Страница:
На следующий день позвонила сама Джесс:
— Выставку организовали, разумеется. Макс и Андреа.
Макс и Вальдхейм — деловые партнеры, ты об этом знала? И все же я чувствую себя ужасно гордой. Большая галерея в Нью-Йорке! Кэт, может быть, ты все-таки сможешь приехать?
Может быть, свяжешь это с каким-нибудь деловым визитом?
Тебе, несомненно, следует приехать и активизировать пропаганду «В гости к феодалу» в Штатах.
«Почему бы нет?» — подумала Катриона, испытывая неожиданное возбуждение. Будет просто восхитительно. Они с Ши могли бы вместе поехать в Нью-Йорк.
— Гвин устраивает в честь меня вечеринку. И Рафаэль прилетит из Мехико. Ах, Кэт, я так хочу познакомить тебя с Рафаэлем!
— Я бы с удовольствием приехала.
— Постарайся! Хорошенько постарайся! И привози Ши.
Я ведь никогда его не видела. А мне страшно хотелось бы.
— Конечно. Если смогу.
— Я послала приглашение Виктории, — продолжала Джесс. — Она сейчас в Бейруте. Ты об этом знала? Ей должно понравиться то, что я делаю. — Потом, замявшись, Джесс добавила:
— Но ответа я, конечно же, пока не получила.
— Попытаюсь, — сказал Ши, — но не уверен. Время не совсем подходящее.
— Неужели ты не можешь отпроситься хоть ненадолго?
Ты же никогда не берешь отпуска!
Маккормак покачал головой:
— Поезжай. Повеселись.
— Я не могу веселиться без тебя.
— Кэт, прекрати.
Вспомнив Барбару, Катриона тут же прикусила язык. И тем не менее она все же позвонила в бюро путешествий и заказала два билета на рейс «Бритиш эйруэйз» до Нью-Йорка, в 9.30 утра 2 апреля.
— Постарайся, Ши.
В трубке раздался короткий сухой смешок.
— Ладно. Но если меня не будет к моменту посадки, лети одна.
2 апреля Катриона выехала из дома в шесть часов утра и оставила свой «ягуар» в аэропорту на стоянке длительного хранения.
Она простояла у стойки «Бритиш эйруэйз», пока не объявили ее рейс. Катриона ждала у выхода на посадку, пока не прозвучало последнее приглашение. Измучившись, она села в самолет, готовая в последнюю минуту сбежать по трапу назад.
Желание это не покидало ее до самого момента взлета, когда горькое разочарование окончательно овладело ею, надеявшейся, что Ши все же каким-нибудь чудом в последнюю минуту появится в самолете.
Она раскрыла газету. В глаза тут же бросился кричащий заголовок на первой полосе «ДА, ЭТО — ВОЙНА!». Вслед за заголовком была помещена информация о том, что Англия и Аргентина начали между собой боевые действия за кучку скалистых островов в Южной Атлантике, известных как Фолклендские острова.
Катриона поняла, где сейчас находится Ши.
Глава 6
Глава 7
— Выставку организовали, разумеется. Макс и Андреа.
Макс и Вальдхейм — деловые партнеры, ты об этом знала? И все же я чувствую себя ужасно гордой. Большая галерея в Нью-Йорке! Кэт, может быть, ты все-таки сможешь приехать?
Может быть, свяжешь это с каким-нибудь деловым визитом?
Тебе, несомненно, следует приехать и активизировать пропаганду «В гости к феодалу» в Штатах.
«Почему бы нет?» — подумала Катриона, испытывая неожиданное возбуждение. Будет просто восхитительно. Они с Ши могли бы вместе поехать в Нью-Йорк.
— Гвин устраивает в честь меня вечеринку. И Рафаэль прилетит из Мехико. Ах, Кэт, я так хочу познакомить тебя с Рафаэлем!
— Я бы с удовольствием приехала.
— Постарайся! Хорошенько постарайся! И привози Ши.
Я ведь никогда его не видела. А мне страшно хотелось бы.
— Конечно. Если смогу.
— Я послала приглашение Виктории, — продолжала Джесс. — Она сейчас в Бейруте. Ты об этом знала? Ей должно понравиться то, что я делаю. — Потом, замявшись, Джесс добавила:
— Но ответа я, конечно же, пока не получила.
— Попытаюсь, — сказал Ши, — но не уверен. Время не совсем подходящее.
— Неужели ты не можешь отпроситься хоть ненадолго?
Ты же никогда не берешь отпуска!
Маккормак покачал головой:
— Поезжай. Повеселись.
— Я не могу веселиться без тебя.
— Кэт, прекрати.
Вспомнив Барбару, Катриона тут же прикусила язык. И тем не менее она все же позвонила в бюро путешествий и заказала два билета на рейс «Бритиш эйруэйз» до Нью-Йорка, в 9.30 утра 2 апреля.
— Постарайся, Ши.
В трубке раздался короткий сухой смешок.
— Ладно. Но если меня не будет к моменту посадки, лети одна.
2 апреля Катриона выехала из дома в шесть часов утра и оставила свой «ягуар» в аэропорту на стоянке длительного хранения.
Она простояла у стойки «Бритиш эйруэйз», пока не объявили ее рейс. Катриона ждала у выхода на посадку, пока не прозвучало последнее приглашение. Измучившись, она села в самолет, готовая в последнюю минуту сбежать по трапу назад.
Желание это не покидало ее до самого момента взлета, когда горькое разочарование окончательно овладело ею, надеявшейся, что Ши все же каким-нибудь чудом в последнюю минуту появится в самолете.
Она раскрыла газету. В глаза тут же бросился кричащий заголовок на первой полосе «ДА, ЭТО — ВОЙНА!». Вслед за заголовком была помещена информация о том, что Англия и Аргентина начали между собой боевые действия за кучку скалистых островов в Южной Атлантике, известных как Фолклендские острова.
Катриона поняла, где сейчас находится Ши.
Глава 6
Пентхаус Гвиннет, казалось, парил в пространстве: взгляд вошедшего устремлялся сквозь большую, наполненную свежим воздухом гостиную, недавно заново отделанную в бежевых и металлически-голубых тонах, широкие раздвижные двери, ведущие на террасу с классическим итальянским садиком, и тонул в темнеющих тонах вечернего неба.
Мягкий свет, ощущение простора и приглушенная каденция «Облаков» Клода Дебюсси создавали атмосферу блаженства и покоя. Впрочем, общее настроение вечеринки было далеко от спокойного.
Все, за исключением Рафаэля Герреры, много пили, особенно женщины.
Джесс, чувствуя себя крайне неуютно в кричаще-ярком жилете, расшитом атласными цветами и попугаями, все больше убеждала себя, что ее выставку ждет провал. Вальдхейм не продаст ни одной картины. Положение усугублялось тем, что самая важная картина все еще не была доставлена в галерею со склада. Это был пейзаж Мехико размером четыре на шесть футов, сильное, но зловещее зрелище: расплывчатые шпили и башни тянулись в темное небо сквозь серые клубы испарений. Макс купил это полотно в прошлом году и согласился представить его на выставке за свой счет, выслав картину из Франции. И вот теперь, возможно, картина не прибудет в срок, хотя Андреа, растягивая лицо в улыбке, прикрытой хрупким бокалом, снова и снова убеждала Джесс не беспокоиться.
— К открытию она непременно будет. Вот увидишь.
В нарядной гофрированной юбке от Олега Кассини, Гвиннет улыбалась с каждой выпитой рюмкой все шире и шире: в противном случае она просто расплакалась бы. У нее произошел первый по-настоящему серьезный конфликт с Фредом. И виновата в ссоре была Гвиннет.
За день до вечеринки Фред вернулся из своей последней поездки в Лондон и нашел свою студию полностью преобразившейся.
— Сюрприз! — закричала Гвиннет, стоя на первой ступеньке только что отремонтированной, сверкающей чистотой лестницы.
Шокированный Фред безмолвно уставился на это великолепие, и только тут — увы, слишком поздно — Гвин поняла, насколько больше Фреда устраивала его старая квартира, в какой безопасности чувствовал он себя от непрошеных гостей, живя как бы в окруженном рвом замке с подъемным мостом. В студии Фред с ужасом созерцал творение рук Гвиннет: новая мебель и обстановка, освещение по последним технологиям, сияющий новенький, набитый продуктами холодильник, черные кожаные кресла. Фред просто взорвался от гнева, обнаружив все свои обычно наваленные на кровать вещи аккуратно уложенными во встроенные стенные шкафы.
— Теперь, черт возьми, я ни хрена не смогу найти!
Гвиннет поняла, что совершила ужасную ошибку, но тем не менее попыталась оправдаться:
— Теперь ты сможешь принимать гостей. Есть на чем сидеть. Можешь угостить посетителей выпивкой. Вот здесь стоят стаканы.
— Господи! Чем, ты полагаешь, я намерен заниматься?
Организацией вечерних коктейлей? Это рабочая студия, а не салон какого-нибудь голубого дизайнера. — Фред повернулся к Гвин:
— Я не пытаюсь переделывать твое обиталище.
Так что никогда, — Гвин и не представляла, что Фред способен говорить с ней таким тоном, — повторяю — никогда не прикасайся к моим вещам, не спросив у меня разрешения.
Теперь Гвиннет ходила по гостиной, нервно теребя шейный платок и натужно улыбаясь гостям. Фред в обычных черных джинсах и свитере, вернувшись от Гвин к стойке, молча наливал в рюмки спиртное.
Катриона надеялась на то, что крепкая выпивка поможет ей подавить страх, который она испытывала за Ши. У нее не было ни малейшего желания с кем-либо беседовать. Повернувшись спиной к гостиной, она в полном одиночестве стояла у стеклянных дверей, ведущих на террасу. В центре террасы красовался фонтан с мраморной фигурой мальчика, держащего в ладонях цветок, из которого и текла вода.
— Мне нравится твой фонтан, — отрешенно сообщила Катриона Гвиннет. — Он мне что-то напоминает.
Катрионе вдруг захотелось дождя. Фонтан выглядел бы еще прекраснее в струях мелкого весеннего дождика.
Андреа последнее время только и делала что пила. Вечно неспокойная, веселая, энергично жестикулирующая, шумная, постоянно закидывающая голову в приступах неудержимого смеха. Рафаэль не видел Андреа с Лас-Хадаса и нашел ее. внешность тревожаще нездоровой как с точки зрения друга, так и с точки зрения врача.
Рафаэль обратился к Максу, бродившему по сияющей комнате неприкаянным привидением:
— Андреа выглядит не очень хорошо.
Макс неопределенно кивнул:
— Она постоянно в движении… ни минуты отдыха.
Рафаэль отметил бледность кожи Андреа и лихорадочный блеск ее глаз.
— Она похудела.
— Практически ничего не ест, — безнадежно махнул рукой Макс. — Нет аппетита.
— И слишком много пьет.
— Да. Да, но что еще хуже… — Макс следил за Андреа: та, пошатываясь, весело расхаживала по гостиной — рот расплылся в бессмысленной улыбке, глаза блестели. Он вздохнул и тяжело провел рукой по лицу. — Знаешь, ничего не могу с этим поделать. Она не хочет слушать.
— Сюда, Фред, милашка. — Андреа помахала пустым стаканом. — Я засыхаю от жажды.
— Чертовы бабы, — проворчал Фред. — Пьют все как сапожники. — Он погрозил Андреа пальцем:
— Особенно вы, принцесса.
Андреа хохотнула скрипучим, как кожа, смешком.
— Дорогой, не будь занудой. Принцесса хочет пить.
Она схватила Фреда за руку и с силой притянула бутылку к своему стакану.
— Ну вот! Так-то лучше. В конце концов, праздник сегодня или не праздник? Гвин! Ты мне никогда не говорила, — неожиданно сменила тему Андреа, — что купила бронзу Ло Вечио. — Андреа поплелась через всю комнату к нише в противоположной стене, где стояла небольшая бронзовая статуэтка, — руки распростерты, шампанское выплескивается из бокала. — Грандиозно! Я ее обожаю!
Рафаэль коротко пожал плечо Фреда:
— Присмотри за ней.
— Стараюсь. — Фред снова двинулся обносить гостей.
— Не наливай ей больше.
— Сделаю, что в моих силах, капитан. Хотя это и не просто. — Фред покачал головой.
«Ну и мешанина, — подумал про себя он в неожиданном приступе черного юмора. Среди его гостей сегодня оказался новый любовник Джесс, и оснований для натянутых отношений было предостаточно. — Я чувствую себя с Рафаэлем вполне нормально, — сказал себе Фред твердо. — Я крепкий парень. И не дерьмо».
Собственно говоря, Фред был даже рад Рафаэлю, поскольку, по его мнению, если вечер будет развиваться в том же духе, то к концу наверняка потребуются услуги врача.
Глядя на бьющий фонтан, Катриона автоматически пила шампанское и стыдилась того, что настолько подавлена в такой торжественный для Джесс момент. Но художественная выставка сейчас представлялась Катрионе чем-то пустяковым, поскольку где-то уже вовсю шла война, гибли люди, и Ши был на волоске от смерти.
Что он делает в этот момент? Что с ним? Может быть, ранен, попал в плен, убит? Она представила себе Ши в аргентинской тюрьме и содрогнулась.
«А я тут распиваю шампанское в Нью-Йорке, — подумала Катриона. — О-о-о, дорогой мой, где ты сейчас?»
— Тут уж ничего нельзя поделать, — мягко сказал Рафаэль, подходя к Катрионе. — Так что постарайся не волноваться.
Он взял руку Катрионы, холодную, несмотря на то что в комнате было жарко, и сжал ее между своими твердыми теплыми ладонями. Катриона ощутила неожиданное желание прижаться к груди Рафаэля и расплакаться. В смокинге и белой манишке Геррера выглядел довольно нелепо («Точно вышибала в ночном клубе», — иронически заметила Джесс), нелепо, но на удивление по-домашнему.
— Ты не можешь ничем ему помочь, так что оставь свои беспокойства хотя бы на сегодняшний вечер. Завтра ты вернешься домой. Ты должна быть готова встретить его.
— Да, — вздохнула Катриона.
Прочитав в самолете заголовок в газете, она, повинуясь первому порыву, вскочила на ноги. Ей нельзя лететь в Нью-Йорк, она должна немедленно вернуться домой. Если с Ши что-нибудь случится, ее сразу же разыщут в Барнхем-Парке… Но самолет уже находился в воздухе, и стюардесса приказала Катрионе немедленно вернуться в кресло и пристегнуться ремнями. Возвращаться было поздно.
Катриона кивнула и попыталась улыбнуться Рафаэлю.
— Неизвестность, — объяснила она, — самая ужасная вещь.
— Разумеется.
— Понимаешь, я безумно его люблю.
— Так или иначе, — успокоил ее Рафаэль, — все уладится. Не бойся.
Сказано это было так проникновенно, что Катриона почти поверила Рафаэлю.
За последний час Джесс трижды звонила в галерею.
И опять она разговаривала с помощником мистера Вальдхейма, очень энергичным светловолосым молодым человеком по имени Лайонел. На этот раз с успехом.
— Да-да, — промурлыкал Лайонел, — не волнуйтесь. Уже прибыла и повешена. Как и хотела принцесса фон Хольценбург.
Джесс с облегчением вздохнула:
— Слава Богу!
— Расслабьтесь, — посоветовал Лайонел. — Смотрится потрясающе. Несколько отличается от остальных картин, но все равно просто замечательно. Поразительно! Вам понравится.
— Прибыла. Все хорошо, — сообщила Джесс Андреа.
— Ну вот, — счастливо отозвалась Андреа. — А что я тебе говорила? — Она протянула бокал:
— Фред, лапочка, еще шампанского.
Джесс, Рафаэль и фон Хольценбурги ехали в первом лимузине. Бледная от волнения, Джесс изо всех сил сжала челюсти, чтобы не было слышно, как стучат ее зубы.
Они прибыли в десять минут седьмого, но публика уже валила в галерею через двери, над которыми висел огромный сине-белый плакат с надписью «ДЖЕССИКА ХАНТЕР:
МЕКСИКА».
Соломон Вальдхейм поджидал их у входа. Он сгреб Джесс в свои объятия.
— Дорогая моя, да это же просто сенсация! Картина фон Хольценбургов — настоящая бомба. Атомная бомба!
Вальдхейм повел Джесс в зал.
Зарывшись головой в меховой воротник нового демисезонного пальто, Андреа по пятам следовала за Джесс.
— Видишь, а что я говорил? — Вальдхейм широким жестом указал на толпу, собравшуюся у картины. — Бесподобно! Самая эмоциональная из всех твоих работ, что я видел.
Поздравляю!
Джесс посмотрела в направлении, куда указывал палец Соломона, и простонала:
— Но… но это невозможно…
— Мне так хотелось снова ее увидеть, — промурлыкала стоявшая рядом с Джесс Андреа. — И мне хотелось, чтобы люди тоже его увидели…
Вместо задымленного городского ландшафта с картины на Джесс пустыми глазницами, заполненными золотистыми маргаритками, смотрело лицо юноши.
И тут же, перед портретом, задумчиво склонив голову, стоял Танкреди Рейвн.
На мгновение Джесс решила, что перед ней возник призрак. Кровь отхлынула от лица точно так, как это случилось на операции, которую делал Рафаэль, а окружавшие звуки расплылись и накатывали бессмысленными волнами.
Джесс закрыла глаза. Она не могла поверить.
Сейчас Джесс откроет глаза, и картина с пейзажем Мехико, непонятным образом очутившаяся на соседней стене, вернется на предназначенное ей место.
Но этого не случилось.
Шокированная Джесс прикусила губу. Шок постепенно сменился бешенством. Как только Макс и Андреа могли так поступить с ней? И по какому дьявольскому плану здесь появился Танкреди?
Джесс поняла, что пока ее вопросы останутся без ответа.
Она сделала глубокий вдох. Она — старшая дочь генерала сэра Вильяма Хантера, и долгие годы духовной закалки научили ее держать себя в руках. Джесс гордо выпрямилась, вскинула подбородок и, улыбнувшись, позволила восторженному Вальдхейму повести себя в бурлящую гущу улыбающихся лиц и распростертых рук.
Посол Мексики в Соединенных Штатах, приятель Рафаэля, с чувством расцеловал Джесс в обе щеки.
— Поздравляю! Мой друг Геррера говорил о вас с таким восторгом. До чего же он был прав!
Джесс дала интервью обозревателям раздела искусств солидных толстых журналов, критикам, репортерам, с которыми весьма очаровательно обсудила свои работы и поделилась планами на будущее. Да, большую часть времени она проводит в Мексике. У нее студия в Сан-Мигель-де-Альенде и еще в Калифорнии. Да, она училась у Доминика Каселли в том же классе, что и Фред Риге — ах да — Альфред Смит.
— Это мой сын Стефан, — не скрывая гордости, рассказывала кому-то Андреа. — Разве он не прекрасен? Знаете, они с Джесс собирались пожениться. Я так хотела, чтобы он был здесь.
Голос Фреда:
— В чем дело, милая? Ты выглядишь словно увидела привидение.
Танкреди:
— Я рад за тебя, Гвиннет. Все мои предчувствия в отношении тебя сбылись. Я вознагражден. — Краешком глаза Джесс увидела, как Танкреди кончиком пальца взял Гвиннет за подбородок и обратил ее лицо к себе. — Хотел бы напомнить тебе, что нам предстоит давно отложенный ужин на двоих. Надеюсь, ты не забыла…
Наконец Танкреди по собственной инициативе подошел к Джесс и приветствующим жестом поднял бокал.
— Джесс, ты, вне всяких сомнений, гений. Я потрясен. Я купил зловещую картину с изображением мексиканской таверны. Дьявольски прекрасный свет на бутылках.
Но то, что я больше всего хотел бы купить, разумеется, не продается.
На первый взгляд Танкреди совершенно не изменился: моложавый и элегантный, в густой черной шевелюре ни единого седого волоска, но в то же время какая-то таинственная игра света высвечивала скрытые под благополучной внешностью пласты внутренней разрушенности — старости, дряхлости и страшной усталости.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прошипела Джесс.
Танкреди удивился:
— Меня пригласили, разумеется. Ты же знаешь, что я довольно много меценатствую от искусства. Я — один из лучших покупателей Вальдхейма. — Губы Танкреди изогнулись в знаменитой чарующей улыбке. — И я по счастливому случаю оказался в Нью-Йорке, Джесс. Хочу представить тебе своего нового друга Генриха. Он из Копенгагена. Очень скоро Генрих станет настоящей звездой.
Генрих пожал руку Джесс и приветливо улыбнулся, страстный, яркий блондин с оливково-смуглой кожей и глазами словно спелые вишни; вышитая белая сорочка и штаны из акульей шкуры как нельзя лучше подчеркивали его великолепную фигуру.
— Ах, Джесс, — закричал над ее ухом Вальдхейм, — с друзьями ты можешь поболтать и позже. Тут еще прорва людей, с которыми ты должна пообщаться, дорогая.
Но Джесс неожиданно проявила хантеровский характер.
— Позже, — отрезала она и, отвернувшись от Вальдхейма и улыбающегося розовощекого старичка с алой гвоздикой в лацкане пиджака, решительно направилась сквозь толпу к Максу.
— Отлично. Теперь объясни мне, что происходит. Портрет Стефана висел у меня в спальне в Сент-Элена! Вы не имени права брать его. Это моя личная собственность. Как вы немели?
— Но это не я. — Макс выглядел измученным. — Джесс, клянусь, я ничего не знал. Она, вероятно, послала за картиной от имени галереи. Смотрители решили, что так оно и должно быть. И в конце концов, Джесс, ты так редко там бываешь…
— Боже! — Джесс просто задыхалась, сердце ее бешено колотилось. — О Боже!
В открывшийся на минуту просвет в толпе она увидела, как Танкреди протиснулся к Андреа, увидела их головы, склонившиеся друг к другу, и как Танкреди взял руку Андреа в свои бледные ладони, а Андреа принялась кивать головой, внимательно слушая Рейвна.
— Выразить тебе не могу, до чего же я сожалею, — произнес Макс.
Галерея постепенно стала пустеть. Хотя не было еще и десяти часов, а последний посетитель уже выходил в двери, и в зале остались лишь Джесс, Рафаэль, Вальдхейм, Лайонел, охранники и уборщицы, атаковавшие переполненные пепельницы и подносы, уставленные бокалами со следами губной помады.
У Джесс страшно разболелась голова. Ей захотелось закрыть глаза и, открыв их, оказаться в Сан-Мигеле. Но в Сан-Мигель ей нельзя. Она должна вернуться на праздничный ужин в дом Гвиннет — место, куда ей меньше всего хотелось бы ехать.
Гостей было двадцать человек, включая Вальдхейма, Лайонела и нескольких избранных покупателей.
За время их отсутствия прислуга организовала в гостиной шведский стол с миниатюрными сандвичами с ракушками, обложенными креветками под соусом карри, кусками курятины на палочках, завернутыми в бекон и заправленными арахисовым соусом. В большом ассортименте были представлены паштеты, сыры и фрукты. Многочисленные бутылки шампанского потели в серебряных ведерках.
— Какая замечательная пирушка! — Андреа все еще куталась в пальто. Она протянула бокал, требуя снова наполнить его вином. — Джесс, ты сейчас упадешь! Я познакомилась с прекрасным молодым человеком. Ты знаешь Танкреди Рейвна? Он был близким другом Стефана. Он мне все о себе рассказал. Они со Стефаном вместе снимали квартиру в Танжере.
Представляешь? — Смех Андреа звучал, будто треснувший стакан. — Я пригласила Танкреди и его друга сюда на ужин, Гвин. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Конечно, нет, — ровным голосом ответила Гвиннет. — Но, увы, они не смогут прийти.
Фред — воплощенная вежливость — вел себя тихо, словно безмолвное привидение, но его беспокойный взгляд беспрестанно перебегал от лица Гвин к лицу Андреа.
— Какая жалость! — Андреа приняла заговорщический вид и весело прошептала Гвин:
— Знаешь, дорогая, он предложил мне понюшку кокаина. Ну разве не щедрость?
— Щедрость, — эхом отозвалась Гвиннет.
Джесс начала бить дрожь.
Рафаэль обнял ее за плечи.
— Я, пожалуй, лучше уведу ее отсюда. Она напилась до чертиков и может окончательно отключиться.
Андреа повернулась и помахала рукой кому-то на террасе.
«Кому она машет? — подумала Джесс. — Ведь там никого нет».
— Скверный мальчишка, — объявила Андреа с неожиданно просиявшим лицом и направилась к раздвижным дверям.
Катриона без устали мерила гостиную шагами, дожидаясь одиннадцатичасовых новостей, которые намеревалась посмотреть в кабинете Гвин. Возможно, будет что-нибудь о Фолклендах. Она схватила какой-то сандвич, без аппетита прожевав его, подошла к журнальному столику и уложила лежавшую на нем прессу в аккуратную стопку. Осталась четверть часа. Катриона встала.
— Прошу прощения. Новости…
Андреа открыла дверь и вышла в итальянский садик.
— Там так холодно, дорогая. Пожалуйста, вернись в комнату, — позвала ее Гвиннет.
Но Андреа вскочила на перила, распростерла руки, словно пытаясь обнять кого-то, и шагнула в темноту ночи.
Мгновение в гостиной царила полнейшая тишина. Макс выглядел растерянным, словно пытался вспомнить какую-то очень важную мысль, упорно от него ускользавшую.
Фред обернулся к Рафаэлю:
— Боже правый…
Но Рафаэль уже бросился мимо застывшей с пепельно-серым лицом Катрионы к входной двери и вскочил в лифт, изо всех сил желая, чтобы ему было кого спасать.
Потом гости услышали пронзительные крики и визг автомобильных шин.
Мягкий свет, ощущение простора и приглушенная каденция «Облаков» Клода Дебюсси создавали атмосферу блаженства и покоя. Впрочем, общее настроение вечеринки было далеко от спокойного.
Все, за исключением Рафаэля Герреры, много пили, особенно женщины.
Джесс, чувствуя себя крайне неуютно в кричаще-ярком жилете, расшитом атласными цветами и попугаями, все больше убеждала себя, что ее выставку ждет провал. Вальдхейм не продаст ни одной картины. Положение усугублялось тем, что самая важная картина все еще не была доставлена в галерею со склада. Это был пейзаж Мехико размером четыре на шесть футов, сильное, но зловещее зрелище: расплывчатые шпили и башни тянулись в темное небо сквозь серые клубы испарений. Макс купил это полотно в прошлом году и согласился представить его на выставке за свой счет, выслав картину из Франции. И вот теперь, возможно, картина не прибудет в срок, хотя Андреа, растягивая лицо в улыбке, прикрытой хрупким бокалом, снова и снова убеждала Джесс не беспокоиться.
— К открытию она непременно будет. Вот увидишь.
В нарядной гофрированной юбке от Олега Кассини, Гвиннет улыбалась с каждой выпитой рюмкой все шире и шире: в противном случае она просто расплакалась бы. У нее произошел первый по-настоящему серьезный конфликт с Фредом. И виновата в ссоре была Гвиннет.
За день до вечеринки Фред вернулся из своей последней поездки в Лондон и нашел свою студию полностью преобразившейся.
— Сюрприз! — закричала Гвиннет, стоя на первой ступеньке только что отремонтированной, сверкающей чистотой лестницы.
Шокированный Фред безмолвно уставился на это великолепие, и только тут — увы, слишком поздно — Гвин поняла, насколько больше Фреда устраивала его старая квартира, в какой безопасности чувствовал он себя от непрошеных гостей, живя как бы в окруженном рвом замке с подъемным мостом. В студии Фред с ужасом созерцал творение рук Гвиннет: новая мебель и обстановка, освещение по последним технологиям, сияющий новенький, набитый продуктами холодильник, черные кожаные кресла. Фред просто взорвался от гнева, обнаружив все свои обычно наваленные на кровать вещи аккуратно уложенными во встроенные стенные шкафы.
— Теперь, черт возьми, я ни хрена не смогу найти!
Гвиннет поняла, что совершила ужасную ошибку, но тем не менее попыталась оправдаться:
— Теперь ты сможешь принимать гостей. Есть на чем сидеть. Можешь угостить посетителей выпивкой. Вот здесь стоят стаканы.
— Господи! Чем, ты полагаешь, я намерен заниматься?
Организацией вечерних коктейлей? Это рабочая студия, а не салон какого-нибудь голубого дизайнера. — Фред повернулся к Гвин:
— Я не пытаюсь переделывать твое обиталище.
Так что никогда, — Гвин и не представляла, что Фред способен говорить с ней таким тоном, — повторяю — никогда не прикасайся к моим вещам, не спросив у меня разрешения.
Теперь Гвиннет ходила по гостиной, нервно теребя шейный платок и натужно улыбаясь гостям. Фред в обычных черных джинсах и свитере, вернувшись от Гвин к стойке, молча наливал в рюмки спиртное.
Катриона надеялась на то, что крепкая выпивка поможет ей подавить страх, который она испытывала за Ши. У нее не было ни малейшего желания с кем-либо беседовать. Повернувшись спиной к гостиной, она в полном одиночестве стояла у стеклянных дверей, ведущих на террасу. В центре террасы красовался фонтан с мраморной фигурой мальчика, держащего в ладонях цветок, из которого и текла вода.
— Мне нравится твой фонтан, — отрешенно сообщила Катриона Гвиннет. — Он мне что-то напоминает.
Катрионе вдруг захотелось дождя. Фонтан выглядел бы еще прекраснее в струях мелкого весеннего дождика.
Андреа последнее время только и делала что пила. Вечно неспокойная, веселая, энергично жестикулирующая, шумная, постоянно закидывающая голову в приступах неудержимого смеха. Рафаэль не видел Андреа с Лас-Хадаса и нашел ее. внешность тревожаще нездоровой как с точки зрения друга, так и с точки зрения врача.
Рафаэль обратился к Максу, бродившему по сияющей комнате неприкаянным привидением:
— Андреа выглядит не очень хорошо.
Макс неопределенно кивнул:
— Она постоянно в движении… ни минуты отдыха.
Рафаэль отметил бледность кожи Андреа и лихорадочный блеск ее глаз.
— Она похудела.
— Практически ничего не ест, — безнадежно махнул рукой Макс. — Нет аппетита.
— И слишком много пьет.
— Да. Да, но что еще хуже… — Макс следил за Андреа: та, пошатываясь, весело расхаживала по гостиной — рот расплылся в бессмысленной улыбке, глаза блестели. Он вздохнул и тяжело провел рукой по лицу. — Знаешь, ничего не могу с этим поделать. Она не хочет слушать.
— Сюда, Фред, милашка. — Андреа помахала пустым стаканом. — Я засыхаю от жажды.
— Чертовы бабы, — проворчал Фред. — Пьют все как сапожники. — Он погрозил Андреа пальцем:
— Особенно вы, принцесса.
Андреа хохотнула скрипучим, как кожа, смешком.
— Дорогой, не будь занудой. Принцесса хочет пить.
Она схватила Фреда за руку и с силой притянула бутылку к своему стакану.
— Ну вот! Так-то лучше. В конце концов, праздник сегодня или не праздник? Гвин! Ты мне никогда не говорила, — неожиданно сменила тему Андреа, — что купила бронзу Ло Вечио. — Андреа поплелась через всю комнату к нише в противоположной стене, где стояла небольшая бронзовая статуэтка, — руки распростерты, шампанское выплескивается из бокала. — Грандиозно! Я ее обожаю!
Рафаэль коротко пожал плечо Фреда:
— Присмотри за ней.
— Стараюсь. — Фред снова двинулся обносить гостей.
— Не наливай ей больше.
— Сделаю, что в моих силах, капитан. Хотя это и не просто. — Фред покачал головой.
«Ну и мешанина, — подумал про себя он в неожиданном приступе черного юмора. Среди его гостей сегодня оказался новый любовник Джесс, и оснований для натянутых отношений было предостаточно. — Я чувствую себя с Рафаэлем вполне нормально, — сказал себе Фред твердо. — Я крепкий парень. И не дерьмо».
Собственно говоря, Фред был даже рад Рафаэлю, поскольку, по его мнению, если вечер будет развиваться в том же духе, то к концу наверняка потребуются услуги врача.
Глядя на бьющий фонтан, Катриона автоматически пила шампанское и стыдилась того, что настолько подавлена в такой торжественный для Джесс момент. Но художественная выставка сейчас представлялась Катрионе чем-то пустяковым, поскольку где-то уже вовсю шла война, гибли люди, и Ши был на волоске от смерти.
Что он делает в этот момент? Что с ним? Может быть, ранен, попал в плен, убит? Она представила себе Ши в аргентинской тюрьме и содрогнулась.
«А я тут распиваю шампанское в Нью-Йорке, — подумала Катриона. — О-о-о, дорогой мой, где ты сейчас?»
— Тут уж ничего нельзя поделать, — мягко сказал Рафаэль, подходя к Катрионе. — Так что постарайся не волноваться.
Он взял руку Катрионы, холодную, несмотря на то что в комнате было жарко, и сжал ее между своими твердыми теплыми ладонями. Катриона ощутила неожиданное желание прижаться к груди Рафаэля и расплакаться. В смокинге и белой манишке Геррера выглядел довольно нелепо («Точно вышибала в ночном клубе», — иронически заметила Джесс), нелепо, но на удивление по-домашнему.
— Ты не можешь ничем ему помочь, так что оставь свои беспокойства хотя бы на сегодняшний вечер. Завтра ты вернешься домой. Ты должна быть готова встретить его.
— Да, — вздохнула Катриона.
Прочитав в самолете заголовок в газете, она, повинуясь первому порыву, вскочила на ноги. Ей нельзя лететь в Нью-Йорк, она должна немедленно вернуться домой. Если с Ши что-нибудь случится, ее сразу же разыщут в Барнхем-Парке… Но самолет уже находился в воздухе, и стюардесса приказала Катрионе немедленно вернуться в кресло и пристегнуться ремнями. Возвращаться было поздно.
Катриона кивнула и попыталась улыбнуться Рафаэлю.
— Неизвестность, — объяснила она, — самая ужасная вещь.
— Разумеется.
— Понимаешь, я безумно его люблю.
— Так или иначе, — успокоил ее Рафаэль, — все уладится. Не бойся.
Сказано это было так проникновенно, что Катриона почти поверила Рафаэлю.
За последний час Джесс трижды звонила в галерею.
И опять она разговаривала с помощником мистера Вальдхейма, очень энергичным светловолосым молодым человеком по имени Лайонел. На этот раз с успехом.
— Да-да, — промурлыкал Лайонел, — не волнуйтесь. Уже прибыла и повешена. Как и хотела принцесса фон Хольценбург.
Джесс с облегчением вздохнула:
— Слава Богу!
— Расслабьтесь, — посоветовал Лайонел. — Смотрится потрясающе. Несколько отличается от остальных картин, но все равно просто замечательно. Поразительно! Вам понравится.
— Прибыла. Все хорошо, — сообщила Джесс Андреа.
— Ну вот, — счастливо отозвалась Андреа. — А что я тебе говорила? — Она протянула бокал:
— Фред, лапочка, еще шампанского.
Джесс, Рафаэль и фон Хольценбурги ехали в первом лимузине. Бледная от волнения, Джесс изо всех сил сжала челюсти, чтобы не было слышно, как стучат ее зубы.
Они прибыли в десять минут седьмого, но публика уже валила в галерею через двери, над которыми висел огромный сине-белый плакат с надписью «ДЖЕССИКА ХАНТЕР:
МЕКСИКА».
Соломон Вальдхейм поджидал их у входа. Он сгреб Джесс в свои объятия.
— Дорогая моя, да это же просто сенсация! Картина фон Хольценбургов — настоящая бомба. Атомная бомба!
Вальдхейм повел Джесс в зал.
Зарывшись головой в меховой воротник нового демисезонного пальто, Андреа по пятам следовала за Джесс.
— Видишь, а что я говорил? — Вальдхейм широким жестом указал на толпу, собравшуюся у картины. — Бесподобно! Самая эмоциональная из всех твоих работ, что я видел.
Поздравляю!
Джесс посмотрела в направлении, куда указывал палец Соломона, и простонала:
— Но… но это невозможно…
— Мне так хотелось снова ее увидеть, — промурлыкала стоявшая рядом с Джесс Андреа. — И мне хотелось, чтобы люди тоже его увидели…
Вместо задымленного городского ландшафта с картины на Джесс пустыми глазницами, заполненными золотистыми маргаритками, смотрело лицо юноши.
И тут же, перед портретом, задумчиво склонив голову, стоял Танкреди Рейвн.
На мгновение Джесс решила, что перед ней возник призрак. Кровь отхлынула от лица точно так, как это случилось на операции, которую делал Рафаэль, а окружавшие звуки расплылись и накатывали бессмысленными волнами.
Джесс закрыла глаза. Она не могла поверить.
Сейчас Джесс откроет глаза, и картина с пейзажем Мехико, непонятным образом очутившаяся на соседней стене, вернется на предназначенное ей место.
Но этого не случилось.
Шокированная Джесс прикусила губу. Шок постепенно сменился бешенством. Как только Макс и Андреа могли так поступить с ней? И по какому дьявольскому плану здесь появился Танкреди?
Джесс поняла, что пока ее вопросы останутся без ответа.
Она сделала глубокий вдох. Она — старшая дочь генерала сэра Вильяма Хантера, и долгие годы духовной закалки научили ее держать себя в руках. Джесс гордо выпрямилась, вскинула подбородок и, улыбнувшись, позволила восторженному Вальдхейму повести себя в бурлящую гущу улыбающихся лиц и распростертых рук.
Посол Мексики в Соединенных Штатах, приятель Рафаэля, с чувством расцеловал Джесс в обе щеки.
— Поздравляю! Мой друг Геррера говорил о вас с таким восторгом. До чего же он был прав!
Джесс дала интервью обозревателям раздела искусств солидных толстых журналов, критикам, репортерам, с которыми весьма очаровательно обсудила свои работы и поделилась планами на будущее. Да, большую часть времени она проводит в Мексике. У нее студия в Сан-Мигель-де-Альенде и еще в Калифорнии. Да, она училась у Доминика Каселли в том же классе, что и Фред Риге — ах да — Альфред Смит.
— Это мой сын Стефан, — не скрывая гордости, рассказывала кому-то Андреа. — Разве он не прекрасен? Знаете, они с Джесс собирались пожениться. Я так хотела, чтобы он был здесь.
Голос Фреда:
— В чем дело, милая? Ты выглядишь словно увидела привидение.
Танкреди:
— Я рад за тебя, Гвиннет. Все мои предчувствия в отношении тебя сбылись. Я вознагражден. — Краешком глаза Джесс увидела, как Танкреди кончиком пальца взял Гвиннет за подбородок и обратил ее лицо к себе. — Хотел бы напомнить тебе, что нам предстоит давно отложенный ужин на двоих. Надеюсь, ты не забыла…
Наконец Танкреди по собственной инициативе подошел к Джесс и приветствующим жестом поднял бокал.
— Джесс, ты, вне всяких сомнений, гений. Я потрясен. Я купил зловещую картину с изображением мексиканской таверны. Дьявольски прекрасный свет на бутылках.
Но то, что я больше всего хотел бы купить, разумеется, не продается.
На первый взгляд Танкреди совершенно не изменился: моложавый и элегантный, в густой черной шевелюре ни единого седого волоска, но в то же время какая-то таинственная игра света высвечивала скрытые под благополучной внешностью пласты внутренней разрушенности — старости, дряхлости и страшной усталости.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прошипела Джесс.
Танкреди удивился:
— Меня пригласили, разумеется. Ты же знаешь, что я довольно много меценатствую от искусства. Я — один из лучших покупателей Вальдхейма. — Губы Танкреди изогнулись в знаменитой чарующей улыбке. — И я по счастливому случаю оказался в Нью-Йорке, Джесс. Хочу представить тебе своего нового друга Генриха. Он из Копенгагена. Очень скоро Генрих станет настоящей звездой.
Генрих пожал руку Джесс и приветливо улыбнулся, страстный, яркий блондин с оливково-смуглой кожей и глазами словно спелые вишни; вышитая белая сорочка и штаны из акульей шкуры как нельзя лучше подчеркивали его великолепную фигуру.
— Ах, Джесс, — закричал над ее ухом Вальдхейм, — с друзьями ты можешь поболтать и позже. Тут еще прорва людей, с которыми ты должна пообщаться, дорогая.
Но Джесс неожиданно проявила хантеровский характер.
— Позже, — отрезала она и, отвернувшись от Вальдхейма и улыбающегося розовощекого старичка с алой гвоздикой в лацкане пиджака, решительно направилась сквозь толпу к Максу.
— Отлично. Теперь объясни мне, что происходит. Портрет Стефана висел у меня в спальне в Сент-Элена! Вы не имени права брать его. Это моя личная собственность. Как вы немели?
— Но это не я. — Макс выглядел измученным. — Джесс, клянусь, я ничего не знал. Она, вероятно, послала за картиной от имени галереи. Смотрители решили, что так оно и должно быть. И в конце концов, Джесс, ты так редко там бываешь…
— Боже! — Джесс просто задыхалась, сердце ее бешено колотилось. — О Боже!
В открывшийся на минуту просвет в толпе она увидела, как Танкреди протиснулся к Андреа, увидела их головы, склонившиеся друг к другу, и как Танкреди взял руку Андреа в свои бледные ладони, а Андреа принялась кивать головой, внимательно слушая Рейвна.
— Выразить тебе не могу, до чего же я сожалею, — произнес Макс.
Галерея постепенно стала пустеть. Хотя не было еще и десяти часов, а последний посетитель уже выходил в двери, и в зале остались лишь Джесс, Рафаэль, Вальдхейм, Лайонел, охранники и уборщицы, атаковавшие переполненные пепельницы и подносы, уставленные бокалами со следами губной помады.
У Джесс страшно разболелась голова. Ей захотелось закрыть глаза и, открыв их, оказаться в Сан-Мигеле. Но в Сан-Мигель ей нельзя. Она должна вернуться на праздничный ужин в дом Гвиннет — место, куда ей меньше всего хотелось бы ехать.
Гостей было двадцать человек, включая Вальдхейма, Лайонела и нескольких избранных покупателей.
За время их отсутствия прислуга организовала в гостиной шведский стол с миниатюрными сандвичами с ракушками, обложенными креветками под соусом карри, кусками курятины на палочках, завернутыми в бекон и заправленными арахисовым соусом. В большом ассортименте были представлены паштеты, сыры и фрукты. Многочисленные бутылки шампанского потели в серебряных ведерках.
— Какая замечательная пирушка! — Андреа все еще куталась в пальто. Она протянула бокал, требуя снова наполнить его вином. — Джесс, ты сейчас упадешь! Я познакомилась с прекрасным молодым человеком. Ты знаешь Танкреди Рейвна? Он был близким другом Стефана. Он мне все о себе рассказал. Они со Стефаном вместе снимали квартиру в Танжере.
Представляешь? — Смех Андреа звучал, будто треснувший стакан. — Я пригласила Танкреди и его друга сюда на ужин, Гвин. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Конечно, нет, — ровным голосом ответила Гвиннет. — Но, увы, они не смогут прийти.
Фред — воплощенная вежливость — вел себя тихо, словно безмолвное привидение, но его беспокойный взгляд беспрестанно перебегал от лица Гвин к лицу Андреа.
— Какая жалость! — Андреа приняла заговорщический вид и весело прошептала Гвин:
— Знаешь, дорогая, он предложил мне понюшку кокаина. Ну разве не щедрость?
— Щедрость, — эхом отозвалась Гвиннет.
Джесс начала бить дрожь.
Рафаэль обнял ее за плечи.
— Я, пожалуй, лучше уведу ее отсюда. Она напилась до чертиков и может окончательно отключиться.
Андреа повернулась и помахала рукой кому-то на террасе.
«Кому она машет? — подумала Джесс. — Ведь там никого нет».
— Скверный мальчишка, — объявила Андреа с неожиданно просиявшим лицом и направилась к раздвижным дверям.
Катриона без устали мерила гостиную шагами, дожидаясь одиннадцатичасовых новостей, которые намеревалась посмотреть в кабинете Гвин. Возможно, будет что-нибудь о Фолклендах. Она схватила какой-то сандвич, без аппетита прожевав его, подошла к журнальному столику и уложила лежавшую на нем прессу в аккуратную стопку. Осталась четверть часа. Катриона встала.
— Прошу прощения. Новости…
Андреа открыла дверь и вышла в итальянский садик.
— Там так холодно, дорогая. Пожалуйста, вернись в комнату, — позвала ее Гвиннет.
Но Андреа вскочила на перила, распростерла руки, словно пытаясь обнять кого-то, и шагнула в темноту ночи.
Мгновение в гостиной царила полнейшая тишина. Макс выглядел растерянным, словно пытался вспомнить какую-то очень важную мысль, упорно от него ускользавшую.
Фред обернулся к Рафаэлю:
— Боже правый…
Но Рафаэль уже бросился мимо застывшей с пепельно-серым лицом Катрионы к входной двери и вскочил в лифт, изо всех сил желая, чтобы ему было кого спасать.
Потом гости услышали пронзительные крики и визг автомобильных шин.
Глава 7
— Когда я говорил, что можешь мне изменить, я не имел в виду этого типа.
— Я не изменяла тебе. Ни с кем.
— Я говорю не в буквальном смысле. Ты что, думаешь, я идиот? Я же видел, как ты на него смотрела. И слышал, что он тебе говорил. Он был чертовски уверен. Итак, у вас назначен ужин?
— Был. Шестнадцать лет назад.
— Значит, все время это был он? — допытывался Фред. — Так?
Гвиннет ответила не сразу. Она не могла отрицать, что сердце ее екнуло и замерло, когда без всякого предупреждения столько лет спустя перед ней возник Танкреди.
— Сейчас все это кончено, — твердо заявила Гвин.
Это случилось задолго до нашей с тобой встречи.
Фред откинул одеяла и выскочил из постели. Голый, он пересек комнату и, остановившись у окна, уставился в предрассветную темноту. Полшестого утра, а они с Гвин ни на минуту не сомкнули глаз. Гвиннет пристально смотрела на темный силуэт Фреда — спину, плечи, длинные мускулистые ноги.
— Здесь чертовски жарко, — пожаловался Фред. — Ты включила обогреватель на слишком большую мощность. Задохнуться можно.
Гвиннет не ответила. Фред всегда жаловался на жару.
Гвин, натянув на себя простыню до подбородка, смотрела на Фреда и ждала.
— Конечно, это он заставил Андреа сделать это, — неожиданно заключил Фред. — Он заставил ее прыгнуть.
Пораженная Гвиннет резко села на постели.
— Что? Фред, ты с ума сошел!
— Видишь? Ты и сейчас его защищаешь.
— Но Танкреди там даже не было.
— Ему и не надо было быть. О чем, ты полагаешь, они все время говорили там, в галерее? Как тебе кажется, что он рассказывал о Танжере?
— Прекрати.
— К тому же он угостил Андреа кокаином. Прекрасный ход. Разве не так же погиб и Стефан?
Фред обернулся, даже в темноте было видно, как побледнело его лицо. Настроение Фреда изменилось. Он больше не злился на Гвиннет. Теперь Фред почти просил:
— У этого парня дурной глаз, Джинджер. Он может управлять людьми, просто посмотрев на них. Он вскакивает прямо в мозги. И знает там все «красные кнопки», а главное — когда их нажимать. — Фред неприятно засмеялся. — И меня он, разумеется, знает.
Гвиннет вспомнила длиннющую девушку в самодельном платье, пытающуюся притвориться, что живет просто замечательно, девушку-дурнушку, готовую отдать все, лишь бы стать красавицей, а потом услышала волшебный голос Танкреди: «Очень смело, но с таким телосложением ты можешь ехать, куда тебе вздумается».
— Он не всегда был таким, — прошептала Гвин.
— Всегда.
Гвин покачала головой:
— Он никогда не хотел причинить кому-нибудь боль.
— Но вполне в том преуспел. Легко.
— Он не виноват.
— Нет? Не виноват в том, что трахнул мужа твоей подруги и спокойно смотрел, как Стефан сжигает свои мозги? Не говоря уже о других людях, о тебе, например! — выкрикнул Фред.
— Не будь Танкреди, это сделал бы кто-нибудь другой.
— Клянусь, что эта фраза звучала уже тысячи раз!
— Фред, ты должен посмотреть на картину в целом, а не на отдельные ее фрагменты, — попыталась объяснить Гвин. — Все это уходит в далекое прошлое. Танкреди испортили, когда он был ребенком. Скарсдейл разрушил личность сына…
Фред презрительно фыркнул:
— Великое извинение! Вас испортили, так вам все и должно сходить с рук. А каким, черт возьми, ты думаешь, было мое детство? Мой отец? Он правил семьей с помощью кулаков и ремня. Но я тем не менее никого не вынудил сигануть с крыши.
В словах Фреда сквозило сдерживаемое бешенство.
Несколько следующих недель Гвиннет почти не видела Фреда. Он укрылся в своей крепости на Канал-стрит и поднял подвесной мост. Когда они встретились, Фред был вежлив и сдержан.
Танкреди не звонил. Гвиннет решила, что он чересчур занят. В любом случае она и не ждала, что он позвонит, разве не так?
Гвиннет нашла себе новую квартиру на Западной Централ-парк и моментально туда переехала. Она не оставалась в своем пентхаусе на Парк-авеню ни минуты больше необходимого. Старая квартира пугала Гвин. Ночь за ночью она просыпалась в холодном поту, вновь и вновь переживая страшную картину: Гвин стоит в своей хорошенькой гостиной, смотрит сквозь раскрытые двери на пустую террасу и слышит воющий звук сирен…
— Я не изменяла тебе. Ни с кем.
— Я говорю не в буквальном смысле. Ты что, думаешь, я идиот? Я же видел, как ты на него смотрела. И слышал, что он тебе говорил. Он был чертовски уверен. Итак, у вас назначен ужин?
— Был. Шестнадцать лет назад.
— Значит, все время это был он? — допытывался Фред. — Так?
Гвиннет ответила не сразу. Она не могла отрицать, что сердце ее екнуло и замерло, когда без всякого предупреждения столько лет спустя перед ней возник Танкреди.
— Сейчас все это кончено, — твердо заявила Гвин.
Это случилось задолго до нашей с тобой встречи.
Фред откинул одеяла и выскочил из постели. Голый, он пересек комнату и, остановившись у окна, уставился в предрассветную темноту. Полшестого утра, а они с Гвин ни на минуту не сомкнули глаз. Гвиннет пристально смотрела на темный силуэт Фреда — спину, плечи, длинные мускулистые ноги.
— Здесь чертовски жарко, — пожаловался Фред. — Ты включила обогреватель на слишком большую мощность. Задохнуться можно.
Гвиннет не ответила. Фред всегда жаловался на жару.
Гвин, натянув на себя простыню до подбородка, смотрела на Фреда и ждала.
— Конечно, это он заставил Андреа сделать это, — неожиданно заключил Фред. — Он заставил ее прыгнуть.
Пораженная Гвиннет резко села на постели.
— Что? Фред, ты с ума сошел!
— Видишь? Ты и сейчас его защищаешь.
— Но Танкреди там даже не было.
— Ему и не надо было быть. О чем, ты полагаешь, они все время говорили там, в галерее? Как тебе кажется, что он рассказывал о Танжере?
— Прекрати.
— К тому же он угостил Андреа кокаином. Прекрасный ход. Разве не так же погиб и Стефан?
Фред обернулся, даже в темноте было видно, как побледнело его лицо. Настроение Фреда изменилось. Он больше не злился на Гвиннет. Теперь Фред почти просил:
— У этого парня дурной глаз, Джинджер. Он может управлять людьми, просто посмотрев на них. Он вскакивает прямо в мозги. И знает там все «красные кнопки», а главное — когда их нажимать. — Фред неприятно засмеялся. — И меня он, разумеется, знает.
Гвиннет вспомнила длиннющую девушку в самодельном платье, пытающуюся притвориться, что живет просто замечательно, девушку-дурнушку, готовую отдать все, лишь бы стать красавицей, а потом услышала волшебный голос Танкреди: «Очень смело, но с таким телосложением ты можешь ехать, куда тебе вздумается».
— Он не всегда был таким, — прошептала Гвин.
— Всегда.
Гвин покачала головой:
— Он никогда не хотел причинить кому-нибудь боль.
— Но вполне в том преуспел. Легко.
— Он не виноват.
— Нет? Не виноват в том, что трахнул мужа твоей подруги и спокойно смотрел, как Стефан сжигает свои мозги? Не говоря уже о других людях, о тебе, например! — выкрикнул Фред.
— Не будь Танкреди, это сделал бы кто-нибудь другой.
— Клянусь, что эта фраза звучала уже тысячи раз!
— Фред, ты должен посмотреть на картину в целом, а не на отдельные ее фрагменты, — попыталась объяснить Гвин. — Все это уходит в далекое прошлое. Танкреди испортили, когда он был ребенком. Скарсдейл разрушил личность сына…
Фред презрительно фыркнул:
— Великое извинение! Вас испортили, так вам все и должно сходить с рук. А каким, черт возьми, ты думаешь, было мое детство? Мой отец? Он правил семьей с помощью кулаков и ремня. Но я тем не менее никого не вынудил сигануть с крыши.
В словах Фреда сквозило сдерживаемое бешенство.
Несколько следующих недель Гвиннет почти не видела Фреда. Он укрылся в своей крепости на Канал-стрит и поднял подвесной мост. Когда они встретились, Фред был вежлив и сдержан.
Танкреди не звонил. Гвиннет решила, что он чересчур занят. В любом случае она и не ждала, что он позвонит, разве не так?
Гвиннет нашла себе новую квартиру на Западной Централ-парк и моментально туда переехала. Она не оставалась в своем пентхаусе на Парк-авеню ни минуты больше необходимого. Старая квартира пугала Гвин. Ночь за ночью она просыпалась в холодном поту, вновь и вновь переживая страшную картину: Гвин стоит в своей хорошенькой гостиной, смотрит сквозь раскрытые двери на пустую террасу и слышит воющий звук сирен…