Страница:
Большинство мужчин были в смокингах, а дам украшали разноцветные шелка и миткаль. У одной женщины с продолговатым лицом оливкового цвета и длинными черными волосами на лбу красовалась диадема. Слуга, но тоже в белом пиджаке, разносил на подносе прохладительные напитки.
— А где здесь ванная? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Это чуть дальше, — ответил один из мужчин. — По коридору, вторая дверь налево.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила Джесс.
Ванная комната оказалась очень большой.
Блаженствуя, Джесс легла в ванну и принялась рассматривать свое затуманенное клубами пара отражение на зеркальном потолке. Джесс намылила все тело и с помощью шампуня взбила на голове большую белоснежную пенную шапку. Потом, закрыв глаза, она поплавала, наслаждаясь чистотой, светом и теплом, а затем, борясь с непреодолимым желанием спать, прополоскала волосы, вышла из ванны и завернулась в большое пушистое зеленое махровое полотенце.
Спустя какое-то время она со вздохом наслаждения рухнула на кровать и мгновенно уснула без всяких сновидений.
Глава 6
Глава 7
— А где здесь ванная? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Это чуть дальше, — ответил один из мужчин. — По коридору, вторая дверь налево.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила Джесс.
Ванная комната оказалась очень большой.
Блаженствуя, Джесс легла в ванну и принялась рассматривать свое затуманенное клубами пара отражение на зеркальном потолке. Джесс намылила все тело и с помощью шампуня взбила на голове большую белоснежную пенную шапку. Потом, закрыв глаза, она поплавала, наслаждаясь чистотой, светом и теплом, а затем, борясь с непреодолимым желанием спать, прополоскала волосы, вышла из ванны и завернулась в большое пушистое зеленое махровое полотенце.
Спустя какое-то время она со вздохом наслаждения рухнула на кровать и мгновенно уснула без всяких сновидений.
Глава 6
Катриона страдала вот уже несколько недель, прошедших со дня разговора с Джонатаном. Она не знала, что сказать, и, теряясь в догадках, пыталась найти мало-мальски благополучный выход из сложившейся ситуации. Ей необходимо было с кем-нибудь поговорить о случившейся в ее жизни трагедии, или же она просто сойдет с ума. Но с кем?
В половине первого Катриона оставила машину в гараже на Пиккадилли и отправилась в «Фортнам и Мейсон», чтобы убить полчаса, остававшиеся до обеда с Викторией. Она сама не могла понять, что толкнуло ее назначить Виктории встречу именно здесь, В расположенный на шестом этаже ресторан Катриона поднялась на лифте. Стиснутая со всех сторон весело перешучивающимися покупателями, она напряженно держала скрещенные руки перед своим чуть округлившимся животом.
Вот уже месяц как она узнала о беременности, но Джонатану она пока ничего не говорила.
Катриона давно знала, что единственное, о чем мечтает Джонатан, — наследник, и, узнав о беременности жены, он больше не притронется к ней, пока не родится ребенок. К чему? Свою часть работы он уже выполнил. И тогда он станет проводить еще больше времени один в Лондоне.
«Надо положить этому конец, или я сойду с ума, — печально размышляла Катриона, сидя за небольшим мраморным столиком на две персоны, откуда прекрасно просматривался вход в ресторан. — Я не могу больше этого выносить. Я не хочу ни с кем делить мужа».
Виктория появилась ровно в час.
Выглядела она как всегда элегантно, но была уставшей и сильно похудела. Одета Виктория была в черную шелковую рубашку, заправленную в широкие черные брюки и оливкового цвета плащ с множеством кнопок, ремешков и карманов. Серебристые волосы теперь стали длиннее, разделенные ровным пробором, они свободно падали на плечи.
Катриона улыбнулась и помахала рукой, словно это была обычная встреча за обедом добрых старых школьных подруг.
Улыбнувшись, Виктория села за столик и сняла плащ, повесив его на спинку стула.
— Очень рада тебя видеть, — хорошо отработанным светским тоном приветствовала подругу Катриона, но, почувствовав, что в подобной ситуации подобный тон не совсем уместен, поспешила добавить:
— Ну как Вьетнам? Наверное, просто ужасно?
— Да, — ответила Виктория. — Ужасно.
— Должно быть, очень ужасно. — Катриона мало интересовалась войной во Вьетнаме. Война эта велась где-то далеко, на другом конце света, между странами и народами, которых она знать не знала. Война представлялась ей нереальной. Она несколько стыдилась своего равнодушия, но в настоящий момент у нее были заботы поважнее: вернуть Джонатана. — Там, наверное, очень опасно? — продолжала расспрашивать Катриона. Ты ведь бывала на фронте, да? Тебя ведь могли убить.
Виктория пожала плечами.
— С тем же успехом убить могут и в Сайгоне. Мне нравится, — сообщила Виктория. — Ты читала мои репортажи?
— Да. Джонатан собирает твои статьи. Они просто ужасны. Я имею в виду… их содержание. Невозможно поверить.
— И все это правда. Забавно, что люди только не выделывают в борьбе за выживание, не находишь? — Криво усмехнувшись, Виктория подняла свой стакан. — Салют!
Виктория обвела взглядом зал, наполненный сытой и хорошо одетой публикой.
— А здесь мило. Хорошо, что мы пришли сюда. Приятное времяпрепровождение. Завтра я уезжаю в Данлевен, повидаться с тетушкой Камерон.
— Как она?
— Стареет. Но по-прежнему шустрая. Она еще всех нас переживет…
Кольцо. Вот в чем дело. На пальце Виктории не было аметистового кольца, и без него руки ее выглядели как-то странно голыми, — А где твое кольцо? — не удержалась от вопроса Катриона. — Потеряла?
Виктория невольно взглянула на свои руки, потом подняла широко открытые, лишенные выражения глаза и кивнула.
— Да. Боюсь, что так, — после некоторой паузы сказала она.
— Какая досада. Мне так жаль. Ты его любила…
— Что ж, бывает, — холодно улыбнулась Виктория. — В конце концов, это всего лишь камень и металл. Я прекрасно могу обходиться и без него. — Она поставила стакан на стол и откинулась на стуле. — Но давай поговорим о тебе. Уверена, что тебе вовсе не интересно болтать о тетушке Камерон или о моем кольце. — Виктория попала в точку. — Что-то тебя беспокоит. Джонатан, разумеется?
Катриона уставилась на свои руки и кивнула. В горле у нее запершило.
— Я хотела… Даже не знаю, как тебе сказать.
— Попытайся. — Виктория поигрывала лежавшими рядом с тарелкой серебряными приборами.
— Видишь ли, это касается не только Джонатана, но и еще одного человека, — Катриона покраснела, — Танкреди.
Виктория изучала перечень вин.
— «Голубая монахиня» будет в самый раз, как думаешь?
Оно ко всему подойдет.
— Ах, что угодно. Прекрасно. — Катриона залпом осушила свой бокал в надежде обрести необходимое мужество. — Я не звонила, — робко начала она. — Но я не знаю, что делать, мне нужно с кем-нибудь поговорить. А у меня, кроме тебя, никого нет, Виктория. — Катриона снова покраснела и глубоко вздохнула. — Ты знаешь о Танкреди?
— Что знаю?
— Что… — голос Катрионы дрожал от волнения, — что он гомосексуалист.
— Кто заказывал креветки с авокадо? — поинтересовалась вдруг возникшая рядом со столиком официантка.
— Спасибо, — спокойно сказала Виктория. — Сюда, пожалуйста.
Официантка убрала пустые бокалы, принесла новые и наполнила их вином. Подруги снова остались наедине.
— Будет лучше, если ты мне обо всем расскажешь, — предложила Виктория. — С самого начала.
Уткнувшись взглядом в омлет с грибами, не в силах проглотить ни кусочка, Катриона поведала о том, как нашла записку Танкреди (это случилось больше года назад), как увидела Джонатана в «Таннерах» и об их разговоре с мужем в номере отеля «Савой».
— Виктория, пожалуйста, поговори с Танкреди. Попроси его оставить Джонатана в покое. Знаешь, у меня будет ребенок. Ты первая, кому я об этом говорю… разве этого недостаточно?
Виктория наклонилась вперед и слегка тронула запястье Катрионы.
— Прекрасная новость. Поздравляю.
— Что ж тут прекрасного. Если только Танкреди и…
Виктория вздохнула.
— Танкреди только что вернулся из Южной Америки.
Он полгода прожил в Каракасе.
— Каракас? Но этого не может быть! Возможно, он просто не хотел говорить тебе правды.
— Поверь мне, — мягко перебила Виктория, — Танкреди не встречался с Джонатаном. Он давно порвал с твоим мужем.
— Ах да, — рассеянно произнесла Катриона. — Джонатан сказал мне, что Танкреди никто не нужен.
— Никто. И Танкреди предупредил об этом Джонатана с самого начала. Он всегда честен.
— Это безнравственно.
— Послушай, — отодвинув тарелку в сторону, Виктория оперлась подбородком на руки и серьезно посмотрела на Катриону поверх стоявших в центре столика пурпурных хризантем, — Танкреди уже год как не вспоминает о Джонатане.
Он был одним из многих… как и Гвиннет.
— Гвиннет? — Глаза Катрионы, казалось, готовы были выскочить из орбит — настолько ее потрясло известие, что Танкреди переспал с Гвиннет. — Но она едва его знала! Как это могло произойти?.. Я имею в виду — когда?
— За день до твоей свадьбы. После этого Танкреди бросил Гвиннет так же, как он бросил Джонатана. Ему никто не нужен. Так что, с кем бы Джонатан ни встречался сейчас в Лондоне, это никак не мой брат. Прости, Кэт. Я ничем не могу тебе помочь.
— Но, — Катриона затрясла головой, — тогда кто…
Виктория не отрываясь смотрела в небесно-голубые глаза Катрионы.
— Постараюсь объяснить. Мне бы не хотелось, но кто-то же должен это сделать. Кэт, послушай. Танкреди коллекционирует красивых людей. Как только кто-то — не важно кто, мужчина или женщина, — привлечет его внимание, он тут же делает его или ее любовником или любовницей. Кажется, о Танкреди можно сказать, что он подлинный бисексуал. Но Джонатан не такой.
— Разумеется, не такой.
— Ты меня не слушаешь. Черт возьми, Кэт, да не будь ты наивной девочкой! — Виктория была откровенно огорчена тем, что Катриона все еще не могла или не хотела понять. — Джонатан никогда не даст тебе того, в чем ты нуждаешься. Он никогда не полюбит ни одну женщину. Он не может, и его не изменишь. Если тебе нужна любовь, придется найти кого-нибудь другого.
— Другого? — Глаза Катрионы сузились, показывая, что смысл слов Виктории наконец-то до нее дошел. — Значит, ты хочешь сказать, что Джонатан педераст? — Катриона вскочила на ноги. — Ты лжешь. Ты ужасная, отвратительная лгунья.
— Прости, Кэт. Я не хотела тебя обидеть.
— Ax, как любезно с вашей стороны!
— Правда ранит иногда, как… как любовь.
— Что ты знаешь о любви? Ты, любящая одну-единственную персону — саму себя! Вы с Танкреди два сапога — пара.
Вы стоите друг друга. — Катриона открыла сумочку и достала из нее двадцатифунтовую банкноту. — Я ненавижу тебя, Виктория Рейвн. Ты всегда хотела испортить мне жизнь. Всем нам. Ты завидуешь, потому что у меня есть нечто, чего нет у тебя, и ты хотела бы это стащить. Вот, — Катриона швырнула деньги на стол, — насладись обедом сполна!
Откинувшись на спинку стула и глядя вслед взбешенной Катрионе, которая с треском отворила дверь и выскочила из ресторана, Виктория Рейвн снова наполнила свой бокал и покачала головой.
В половине первого Катриона оставила машину в гараже на Пиккадилли и отправилась в «Фортнам и Мейсон», чтобы убить полчаса, остававшиеся до обеда с Викторией. Она сама не могла понять, что толкнуло ее назначить Виктории встречу именно здесь, В расположенный на шестом этаже ресторан Катриона поднялась на лифте. Стиснутая со всех сторон весело перешучивающимися покупателями, она напряженно держала скрещенные руки перед своим чуть округлившимся животом.
Вот уже месяц как она узнала о беременности, но Джонатану она пока ничего не говорила.
Катриона давно знала, что единственное, о чем мечтает Джонатан, — наследник, и, узнав о беременности жены, он больше не притронется к ней, пока не родится ребенок. К чему? Свою часть работы он уже выполнил. И тогда он станет проводить еще больше времени один в Лондоне.
«Надо положить этому конец, или я сойду с ума, — печально размышляла Катриона, сидя за небольшим мраморным столиком на две персоны, откуда прекрасно просматривался вход в ресторан. — Я не могу больше этого выносить. Я не хочу ни с кем делить мужа».
Виктория появилась ровно в час.
Выглядела она как всегда элегантно, но была уставшей и сильно похудела. Одета Виктория была в черную шелковую рубашку, заправленную в широкие черные брюки и оливкового цвета плащ с множеством кнопок, ремешков и карманов. Серебристые волосы теперь стали длиннее, разделенные ровным пробором, они свободно падали на плечи.
Катриона улыбнулась и помахала рукой, словно это была обычная встреча за обедом добрых старых школьных подруг.
Улыбнувшись, Виктория села за столик и сняла плащ, повесив его на спинку стула.
— Очень рада тебя видеть, — хорошо отработанным светским тоном приветствовала подругу Катриона, но, почувствовав, что в подобной ситуации подобный тон не совсем уместен, поспешила добавить:
— Ну как Вьетнам? Наверное, просто ужасно?
— Да, — ответила Виктория. — Ужасно.
— Должно быть, очень ужасно. — Катриона мало интересовалась войной во Вьетнаме. Война эта велась где-то далеко, на другом конце света, между странами и народами, которых она знать не знала. Война представлялась ей нереальной. Она несколько стыдилась своего равнодушия, но в настоящий момент у нее были заботы поважнее: вернуть Джонатана. — Там, наверное, очень опасно? — продолжала расспрашивать Катриона. Ты ведь бывала на фронте, да? Тебя ведь могли убить.
Виктория пожала плечами.
— С тем же успехом убить могут и в Сайгоне. Мне нравится, — сообщила Виктория. — Ты читала мои репортажи?
— Да. Джонатан собирает твои статьи. Они просто ужасны. Я имею в виду… их содержание. Невозможно поверить.
— И все это правда. Забавно, что люди только не выделывают в борьбе за выживание, не находишь? — Криво усмехнувшись, Виктория подняла свой стакан. — Салют!
Виктория обвела взглядом зал, наполненный сытой и хорошо одетой публикой.
— А здесь мило. Хорошо, что мы пришли сюда. Приятное времяпрепровождение. Завтра я уезжаю в Данлевен, повидаться с тетушкой Камерон.
— Как она?
— Стареет. Но по-прежнему шустрая. Она еще всех нас переживет…
Кольцо. Вот в чем дело. На пальце Виктории не было аметистового кольца, и без него руки ее выглядели как-то странно голыми, — А где твое кольцо? — не удержалась от вопроса Катриона. — Потеряла?
Виктория невольно взглянула на свои руки, потом подняла широко открытые, лишенные выражения глаза и кивнула.
— Да. Боюсь, что так, — после некоторой паузы сказала она.
— Какая досада. Мне так жаль. Ты его любила…
— Что ж, бывает, — холодно улыбнулась Виктория. — В конце концов, это всего лишь камень и металл. Я прекрасно могу обходиться и без него. — Она поставила стакан на стол и откинулась на стуле. — Но давай поговорим о тебе. Уверена, что тебе вовсе не интересно болтать о тетушке Камерон или о моем кольце. — Виктория попала в точку. — Что-то тебя беспокоит. Джонатан, разумеется?
Катриона уставилась на свои руки и кивнула. В горле у нее запершило.
— Я хотела… Даже не знаю, как тебе сказать.
— Попытайся. — Виктория поигрывала лежавшими рядом с тарелкой серебряными приборами.
— Видишь ли, это касается не только Джонатана, но и еще одного человека, — Катриона покраснела, — Танкреди.
Виктория изучала перечень вин.
— «Голубая монахиня» будет в самый раз, как думаешь?
Оно ко всему подойдет.
— Ах, что угодно. Прекрасно. — Катриона залпом осушила свой бокал в надежде обрести необходимое мужество. — Я не звонила, — робко начала она. — Но я не знаю, что делать, мне нужно с кем-нибудь поговорить. А у меня, кроме тебя, никого нет, Виктория. — Катриона снова покраснела и глубоко вздохнула. — Ты знаешь о Танкреди?
— Что знаю?
— Что… — голос Катрионы дрожал от волнения, — что он гомосексуалист.
— Кто заказывал креветки с авокадо? — поинтересовалась вдруг возникшая рядом со столиком официантка.
— Спасибо, — спокойно сказала Виктория. — Сюда, пожалуйста.
Официантка убрала пустые бокалы, принесла новые и наполнила их вином. Подруги снова остались наедине.
— Будет лучше, если ты мне обо всем расскажешь, — предложила Виктория. — С самого начала.
Уткнувшись взглядом в омлет с грибами, не в силах проглотить ни кусочка, Катриона поведала о том, как нашла записку Танкреди (это случилось больше года назад), как увидела Джонатана в «Таннерах» и об их разговоре с мужем в номере отеля «Савой».
— Виктория, пожалуйста, поговори с Танкреди. Попроси его оставить Джонатана в покое. Знаешь, у меня будет ребенок. Ты первая, кому я об этом говорю… разве этого недостаточно?
Виктория наклонилась вперед и слегка тронула запястье Катрионы.
— Прекрасная новость. Поздравляю.
— Что ж тут прекрасного. Если только Танкреди и…
Виктория вздохнула.
— Танкреди только что вернулся из Южной Америки.
Он полгода прожил в Каракасе.
— Каракас? Но этого не может быть! Возможно, он просто не хотел говорить тебе правды.
— Поверь мне, — мягко перебила Виктория, — Танкреди не встречался с Джонатаном. Он давно порвал с твоим мужем.
— Ах да, — рассеянно произнесла Катриона. — Джонатан сказал мне, что Танкреди никто не нужен.
— Никто. И Танкреди предупредил об этом Джонатана с самого начала. Он всегда честен.
— Это безнравственно.
— Послушай, — отодвинув тарелку в сторону, Виктория оперлась подбородком на руки и серьезно посмотрела на Катриону поверх стоявших в центре столика пурпурных хризантем, — Танкреди уже год как не вспоминает о Джонатане.
Он был одним из многих… как и Гвиннет.
— Гвиннет? — Глаза Катрионы, казалось, готовы были выскочить из орбит — настолько ее потрясло известие, что Танкреди переспал с Гвиннет. — Но она едва его знала! Как это могло произойти?.. Я имею в виду — когда?
— За день до твоей свадьбы. После этого Танкреди бросил Гвиннет так же, как он бросил Джонатана. Ему никто не нужен. Так что, с кем бы Джонатан ни встречался сейчас в Лондоне, это никак не мой брат. Прости, Кэт. Я ничем не могу тебе помочь.
— Но, — Катриона затрясла головой, — тогда кто…
Виктория не отрываясь смотрела в небесно-голубые глаза Катрионы.
— Постараюсь объяснить. Мне бы не хотелось, но кто-то же должен это сделать. Кэт, послушай. Танкреди коллекционирует красивых людей. Как только кто-то — не важно кто, мужчина или женщина, — привлечет его внимание, он тут же делает его или ее любовником или любовницей. Кажется, о Танкреди можно сказать, что он подлинный бисексуал. Но Джонатан не такой.
— Разумеется, не такой.
— Ты меня не слушаешь. Черт возьми, Кэт, да не будь ты наивной девочкой! — Виктория была откровенно огорчена тем, что Катриона все еще не могла или не хотела понять. — Джонатан никогда не даст тебе того, в чем ты нуждаешься. Он никогда не полюбит ни одну женщину. Он не может, и его не изменишь. Если тебе нужна любовь, придется найти кого-нибудь другого.
— Другого? — Глаза Катрионы сузились, показывая, что смысл слов Виктории наконец-то до нее дошел. — Значит, ты хочешь сказать, что Джонатан педераст? — Катриона вскочила на ноги. — Ты лжешь. Ты ужасная, отвратительная лгунья.
— Прости, Кэт. Я не хотела тебя обидеть.
— Ax, как любезно с вашей стороны!
— Правда ранит иногда, как… как любовь.
— Что ты знаешь о любви? Ты, любящая одну-единственную персону — саму себя! Вы с Танкреди два сапога — пара.
Вы стоите друг друга. — Катриона открыла сумочку и достала из нее двадцатифунтовую банкноту. — Я ненавижу тебя, Виктория Рейвн. Ты всегда хотела испортить мне жизнь. Всем нам. Ты завидуешь, потому что у меня есть нечто, чего нет у тебя, и ты хотела бы это стащить. Вот, — Катриона швырнула деньги на стол, — насладись обедом сполна!
Откинувшись на спинку стула и глядя вслед взбешенной Катрионе, которая с треском отворила дверь и выскочила из ресторана, Виктория Рейвн снова наполнила свой бокал и покачала головой.
Глава 7
— Добрый день. Я заходила к вам два раза, но вы так сладко спали, что жаль было вас будить.
Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.
В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.
Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.
Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами…
— Я принесла вам кое-что поесть.
— Спасибо. — Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:
— Простите, но где я?
— Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я — Андреа фон Хольценбург. Мой муж — Максимилиан фон Хольценбург. — Женщина криво усмехнулась. — Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.
Джесс смотрела, ничего не понимая.
— Стефан — мой сын. Кто-то подмешал в «Сангрию»
ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?
— Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.
— Прекрасно. Имя вам очень идет. — Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство. — Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь. — Андреа словно оправдывалась перед Джесс. — И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.
Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.
— Пожалуйста, не переживайте. — И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:
— А куда вы ездили за покупками?
— В Гватемалу, — сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско. — Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.
Джесс подцепила серебряной вилкой кусочек папайи и, съев его, отпила немного сока.
— Ваш муж коллекционирует картины?
Андреа кивнула.
— Вы сможете посмотреть их чуть позже, если вам это интересно. Макс очень гордится недавно купленной картиной Шагала. — Андреа ласково положила руку на плечо Джесс. — Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — честно призналась Джесс. — Благодарю вас.
— Мы полагали, что нашли всех пострадавших, но вы, очевидно, забрели слишком далеко. Мы ведь понятия не имели, кто участвовал в пикнике…
— Я была в винограднике. — Джесс слегка поморщилась. — Боюсь, что мне пора уходить.
Джесс как бы взглянула на себя со стороны — голая, стоявшая на четвереньках в теплой красноватой пыли. Интересно, а кто тот золотоволосый юноша? Вздохнув, Джесс решила, что ей никогда уже этого не узнать. Скорее всего оно и к лучшему, подумала она, краснея от стыда до корней волос и радуясь тому, что Андреа не может читать ее мысли.
— Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства. Вы были очень добры, так позаботившись обо мне.
А сейчас мне лучше бы встать и… одеться.
Джесс огляделась вокруг в поисках своей одежды.
— Дорогая моя, но у вас ничего нет, — сообщила Андреа.
— Я… О-о-о…
Джесс с ужасом смотрела на Андреа. Теперь она видела себя совершенно голой, весело дефилирующей по залу, заполненному людьми в вечерних нарядах. Болтающей что-то.
Пьющей и закусывающей. Самочинно принимающей ванну и занимающей чужую постель…
— Возможно, мы найдем вашу одежду позже, — тактично заметила Андреа. — А пока я дам вам что-нибудь из своего гардероба. У нас ведь почти один размер.
Андреа пересекла комнату, раздвинула двери стенного шкафа, достала из него белый махровый халат с монограммой на кармане.
— Кстати, сегодня утром приходил какой-то человек и спрашивал вас. Он говорит, что вы от него убежали.
Боже! Джон. О нем-то Джесс совсем забыла. Она, сморщившись, посмотрела на Андреа:
— И что вы сказали?
— Что вы еще спите и позвоните ему, когда проснетесь, а там уж сами решите, что делать дальше. В общем, мы его отправили и, думаю, поступили правильно. Видите ли, он выглядел очень злым.
Андреа покопалась в шкафу и, найдя там черный купальник бикини, добавила его к халату.
— Еще раз спасибо вам, — с облегчением вздохнула Джесс. — Я действительно больше не хочу его видеть.
— Ну разумеется, вы вольны поступать, как считаете нужным. — Андреа положила одежду на постель. — Теперь допивайте свой кофе. А потом, если хотите, наденьте все это и приходите к бассейну. Макс со Стефаном уже там.
Черный купальник, как и предполагала Андреа, сидел на Джесс превосходно. Накинув халат и расчесав волосы серебряной расческой, обнаруженной на изящном стеклянном туалетном столике, Джесс; посмотрелась в зеркало и нашла, что выглядит великолепно.
Медленно проведя пальцем по монограмме, выгравированной на ручке расчески — готические буквы образовывали корону, — Джесс вдруг остолбенела, вспомнив наконец имя фон Хольценбург. О них же можно было прочесть в любой газете. Принц Максимилиан — отпрыск знатного немецкого рода и принцесса Андреа — большая нефть в Техасе: великосветская семья, первые страницы прессы, бесчисленные фотографии, постоянные упоминания в светской хронике по всему миру.
«О Господи, — ужаснулась Джесс. — А я забралась к ним в виноградник, потом спала на их постели, а теперь вот напялила на себя одежду принцессы Андреа!»
Трепещущая, но с гордо поднятой головой, вновь ставшая дочерью генерала, сэра Уильяма Хантера, Джесс вышла во внутренний дворик и направилась вниз по утопающей в густых зарослях олеандра тропинке к бассейну.
При появлении Джесс Максимилиан вежливо встал и протянул девушке руку.
— Добро пожаловать. Меня зовут Макс фон Хольценбург. С моей женой вы, конечно, уже познакомились.
Джесс пожала протянутую руку.
— Прошу, — Макс подтянул новый шезлонг, — присаживайтесь. Стефан принесет вам что-нибудь выпить. — Подойдя к краю бассейна, Хольценбург захлопал в ладоши. — Я хотел бы представить вам нашего сына Стефана.
Из воды выскочил молодой человек, подошел к Джесс и улыбнулся.
— 3-з-здравствуйте. — Джесс почувствовала, что снова тонет в бездонной реке зеленых глаз юного сатира, оставившего ее лежать без сознания под виноградными лозами. — Мы уже встречались, — заикаясь, пролепетала Джесс.
— В самом деле? — Стефан смотрел на Джесс, и на лице его не было ни малейшего следа того, что он узнал свою вчерашнюю партнершу. — Надеюсь, вы останетесь у нас?
— Пока — да, — ответил за Джесс Макс.
— Нет, нет, — беспомощно возражала Джесс уже в конце дня. — Я не могу больше испытывать ваше терпение. Вы были более чем добры ко мне.
— Но я настаиваю, — твердо заявила Андреа. — Вы просто обязаны с нами пообедать и остаться на ночь. Макс отвезет вас домой завтра, в любое угодное вам время.
И Джесс очутилась за обедом, накрытым в том же зале, по которому она вчера бродила голой. Джесс весело болтала с Максом и Андреа, такими милыми и симпатичными, что казалось, они знакомы уже тысячу лет. Она с предельной честностью рассказала Хольценбургам о себе абсолютно все. Потом они со Стефаном гуляли по прохладным благоухающим садам.
Джесс радовалась тому, что Стефан не помнит их вчерашней встречи. Ей хотелось начать с ним все с самого начала.
Джесс с удовольствием отдалась на волю желаний и чувств, наполненных наслаждением и красотой. Позже сон продолжился шелковистостью кожи прижавшегося к ней Стефана, отблеском лунного света на прекрасных волосах юноши, его теплым свежим дыханием.
Когда Стефан взял руки Джесс и положил их на густой золотистый кустик волос, покрывавших пах, Джесс, с удовольствием сомкнувшая пальцы на восставшей плоти, почувствовала под атласом кожи ее стальную твердость. Кровь Стефана пульсировала в ладони Джесс. Он гордо прошептал:
— Я могу делать это всю ночь. Вечно. Ты ведь тоже хочешь меня?
Неделю спустя Джесс сидела с Максом в Сан-Франциско за столиком в привилегированной «капитанской каюте» ресторана «Трейдер Вике». Этим утром они приехали из Юнтвилла на темно-синем «мерседесе» Макса.
Джесс даже не верилось, что прошла целая неделя. Она пролетела в долгих ленивых валяниях на солнце у бассейна, ночных прогулках со Стефаном по мокрым от росы лужайкам, любовных утехах в любое время дня и в самых неожиданных местах — в бассейне, в пыльном шезлонге, на крыше стоявшей на холме заброшенной водонапорной башни, в той же разогретой пыли под виноградными лозами.
Джесс понимала, что надо уезжать, но всякий раз, поднимая этот вопрос, встречала деликатное, но стойкое сопротивление. Так к чему же было настаивать? Почему бы просто не расслабиться и не пожить еще немножко в волшебной сказке?
И не имело значения, что Стефан был необычным молодым человеком.
Официант наполнил бокалы хорошо охлажденным шампанским, и Джесс принялась за свой салат из листьев эндивия.
— Теперь вы знаете о Стефане правду, — мягко начал Макс.
Джесс кивнула:
— Да. А сразу я не поняла.
— Когда Стефан счастлив, он может быть почти нормальным.
— И он совсем не выглядит… — порывисто заговорила было Джесс, но тут же осеклась, оборвав себя на слове «слабоумным». В отношении Стефана это было не совсем верное определение. Слишком категорично и грубо.
— А что произошло? Несчастный случай? Автомобиль?
— Наркотики. — Макс взял кусочек хлеба из корзинки, задумчиво посмотрел на него и разломил надвое. — Передозировка.
Джесс нервно уставилась на лежавшие на скатерти две равные половинки хлеба. ПД. Кома. Клетки мозга отмирают.
Джесс все чаще и чаще слышала о таких вещах, но никогда не видела их последствий.
— Могло бы быть, разумеется, и хуже, — продолжал Макс. — Стефан мог превратиться просто в жвачное животное, безумного лунатика или вообще умереть. Ему повезло.
«Повезло»… Джесс оглянулась на собственные безрассудно прожитые годы, и ее слегка затошнило.
— Конечно, мы сами виноваты в случившемся, — печально произнес Макс. — Мы были такими наивными. Нам казалось, что с нами не может произойти ничего подобного.
— Я так вам сочувствую. — Джесс задумалась над тем, как Макс и Андреа переносят свое несчастье.
— Он счастлив. И Стефану хорошо живется в собственном доме с людьми, которых он знает и любит. Но за ним нужен глаз да глаз.
— А есть у Стефана какие-нибудь шансы выздороветь?
Со временем?
— Нет. — Макс покачал головой и принялся за рыбу.
Наблюдая за Максом, Джесс пыталась угадать истинную причину, по которой ее пригласили на обед. Она чувствовала, что Макс что-то обдумывает.
— Вам ведь было хорошо у нас, не так ли, Джессика? — спросил наконец Макс.
— Очень, — с сердечной искренностью призналась Джесс.
— Мы с Андреа очень полюбили вас. Мы люди одного круга, и вам, если вы останетесь у нас, совсем нетрудно будет войти в наше общество.
— Останусь? — Джесс опустила вилку.
Макс поднял указательный палец:
— Подождите, дайте мне закончить. Мы предлагаем вам приятную и чрезвычайно комфортную жизнь, хотя, разумеется, тут есть и другие соображения. Позвольте, я объясню какие.
Джесс с растущим беспокойством ждала.
— Вы должны знать картину в целом. Как вам известно, отец Андреа, Джерико Рей, — основатель и основной владелец «Рейко петролеум». Андреа его единственная дочь. Джерико всегда страшно жалел, что у него нет сына, но в крайнем случае у него всегда был Стефан. Род его не прерывался. — Макс отпил вина и промокнул рот салфеткой. — Мы еще не говорили старику о трагедии, случившейся со Стефаном.
Андреа уверена, что это известие убьет отца. И, поскольку Джерико уже за восемьдесят, он, вероятно, не должен ничего знать и даже подозревать… особенно если Стефан женится и станет отцом ребенка.
— Понимаю, — робко вставила Джесс. И она действительно поняла.
— Джерико составил завещание, согласно которому его собственность переходит к Стефану, либо когда ему исполнится двадцать пять лет, либо в случае женитьбы. Джессика, — ровным голосом спросил Макс, — вы согласны выйти замуж за нашего сына ради нашей дружбы и двадцати миллионов долларов?
— Я сказала, что мне надо подумать. — Джесс мерила шагами просторную студию Бориса Бейлода. — Но я, разумеется, не могу пойти на это.
— Почему «разумеется»? — Бейлод, сидя по-турецки на полу, потягивал из бутылки пиво «Дос Экъюс». — Дурой будешь, если не согласишься. Найми адвоката, составь грамотный брачный контракт, роди идиоту ребенка и линяй с несколькими миллионами. Такой шанс выпадает раз в жизни.
— Прекрати! — закричала Джесс. — Это подлость!
— Не позволяй им шантажировать тебя, — ровным голосом посоветовала Гвиннет.
— Шантажировать? Каким образом?
— Чувством вины. И желанием отблагодарить. Это не лучшие основания для выхода замуж за кого бы то ни было.
— Лучшие — двадцать миллионов долларов, — заметил Бейлод.
Два месяца спустя, в ноябре, в пятницу, Джесс опять пришла в студию.
Вчера праздновали день рождения Стефана. На небольшой семейной вечеринке присутствовали только Макс, Андреа, Стефан, Джесс, Гвиннет, лучший друг Стефана Парадизо и Бейлод — в качестве официального фотографа.
Засунув руки в карманы и подняв воротник пальто, Джесс принялась рассматривать пробные снимки, разбросанные на небольшом столике. Ей предстояло выбрать несколько снимков для дедушки Стефана — Джерико Рея.
Наиболее удачные, по его мнению, снимки Бейлод пометил красным карандашом.
Парадизо был лишь на одном снимке: в серо-черном кашемировом жакете поверх алой шелковой рубашки со стоячим воротником, улыбающийся с водительского кресла своего серебряного «феррари». Бейлод его опасался. Парадизо был слишком красив и слишком много внимания уделял Гвиннет: отвесив глубокий грациозный поклон, он галантно поцеловал руку Гвин.
Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.
В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.
Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.
Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами…
— Я принесла вам кое-что поесть.
— Спасибо. — Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:
— Простите, но где я?
— Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я — Андреа фон Хольценбург. Мой муж — Максимилиан фон Хольценбург. — Женщина криво усмехнулась. — Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.
Джесс смотрела, ничего не понимая.
— Стефан — мой сын. Кто-то подмешал в «Сангрию»
ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?
— Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.
— Прекрасно. Имя вам очень идет. — Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство. — Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь. — Андреа словно оправдывалась перед Джесс. — И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.
Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.
— Пожалуйста, не переживайте. — И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:
— А куда вы ездили за покупками?
— В Гватемалу, — сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско. — Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.
Джесс подцепила серебряной вилкой кусочек папайи и, съев его, отпила немного сока.
— Ваш муж коллекционирует картины?
Андреа кивнула.
— Вы сможете посмотреть их чуть позже, если вам это интересно. Макс очень гордится недавно купленной картиной Шагала. — Андреа ласково положила руку на плечо Джесс. — Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — честно призналась Джесс. — Благодарю вас.
— Мы полагали, что нашли всех пострадавших, но вы, очевидно, забрели слишком далеко. Мы ведь понятия не имели, кто участвовал в пикнике…
— Я была в винограднике. — Джесс слегка поморщилась. — Боюсь, что мне пора уходить.
Джесс как бы взглянула на себя со стороны — голая, стоявшая на четвереньках в теплой красноватой пыли. Интересно, а кто тот золотоволосый юноша? Вздохнув, Джесс решила, что ей никогда уже этого не узнать. Скорее всего оно и к лучшему, подумала она, краснея от стыда до корней волос и радуясь тому, что Андреа не может читать ее мысли.
— Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства. Вы были очень добры, так позаботившись обо мне.
А сейчас мне лучше бы встать и… одеться.
Джесс огляделась вокруг в поисках своей одежды.
— Дорогая моя, но у вас ничего нет, — сообщила Андреа.
— Я… О-о-о…
Джесс с ужасом смотрела на Андреа. Теперь она видела себя совершенно голой, весело дефилирующей по залу, заполненному людьми в вечерних нарядах. Болтающей что-то.
Пьющей и закусывающей. Самочинно принимающей ванну и занимающей чужую постель…
— Возможно, мы найдем вашу одежду позже, — тактично заметила Андреа. — А пока я дам вам что-нибудь из своего гардероба. У нас ведь почти один размер.
Андреа пересекла комнату, раздвинула двери стенного шкафа, достала из него белый махровый халат с монограммой на кармане.
— Кстати, сегодня утром приходил какой-то человек и спрашивал вас. Он говорит, что вы от него убежали.
Боже! Джон. О нем-то Джесс совсем забыла. Она, сморщившись, посмотрела на Андреа:
— И что вы сказали?
— Что вы еще спите и позвоните ему, когда проснетесь, а там уж сами решите, что делать дальше. В общем, мы его отправили и, думаю, поступили правильно. Видите ли, он выглядел очень злым.
Андреа покопалась в шкафу и, найдя там черный купальник бикини, добавила его к халату.
— Еще раз спасибо вам, — с облегчением вздохнула Джесс. — Я действительно больше не хочу его видеть.
— Ну разумеется, вы вольны поступать, как считаете нужным. — Андреа положила одежду на постель. — Теперь допивайте свой кофе. А потом, если хотите, наденьте все это и приходите к бассейну. Макс со Стефаном уже там.
Черный купальник, как и предполагала Андреа, сидел на Джесс превосходно. Накинув халат и расчесав волосы серебряной расческой, обнаруженной на изящном стеклянном туалетном столике, Джесс; посмотрелась в зеркало и нашла, что выглядит великолепно.
Медленно проведя пальцем по монограмме, выгравированной на ручке расчески — готические буквы образовывали корону, — Джесс вдруг остолбенела, вспомнив наконец имя фон Хольценбург. О них же можно было прочесть в любой газете. Принц Максимилиан — отпрыск знатного немецкого рода и принцесса Андреа — большая нефть в Техасе: великосветская семья, первые страницы прессы, бесчисленные фотографии, постоянные упоминания в светской хронике по всему миру.
«О Господи, — ужаснулась Джесс. — А я забралась к ним в виноградник, потом спала на их постели, а теперь вот напялила на себя одежду принцессы Андреа!»
Трепещущая, но с гордо поднятой головой, вновь ставшая дочерью генерала, сэра Уильяма Хантера, Джесс вышла во внутренний дворик и направилась вниз по утопающей в густых зарослях олеандра тропинке к бассейну.
При появлении Джесс Максимилиан вежливо встал и протянул девушке руку.
— Добро пожаловать. Меня зовут Макс фон Хольценбург. С моей женой вы, конечно, уже познакомились.
Джесс пожала протянутую руку.
— Прошу, — Макс подтянул новый шезлонг, — присаживайтесь. Стефан принесет вам что-нибудь выпить. — Подойдя к краю бассейна, Хольценбург захлопал в ладоши. — Я хотел бы представить вам нашего сына Стефана.
Из воды выскочил молодой человек, подошел к Джесс и улыбнулся.
— 3-з-здравствуйте. — Джесс почувствовала, что снова тонет в бездонной реке зеленых глаз юного сатира, оставившего ее лежать без сознания под виноградными лозами. — Мы уже встречались, — заикаясь, пролепетала Джесс.
— В самом деле? — Стефан смотрел на Джесс, и на лице его не было ни малейшего следа того, что он узнал свою вчерашнюю партнершу. — Надеюсь, вы останетесь у нас?
— Пока — да, — ответил за Джесс Макс.
— Нет, нет, — беспомощно возражала Джесс уже в конце дня. — Я не могу больше испытывать ваше терпение. Вы были более чем добры ко мне.
— Но я настаиваю, — твердо заявила Андреа. — Вы просто обязаны с нами пообедать и остаться на ночь. Макс отвезет вас домой завтра, в любое угодное вам время.
И Джесс очутилась за обедом, накрытым в том же зале, по которому она вчера бродила голой. Джесс весело болтала с Максом и Андреа, такими милыми и симпатичными, что казалось, они знакомы уже тысячу лет. Она с предельной честностью рассказала Хольценбургам о себе абсолютно все. Потом они со Стефаном гуляли по прохладным благоухающим садам.
Джесс радовалась тому, что Стефан не помнит их вчерашней встречи. Ей хотелось начать с ним все с самого начала.
Джесс с удовольствием отдалась на волю желаний и чувств, наполненных наслаждением и красотой. Позже сон продолжился шелковистостью кожи прижавшегося к ней Стефана, отблеском лунного света на прекрасных волосах юноши, его теплым свежим дыханием.
Когда Стефан взял руки Джесс и положил их на густой золотистый кустик волос, покрывавших пах, Джесс, с удовольствием сомкнувшая пальцы на восставшей плоти, почувствовала под атласом кожи ее стальную твердость. Кровь Стефана пульсировала в ладони Джесс. Он гордо прошептал:
— Я могу делать это всю ночь. Вечно. Ты ведь тоже хочешь меня?
Неделю спустя Джесс сидела с Максом в Сан-Франциско за столиком в привилегированной «капитанской каюте» ресторана «Трейдер Вике». Этим утром они приехали из Юнтвилла на темно-синем «мерседесе» Макса.
Джесс даже не верилось, что прошла целая неделя. Она пролетела в долгих ленивых валяниях на солнце у бассейна, ночных прогулках со Стефаном по мокрым от росы лужайкам, любовных утехах в любое время дня и в самых неожиданных местах — в бассейне, в пыльном шезлонге, на крыше стоявшей на холме заброшенной водонапорной башни, в той же разогретой пыли под виноградными лозами.
Джесс понимала, что надо уезжать, но всякий раз, поднимая этот вопрос, встречала деликатное, но стойкое сопротивление. Так к чему же было настаивать? Почему бы просто не расслабиться и не пожить еще немножко в волшебной сказке?
И не имело значения, что Стефан был необычным молодым человеком.
Официант наполнил бокалы хорошо охлажденным шампанским, и Джесс принялась за свой салат из листьев эндивия.
— Теперь вы знаете о Стефане правду, — мягко начал Макс.
Джесс кивнула:
— Да. А сразу я не поняла.
— Когда Стефан счастлив, он может быть почти нормальным.
— И он совсем не выглядит… — порывисто заговорила было Джесс, но тут же осеклась, оборвав себя на слове «слабоумным». В отношении Стефана это было не совсем верное определение. Слишком категорично и грубо.
— А что произошло? Несчастный случай? Автомобиль?
— Наркотики. — Макс взял кусочек хлеба из корзинки, задумчиво посмотрел на него и разломил надвое. — Передозировка.
Джесс нервно уставилась на лежавшие на скатерти две равные половинки хлеба. ПД. Кома. Клетки мозга отмирают.
Джесс все чаще и чаще слышала о таких вещах, но никогда не видела их последствий.
— Могло бы быть, разумеется, и хуже, — продолжал Макс. — Стефан мог превратиться просто в жвачное животное, безумного лунатика или вообще умереть. Ему повезло.
«Повезло»… Джесс оглянулась на собственные безрассудно прожитые годы, и ее слегка затошнило.
— Конечно, мы сами виноваты в случившемся, — печально произнес Макс. — Мы были такими наивными. Нам казалось, что с нами не может произойти ничего подобного.
— Я так вам сочувствую. — Джесс задумалась над тем, как Макс и Андреа переносят свое несчастье.
— Он счастлив. И Стефану хорошо живется в собственном доме с людьми, которых он знает и любит. Но за ним нужен глаз да глаз.
— А есть у Стефана какие-нибудь шансы выздороветь?
Со временем?
— Нет. — Макс покачал головой и принялся за рыбу.
Наблюдая за Максом, Джесс пыталась угадать истинную причину, по которой ее пригласили на обед. Она чувствовала, что Макс что-то обдумывает.
— Вам ведь было хорошо у нас, не так ли, Джессика? — спросил наконец Макс.
— Очень, — с сердечной искренностью призналась Джесс.
— Мы с Андреа очень полюбили вас. Мы люди одного круга, и вам, если вы останетесь у нас, совсем нетрудно будет войти в наше общество.
— Останусь? — Джесс опустила вилку.
Макс поднял указательный палец:
— Подождите, дайте мне закончить. Мы предлагаем вам приятную и чрезвычайно комфортную жизнь, хотя, разумеется, тут есть и другие соображения. Позвольте, я объясню какие.
Джесс с растущим беспокойством ждала.
— Вы должны знать картину в целом. Как вам известно, отец Андреа, Джерико Рей, — основатель и основной владелец «Рейко петролеум». Андреа его единственная дочь. Джерико всегда страшно жалел, что у него нет сына, но в крайнем случае у него всегда был Стефан. Род его не прерывался. — Макс отпил вина и промокнул рот салфеткой. — Мы еще не говорили старику о трагедии, случившейся со Стефаном.
Андреа уверена, что это известие убьет отца. И, поскольку Джерико уже за восемьдесят, он, вероятно, не должен ничего знать и даже подозревать… особенно если Стефан женится и станет отцом ребенка.
— Понимаю, — робко вставила Джесс. И она действительно поняла.
— Джерико составил завещание, согласно которому его собственность переходит к Стефану, либо когда ему исполнится двадцать пять лет, либо в случае женитьбы. Джессика, — ровным голосом спросил Макс, — вы согласны выйти замуж за нашего сына ради нашей дружбы и двадцати миллионов долларов?
— Я сказала, что мне надо подумать. — Джесс мерила шагами просторную студию Бориса Бейлода. — Но я, разумеется, не могу пойти на это.
— Почему «разумеется»? — Бейлод, сидя по-турецки на полу, потягивал из бутылки пиво «Дос Экъюс». — Дурой будешь, если не согласишься. Найми адвоката, составь грамотный брачный контракт, роди идиоту ребенка и линяй с несколькими миллионами. Такой шанс выпадает раз в жизни.
— Прекрати! — закричала Джесс. — Это подлость!
— Не позволяй им шантажировать тебя, — ровным голосом посоветовала Гвиннет.
— Шантажировать? Каким образом?
— Чувством вины. И желанием отблагодарить. Это не лучшие основания для выхода замуж за кого бы то ни было.
— Лучшие — двадцать миллионов долларов, — заметил Бейлод.
Два месяца спустя, в ноябре, в пятницу, Джесс опять пришла в студию.
Вчера праздновали день рождения Стефана. На небольшой семейной вечеринке присутствовали только Макс, Андреа, Стефан, Джесс, Гвиннет, лучший друг Стефана Парадизо и Бейлод — в качестве официального фотографа.
Засунув руки в карманы и подняв воротник пальто, Джесс принялась рассматривать пробные снимки, разбросанные на небольшом столике. Ей предстояло выбрать несколько снимков для дедушки Стефана — Джерико Рея.
Наиболее удачные, по его мнению, снимки Бейлод пометил красным карандашом.
Парадизо был лишь на одном снимке: в серо-черном кашемировом жакете поверх алой шелковой рубашки со стоячим воротником, улыбающийся с водительского кресла своего серебряного «феррари». Бейлод его опасался. Парадизо был слишком красив и слишком много внимания уделял Гвиннет: отвесив глубокий грациозный поклон, он галантно поцеловал руку Гвин.