Херберт Фрэнк. Еретики Дюны (Дюна-5)

   - Это все, о чем ты долго и тяжко размышляла?
   - Скажи мне. Тар, почему они напали на наш Оплот на Гамму и стерли его с лица земли?
   - Очевидно, они охотились за гхолой Айдахо, чтобы захватить его в плен или убить.
   - С чего бы ему быть для них таким важным?
   - Что ты мне пытаешься сказать? - вопросила Тараза.
   - Не могли ли шлюхи действовать, исходя из открытого им тлейлаксанцами? Тар, а вдруг секретная программа, введенная народом Ваффа в нашего гхолу - это нечто, делающее гхолу мужским эквивалентом Преподобных Черниц?
   Тараза поднесла руку ко рту и быстро ее уронила, когда поняла, что слишком много выдает этим жестом. Слишком поздно. Неважно. Они все равно остаются двумя Преподобными Матерями, действующими заодно.
   Од раде сказала:
   - А мы приказали Лусилле сделать его неотразимым для большинства женщин.
   - Как долго Тлейлакс ведет дела с этими шлюхами? - осведомилась Тараза.
   Одраде пожала плечами.
   - Лучше задать вопрос так: как долго они имеют дело с их собственными Затерянными, возвращающимися из Рассеяния? Тлейлаксанец разговаривает с тлейлаксанцем, при этом многое тайное может стать явным.
   - Прекрасное предположение с твоей стороны, - сказала Тараза. - И чем оно, по-твоему, может быть ценно на практике?
   - Ты знаешь это не хуже меня. Это объяснило бы очень многое.
   Тараза заговорила с резкой горечью.
   - И что ты теперь думаешь о нашем союзе с Тлейлаксом?
   - Он еще более необходим, чем прежде. Мы должны быть с внутренней стороны. Мы должны быть там, где сможем влиять на участников открытой борьбы.
   - Богомерзость! - обрубила Тараза.
   - Что?
   - Этот гхола - словно записывающее устройство в человеческом облике. Они подсадили его внутрь нашего Ордена. Если Тлейлакс наложит на него свои руки, то узнает очень многое о нас.
   - Это было бы весьма неприятно.
   - И весьма типично для них.
   - Я согласий, что есть и другие подводные камни в нашей ситуации, сказала Одраде. - Но все эти доводы лишь говорят, что мы не осмелимся убить гхолу до тех пор, пока сами его не изучим.
   - Это может оказаться слишком поздно! Черт подери твой союз. Дар! Ты предоставила им возможность ухватить нас... и нам возможность ухватиться за них - и никто из нас не решается разжать хватку.
   - Разве это не идеальный союз?
   Тараза вздохнула.
   - Как скоро мы должны предоставить им доступ к нашим книгам племенного учета?
   - Скоро. Вафф подгоняет дело.
   - Тогда, мы увидим их акслольтные... чаны?
   - Это конечно, тот рычаг, который я и использую. Он неохотно дал свое согласие.
   - Все глубже и глубже в карманы друг друга, - проворчала Тараза.
   Тоном полной невинности, Одраде проговорил:
   - Идеальный союз, именно как я и сказала.
   - Проклятие, проклятие, проклятие, - пробормотала Тараза. - А Тег разбудил исходную память гхолы!
   - Но разве Лусилла...
   - Я не знаю! - Тараза повернула к Одраде угрюмое лицо и пересказала ей самые последние сообщения с Гамму: Тега и его отряд засекли, самые краткие сообщения о них, но ничего насчет Лусиллы, составляются планы, чтобы вызволить их оттуда.
   При этом пекресказе, Тараза ощутила, как в мозгу ее возникает неприглядная картина. Что же такое этот гхола? Они всегда знали, что Данканы Айдахо - это не обыкновенные гхолы. Но теперь, с увеличенными способностями нервов и мускулов, да плюс неизвестное, запрограммированное в него Тлейлаксом - он превращается в дубинку, которую держишь в руке, потому что знаешь, что она очень даже может понадобиться для сохранения жизни, но пламя при этом бежит к твоей плоти на ужасающей скорости.
   Одраде задумчиво проговорила:
   - Пыталась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое - быть гхолой, внезапно Пробужденным в обновленной плоти?
   - Что? Что ты...
   - Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра, - пояснила Одраде. - Он ведь помнит свою собственную смерть.
   - Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, - сказала Тараза.
   - Так же, как и тлейлаксанские Господины.
   - Что ты пытаешься сказать?
   Одраде потерла лоб, выждав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет... нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.
   - Пробуждение гхолы - это, должно быть, убийственное для него переживание, - сказала Одраде, опуская руку. - Устоять в нем может только обладающий колоссальной психической устойчивостью.
   - Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины - это нечто большее, чем они представляются.
   - А Данканы Айдахо?
   - Разумеется. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?
   Это направление спора представлялось Одраде бесцельным. Она сказала:
   - Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я - Атридес.
   - По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?
   - Особенно, после Лусиллы...
   - Это может быть слишком опасным!
   Одраде откинулась на угол дивана. Тараза хотела определенности. Жизни серийных гхол - это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?
   - Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизатца Хадераха, - пробормотала Тараза.
   - По-твоему, именно поэтому они и хотят наши книги племенного учета?
   - Да не знаю я, Дар, черт тебя побери! Разве ты не видишь, что ты наделала?
   - По-моему, у меня не было выбора, - сказала Одраде.
   Тараза изобразила холодную улыбку. Одраде играла превосходно, но ее следовало поставить на место.
   - По-твоему, я бы сделала то же самое? - спросила Тараза.
   "Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло", - подумала Одраде. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.
   - Практика, основанная на обычае, - сказала Одраде.
   Эти слова поразили Таразу, словно пощечина. Только самые крепчайшая закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одраде.
   ПРАКТИКА, ОСНОВАННАЯ НА ОБЫЧАЕ!
   Сколько раз сама Тараза обнаруживала в этом источник своего раздражения, постоянное стрекало своей тщательно сдерживаемой ярости? Одраде часто это слышала.
   А теперь Одраде цитировала саму Верховную Мать:
   - Неподвижный обычай опасен. Враг может докопаться до модели, и обратить это против тебя.
   Эти слова Тараза произнесла с усилием:
   - Это слабость, да.
   - Наши враги думали, будто знают наши обычаи, - сказала Одраде. - Даже ты. Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри которых я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, у которой ты знаешь заранее все слова и поступки.
   - Так что, мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной? - спросила Тараза. Она проговорила это с глубочайшей верностью долгу.
   - Нет, Верховная Мать. Мы идем по деликатной тропинке, но нам обеим видно, куда мы должны идти.
   - Где сейчас Вафф? - спросила Тараза.
   - Надежно охраняется и спит.
   - Призови Шиэну. Мы должны решить, не оборвать ли нам эту часть проекта.
   - И чтобы нам бока намяли?
   - Скажем так, Дар.
   Шиэна все еще была сонной и терла глаза, когда появилась в общей комнате, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в чистое белое облачение. Волосы ее все еще были влажными.
   Тараза и Одраде стояли у восточного окна, повернувшись спинами к свету.
   - Это Шиэна, Верховная Мать, - сказала Одраде.
   Шиэна полностью пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала об этой могущественной женщине - Таразе, - которая правит Орденом из далекой цитадели, называемой Дом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся из окна, ослепляя, светил прямо в лицо Шиэне. На его фоне фигуры Преподобных Матерей, стоявших спиной к окну, казались черными силуэтами с подрагивавшим контуром и едва различимыми лицами.
   Наставницы-послушницы подготовили ее к этой встрече: "Ты будешь стоять со вниманием перед Верховной Матерью, говорить почтительно. Отвечай только, когда она с тобой заговорит".
   Шиэна стояла в жестко напряженном внимании, точно так, как ее учили.
   - Как мне сообщили, ты, может быть, станешь одной из нас, - сказала Тараза.
   Обе женщины заметили эффект, произведенный этими словами на девочку. Теперь, когда Шиэна стала более полно понимать достижения Преподобных Матерей, могущественный луч правды сфокусировался на ней. Она устремилась к огромному количеству знаний, которые Орден накопил за тысячелетия. Ей уже рассказали о селекционной передаче Памятей, о том, как работает Иная Память, о Спайсовой Агонии. И сейчас она стояла перед самой могущественной из всех Преподобных Матерей, той, от которой ничто не укроется.
   Когда Шиэна не ответила, Тараза сказала:
   - Тебе нечего сказать, девочка?
   - Что мне тут говорить. Верховная Мать? Вы уже все сказали.
   Тараза метнула на Одраде изучающий взгляд.
   - У тебя есть еще для меня маленькие сюрпризы. Дар?
   - Я же говорила тебе, что она превосходна, - сказала Одраде.
   Тараза опять перенесла свое внимание на Шиэну.
   - Ты гордишься этим мнением, девочка?
   - Оно страшит меня, Верховная Мать.
   Все еще держа лицо неподвижно, насколько возможно, Шиэна вздохнула чуть посвободнее. "Говори только глубочайшую правду, которую ты можешь ощутить", - напомнила она себе. Эти остерегающие слова воспитательницы несли теперь большее значение. Она держала глаза слегка в сторону, устремленными в пол перед двумя женщинами, избегая смотреть на самое яркое полыхание солнечного света. Она продолжала ощущать, что ее сердце колотится слишком быстро, и понимала, что Преподобные Матери это заметят. Одраде много раз это демонстрировала.
   - Так тому и следует быть, - сказала Тараза.
   - Ты понимаешь, о чем здесь с тобой говорится, Шиэна? - спросила Одраде.
   - Верховная Мать желает знать, полностью ли я посвящена Ордену, сказала Шиэна.
   Одраде взглянула на Та разу и пожала плечами. Больше объяснений не требовалось. Так складывался обычный путь, когда становишься частью одной семьи, как это принято в Бене Джессерит.
   Тараза продолжала безмолвно изучать Шиэну. Взгляд ее был тяжелым, выматывающим для Шиэны, знавшей, что должна хранить молчание, беспрекословно терпя опаляющий осмотр.
   Одраде подавила ощущение сочувствия. Шиэна так во многом остается самой собой - юной девушкой. У нее округленный интеллект, поверхность охвата которого все расширяется - как раздувается накачиваемый воздушный шарик. Одраде припомнила, как восхищались таким же строением ума ее собственные учителя, - но оставались при этом настороже, точно так же, как сейчас насторожена Тараза. Одраде распознала эту настороженность, когда была еще намного моложе Шиэны и не испытывала сомнений, что и Шиэна сейчас видит. У интеллекта есть свои преимущества.
   - Гм, - сказала Тараза.
   Это короткое хмыканье, отражавшее раздумья Верховной Матери, Одраде расслышала в параллельном потоке. Собственная память Одраде отхлынула назад. Сестры, которые приносили Одраде ее еду, когда она засиживалась допоздна за уроками, всегда задерживались, чтобы своим бенеджессеритским глазом еще чуток за ней понаблюдать - точно так, как за Шиэной велось непрестанное наблюдение через дисплеи. Одраде знала об этом особом, специфически развитом взгляде с самого раннего возраста. Это было, в конце концов, одним из величайших соблазнов Бене Джессерит. Хочешь тоже достичь таких эзотерических способностей - старайся. Шиэна явно обладала этой жаждой. Это мечта каждой послушницы.
   "Чтобы такое стало возможным для меня!"
   Наконец Тараза проговорила:
   - Так чего, по-твоему, ты от нас хочешь, девочка?
   - Того же самого, наверное, чего хотелось вам, когда были в моем возрасте, Верховная Мать.
   Одраде подавила улыбку. Природная независимость Шиэны здесь проявилась почти дерзостью и Тараза, наверняка, это заметила.
   - Ты считаешь, что это будет надлежащим использованием дара жизни? спросила Тараза.
   - Это единственное использование, которое мне известно, Верховная Мать.
   - Я высоко ценю твою искренность, но предостерегаю тебя, чтобы ты была осторожна в этом использовании, - сказала Тараза.
   - Да, Верховная Мать.
   - Ты уже много нам должна, и будешь должна еще больше, - сказала Тараза. - Помни об этом. Наши дары не достаются задешево.
   "Шиэна даже самого смутного понятия не имеет о том, чем она заплатит за наши дары", - подумала Одраде.
   Орден никогда не позволял вступившем в него забывать, каков их долг, который они обязаны воздать сторицей. Любовью здесь не расплатишься. Любовь опасна - и Шиэну уже учат этому. Дар жизни? Дрожь пошла по Одраде, и она чуть откашлялась, чтобы ее унять.
   "Жива ли я? Может быть, когда меня увезли от Мамы Сибии, я умерла. Я была живой тогда, в том доме, но жила ли я после того, как Орден меня забрал?"
   Тараза сказала:
   - Теперь ты можешь нас покинуть, Шиэна.
   Шиэна повернулась на одной ноге и покинула комнату, но раньше, чем Одраде успела заметить тугую улыбку на юном личике. Шиэна поняла, что она выдержала экзаменацию Верховной Матери.
   Когда дверь позади Шиэны закрылась, Тараза сказала:
   - Ты упоминала ее естественное дарование владеть Голосом. Я это, конечно, слышала. Замечательно.
   - Она крепко держит это в узде, - сказала Одраде. - Она усвоила, что на нас этого пробовать нельзя.
   - И, что нам здесь светит. Дар?
   - Может быть, получить однажды Верховную Мать необыкновенных способностей.
   - Не слишком ли необыкновенных?
   - Будущее наверняка покажет.
   - Как по-твоему, она способна убить ради нас?
   Одраде и не скрыла своего потрясения.
   - Уже теперь?
   - Да, конечно.
   - Гхолу?
   - Тег ведь этого не выполнит, - сказала Тараза. - Даже насчет Лусиллы сомневаюсь. По их отчетам ясно видно, что гхола способен накладывать могущественные узы... внутреннего сродства.
   - Даже на таких, как я?
   - Даже сама Шванги оказалась не вполне крепкой для него.
   - Какая же благородная цель в подобном поступке? - спросила Одраде. Разве не об этом предостережение Тирана...
   - Разве он сам не убивал множество раз?
   - И расплачивался за это.
   - Мы платим за все, что забираем, Дар.
   - Даже за жизнь?
   - Никогда, ни на секунду не забывай, Дар, что Верховная Мать способна принять любое необходимое решение ради выживания Ордена!
   - Значит, быть посему, - сказала Одраде. - Забирай то, что хочешь, и плати за это.
   Ответила Одраде как положено, но этот ответ усилил в ней ощущение ее новой силы - свободы поступать по-своему в новом мироздании. Откуда же взялась такая неподатливость? Было ли в этом что-то из жестокой подготовки Бене Джессерит? Было ли это от ее предков, Атридесов? Она не пыталась обманываться: нет, ее новое состояние - не от решения следовать в вопросах морали лишь собственному руководству. Ощущаемая ею сейчас внутренняя устойчивость - точка опоры ее нового места в мире - с моралью связана не напрямую. Не было и бравады. Одних лишь морали и бравады никогда недостаточно.
   - Ты очень похожа на своего отца, - сказала Тараза. - Обычно, наибольшая доблесть закладывается с женской стороны, но на сей раз, по-моему, она передалась от отца.
   - Доблесть Майлза Тега изумляет, но, по-моему, ты слишком упрощаешь, - сказала Одраде.
   - Может быть и упрощаю. Но я всегда бывала права насчет тебя, Дар, с тех еще пор, когда мы были начинающими ученицами.
   "Она знает!" - подумала Одраде.
   - Нам нет нужды объяснять это, - сказала Одраде. И подумала: "Это происходит от того, что я родилась такой, какая я есть, и натренирована и подготовлена так, какая я есть... так, как мы обе были: Дар и Тар".
   - Есть кое-что в линии Атридесов, что мы не окончательно проанализировали, - проговорила Тараза.
   - Не генетические случайности?
   - Я гадаю порой, бывала ли хоть одна случайность со времен Тирана действительно случайной, - сказала Тараза.
   - По-твоему, он в своей Твердыне вытянул шею аж настолько, что прозрел через все эти тысячелетия вплоть до сей секунды?
   - Насколько далеко назад ты можешь проследить свои корни? - спросила Тараза.
   Одраде проговорила:
   - Что на самом деле происходит, когда Верховная Мать приказывает Разрешающим Скрещивание: "Возьмите эту и скрестите ее вон с тем?"
   Тараза изобразила холодную улыбку.
   Одраде внезапно ощутила себя на гребне волны, осознание того, что на нее нахлынуло, вознесло ее в новое царство. "Тараза хочет моего бунта! Она хочет, чтобы я была ее оппонентом!"
   - Хочешь ты теперь увидеть Ваффа? - спросила Одраде.
   - Я, сперва, желала бы узнать, какую ты даешь ему оценку.
   - Он рассматривает нас, как бесподобный инструмент для сотворения "тлейлаксанского господства". Мы - дар божий для его народа.
   - Они очень долго ждали этого, - сказала Тараза. - Так усердно лицемерить, все эти долгие эпохи!
   - У них наш взгляд на время, - согласилась Одраде. - Это оказалось последней точкой для убеждения их, что мы тоже исповедуем Великую Веру.
   - Тогда откуда же несуразность? - спросила Тараза. - Они совсем не глупы.
   - Это отвлекало наше внимание от действительного процесса производства гхол, - сказала Одраде. - Кто бы мог поверить, что глупый народ способен на такое?
   - И, что они создали? - спросила Тараза. - Только образ греховной глупости?
   - Достаточно долго изображай глупца, и ты им и станешь, - сказала Одраде. - Усовершенствуй мимикрию своих Лицевых Танцоров - и...
   - Что бы ни происходило, мы должны их покарать, - сказала Тараза. - Я ясно это вижу. Приведи его сюда.
   Пока они ждали, после распоряжений Одраде, Тараза сказала:
   - Гхола стал сильно обгонять составленную для него программу образования еще до того, как они бежали из Оплота Гамму. Он с полунамека схватывал, усваивая все на несколько уроков вперед, не успевали его учителя рта раскрыть и делал это на возрастающей скорости. Кто знает, чем он стал к данному моменту?
   Историки обладают огромной властью, и некоторые из них ее понимают. Они заново творят прошлое, меняя его так, чтобы оно соответствовало нашим интерпретациям. Отсюда, они не меньше изменяют и будущее.
   Лито II Его Голос из Дар-эс-Балата.
   Данкан следовал за своим проводником в свете зари на убийственной скорости. Проводник, может, и выглядел стариком, но был прыгуч, как газель, и казался не подвержен усталости.
   Всего лишь несколько минут назад они сняли очки ночного видения. Данкан был рад от них избавиться. Все, вне пределов досягаемости очков, представлялось полной чернотой в тусклом звездном свете, просачивавшемся сквозь тяжелые ветви.
   Вне пределов охвата очков не существовало мира перед ним.
   Вид с обеих сторон подергивался и тек мимо - то кучка желтых кустов, то два дерева с серебристой корой, то каменная стена с прорубленными в ней и охраняемыми помаргивающей голубизной сжигающего поля пластальными воротцами, то изогнутый мостик, вытесанный из цельной скалы, весь зеленый и черный под ногами. Потом арка из полированного белого камня. Все конструкции представлялись очень старыми и дорогими, и содержание их стоило, наверняка, недешево, поскольку требовало ручного труда.
   Данкан понятия не имел, где находится. Ничто из ландшафта не откликалось на его воспоминания о давно забытых днях Гиди Прайм.
   С зарей они увидели, что двигаются по укрытой деревьями звериной тропе вверх по холму. Склон стал крутым. Тут и там, сквозь просветы между деревьями с левой стороны виднелась долина. Нависший туман стоял, охраняя небо, скрадывая расстояния, охватывая их со всех сторон пока они карабкались.
   Мир становился все меньше и меньше, теряя свои связи с большим мирозданием.
   Во время короткой остановки, не для отдыха, но для того, чтобы прислушаться к лесу вокруг них, Данкан оглядел эти укрытые туманом места. Он чувствовал себя выдернутым из своего мира, из того мироздания, где были небо и яркие черты, привязывавшие один мир к другим планетам.
   Его маскировка была простой: тлейлаксанкие одеяния для холодной погоды и подкладки под щеки, чтобы его лицо выглядело покруглей. Его кучерявые черные волосы были выпрямлены с помощью горячей химической развивки. Затем волосы выбелили до пшенично-рыжеватых и скрыли под темной шапочкой. Все волосы на его гениталиях были сбриты. Он едва узпал себя в зеркале, когда ему это зеркало подали.
   "Грязный тлейлаксанец!"
   Искусницей, осуществившей это превращение, была старуха с поблескивавшими серо-зелеными глазами.
   - Теперь ты - тлейлаксанский Господин, - сказала она. - Тебя зовут Воолс. Проводник доставит тебя до следующего места. При встрече с незнакомыми обращайся с проводником, как с Лицевым Танцором. Во всех иных случаях - делай то, что он прикажет.
   Его вывели из катакомб по петляющему проходу, стены и потолок которого были густо покрыты мускусной зеленой алгаей. В освещенной звездами тьме, его вытолкнули из прохода в морозную ночь в руки невидимого мужчины - приземистой фигуры в стеганой одежде.
   Голос позади Данкана прошептал:
   - Вот он, Амбиторм. Доставь его.
   Проводник ответил с гортанным выговором:
   - Следуй за мной.
   Он пристегнул ведущий поводок к поясу Данкана, надел очки ночного видения и отвернулся. Данкан почувствовал натяжение поводка, когда они двинулись.
   Данкан понял зачем поводок. Не для того, чтобы держать его вблизи. Он вполне различал Амбиторма сквозь очки ночного видения. Нет, он предназначался для того, чтобы при опасности мигом швырнуть Данкана наземь. Нет нужды отдавать приказ.
   Долгое время они пробирались через небольшие замершие водные потоки, равнины. Свет ранних лун Гамму периодически проникал сквозь укрывавшие их леса. Они выбрались, наконец, на невысокий холм, откуда открывался вид на заброшенную, поросшую кустарником, землю, всю серебряную в лунном свете от снежного покрова. Они спустились в эту кустарниковую поросль. Кустарники, хоть и вдвое выше роста проводника, так грузно изгибались над звериными тропами, что образовывали проходы лишь чуть больше тоннеля, из которого они начали свое путешествие. Здесь было теплей, тепло исходило от груд компоста. Почти никакого света не достигало земли, губчато-вязкой из-за сгнившей растительности. Данкан вдыхал грибковые запахи разлагающейся растительной жизни. Очки ночного видения показывали ему казавшееся бесконечным повторение толстых густых зарослей по обеим сторонам. Проводок, присоединявший его к Амбиторму, был напряженной хваткой чуждого мира.
   Амбиторм отверг все попытки заговорить с ним. Он произнес "да", когда Данкан спросил, правильно ли он запомнил его имя, затем: "Не разговаривай".
   Вся эта ночь была для Данкана одним беспокойным путешествием.
   Ему не нравилось, что собственные мысли отбрасывает его вспять. Особенно навязчивы были воспоминания о Гиди Прайм. Это место не имело ничего общего с тем, что помнилось ему по его настоящей юности. Он гадал, откуда Амбиторм знает дорогу через эту местность, и как он ее помнит. Данкану одна звериная тропа представлялась ничем не отличающейся от другой. Они двигались мерным подпрыгивающим шагом, и у Данкана было достаточно времени на отвлеченные размышления.
   "Должен ли я разрешить Ордену использовать меня? Что я им должен?"
   Еще он подумал о Теге, о доблестном поступке башара, позволившем ему и Лусилле ускользнуть.
   "Для Пола и Джессики я сделал то же самое".
   - Это связывало его с Тегом, и в Данкане заговорила печаль. Тег был верен Ордену. "Купил ли он мою верность этим своим последним мужественным поступком? Черт побери Атридесов!"
   За эту ночь физической активности Данкан еще больше освоился со своей новой плотью. Как же молодо это его тело! Небольшой крен памяти - и ему ясно представился последний момент его первоначальной жизни: ощущение сардукарского клинка, обрушивавшегося ему на голову - ослепительный взрыв боли и света. Твердое знание, что он умер, а затем... ничего, вплоть до момента, когда он увидел перед собой Тега в не-глоубе Харконненов.
   Дар еще одной жизни. Больше это, чем дар, или нечто меньшее? Атридесы требуют от него еще одной платы.
   Перед самой зарей Амбиторм повел его прерывистым бегом через узкий поток, ледяной холод которого проникал сквозь водонепроницаемые наглухо закрытые ботинки тлейлаксанских облачений Данкана. В течении реки отражалось затененное кустарниками серебро света предутренней луны, стоявшей над ними.
   Дневной свет застал их на звериной тропе побольше, прикрытой деревьями и взбиравшейся по крутому холму. Этот проход привел их к узкому скальному выступу под гребнем заостренных валунов. Амбиторм вел его за укрытием мертвых коричневых кустарников, на верхушках которых лежал грязный снег. Он отстегнул поводок от пояса Данкана. Прямо перед ними была неглубокая расселинка в скалах, не совсем пещера, но, Данкан увидел, что в ней можно хоть как-то укрыться, если только из-за кустарников на них не обрушится совсем сильный ветер.
   В глубине этого подобия пещеры снега не было.
   Амбиторм отошел вглубь расселинки, осторожно удалил слой ледяной грязи и несколько камней, за которыми открылось небольшое углубление. Вытащив оттуда круглый черный предмет, он принялся с ним возиться.
   Данкан присел на корточки под нависающей скалой и стал разглядывать своего проводника. У Амбиторма было впалое лицо, с кожей такой темной и обветренной, что она казалась дубленой. Да, его черты вполне могли быть чертами Лицевого Танцора. Глубокие морщины, прорезанные в коже вокруг карих глаз. Морщинки расходились и от углов его тонкого рта, прорезали широкий лоб. Они разбегались по краям плоского носа и углублялись на расселинке узкого подбородка. Морщины времени по всему лицу.