Страница:
— Вот именно, — с довольным видом сказал Акмед. — Ваше обучение закончено, по крайней мере та его часть, благодаря которой вы стали архонтами. Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам как к ученикам: в чем тайна мудрости?
Ответил Гриил, мастер шахт.
— Прежде чем что-нибудь сделать, представь свои действия так, будто ты их выполнял уже миллион раз.
— А также прежде чем говорить, — добавил Йен.
Акмед снова кивнул, а затем знаком показал, чтобы они приблизились.
— Все это время я открывал вам самые разные тайны, кроме одной, о которой знаем только я и Грунтор. — «И Рапсодия, — с горечью подумал он, — но она ее не сберегла». — Однако, если я хочу, чтобы вы справились с возложенными на вас миссиями, между нами не должно быть тайн. И потому сейчас я поделюсь с вами тысяча первым секретом. Нам понадобится свет, чтобы вы смогли осознать всю его важность.
Акмед достал из-под плаща камень, по форме напоминавший яйцо и испускавший сияние, такое яркое, точно вдруг наступил день. Архонты дружно отшатнулись, но уже в следующее мгновение поняли: холодный свет камня не жалит их глаза, привычные к вечному мраку пещер, в которых их предки селились с незапамятных времен.
— Наины обнаружили светящиеся камни тысячи поколений назад. Они теряли это знание и снова обретали его сотни раз. Я надеюсь, что знания, полученные вами, никогда не постигнет та же судьба. — Он протянул сияющий камень Харран. — Он понадобится вам, чтобы увидеть то, что вы должны увидеть, прежде чем вы сможете понять.
С этими словами он медленно опустил капюшон и начал снимать вуаль, всегда скрывавшую его лицо. Его слова и сияние камня произвели на всех, кроме Грунтора, видевшего и слышавшего все это раньше, завораживающее впечатление.
— Чтобы понять причины, побудившие меня воспитать вас так, как я это сделал, вы должны узнать обо мне то, что вам еще неизвестно. Я родился от нечестивого союза для одной-единственной цели: найти, выследить и убить демона, которого никто не может увидеть. Эта цель перешла ко мне по праву рождения, и я не мог ослушаться. Я не знал своей матери, но продолжаю чувствовать ее кровь в своих жилах.
Бледно-пурпурная кожа его лба, испещренная венами, не подготовила их к тому, что они увидели в следующий момент — абсолютно разные глаза: по цвету, форме и месторасположению, а также настолько прозрачную кожу, что, казалось, будто глаза плавают на поверхности черепа. Архонты дружно выдохнули.
— Возможно, сквозь мою вуаль вы видели черты, доставшиеся мне в наследство от отца болга, одного из дюжины солдат, изнасиловавших мою мать дракианку, предварительно выиграв ее в кости. Вы видите бастарда погибшей расы, я ее последний представитель. Дракиане — это древний народ, рожденный ветром и берущий свое начало от кизов, ты это знаешь, Харран. Однако у дракиан была единственная цель в жизни — они являлись тюремщиками. Когда они не справились с добровольно взятыми на себя обязательствами, они превратились в охотников. Но вместо того чтобы расти, приобретая знания, необходимую подготовку и понимание своей судьбы, полученной мной в наследство от матери дракианки, я воспитывался на другом конце света болгами, которые издевались надо мной, мучили и в конце концов заключили в тюрьму.
В его голосе не слышалось ни сожаления, ни потребности в сочувствии, он звучал спокойно и равнодушно, и потому его слова приобретали еще больший вес.
— Но вот наступил день, когда зов моей крови стал таким сильным, что я уже не мог его игнорировать. Я понял, что должен узнать, какая сила призывает меня совершить убийство. Чтобы бежать от болгов, мне пришлось прикончить своего охранника, в некотором смысле он был моим братом и лишь на несколько лет старше меня самого.
Архонты завороженно смотрели на открывшийся их взглядам нос с раздувающимися почти как у лошади ноздрями, словно составленный из тончайших лепестков, пронизанных сетью вен.
— Чтобы выжить, мне пришлось его съесть.
Архонты лишь кивнули, услышав его слова. До прихода Акмеда каннибализм был самым обычным делом в горах. По настоянию Рапсодии поедание людей объявили вне закона. Король согласился не потому, что близко к сердцу принял ее возмущение дикими обычаями, и не из-за того, что внешний мир относился к ним с ужасом, просто он хотел, чтобы как можно больше его подданных оставались в целости и сохранности, а значит, они не должны были есть друг друга.
Тихие слова короля вылетали из безгубого рта, созданного для того, чтобы пробовать воздух и улавливать в нем страх.
— Теперь, когда вы наконец увидели мое лицо, вы сможете понять, каким образом я знаю то, что знаю, как улавливаю, когда вы входите в комнату, как слышу ваше дыхание и разговоры, ощущаю вашу усталость. Это мое благословение и одновременно проклятие. Я чувствую ритм жизни окружающего меня мира и не могу от него спрятаться. Он небезупречен, этот мир, развивается согласно своим внутренним, вполне логичным законам. Теперь я скажу вам, почему мы должны оберегать наши тысячу и один секрет.
Он повернулся к Харран и вперил в нее свой тяжелый взгляд, словно оценивал оружие. Она героически выдержала его взгляд, хотя ее худое тело дрожало, точно листок на ветру.
— Я позволил тебе изучить историю Роланда и других государств континента, но часто повторял, что это всего лишь народные сказания, легенды, извращенные целыми поколениями рассказчиков-идиотов, вместо того чтобы быть сохраненными лиринскими Дающими Имя и другими мастерами, поклявшимися всегда говорить правду. Что ты помнишь про ф'доров?
Харран сглотнула и страшно побледнела.
— Ф'доры были детьми Огня, древней расой, родившейся от него, — монотонным голосом начала она пересказывать предание, приведенное в одной из множества прочитанных ею книг. — Именно ф'доры укротили огонь и подарили его людям, чтобы он помог им защитить себя, согреть дома зимой и выковать оружие. Ф'доры, давно исчезнувшие с лица земли, были прародителями оружия и очагов, без них люди никогда бы не узнали, что такое огонь.
Акмед тяжело вздохнул.
— Так действительно говорится в древних текстах. Именно это проповедуют болваны, присматривающие за базиликой Огня в Бетани, тем жалким придуркам, которые приходят на их службы. Так думает весь мир. А на самом деле это самая большая ложь, какую когда-либо преподносили людям. — Его глаза засверкали, когда он знаком показал архонтам, чтобы они подошли поближе и могли расслышать его едва различимый шепот. — В Преждевременье, когда мир еще только создавался, существовало пять народов, родившихся от исходных стихий. Четыре из них — серенны, взявшие свое начало от эфира, вещества, из которого сотворены звезды; кизы, появившиеся на свет из воздуха; митлины, родившиеся из воды, и драконы — дети земли — жили в относительной гармонии друг с другом в незапамятные времена, предшествовавшие самой истории. Однако ф'доры, пришедшие в мир вторыми из пяти первородных народов, вовсе не дарили людям огонь и не учили их кузнечному делу, они являлись демонами огромной разрушительной силы, и главной их целью было уничтожить всю жизнь на Земле, а потом и саму Землю. Они были бесформенными, эфемерными, не имели физического тела и могли подчинить себе и проникнуть в человека или другое живое существо, которое было хоть чуть-чуть слабее их, и оставаться в выбранном теле до самой его смерти. Они чуть не добились своей цели и не уничтожили мир, но остальные народы объединились и заточили их в склеп из Живого Камня, расположенный глубоко в Подземном мире, в самом сердце Земли, неподалеку от огненного ядра, откуда они не могли выбраться. Каждый из народов сыграл свою роль в охоте на них и последующем низвержении их в склеп, а кизам выпала роль сторожей. И тогда дракиане, древний народ, рожденный от кизов, взял на себя суровую обязанность охранять склеп, для чего им пришлось поселиться глубоко под землей, расставшись со своей родной стихией, ветром, навечно. Все было хорошо многие тысячелетия, а потом с неба упала в море звезда, и этот страшный взрыв разрушил склеп. Многим ф'дорам, мечтавшим в своем заточении вырваться на свободу и разрушить весь мир, удалось бежать и затеряться среди ничего не ведающих потомков Первородных и древних народов. Так разрушительная стихия вырвалась на свободу.
Акмед замолчал. Архонты едва дышали, потрясенные его рассказом, а также тем, что они первые в этом мире увидели его лицо и услышали от него больше слов, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как он появился в Илорке. Он заставил себя успокоиться, чтобы его голос звучал не так резко.
— Ф'доры продолжают жить в нашем мире, часть из них находится в восстановленном склепе, другие разгуливают на свободе, прячутся среди людей, цепляясь и паразитируя на тех, в кого им удалось проникнуть. Определить присутствие обретших плоть практически невозможно, а они стремятся только к одному: освободить своих соплеменников из склепа, чтобы вместе они могли удовлетворить свою врожденную жажду к разрушению и уничтожению всего сущего — не только в нашем мире, но и за его пределами. Они мечтают вернуться в вечную Пустоту, кануть в небытие. Их тлетворное, ядовитое дыхание ощущается во всех войнах, убийствах, предательствах. Иными словами, в том, что творят люди. Теперь вы услышали достаточно, чтобы я мог открыть вам последнюю тайну. Давным-давно Пророчество сообщило нам о Спящем Дитя, хотя на самом деле Спящих было трое. Ты знаешь Пророчество, о котором я говорю, Харран?
Девушка кивнула, закрыла глаза и произнесла тихим, ровным голосом:
— Первое дитя из этого Пророчества спрятано в наших горах, — вновь заговорил он. — Она Дитя Земли и сотворена из Живого Камня, оставшегося после рождения мира. Вполне возможно, что она последняя представительница народа, созданного драконами. Ее ребро может стать ключом от склепа в который заключены ф'доры, поэтому демоны огня будут стремиться заполучить Спящее Дитя, к тому же они знают, что она здесь.
Акмед почувствовал, что архонты дружно вздрогнули, и посмотрел на Грунтора, лицо которого оставалось непроницаемым. Король болгов вздохнул и продолжал:
— Второе Дитя, о котором идет речь в Пророчестве, это звезда, упавшая тысячи лет назад на другом конце мира, та самая звезда, что разрушила склеп. Горящая звезда на протяжении многих веков спала на дне океана, укрытая толщей вод, но однажды она поднялась и поглотила остров Серендаир. Но даже несмотря на все разрушения, все жизни, которые унесло ее пробуждение, она причинила нашему миру гораздо меньше зла по сравнению с тем, что могут сделать две другие.
Король болгов замолчал, и в туннеле повисла гробовая тишина.
— А третья, сир? Самая старшая? — осмелился спросить Омет.
Король не отвечал очень долго. Наконец он заговорил, и его голос звучал очень тихо и непривычно мягко.
— Давным-давно, в самом начале Времен, когда на Земле жили только пять Первородных народов, ф'доры кое-что украли у драконов — у их прародительницы, самой древней из вирмов. Это было яйцо. Они похитили еще не родившегося вирма, в крови которого одновременно сошлись все пять стихий, и напитали его своим ядом, и, хотя он продолжает спать, он вырос до таких размеров, что стал частью структуры мира. Очень глубоко под землей, даже глубже склепа, где заключены ф'доры, лежит третье Спящее Дитя — чудовище невероятных размеров. Оно спит во чреве земли, но, когда будет произнесено его имя, оно сможет проснуться, и это станет началом конца. Вирм до сих пор продолжает спать только потому, что, когда ф'доров заключили в склеп, жар их порочного огня остался с ними, но если они получат свободу, немедленно разбудят чудовище. Он проснется и поглотит мир.
Король болгов выпрямил спину, стараясь не замечать взглядов, которыми обменялись архонты.
— Мне удалось вырваться из лап ф'дора, пожелавшего похитить мое тело, около полутора тысяч лет назад, но, еще будучи его рабом, мне довелось заглянуть за ворота склепа. Увидев, что там находится, я понял, что в мире существуют вещи хуже смерти, хуже самого страшного предательства, хуже мучительных пыток. И тогда я, наконец, узнал, почему дракианская кровь в моих жилах требует смерти всех ф'доров, почему я должен следовать за малейшим намеком на их мерзкий запах, который мне принесет ветер, и сделать все, что в моих силах, чтобы избавить землю от тех демонов, кого мне удастся найти. Это долг, стоящий превыше всех остальных. Я охотник, но, кроме того, я еще и страж — мне выпало охранять покой Спящего Дитя. И покой болгов. И — какая ирония! — я еще и страж самой Земли. Когда-то я был лучшим наемным убийцей и держал в страхе целый континент, а теперь на мою долю выпала ответственная задача хранить Жизнь и, возможно, Жизнь После Смерти, потому что ф'доры ненавидят и то и другое и непременно их уничтожат, если им только представится такая возможность. И потому, дети мои, хотя некоторые из вас и думают, будто старость и смерть не могут за мной прийти и Время течет мимо меня, я должен не только оставить вам свое наследство, но и, начиная с настоящего момента, призвать вас на службу, ибо вам пришла пора стать взрослыми, оставить детство позади. Я, к сожалению, больше не могу нести эту ответственность в одиночестве. Грунтор всегда был рядом со мной, но он тоже не в силах справиться один. Я не знаю, какой властью сейчас обладают ф'доры, живущие на свободе, и сколько демонов прячется в телах людей, но я вижу, что они набирают силу, и за горами, в которых мы живем, нарастает стремление к насилию. Вы встанете рядом со мной — как и мне, вам не пришлось самим выбирать свою судьбу, выбор сделан за вас. И вы ничего не можете с этим поделать, как не можете контролировать биение собственных сердец. Таков ваш долг, и выполнять его — ваша святая обязанность. Это и есть тысяча первый секрет: всю свою жизнь вы будете нести вахту, охраняя Землю и всех, кто на ней живет, защищая ее от демонов, стремящихся ее уничтожить. Ваша подготовка, целеустремленность и мудрость — сама ваша жизнь — должны быть посвящены тому, чтобы оберегать наши горы и Дитя Земли, как это делаю я. Вы станете первой и, возможно, последней преградой между ф'дорами и вирмом, спящим в самом сердце мира.
Архонты по очереди кивнули, показывая, что они его поняли.
Король болгов снова надел свою вуаль.
— А если вам кажется, что это непосильная задача, вспомните, что вам, по крайней мере, выпало родиться болгами. Если вам вдруг захочется себя пожалеть, представьте себе, что вы могли бы быть людьми или, что еще хуже, намерьенами. Как правило, жалость к себе исчезает, когда ты начинаешь понимать, какая судьба могла тебе выпасть.
Впервые за все время Грунтор тихонько фыркнул.
— Угу, если кто-то из вас, ребятишки, желает попробовать, каково это, Ой с радостью освободит вас от половины ваших хлипеньких мозгов и отправит жить в Роланд. Желающие есть?
Архонты так дружно и энергично затрясли головами, что в коридорах Руки поднялась пыль.
Вернувшись из Руки, Акмед обнаружил, что в Большом зале его ждет гонец и страшно при этом нервничает.
Король нетерпеливо протянул руку, и мальчишка, младше Трага, быстро отдал ему футляр из слоновой кости, в котором лежало послание, прибывшее с почтовым караваном. Акмед сломал восковую печать и, увидев, что письмо пришло из Хагфорта, вытащил листок и поднес его к носу. Бумага еще сохранила запах Рапсодии, свежий аромат ванили и пряностей.
Ему нравился этот запах, хотя он вряд ли смог бы сказать почему. Вместо мирта и амбры, столь любимых другими королевами, Рапсодия предпочитала аромат, к которому привыкла, когда жила на ферме, по другую сторону Времени. Акмеда радовало, что хоть что-то не изменилось после того, как она стала королевой намерьенов и женой Эши.
— Новости от герцогини? — спросил Грунтор.
Акмед кивнул.
— Короткая записка — она просит, чтобы я через несколько дней ждал почтовую птицу.
Сержант тихонько присвистнул и принялся шарить у себя за спиной. Рукояти его любимого оружия, торчащие в разные стороны, точно шипы диковинной и невероятно злобной рептилии, легонько постукивали одна о другую, пока он попытался выбрать, что бы ему повертеть в руках. Остановившись на Старой Сучке, зазубренном коротком мече, получившем свое имя в честь шлюхи с жутко волосатыми ногами, с которой Грунтор был знаком в старом мире, он вытащил его и подбросил плашмя на ладони.
— Похоже, мы ее скоро тут повидаем. Хорошо. Ой соскучился.
Король болгов устало вздохнул.
— Будем надеяться, что ее не придется снова спасать. Ее это злит даже больше, чем меня, если такое возможно. Да и к тому же мне сейчас некогда заниматься ее проблемами, нужно привести в порядок мое взорванное королевство.
9
Ответил Гриил, мастер шахт.
— Прежде чем что-нибудь сделать, представь свои действия так, будто ты их выполнял уже миллион раз.
— А также прежде чем говорить, — добавил Йен.
Акмед снова кивнул, а затем знаком показал, чтобы они приблизились.
— Все это время я открывал вам самые разные тайны, кроме одной, о которой знаем только я и Грунтор. — «И Рапсодия, — с горечью подумал он, — но она ее не сберегла». — Однако, если я хочу, чтобы вы справились с возложенными на вас миссиями, между нами не должно быть тайн. И потому сейчас я поделюсь с вами тысяча первым секретом. Нам понадобится свет, чтобы вы смогли осознать всю его важность.
Акмед достал из-под плаща камень, по форме напоминавший яйцо и испускавший сияние, такое яркое, точно вдруг наступил день. Архонты дружно отшатнулись, но уже в следующее мгновение поняли: холодный свет камня не жалит их глаза, привычные к вечному мраку пещер, в которых их предки селились с незапамятных времен.
— Наины обнаружили светящиеся камни тысячи поколений назад. Они теряли это знание и снова обретали его сотни раз. Я надеюсь, что знания, полученные вами, никогда не постигнет та же судьба. — Он протянул сияющий камень Харран. — Он понадобится вам, чтобы увидеть то, что вы должны увидеть, прежде чем вы сможете понять.
С этими словами он медленно опустил капюшон и начал снимать вуаль, всегда скрывавшую его лицо. Его слова и сияние камня произвели на всех, кроме Грунтора, видевшего и слышавшего все это раньше, завораживающее впечатление.
— Чтобы понять причины, побудившие меня воспитать вас так, как я это сделал, вы должны узнать обо мне то, что вам еще неизвестно. Я родился от нечестивого союза для одной-единственной цели: найти, выследить и убить демона, которого никто не может увидеть. Эта цель перешла ко мне по праву рождения, и я не мог ослушаться. Я не знал своей матери, но продолжаю чувствовать ее кровь в своих жилах.
Бледно-пурпурная кожа его лба, испещренная венами, не подготовила их к тому, что они увидели в следующий момент — абсолютно разные глаза: по цвету, форме и месторасположению, а также настолько прозрачную кожу, что, казалось, будто глаза плавают на поверхности черепа. Архонты дружно выдохнули.
— Возможно, сквозь мою вуаль вы видели черты, доставшиеся мне в наследство от отца болга, одного из дюжины солдат, изнасиловавших мою мать дракианку, предварительно выиграв ее в кости. Вы видите бастарда погибшей расы, я ее последний представитель. Дракиане — это древний народ, рожденный ветром и берущий свое начало от кизов, ты это знаешь, Харран. Однако у дракиан была единственная цель в жизни — они являлись тюремщиками. Когда они не справились с добровольно взятыми на себя обязательствами, они превратились в охотников. Но вместо того чтобы расти, приобретая знания, необходимую подготовку и понимание своей судьбы, полученной мной в наследство от матери дракианки, я воспитывался на другом конце света болгами, которые издевались надо мной, мучили и в конце концов заключили в тюрьму.
В его голосе не слышалось ни сожаления, ни потребности в сочувствии, он звучал спокойно и равнодушно, и потому его слова приобретали еще больший вес.
— Но вот наступил день, когда зов моей крови стал таким сильным, что я уже не мог его игнорировать. Я понял, что должен узнать, какая сила призывает меня совершить убийство. Чтобы бежать от болгов, мне пришлось прикончить своего охранника, в некотором смысле он был моим братом и лишь на несколько лет старше меня самого.
Архонты завороженно смотрели на открывшийся их взглядам нос с раздувающимися почти как у лошади ноздрями, словно составленный из тончайших лепестков, пронизанных сетью вен.
— Чтобы выжить, мне пришлось его съесть.
Архонты лишь кивнули, услышав его слова. До прихода Акмеда каннибализм был самым обычным делом в горах. По настоянию Рапсодии поедание людей объявили вне закона. Король согласился не потому, что близко к сердцу принял ее возмущение дикими обычаями, и не из-за того, что внешний мир относился к ним с ужасом, просто он хотел, чтобы как можно больше его подданных оставались в целости и сохранности, а значит, они не должны были есть друг друга.
Тихие слова короля вылетали из безгубого рта, созданного для того, чтобы пробовать воздух и улавливать в нем страх.
— Теперь, когда вы наконец увидели мое лицо, вы сможете понять, каким образом я знаю то, что знаю, как улавливаю, когда вы входите в комнату, как слышу ваше дыхание и разговоры, ощущаю вашу усталость. Это мое благословение и одновременно проклятие. Я чувствую ритм жизни окружающего меня мира и не могу от него спрятаться. Он небезупречен, этот мир, развивается согласно своим внутренним, вполне логичным законам. Теперь я скажу вам, почему мы должны оберегать наши тысячу и один секрет.
Он повернулся к Харран и вперил в нее свой тяжелый взгляд, словно оценивал оружие. Она героически выдержала его взгляд, хотя ее худое тело дрожало, точно листок на ветру.
— Я позволил тебе изучить историю Роланда и других государств континента, но часто повторял, что это всего лишь народные сказания, легенды, извращенные целыми поколениями рассказчиков-идиотов, вместо того чтобы быть сохраненными лиринскими Дающими Имя и другими мастерами, поклявшимися всегда говорить правду. Что ты помнишь про ф'доров?
Харран сглотнула и страшно побледнела.
— Ф'доры были детьми Огня, древней расой, родившейся от него, — монотонным голосом начала она пересказывать предание, приведенное в одной из множества прочитанных ею книг. — Именно ф'доры укротили огонь и подарили его людям, чтобы он помог им защитить себя, согреть дома зимой и выковать оружие. Ф'доры, давно исчезнувшие с лица земли, были прародителями оружия и очагов, без них люди никогда бы не узнали, что такое огонь.
Акмед тяжело вздохнул.
— Так действительно говорится в древних текстах. Именно это проповедуют болваны, присматривающие за базиликой Огня в Бетани, тем жалким придуркам, которые приходят на их службы. Так думает весь мир. А на самом деле это самая большая ложь, какую когда-либо преподносили людям. — Его глаза засверкали, когда он знаком показал архонтам, чтобы они подошли поближе и могли расслышать его едва различимый шепот. — В Преждевременье, когда мир еще только создавался, существовало пять народов, родившихся от исходных стихий. Четыре из них — серенны, взявшие свое начало от эфира, вещества, из которого сотворены звезды; кизы, появившиеся на свет из воздуха; митлины, родившиеся из воды, и драконы — дети земли — жили в относительной гармонии друг с другом в незапамятные времена, предшествовавшие самой истории. Однако ф'доры, пришедшие в мир вторыми из пяти первородных народов, вовсе не дарили людям огонь и не учили их кузнечному делу, они являлись демонами огромной разрушительной силы, и главной их целью было уничтожить всю жизнь на Земле, а потом и саму Землю. Они были бесформенными, эфемерными, не имели физического тела и могли подчинить себе и проникнуть в человека или другое живое существо, которое было хоть чуть-чуть слабее их, и оставаться в выбранном теле до самой его смерти. Они чуть не добились своей цели и не уничтожили мир, но остальные народы объединились и заточили их в склеп из Живого Камня, расположенный глубоко в Подземном мире, в самом сердце Земли, неподалеку от огненного ядра, откуда они не могли выбраться. Каждый из народов сыграл свою роль в охоте на них и последующем низвержении их в склеп, а кизам выпала роль сторожей. И тогда дракиане, древний народ, рожденный от кизов, взял на себя суровую обязанность охранять склеп, для чего им пришлось поселиться глубоко под землей, расставшись со своей родной стихией, ветром, навечно. Все было хорошо многие тысячелетия, а потом с неба упала в море звезда, и этот страшный взрыв разрушил склеп. Многим ф'дорам, мечтавшим в своем заточении вырваться на свободу и разрушить весь мир, удалось бежать и затеряться среди ничего не ведающих потомков Первородных и древних народов. Так разрушительная стихия вырвалась на свободу.
Акмед замолчал. Архонты едва дышали, потрясенные его рассказом, а также тем, что они первые в этом мире увидели его лицо и услышали от него больше слов, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как он появился в Илорке. Он заставил себя успокоиться, чтобы его голос звучал не так резко.
— Ф'доры продолжают жить в нашем мире, часть из них находится в восстановленном склепе, другие разгуливают на свободе, прячутся среди людей, цепляясь и паразитируя на тех, в кого им удалось проникнуть. Определить присутствие обретших плоть практически невозможно, а они стремятся только к одному: освободить своих соплеменников из склепа, чтобы вместе они могли удовлетворить свою врожденную жажду к разрушению и уничтожению всего сущего — не только в нашем мире, но и за его пределами. Они мечтают вернуться в вечную Пустоту, кануть в небытие. Их тлетворное, ядовитое дыхание ощущается во всех войнах, убийствах, предательствах. Иными словами, в том, что творят люди. Теперь вы услышали достаточно, чтобы я мог открыть вам последнюю тайну. Давным-давно Пророчество сообщило нам о Спящем Дитя, хотя на самом деле Спящих было трое. Ты знаешь Пророчество, о котором я говорю, Харран?
Девушка кивнула, закрыла глаза и произнесла тихим, ровным голосом:
Харран замолчала, и Акмед пристальным взором окинул лица молодых архонтов.
Спящий ребенок — младшая дочь,
Вечно живущая в снах.
Смерть ее имя вписала
В книгу свою,
И никто не оплакал ее.
Средняя дочь дремлет в тиши,
Руки сложив на коленях.
Чувствует небо, слушает море,
Внемлет движенью песков —
Ждет пробужденья.
Старшая дочь — нерожденная дочь,
Спит под землей
Во тьме вековой.
Время придет — и родится она,
Но с рожденьем ее — кончится время.
— Первое дитя из этого Пророчества спрятано в наших горах, — вновь заговорил он. — Она Дитя Земли и сотворена из Живого Камня, оставшегося после рождения мира. Вполне возможно, что она последняя представительница народа, созданного драконами. Ее ребро может стать ключом от склепа в который заключены ф'доры, поэтому демоны огня будут стремиться заполучить Спящее Дитя, к тому же они знают, что она здесь.
Акмед почувствовал, что архонты дружно вздрогнули, и посмотрел на Грунтора, лицо которого оставалось непроницаемым. Король болгов вздохнул и продолжал:
— Второе Дитя, о котором идет речь в Пророчестве, это звезда, упавшая тысячи лет назад на другом конце мира, та самая звезда, что разрушила склеп. Горящая звезда на протяжении многих веков спала на дне океана, укрытая толщей вод, но однажды она поднялась и поглотила остров Серендаир. Но даже несмотря на все разрушения, все жизни, которые унесло ее пробуждение, она причинила нашему миру гораздо меньше зла по сравнению с тем, что могут сделать две другие.
Король болгов замолчал, и в туннеле повисла гробовая тишина.
— А третья, сир? Самая старшая? — осмелился спросить Омет.
Король не отвечал очень долго. Наконец он заговорил, и его голос звучал очень тихо и непривычно мягко.
— Давным-давно, в самом начале Времен, когда на Земле жили только пять Первородных народов, ф'доры кое-что украли у драконов — у их прародительницы, самой древней из вирмов. Это было яйцо. Они похитили еще не родившегося вирма, в крови которого одновременно сошлись все пять стихий, и напитали его своим ядом, и, хотя он продолжает спать, он вырос до таких размеров, что стал частью структуры мира. Очень глубоко под землей, даже глубже склепа, где заключены ф'доры, лежит третье Спящее Дитя — чудовище невероятных размеров. Оно спит во чреве земли, но, когда будет произнесено его имя, оно сможет проснуться, и это станет началом конца. Вирм до сих пор продолжает спать только потому, что, когда ф'доров заключили в склеп, жар их порочного огня остался с ними, но если они получат свободу, немедленно разбудят чудовище. Он проснется и поглотит мир.
Король болгов выпрямил спину, стараясь не замечать взглядов, которыми обменялись архонты.
— Мне удалось вырваться из лап ф'дора, пожелавшего похитить мое тело, около полутора тысяч лет назад, но, еще будучи его рабом, мне довелось заглянуть за ворота склепа. Увидев, что там находится, я понял, что в мире существуют вещи хуже смерти, хуже самого страшного предательства, хуже мучительных пыток. И тогда я, наконец, узнал, почему дракианская кровь в моих жилах требует смерти всех ф'доров, почему я должен следовать за малейшим намеком на их мерзкий запах, который мне принесет ветер, и сделать все, что в моих силах, чтобы избавить землю от тех демонов, кого мне удастся найти. Это долг, стоящий превыше всех остальных. Я охотник, но, кроме того, я еще и страж — мне выпало охранять покой Спящего Дитя. И покой болгов. И — какая ирония! — я еще и страж самой Земли. Когда-то я был лучшим наемным убийцей и держал в страхе целый континент, а теперь на мою долю выпала ответственная задача хранить Жизнь и, возможно, Жизнь После Смерти, потому что ф'доры ненавидят и то и другое и непременно их уничтожат, если им только представится такая возможность. И потому, дети мои, хотя некоторые из вас и думают, будто старость и смерть не могут за мной прийти и Время течет мимо меня, я должен не только оставить вам свое наследство, но и, начиная с настоящего момента, призвать вас на службу, ибо вам пришла пора стать взрослыми, оставить детство позади. Я, к сожалению, больше не могу нести эту ответственность в одиночестве. Грунтор всегда был рядом со мной, но он тоже не в силах справиться один. Я не знаю, какой властью сейчас обладают ф'доры, живущие на свободе, и сколько демонов прячется в телах людей, но я вижу, что они набирают силу, и за горами, в которых мы живем, нарастает стремление к насилию. Вы встанете рядом со мной — как и мне, вам не пришлось самим выбирать свою судьбу, выбор сделан за вас. И вы ничего не можете с этим поделать, как не можете контролировать биение собственных сердец. Таков ваш долг, и выполнять его — ваша святая обязанность. Это и есть тысяча первый секрет: всю свою жизнь вы будете нести вахту, охраняя Землю и всех, кто на ней живет, защищая ее от демонов, стремящихся ее уничтожить. Ваша подготовка, целеустремленность и мудрость — сама ваша жизнь — должны быть посвящены тому, чтобы оберегать наши горы и Дитя Земли, как это делаю я. Вы станете первой и, возможно, последней преградой между ф'дорами и вирмом, спящим в самом сердце мира.
Архонты по очереди кивнули, показывая, что они его поняли.
Король болгов снова надел свою вуаль.
— А если вам кажется, что это непосильная задача, вспомните, что вам, по крайней мере, выпало родиться болгами. Если вам вдруг захочется себя пожалеть, представьте себе, что вы могли бы быть людьми или, что еще хуже, намерьенами. Как правило, жалость к себе исчезает, когда ты начинаешь понимать, какая судьба могла тебе выпасть.
Впервые за все время Грунтор тихонько фыркнул.
— Угу, если кто-то из вас, ребятишки, желает попробовать, каково это, Ой с радостью освободит вас от половины ваших хлипеньких мозгов и отправит жить в Роланд. Желающие есть?
Архонты так дружно и энергично затрясли головами, что в коридорах Руки поднялась пыль.
Вернувшись из Руки, Акмед обнаружил, что в Большом зале его ждет гонец и страшно при этом нервничает.
Король нетерпеливо протянул руку, и мальчишка, младше Трага, быстро отдал ему футляр из слоновой кости, в котором лежало послание, прибывшее с почтовым караваном. Акмед сломал восковую печать и, увидев, что письмо пришло из Хагфорта, вытащил листок и поднес его к носу. Бумага еще сохранила запах Рапсодии, свежий аромат ванили и пряностей.
Ему нравился этот запах, хотя он вряд ли смог бы сказать почему. Вместо мирта и амбры, столь любимых другими королевами, Рапсодия предпочитала аромат, к которому привыкла, когда жила на ферме, по другую сторону Времени. Акмеда радовало, что хоть что-то не изменилось после того, как она стала королевой намерьенов и женой Эши.
— Новости от герцогини? — спросил Грунтор.
Акмед кивнул.
— Короткая записка — она просит, чтобы я через несколько дней ждал почтовую птицу.
Сержант тихонько присвистнул и принялся шарить у себя за спиной. Рукояти его любимого оружия, торчащие в разные стороны, точно шипы диковинной и невероятно злобной рептилии, легонько постукивали одна о другую, пока он попытался выбрать, что бы ему повертеть в руках. Остановившись на Старой Сучке, зазубренном коротком мече, получившем свое имя в честь шлюхи с жутко волосатыми ногами, с которой Грунтор был знаком в старом мире, он вытащил его и подбросил плашмя на ладони.
— Похоже, мы ее скоро тут повидаем. Хорошо. Ой соскучился.
Король болгов устало вздохнул.
— Будем надеяться, что ее не придется снова спасать. Ее это злит даже больше, чем меня, если такое возможно. Да и к тому же мне сейчас некогда заниматься ее проблемами, нужно привести в порядок мое взорванное королевство.
9
Окраина столицы, провинция Бетани
Большую часть пути до Бетани, проделанного в рыбацком фургоне, Фарон, к его счастью, был без сознания.
Примитивное и равнодушное к окружающему миру существо погрузилось в состояние, близкое к полной потере чувствительности. Фарон провалился в окутанный туманом мир, где то и дело проносились обрывки самых разных отвратительных образов, тут же исчезавшие, как только рыбаки принимались поливать водой его тело, исходившее паром. Фарон лежал в крохотном жюане под тонким слоем морских водорослей, наброшенных на него рыбаками, и мечтал о смерти, когда приходил в себя, или погружался в кошмары, когда терял сознание, но в любом случае страдал от безжалостных, обжигающих лучей солнца.
И вот после, казалось, бесконечной дороги фургон остановился в неурочное время — похоже, они достигли цели своего путешествия.
Куэйл спрыгнул на землю и потянулся, все тело у него отчаянно ныло. Прикрыв глаза рукой, он посмотрел на столицу Бетани, окруженную высокой стеной и кольцом деревень и мелких поселений, а затем показал на лавки и дома, вокруг которых кипела жизнь.
— Лудильщик говорил, что тип, который присматривает за цирком, живет на улице за таверной «Орлиный глаз», — сказал он Брукинсу, когда тот вслед за ним выбрался из фургона и слегка размял затекшие мышцы. — Ты иди в город и продай наш улов в рыбную лавку, а я схожу посмотрю, удастся ли нам пристроить к делу нашего чудесного мальчика-рыбу.
Брукинс кивнул и прищелкнул языком, чтобы лошадь сдвинулась с места.
Куэйл проследил взглядом за телегой, которая направилась к западным воротам, одному из двух въездов, через которые в город пропускали вьючных животных и купцов. Несмотря на то, что в Бетани имелось восемь ворот, попасть в город было не просто, и потому незаконная торговля по большей части осуществлялась за стенами, в деревеньках, расположенных вокруг города.
Именно туда и направился Куэйл в поисках таверны под названием «Орлиный глаз» и улицы, расположенной позади нее.
Следует заметить, что он не раз здесь бывал, как, впрочем, и в других подобных местах, имевшихся в любой провинции. Он предпочитал продавать свой улов и тратить деньги в маленьких деревнях, где все стоило дешевле, а законы соблюдались весьма приблизительно. Кроме того, здесь можно было приобрести такие товары, которые ни один уважающий себя купец не станет продавать в черте города.
По дороге в Бетани они встретили нескольких бродячих торговцев и всех расспрашивали о том, не видели ли они цирка, который выступал на побережье несколько недель назад. В конце концов лудильщик, ехавший на дребезжащей телеге, обвешанной горшками и кастрюлями, сказал им, что цирк находится в Бетани и пользуется огромной популярностью на темных улицах за городскими стенами.
А еще он объяснил, как добраться до таверны.
Куэйл не спеша шагал по мощенной булыжником мостовой. Он миновал несколько лавчонок, постоялых дворов и ломов, глазея по сторонам и прислушиваясь к звукам небольшого селения — кудахтанью кур в птичнике, веселому, пронзительному смеху детей, играющих на улицах, перебранке старух на открытом рынке, — вдыхая соблазнительный аромат еды, долетавший до него из открытых дверей таверн. Куэйл ужасно проголодался, но решил, что не будет есть, пока не заключит сделку, — торговаться на сытый желудок гораздо труднее.
Наконец он подошел к месту, о котором ему говорил лудильщик. Таверна «Орлиный глаз» оказалась захудалым, не внушающим доверия заведением, которое давно требовало ремонта и стояло на грязной улице под названием аллея Нищих. Куэйл скользнул в переулок за таверной и пошел на голоса, раздававшиеся в некотором отдалении.
Небольшая группа мужчин, женщина в простом платье и несколько мальчишек окружили мускулистого, лысого мужчину без рубашки и в подбитых гвоздями сапогах, на плече которого висел длинный кнут. Он держал кого-то на цепи, похоже медведя, а тот подпрыгивал на грязной мостовой, рычал и время от времени повизгивал. Куэйл подошел поближе, чтобы рассмотреть, что там происходит.
Оказавшись в кругу зевак, он обнаружил, что на цепи сидел вовсе не медведь, а человек, точнее, существо, очень похожее на человека, — все его тело было покрыто толстым слоем шерсти, даже веки, и стоял он совсем как обезьяна, опираясь на руки. Урод то и дело бросался на зрителей, и те поспешно отскакивали назад, а мужчина с кнутом подтягивал к себе страшилище и орал на него грозным голосом. Куэйл поморщился, ему стало противно.
Владелец урода заметил выражение его лица, наградил Куэйла сердитым взглядом, а затем немного отпустил цепь и кивнул в сторону рыбака. Волосатое чудовище метнулось к Куэйлу, оцарапало ему ногу и, попытавшись выпрямиться, испачкало одежду слюной. Только после это хозяин оттащил его назад. Остальные зрители быстро отошли от Куэйла, а тот остался спокойно стоять на месте. Он метал в дюжего типа сердитые взгляды, но не шевелился.
— Ну ладно, кому билет? — прозвучал голос из-за спины Куэйла.
Он продолжал смотреть на хозяина страшилища, в то время как остальные зеваки зашевелились, послышался звон монет и объяснения, как добраться до цирка, дававшего представления на окраине города. Когда люди, глазевшие на чудище, ушли, человек, продававший билеты, вышел из-за спины Куэйла и подошел к владельцу волосатого урода.
Он оказался высоким и тощим, с жидкой бороденкой, торчавшей в разные стороны. Одет он был в яркие шелковые шаровары с золотыми и красными полосами, зеленую куртку и высокую черную шляпу.
— Ну, друг мой, не интересуетесь билетиком? — спросил он низким приятным голосом с немного зловещими интонациями.
— Если вы это называете уродом, то не интересуюсь, — заявил Куэйл и показал на диковинное существо, которое тяжело дышало.
Высокий человек подошел чуть ближе.
— Уверяю вас, дружище, — сказал он, и его голос манил и одновременно отпугивал, — «Чудовища» — это потрясающее представление. У нас найдутся уроды на любой вкус. Вы непременно получите удовольствие. А что до уродов… — Он наклонился к Куэйлу поближе, словно собрался открыть ему потрясающий секрет. — Даже в самых невероятных фантазиях вы не видели того, что может предложить вам наш цирк.
Куэйл почесал подбородок, словно пытаясь принять решение.
— А кто у вас главный?
Темные глаза окинули его оценивающим взглядом.
— А кто спрашивает?
— Тот, кто может вам кое-что предложить, — смело ответил рыбак.
За свою жизнь он успел многое повидать и не собирался отступать перед клоуном в полосатых штанах, кучей мышц и волосатым недочеловеком, который ведет себя, как обезьяна.
Высокий тип прищурился.
— Я хозяин представления «Чудовища», — мрачно сообщил он. — И я сомневаюсь, что у тебя найдется что-нибудь стоящее. Я собрал самых лучших уродов со всего мира…
— А как насчет существа, которое одновременно мужчина и женщина, а еще и рыба? — перебил его Куэйл.
Хозяин балагана презрительно фыркнул.
— У меня уже есть такой, — заявил он.
Куэйл сложил на груди руки.
— А мой настоящий .
В глазах высокого типа загорелись сердитые огоньки, и он быстро оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышал презрительных слов Куэйла.
— У нас все уроды настоящие, — проговорил он, и в его голосе послышалась настоящая угроза. — Знаешь что, если ты не собираешься покупать билет, вали отсюда.
Куэйл совершенно спокойно посмотрел на него и, не обращая внимания на гнев, исказивший лицо владельца балагана, негромко ответил:
— Хорошо, я куплю билет, а ты встретишься со мной за полчаса до начала вечернего представления. Я тебе покажу своего чудесного мальчика-рыбу, и, если он тебе понравится, ты его у меня купишь, а еще отдашь деньги за билет. Идет?
— Полкроны, — вместо ответа сказал владелец цирка и протянул ладонь.
Куэйл удивленно заморгал.
— Я явно не тем занимаюсь, — пробормотал он, достал монету из кошелька и неохотно вложил ее в руку высокого типа. — Но зато теперь, если ты захочешь купить моего урода, я назначу правильную цену.
Куэйл встретился с Брукинсом около западных ворот.
— Ну как, удалось продать наш улов?
Большую часть пути до Бетани, проделанного в рыбацком фургоне, Фарон, к его счастью, был без сознания.
Примитивное и равнодушное к окружающему миру существо погрузилось в состояние, близкое к полной потере чувствительности. Фарон провалился в окутанный туманом мир, где то и дело проносились обрывки самых разных отвратительных образов, тут же исчезавшие, как только рыбаки принимались поливать водой его тело, исходившее паром. Фарон лежал в крохотном жюане под тонким слоем морских водорослей, наброшенных на него рыбаками, и мечтал о смерти, когда приходил в себя, или погружался в кошмары, когда терял сознание, но в любом случае страдал от безжалостных, обжигающих лучей солнца.
И вот после, казалось, бесконечной дороги фургон остановился в неурочное время — похоже, они достигли цели своего путешествия.
Куэйл спрыгнул на землю и потянулся, все тело у него отчаянно ныло. Прикрыв глаза рукой, он посмотрел на столицу Бетани, окруженную высокой стеной и кольцом деревень и мелких поселений, а затем показал на лавки и дома, вокруг которых кипела жизнь.
— Лудильщик говорил, что тип, который присматривает за цирком, живет на улице за таверной «Орлиный глаз», — сказал он Брукинсу, когда тот вслед за ним выбрался из фургона и слегка размял затекшие мышцы. — Ты иди в город и продай наш улов в рыбную лавку, а я схожу посмотрю, удастся ли нам пристроить к делу нашего чудесного мальчика-рыбу.
Брукинс кивнул и прищелкнул языком, чтобы лошадь сдвинулась с места.
Куэйл проследил взглядом за телегой, которая направилась к западным воротам, одному из двух въездов, через которые в город пропускали вьючных животных и купцов. Несмотря на то, что в Бетани имелось восемь ворот, попасть в город было не просто, и потому незаконная торговля по большей части осуществлялась за стенами, в деревеньках, расположенных вокруг города.
Именно туда и направился Куэйл в поисках таверны под названием «Орлиный глаз» и улицы, расположенной позади нее.
Следует заметить, что он не раз здесь бывал, как, впрочем, и в других подобных местах, имевшихся в любой провинции. Он предпочитал продавать свой улов и тратить деньги в маленьких деревнях, где все стоило дешевле, а законы соблюдались весьма приблизительно. Кроме того, здесь можно было приобрести такие товары, которые ни один уважающий себя купец не станет продавать в черте города.
По дороге в Бетани они встретили нескольких бродячих торговцев и всех расспрашивали о том, не видели ли они цирка, который выступал на побережье несколько недель назад. В конце концов лудильщик, ехавший на дребезжащей телеге, обвешанной горшками и кастрюлями, сказал им, что цирк находится в Бетани и пользуется огромной популярностью на темных улицах за городскими стенами.
А еще он объяснил, как добраться до таверны.
Куэйл не спеша шагал по мощенной булыжником мостовой. Он миновал несколько лавчонок, постоялых дворов и ломов, глазея по сторонам и прислушиваясь к звукам небольшого селения — кудахтанью кур в птичнике, веселому, пронзительному смеху детей, играющих на улицах, перебранке старух на открытом рынке, — вдыхая соблазнительный аромат еды, долетавший до него из открытых дверей таверн. Куэйл ужасно проголодался, но решил, что не будет есть, пока не заключит сделку, — торговаться на сытый желудок гораздо труднее.
Наконец он подошел к месту, о котором ему говорил лудильщик. Таверна «Орлиный глаз» оказалась захудалым, не внушающим доверия заведением, которое давно требовало ремонта и стояло на грязной улице под названием аллея Нищих. Куэйл скользнул в переулок за таверной и пошел на голоса, раздававшиеся в некотором отдалении.
Небольшая группа мужчин, женщина в простом платье и несколько мальчишек окружили мускулистого, лысого мужчину без рубашки и в подбитых гвоздями сапогах, на плече которого висел длинный кнут. Он держал кого-то на цепи, похоже медведя, а тот подпрыгивал на грязной мостовой, рычал и время от времени повизгивал. Куэйл подошел поближе, чтобы рассмотреть, что там происходит.
Оказавшись в кругу зевак, он обнаружил, что на цепи сидел вовсе не медведь, а человек, точнее, существо, очень похожее на человека, — все его тело было покрыто толстым слоем шерсти, даже веки, и стоял он совсем как обезьяна, опираясь на руки. Урод то и дело бросался на зрителей, и те поспешно отскакивали назад, а мужчина с кнутом подтягивал к себе страшилище и орал на него грозным голосом. Куэйл поморщился, ему стало противно.
Владелец урода заметил выражение его лица, наградил Куэйла сердитым взглядом, а затем немного отпустил цепь и кивнул в сторону рыбака. Волосатое чудовище метнулось к Куэйлу, оцарапало ему ногу и, попытавшись выпрямиться, испачкало одежду слюной. Только после это хозяин оттащил его назад. Остальные зрители быстро отошли от Куэйла, а тот остался спокойно стоять на месте. Он метал в дюжего типа сердитые взгляды, но не шевелился.
— Ну ладно, кому билет? — прозвучал голос из-за спины Куэйла.
Он продолжал смотреть на хозяина страшилища, в то время как остальные зеваки зашевелились, послышался звон монет и объяснения, как добраться до цирка, дававшего представления на окраине города. Когда люди, глазевшие на чудище, ушли, человек, продававший билеты, вышел из-за спины Куэйла и подошел к владельцу волосатого урода.
Он оказался высоким и тощим, с жидкой бороденкой, торчавшей в разные стороны. Одет он был в яркие шелковые шаровары с золотыми и красными полосами, зеленую куртку и высокую черную шляпу.
— Ну, друг мой, не интересуетесь билетиком? — спросил он низким приятным голосом с немного зловещими интонациями.
— Если вы это называете уродом, то не интересуюсь, — заявил Куэйл и показал на диковинное существо, которое тяжело дышало.
Высокий человек подошел чуть ближе.
— Уверяю вас, дружище, — сказал он, и его голос манил и одновременно отпугивал, — «Чудовища» — это потрясающее представление. У нас найдутся уроды на любой вкус. Вы непременно получите удовольствие. А что до уродов… — Он наклонился к Куэйлу поближе, словно собрался открыть ему потрясающий секрет. — Даже в самых невероятных фантазиях вы не видели того, что может предложить вам наш цирк.
Куэйл почесал подбородок, словно пытаясь принять решение.
— А кто у вас главный?
Темные глаза окинули его оценивающим взглядом.
— А кто спрашивает?
— Тот, кто может вам кое-что предложить, — смело ответил рыбак.
За свою жизнь он успел многое повидать и не собирался отступать перед клоуном в полосатых штанах, кучей мышц и волосатым недочеловеком, который ведет себя, как обезьяна.
Высокий тип прищурился.
— Я хозяин представления «Чудовища», — мрачно сообщил он. — И я сомневаюсь, что у тебя найдется что-нибудь стоящее. Я собрал самых лучших уродов со всего мира…
— А как насчет существа, которое одновременно мужчина и женщина, а еще и рыба? — перебил его Куэйл.
Хозяин балагана презрительно фыркнул.
— У меня уже есть такой, — заявил он.
Куэйл сложил на груди руки.
— А мой настоящий .
В глазах высокого типа загорелись сердитые огоньки, и он быстро оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышал презрительных слов Куэйла.
— У нас все уроды настоящие, — проговорил он, и в его голосе послышалась настоящая угроза. — Знаешь что, если ты не собираешься покупать билет, вали отсюда.
Куэйл совершенно спокойно посмотрел на него и, не обращая внимания на гнев, исказивший лицо владельца балагана, негромко ответил:
— Хорошо, я куплю билет, а ты встретишься со мной за полчаса до начала вечернего представления. Я тебе покажу своего чудесного мальчика-рыбу, и, если он тебе понравится, ты его у меня купишь, а еще отдашь деньги за билет. Идет?
— Полкроны, — вместо ответа сказал владелец цирка и протянул ладонь.
Куэйл удивленно заморгал.
— Я явно не тем занимаюсь, — пробормотал он, достал монету из кошелька и неохотно вложил ее в руку высокого типа. — Но зато теперь, если ты захочешь купить моего урода, я назначу правильную цену.
Куэйл встретился с Брукинсом около западных ворот.
— Ну как, удалось продать наш улов?