Херберт Фрэнк. Еретики Дюны (Дюна-5)

   На улице прямо перед ними появилась плотная фигура в толстом подбитом пальто вовлеченная в громкий спор с купцом, предлагавшим прыгучий мешочек, наполненный темно-красными шариками кисло-сладких фруктов. Фруктовый запах все окутывал вокруг них. Торговец жаловался:
   - Ты крадешь еду изо рта моих детей!
   Объемистая фигура говорила тонким голосом с выговором, морозяще знакомым для Лусиллы.
   - У меня тоже есть дети!
   Лусилла с усилием совладала с собой.
   Когда они отошли достаточно далеко от торговой улочки, она прошептала Бурзмали:
   - Этот человек в толстом пальто, вон там - это тлейлаксанский Господин!
   - Не может быть, - возразил Бурзмали. - Он слишком высок.
   - Их двое: один на плечах у другого.
   - Ты уверена?
   - Уверена.
   - Я видел других подобных со времен нашего прибытия, но я и не заподозрил.
   - Множество охотников на этих улицах, - сказала она.
   Лусилле все больше становилось не по душе повседневная свинская жизнь обитателей этой свинской планеты. Она больше не доверяла объяснениям, почему гхола был доставлен сюда. Из всех планет, где мог выращиваться их драгоценный гхола, почему Орден выбрал именно эту?
   И был ли этот гхола действительно драгоценным? Не может ли быть так, что он просто наживка?
   Почти перегораживая узкий проход аллеи рядом с ними был мужчина, зазывавший к высокому устройству из вертящихся огоньков.
   - Живи! - восклицал он. - Живи!
   Лусилла замедлила шаг, посмотреть на прохожего, отошедшего в аллею и бросившего монетку зазывале, а затем наклонившегося к тазику, в котором ярко светились огоньки. Зазывала тоже посмотрел на Лусиллу. Она увидела человека с узким темным лицом аборигена Келадана лишь немногим выше тлейлаксанского Господина. На этом меланхоличном лице было выражение презрения, когда он подобрал деньги клиента. Клиент поднял лицо от тазика, содрогнувшись, затем покинул аллею, слегка спотыкаясь, глаза его были стеклянными. Лусилла узнала это устройство: пользователи называли его гипнобонг, и он был запрещен в большинстве цивилизованных миров.
   Бурзмали поспешил увести ее прочь от меланхоличного владельца гипнобонга.
   Они вышли на боковую улочку пошире, где на углу была дверь в здание, пересекавшее их дорогу. Все вокруг двигались пешком, ни одного транспортного средства не было видно. На ступенях этой угловой двери сидел высокий мужчина, подобрав колени к подбородку. Его длинные руки охватывали колени, тонкие пальцы переплетены. На нем была черная шляпа с широкими полями, затемнявшими его лицо от уличных светильников, но по одному лишь двойному блику среди теней, отбрасываемых полями его головного убора, Лусилла поняла, что никогда прежде не встречала людей подобной породы. Это было то, о чем Бене Джессерит знал лишь понаслышке.
   Бурзмали подождал, пока они не отойдут на порядочное расстояние от сидевшей фигуры, до того, как удовлетворить ее любопытство.
   - Футар, - прошептал он, - вот как они себя называют. Они только недавно появились здесь, на Гамму.
   - Тлейлаксанский эксперимент, - догадалась Лусилла и подумала, "Ошибка, вернувшаяся из Рассеяния". - Что они здесь делают? - спросила она.
   - Колония торговцев, так сказали местные жители.
   - Не верь этому. Это охотничьи животные, которые скрещены с людьми.
   - Ага, вот мы и на месте, - сказал Бурзмали. Он провел Лусиллу через узкую дверь в тускло освещенную харчевню.
   Эта часть их маскировки, поняла Лусилла: делай то, что делают все другие в этом квартале, но ей отнюдь не улыбалась перспектива поесть в этом месте - нисколько, если судить по доносящимся запахам.
   Здесь явно только что было полно народу, но, когда они вошли, харчевня уже начинала пустеть.
   - Эту забегаловку очень высоко хвалят, - сказал Бурзмали, когда они уселись за мехаслот, поджидая появления проекции меню.
   Лусилла наблюдала за уходившими клиентами. Ночные рабочие с ближних фабрик и контор, предположила она. Они казались встревоженными в своей спешке, может быть, боялись того, что с ними могут сделать, если они опоздают.
   Она подумала, что в Оплоте была полностью отрезана от всей жизни планеты. Ей не нравилось то, что сейчас узнавала о Гамму. До чего же убогое местечко эта забегаловка! Табуреточки у стойки справа от нее были исцарапанными и потрепанными. Стол, многократно вытертый и продраенный пескодральщиками, уже никаким вакуумным очистителем (сопло которого виднелось рядом с ее левым локтем) невозможно привести в чистоту. Не было даже признака самого дешевого соника для поддержания чистоты. В царапинах стола скапливались остатки еды и прочая пакость. Лусилла содрогнулась. Она не могла избежать чувства, что допустила ошибку, отделясь от гхолы.
   Она увидела, что перед ними проявляется проекция меню, и Бурзмали уже изучает его.
   - Я закажу и для тебя, - сказал он.
   Бурзмали говорил так, как будто он не желает, чтобы она совершила ошибку, заказав нечто такое, что женщина Хорм должна избегать.
   Ее уязвило ощущение своей зависимости. Она ведь Преподобная Мать! Она обучена давать приказания в любой ситуации, быть хозяйкой своей собственной судьбы. До чего же все это утомительно. Она указала на грязное окно слева от нее, где были видны люди, проходящие по узкой улочке.
   - Я понесу убытки, если мы будем медлить, Скар.
   "Вот так! Это вполне подходит к роли".
   Бурзмали чуть не вздохнул. "Наконец-то! - подумал он. - Она опять начала действовать как Преподобная Мать". Он не мог понять отстраненного отношения, охватившего ее при взгляде на город и его население.
   Из подвального люка на стол выскользнули два молочных напитка. Бурзмали выпил свой одним глотком. Лусилла попробовала свой сначала кончиком языка, определяя его содержимое. Поддельный кофект, разведенный соком, ароматизированным ореховым запахом.
   Бурзмали указал подбородком вверх, показывая ей, что это надо выпить быстро. Она повиновалась, скрыв гримасу отвращения от химических ароматов. Внимание Бурзмали было привлечено к чему-то за ее правым плечом, но она не осмеливалась обернуться. Это было бы вне роли.
   - Пошли, - он положил монетку на стол и заспешил на улицу. Он улыбался улыбкой жадного клиента, но в глазах его была настороженность.
   Темп жизни на улицах сменился. Стало уже меньше народу. Затененные двери источали более глубокое чувство угрозы. Лусилла напомнила себе, что она, по роли, представляет могущественную гильдию, чьи члены неуязвимы для обычной жестокости городского отребья, и немногие люди, которых они все-таки встречали на пути, действительно уступали ей дорогу, взирая на драконов на ее облачении с явным благоговейным страхом.
   Бурзмали остановился в дверях.
   Эта дверь была совсем такой же, как и другие вдоль этой улицы - чуть отстоящая от тротуара, такая высокая, что казалась уже, чем была на самом деле. Старомодный засов перекрывал вход. Ничто из более новых систем явно не проникало в эти трущобы. Сами улицы, предназначенные только для граундкаров, свидетельствовали об этом. Она сомневалась, что в целом этом районе найдется хотя бы одна крыша-подушка. Не было видно или слышно ни флиттеров, ни топтеров. Однако доносилась музыка - слабое шуршание, напоминавшее симуту. Что-то новое у приверженцев симуты? Это, явно, такой район, где любые наркоманы должны чувствовать себя, как дома.
   Лусилла торопливо взглянула на фасад здания, Бурзмали же двинулся вперед и дал знать об их присутствии, отомкнув дверной засов.
   На фасаде здания не было окон. Только слабое поблескивание телеглазов на фасаде здесь и там в тусклом отсвете древней пластали. Это были старомодные телеглазы, заметила она, намного больше современных.
   Дверь, глубоко внутри теней, повернулась вовнутрь на безмолвных петлях.
   - Сюда, - Бурзмали подался вперед и заставил ее идти за собой, потянув за локоть.
   Они вошли в тускло освещенный холл, в котором пахло экзотической едой и горькими эссенциями. Ей понадобился момент, чтобы определить некоторые из запахов, ударивших ей в нос. Меланж. Ни с чем не спутать этот густой запах корицы. И, конечно, симута. Она узнала жженый рис и соли хигита. Кто-то маскировал нечто другое под видом приготовления пищи. Здесь производились взрывные устройства. Она сначала хотела предостеречь Бурзмали, но передумала. Ему нет надобности это знать, и в этом ограниченном пространстве могли быть уши, которые услышат все, что она скажет.
   Бурзмали двинулся по затемненой лесенке с тусклым глоуглобом вдоль косой несущей доски. На вершине лестницы он нашел спрятанный включатель, скрытый за одним из пятен перепачканной стены. Не раздалось ни звука, когда он надавил этот включатель, но Лусилла ощутила перемену в движениях всюду вокруг них. Тишина. Это был новый вид тишины в ее опыте: настороженно притихшая готовность к бегству или к насилию. Хоть в лестничном пролете и было холодно, но озноб, пробравший ее, был не от холода. За дверью с замаскированной пятном кнопкой послышались шаги. Выглянула седоволосая карга в желтом халате, открыла дверь, поглядев на них сквозь нависавшие кустистые брови.
   - А, это вы, - дрожащим голосом сказала она. Она отошла в сторону, пропуская их.
   Лусилла быстро оглядела комнату, услышав, как позади них захлопнулась дверь. Это была комната, которую ненаблюдательный человек мог бы счесть ветхой, но это было лишь внешнее впечатление, скрывавшее высокое качество. Сами ветхость и неряшливость были маскировкой. Мебель и маленькие безделушки выглядели чуть заношенными, но здесь не возражали против этого. Кому принадлежала эта комната? Старухе? Она с трудом ковыляла по направлению к двери слева от нее.
   - Нас не следует тревожить до зари, - сказал Бурзмали.
   Женщина остановилась и обернулась.
   Лусилла внимательно в нее вгляделась. Нет ли кого другого под лживо преклонным возрастом? Нет. Возраст настоящий: каждое движение отмечено неустойчивостью - дрожащая шея, непослушное мускулам тело.
   - Даже, если кто-нибудь важный? - спросила старуха дрожащим голосом.
   Ее глаза дернулись пока она говорила. Ее рот открывался лишь на тот минимум, чтобы издать необходимые звуки, выпуская слова, будто зарождавшиеся глубоко внутри. Ее плечи, согнутые годами, проведенными над какой-то постоянной работой, не могли выпрямится достаточно, чтобы она могла посмотреть в глаза Бурзмали. Она вместо этого посмотрела мимо странная, уклончивая поза.
   - Какую важную персону ты ожидаешь? - спросил Бурзмали.
   Женщина содрогнулась, и ей понадобилось долгое время, чтобы понять.
   - Очень важные люди заходят сюда, - ответила она.
   Лусилла распознала сигналы ее тела и сказала Бурзмали:
   - Она с Ракиса!
   На Лусиллу устремился любопытный пристальный взгляд старухи. Древний голос произнес:
   - Я была жрицей, леди Хорму.
   - Разумеется, она с Ракиса, - сказал Бурзмали. Его тон предостерегал Лусиллу не задавать вопросов.
   - Я не причиню вам вреда, - прохныкала карга.
   - Ты до сих пор служишь Разделенному Богу?
   Опять понадобилась долгая пауза, прежде чем женщина ответила.
   - Многие здесь служат великому Гулдуру, - произнесла она.
   Лусилла поджала губы и еще раз осмотрела всю комнату. Эта старуха резко уменьшилась в своем значении.
   - Я рада, что не обязана убивать тебя, - сказала Лусилла.
   Челюсть старухи отпала в пародии на удивление, а по губам потекла слюна.
   Потомок ли она Свободных? Лусилла почувствовала, как ее пробирает дрожь отвращения. Эта неприкаянная нищенка была рождена от людей, ходивших высоко вскинув голову, гордой походкой, от людей, которые умирали мужественно. Эта могла умереть только хныча"
   - Пожалуйста, доверяйте мне, - прохныкала старая карга и поспешно покинула комнату.
   - Зачем ты это сделала? - спросил Бурзмали. - Это те самые, кто доставят нас на Ракис!
   Она просто взглянула на него, распознав страх в его вопросе.
   Это был страх за нее.
   "Но ведь я не кодировала его", - подумала она.
   С чувством потрясения она осознала, что Бурзмали разглядел в ней ненависть. "Я ненавижу их!" - подумала она.
   "Я ненавижу людей этой планеты!"
   Это была опасная эмоция для Преподобной Матери. И все же, она жгла ее. Эта планета изменила ее таким образом, которого она не хотела. Она хотела осознания того, что могут быть подробные вещи. Понимание разумом - это одно, а жизненным опытом - совсем другое.
   "Проклятье им!"
   Но они уже среди проклятых.
   В груди у нее болело. Отчаяние! Нельзя убежать от этих новых мыслей. Что же произошло с этими людьми?
   "С ЛЮДЬМИ?"
   Оболочки были здесь, но они больше не могли быть названы полностью живыми. Хотя опасными. Крайне опасными.
   - Мы должны отдохнуть, пока нам это доступно, - сказал Бурзмали.
   - Я не должна отрабатывать свои деньги? - спросила она.
   Бурзмали побледнел.
   - То, что мы сделали, было необходимо! Будь счастлива, что нас не остановили, но это могло бы произойти!
   - А это место безопасное?
   - Настолько безопасное, насколько я это смог обеспечить.
   Каждый здесь проверен либо мной, либо моими людьми.
   Лусилла выбрала длинную кушетку, от которой пахло старыми духами, и устроилась на ней, чтобы укротить свою опасную ненависть. Там, где появляется ненависть, может прийти и любовь! Она услышала, как Бурзмали вытянулся на подушках у противоположной стены, чтобы отдохнуть. Вскоре он задышал глубоко и ровно, но Лусилле не спалось. В ней продолжали теснится бесчисленные воспоминания, навязываемые теми иными, кто продолжал свою жизнь во внутренних хранилищах ее сознания. Внезапно внутреннее видение провело пред ней короткой вспышкой улицы и лица людей, двигавшихся в ярком солнечном свете. Ей понадобилось время, чтобы осознать, что видит она все это с какого-то странного угла, что ее баюкают на чьих-то руках. Тогда она поняла, что это одно из ее личных воспоминаний. Она не могла определить того, кто держит ее на руках, отдавая теплое биение своего ее щекам.
   Лусилла ощутила соленый вкус своих собственных слез. Она поняла, что Гамму задела ее намного глубже, чем любой жизненный опыт со времени первых дней в школах Бене Джессерит.
   Скрытое за крепкими преградами, сердце становится льдом.
   Дарви Одраде: довод на Совете.
   Все собравшиеся испытывали сильнейшее напряжение: Тараза (тайная кольчуга под ее облачением, и она тщательно позаботилась предпринять и другие меры предосторожности), Одраде (проявлявшая всю бдительность, ведь здесь вполне могло дойти до насильственных действий), Шиэна (от нее не скрывали, что здесь могло произойти, двигавшиеся за ней три Матери Безопасности, прикрывали ее, как живой доспех), Вафф (терзаемый тревогой, что Бене Джессерит задурманит его рассудок какими-нибудь своими загадочными средствами), лже-Туек (всем видом показывавший, что он вот-вот взорвется от ярости) и девять ракианских советников Туека (каждый зол и вовлечен в отчаянную борьбу по захвату власти для самого себя или своей семьи).
   И вдобавок - пять телохранительниц - послушниц, выведенные Орденом целенаправленным скрещиванием мастерицы боевых искусств, стоявшие вплотную к Та разе. Вафф появился с равным количеством новых Лицевых Танцоров.
   Они собрались в апартаментах верхнего этажа над музеем Дарэс-Балата. Это было длинное помещение, где сквозь плазовую стену открывался вид на запад, за сад на крыше, заросший кружевной зеленью. Обстановка - мягкие диванчики и экспонаты из не-палаты Тирана высокой художественной ценности. Одраде выступала против присутствия Шиэны, но Тараза осталась твердой, как камень. Воздействие девочки на Ваффа и некоторых жрецов давало Бене Джессерит подавляющее преимущество.
   Вдоль длинной стены с окнами стояли долбановые ширмы, чтобы защитить от самого сильного сияния идущего на запад солнца. Даже то, что окна смотрели на запад, являлось для Одраде определенным показателем - там простиралась сумеречная страна, где Шаи-Хулуд вкушал свой сон. Это было помещение, сосредоточенное на смерти.
   Она восхитилась стоящими перед ней долбанами. Это были плоские черные филенки толщиной в десять молекул, вибрирующие в прозрачном жидком связующем. Саморегулирующиеся, эти лучшие икшианские долбановые ширмы выбирали заранее определенный и допустимый уровень света, так что немногое исчезало из вида. Одраде знала, художники и древние дельцы предпочитали их поляризующим системам, потому что долбаны оставляли полный спектр света. То, что они были здесь, говорило о предназначении помещения выставочный зал самых лучших экспонатов из собрания Бога Императора. Да, здесь было платье его несостоявшейся суженой.
   Жрецы-советники яростно дискутировали между собой в одном из концов комнаты, не обращая внимания на лже-Туека. Тараза стояла неподалеку, прислушиваясь. Ее лицо явно выражало, что она считает жрецов дураками.
   Вафф со своей свитой Лицевых Танцоров стоял возле широкой входной двери. Его взгляд переходил с Шиэны на Одраде и Таразу, и только изредка на спорящих жрецов. Каждое движение Ваффа свидетельствовало о его неуверенности. Действительно ли его поддержит Бене Джессерит? Смогут ли они все вместе мирными средствами преодолеть ракианскую оппозицию?
   Шиэна и прикрывавший ее эскорт остановились возле Одраде. В девочке до сих пор были резкость и поджарость, отметила Одраде, но она полнела, и мускулы обретали очертания, свойственные Бене Джессерит. Ее высокие скулы смягчились под оливковой кожей, карие глаза стали посветлее, но оставались рыжие штришки в ее каштановых волосах. То внимание, которое она уделяла жрецам, показывало, что она взвешивает сейчас, насколько значительно то, во что она посвящена и насчет чего проинструктирована.
   - Они действительно будут сражаться? - прошептала она.
   - Прислушайся к ним, - сказала Одраде.
   - Что сделает Верховная Мать?
   - Внимательно за ней наблюдай.
   Они обе посмотрели на Таразу, стоявшую в окружении отряда мускулистых послушниц. Тараза, продолжавшая наблюдать за жрецами, выглядела повеселевшей.
   Ракианская группа начала свой спор в саду на крыше. Они вошли с ним внутрь, когда удлинились тени. Они сердито пыхтели, порой бормотали, а потом опять повышали голоса. Разве они не видят, как поддельный Туек наблюдает за ними?
   Одраде перенесла свой взгляд на горизонт, видимый за садом на крыше: никакого другого признака жизни во всей пустыне. В каком направлении ни смотри от Дар-эс-Балата - увидишь пустой песок. Люди, рожденные и выросшие здесь, обладали другим взглядом на жизнь и на свою планету, чем большинство этих советников-жрецов. Это не Ракис зеленных поясов и полных водой оазисов в более высоких широтах, словно цветущие пальцы, указывавшие на долгие пути пустыни. Из Дар-эс-балата открывалась Срединная Пустыня, растянувшаяся, как крестная всех пустынь, вокруг целой планеты.
   - Достаточно я выслушал этой чуши! - взорвался лже-Туек. Он грубо оттолкнул одного из своих советников в сторону и вошел в середину спорящей группы, поворачиваясь всем телом, чтобы посмотреть в каждое лицо. - Вы все, что, с ума посходили?
   Один из жрецов (Господи, это же старый Альбертус!) поглядел через зал, ища Ваффа, и окликнул:
   - Сер Вафф! Не будешь ли ты так добр, унять своего Лицевого Танцора?
   Вафф заколебался, а затем направился к спорящим; его свита - вплотную за ним.
   Фальшивый Туек повернулся всем телом и устремил палец на Ваффа:
   - Эй, ты! Стой, где стоишь! Я не потерплю тлейлаксанского вмешательства! Ваш умысел открыт мне, как на ладони!
   Одраде наблюдала за Ваффом, когда заговорил ложный Туек. Неожиданность! Никто никогда так не обращался к Господину Бене Тлейлакса. Какой шок! Черты его лица исказились от ярости. Из его рта вырвались жужжащие звуки, похожие на звуки рассерженных насекомых, модулированный шум, который явно был неким видом языка. Лицевые Танцоры его свиты замерли, как вкопанные, но лже-Туек просто опять перевел взгляд на своих советников.
   Вафф перестал жужжать. Было видно, что он объят смятением и ужасом! Его Лицевой Танцор Туек не бежит к ноге! Он направился к жрецам. Лже-Туек опять это заметил и вновь ткнул в его сторону подрагивающим пальцем.
   - Говорю тебе, держись подальше! Ты, может быть, и способен уничтожить меня, но не оседлаешь меня со своей тлейлаксанской скверной!
   Это решило дело. Вафф остановился. К нему пришло понимание. Он метнул взгляд на Таразу, увидел, что она поняла его затруднения, и это ее веселит. Теперь у него была новая цель для ярости.
   - Ты знала!
   - Я подозревала.
   - Ты... Ты...
   - Вы слишком хорошо справились, - сказала Тараза. - Это же ваше собственное создание.
   Жрецы не обратили внимания на этот спор. Они закричали на лже-Туека, приказывая ему заткнуться и убраться, обзывая его "Проклятым Лицевым Танцором!"
   Одраде со вниманием изучала предмет их нападения. Насколько же глубоко проник отпечаток! Неужели он действительно убежден, что он и есть Туек!
   Лже-Туек выпрямился, внезапно обретя спокойствие, приосанился с достоинством и метнул язвительный взгляд на своих обвинителей.
   - Вы все меня знаете, - сказал он. - Все вы знаете годы моей службы Разделенному Богу, который есть Единый Бог. Я отправлюсь к Нему, если к этому приведет ваш разговор, но помните: он знает, что делается в ваших сердцах!
   Жрецы, как один, поглядели на Ваффа. Никто из них не видел, как Лицевой Танцор заместил их Верховного Жреца. Никого не было, чтобы это увидеть. Всеми доказательствами были доказательства человеческих утверждений, но ведь любые утверждения могли быть ложью. С опозданием некоторые посмотрели на Одраде. Ведь они поверили, услышав, как она об этом говорит.
   Вафф тоже поглядел на Одраде.
   Она улыбнулась и обратилась к тлейлакса некому Господину.
   - Нашим целям вполне отвечает, чтобы звание Верховного Жреца на данное время не переходило в другие руки, - сказала она.
   Вафф немедленно углядел выгоду для себя. Таким образом, между жрецами и Бене Джессерит вбивается клин, исчезает одна из самых больших опасностей, с помощью которых Орден держит Тлейлакс.
   - Это отвечает и моим целям, - сказал он.
   Поскольку жрецы опять гневно возвысили голоса, Тараза подоспела как раз вовремя:
   - Кто из вас нарушит наше соглашение? - вопросила она.
   Лже-Туек оттолкнул двух своих советников в сторону и широкими шагами прошел через комнату к Верховной Матери. Он остановился только в шаге от нее.
   - Что здесь за игра? - спросил он.
   - Мы поддерживаем тебя против тех, кто хочет тебя заменить, - ответила она. - Бене Тлейлакс присоединяется к нам в этом. Это наш способ продемонстрировать, что и мы тоже имеем голос при выборе Верховного Жреца.
   Несколько голосов жрецов прозвучали в унисон:
   - Лицевой Танцор он или нет?
   Тараза благосклонно взглянула на стоявшего перед ней человека:
   - Ты Лицевой Танцор?
   - Разумеется, нет!
   Тараза посмотрела на Одраде, и Одраде сказала:
   - Кажется, здесь произошла ошибка.
   Одраде среди жрецов выхватила взглядом Альбертуса и задержала на нем взгляд.
   - Шиэна, - спросила Одраде, - что следует сейчас делать Церкви Разделенного Бога?
   Как ей и было предписано сделать, Шиэна вышла из-за своего живого заслона и произнесла со всем высокомерием, которому обучилась:
   - Им следует продолжать служить Богу!
   - Кажется, дело, ради которого мы собрались, завершено, - сказала Тараза. - Если тебе нужна зашита. Верховный Жрец Туек, то наш охранный отряд ожидает в холле. Эти люди в твоем распоряжении.
   Они увидели в нем понимание и согласие. Он стал созданием Бене Джессерит. Он не помнил ничего о своем происхождении Лицевого Танцора.
   Когда жрецы и Туек удалились, Вафф выпалил единственное слово, обращаясь к Таразе на языке исламиата:
   - Объясни!
   Тараза вышла из-за своих охранниц, словно бы делаясь уязвимой. Это было рассчитанное движение, которое они обсуждали в присутствии Шиэны. На том же языке Тараза ответила:
   - Мы ослабляем хватку, которой держим Бене Тлейлакс.
   Они подождали, пока он взвесит эти слова. Тараза напомнила себе, что название тлейлаксанцев для себя самих переводится, как "не имеющие имени". Часто такое выражение употреблялось при упоминании о богах.
   Этот Бог явно не уразумел из открывшегося ему здесь, что может произойти с его Лицевыми Танцорами, насаженными среди икшианцев и Рыбословш. Значит, Ваффа еще ждут потрясения. Однако же вид у него был донельзя изумленный.
   Вафф столкнулся со множеством вопросов без ответов. Он не был удовлетворен полученными с Гамму сообщениями. Он вовлечен сейчас в опасную двойную игру. Не играет ли Орден в такую же игру? Но тлейлаксанских Затерянных нельзя отодвинуть в сторонку, не навлекая нападения Преподобных Черниц. Сама Тараза предостерегала об этом. Представляет ли старый башар на Гамму силу, с которой до сих пор нужно весьма и весьма считаться?