Хиггинс Джек. Орел приземлился

   «Господи, – думал Герике, – неужели получилось, неужели наконец пошли?»
   Вибрация казалась невыносимой. Герике чуть-чуть дал ручку от себя, и хвост самолета поднялся. Машина под действием ветра слегка наклонилась на правый борт, но Герике выпрямил ее.
   Рев моторов, казалось, наполнил ночь. На скорости в восемьдесят миль Герике немного откинулся, но продолжал жать на ручку. Его вдруг охватило странное, шестое, чувство, порожденное несколькими тысячами часов, которые он налетал, то самое чувство, которое возникает, когда все идет нормально. Он потянул ручку на себя.
   – Пошли! – закричал он.
   Бомлер напряженно ожидал, вцепившись в рычаг шасси. И вдруг они оказались в воздухе. Герике вел машину прямо на серую стену, отказываясь сбавлять газ до последнего момента. Когда на высоте пятисот футов самолет вышел из тумана, Герике заложил вираж, и самолет полетел над морем.

* * *

   Макс Радл сидел в машине перед ангаром, потрясение глядя в туман.
   – Великий боже, – шептал он, – он взлетел!
   Он просидел еще минуту, слушая, как шум мотора замирает вдали, и кивнул Витту, который был за баранкой:
   – Как можно быстрее к дому, сержант. Мне надо успеть кое-что сделать.

* * *

   В «дакоте» напряжению не было нужды ослабевать. Его просто не было. Все разговаривали тихими голосами со спокойствием ветеранов, которые привычно делали свое дело, ставшее их второй натурой. Никому из группы не позволялось иметь при себе немецкие сигареты, и Риттер Нойманн и Штайнер выдавали каждому по одной.
   Альтманн сказал:
   – Ну, я вам скажу, этот капитан – настоящий летчик. Подняться в такой туман мог только настоящий ас.
   Штайнер повернулся к Престону, сидящему последним в цепочке.
   – Сигарету, лейтенант? – спросил он по-английски.
   – Большое спасибо, сэр, пожалуй, выкурю, – ответил Престон прекрасно поставленным голосом, что предполагало, что он опять играет капитана гвардейского полка.
   – Как вы себя чувствуете? – спросил Штайнер.
   – Я в отличном настроении, сэр, – спокойно ответил Престон. – Не могу дождаться, когда прыгну.
   Штайнер мысленно махнул рукой и пошел в кабину пилота где Бомлер наливал Герике кофе из термоса. Самолет летел на высоте две тысячи футов. Сквозь редкие разрывы в облаках видны были звезды и бледный серп луны. Внизу туман стлался по морю, как дым в домне. Эффектное зрелище!
   – Как дела? – спросил Штайнер.
   – Прекрасно. Осталось тридцать минут. Правда, ветер слабоват. Видимо, узлов пять.
   Штайнер посмотрел вниз, как в котел.
   – Как вы думаете прояснится к тому моменту, когда вы начнете спускаться?
   – Кто знает? – усмехнулся Герике. – Возможно, я окажусь на земле вместе с вами.
   В этот момент Бомлер, который сидел перед экраном радара, взволнованно ахнул:
   – Петер, тут что-то появилось.
   Они вошли в тучу, и Штайнер спросил:
   – Что бы это могло быть?
   – Возможно, ночной истребитель, отбившийся от своих, – сказал Герике. – Молитесь, чтобы это был не наш. А то он нас живо взорвет.
   Через несколько мгновений Штайнер ясно увидел двухмоторный самолет, закладывающий правый вираж.
   – "Москито", – сказал Герике и спокойно добавил: – Надеюсь, он, встретив друга, узнает его.
   «Москито» еще несколько мгновений шел с ними параллельным курсом, затем помахал крыльями, сделал правый вираж и скрылся в тучах на большой скорости.
   – Видите, – улыбнулся Герике Штайнеру. – Все, что надо – это жить правильно. Лучше идите к своим парням и проверьте, готовы ли они. Если все пойдет нормально, мы услышим Девлина за двадцать миль до места. Я вас позову. А теперь выметайтесь отсюда. Бомлеру надо сделать кое-какие расчеты.
   Штайнер вернулся в салон и сел рядом с Риттером Нойманном.
   – Уже скоро, – Нойманн протянул Штайнеру сигарету.
   – Большое спасибо, – сказал Штайнер, – как раз то, что мне нужно.

* * *

   На берегу было холодно, прилив уже залил песок на две трети полосы. Чтобы согреться, Девлин беспокойно ходил взад-вперед. В правой руке он держал включенный приемник. Без десяти двенадцать Джоанна Грей, которая пряталась от дождя под деревом, подошла к Девлину.
   – Они уже должны быть близко.
   Как бы в ответ на эти слова в приемнике затрещало, и голос Петера Герике поразительно ясно произнес:
   – Это «Орел», вы слышите меня, «Странник»?
   Джоанна Грей схватила Девлина за руку. Он стряхнул ее пуку и сказал в передатчик:
   – Громко и ясно.
   – Доложите, пожалуйста, обстановку над гнездом.
   – Видимость плохая, – ответил Девлин, – сто-сто пятьдесят ярдов, ветер свежеет.
   – Благодарю, «Странник». Расчетное время прибытия шесть минут.
   Девлин сунул радиотелефон Джоанне:
   – Держите связь, пока я расставлю лампы. – Он достал из рюкзака десяток ламп и быстро расставил их на берегу с интервалом в пятнадцать ярдов по направлению ветра и поочередно зажигая их. Затем повернулся и пошел параллельно огням на расстоянии двадцати ярдов от них.
   Вернувшись к Джоанне, он вытащил мощный фонарь и вытер пот со лба.
   – А, проклятый туман, – забеспокоилась она. – Они нас не увидят, знаю, что не увидят.
   Впервые за все время она сорвалась, и он успокаивающе дотронулся до ее руки:
   – Спокойно, девочка.
   Вдали очень тихо послышался шум мотора.

* * *

   «Дакота» опустилась до высоты тысячи футов и продолжала спускаться сквозь клочья тумана. Герике сказал через плечо:
   – У меня нет маневра, прыгать надо на первом заходе.
   – Спрыгнем, – уверил его Штайнер.
   – Повезло, господин полковник. Не забудьте, у меня в Ландсвоорте на льду бутылка «Дом Периньон». Мы разопьем ее вместе в воскресенье утром.
   Штайнер хлопнул его по плечу, вышел в салон самолета и кивнул Риттеру, который отдал команду. Парашютисты встали и прикрепили карабины к фалу. Брандт открыл дверь, и когда в салон ворвался холодный воздух с туманом, Штайнер прошел по всей цепочке, проверяя каждого человека.
   Герике спустил самолет так низко, что Бомлеру видны были белые барашки на волнах, бьющихся в темноте о берег. А впереди были туман и темнота.
   – Давай! – прошептал Бомлер, ударив кулаком по колену. – Давай, черт побери!
   И тут как будто вмешалась невидимая сила: неожиданный порыв ветра прорвал серую завесу, и в темноте ночи немного справа стали ясно видны параллельные ряды ламп Девлина.
   Герике кивнул. Бомлер нажал выключатель, и над головой Штайнера вспыхнул красный свет.
   – Готов! – крикнул он.
   Герике заложил правый вираж и убрал газ настолько, что спидометр показал сто миль. Самолет летел над берегом на высоте триста пятьдесят футов. Вспыхнул зеленый свет. В темноту прыгнул Риттер Нойманн, за ним Брандт, затем и остальные. Вдыхая ветер и резкий запах моря, Штайнер ждал, что Престон будет медлить. Но англичанин шагнул в пустоту без колебаний. «Хорошая примета» – подумал Штайнер и прыгнул вслед за ним.
   Выглянув в салон, Бомлер тронул Герике за руку:
   – Все спрыгнули, Петер. Пойду закрою дверь.
   Герике кивнул и повернул самолет в сторону моря. Не прошло и пяти минут, как затрещал приемник, и голос Девлина ясно сказал:
   – Все птенцы благополучно в гнезде.
   Герике взял микрофон:
   – Спасибо, «Странник». Счастливо! – И, обратившись к Бромлеру, сказал: – Передай это в Ландсвоорт немедленно. Радл, должно быть, этот час ходит как по раскаленным углям.

* * *

   Гиммлер работал в своем кабинете один при свете настольной лампы. Свет еле горел, в комнате было довольно холодно, но Гиммлер продолжал писать, не замечая ни того, ни другого. Раздался негромкий стук в дверь, и вошел Россман.
   Гиммлер поднял голову:
   – Что такое?
   – Только что получили сообщение от Радла из Ландсвоорта, господин рейхсфюрер. «Орел» приземлился.
   – Благодарю вас, Россман. Держите меня в курсе, – в голосе Гиммлера не отразилось никаких эмоций.
   – Слушаюсь, господин рейхсфюрер.

* * *

   Девлин, Штайнер и Джоанна Грей стояли у стола, рассматривая крупномасштабную карту района.
   – Вот здесь, позади церкви Святой Марии, – говорил Девлин, – Лужайка Старухи. Она принадлежит церкви, и сарай там в настоящий момент пуст.
   – Вы займете его завтра, – сказала Джоанна Грей Штайнеру. – Проведайте отца Верекера и скажите ему, что вы здесь на учениях и хотите провести ночь в сарае.
   – Вы уверены, что он согласится? – спросил Штайнер.
   Джоанна кивнула:
   – Без сомнения. Такие вещи происходят постоянно. Солдаты появляются то на учениях, то на форсированном марше и исчезают. Никто по-настоящему не знает, кто они. Десять месяцев назад тут проходила чехословацкая часть, и даже офицеры в ней могли сказать по-английски лишь несколько слов.
   – И еще, – добавил Девлин. – Верекер был капелланом в парашютно-десантных войсках в Тунисе, поэтому он из кожи вон будет лезть, чтобы помочь, когда увидит красные береты.
   – Что касается Верекера, то в нашу пользу есть даже более веский довод, – сказала Джоанна. – Верекер знает, что премьер-министр проводит уик-энд в Стадли Грэндже, и это льет воду на нашу мельницу. Сэр Генри проговорился на днях, когда слишком много выпил у меня дома. Конечно, Верекер поклялся молчать. Даже своей сестре рассказать не может, пока великий человек не уедет.
   – А как это поможет нам? – спросил Штайнер.
   – Да просто, – сказал Девлин. – Вы скажете, что прибыли сюда на уик-энд на учения. И при обычных-то обстоятельствах он воспринял бы это просто как факт. Но не забудьте, теперь он знает, что Черчилль посетит это место инкогнито, поэтому как еще объяснить присутствие боевой части, кроме как соображениями безопасности?
   – Конечно, – сказал Штайнер. – Часть спецбезопасности.
   – Верно, – кивнула Джоанна Грей. – Еще один аргумент в нашу пользу. Завтра вечером сэр Генри дает небольшой обед в честь премьер-министра. – Она улыбнулась и поправилась: – Простите, сегодня вечером. На восемь персон, в девятнадцать тридцать, и я приглашена. Я поеду только затем, чтобы извиниться, что не смогу присутствовать. Ну, скажем, что меня срочно вызвали на ночное дежурство в штаб Женских добровольных служб. Это случалось и раньше, поэтому сэр Генри и леди Уиллафби примут как должное. Конечно, если мы встретимся вблизи Грэнджа, то я смогу точно обрисовать вам размещение всех людей.
   – Отлично, – сказал Штайнер. – С каждой минутой дело кажется все более правдоподобным.
   Джоанна Грей заспешила:
   – Я должна идти.
   Девлин принес ее пальто. Штайнер взял его и галантно держал перед ней:
   – Вам не опасно ездить здесь одной в эти предутренние часы?
   – Господи, конечно нет, – улыбнулась Джоанна. – Я член автомобильного отряда Женских добровольных служб. Поэтому мне предоставлено право ездить на машине, что, правда, влечет за собой обязанность оказывать экстренную помощь в деревне и округе. Мне часто приходится рано утром возить людей в госпиталь. Мои соседи привыкли к этому.
   Открылась дверь, и вошел Риттер Нойманн. На нем был маскировочный костюм парашютиста, а на красном берете – значок САС с кинжалом и крыльями.
   – Все в порядке? – спросил Штайнер.
   Риттер кивнул:
   – Все устроены на ночь. Одно только вызывает недовольство – нет сигарет.
   – Ну ясно. Я же знала, что что-то забыла. Я оставила их в машине. – Джоанна поспешила на улицу.
   Через несколько минут она вернулась и положила на стол две упаковки «Плейер» по пятьсот пачек сигарет и по двадцать штук в каждой.
   – Матерь божья, – поразился Девлин. – Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? Это же чистое золото. Откуда они?
   – Со складов Женской добровольной службы. Видите, к прочим своим достоинствам я еще прибавила воровство. – Она улыбнулась. – А теперь, джентльмены, я должна вас покинуть. Мы встретимся снова – случайно, конечно, – завтра, когда вы будете в деревне.
   Штайнер и Нойманн отдали честь, а Девлин проводил ее до машины. Когда он вернулся, оба немца уже открыли одну из упаковок и курили у огня.
   – Я тоже возьму пару пачек, – сказал Девлин.
   Штайнер подал ему огонь:
   – Миссис Грей – выдающаяся женщина. Кого вы оставили за главного, Риттер? Престона или Брандта?
   – Я знаю, кто считает себя главным.
   Раздался тихий стук в дверь, и вошел Престон. Маскировочная куртка, револьвер в кобуре на поясе, красный берет, надетый набок под точно положенным углом, – все это делало его еще более красивым, чем обычно.
   – А, – сказал Девлин, – мне нравится. Очень лихо. Ну как ты, сынок? Счастлив снова попирать родную землю, так?
   По выражению лица Престона было видно, что Девлин напомнил о чем-то, что необходимо было стереть из памяти.
   – Вы мне показались не слишком интересным в Берлине. А сейчас и подавно. Я бы не возражал, если бы вы перенесли свое внимание на какой-нибудь другой объект.
   – Господи, кого это он сейчас играет, черт побери? – удивился Девлин.
   Престон обратился к Штайнеру:
   – Будут какие-нибудь приказания, сэр?
   Штайнер взял обе упаковки с сигаретами и вручил ему:
   – Буду вам очень обязан, если вы раздадите их солдатам.
   – Они вас за это полюбят, – вставил Девлин.
   Престон проигнорировал его слова, взял упаковки и ловко откозырял:
   – Очень хорошо, сэр.

* * *

   Атмосфера в «дакоте» была воистину эйфорической. Полет обратно проходил совершенно без инцидентов. Самолет был уже в тридцати милях от голландского берега. Бомлер открыл термос и налил Герике кофе. «Дома и сухие», – сказал он.
   Герике весело кивнул. Но внезапно улыбка сошла с его лица. В наушниках он услышал знакомый голос. Ганс Бергер – диспетчер его старой части № 167.
   Бомлер тронул его за плечо:
   – Это ведь Бергер?
   – А кто же еще? – сказал Герике. – Ты слышал его часто.
   – Поверните на курс 083 градуса, – протрещал сквозь разряды голос Бергера.
   – Похоже, он направляет ночного истребителя на цель, – сказал Бомлер, – в нашу сторону.
   – До цели пять километров.
   Вдруг голос Бергера зазвучал как удар молотка по последнему гвоздю в крышке гроба – четкий, ясный, окончательный.
   У Герике внутри все сжалось, ощущение по силе было почти сексуальным. Он не испугался. Как будто после стольких лет погони за смертью он теперь стремился к ней в объятия.
   Бомлер конвульсивно схватил его за руку.
   – Это мы, Петер! – закричал он. – Цель – это мы!
   Когда снаряд влетел снизу в кабину, разрывая приборную доску и разбив в осколки лобовое стекло, «дакота» яростно закачалась из стороны в сторону. Шрапнелью оторвало часть правой ноги Герике и раздробило ему левую руку. Мозг точно обрисовал ему, что произошло. «Наклонная музыка», нанесенная снизу одним из его товарищей, – на этот раз получил эту музыку он.
   Герике судорожно вцепился в ручку и изо всех сил потянул ее на себя, когда «дакота» начала падать. Бомлер делал безуспешные попытки встать на ноги, кровь заливала ему лицо.
   – Прыгай! – закричал Герике, стараясь пересилить свист ветра, врывающегося сквозь выбитое лобовое стекло. – Я долго не удержу машину!
   Бомлер встал и попытался что-то сказать. Герике резко взмахнул левой рукой и ударил его по лицу. Боль в руке была нечеловеческой, и он снова бешено закричал:
   – Пошел! Это приказ!
   Бомлер пошел к двери в конец салона. Самолет был в чудовищном состоянии: фюзеляж пробит в нескольких местах, и осколки его кружились в салоне. Бомлер почувствовал запах дыма и горящего масла. Паника прибавила ему силы, когда он безуспешно пытался открыть дверь, которую заело.
   «Господи боже мой, не дай мне сгореть, – думал он. – Все, что угодно, только не это». – Вдруг дверь подалась, и он выпал в ночь.
   «Дакота» вошла в штопор. Бомлер сделал сальто и со страшной силой ударился головой о хвост, но правой рукой инстинктивно вцепился в металлическое кольцо. Он потянул его в момент смерти. Парашют раскрылся, как странный бледный цветок, и нежно понес Бомлера во тьму.
   «Дакота» еще летела, теперь уже вниз, правый мотор горел пламя распространялась по крылу, добираясь до фюзеляжа. Герике сидел за рулем, все еще стараясь удержать самолет, не замечая, что левая рука перебита в двух местах.
   Глаза его были залиты кровью. Он слабо засмеялся, пытаясь что-то увидеть сквозь дым и кровь. Надо же так умереть! Не будет теперь визита в Каринхалле, не получит он «Рыцарского креста». Его отец будет разочарован. Хотя могут наградить этим проклятым крестом посмертно.
   Внезапно дым рассеялся, и сквозь клочки тумана Герике увидел море. Голландский берег должен быть где-то рядом. Внизу находились корабли, кажется два. Цепочка трассирующих пуль потянулась к нему. Какой-то чертов торпедный катер показывал зубы. Все это выглядело очень забавно. Герике попытался пошевелиться в кресле и понял, что левую ногу заклинило осколком фюзеляжа. Но это не имело уже никакого значения, потому что он был слишком низко, чтобы прыгать. Он был на высоте лишь трехсот футов и видел, что торпедный катер слева охотится за ним, как гончая, обстреливая его изо всех орудий, и снаряды рвались в «дакоте» один за другим.
   – Ублюдки! – закричал Герике. – Идиоты! – Он снова слабо засмеялся и тихо спросил, как будто Бомлер все еще сидел слева от него: – С кем же я все-таки воюю, черт побери?
   Неожиданно резкий порыв ветра снова разорвал дым, и Герике увидел не более чем в сотне футов стремительно приближающееся море.
   В этот момент – единственный раз в жизни, когда ему действительно это стало важно, – он проявил себя асом. Его пронзил мощный инстинкт самосохранения, который придал ему новые силы. Герике потянул ручку и, несмотря на чудовищную боль в левой руке, дал газ и опустил элероны.
   «Дакота» почти остановилась, затем хвост ее начал падать. Герике нажал на газ, чтобы выпрямить машину, и со всей силы навалился на ручку. Самолет три раза ударился о воду, скользя по поверхности подобно гигантской доске, и остановился. Горящий мотор сердито зашипел, когда на него налетела волна.
   Мгновение Герике сидел неподвижно. Все делал неправильно, не по инструкции, но тем не менее вопреки всем и вся сделал, что надо. Ноги его находились в воде. Он попытался встать, но левую ногу заклинило наглухо. Герике снял пожарный топорик, висевший справа, и со всей силы ударил по осколку фюзеляжа и по ноге, разрубив лодыжку. Но он уже ничего не соображал.
   Герике не удивился, что встал и что нога освободилась. Он без труда открыл капот и выпал в воду, потянув за кольцо спасательного жилета. Жилет быстро наполнился воздухом. Герике оттолкнулся от крыла, «дакота» начала тонуть.
   Когда подошел торпедный катер, Герике даже не потрудился повернуть голову – он наблюдал, как тонет «дакота».
   – Ты молодец, старушка, молодец, – прошептал он.
   Рядом с ним в воду плюхнулся конец, и кто-то крикнул по-английски с сильным немецким акцентом:
   – Хватайся, томми, мы тебя вытянем. Ты теперь в безопасности.
   Герике посмотрел на молодого немецкого морского лейтенанта и моряков, перегнувшихся через перила над ним.
   – В безопасности, да? – рявкнул он по-немецки. – Вы идиоты и ублюдки, я же на вашей стороне.

Глава 15

   Было уже больше десяти часов в воскресенье утром, когда Молли поехала верхом по полям в направлении Хобс Энда. Ливень, хлеставший всю ночь, сменился легким моросящим дождиком, но болото все еще было окутано туманом.
   Молли встала рано и уже хорошо поработала: накормила скотину, сама подоила коров, потому что Лейкеру Армсби надо было рыть могилу. Решение съездить на болото пришло к ней неожиданно. Она не могла ждать, когда Девлин заедет за ней, несмотря на данное ему обещание, ее объял ужас, что с ним что-то случилось. Тем, кого ловили на операциях на черном рынке, давали большие сроки тюремного заключения.
   Она направила лошадь в болото, чтобы подъехать к дому сзади, со стороны камышовых зарослей, и предоставила лошади самой выбирать дорогу. Грязная вода доходила лошади до брюха и набиралась даже в высокие сапоги Молли. Но девушка не обращала на это внимания. Она перегнулась через шею лошади, чтобы разглядеть что-нибудь в тумане. И вдруг почувствовала запах дыма. Вот из тумана показались сарай и дом, и из трубы действительно шел дым.
   Молли заколебалась, не зная, что делать. Лайам был дома, по-видимому, вернулся раньше, чем предполагал, но, если она сейчас войдет, он подумает, что она снова что-то разнюхивает. Молли пришпорила лошадь и начала разворачиваться.

* * *

   В сарае солдаты готовились к выходу. Брандт и унтер-офицер Альтманн руководили установкой на «джипе» тяжелого пулемета М2. Престон стоял, заложив руки за спину, и наблюдал за ними с таким видом, будто именно он руководил работой.
   Вернер Бригель и Клугл приоткрыли одну из ставен, и Вернер рассматривал в полевой цейссовский бинокль болото. В зарослях и на заросших тростником дамбах сидели птицы. Их было вполне достаточно, чтобы удовлетворить даже его интерес – поганки, белые шотландские куропатки, большой кроншнеп, свистухи, черные казарки.
   – Вот хорошая птица, – сказал он Клуглу, – зеленый болотный кулик. Она здесь пролетом обычно осенью, но иногда здесь зимует. – Бригель продолжал обзор, и тут в его поле зрения оказалась Молли. – Господи, за нами следят. Мгновенно Бранд и Престон подскочили к нему. Престон сказал:
   – Я ее приведу, – и побежал к двери.
   Брандт хотел схватить его, но опоздал. В несколько прыжков Престон пересек двор и вбежал в камыши. Молли повернулась к нему и натянула поводья. Первая ее мысль была, что это Девлин. Престон успел схватить поводья, и она с удивлением посмотрела на него.
   – Пошли.
   Престон протянул руку, но Молли попыталась повернуть лошадь:
   – Эй, оставь меня. Я ничего не сделала.
   Он схватил ее за правую руку и стянул с седла, подхватив на лету.
   – Посмотрим, посмотрим.
   Она сопротивлялась, и он, сжав ее крепче, перекинул через плечо и понес по камышам к сараю. Молли брыкалась и кричала. Девлин еще на рассвете осмотрел берег, чтобы убедиться, что прилив смыл все следы ночной деятельности парашютистов. После завтрака он пошел со Штайнером снова на берег, чтобы показать ему ту часть района, откуда их должны были забрать. Они возвращались, когда в тридцати ярдах от дома из болота появился Престон, неся на плече девушку.
   – Что это? – требовательно спросил Штайнер Девлина.
   – Это Молли Прайор, о которой я вам рассказывал.
   Девлин помчался к дому и вбежал во двор в тот момент, когда Престон подошел к двери.
   – Отпусти ее, черт тебя побери! – закричал Девлин.
   Престон обернулся:
   – Я вам не подчиняюсь.
   Но Штайнер, бежавший вслед за Девлином, пришел на помощь.
   – Лейтенант Престон, – крикнул он металлическим голосом, – немедленно отпустите леди.
   Престон помедлил и неохотно отпустил Молли. Она тут же дала ему пощечину.
   – Убери свои руки, ты, говнюк, – крикнула Молли.
   В сарае раздался хохот, и сквозь открытую дверь Молли увидела ряд ухмыляющихся лиц, а за ними грузовик и «джип» с установленным пулеметом.
   Девлин оттолкнул Престона:
   – Он тебе не сделал больно, Молли?
   – Лайам, – растерянно сказала она. – Что это? Что здесь происходит?
   Вмешался Штайнер. Он поставил все на свои места, сделав это очень естественно.
   – Лейтенант Престон, – холодно произнес он. – Вы немедленно извинитесь перед молодой леди.
   Престон поколебался, и Штайнер внушительно повторил:
   – Немедленно, лейтенант!
   Престон щелкнул каблуками:
   – Покорно прошу прощения, мэм. Ошибка вышла, – сказал он с некоторой иронией и вошел в сарай.
   Штайнер торжественно отдал честь:
   – Не могу выразить вам, как я огорчен всем этим неприятным делом.
   – Это полковник Картер, Молли, – объяснил Девлин.
   – Польского независимого парашютного отряда, – добавил Штайнер. – Мы здесь для тактических учений, и, боюсь, лейтенант Престон слишком увлекается, когда дело касается безопасности.
   Молли растерялась еще больше.
   – Но, Лайам... – начала она.
   Девлин взял ее под руку.
   – Пошли, поймаем твою лошадь и посадим тебя в седло. – Он подтолкнул ее в сторону болота, где лошадь мирно пощипывала траву. – Видишь, что ты наделала? – выговаривал он ей. – Разве я не велел тебе ждать, пока не заеду за тобой во второй половине дня? Когда ты научишься не совать нос в дела, которые тебя не касаются?
   – Но я не понимаю, – сказала она. – Парашютисты, и грузовик, и «джип», которые ты красил...
   Он яростно схватил ее за руку:
   – Ради бога, Молли, помни о безопасности. Ты что, не поняла, что тебе говорил полковник? А почему, ты думаешь, лейтенант так реагировал? У них здесь особая миссия. Ты все узнаешь, когда они уедут, но пока это совершенно секретно, и ты не должна ни одной живой душе говорить, что видела их здесь. Поклянись своей любовью ко мне.
   Она глядела на него, и в глазах ее появилось понимание.
   – Теперь мне понятно, – сказала она. – Все, что ты делал, ночные поездки и так далее. Я-то думала, что это связано с черным рынком, а ты не возражал. Я ошибалась. Значит, ты все еще в армии?
   – Да, – сказал он, и в его словах была доля правды, – боюсь, что так.
   Глаза ее сияли.
   – О, Лайам, сможешь ты когда-нибудь простить меня за то, что я считала тебя дешевым мошенником, спекулирующим шелковыми чулками и виски в близлежащих пабах?
   Девлин глубоко вздохнул и вымученно улыбнулся: