Хиггинс Джек. Орел приземлился

   – Думаю, было бы правильнее сказать, что мы понимаем друг друга, – сказал Штайнер. – Вместе мы очень внимательно посмотрели карту. Огромной помощью будет посылка вперед Девлина, поверьте мне.
   – Что еще мне следует знать?
   – Да, молодой Вернер Бригель бывал в тех местах.
   – Бригель? – спросил Радл. – Кто это?
   – Унтер-офицер. Двадцать один год. Три года службы. Родом из местечка на Балтийском море, которое называется Барт. Говорит, что береговая полоса там сильно похожа на Норфолк. Огромные безлюдные песчаные пляжи и масса птиц.
   – Птиц? – переспросил Радл.
   Штайнер улыбнулся в темноте:
   – Я не сказал вам, что птицы – это страсть в жизни молодого Вернера. Однажды под Ленинградом нас от нападения партизан спасла огромная стая скворцов, которую они вспугнули. Мы с Вернером оказались в простреливаемом месте и лежали, уткнувшись лицом в грязь. Полчаса он рассказывал мне во всех подробностях, как скворцы перелетают на зиму в Англию.
   – Захватывающе, – с иронией заметил Радл.
   – Можете смеяться, но для нас мерзкие тридцать минут прошли довольно быстро. Кстати, именно эта страсть заставила его поехать с отцом в Северный Норфолк в 1937 г. Там, по-видимому, все побережье славится птицами.
   – Ну, ладно, – сказал Радл. – Каждый сходит с ума по-своему. А как насчет вопроса, кто говорит по-английски? Вы с этим разобрались?
   – Лейтенант Нойманн, унтер-офицер Альтманн и юный Бригель говорят по-английски хорошо, но, конечно, с акцентом. Брандт и Клугл на ломаном языке. Достаточно, чтобы столковаться. Между прочим, подростком Брандт работал матросом на грузовых судах на линии Гамбург – Гулль.
   Радл кивнул:
   – Могло быть и хуже. Скажите, а Нойхофф вообще не расспрашивал вас?
   – Нет, но ясно, что ему очень любопытно. А бедная Ильзе просто вне себя от беспокойства. Мне придется убедить ее не поднимать разговора обо всем этом с Риббентропом в непродуманной попытке спасти меня, сама не зная от чего.
   – Хорошо, – сказал Радл. – Вы сидите тихо и ждите. Через неделю – дней десять вы получите приказ о передислокации. Все будет зависеть от того, как скоро я найду подходящую базу в Голландии. Как вы знаете, Девлин, по всей вероятности, отправится примерно через неделю. А теперь, думаю, нам надо вернуться в дом.
   Штайнер дотронулся до его руки:
   – А мой отец?
   Радл сказал:
   – Было бы нечестно с моей стороны заставить вас верить, что у меня в этом вопросе есть хоть какое-нибудь влияние. Дело ведет лично Гиммлер. Все, что я могу сделать – а сделаю я это обязательно, – это рассказать ему, как охотно вы идете на эту операцию.
   – И вы честно думаете, что этого будет достаточно?
   – А вы?
   Смех Штайнера был совсем невеселым.
   – У него нет такого понятия, как честь.
   Замечание это звучало на удивление старомодно, и Радл был заинтригован.
   – А у вас? – спросил он. – У вас есть?
   – Возможно, и нет. Возможно, это слишком громкое слово, чтобы выразить то, что я имею в виду. Просто – держать данное слово, не бросать друзей в беде. Все это вместе и составляет честь?
   – Не знаю, друг мой, – ответил Радл. – Могу с уверенностью сказать только одно – вы слишком хороши для мира рейхсфюрера, поверьте. – Он обнял Штайнера за плечи. – А теперь нам действительно лучше вернуться.

* * *

   Ильзе, полковник Нойхофф и Девлин сидели за круглым столиком у камина, и она раскладывала пасьянс.
   – Ну-ну, удивите меня, – сказал Девлин.
   – Вы хотите сказать, что не верите в бога, мистер Девлин? – спросила Ильзе.
   – Такой приличный католик, как я? Гордый продукт всего самого лучшего, что могли вложить иезуиты, фрау Нойхофф? – Он усмехнулся. – Что вы теперь скажете?
   – Что вы в высшей степени суеверный человек, мистер Девлин. – Улыбка сползла с ее лица. – Видите ли, – продолжала Ильзе, – у меня очень высокая чувствительность. Карты не важны. Они просто орудие.
   – Тогда продолжайте.
   – Очень хорошо, ваше будущее на одной карте. Седьмой по счету.
   Она быстро отсчитала карты и перевернула седьмую. Это был скелет с косой, и карта лежала вверх ногами.
   – Веселенькая карта, верно? – Девлин старался, чтобы его голос звучал беспечно, но это ему явно не удавалось.
   – Да, смерть, – сказала она, – но вверх ногами она значит совсем не то, что вы воображаете. – Она полминуты глядела на карту, затем быстро сказала: – Вы проживете долго, мистер Девлин. Вскоре у вас будет длительный период бездействия, даже застоя, а в последние годы жизни – революция, возможно, убийство, – Ильзе спокойно посмотрела на него. – Это вас удовлетворяет?
   – Долгая жизнь – да, – весело ответил Девлин. – А насчет остального – рискну.
   – Можно и мне принять участие, фрау Нойхофф? – спросил Радл.
   – Если хотите.
   Она сосчитала карты. На этот раз седьмой была перевернутая звезда. Ильзе долго смотрела на нее:
   – У вас плохо со здоровьем, господин полковник.
   – Правда, – согласился Радл.
   Она подняла голову и просто сказала:
   – Думаю, вы знаете, что здесь?
   – Спасибо, думаю, знаю. – Радл спокойно улыбнулся.
   Возникло небольшое замешательство, как будто внезапно пробежал холодок, и Штайнер сказал:
   – Ладно, Ильзе, а мне?
   Она было потянулась к картам, чтобы их собрать.
   – Нет, не сейчас, Курт, думаю, на один вечер достаточно.
   – Чепуха, – сказал он. – Я настаиваю. – Он собрал карты. – Вот, передаю вам колоду левой рукой, правильно?
   С явным нежеланием она взяла колоду, посмотрела на Штайнера с немой просьбой, затем начала отсчет. Быстро перевернула седьмую карту, взглянула на нее и положила обратно в колоду.
   – Вам и в картах везет, похоже, Курт. Вам выпала сила. Значительное состояние, триумф в жизненных передрягах, неожиданный успех. – Ильзе широко улыбнулась: – А теперь, извините, джентльмены, я пойду займусь кофе, – и вышла из комнаты.
   Штайнер перевернул карту. Это был повешенный. Он тяжело вздохнул.
   – Женщины, – сказал он, – иногда бывают очень глупы. Не правда ли, джентльмены?

* * *

   Утром стоял туман. Нойхофф приказал разбудить Радла на рассвете и за кофе сообщил ему эту неприятную новость.
   – Боюсь, вечная проблема здесь, – сказал он. – Но никуда не денешься, и прогноз мерзкий. Никакой надежды, что погода изменится до вечера. Вы можете столько ждать?
   Радл покачал головой:
   – К вечеру я должен быть в Париже и чтобы успеть, необходимо сесть на транспорт на Джерси в одиннадцать. Что еще вы можете предложить?
   – Если вы настаиваете, я мог бы организовать переброску на торпедном катере, – сказал ему Нойхофф. – Предупреждаю вас, что это очень неприятно, даже, скорее, опасно. У нас здесь больше неприятностей от английского флота, чем от ВВС. Но отправляться надо без промедления, если хотите попасть на Сент-Хельер вовремя.
   – Отлично, – сказал Радл. – Пожалуйста, распорядитесь сейчас же, а я пойду разбужу Девлина.

* * *

   Нойхофф сам подвез их к гавани на своей машине вскоре после семи. Девлин свернулся на заднем сиденье, проявляя все симптомы сильного перепоя. Торпедный катер ждал у пирса. Когда они сошли по ступенькам, то увидели Штайнера в морских сапогах и бушлате. Облокотясь на поручни, он разговаривал с молодым бородатым морским лейтенантом в толстом свитере и просоленном плаще.
   Штайнер обернулся и приветствовал их:
   – Приятное утро для прогулки. Я как раз проверял, понимает ли Кениг, какой драгоценный груз везет.
   Лейтенант отдал честь:
   – Господин полковник.
   Девлин, являя собой картину мученика, стоял, глубоко засунув руки в карманы.
   – Не очень хорошо себя чувствуете этим утром, мистер Девлин? – спросил Штайнер.
   Девлин застонал:
   – Вино насмехается, а крепкий напиток бушует.
   – Значит, вы не хотите, – сказал Штайнер и вытащил бутылку. – Брандт нашел еще одну бутылку «Бушмилла».
   Девлин мгновенно завладел бутылкой.
   – Никогда не позволил бы этому виски сделать с кем-нибудь то, что оно сделало со мной. – Он пожал Штайнеру руку: – Будем надеяться, что, когда вы будете спускаться, я буду смотреть вверх. – С этими словами он перелез через поручни и сел на корме.
   Радл пожал руку Нойхоффу, затем повернулся к Штайнеру:
   – Вы вскоре получите от меня весть. Что касается другого дела, я сделаю все, что смогу.
   Штайнер не ответил. Даже не сделал попытки пожать руку, и Радл, помедлив, перелез через поручни. Кениг четко командовал, высунувшись из открытого окна рубки. Концы были отданы, и торпедный катер скользнул в туман.

* * *

   Катер обогнул волнорез и стал набирать скорость. Радл с интересом огляделся. У экипажа вид был грубый, половина носила бороды, и на всех были либо синие матросские шерстяные фуфайки с острова Гернси, либо толстые рыбацкие свитера, парусиновые брюки и морские сапоги. Сказать по правде, они вообще мало чем напоминали матросов ВМФ, а теперь, когда Радл разглядел хорошенько судно, увешанное странными антеннами, он увидел, что оно не походило ни на один из торпедных катеров, которые ему доводилось видеть.
   Когда он взошел на мостик, Кениг склонился над столиком, где лежали лоции, а за штурвалом стоял высокий моряк с черной бородой в полинявшем бушлате со знаками отличия старшего унтер-офицера. В зубах у него была зажата сигара, еще одна деталь, которая, по взглядам Радла, не очень-то вязалась с военно-морской службой.
   Кениг вполне прилично отдал честь:
   – А, вот и вы, господин полковник. Все в порядке?
   – Надеюсь. – Радл склонился над лоцией: – Нам далеко идти?
   – Миль пятьдесят.
   – Вы нас вовремя доставите?
   Кениг посмотрел на свои часы:
   – По моим расчетам, мы прибудем в Сент-Хельер незадолго до десяти, господин полковник, если, конечно, Королевский флот не помешает.
   Радл выглянул в окно:
   – Ваш экипаж, лейтенант, всегда одет, как рыбаки. Мне казалось, что торпедные катера – гордость ВМФ.
   Кениг улыбнулся:
   – Но это же не торпедный катер, господин полковник. Это судно приписано к классу торпедных катеров.
   – Так что же это, черт возьми? – растерянно спросил Радл.
   – Сказать по правде, мы и сами не очень-то знаем, а, Мюллер? – Унтер-офицер усмехнулся, и Кениг сказал: – Это канонерская лодка, как видите, господин полковник, построенная в Англии для турок и реквизированная английским ВМФ.
   – Расскажите ее историю.
   – Наскочила на песчаную банку во время отлива около Морле в Бретани. Капитан не смог ее снять, поэтому взорвал заряд, предназначенный для разрушения судна в случае необходимости, и экипаж покинул его.
   – Ну?
   – Заряд не взорвался, но прежде чем капитан смог вернуться на борт, чтобы выправить ошибку, подошел торпедный катер и захватил судно.
   – Бедняга, – сказал Радл о капитане. – Мне его почти жаль.
   – Но самое интересное впереди, господин полковник, – продолжал Кениг. – Поскольку последнее сообщение капитана было о том, что он покидает судно, взорвав его, английское адмиралтейство предположило, что все удалось.
   – И это дает вам свободу передвижения между островами как настоящему судну английского ВМФ? Понятно.
   – Точно. Вы, несомненно, удивились, увидев у нас белый вымпел английского ВМФ, который мы держим наготове.
   – И были случаи, когда он вас спасал?
   – Много раз. Мы поднимаем белый вымпел, сигнал приветствия, и идем дальше. Без неприятностей.
   Радл почувствовал, что внутри его прошел холодок волнения.
   – Расскажите мне о судне, – попросил он. – Какова его скорость?
   – Максимальная скорость была первоначально двадцать пять узлов, но на верфи в Бресте техники хорошо поработали и довели ее до тридцати. Это, конечно, еще не торпедный катер, но ничего. Длина сто семьдесят футов, а вооружение – шестифунтовое и двухфунтовое орудия, два сдвоенных пулемета, сдвоенная двадцатимиллиметровая зенитная пушка.
   – Прекрасно, – прервал его Радл. – Настоящая канонерская лодка. А каков радиус действия?
   – При скорости двадцать один узел – тысяча миль. Разумеется, с глушителями судно сжигает гораздо больше топлива.
   – А это что такое? – Радл указал на антенны, висевшие фестонами.
   – Часть антенн – навигационные. Остальные – антенны радиотелефона. Это микроволновый приемник-передатчик для двухсторонних переговоров между движущимся судном и агентом на суше. Гораздо лучше, чем все остальное, что у нас было. По-видимому, им пользовались агенты для переговоров перед высадкой. Мне уже надоело петь ему дифирамбы в штабе ВМС на Джерси. Никто ничем ничуть не интересуется. Неудивительно, что мы...
   Он вовремя замолчал. Радл посмотрел на него и спокойно спросил:
   – На каком расстоянии функционирует это выдающееся устройство?
   – В хороший день до пятнадцати миль, для надежности я бы говорил о половине этого расстояния, но слышимость на таком расстоянии такая же, как по телефону.
   Радл довольно долго обдумывал сказанное, а затем резко кивнул:
   – Благодарю, Кениг, – и вышел.
   Он обнаружил Девлина в кабине Кенига, лежащего на спине закрытыми глазами, без подушки, обняв обеими руками бутылку ирландского виски. Радл нахмурился, в нем поднялось раздражение и даже тревога, однако он увидел, что печать на бутылке не сломана.
   – Не беспокойтесь, дорогой полковник, – сказал Девлин, не открывая глаз. – Дьявол меня еще за ногу не ухватил.
   – Вы взяли с собой мой портфель?
   Девлин изогнулся и вытащил его из-под себя:
   – Охраняю его своей жизнью.
   – Хорошо. – Радл направился к двери. – Получена радиограмма, на которую хотелось бы, чтобы вы посмотрели.
   – Радиограмма? – проворчал Девлин.
   – Неважно, – сказал Радл. – Объясню позже.
   Когда он вернулся на мостик, Кениг сидел на вращающемся стуле за штурманским столиком и пил из оловянной кружки кофе. Мюллер все еще стоял за штурвалом.
   Кениг встал, явно удивленный, и Радл спросил:
   – Как фамилия командующего военно-морскими силами в Джерси?
   – Капитан первого ранга Ганс Ольбрихт.
   – Понятно. Можете вы доставить нас на Сент-Хельер на полчаса раньше, чем вы рассчитывали?
   Кениг с сомнением посмотрел на Мюллера:
   – Не уверен, господин полковник. Можем попытаться. Это так важно?
   – Очень. Я должен иметь время повидаться с Ольбрихтом по вопросу о вашем переводе.
   Кениг удивленно посмотрел на него.
   – Перевод, господин полковник? Под чье командование?
   – Мое... – Радл вытащил из кармана конверт из манильской бумаги и извлек из него директиву фюрера. – Прочтите это.
   Он нетерпеливо отвернулся и закурил. Когда он обернулся, глаза у Кенига были широко открыты.
   – О господи! – прошептал он.
   – Не думаю, чтобы он вникал в это дело. – Радл забрал у него письмо и положил в конверт. – Этому большому быку доверять можно? – спросил он, кивнув на Мюллера.
   – До смерти, господин полковник.
   – Хорошо, – сказал Радл. – День или два вы пробудете в Джерси, пока будет подготовлен приказ, затем я хочу, чтобы вы проехали вдоль берега в Булонь, где будете ждать моих инструкций. Есть какие-нибудь трудности?
   Кениг покачал головой:
   – По-моему, никаких. Достаточно легкий поход для такого судна, если держаться берега. – Он колебался. – А затем, господин полковник?
   – О, куда-нибудь по побережью Северной Голландии около Ден-Хельдер. Я еще не нашел подходящего места. А вы не знаете?
   На этот раз Мюллер прочистил горло и сказал:
   – Прошу прощения у господина полковника, но я знаю этот берег как свои пять пальцев. Я когда-то был первым помощником на голландском спасательном буксире у Роттердама.
   – Отлично. Отлично.
   Радл прошел на нос судна и остановился около шестифунтового орудия, куря папиросу.
   – Идет дело, – тихо сказал он. – Идет дело. – И от волнения у него подвело живот.

Глава 6

   Незадолго до полудня в среду, 6 октября, Джоанна Грей взяла большой конверт, вложенный в «Таймс» и оставленный ее постоянным связным из испанского посольства на условленной скамейке в Грин Парке.
   С пакетом она направилась на станцию Кинг-Кроса, села в первый же северный экспресс, в Питерборо пересела на местный поезд, идущий в Кингз-Линн, где она оставила свою машину, чтобы сэкономить бензин, который отпускался ей дополнительно для выполнения обязанностей члена женской добровольной службы.
   Когда Джоанна свернула во двор за Парк-Коттеджем, было уже почти шесть часов, и она почувствовала, что устала как собака. Она вошла через кухню, где ее восторженно встретила Пэч, увязавшаяся следом за ней в гостиную, и налила себе большой бокал виски, которого благодаря сэру Генри Уиллафби в доме всегда было в избытке. Затем поднялась в маленький кабинет рядом со спальней.
   Панельная обшивка стен была старинной. Невидимую дверь в углу, казавшуюся одной из панелей, встроила не Джоанна – это было обычным делом для тех времен. Висевшим на шейной цепочке ключом Джоанна отперла дверь. Небольшая деревянная лестница вела в уютное гнездышко под крышей. Здесь стояли приемник и передатчик. Джоанна села за старый сосновый стол, открыла ящик, сдвинула в сторону заряженный пистолет, нащупала карандаш, достала блокнот с кодом и приступила к работе.
   Когда час спустя она откинулась на стуле, лицо ее от волнения пошло пятнами.
   – Господи! – прошептала она по-бурски. – Они решились, они действительно решились.
   Джоанна глубоко вздохнула, постаралась совладать с собой и спустилась вниз. Пэч терпеливо ждала ее у двери. Она пошла следом в гостиную, где Джоанна сняла трубку и набрала номер Стадли Грэнджа. Ответил сэр Генри Уиллафби.
   Джоанна назвалась:
   – Генри; это Джоанна Грей.
   Голос его сразу потеплел:
   – Привет, дорогая. Надеюсь, вы звоните не для того, чтобы сказать, что не придете играть в бридж или что-нибудь в этом роде. Вы не забыли? В восемь тридцать.
   Она, конечно, забыла, но это было не важно. Она сказала:
   – Конечно же нет, Генри. Просто дело в том, что я хочу попросить вас об одной услуге и хотела поговорить с вами наедине.
   Голос его стал глубже:
   – Говорите, милая. Все, что могу.
   – Я получила письмо от друзей своего покойного мужа, ирландцев. Они просят меня сделать что-нибудь для их племянника и посылают его сюда. Он приедет через два дня.
   – А что именно надо для него сделать?
   – Его фамилия Девлин, Лайам Девлин, и дело в том, Генри, что бедняга был серьезно ранен на службе в английской армии во Франции. Он демобилизован по ранению и почти год лечился. Сейчас пришел в форму, окреп и готов работать, но работа ему нужна на воздухе.
   – И вы считаете, что я могу его устроить, – весело сказал сэр Генри. – Без затруднений, милая. Вы же знаете, как трудно сейчас найти работников для поместья.
   – На первых порах он будет не очень-то хорошим работником, – сказала она. – Я, по правде говоря, подумала о месте смотрителя на болоте в Хобс Энде. Оно ведь свободно, с тех пор как молодой Том Кинг два года назад ушел в армию? И дом стоит пустой. Хорошо бы, чтобы там кто-то жил. А то он разрушается.
   – Я вам вот что скажу, Джоанна. По-моему, вы дело говорите. Мы все как следует обсудим. Нет смысла говорить об этом во время бриджа при всех. Вы завтра днем свободны?
   – Конечно, – ответила она. – Вы так добры и так мне помогаете, Генри. Я в последнее время без конца беспокою вас своими делами.
   – Чепуха, – твердо сказал он. – А для чего же я здесь? Женщине нужен мужчина, чтобы помочь ей преодолевать трудности. – Голос его слегка задрожал.
   – Я, пожалуй, пойду. Скоро увидимся.
   – До свидания, дорогая.
   Джоанна положила трубку и погладила Пэч, которая пошла за ней по пятам наверх. Джоанна села за передатчик и подала самый короткий ответ на частоте голландского маяка для последующей передачи в Берлин – подтверждение, что благополучно получены инструкции и условленное кодовое слово и что о работе для Девлина она договорилась.
   В Берлине шел дождь, мрачный, холодный. Его подгонял такой пронизывающий ветер, будто дул он с самого Урала. В приемной кабинета Гиммлера на Принц-Альбрехтштрассе вот уже больше часа сидели, глядя друг на друга, Макс Радл и Девлин.
   – Что это, черт побери? – сказал Девлин. – Хочет он нас видеть или нет?
   – А почему бы не постучать и не спросить? – предложил Радл.
   В этот момент дверь в приемную открылась, и вошел Россман, стряхивая воду с опущенных полей своей шляпы. С пальто его текла вода. Он широко улыбнулся:
   – Вы все еще здесь?
   Девлин обратился к Радлу:
   – Этот тип очень умен, правда?
   Россман постучал в кабинет и вошел, не закрыв за собой дверь.
   – Я прихватил его, господин рейхсфюрер, – раздался его голос.
   – Хорошо, – ответил голос Гиммлера. – Теперь я приму Радла и этого ирландца.
   – Что за дьявольщина, – пробормотал Девлин, – спектакль что ли?
   – Держите язык за зубами, – сказал Радл, – говорить буду я.
   Он вошел первым, следом Девлин, и Россман закрыл за ними дверь. Все было в точности так же, как и в первый вечер. Комната в полутьме, в камине потрескивал огонь. Гиммлер за столом.
   Рейхсфюрер сказал:
   – Вы поработали хорошо, Радл. Я более чем доволен тем, как идут дела. А это господин Девлин?
   – Он самый, – весело сказал Девлин. – Бедный старый ирландский крестьянин, прямо из болота, это я и есть, ваша честь.
   Гиммлер удивленно нахмурился.
   – Что он несет, этот парень? – требовательно спросил он Радла.
   – Ирландцы, господин рейхсфюрер, на других людей не похожи, – тихо ответил Радл.
   – Это из-за дождя, – сказал ему Девлин.
   Гиммлер в изумлении уставился на него, затем повернулся к Радлу:
   – Вы уверены, что он подходящий человек для нашего дела?
   – Абсолютно.
   – Когда он едет?
   – В воскресенье.
   – А остальные ваши планы? Все идет удовлетворительно?
   – Пока – да. Свою поездку в Олдерни я сочетал с заданием абвера в Париже, и у меня вполне законные основания поехать на следующей неделе в Амстердам. Адмирал ничего не знает. Он занят другими делами.
   – Хорошо. – Гиммлер сидел, уставившись в пространство, видимо о чем-то думая.
   – Еще что-нибудь, господин рейхсфюрер? – спросил Радл, видя, как Девлин нетерпеливо заерзал.
   – Да. Я вызвал вас сюда сегодня по двум причинам. Во-первых, я хотел увидеть господина Девлина. А во-вторых, вопрос идет о составе боевой группы Штайнера.
   – Может, мне выйти? – предложил Девлин.
   – Чепуха, – бесцеремонно сказал Гиммлер. – Вы очень меня обяжете, если будете просто сидеть в углу и слушать. Или ирландцы на такой подвиг не способны?
   – Почему же, бывает, – ответил Девлин, – но не часто. Он пересел к камину, достал сигарету и закурил.
   Гиммлер метнул на него взгляд, хотел что-то сказать, но решил, что не стоит. Он повернулся к Радлу.
   – Вы говорили, господин рейхсфюрер?.. – начал Радл.
   – Да, мне кажется, что в составе группы Штайнера есть слабое звено. Четверо или пятеро немного говорят по-английски, и только один Штайнер может сойти за англичанина. Это нехорошо. По-моему, ему для поддержки нужен еще кто-нибудь с таким же знанием языка.
   – Но людей с таким знанием на земле довольно мало.
   – Думаю, я нашел выход, – сказал Гиммлер. – Есть человек по имени Эмери, Джон Эмери. Сын знаменитого английского политического деятеля. Он снабжал Франко оружием. Ненавидит большевиков. Он уже некоторое время работает на нас.
   – Его можно использовать?
   – Сомневаюсь, но он высказал мысль создать Британский легион Святого Георга. Набрать англичан из лагерей военнопленных в основном для боев на Восточном фронте.
   – И нашел охотников?
   – Несколько, не много, и большей частью уголовников. Теперь Эмери не имеет к этому делу никакого отношения. Некоторое время эта часть входила в вермахт, теперь же ею занимается СС.
   – Сколько добровольцев?
   – Я слышал, человек пятьдесят-шестьдесят. Их называют Британским свободным корпусом. – Гиммлер открыл лежалую перед ним папку и вынул карточку. – Такие люди иногда пригождаются. Вот, например, Гарви Престон. Когда его захватили в Бельгии, на нем была форма гвардейца Колдстрим гардс и поскольку голос и манеры у него английского аристократа, как мне сообщают, никто в этом некоторое время не сомневался.
   – А он оказался не тем, за кого себя выдавал?
   – Сами посудите.
   Радл посмотрел на карточку. Гарви Престон родился в Харрогите, графство Йоркшир, в 1916 г., сын носильщика на вокзале. Ушел из дома четырнадцати лет и работал в бродячей труппе эстрадных актеров. В восемнадцать играл в театре в Саутпорте. В 1937 г. был приговорен к двум годам тюремного заключения по четырем обвинениям в мошенничестве.
   Через месяц после освобождения, в январе 1939 г., снова был арестован и приговорен еще к девяти месяцам тюрьмы по обвинению в том, что под видом офицера ВВС получал деньги обманным путем. Приговор заменили условным, если Престон уйдет в армию. Его отправили во Францию дежурным писарем при транспортной роте. В плен он был захвачен в чине исполняющего обязанности капрала.
   Его поведение в лагере военнопленных было плохим или хорошим в зависимости от того, с какой стороны смотреть: он донес не менее пяти раз на пленных за попытки к побегу. Последний донос стал известен его товарищам, и, не уйди он добровольцем в Свободный корпус, пришлось бы, чтобы сохранить ему жизнь, перевести его в другой лагерь.
   Радл подошел к Девлину, дал ему карточку и повернулся к Гиммлеру:
   – И вы хотите, чтобы Штайнер взял этого – этого...