Неожиданно Гвидион вспомнил, что сказал ему Эши в день своей свадьбы, почти три года назад.
   «Если бы твоя бабушка могла сделать то, чего ей больше всего хочется, она бы отказалась от власти и всего, что с ней связано, и стала бы жить в маленькой хижине в лесной глуши. Она выращивала бы травы, сочиняла музыку и воспитывала детей. Одного ее слова было бы достаточно, и я бы собственными руками свернул горы, чтобы это случилось».
   «Тогда почему ты этого не сделал?» — удивился Гвидион.
   «Потому что есть вещи, от которых невозможно убежать. И одна из них — долг. Ради блага целых народов она должна стать королевой. Я королем. Но в тот день, когда выяснится, что нужда именно в нас отпала, я попрошу тебя помочь нам построить хижину».
   Гвидион встретился взглядом с королем и королевой намерьенов.
   — Почту за честь принять ваше предложение, — с поклоном произнес он.
   Рапсодия и Эши улыбнулись ему в ответ. Рапсодия легонько коснулась руки своего названого внука:
   — Помни, что мы всегда рядом.
   — Пошли, поделимся с остальными хорошими новостями, — позвал их Эши, открывая дверь маленькой комнатки. — Нам еще нужно заняться подготовкой праздника и торжественной инаугурации нового герцога.
 
   Шагая по длинному проходу Большого зала за королем и королевой намерьенов, Гвидион задержался около Анборна и, наклонившись, прошептал одно слово:
   — Ученик?
   Лорд-маршал насмешливо ухмыльнулся.
   — Я же тебе сказал, что это не так, — прошептал он в спину юного герцога.
   Пока Эши объявлял о принятом советом решении, Гвидион не сводил глаз с лица лорд-маршала. На нем застыла маска, которую Эши назвал бы придворной, ни тени эмоций не скользнуло по суровым чертам, о чем думал Анборн, оставалось для всех окружающих тайной. Однако Гвидиону показалось, что он заметил в голубых глазах великого героя сочувствие. У них с Анборном сложились очень близкие отношения, и он знал, что генерал презирает титулы и обязательства, которые они накладывают, и очень ценит свою свободу. Учитывая, какие жертвы ему пришлось принести в юности ради своих родителей, Гвиллиама и Энвин, и то, что затем отец заставил его на протяжении нескольких веков вести войну против собственной матери, Гвидион прекрасно понимал нелюбовь Анборна к титулам. Лорд-маршал еще давно дал Гвидиону совет держаться от них подальше до тех пор, пока не придет день, когда у него просто не будет выбора. И вот этот день наступил.
   Когда Эши завершил свою речь и смолкли поздравления, король намерьенов объявил, что сразу после окончания совета состоится торжественный обед в честь Гвидиона. Гости окружили юного герцога и снова принялись поздравлять его и переговариваться между собой.
   Когда все уже собрались покинуть Большой зал и направиться в столовую, посол Гематрии, Острова Морских Магов, Джел'си едва заметно наклонил голову к Эши и что-то тихо сказал ему. Король намерьенов кивнул в ответ.
   — Дядя, — позвал он Анборна, носилки которого уже несли к выходу из зала, — ты не уделишь нам пару минут?
   Лорд-маршал нахмурился, но знаком приказал солдатам остановиться.
   — Иди обедать, Мелли, — повернулся Гвидион Наварн к сестре. — Я скоро приду.
   — А я постараюсь занять для тебя место, — ответила Мелисанда, и в ее темных глазах загорелись веселые искорки. — Вряд ли тебе понравится на собственном празднике стоять где-нибудь в углу.
   Повернувшись, она поспешила за главами государств, которые выходили из Большого зала, и ее золотые кудряшки весело подпрыгивали в такт шагам.
   Герцоги провинций Роланда и Тристан Стюарт, лорд-регент, тоже остались в зале, с интересом поглядывая на Джел'си, который, медленно пройдя по застеленному ковром проходу, остановился перед лорд-маршалом. Затем он кивнул своим спутникам, и те тут же скрылись в одной из боковых комнат. В следующее мгновение они вернулись с великолепными носилками, на которых стоял большой деревянный ящик. Осторожно поставив их перед Анборном, они отошли на почтительное расстояние.
   — А это еще что такое? — с подозрением поглядывая на деревянный ящик, спросил лорд-маршал.
   Древний серенн откашлялся, и его глаза засверкали.
   — Подарок от вашего брата, Эдвина Гриффита, Верховного мага Гематрии, — пояснил он.
   От его голоса, мягкого и одновременно глубокого, излучающего неведомую в этих краях энергию, у Гвидиона по спине побежали мурашки. Будущий герцог посмотрел на Рапсодию и увидел, что на нее голос Джел'си произвел такое же впечатление. Она внимательно прислушивалась, словно уловила звуки незнакомой ей музыки.
   — Мне ничего от него не нужно, — презрительно фыркнув, заявил Анборн. — И уж меньше всего то, что доставлено на носилках. Это оскорбительно. Заберите его подарок назад.
   Выражение спокойного лица Джел'си не изменилось, когда он услышал резкий ответ Анборна. Засунув руку в складки своего одеяния, он вытащил несколько карточек и молча помахал ими в воздухе, показывая, что это указания Эдвина. Эши кивнул.
   — Со всем моим уважением, — проговорил Джел'си своим приятным голосом и внимательно изучил первую карточку. Затем откашлялся и прочитал ее вслух: — «Не будь идиотом. Ты ведешь себя как ребенок. Открой подарок».
   Герцоги, оставшиеся в зале, тихонько засмеялись, и Анборн тут же наградил их сердитым взглядом. Джел'си улыбался с самым невинным видом. Лорд-маршал сделал глубокий вдох, потом резко выдохнул и знаком показал, чтобы спутники Джел'си открыли ящик.
   Они тут же бросились выполнять приказание, а затем, когда стенки ящика раскрылись, точно лепестки диковинного цветка, почтительно отошли в сторону.
   Внутри оказалась сверкающая металлическая машина. Она стояла вертикально и являла собой необычайную конструкцию: две пары стальных цилиндров соединялись между собой неким подобием суставов и заканчивались чем-то вроде стальных же тапочек, в которые предполагалось вставлять безжизненные стопы. И весь этот сложный механизм управлялся, по всей видимости, посредством двух зубчатых колес с ручками. Все, кто находился в этот момент в зале, одновременно подались вперед, а потом замерли в изумленном молчании.
   — Что, во имя сморщенных, бесполезных яиц моего брата, это такое? — возмущенно поинтересовался Анборн.
   Джел'си вежливо кашлянул, переложил первую карточку вниз и посмотрел на следующую.
   — «Это машина для ходьбы, болван. Она сконструирована в точном соответствии с твоим ростом, весом и телосложением. С ее помощью ты снова сможешь передвигаться самостоятельно. И будь любезен, перестань обсуждать вслух размеры моих гениталий — как бы не возникло вопросов по поводу твоих собственных».
   Анборн сердито приподнялся, опираясь на кулаки.
   — Мне она не нужна! — прорычал он. — Отвезите эту мерзкую штуку моему брату, пусть сам с ней трахается.
   Джел'си терпеливо убрал вторую карточку и прочитал вслух следующую;
   — «И нечего выделываться. Я не собираюсь платить за перевозку еще раз. Машина останется у тебя. Так что пользуйся и помалкивай».
   Анборн сердито оглядел металлические ходунки, а потом снова повернулся к послу Гематрии.
   — Передайте моему брату, что я его благодарю, — проговорил он с нарочитой вежливостью.
   Джел'си заморгал, затем быстро просмотрел оставшиеся карточки и со страдальческим выражением на лице поднял глаза на Анборна.
   — Я… э-э-э… похоже, у меня нет ответа, — смущенно и одновременно удивленно сообщил он. — Думаю, что ваш брат не предусмотрел такого ответа.
   — Ага! Я его победил! — радостно крикнул Анборн и подозвал своих солдат. — Несите меня отсюда. Я опаздываю на обед.
   Солдаты подняли носилки и вынесли лорд-маршала из зала, их провожали озадаченные и смеющиеся взгляды герцогов, послов, короля и королевы намерьенов. Затем герцоги, тихонько переговариваясь между собой, последовали за ним.
   Эши подошел к механическому чуду и принялся его разглядывать.
   — Способности Эдвина как изобретателя и инженера не перестают меня удивлять, — признал он с искренним восхищением. — Это так хорошо, что талант, который он унаследовал от отца, служит благородным целям, а не несет в себе разрушения, как было с Гвиллиамом.
   — Гвиллиам не всегда был разрушителем, — вмешалась Рапсодия, глядя, как Эши медленно повернул одну из ручек, и тут же правая нога сделала небольшой шаг вперед. — Ему принадлежит множество полезных изобретений, заметно облегчающих жизнь, — коридоры Илорка освещены лампами его конструкции; гора согревается и охлаждается благодаря вентиляционной системе; внутри горы даже есть туалеты. Когда Илорк был Канрифом, его творением, Гвиллиам мог похвастаться самыми сложными и хитроумными машинами и механизмами. Тебе следует гордиться достижениями своего деда, а не только ругать его за совершенные глупости.
   Она почувствовала, что кто-то легко взял ее за локоть, и, обернувшись, увидела, что у нее за спиной стоит Джел'си. Она чуть удивленно посмотрела на него и улыбнулась.
   — Миледи, если позволите, я бы хотел поговорить с вами наедине, — вежливо обратился к королеве Джел'си.
   Рапсодия посмотрела на Эши и, поймав его вопросительный взгляд, кивнула.
   — Иди с герцогами, Сэм, — тихо проговорила она, назвав его по имени, которое произносила вслух, только когда они были одни. — Я скоро.
   Она подождала, когда ее муж и Гвидион покинут зал, а потом повернулась к Джел'си.
   — Слушаю вас.
   На лице древнего серенна мелькнула тень неясной улыбки.
   — Миледи, король болгов будет приглашен на зимний карнавал, чтобы принять участие в церемонии инаугурации юного Гвидиона?
   — Разумеется, — кивнула Рапсодия. — А что?
   — А он приедет?
   Рапсодия вздохнула и пожала плечами.
   — Я не знаю. Он довольно долго отсутствовал в Илорке. — Рапсодия покраснела, вспомнив, что Акмед спасал ее и потому был вынужден оставить свое королевство. — А почему вы спрашиваете?
   — Я надеюсь, что вы меня ему представите, — очень серьезно ответил Джел'си. — А также, что мне удастся с ним поговорить.
   Его голос звучал спокойно, но Рапсодия сразу поняла, что речь у этих двоих пойдет об исключительно важных вопросах.
   — Я, конечно же, могу вас ему представить, но не обещаю, что он захочет с вами разговаривать, — вздохнула она. — Акмед… ну, он непредсказуем.
   — Догадываюсь. — Джел'си чуть заметно усмехнулся. — И благодарен вам за любую помощь, которую вы мне окажете. Я собираюсь остаться до дня зимнего солнцестояния и присутствовать на торжественной церемонии инаугурации герцога. Все равно я не сумею добраться до дома и вернуться за оставшиеся два месяца. — В его глазах заплясали озорные искорки. — Без использования дополнительных методов.
   Рапсодия улыбнулась.
   — Я бы хотела когда-нибудь услышать поподробнее об этих методах, — сказала она и расправила юбки, собираясь покинуть зал. — Хотя мне прекрасно известно, что морские маги ведут себя очень сдержанно, когда речь заходит о магии и их тайнах.
   Посол слегка качнул головой.
   — Я почту за честь раскрыть вам кое-какие из наших тайн? учитывая ваш статус Дающей Имя, миледи, — церемонно произнес он и предложил ей руку. — Ваша клятва говорить правду и оберегать древние обычаи делает вас одной из немногих людей за пределами Гематрии, с которыми можно обсуждать подобные вещи. Когда у вас будет подходящее настроение, мы могли бы прогуляться по саду и побеседовать.
   — Благодарю вас. Ваше предложение звучит очень заманчиво.
   Рапсодия взяла его под руку.
   — Возможно, в ответ вы могли бы рассказать мне про короля болгов, — продолжал Джел'си, глядя в пол. — Он ведь один из тех двоих, с кем вы прошли по корню Сагии из Серендаира, не так ли?
   Королева намерьенов от удивления застыла на месте и, дрожа, опустила руку. Помимо Эши, ни одна живая душа не знала, каким образом она и двое ее друзей избежали смерти на Острове и прибыли сюда, на другую сторону времени.
   — Откуда… как вы узнали? — срывающимся голосом спросила она.
   Рапсодия была так удивлена, что забыла о приличиях, и ее вопрос прозвучал чересчур резко. Кроме того, постоянная тошнота и усталость мешали ей сосредоточиться.
   — Потому что я видел, как вы уходили, — улыбнувшись, ответил Джел'си.

5

   На Транссорболдском тракте, Ремалдфар, Сорболд
   Наступающие сумерки медленно гасили свет солнца.
   Талквист, регент огромной, безводной империи Сорболд, большую часть второй половины дня делал записи и изучал счета, сидя в своем роскошном экипаже, сквозь открытое окно которого внутрь проникали свежий воздух и свет. Когда начало темнеть, он был вынужден прервать работу и, только аккуратно промокнув последние написанные строчки, наконец выглянул в окно.
   Несмотря на то что Талквист, демонстрируя скромность, решил в течение года ограничиться статусом регента (и это после того, как Весы Джерна Тал высказались в его пользу и избрали императором), он не отказывал себе в роскоши, сопутствующей высокому положению, которое он должен был вскоре занять. Весь день он наслаждался маленькими радостями, которые приносила морская торговля. Прежде чем стать главой западных гильдий, он был обычным купцом и продавал самые разные товары, и в том числе деликатесы. Сейчас же он мог их вкушать и в огромных количествах поглощал сласти из Голгарна, воздушные пирожные с медом и кардамоном, жареные орешки и вино из Хинтерволда, где замороженный виноград отжимают через лед и таким способом получают ни с чем не сравнимые напитки.
   Он занимался морской торговлей всю свою жизнь и давно научился ценить те блага, к которым в силу специфики своей профессии получал доступ. Когда через несколько месяцев он станет Первым Императором Солнца, он сможет баловать себя еще более изысканными яствами. Кухня дворца Джерна Тал считалась одной из лучших в мире.
   Закат над пустыней Сорболда был так прекрасен, что даже у такого занятого человека, как Талквист, не мог не вызвать восхищения. Воздух, днем такой сухой и горячий, что иногда вызывал носовые кровотечения, к вечеру становился более мягким и влажным, словно ночь бросала солнцу вызов, напоминая ему, что оно должно вернуться только утром. Ветер постепенно стихал, и на синем безоблачном небе на востоке загорались первые звезды, расцвечивая удивительным узором призрачное покрывало ночи. На западе небо заливало яркое пламя, розовеющее по краям, и окутывало ослепительный оранжевый шар, медленно сползающий к далеким горам.
   Талквист вздохнул.
   «Как же прекрасна эта земля, — подумал он, и его сердце наполнила гордость. — Она сурова, моя сухая, неприветливая земля, королевство вечного солнца, но ее богатства неисчерпаемы».
   Топот лошадиных копыт — Талквист путешествовал в сопровождении эскорта, состоящего из пятидесяти сильных воинов, — вывел его из задумчивости. Он достал платиновую трутницу и зажег фитиль стоящей на столе лампы, наполненной ароматными маслами. Огонь медленно разгорался, и его теплый свет вспугнул сумрак, наполнивший обитый бархатом экипаж.
   «Еще три дня, и мы прибудем в Джерна Тал», — подумал Талквист и снова посмотрел в толстую учетную книгу, лежащую перед ним. От этой мысли он беспокойно заерзал на своем сиденье. Он много дней провел на западном побережье, решая там самые разные вопросы, и ему не терпелось вернуться в великолепный, богато украшенный дворец, живописно расположенный в самом сердце гор центрального Сорболда. Несчастный случай, который произошел, когда Весы выбрали его императором Сорболда, унес жизнь Ихварра, главы восточных гильдий и друга Талквиста, товарища по торговым операциям и единственного настоящего соперника. Талквист, не теряя времени, прибрал к рукам его рудокопов, извозчиков, купцов и владельцев лавок, и они поначалу требовали особого внимания и присмотра. К тому же у него имелись собственные торговые интересы, о которых не следовало забывать. Однако работа не пугала Талквиста, поскольку он был человеком тщеславным.
   Услышав, что к экипажу приблизился всадник, он отвлекся от книг и выглянул в окно. Талквист увидел одного из разведчиков, посланных вперед, который знаком показывал вознице, чтобы тот ехал помедленнее. Затем регент Сорболда постучал по нижней части внутреннего окна.
   — Остановись, — приказал он вознице и выглянул в окно. — В чем дело? — крикнул Талквист, обращаясь к разведчику.
   Солдат в форме императорской гвардии натянул поводья.
   — Милорд, к горному перевалу приближается караван, четыре фургона.
   — И что?
   — Складывается впечатление, что они специально путешествуют после наступления темноты, чтобы остаться незамеченными. Мне показалось, что фургоны до отказа набиты пленными.
   Талквист еще сильнее высунулся из окна и недовольно нахмурился.
   — Пленные?
   — Да, милорд. У них завязаны глаза и стянуты веревками руки. Наверное, их захватили на берегу к югу от Побережья Скелетов.
   Талквист сердито кивнул. Незаконная работорговля в Сорболде процветала. Продавать партии пленников на рудники и поля начали вскоре после смерти предыдущей правительницы, Императрицы Темных Земель, чья кончина и привела к тому, что преемника пришлось выбирать с помощью Весов Джерна Тал, и им стал Талквист. Торговцы живым товаром, которые нападали на деревни и караваны и заставляли захваченных ими людей работать на полях или продавали их, вызывали сильное раздражение и возмущение у Талквиста.
   — Как ты думаешь, куда они направляются? — спросил он.
   Солдат снял шлем и стряхнул со лба пот.
   — Судя по всему, они едут к оливковым рощам Балтара.
   — Перехватите их, — приказал Талквист, — Пусть мой караван свернет в сторону. Я хочу узнать, кто в моих владениях тайно перевозит рабов, и намерен лично им помешать. Я буду сидеть внутри. Скажи вознице, чтобы прибавил ходу.
   — Слушаюсь, милорд.
   Кипя от гнева, Талквист опустил занавеску и потушил лампу.
 
   Эврит провел языком по верхнему небу в тщетной попытке найти там хоть капельку слюны. Все напрасно.
   Пять дней, проведенных с завязанными глазами и стянутыми веревкой руками, сделали его особенно восприимчивым к тому, что его окружало: с наступлением ночи воздух становился прохладнее, внутри фургона омерзительно воняло человеческими отходами, он слышал стоны боли и жалобный плач, исполненный страха, — все звуки, которые издавали его товарищи по несчастью и особенно маленькие сыновья Эврита, чьи голоса он узнавал среди прочих, как бы тихо они ни звучали.
   Он пытался уловить хоть какой-то знак от своей жены — ее швырнули в другой фургон, хотя она отчаянно сопротивлялась, — но топот копыт и скрип колес заглушали все остальные звуки.
   Селак, младший из двоих сыновей Эврита, несколько часов назад затих и уже даже не стонал. Всякий раз, когда грохот немного стихал, Эврит звал сына своим охрипшим голосом, который сам с трудом узнал, но не получал ответа. Он молил богов, чтобы оказалось, что мальчик всего лишь уснул или потерял сознание, пытаясь справиться с мучительными вонью и жаждой, но то и дело вспоминал характерный звук упавшего на песок тела, который раздался, когда фургоны остановились и их хозяева начали кормить и поить своих пленников. Эврит слышал этот звук пять раз. Мелкий песок, всякий раз при этом врывавшийся в их тюрьму на колесах, жалил кожу и заменял слезы страха, которые не могли пролиться из его глаз из-за повязки и обезвоживания.
   Эврит снова и снова ругал себя за то, что рискнул поплыть на корабле в Голгарн, и ведь он сам возглавлял эту экспедицию. Он и его спутники зафрахтовали «Свободу» и специально подгадали так, чтобы отправиться в путь, когда подуют последние благоприятные летние ветра, перед тем как с наступлением осени течения около Побережья Скелетов станут опасными. Главным образом, они предприняли это путешествие в надежде, что в Голгарне, где не придерживались никакой определенной религии, отнесутся более терпимо к их секте, исповедовавшей довольно мягкие взгляды на жизнь. Их корабль утонул, а они стали пленниками людей, которые помогли им добраться до берега, — поначалу они считали их своими спасителями.
   Нельзя сказать, что эти люди не проявили к ним относительной доброты — они не насиловали женщин и не избивали мужчин и детей. Сначала их накормили и напоили, позволили облегчиться, а потом завязали глаза. Однако безжалостное солнце пустыни и нечеловеческие условия, в которых они оказались, делали их положение почти невыносимым. Вожак похитителей даже заверил их, что они смогут купить себе свободу, если будут в течение двух лет прилежно работать на сборе маслин. Эврит был не настолько глуп, чтобы ему поверить, но, по крайней мере, его слова вселили надежду в сердца женщин и детей. С того самого момента, как их корабль сбился с курса и налетел на рифы около Побережья Скелетов, Эврит не сомневался, что смерть скоро заберет всю его семью. Они остались в живых после кораблекрушения, но разве такая судьба лучше смерти?
   Издалека донеслось пение горна — длинная, протяжная нота, за которой последовало три коротких. Эврит почувствовал, как зашевелились его товарищи по несчастью — они тоже услышали горн.
   Бандиты заволновались, начали перекрикиваться на незнакомом ему языке, и Эврит услышал в их голосах страх.
   — Что происходит? — пробормотал его сосед. Земля вокруг фургона задрожала, и Эврит узнал этот звук.
   — Лошади, — прошептал он. — Много.
   Фургон поехал медленнее, и скрип колес заглушил топот копыт по песчаной дороге.
   Один из пленников начал вслух молиться, и остальные к нему присоединились, не обращая внимания на песчаную бурю, поднятую копытами лошадей.
   Раздался страшный шум, и Эврит силился понять, что происходит, уловить какие-нибудь знакомые звуки. Ему показалось, что часть бандитов бросилась бежать, они бросили фургоны и, вскочив на лошадей, попытались скрыться, но их быстро догнали другие всадники, превосходившие их числом. Судя по всему, какие-то люди окружили фургоны, и по четким приказам, которые вслед за этим последовали, Эврит решил, что они попали к военным.
   Наконец казавшиеся бесконечными шум и неразбериха закончились, фургон остановился, дверь открылась, и зазвучали слова на незнакомом Эвриту языке.
   Потом последовал короткий приказ, и кто-то запрыгнул в фургон, от чего их тюрьма на колесах ужасно закачалась. В следующее мгновение Эврит почувствовал, как чьи-то руки осторожно снимают повязку с его лица.
   Сначала Эврит решил, что ослеп, — мир вокруг него был окутан черным мраком, но уже через пару минут он сумел различить солдата в красной форме, отделанной кожаными полосками, который снимал повязки с глаз других пленников.
   Эврит быстро огляделся и увидел своего старшего сына, который сидел рядом с ним с широко раскрытыми от ужаса глазами. Он кивнул сыну и заглянул ему за спину. Между фургонами стоял смуглый мужчина с грубыми чертами лица, он был одет в свободный белый балахон, расшитый изображениями солнца и меча, на шее висела тяжелая золотая цепь. Он раздавал приказы, казалось, целой армии таких же, как он, смуглых воинов. Некоторые из них курсировали между фургонами, другие развязывали глаза пленникам и передавали им воду.
   Эвриту протянули мех с вином, и, хотя руки у него оставались связанными, он с удовольствием напился, а затем принялся оглядываться в поисках Селака. Он обнаружил младшего сына в другом фургоне и, с облегчением опустив голову, быстро прошептал благодарственную молитву.
   Наконец человек в белом балахоне закончил разговаривать с одним из солдат и знаком отпустил его, а сам повернулся к пленникам и сказал на языке морских купцов:
   — Я Талквист, регент Сорболда и будущий император. Добро пожаловать на мои земли, и приношу вам свои извинения за дурное обращение, в котором были повинны мои подданные. Главарь этих негодяев будет казнен, а остальные члены банды находятся под присмотром моих солдат.
   Эврит с облегчением вздохнул и улыбнулся своим сыновьям, стараясь их подбодрить.
   — Дальше вы поедете с моим караваном, чтобы в случае необходимости мои солдаты могли вас защитить, — продолжал регент. — Сейчас вам развяжут глаза, тем, кому еще не успели. Если вам нужна вода, скажите солдату, который находится в вашем фургоне. Кто у вас главный?
   На мгновение наступила тишина, а потом Эврит набрался храбрости.
   — В нашей экспедиции не было главного, милорд, — хриплым голосом ответил он. — Но все бумаги перед нашим отплытием на «Свободе» подписывал я.
   Регент повернулся к нему и, ласково улыбаясь, подошел поближе.
   — Ты сказал «Свобода»? Хороший корабль. Я много раз отправлял на нем свои грузы. Он разбился?
   — Да, милорд, к моему величайшему сожалению. Налетел на риф. Мы выбрались на берег на Побережье Скелетов, но попали в плен к людям, у которых вы нас отбили.
   — От имени моего народа приношу вам извинения. Они не имели никакого права так поступать.
   Регент отдал новый приказ, от строя солдат отделились восемь человек, и, разбившись по двое, они забрались в фургоны, готовые тронуться в путь. Сам же регент направился к своей карете.
   — Простите, милорд… — страшно нервничая, окликнул его Эврит, не в силах вынести красноречивых взглядов своих товарищей по несчастью.