Страница:
Всю свою жизнь Гвин боялась штормов.
На дворе грянул оглушительный раскат грома, и Гвин, вскрикнув, бросилась на постель в полной уверенности, что, мир уже раскололся надвое и в любую минуту ее ожидает смерть.
Вдруг дверь с грохотом растворилась. Гвин увидела слепящий сиреневым светом прямоугольник проема и снова закричала. Затем дверь с тем же грохотом захлопнулась. Раздался новый раскат грома, и с неба водопадом хлынул ливень, заглушая все звуки шумом водяного смерча. И тут снова отворилась дверь, и вспышка молнии высветила черный силуэт, тяжело перевалившийся через порог в комнату. Волосы и одежда человека прилипли к телу.
— Святые угодники! — воскликнул Фред, весело хохоча. — Разве это не грандиозно? Какой великолепный шторм!
Гвиннет бросилась в объятия Фреда и прижалась к его насквозь промокшей одежде.
— Фред! Ты жив! Я подумала, что ты там погибнешь, что тебя может убить молнией!
Фред прижал Гвин к своему холодному мокрому телу.
Монотонно хлопала терзаемая порывами ветра дверь. Стиснутая объятиями Фреда, Гвиннет, дрожа, впилась пальцами в промокшую рубашку.
— Успокойся. — Улыбнувшись, Фред слегка отстранился от Гвиннет. — Дай мне сбросить шмотки. Умереть я еще успею.
Он свалил промокшую одежду в кучу прямо на пол.
Через открытую дверь Гвиннет видела вспышки горизонтальных, словно следы трассирующих пуль, молний. Жаждущие руки Фреда коснулись груди Гвиннет. Она почувствовала, как решительно они рванули материю рубашки, и услышала мелкий дробный стук падающих на пол оторванных пуговиц.
А вслед за этим голос Фреда:
— Давай же, нам нельзя упускать такой случай.
Фред снова прижал Гвиннет к себе, руки его страстно ласкали Гвин. Гвиннет пронзило острое чувство желания от прикосновения одной обнаженной плоти к другой. И хотя она еще оставалась несколько скованной, оцепеневшей, сопротивление, постоянно парализовавшее разум, ослабло. Гвиннет почувствовала, что тело больше не подчиняется рассудку, впервые за долгие годы Гвин ощутила свободное желание.
И вдруг она услышала приглушенный, доносящийся словно издалека голос Фреда:
— Не думай. Ради всего святого, ни о чем не думай! Дай этому случиться.
Гвиннет потерялась в пульсирующей; чувственности, лишь отрывками соображая, что ноги ее обвили худые бедра Фреда, что его губы впились в ее. И он очень глубоко в ее плоти, так легко, так естественно открывшейся под его натиском.
Гвин чувствовала сильные упругие толчки, и они вовсе не были страшными или опасными — просто тепло и сладко…
— Получилось! — пробормотал Фред почти полчаса спустя. — Это было здорово! — И беспокойно переспросил:
— Ведь здорово было?
— Да, — сонно мурлыкнула Гвин, прижимаясь к плечу любимого. — Здорово. Было просто замечательно.
— В бурю у меня всегда получается. Это у меня в крови.
Гвиннет приподнялась на локте и, всматриваясь в лицо Фреда сквозь паутину спутавшихся волос, поинтересовалась:
— Что?
— Оба мои брата были зачаты во время бомбежек Лондона. Мамаша, видишь ли, испытывала особое возбуждение, когда начинались авианалеты. Как только она слышала вой сирен и гул приближающихся самолетов, в глазах у нее вспыхивало какое-то безумное веселье. И страшно возбуждалась, как только начинали сыпаться бомбы.
— В самом деле? — Гвиннет испытывала опустошенность, потерянность и сильное желание спать. — Ты-то откуда знаешь?
— Так гласит семейное предание.
— Забавно, — не удержавшись, хохотнула Гвин.
— Ничего странного. Все вполне естественно.
— И коли у тебя нет возможности часто подвергаться бомбежкам, их заменяет шторм?
Гвин закрыла слипавшиеся глаза и откуда-то уже издалека, из навалившегося сна смутно услышала:
— А почему бы и нет?
Прошел час. Может быть, два.
Фред свесил длинные ноги с края кровати.
— Сейчас вернусь. Только дверь закрою.
Гвиннет увидела длинные красные полосы, разукрасившие спину и ягодицы Фреда, и удивленно захлопала ресницами.
— Святые небеса, Фред, это что, я сделала?
Изогнувшись, Фред осмотрел свою спину и рассмеялся:
— Больше вроде и некому.
Гвин могла бы высказать предположение, но промолчала.
«В любом случае у актрисочки больше не будет ни малейшего шанса повторить подобное», — с удовлетворением подумала она.
Шторм кончился. Сквозь щели ставней пробивался серый свет. Дождь дробно и настойчиво стучал по железной крыше.
Фред встал на колени в постели рядом с Гвин и, улыбаясь, принялся разглядывать ее от макушки взъерошенной головы до пальчиков ног с бронзового цвета педикюром.
— Ну что ж, — произнес наконец Фред. — Выглядишь ты очень хорошо. — Он поцеловал Гвин в кончик носа. — Ведь в конце и правда было совсем неплохо, а?
— Неплохо, — согласилась Гвиннет. — Кажется, я смогу к этому привыкнуть.
Страхи ее теперь улетучились и казались простой истерией, словно какая-то другая женщина, пользовавшаяся телом Гвиннет, навсегда его оставила.
«Прошу тебя, Гвиннет, — кричал ее внутренний голос, — не позволяй этой женщине больше вернуться… никогда!»
Фред кивнул:
— Вот и хорошо. — Он прикоснулся к груди Гвин. — Ты, конечно же, привыкнешь быстрее, если будешь почаще практиковаться.
Гвиннет улыбнулась:
— Неплохая идея.
Одной рукой она обняла бедра Фреда и притянула его к себе.
— Не следует останавливаться на достигнутом, — слегка хрипя, прошептал Фред.
Гвин подняла на него глаза.
— Разумеется. Я и не собираюсь.
Затем она взяла в рот его вновь налившуюся силой плоть и почувствовала, как все тело Фреда пронзила дрожь, и он судорожно принялся ласково поглаживать волосы Гвин.
— Теперь надо решить, что будет в нашей дальнейшей программе, — сказал Фред, когда дар речи наконец к нему вернулся.
— Лично я сегодня загорать не собиралась, — хихикнула Гвин.
— А я так вообще теперь не могу снять рубашку. На пляж или в бассейн нам путь заказан. По крайней мере с такой спиной. Резюме: мы остаемся в постели.
— К тому же все еще идет дождь, — промурлыкала Гвин.
— И если повезет, — выразил надежду Фред, — будет идти по меньшей мере еще дня три.
Глава 2
На дворе грянул оглушительный раскат грома, и Гвин, вскрикнув, бросилась на постель в полной уверенности, что, мир уже раскололся надвое и в любую минуту ее ожидает смерть.
Вдруг дверь с грохотом растворилась. Гвин увидела слепящий сиреневым светом прямоугольник проема и снова закричала. Затем дверь с тем же грохотом захлопнулась. Раздался новый раскат грома, и с неба водопадом хлынул ливень, заглушая все звуки шумом водяного смерча. И тут снова отворилась дверь, и вспышка молнии высветила черный силуэт, тяжело перевалившийся через порог в комнату. Волосы и одежда человека прилипли к телу.
— Святые угодники! — воскликнул Фред, весело хохоча. — Разве это не грандиозно? Какой великолепный шторм!
Гвиннет бросилась в объятия Фреда и прижалась к его насквозь промокшей одежде.
— Фред! Ты жив! Я подумала, что ты там погибнешь, что тебя может убить молнией!
Фред прижал Гвин к своему холодному мокрому телу.
Монотонно хлопала терзаемая порывами ветра дверь. Стиснутая объятиями Фреда, Гвиннет, дрожа, впилась пальцами в промокшую рубашку.
— Успокойся. — Улыбнувшись, Фред слегка отстранился от Гвиннет. — Дай мне сбросить шмотки. Умереть я еще успею.
Он свалил промокшую одежду в кучу прямо на пол.
Через открытую дверь Гвиннет видела вспышки горизонтальных, словно следы трассирующих пуль, молний. Жаждущие руки Фреда коснулись груди Гвиннет. Она почувствовала, как решительно они рванули материю рубашки, и услышала мелкий дробный стук падающих на пол оторванных пуговиц.
А вслед за этим голос Фреда:
— Давай же, нам нельзя упускать такой случай.
Фред снова прижал Гвиннет к себе, руки его страстно ласкали Гвин. Гвиннет пронзило острое чувство желания от прикосновения одной обнаженной плоти к другой. И хотя она еще оставалась несколько скованной, оцепеневшей, сопротивление, постоянно парализовавшее разум, ослабло. Гвиннет почувствовала, что тело больше не подчиняется рассудку, впервые за долгие годы Гвин ощутила свободное желание.
И вдруг она услышала приглушенный, доносящийся словно издалека голос Фреда:
— Не думай. Ради всего святого, ни о чем не думай! Дай этому случиться.
Гвиннет потерялась в пульсирующей; чувственности, лишь отрывками соображая, что ноги ее обвили худые бедра Фреда, что его губы впились в ее. И он очень глубоко в ее плоти, так легко, так естественно открывшейся под его натиском.
Гвин чувствовала сильные упругие толчки, и они вовсе не были страшными или опасными — просто тепло и сладко…
— Получилось! — пробормотал Фред почти полчаса спустя. — Это было здорово! — И беспокойно переспросил:
— Ведь здорово было?
— Да, — сонно мурлыкнула Гвин, прижимаясь к плечу любимого. — Здорово. Было просто замечательно.
— В бурю у меня всегда получается. Это у меня в крови.
Гвиннет приподнялась на локте и, всматриваясь в лицо Фреда сквозь паутину спутавшихся волос, поинтересовалась:
— Что?
— Оба мои брата были зачаты во время бомбежек Лондона. Мамаша, видишь ли, испытывала особое возбуждение, когда начинались авианалеты. Как только она слышала вой сирен и гул приближающихся самолетов, в глазах у нее вспыхивало какое-то безумное веселье. И страшно возбуждалась, как только начинали сыпаться бомбы.
— В самом деле? — Гвиннет испытывала опустошенность, потерянность и сильное желание спать. — Ты-то откуда знаешь?
— Так гласит семейное предание.
— Забавно, — не удержавшись, хохотнула Гвин.
— Ничего странного. Все вполне естественно.
— И коли у тебя нет возможности часто подвергаться бомбежкам, их заменяет шторм?
Гвин закрыла слипавшиеся глаза и откуда-то уже издалека, из навалившегося сна смутно услышала:
— А почему бы и нет?
Прошел час. Может быть, два.
Фред свесил длинные ноги с края кровати.
— Сейчас вернусь. Только дверь закрою.
Гвиннет увидела длинные красные полосы, разукрасившие спину и ягодицы Фреда, и удивленно захлопала ресницами.
— Святые небеса, Фред, это что, я сделала?
Изогнувшись, Фред осмотрел свою спину и рассмеялся:
— Больше вроде и некому.
Гвин могла бы высказать предположение, но промолчала.
«В любом случае у актрисочки больше не будет ни малейшего шанса повторить подобное», — с удовлетворением подумала она.
Шторм кончился. Сквозь щели ставней пробивался серый свет. Дождь дробно и настойчиво стучал по железной крыше.
Фред встал на колени в постели рядом с Гвин и, улыбаясь, принялся разглядывать ее от макушки взъерошенной головы до пальчиков ног с бронзового цвета педикюром.
— Ну что ж, — произнес наконец Фред. — Выглядишь ты очень хорошо. — Он поцеловал Гвин в кончик носа. — Ведь в конце и правда было совсем неплохо, а?
— Неплохо, — согласилась Гвиннет. — Кажется, я смогу к этому привыкнуть.
Страхи ее теперь улетучились и казались простой истерией, словно какая-то другая женщина, пользовавшаяся телом Гвиннет, навсегда его оставила.
«Прошу тебя, Гвиннет, — кричал ее внутренний голос, — не позволяй этой женщине больше вернуться… никогда!»
Фред кивнул:
— Вот и хорошо. — Он прикоснулся к груди Гвин. — Ты, конечно же, привыкнешь быстрее, если будешь почаще практиковаться.
Гвиннет улыбнулась:
— Неплохая идея.
Одной рукой она обняла бедра Фреда и притянула его к себе.
— Не следует останавливаться на достигнутом, — слегка хрипя, прошептал Фред.
Гвин подняла на него глаза.
— Разумеется. Я и не собираюсь.
Затем она взяла в рот его вновь налившуюся силой плоть и почувствовала, как все тело Фреда пронзила дрожь, и он судорожно принялся ласково поглаживать волосы Гвин.
— Теперь надо решить, что будет в нашей дальнейшей программе, — сказал Фред, когда дар речи наконец к нему вернулся.
— Лично я сегодня загорать не собиралась, — хихикнула Гвин.
— А я так вообще теперь не могу снять рубашку. На пляж или в бассейн нам путь заказан. По крайней мере с такой спиной. Резюме: мы остаемся в постели.
— К тому же все еще идет дождь, — промурлыкала Гвин.
— И если повезет, — выразил надежду Фред, — будет идти по меньшей мере еще дня три.
Глава 2
— Он был очень пьян, — пробормотал бармен Клайв. Наклонив набриолиненную и потому лоснящуюся, словно перья черного дрозда, голову, Клайв налил Катрионе бокал белого вина. — Мне пришлось вывести его. Он начинал шуметь.
С тех пор как 1 мая с помпой был открыт гостиничный комплекс Барнхем-Парка, Джонатан большую часть времени проводил дома. Теперь он мнил себе, что бар был создан исключительно для его собственного удовольствия, а Клайв — его персональный слуга.
— И он не очень хорошо это воспринял, леди Вайндхем.
— Где сейчас Джонатан?
— Он сказал, что, если ему не позволяют пить дома, он поедет в Бат.
— Понятно.
— Он взял вашу машину.
Ее отлично отрегулированный и мощный «Ягуар ХК-Е» не терпел прикосновения пьяных и потому неверных рук.
Катриона почувствовала, как похолодело у нее внутри.
— Да… а свекровь?
— Приняла свою обычную дозу и отдыхает.
— Спасибо, Клайв.
Клайв был блестящим барменом. У него была феноменальная память на лица и имена. Клайв был расторопен, спокоен, учтив и всегда готов посочувствовать — он удивительно умно и проникновенно умел произнести простые слова утешения. Уникально сочетая в себе наблюдателя и доверенное лицо, Клайв всегда был в курсе всего происходящего в доме.
Теперь Клайв одарил Катриону улыбкой, одновременно осуждающей Джонатана и сочувствующей ей, после чего поспешил в бар приготовить очередной коктейль для биржевого маклера, приехавшего из Хьюстона с женой, поднимавшей шум по любому поводу и без повода.
Гостиница готовилась ко сну, и прислуга протирала подносы к утреннему чаю, мыла посуду к обеду и начищала серебряные приборы. Катриона вернулась в свой офис и около часа проработала с бумагами.
В полночь она отправилась в постель, но спать толком не смогла, просыпаясь чуть ли не каждые десять минут. В последние дни Катриона вообще плохо спала. В три часа ночи домой явился Джонатан. Катриона подошла к окну и увидела, как муж неловко вывалился из машины и теперь стоит, покачиваясь, перед домом. Его фигура безжалостно ярко освещалась полной луной. С печалью Катриона отметила изможденность когда-то красивого лица Джонатана и недавно появившиеся старческие складки у рта. Пошатываясь, Джонатан неверными шагами пересек двор и исчез из поля зрения Катрионы. Входная дверь затворилась за ним со страшным грохотом, потрясшим весь дом.
— Ах, Джонатан, — громко прошептала Катриона, вспоминая прекрасного молодого юношу. Ах, как давно это было. — Бедный Джонатан…
Джонатан сильно пил, его настроение в зависимости от количества выпитого колебалось от слезливо-сентиментального до приступов необъяснимой ярости. Похоже, он скоро начнет отпугивать постояльцев. Ничто так быстро не разрушает репутацию бара, как пьяница владелец.
«Что же мне делать?» — размышляла Катриона, не допуская в то же время мысли о разводе. Ей оставалось только наблюдать за мужем и следить за тем, чтобы дети никогда не ездили с Джонатаном на машине. Порою она даже жалела о своем опрометчивом отказе Арчи Хейли. Катрионе было так одиноко. Она скучала по Арчи гораздо больше, чем могла предположить.
Мать Катрионы нисколько не сочувствовала дочери.
— Сама виновата — упустила свое счастье.
Да, теперь Катрионе уже никогда не быть герцогиней.
Завтра Арчибальд Хейли, герцог Малмсбери, сочетается законным браком с Салли Поттер-Смит в Вестминстерском аббатстве, и она, Катриона, будет присутствовать на церемонии, чтобы пожелать новобрачным счастья.
Поездка на свадьбу чуть было не сорвалась.
Кэролайн, накануне вечером жаловавшаяся на першение в горле, проснулась в субботу утром с покрасневшими глазами, с температурой и в лихорадке. В соседней деревне свирепствовала корь, и, глядя на покрывшееся красными пятнами лицо дочери, Катриона задрожала, вначале от ужаса при мысли, что инфекционное заболевание в гостинице может вынудить хозяйку закрыть ее, потом — от стыда: что за ужасная она мать, которая переживает за доходы больше, чем за здоровье собственного ребенка! Она загладит свою вину, не поехав на свадьбу, и полностью посвятит день маленькой Кэролайн.
Приехал доктор. Кори у Кэролайн не оказалось. Обычное острое респираторное заболевание с температурой 38. Врач прописал легкие антибиотики и сказал, что к вечеру девочка будет чувствовать себя гораздо лучше.
— Так что нет причины тебе не ехать, — сказал Катрионе Джонатан. — Я позабочусь о Кэролайн.
Выглядел Джонатан ужасно: изможденное лицо, трясущиеся руки. Но была в нем и какая-то твердость.
Кэролайн в полнейшем изумлении глядела на отца:
— Ты, папочка?
— Да, я. А что? — Он с вызовом посмотрел на исполненное удивления лицо дочери и, предупреждая настойчивый протест Катрионы, обратился к ней:
— Тебе не о чем беспокоиться. Она больна и в постели, не так ли? Я не могу куда-либо поехать с Кэролайн. — Джонатан невесело усмехнулся. — К тому же и цербер остается доме — Не называй так мою мать, — вспыхнула Катриона и поджала губы.
Она всегда приглашала Эдну Скорсби присмотреть за хозяйством, если сама отлучалась на несколько часов, но Катриона не думала, что муж обращает на это особое внимание.
— Но ведь она же приедет, ведь приедет? — настаивал Джонатан. — Она и есть натуральный цербер. — Джонатан вздохнул. — Но вспомни, Кэт: Кэролайн и моя дочь тоже.
Кэролайн подпрыгнула на кровати, лицо девочки расплылось в улыбке. Она любила своего красивого папу, который вовсе и не казался папой — скорее старший брат. А временами и младший брат.
— Эй! — воскликнула Кэролайн и закашлялась. — Это будет супер!
— Я даже почитаю тебе, если хочешь.
— Джонатан, — запротестовала Катриона, — она достаточно большая девочка и прекрасно может читать сама.
— Ну пожалуйста. — Кэролайн снова закашлялась.
— И я тоже буду слушать, — сказал стоявший в дверях Джулиан.
— Почитай нам прямо сейчас. — Кэролайн протянула отцу книгу со своего прикроватного столика. — Я отметила страницу. Можешь начать вот отсюда.
Джонатан присел на кровать. Маленький коренастый Джулиан плюхнулся рядом с отцом, улыбаясь в предвкушении предстоящего удовольствия, и обнял отца за поясницу.
— Все хорошо, мамочка, — нетерпеливо защебетала Кэролайн. — Ты можешь ехать. Мы будем в полном порядке с папулей.
И все же что-то удерживало Катриону. Она никак не хотела уезжать.
— Давай-давай поезжай, — настаивала Эдна Скорсби. — Прекрасно справимся несколько часов и без тебя.
— Ну пожалуйста, мамуленька, поезжай на свадьбу, — канючила Кэролайн. — Ведь это же будет в Вестминстерском аббатстве. — И, стараясь подкрепить свои доводы более весомым аргументом, добавила:
— Я думаю, что там даже будет телевидение. Ты попадешь в новости.
— Поторапливайся, — отрезала мать. — Ты уже опаздываешь.
По дороге на свадьбу Катриона с легким чувством вины подумала о том, до чего же все-таки хорошо оставить наконец офис и повседневные обязанности и мчаться на машине в Лондон. Ничего не случится за полдня ее отсутствия.
Катриона уже готова была свернуть на шоссе М4, когда заметила, что красная лампочка на приборной панели мигает. Бензобак вчера был почти полон, но Катриона совершенно забыла о том, что на ее автомобиле ездил Джонатан.
Последняя заправочная станция осталась в двух милях позади. Катриона развернулась, но мотор «ягуара» зачихал, издал предсмертный рев и заглох окончательно в пятидесяти ярдах от бензоколонки. В результате оставшееся расстояние с помощью паренька в промасленном комбинезоне Катриона вынуждена была толкать тяжелую машину. Но это еще полбеды, вскоре она обнаружила большое масляное пятно на блузке.
Паренек, до глубины души расстроенный тем, что испорчен великолепный наряд, настоял на том, чтобы попытаться вывести пятно бензином, отчего оно расползлось еще шире. Катриона поспешно ретировалась, не дожидаясь, пока сердобольный заправщик найдет в своей мастерской какой-нибудь новый растворитель. Она надеялась на то, что ей удастся скрыть пятно складками блузки и никто ничего не заметит, потрясенный умопомрачительной шляпой, купленной Катрионой в «Харродсе». Эффектная шляпа покорит любого. Мысль эта весьма ободрила Катриону, она взглянула в зеркало заднего вида полюбоваться на шляпу и с ужасом обнаружила, что головной убор остался дома, так и не извлеченный из праздничной упаковки, а заодно и темно-розовые плетеные туфли на экстравагантно высоком каблуке.
Катриона, возможно, и могла появиться на церемонии в Вестминстерском аббатстве в блузке, испачканной маслом, и в простых мягких туфлях типа мокасин, но она никак не могла явиться туда без шляпы.
Нет, этой экспедиции определенно не суждено было состояться. Надо доехать до очередного разворота и вернуться восвояси. И тем не менее Катриона вопреки здравому смыслу продолжала двигаться в сторону Лондона.
«Черт с ним, — думала она, до упора вдавливая педаль газа, без труда оставляя позади „альфа ромео“, „порше“ и „мустанги“. — Я уже проехала полпути. Решено — иду на свадьбу».
Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Катриона, прорвавшись сквозь толпу телевизионщиков и репортеров, вошла в зал как раз за несколько секунд до того, как свадебная церемония отправилась к алтарю по крытому красным ковром проходу.
Шафер, удивленно наблюдавший бурное появление Катрионы, усадил ее на заднюю скамью рядом с цветущего вида женщиной. Дама не обратила ни малейшего внимания на «бесшляпность» Катрионы.
Катриона мало что могла видеть со своего дальнего ряда: лишь мельком она заметила скользнувшую в просвете спин .; и голов Салли Поттер-Смит. Невеста была в белом платье с оранжевым цветком, за ней тянулся восьмифутовый шлейф, поддерживаемый четырьмя крошечными пажами в бриджах.
Соседка Катрионы высморкалась со звуком, подобным автомобильному гудку, и доверительно сообщила, что тридцать лет была няней у Поттер-Смитов.
— Дорогая Салли. Такая очаровательная герцогиня…
Катриона во второй раз попыталась разглядеть сквозь частокол голов и шляп новоиспеченную герцогиню, шествующую по проходу под торжественную музыку из вагнеровского «Лоэнгрина». Откинутая назад вуаль и внушительная грудь, затянутая в атлас, напомнили Катрионе галион, мчащийся на всех парусах навстречу ветру.
— Прелестно, — промямлила, обливаясь слезами, няня. — Боже мой, просто прелестно.
Прием проходил в Малмсбери-Хаус — здании, построенном в георгианскую эпоху. Катриона увидела тех же фотографов, красный ковер, тщательно выметенные каменные ступени, массивные двери с родовым гербом Малмсбери, колонны и львов, встречающих гостей безмолвным ревом разинутых пастей.
В доме о прибытии леди Вайндхем громогласно объявил мажордом, стукнувший при этом тяжелым посохом о мраморный пол. Катриона пошла вдоль ряда встречающих, пожимая руки в перчатках, целуя надушенные щеки и постоянно поглядывая на себя в зеркала, развешанные по всем стенам, всякий раз наблюдая свою постыдно обнаженную голову.
«О Господи!» — в который раз вздохнула Катриона.
— Слава Богу, хоть вы без шляпы! — воскликнул герцог, одетый по случаю в безупречно сшитую визитку и брюки в темную полоску. — Могу поцеловать вас, не рискуя сбить головной убор.
— Какая приятная неофициальность, — с холодной улыбкой поздоровалась герцогиня.
Успешно пройдя столь тяжкое испытание и несколько утешившись бокалом шампанского, предложенного ей лакеем в ливрее, Катриона теперь могла спокойно смешаться с толпой гостей и затеряться в лабиринте вестибюлей, гостиных и галерей Малмсбери-Хауса.
Она была предоставлена сама себе. Но, встречая и приветствуя ряд друзей и знакомых, Катриона поняла, что не имеет ни малейшего желания с кем-либо общаться. Катриона и без того в последнее время в избытке имела возможность общаться с самыми разными людьми, и при этом вне зависимости от настроения ей приходилось постоянно быть обаятельной, предупредительной, убедительной, собранной.
Все, чего теперь желала Катриона, — уединения. Ей надо было поразмыслить. Впереди Катриону ожидали трудные времена. Что ей делать? Она поднялась по чисто выметенной лестнице, касаясь пальцами сложного узора резных перил, мимо рядов потемневших портретов бывших герцогов Малмсбери, их дам, кумиров и лошадей.
Катриона пересекла зал верхнего этажа с экзотически инкрустированными полами, прошла в открытую дверь и очутилась в прелестной комнатке отдыха, отделанной в золотых и небесно-голубых тонах, с выходом на небольшой каменный балкон, с которого открывался вид на Парк-лейн.
Катриона вышла на балкон и посмотрела через широкую улицу на прохладные зеленые аллеи Гайд-парка.
Она решила остаться в этой комнате до конца приема.
Никто ее здесь не найдет, никто о ней даже и не вспомнит. А здесь было так покойно. Катриона вдруг почувствовала страшную усталость и решила, что, может быть, даже вздремнет здесь в одном из удобных и очень уютных мягких кресел.
И вдруг за спиной Катрионы раздался голос:
— Я искал вас повсюду. Вы совершенно неуловимы.
Слегка раздосадованная, Катриона удивилась и обернулась. В дверях стоял золотоволосый шафер. Его серые глаза смеялись. Он тепло улыбнулся Катрионе.
— Здравствуйте. Меня зовут Ши Маккормак.
Если бы внешний вид Катрионы отличался присущей ей безупречностью, Ши ни за что бы ее не заметил. Она для него была бы еще одной из «лисичек-сестричек» — такое прозвище Ши придумал для бесчисленного множества правильно воспитанных, богатых дамочек среднего возраста, принимающих активное участие в общественной жизни Лондона и обладающих одинаковыми голосами, нарядами и прическами, — в общем, похожих друг на друга как две капли воды.
Маккормак только что развелся с одной из таких «сестричек» и не горел желанием связываться с очередной «дамой из высшего света». Но Катриона, ворвавшаяся в собор после начала свадебной церемонии, пленила Ши с первого же взгляда: у нее была растрепанная прическа, и она одной рукой безуспешно пыталась прикрыть большое масляное пятно на своей шикарной блузке.
— А вы кто? — поинтересовался Маккормак. — Я никогда прежде вас не встречал.
Сказано это было с такой подкупающей симпатией, что Катриона не могла не улыбнуться в ответ.
— Я — Катриона Вайндхем.
Она протянула руку, и Ши пожал ее.
— Почему вы здесь прячетесь?
— Я не прячусь. Собственно говоря, я подумывала, как бы здесь немного вздремнуть.
— А я, отчаявшись найти вас, собирался уходить, — сообщил Маккормак. — Так что если вам здесь настолько скучно, что тянет в сон, мы можем сбежать вместе.
— Как же вы можете уйти? Вы же шафер.
— Но мои обязанности закончились.
Катриона вдруг засмеялась заговорщическим смешком.
— И куда же мы «сбежим»?
— Не знаю. Сообразим по ходу дела.
Не выпуская руки Катрионы, Маккормак повел ее вниз по лестнице через главный зал, и тут их перехватил жених, сердито потребовавший ответа:
— Куда, черт побери, собралась эта парочка?
— Мы отправляемся на пикник, на речку, — не задумываясь сообщил Маккормак.
— Пикник? — Лицо Арчи вмиг опечалилось. Он явно предпочел бы пикник приему в честь собственного бракосочетания. — Какая чудесная мысль! — И тут же решительно добавил:
— Вам надо захватить с собой кое-какой провиант. Сейчас я распоряжусь приготовить вам что-нибудь со стола. — Арчи махнул рукой крепкому старому слуге в ярко-алой ливрее дома Малмсбери:
— Вортингтон! Нам срочно нужна большая корзина с крышкой. Сходите на кухню и принесите. И еще салфетки и два бокала, — добавил он, поразмыслив.
Вортингтон немедленно отправился исполнять поручение. Герцог испытующе посмотрел на Катриону.
— Старина Ши — один из моих лучших друзей, — медленно произнес Арчи. — Старый школьный приятель. Позаботься о нем. Вы стоите друг друга, — загадочно шепнул в заключение Арчи.
Вскоре Вортингтон вернулся с корзиной, посудой и салфетками с монограммой.
— Вы не уточнили, ваше сиятельство, какие именно бокалы, и потому я принес ватерфордские полубокалы.
— Прекрасно, — одобрил герцог. — Просто прекрасно.
Арчи открыл корзину и повернулся к молодому поваренку, принесшему огромный серебряный поднос с копченой лососиной, разложенной на маленьких треугольничках черного хлеба.
— Уложите все в корзину.
Затем в корзину были уложены свитки спаржи, гусиный паштет, сандвичи и две бутылки шампанского.
— Боже мой, Арчи, — раздался требовательный голос герцогини. — Скажи, ради всего святого, чем это ты занят?
— Они собираются на пикник.
— Но они не могут забрать все это!
Ноздри герцога расширились и побелели.
— Дорогая, — с напускным спокойствием ответил Арчибальд, — это все еще мой дом. — Потом, обратившись к Катрионе и Ши, благословил их:
— Идите, дети мои. Хорошенько повеселитесь.
Они оставили «ягуар» в боковой улочке недалеко от моста Пьютни и отправились в расположенный на берегу реки Бишоп-парк.
Стоял великолепный летний полдень. Молоденькие домохозяйки все еще загорали, нежась на нагретой травке, старики сидели на скамейках и играли в карты или пили чай из термосов. Ши свернул в рулон свое тяжелое саржевое пальто и снял галстук, сунув его в карман.
Они снова шли под руку.
Катриона в обществе этого красивого незнакомца чувствовала себя молодой, легкомысленной и свободной.
Затем Ши развернул пальто и расстелил его под липой.
Они открыли корзину, откупорили бутылку и наполнили бокалы шампанским. Чокнувшись с Катрионой, Ши сказал:
— Будем здоровы! По-моему, здесь гораздо лучше, чем на свадебном приеме, не так ли?
В ответ Катриона усмехнулась. Все происходящее было похоже на чудесную сказку. Возможно, она никогда больше не увидит этого человека. Она ничего не знает о своем новом знакомом, ничего, кроме того, что было у нее перед глазами: мужчина чуть за тридцать, поджарый, атлетического телосложения, с ясными глазами и прекрасной улыбкой. Мужчина, каким-то непостижимым образом заставивший Катриону почувствовать себя счастливой.
— Вы, разумеется, замужем, — небрежно бросил Ши, глядя на обручальное кольцо Катрионы.
— Да.
— Счастливо?
Катриона промолчала.
— Думаю, что нет.
— Я не хотела бы говорить на эту тему.
— Ладно, — согласился Ши. — Не будем.
После минутной паузы Катриона не смогла удержаться от вопроса:
— А вы?
— Больше нет. Поговорим лучше о вас. Что вы едите по утрам на завтрак? Вы любите кислую капусту? Что может вас рассмешить? Где вы родились?.. Важные сведения.
Смеясь, Катриона перечислила ответы:
— Кукурузные хлопья с бананом. Нет. Сегодня — все. В Манчестере — мой отец был водопроводчиком. Он изобрел обратный клапан Скорсби. В газетах его называли Эрни — король унитазов… Это коробило мою мать, но папа гордился своим титулом. Что еще вас интересует?
— Вы занимались спортом в школе?
— Не особенно. Я никогда не играла в такие полезные игры, как теннис. Но я любила плавание, и я обожаю водить машину. Я — хороший водитель.
С тех пор как 1 мая с помпой был открыт гостиничный комплекс Барнхем-Парка, Джонатан большую часть времени проводил дома. Теперь он мнил себе, что бар был создан исключительно для его собственного удовольствия, а Клайв — его персональный слуга.
— И он не очень хорошо это воспринял, леди Вайндхем.
— Где сейчас Джонатан?
— Он сказал, что, если ему не позволяют пить дома, он поедет в Бат.
— Понятно.
— Он взял вашу машину.
Ее отлично отрегулированный и мощный «Ягуар ХК-Е» не терпел прикосновения пьяных и потому неверных рук.
Катриона почувствовала, как похолодело у нее внутри.
— Да… а свекровь?
— Приняла свою обычную дозу и отдыхает.
— Спасибо, Клайв.
Клайв был блестящим барменом. У него была феноменальная память на лица и имена. Клайв был расторопен, спокоен, учтив и всегда готов посочувствовать — он удивительно умно и проникновенно умел произнести простые слова утешения. Уникально сочетая в себе наблюдателя и доверенное лицо, Клайв всегда был в курсе всего происходящего в доме.
Теперь Клайв одарил Катриону улыбкой, одновременно осуждающей Джонатана и сочувствующей ей, после чего поспешил в бар приготовить очередной коктейль для биржевого маклера, приехавшего из Хьюстона с женой, поднимавшей шум по любому поводу и без повода.
Гостиница готовилась ко сну, и прислуга протирала подносы к утреннему чаю, мыла посуду к обеду и начищала серебряные приборы. Катриона вернулась в свой офис и около часа проработала с бумагами.
В полночь она отправилась в постель, но спать толком не смогла, просыпаясь чуть ли не каждые десять минут. В последние дни Катриона вообще плохо спала. В три часа ночи домой явился Джонатан. Катриона подошла к окну и увидела, как муж неловко вывалился из машины и теперь стоит, покачиваясь, перед домом. Его фигура безжалостно ярко освещалась полной луной. С печалью Катриона отметила изможденность когда-то красивого лица Джонатана и недавно появившиеся старческие складки у рта. Пошатываясь, Джонатан неверными шагами пересек двор и исчез из поля зрения Катрионы. Входная дверь затворилась за ним со страшным грохотом, потрясшим весь дом.
— Ах, Джонатан, — громко прошептала Катриона, вспоминая прекрасного молодого юношу. Ах, как давно это было. — Бедный Джонатан…
Джонатан сильно пил, его настроение в зависимости от количества выпитого колебалось от слезливо-сентиментального до приступов необъяснимой ярости. Похоже, он скоро начнет отпугивать постояльцев. Ничто так быстро не разрушает репутацию бара, как пьяница владелец.
«Что же мне делать?» — размышляла Катриона, не допуская в то же время мысли о разводе. Ей оставалось только наблюдать за мужем и следить за тем, чтобы дети никогда не ездили с Джонатаном на машине. Порою она даже жалела о своем опрометчивом отказе Арчи Хейли. Катрионе было так одиноко. Она скучала по Арчи гораздо больше, чем могла предположить.
Мать Катрионы нисколько не сочувствовала дочери.
— Сама виновата — упустила свое счастье.
Да, теперь Катрионе уже никогда не быть герцогиней.
Завтра Арчибальд Хейли, герцог Малмсбери, сочетается законным браком с Салли Поттер-Смит в Вестминстерском аббатстве, и она, Катриона, будет присутствовать на церемонии, чтобы пожелать новобрачным счастья.
Поездка на свадьбу чуть было не сорвалась.
Кэролайн, накануне вечером жаловавшаяся на першение в горле, проснулась в субботу утром с покрасневшими глазами, с температурой и в лихорадке. В соседней деревне свирепствовала корь, и, глядя на покрывшееся красными пятнами лицо дочери, Катриона задрожала, вначале от ужаса при мысли, что инфекционное заболевание в гостинице может вынудить хозяйку закрыть ее, потом — от стыда: что за ужасная она мать, которая переживает за доходы больше, чем за здоровье собственного ребенка! Она загладит свою вину, не поехав на свадьбу, и полностью посвятит день маленькой Кэролайн.
Приехал доктор. Кори у Кэролайн не оказалось. Обычное острое респираторное заболевание с температурой 38. Врач прописал легкие антибиотики и сказал, что к вечеру девочка будет чувствовать себя гораздо лучше.
— Так что нет причины тебе не ехать, — сказал Катрионе Джонатан. — Я позабочусь о Кэролайн.
Выглядел Джонатан ужасно: изможденное лицо, трясущиеся руки. Но была в нем и какая-то твердость.
Кэролайн в полнейшем изумлении глядела на отца:
— Ты, папочка?
— Да, я. А что? — Он с вызовом посмотрел на исполненное удивления лицо дочери и, предупреждая настойчивый протест Катрионы, обратился к ней:
— Тебе не о чем беспокоиться. Она больна и в постели, не так ли? Я не могу куда-либо поехать с Кэролайн. — Джонатан невесело усмехнулся. — К тому же и цербер остается доме — Не называй так мою мать, — вспыхнула Катриона и поджала губы.
Она всегда приглашала Эдну Скорсби присмотреть за хозяйством, если сама отлучалась на несколько часов, но Катриона не думала, что муж обращает на это особое внимание.
— Но ведь она же приедет, ведь приедет? — настаивал Джонатан. — Она и есть натуральный цербер. — Джонатан вздохнул. — Но вспомни, Кэт: Кэролайн и моя дочь тоже.
Кэролайн подпрыгнула на кровати, лицо девочки расплылось в улыбке. Она любила своего красивого папу, который вовсе и не казался папой — скорее старший брат. А временами и младший брат.
— Эй! — воскликнула Кэролайн и закашлялась. — Это будет супер!
— Я даже почитаю тебе, если хочешь.
— Джонатан, — запротестовала Катриона, — она достаточно большая девочка и прекрасно может читать сама.
— Ну пожалуйста. — Кэролайн снова закашлялась.
— И я тоже буду слушать, — сказал стоявший в дверях Джулиан.
— Почитай нам прямо сейчас. — Кэролайн протянула отцу книгу со своего прикроватного столика. — Я отметила страницу. Можешь начать вот отсюда.
Джонатан присел на кровать. Маленький коренастый Джулиан плюхнулся рядом с отцом, улыбаясь в предвкушении предстоящего удовольствия, и обнял отца за поясницу.
— Все хорошо, мамочка, — нетерпеливо защебетала Кэролайн. — Ты можешь ехать. Мы будем в полном порядке с папулей.
И все же что-то удерживало Катриону. Она никак не хотела уезжать.
— Давай-давай поезжай, — настаивала Эдна Скорсби. — Прекрасно справимся несколько часов и без тебя.
— Ну пожалуйста, мамуленька, поезжай на свадьбу, — канючила Кэролайн. — Ведь это же будет в Вестминстерском аббатстве. — И, стараясь подкрепить свои доводы более весомым аргументом, добавила:
— Я думаю, что там даже будет телевидение. Ты попадешь в новости.
— Поторапливайся, — отрезала мать. — Ты уже опаздываешь.
По дороге на свадьбу Катриона с легким чувством вины подумала о том, до чего же все-таки хорошо оставить наконец офис и повседневные обязанности и мчаться на машине в Лондон. Ничего не случится за полдня ее отсутствия.
Катриона уже готова была свернуть на шоссе М4, когда заметила, что красная лампочка на приборной панели мигает. Бензобак вчера был почти полон, но Катриона совершенно забыла о том, что на ее автомобиле ездил Джонатан.
Последняя заправочная станция осталась в двух милях позади. Катриона развернулась, но мотор «ягуара» зачихал, издал предсмертный рев и заглох окончательно в пятидесяти ярдах от бензоколонки. В результате оставшееся расстояние с помощью паренька в промасленном комбинезоне Катриона вынуждена была толкать тяжелую машину. Но это еще полбеды, вскоре она обнаружила большое масляное пятно на блузке.
Паренек, до глубины души расстроенный тем, что испорчен великолепный наряд, настоял на том, чтобы попытаться вывести пятно бензином, отчего оно расползлось еще шире. Катриона поспешно ретировалась, не дожидаясь, пока сердобольный заправщик найдет в своей мастерской какой-нибудь новый растворитель. Она надеялась на то, что ей удастся скрыть пятно складками блузки и никто ничего не заметит, потрясенный умопомрачительной шляпой, купленной Катрионой в «Харродсе». Эффектная шляпа покорит любого. Мысль эта весьма ободрила Катриону, она взглянула в зеркало заднего вида полюбоваться на шляпу и с ужасом обнаружила, что головной убор остался дома, так и не извлеченный из праздничной упаковки, а заодно и темно-розовые плетеные туфли на экстравагантно высоком каблуке.
Катриона, возможно, и могла появиться на церемонии в Вестминстерском аббатстве в блузке, испачканной маслом, и в простых мягких туфлях типа мокасин, но она никак не могла явиться туда без шляпы.
Нет, этой экспедиции определенно не суждено было состояться. Надо доехать до очередного разворота и вернуться восвояси. И тем не менее Катриона вопреки здравому смыслу продолжала двигаться в сторону Лондона.
«Черт с ним, — думала она, до упора вдавливая педаль газа, без труда оставляя позади „альфа ромео“, „порше“ и „мустанги“. — Я уже проехала полпути. Решено — иду на свадьбу».
Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Катриона, прорвавшись сквозь толпу телевизионщиков и репортеров, вошла в зал как раз за несколько секунд до того, как свадебная церемония отправилась к алтарю по крытому красным ковром проходу.
Шафер, удивленно наблюдавший бурное появление Катрионы, усадил ее на заднюю скамью рядом с цветущего вида женщиной. Дама не обратила ни малейшего внимания на «бесшляпность» Катрионы.
Катриона мало что могла видеть со своего дальнего ряда: лишь мельком она заметила скользнувшую в просвете спин .; и голов Салли Поттер-Смит. Невеста была в белом платье с оранжевым цветком, за ней тянулся восьмифутовый шлейф, поддерживаемый четырьмя крошечными пажами в бриджах.
Соседка Катрионы высморкалась со звуком, подобным автомобильному гудку, и доверительно сообщила, что тридцать лет была няней у Поттер-Смитов.
— Дорогая Салли. Такая очаровательная герцогиня…
Катриона во второй раз попыталась разглядеть сквозь частокол голов и шляп новоиспеченную герцогиню, шествующую по проходу под торжественную музыку из вагнеровского «Лоэнгрина». Откинутая назад вуаль и внушительная грудь, затянутая в атлас, напомнили Катрионе галион, мчащийся на всех парусах навстречу ветру.
— Прелестно, — промямлила, обливаясь слезами, няня. — Боже мой, просто прелестно.
Прием проходил в Малмсбери-Хаус — здании, построенном в георгианскую эпоху. Катриона увидела тех же фотографов, красный ковер, тщательно выметенные каменные ступени, массивные двери с родовым гербом Малмсбери, колонны и львов, встречающих гостей безмолвным ревом разинутых пастей.
В доме о прибытии леди Вайндхем громогласно объявил мажордом, стукнувший при этом тяжелым посохом о мраморный пол. Катриона пошла вдоль ряда встречающих, пожимая руки в перчатках, целуя надушенные щеки и постоянно поглядывая на себя в зеркала, развешанные по всем стенам, всякий раз наблюдая свою постыдно обнаженную голову.
«О Господи!» — в который раз вздохнула Катриона.
— Слава Богу, хоть вы без шляпы! — воскликнул герцог, одетый по случаю в безупречно сшитую визитку и брюки в темную полоску. — Могу поцеловать вас, не рискуя сбить головной убор.
— Какая приятная неофициальность, — с холодной улыбкой поздоровалась герцогиня.
Успешно пройдя столь тяжкое испытание и несколько утешившись бокалом шампанского, предложенного ей лакеем в ливрее, Катриона теперь могла спокойно смешаться с толпой гостей и затеряться в лабиринте вестибюлей, гостиных и галерей Малмсбери-Хауса.
Она была предоставлена сама себе. Но, встречая и приветствуя ряд друзей и знакомых, Катриона поняла, что не имеет ни малейшего желания с кем-либо общаться. Катриона и без того в последнее время в избытке имела возможность общаться с самыми разными людьми, и при этом вне зависимости от настроения ей приходилось постоянно быть обаятельной, предупредительной, убедительной, собранной.
Все, чего теперь желала Катриона, — уединения. Ей надо было поразмыслить. Впереди Катриону ожидали трудные времена. Что ей делать? Она поднялась по чисто выметенной лестнице, касаясь пальцами сложного узора резных перил, мимо рядов потемневших портретов бывших герцогов Малмсбери, их дам, кумиров и лошадей.
Катриона пересекла зал верхнего этажа с экзотически инкрустированными полами, прошла в открытую дверь и очутилась в прелестной комнатке отдыха, отделанной в золотых и небесно-голубых тонах, с выходом на небольшой каменный балкон, с которого открывался вид на Парк-лейн.
Катриона вышла на балкон и посмотрела через широкую улицу на прохладные зеленые аллеи Гайд-парка.
Она решила остаться в этой комнате до конца приема.
Никто ее здесь не найдет, никто о ней даже и не вспомнит. А здесь было так покойно. Катриона вдруг почувствовала страшную усталость и решила, что, может быть, даже вздремнет здесь в одном из удобных и очень уютных мягких кресел.
И вдруг за спиной Катрионы раздался голос:
— Я искал вас повсюду. Вы совершенно неуловимы.
Слегка раздосадованная, Катриона удивилась и обернулась. В дверях стоял золотоволосый шафер. Его серые глаза смеялись. Он тепло улыбнулся Катрионе.
— Здравствуйте. Меня зовут Ши Маккормак.
Если бы внешний вид Катрионы отличался присущей ей безупречностью, Ши ни за что бы ее не заметил. Она для него была бы еще одной из «лисичек-сестричек» — такое прозвище Ши придумал для бесчисленного множества правильно воспитанных, богатых дамочек среднего возраста, принимающих активное участие в общественной жизни Лондона и обладающих одинаковыми голосами, нарядами и прическами, — в общем, похожих друг на друга как две капли воды.
Маккормак только что развелся с одной из таких «сестричек» и не горел желанием связываться с очередной «дамой из высшего света». Но Катриона, ворвавшаяся в собор после начала свадебной церемонии, пленила Ши с первого же взгляда: у нее была растрепанная прическа, и она одной рукой безуспешно пыталась прикрыть большое масляное пятно на своей шикарной блузке.
— А вы кто? — поинтересовался Маккормак. — Я никогда прежде вас не встречал.
Сказано это было с такой подкупающей симпатией, что Катриона не могла не улыбнуться в ответ.
— Я — Катриона Вайндхем.
Она протянула руку, и Ши пожал ее.
— Почему вы здесь прячетесь?
— Я не прячусь. Собственно говоря, я подумывала, как бы здесь немного вздремнуть.
— А я, отчаявшись найти вас, собирался уходить, — сообщил Маккормак. — Так что если вам здесь настолько скучно, что тянет в сон, мы можем сбежать вместе.
— Как же вы можете уйти? Вы же шафер.
— Но мои обязанности закончились.
Катриона вдруг засмеялась заговорщическим смешком.
— И куда же мы «сбежим»?
— Не знаю. Сообразим по ходу дела.
Не выпуская руки Катрионы, Маккормак повел ее вниз по лестнице через главный зал, и тут их перехватил жених, сердито потребовавший ответа:
— Куда, черт побери, собралась эта парочка?
— Мы отправляемся на пикник, на речку, — не задумываясь сообщил Маккормак.
— Пикник? — Лицо Арчи вмиг опечалилось. Он явно предпочел бы пикник приему в честь собственного бракосочетания. — Какая чудесная мысль! — И тут же решительно добавил:
— Вам надо захватить с собой кое-какой провиант. Сейчас я распоряжусь приготовить вам что-нибудь со стола. — Арчи махнул рукой крепкому старому слуге в ярко-алой ливрее дома Малмсбери:
— Вортингтон! Нам срочно нужна большая корзина с крышкой. Сходите на кухню и принесите. И еще салфетки и два бокала, — добавил он, поразмыслив.
Вортингтон немедленно отправился исполнять поручение. Герцог испытующе посмотрел на Катриону.
— Старина Ши — один из моих лучших друзей, — медленно произнес Арчи. — Старый школьный приятель. Позаботься о нем. Вы стоите друг друга, — загадочно шепнул в заключение Арчи.
Вскоре Вортингтон вернулся с корзиной, посудой и салфетками с монограммой.
— Вы не уточнили, ваше сиятельство, какие именно бокалы, и потому я принес ватерфордские полубокалы.
— Прекрасно, — одобрил герцог. — Просто прекрасно.
Арчи открыл корзину и повернулся к молодому поваренку, принесшему огромный серебряный поднос с копченой лососиной, разложенной на маленьких треугольничках черного хлеба.
— Уложите все в корзину.
Затем в корзину были уложены свитки спаржи, гусиный паштет, сандвичи и две бутылки шампанского.
— Боже мой, Арчи, — раздался требовательный голос герцогини. — Скажи, ради всего святого, чем это ты занят?
— Они собираются на пикник.
— Но они не могут забрать все это!
Ноздри герцога расширились и побелели.
— Дорогая, — с напускным спокойствием ответил Арчибальд, — это все еще мой дом. — Потом, обратившись к Катрионе и Ши, благословил их:
— Идите, дети мои. Хорошенько повеселитесь.
Они оставили «ягуар» в боковой улочке недалеко от моста Пьютни и отправились в расположенный на берегу реки Бишоп-парк.
Стоял великолепный летний полдень. Молоденькие домохозяйки все еще загорали, нежась на нагретой травке, старики сидели на скамейках и играли в карты или пили чай из термосов. Ши свернул в рулон свое тяжелое саржевое пальто и снял галстук, сунув его в карман.
Они снова шли под руку.
Катриона в обществе этого красивого незнакомца чувствовала себя молодой, легкомысленной и свободной.
Затем Ши развернул пальто и расстелил его под липой.
Они открыли корзину, откупорили бутылку и наполнили бокалы шампанским. Чокнувшись с Катрионой, Ши сказал:
— Будем здоровы! По-моему, здесь гораздо лучше, чем на свадебном приеме, не так ли?
В ответ Катриона усмехнулась. Все происходящее было похоже на чудесную сказку. Возможно, она никогда больше не увидит этого человека. Она ничего не знает о своем новом знакомом, ничего, кроме того, что было у нее перед глазами: мужчина чуть за тридцать, поджарый, атлетического телосложения, с ясными глазами и прекрасной улыбкой. Мужчина, каким-то непостижимым образом заставивший Катриону почувствовать себя счастливой.
— Вы, разумеется, замужем, — небрежно бросил Ши, глядя на обручальное кольцо Катрионы.
— Да.
— Счастливо?
Катриона промолчала.
— Думаю, что нет.
— Я не хотела бы говорить на эту тему.
— Ладно, — согласился Ши. — Не будем.
После минутной паузы Катриона не смогла удержаться от вопроса:
— А вы?
— Больше нет. Поговорим лучше о вас. Что вы едите по утрам на завтрак? Вы любите кислую капусту? Что может вас рассмешить? Где вы родились?.. Важные сведения.
Смеясь, Катриона перечислила ответы:
— Кукурузные хлопья с бананом. Нет. Сегодня — все. В Манчестере — мой отец был водопроводчиком. Он изобрел обратный клапан Скорсби. В газетах его называли Эрни — король унитазов… Это коробило мою мать, но папа гордился своим титулом. Что еще вас интересует?
— Вы занимались спортом в школе?
— Не особенно. Я никогда не играла в такие полезные игры, как теннис. Но я любила плавание, и я обожаю водить машину. Я — хороший водитель.