - Он никогда больше меня не увидит!
   - Увидит.
   Она притянула его руку к своему рту и стала целовать пальцы.
   - Я заложник, - сказал он. - ты заставляешь меня страшиться... вы двое вместе...
   - Я никогда не думала, что Богу будет легко служить, проговорила она. - Но просто не думала, что это может оказаться настолько трудно.
   38
   Память имеет для меня занятный смысл - к которому, я
   надеялся, смогут приобщится и другие. Меня постоянно
   изумляет, до чего же люди прячутся от жизней-памятей своих
   предков, укрываясь от них за толстыми заслонами мифов. О
   нет, я не рассчитываю, что они будут стремиться к жестокой
   непосредственности всех до последнего моментов жизней - то,
   что должен испытывать я. Вполне способен понять, что они
   могут и не желать погрузиться во множество мелочных
   подробностей о жизни предков. У вас есть основания боятся,
   что моменты вашей жизни могут быть присвоены другими. Да,
   смысл там, внутри этих памятей. Мы несем с собой в будущее
   всех наших предков, словно живая волна, все надежды, радости
   и печали, муки и восторги нашего прошлого. Ничто внутри этих
   памятей не пребывает совершенно лишенным смысла или его
   влияния, до тех пор, пока хоть где-то существует хоть один
   человек. И всюду вокруг нас мы имеем эту светлую
   Бесконечность, навечно данную Золотую Тропу, которой мы
   можем постоянно клясться в нашей ничтожной, но вдохновенной
   преданности.
   Украденные дневники
   - Я призвал Тебя, Монео, по поводу донесений, поступивших ко мне от охраны, - сказал Лито.
   Они находились в промозглом подземелье, месте, где, напомнил себе Монео, зарождались кой-какие самые болезненные решений Бога Императора. Монео тоже слышал доклады. Он ожидал вызова весь день, и когда, вскоре после вечерней трапезы, этот вызов поступил, его на секунду охватил ужас.
   - Это... это насчет Данкана, Владыка?
   - Разумеется, насчет Данкана!
   - Мне говорили, Владыка... его поведение...
   - Поведение по повторяющемуся образцу, Монео?
   Монео склонил голову.
   - Если Ты так говоришь, Владыка.
   - Сколько времени нужно Тлейлаксу, чтобы поставить нам другого?
   - Они говорят, у них есть проблемы, Владыка. Может понадобится аж до двух лет.
   - Ты знаешь, что рассказывают мне мои охранницы, Монео?
   Монео задержал дыхание. Если Бог Император проведал о последнем... нет! Даже Рыбословши были приведены в ужас этой дерзкой выходкой. С кем нибудь другим, кроме Данкана, женщины расправились бы по-своему.
   - Ну, Монео?
   - Мне сказали, Владыка, что он созвал всех поголовно и расспрашивал об их происхождении. На каких планетах они рождены? Кто их родители и как проходило их детство?
   - Ответы его не устроили.
   - Он напугал их, Владыка. Он был очень настойчив.
   - Понимаю. Словно, без конца возвращаясь к одному и тому же, можно в итоге выдавить правду.
   Монео было понадеялся, что это, возможно, все, озаботившее Владыку.
   - Почему Данканы всегда это делают, Владыка?
   - Так изначально был воспитан Атридесами их оригинал.
   - Но как это отличается от...
   - Атридесы состояли на службе у людей, которыми они правили. Мера их управления была в жизни тех, кем они управляли. Отсюда, Данканы всегда хотят знать, как живут люди.
   - Он провел ночь в одной деревеньке, Владыка. Он побывал в некоторых городах. Он видел...
   - Все дело в истолковании результатов, Монео. Без вывода свидетельство ничего не значит.
   - По моим наблюдениям, он судит, Владыка.
   - Мы все судим, но Данканы склонны верить, что это мироздание является заложником моей воли. И они знают, что нельзя творить неправедное во имя правоты.
   - Если это то, что он говорит, Ты...
   - Это то, что говорю Я, то, что говорят все Атридесы внутри меня. Мироздание этого не позволит.
   - Но, Владыка! Ты не творишь неправедного!
   - Бедный Монео. Ты не способен увидеть, что я сотворил бездну несправедливости.
   Монео лишился дара речи. Он понял, что обманулся кажущимся возвращением Бога Императора к мягкому спокойствию. Но теперь Монео заметил брожение изменений в этом огромном теле, то, насколько близок... Монео быстро оглядел центральную палату подземелья, припоминая многие смерти, произошедшие здесь, тех, кто здесь был похоронен.
   "Пришло ли мое время?"
   Лито задумчиво проговорил:
   - Нельзя преуспеть, беря заложников. Это - форма порабощения. Один человек не может владеть другим. Мироздание этого не позволит.
   Смысл этих слов проникал в сознание Монео - словно закипал на медленном огне - ужасающим контрастом с рокотом преображения, ощущаемого им в своем Владыке.
   "Червь на подходе!"
   Монео опять оглядел палату подземелья. Насколько же здесь хуже, чем в верхнем помещении башни! До безопасного убежища слишком далеко.
   - Ну, Монео, у тебя есть, что ответить? - спросил Лито. Монео отважился прошептать:
   - Слова Владыки просвещают меня.
   - Просвещают? Ты не просвещен!
   - Но я служу моему Владыке! - В отчаянии проговорил Монео.
   - Ты провозглашаешь службу Богу?
   - Да, Владыка.
   - Кто создал твою религию, Монео?
   - Ты, Владыка.
   - Разумный ответ.
   - Благодарю Тебя, Владыка.
   - Не благодари меня! Скажи мне, что увековечивает религии!
   Монео отступил на четыре шага.
   - Стой, где стоишь! - приказал Лито.
   Трепеща всем телом, Монео онемело покачал головой. Вот он и нарвался на не имеющий ответа вопрос. А не дать ответа накликать быструю смерть. И он ждал смерти, склонив голову.
   - Тогда я тебе скажу, бедный слуга, - сказал Лито.
   У Монео мелькнула робкая надежда. Он поднял взгляд на лицо Бога Императора, заметил, что глаза у него не стекленеют... руки не подергиваются - возможно, Червь не так близко.
   - Религии увековечивают смертную взаимосвязь: хозяин-слуга, - сказал Лито. - Они создают арену, привлекающую падких до власти гордецов, со всеми их недалекими предубеждениями!
   Монео мог только кивнуть. Не трепещут ли руки Бога Императора? Не скрывается ли потихоньку это ужасное лицо внутри своей рясы?..
   - Тайные откровения бесславия, вот на что напрашиваются все Данканы, - проговорил Лито. - В Данканах слишком много сочувствия своим собратьям и слишком мало тех, кого можно так назвать.
   Монео изучал голографические изображения древних песчаных червей Дюны, их гигантские рты, полные зубов - крисножей, вокруг пожирающего огня. Он обратил внимание на припухлости зачаточных колец на рубчатом теле Лито. Не увеличились ли они? Не откроется ли новый рот под укрытым рясой лицом?
   - В сердце своем Данканы знают, - проговорил Лито, - что я умышленно пренебрег предостережениями Магомета и Моисея. Даже ты это знаешь, Монео!
   Это было обвинение, Монео начал было кивать, затем замотал головой из стороны в сторону. Он подумывал, не попытаться ли ему снова попробовать отступление. Он уже знал по опыту, что назидания, произносимые таким тенорком, не обходя без очень скорого появления Червя.
   - И какое же это могло быть предостережение? - спросил Лито. В его голосе звучала насмешливая беспечность.
   Монео позволил себе чуть пожать плечами.
   Голос Лито вдруг наполнил палату раскатистым баритоном, древний голос, говоривший сквозь века:
   - Вы служите БОГУ, вы не слуги слуг! Монео заломил руки и возопил:
   - Я СЛУЖУ Тебе, Владыка!
   - Монео, Монео, - проговорил Лито, голос его стал тихим и гулким, - и одного хорошего дела не вырастет из миллиона плохих. Правоту узнаешь по ее устойчивости во времени.
   Монео хватило только стоять в трепетном молчании.
   - Я намеревался спарить Хви с ТОБОЙ, Монео, - сказал Лито. Теперь слишком поздно.
   Понадобилось несколько мгновений, чтобы эти слова проникли в сознание Монео. Он заметил, как их значение выпадает из любого внятного ему контекста. "Хви? Кто такая Хви? Ах, да - икшианка, будущая невеста Бога Императора. Спарить... со мной?"
   Монео покачал головой.
   Лито проговорил с бесконечной печалью:
   - И ты тоже минуешь. Будут ли все твои труды забыты, праху подобно?
   Пока Лито это произносил, его тело вдруг без предупреждающих примет содрогнулось в ужасающем изгибе, взметнувшем его и сбросившем с тележки. С чудовищной скоростью и силой пронесся его в каких-то сантиметрах от Монео, который вскрикнул и бросился из подземелья.
   - Монео!
   Зов Лито остановил мажордома у входа в лифт.
   - Испытание, Монео! Я испытаю Сиону завтра!
   39
   Понимание того, что я есть, приходит с вневременным
   самосознанием, которое не аккумулирует и не отбрасывает, не
   стимулирует и не вводит в заблуждение. Я творю поле, где
   центром является мое "я", поле, в котором даже смерть
   становится лишь аналогией. Я не жажду никаких результатов. Я
   просто дозволяю быть этому полю, не имеющему ни целей, ни
   желаний, ни завершенности, ни даже прозрения достижений. В
   этом поле, всеприсутствующее первичное самосознание является
   всем. Это - свет, льющийся из окон моего мироздания.
   Украденные дневники
   Взошло солнце, рассылая свое жесткое полыхание по дюнам. По ощущениям Лито, песок под ним был нежен и ласков. Только его человеческие уши, слышавшие обдирающий скрежет его тяжелого тела, говорили ему об обратном. Конфликт восприятий, с которым он уже научился сосуществовать.
   Он слышал позади себя мягкое шуршание песка. Это Сиона взбиралась к нему на вершину дюны.
   "Чем дольше я сохраняюсь, тем уязвимей становлюсь", - подумал он.
   Эта мысль часто приходила к нему в те дни, когда он уходил в свою пустыню. Он поглядел вверх. Небо безоблачно, но той насыщенной матовой голубизной, которую Дюна, прежних времен никогда не видела.
   Что такое пустыня без безоблачного неба? Как плохо, что нет в нем серебристой тональности Дюны.
   Икшианским спутникам не всегда удавалось контролировать это небо, с безупречностью, которую Лито мог пожелать. Эта безупречность была механистической фантазией, а машинами управляют люди, вот и заедает вечно что-нибудь. Но все равно, спутники обеспечивали достаточно жесткий контроль, чтобы подарить ему эту утреннюю недвижность пустыни. Он сделал своими человеческими легкими глубокий вдох и прислушался к движению Сионы. Она остановилась. Он понял, что она восхищается открывающимся видом.
   Воображение Лито, словно фокусник, представило его внутреннему взору все, что было им сделано, чтобы сейчас могли возникнуть вокруг Сионы декорации этой феерии. Он ЧУВСТВОВАЛ спутники. Изящные инструменты, исполнявшие музыку для танца теплых и холодных масс воздуха, постоянно наблюдающие и регулирующие мощные вертикальные и горизонтальные воздушные потоки. Его развлекло воспоминание, как икшиацы вообразили, будто он собирается использовать их тончайшую технику для создания нового вида водной деспотии - у одних, бросивших вызов правителю, отнимая влагу и наказывая других жестокими бурями. Как же они удивились, обнаружив, что заблуждаются!
   "Мои контролеры еще более тонки."
   Мягко и медленно начал он двигаться, плывя по поверхности песка, соскальзывая с дюн, не разу не оглянувшись назад на тонкий шпиль своей башни, который вскоре исчезнет в дымке дневной жары.
   Сиона следовала за ним с не типичным для нее смирением. Сомнения сделали свое дело. Она прочла украденные Дневники. Она выслушала увещевания своего отца. Теперь она не знала, что и думать.
   - В чем испытание? - спросила она Монео. - Что Он сделает?
   - Испытание всегда разное.
   - Как Он испытывал Тебя?
   - С тобой будет по-другому. Я только собью тебя с толку, если буду рассказывать о пережитом мной.
   Лито тайно подслушивал, пока Монео готовил свою дочь, одевая ее в подлинный стилсьют Свободных, в темный плащ поверх стилсьюта, правильно приспосабливая насосы ботинок. Монео не забыл, как это делается.
   Отлаживая ботинки, склоненный Монео поглядел вверх.
   - Придет Червь, это все, что я могу тебе сказать. ты найдешь способ жить в присутствии Червя.
   Затем он встал, объясняя, как стилсьют сохраняет воду тела. Он заставил ее вытянуть трубочку из водосборного кармашка и пососать из нее, затем снова закрыл трубочку.
   - Ты будешь наедине с ним в пустыне, - сказал ей Монео. - Шаи-Хулуд всегда вблизи, когда ты в пустыне.
   - Что, если я откажусь идти? - спросила она.
   - Ты пойдешь... но, может быть, ты никогда не вернешься.
   Эта беседа велась в палате наземного этажа Малой Твердыни, пока сам Лито ждал на верхнем. Он спустился, когда понял, что Сиона готова, скользнул вниз в предутренней тьме на суспензорах своей тележки. После того, как вышли Монео и Сиона тележка опустилась к наземному этажу. Пройдя по плоскому пространству к топтеру и взлетев под пришепетывание крыльев, Монео оставил их. Лито сперва потребовал, чтобы Сиона проверила, заперт ли портал наземного этажа, затем поглядел вверх на невозможную высоту башни.
   - Выбраться отсюда можно лишь, если пересечешь Сарьер, - сказал он.
   И он повел ее прочь от башни, даже не приказав следовать за собой, положившись на ее смекалку, любопытство и сомнения. Лито плавно соскользнул с дюны на обнаженный пласт каменной основы под пустыней, затем на следующую дюну, невысокую и покатую, трамбуя для Сионы путь. Свободные называли такой придавленный след "даром Господа слабому". Он двигался медленно, давая Сионе достаточно времени понять, что это его царство, его естественная среда обитания.
   Он соскользнул с вершины другой дюны, оглянулся проверить, как продвигается Сиона. Она держалась проложенного им следа. Остановилась она только достигнув вершины. Ее взгляд скользнул по его лицу, затем она сделала полный круг, чтобы осмотреться вокруг. Он услышал, как она резко вобрала воздух. Дымка жары подернула верхнюю часть башни, а нижнюю можно было сейчас принять лишь за отдаленное возвышение.
   - Вот так было всюду, - сказал он. Он знал: было что-то в пустыне, взывавшее к вечной душе тех, в ком текла кровь Свободных. Он выбрал это место, потому что здесь воздействие пустыни было особенно сильным - эта дюна была чуть выше остальных.
   - Хорошенько осмотрись, - сказал он и скользнул вниз с другой стороны дюны, чтобы его массивное тело не загораживало ей вид.
   Сиона сделала еще один медленный круг, вглядываясь в дали.
   Лито понимал какие глубинные чувства будит в ней открывшийся вид. Кроме маленького туманного пятнышка основания его башни, не было ни малейшей неровности на горизонте - плоскость, всюду плоскость. Ни растений, ни единого живого движения. Со своей обзорной точки, Сионе видно все вокруг приблизительно на восемь километров, до линии горизонта, за которую уходит пустыня.
   Лито заговорил из-под гребня дюны, места своей остановки.
   - Вот это настоящий Сарьер. Его познаешь только тогда, когда приходишь сюда пешком. Это все, что осталось от Бар бел-ама.
   - Океан без воды, - прошептала она. И опять повернулась и осмотрела весь горизонт.
   Ветра не было. Лито знал, что при безветрии безмолвие пустыни въедается в человеческую душу. Сиона сейчас ощущает, что все ее привычные точки отсчета потеряны, что она заброшена и одинока в опасном пространстве.
   Лито взглянул на следующую дюну. Двигаясь в том направлении, они вскоре дойдут до низкой линии холмов, которые прежде были горами, но теперь разрушились до остатков шлака и булыжника. Он не шевелился и не разговаривал, предоставляя безмолвию проделать за него всю работу. Даже приятно представить, будто эти дюны бесконечно тянутся вокруг всей планеты как некогда. Но даже эти немногие дюны приходили в упадок. Без истинных бурь Кориолиса прежней Дюны, на его Сарьер могли оказывать небольшой местный эффект лишь жесткие ветерки и нечастые жаркие вихри.
   Один из этих крохотных "ветряных дьяволов" танцевал примерно на полпути до южного горизонта. Взгляд Сионы проследил за его движением. Она резко проговорила:
   - У тебя есть личная вера?
   Лито секунду подумал, обдумывая свой ответ. Его всегда изумляло, насколько пустыня постоянно вызывает мысли о религии.
   - Ты осмеливаешься вопрошать меня, есть ли у меня личная религия? вопросил он.
   Не выдавая никаких внешних признаков страха, который, он знал, она испытывает, Сиона повернулась и пристально посмотрела на него. Дерзость всегда была отличительной чертой Атридесов, напомнил он себе.
   Когда она не ответила, он сказал:
   - Да, ты, Атридес, никаких сомнений. - Таков твой ответ? - спросила она.
   - Что ты на самом деле хочешь узнать, Сиона?
   - Во что ТЫ веришь!
   - Эге! Ты спрашиваешь о моей вере. Ну что ж... я верю, что нечто не может появиться из ничего без божественного вмешательства.
   Его ответ ее озадачил.
   - Как это выходит...
   - Natura non facit saltus, - проговорил он.
   Она покачала головой, не понимая этой сорвавшейся с его языка древней цитаты. Лито перевел:
   - Природа не совершает прыжков.
   - Что это за язык? - спросила она.
   - Язык, на котором больше не говорят нигде в моем мироздании.
   - Зачем же ты тогда его использовал?
   - Чтобы растормошить твои древние жизни-памяти.
   - У меня их нет, никаких! Мне просто нужно знать, зачем ты привел меня сюда.
   - Дать тебе возможность отведать вкус нашего прошлого. Спускайся сюда и взбирайся мне на спину.
   Она сперва заколебалась, затем, видя бесполезность сопротивления, соскользнула с дюны и забралась ему на спину.
   Лито подождал, пока она не встала на нем на колени. Это было не тоже самое, как в те старые времена, которые он знал. У нее не было крючьев Создателя и она не могла стоять на его спине. Он чуть приподнял свои передние сегменты над поверхностью.
   - Зачем я это делаю? - спросила она. Тон ее голоса говорил о том, что она чувствует себя глупо у него на спине.
   - Я хочу, чтобы ты на себе изведала тот способ, с помощью которого в далеком прошлом наш народ гордо странствовал по этой планете, высоко на спине гигантского червя.
   Он заскользил вдоль дюны, как раз под ее гребнем. Сиона видела голографические изображения. Она знала этот опыт разумом, но пульс реальности бился совсем по-другому, и он знал, что она откликнется и соотнесется с ним.
   "Ах, Сиона", - подумал он, - "Ты даже еще и не подозреваешь, как я тебя испытаю."
   Лито стал внутренне ожесточать себя. "Я не должен испытывать никакой жалости. Если она умрет - то умрет. Если кто-либо из них умирает, то это осознанная необходимость, ничего более."