Из одного бунгало появился Альберто. Я передал ему именные знаки, и он сказал:
— Теперь у нас десять именных знаков, а их было двенадцать. И никаких следов отца Контэ.
— Они только убивали людей. Все остальное в полном порядке. Такое трудно понять. Я ожидал, что они сунут факел под крышу и покончат со всем разом.
— Они не смеют так поступать. Еще одно суеверие. Души убитых ими людей должны где-то жить.
Хэннах вышел из церкви и позвал нас. Когда мы подошли, то увидели, что его трясет от гнева. Прямо у двери на спине лежал отец Контэ со стрелой в горле. По тому, как он лежал, я понял, что он, наверное, стоял на крыльце церкви, лицом встретив нападавших. Глаза его выклевали стервятники, одного из которых я видел на крыше церкви, а через разодранную сутану виднелась грудь, раскромсанная мачете.
Хэннах спросил:
— Ну, и зачем же они сделали такую ужасную вещь?
— Они восхищались его смелостью. По их представлениям, если съесть его сердце, то унаследуешь часть его отваги.
Это окончательно вывело Хэннаха из себя, и, судя по его виду, он был готов на все.
— Не хватает двух монахинь, — заявил Альберто. — Мы теперь знаем, что в помещении их нет. Поэтому разобьемся снова и прочешем всю миссию. Возможно, их тела лежат где-нибудь в траве.
Но мы так нигде и не нашли. Когда снова собрались на причале, Хэннах предположил:
— Может, они утонули, как та, которую нашли первой?
— Все монахини были среднего возраста или даже постарше, — в раздумье произнес Альберто. — А эти две, которых нигде нет, гораздо моложе: лет двадцать — двадцать один. Не больше.
— Вы думаете, что их захватили живыми? — спросил я.
— Не исключаю. Как и многие племена, они любят освежать свою кровь время от времени. Индейцы часто захватывают молодых женщин, держат их, пока не родится ребенок, а потом убивают.
— Бога ради, давайте уберемся отсюда, — взмолился Хэннах. — Я больше не выдержу.
Он повернулся, прошел на конец причала и сел в каноэ.
Нам ничего не оставалось делать, как присоединиться к нему. Мы начали грести вниз по течению. По дороге ровным счетом ничего не случилось. Когда мы подплывали к причалу у посадочной полосы, Лима ожидал нас, нервничая больше, чем обычно.
— Здесь все в порядке? — спросил Альберто.
Лима тревожно ответил:
— Я что-то не пойму, полковник. — Он кивнул в сторону зеленого занавеса джунглей. — Знаете, как бывает. Все время кажется, что там кто-то стоит и смотрит на меня.
И тут же с разных сторон начали лаять лесные лисицы.
— Я считаю, что пора спокойно и без лишней суеты идти к аэроплану. Думаю, что за нами наблюдают.
— Лисы? — спросил я.
— Это не лисы, откуда им взяться утром?
Пока мы шли, я чувствовал себя очень скованно и в любой момент ожидал стрелу в спину. Но все обошлось. Мы сели в самолет без происшествий, я взялся за ручку управления и вырулил на конец поляны.
Когда я развернулся против ветра, из джунглей вышел индеец и, стоя на опушке, смотрел на нас. На его лице была боевая раскраска, на голове яркий головной убор из перьев попугая. В одной руке он держал копье, а в другой — шестифутовый лук.
Хэннах схватил один из автоматов и выставил его в окно. Альберто остановил его:
— Не надо. Наша очередь еще настанет.
Когда мы проехали мимо, из леса появилась другая фигура, потом еще и еще. Мне кажется, что я никогда не испытывал такого счастья, как в то утро, поднимая самолет в воздух над самыми верхушками деревьев. Я развернулся, взяв курс на север.
Мы передали свои ужасные новости по радио, пролетая мимо, чтобы привести в движение нужные силы, а потом сели в Ландро. Альберто не терял времени даром. Он приказал своим людям готовить катер к срочному отплытию, а сам с Хэннахом пошел в Ландро, чтобы поговорить с Фигуередо.
— Что теперь будет? — спросил я.
— К моменту моего возвращения в Форте-Франко я должен получить телеграмму из штаба. Предчувствую, что получу приказ выступить вверх по реке со своей командой. А у меня всего тридцать восемь человек. Двенадцать лежат в лихорадке.
— Но они наверняка пришлют вам подкрепление? — спросил Менни.
— Чудеса иногда случаются, но не очень часто, мой друг. Даже если они пошлют, то пройдет несколько недель, прежде чем отряд сюда доберется. Старая история, как вы понимаете, сеньор Мэллори. — Он посмотрел через реку в лес. — Во всяком случае, в этой местности не хватит не только полка, но и целой армии.
— Когда мы приземлились, вы сказали, что на этом берегу реки мы можем чувствовать себя в безопасности, — напомнил я. — Что они никогда не пересекают реку.
Он кивнул. Его лицо оставалось мрачным и серьезным.
— Это причина для беспокойства, уверяю вас. Если они нарушают правила, то значит, меняют место своего обитания.
Взревел мотор катера, и он улыбнулся:
— Я должен ехать. Кстати, сеньор Хэннах остался в отеле. Боюсь, что все, что произошло, он принял уж чересчур близко к сердцу.
Он перешагнул через поручень, один из солдат отдал швартовы и катер направился на середину реки. Мы стояли и смотрели на него. Альберто махнул нам рукой, а потом спустился вниз в кабину.
— Ну а что с Хэннахом? — спросил я. — Вы думаете, есть резон сходить за ним? Если он сцепится с Авилой в таком настроении...
— Авила со своей бандой ушел отсюда перед обедом. — Менни покачал головой. — Лучше сейчас оставить его в покое. Мы потом уложим его в постель.
Он повернулся и ушел. На той стороне реки над деревьями летал одинокий ибис. Потом он вдруг кинулся вниз, будто оставляя мазок крови на сером небе. А вдруг это дурное предзнаменование?
Меня прохватила невольная дрожь, и я отправился вслед за Менни.
Глава 6
— Теперь у нас десять именных знаков, а их было двенадцать. И никаких следов отца Контэ.
— Они только убивали людей. Все остальное в полном порядке. Такое трудно понять. Я ожидал, что они сунут факел под крышу и покончат со всем разом.
— Они не смеют так поступать. Еще одно суеверие. Души убитых ими людей должны где-то жить.
Хэннах вышел из церкви и позвал нас. Когда мы подошли, то увидели, что его трясет от гнева. Прямо у двери на спине лежал отец Контэ со стрелой в горле. По тому, как он лежал, я понял, что он, наверное, стоял на крыльце церкви, лицом встретив нападавших. Глаза его выклевали стервятники, одного из которых я видел на крыше церкви, а через разодранную сутану виднелась грудь, раскромсанная мачете.
Хэннах спросил:
— Ну, и зачем же они сделали такую ужасную вещь?
— Они восхищались его смелостью. По их представлениям, если съесть его сердце, то унаследуешь часть его отваги.
Это окончательно вывело Хэннаха из себя, и, судя по его виду, он был готов на все.
— Не хватает двух монахинь, — заявил Альберто. — Мы теперь знаем, что в помещении их нет. Поэтому разобьемся снова и прочешем всю миссию. Возможно, их тела лежат где-нибудь в траве.
Но мы так нигде и не нашли. Когда снова собрались на причале, Хэннах предположил:
— Может, они утонули, как та, которую нашли первой?
— Все монахини были среднего возраста или даже постарше, — в раздумье произнес Альберто. — А эти две, которых нигде нет, гораздо моложе: лет двадцать — двадцать один. Не больше.
— Вы думаете, что их захватили живыми? — спросил я.
— Не исключаю. Как и многие племена, они любят освежать свою кровь время от времени. Индейцы часто захватывают молодых женщин, держат их, пока не родится ребенок, а потом убивают.
— Бога ради, давайте уберемся отсюда, — взмолился Хэннах. — Я больше не выдержу.
Он повернулся, прошел на конец причала и сел в каноэ.
Нам ничего не оставалось делать, как присоединиться к нему. Мы начали грести вниз по течению. По дороге ровным счетом ничего не случилось. Когда мы подплывали к причалу у посадочной полосы, Лима ожидал нас, нервничая больше, чем обычно.
— Здесь все в порядке? — спросил Альберто.
Лима тревожно ответил:
— Я что-то не пойму, полковник. — Он кивнул в сторону зеленого занавеса джунглей. — Знаете, как бывает. Все время кажется, что там кто-то стоит и смотрит на меня.
И тут же с разных сторон начали лаять лесные лисицы.
— Я считаю, что пора спокойно и без лишней суеты идти к аэроплану. Думаю, что за нами наблюдают.
— Лисы? — спросил я.
— Это не лисы, откуда им взяться утром?
Пока мы шли, я чувствовал себя очень скованно и в любой момент ожидал стрелу в спину. Но все обошлось. Мы сели в самолет без происшествий, я взялся за ручку управления и вырулил на конец поляны.
Когда я развернулся против ветра, из джунглей вышел индеец и, стоя на опушке, смотрел на нас. На его лице была боевая раскраска, на голове яркий головной убор из перьев попугая. В одной руке он держал копье, а в другой — шестифутовый лук.
Хэннах схватил один из автоматов и выставил его в окно. Альберто остановил его:
— Не надо. Наша очередь еще настанет.
Когда мы проехали мимо, из леса появилась другая фигура, потом еще и еще. Мне кажется, что я никогда не испытывал такого счастья, как в то утро, поднимая самолет в воздух над самыми верхушками деревьев. Я развернулся, взяв курс на север.
* * *
Форте-Франко не имел посадочной полосы по той простой причине, что его построили на стратегически выгодном острове у впадения реки в Негро примерно за сто лет до того, как братья Райт впервые оторвались от земли.Мы передали свои ужасные новости по радио, пролетая мимо, чтобы привести в движение нужные силы, а потом сели в Ландро. Альберто не терял времени даром. Он приказал своим людям готовить катер к срочному отплытию, а сам с Хэннахом пошел в Ландро, чтобы поговорить с Фигуередо.
— Что теперь будет? — спросил я.
— К моменту моего возвращения в Форте-Франко я должен получить телеграмму из штаба. Предчувствую, что получу приказ выступить вверх по реке со своей командой. А у меня всего тридцать восемь человек. Двенадцать лежат в лихорадке.
— Но они наверняка пришлют вам подкрепление? — спросил Менни.
— Чудеса иногда случаются, но не очень часто, мой друг. Даже если они пошлют, то пройдет несколько недель, прежде чем отряд сюда доберется. Старая история, как вы понимаете, сеньор Мэллори. — Он посмотрел через реку в лес. — Во всяком случае, в этой местности не хватит не только полка, но и целой армии.
— Когда мы приземлились, вы сказали, что на этом берегу реки мы можем чувствовать себя в безопасности, — напомнил я. — Что они никогда не пересекают реку.
Он кивнул. Его лицо оставалось мрачным и серьезным.
— Это причина для беспокойства, уверяю вас. Если они нарушают правила, то значит, меняют место своего обитания.
Взревел мотор катера, и он улыбнулся:
— Я должен ехать. Кстати, сеньор Хэннах остался в отеле. Боюсь, что все, что произошло, он принял уж чересчур близко к сердцу.
Он перешагнул через поручень, один из солдат отдал швартовы и катер направился на середину реки. Мы стояли и смотрели на него. Альберто махнул нам рукой, а потом спустился вниз в кабину.
— Ну а что с Хэннахом? — спросил я. — Вы думаете, есть резон сходить за ним? Если он сцепится с Авилой в таком настроении...
— Авила со своей бандой ушел отсюда перед обедом. — Менни покачал головой. — Лучше сейчас оставить его в покое. Мы потом уложим его в постель.
Он повернулся и ушел. На той стороне реки над деревьями летал одинокий ибис. Потом он вдруг кинулся вниз, будто оставляя мазок крови на сером небе. А вдруг это дурное предзнаменование?
Меня прохватила невольная дрожь, и я отправился вслед за Менни.
Глава 6
Алый цветок
В последующие дни с верховьев реки приходили плохие вести. Убили нескольких сборщиков каучука, а партия искателей алмазов в пять человек погибла целиком, попав в засаду не далее чем в десяти милях от миссии.
Альберто и его люди, которые действовали за Санта-Еленой, не имели особого успеха, что, впрочем, никого не удивляло. Если они шли по тропам, то рисковали нарваться на засаду индейцев хуна, а прорубаться сквозь джунгли означало проходить не более мили в день.
За неделю полковник потерял семь человек. Двое убитых, трое раненых и еще двое получили повреждения, из них один нанес себе удар по ноге мачете, может быть, и не совсем случайно. Я видел этого человека, когда Хэннах, везший его в Манаус, сделал посадку в Ландро для дозаправки. Смею заверить, что, несмотря на несомненно мучившую его боль, он казался очень довольным.
Потом Хэннаху пришлось на целый день улететь в Санту-Елену, а я на "Бристоле" отвез почту из Ландро в Манаус, где побывал с интересом. События в верховьях реки происходили будто на другой планете, и даже в Ландро мало кого беспокоили.
Потом случилось то, что все изменило. Однажды вечером перед наступлением темноты в город явилась банда Авилы, или то, что от нее осталось. Старатели попали в засаду на одном из притоков Мортес на той стороне реки, где хуна никто не ожидал. Они потеряли двух человек, остальные получили серьезные ранения.
Но даже такая прямая угроза не встревожила людей. В конце концов, индейцы убивали этих странных белых в верховьях реки уже много лет. И только когда оттуда по реке приплыла лодка с двумя убитыми на борту, они почувствовали, что к ним врывается грубая реальность.
Это было мерзкое дело. Менни обнаружил их ранним воскресным утром, когда прогуливался перед завтраком, и тут же послал одного из рабочих за мной. Пока я шел туда, видел, как люди уже спешили к причалу группками по двое или по трое.
Каноэ прибило течением к песчаному берегу чуть выше причала. Как выяснилось потом по документам, в нем лежали тела собирателей каучука. Трудно поверить, какое количество стрел поразило бедняг.
Их расстреляли из луков по крайней мере три дня назад. Можно себе представить, в каком состоянии находились трупы, принимая во внимание здешний климат. Вокруг них жужжали тучи мух и распространялось страшное зловоние. Но наличествовала и еще одна отвратительная деталь. Мужчина на корме упал на спину, и одна рука его опустилась в воду, а пираньи обожрали все мясо до самого локтя.
Кругом царило полное уныние, люди толпились на берегу и тихо разговаривали, пока не появился Фигуередо и не взял все в свои руки. Он стоял, опираясь на палку, с хмурым лицом, обливаясь потом, который пятнами проступал на его рубашке и льняном пиджаке, и наблюдал, как шестеро рабочих, с лицами, обвязанными платками, вытаскивали трупы на берег.
Хуна делали огромные луки, длиной выше людей, которые ими пользовались, и такие сильные, что часто стрела, пущенная в грудь, пронзала человека насквозь и выходила со спины. Наконечником служил зуб пираньи или заостренный, как бритва, бамбук.
Рабочий вытащил одну стрелу из тела и передал Фигуередо. Он осмотрел ее, а потом сломал пополам и сердито отбросил обломки в сторону.
— Звери! — сказал он. — А вдруг они придут сюда из джунглей?
Его слова сразу же распалили толпу. Все жаждали крови. Хуна вели себя как твари, и с ними следовало обращаться как с тварями. То есть истребить. Голоса бушевали вокруг меня. Я послушал немного, но потом у меня подвело живот, я повернулся и ушел.
— Какой ужас, — вздохнул он.
— Куда ни пойдешь, всюду одна и та же история, — ответил я. — Индейцы всегда виноваты, белые же — никогда.
Он закурил вонючую бразильскую сигару, которые так любил, и присел на перила веранды.
— Вы слишком категорично судите обо всем. Посмотрите на вещи глазами тех, кто побывал в Форте-Томас. Тех, кто сам едва не угодил под нож индейца.
— Если вы сводите людей до символа, то тогда убийство становится совсем легким, — ответил я. — Просто абстракция. Убейте хуна, и вы уничтожаете не личность, а всего-навсего индейца. Это производит на вас какое-то впечатление?
Похоже, он мысленным взором вернулся в далекие годы, вспоминая, что произошло с его народом. Мне показалось, что я и вправду затронул его больную струну.
— Какое важное открытие, и сделано оно в молодые годы! Могу я спросить, каким образом вы пришли к нему? — Менни серьезно смотрел на меня.
Причин что-то умалчивать я не имел, хотя, когда начал говорить, у меня от волнения перехватило дыхание. Возникло невыразимо тяжкое чувство невозвратной потери.
— Все очень просто. В первый месяц моего пребывания на реке Шингу я встретил самого лучшего человека, которого больше не встречу, доживи я хоть до ста лет. Если бы он был католиком, то пришлось бы кидать монету, чтобы определить, сжечь его или возвести в ранг святых.
— Кто же он?
— Венец по имени Карл Будер. Он приехал сюда молодым лютеранским пастором, чтобы работать в миссии на Шингу. Но с отвращением бросил это дело, когда узнал о неприятных фактах, что индейцы страдают от рук миссионеров точно так же, как и от рук других белых.
— Ну и что же он сделал?
— Основал свое поселение вверх по реке от Форте-Томас. Посвятил жизнь работе среди индейцев кива, а уж они смогли бы научить хуна кое-чему, поверьте мне. Он даже женился на индианке. Я возил ему кое-что из Белема тайком от компании. Он стал лучшим другом, какого только можно представить, для индейцев кива.
— И они убили его?
Я кивнул:
— Его жена сказала ему, что ее отец тяжело ранен в атаке на Форте-Томас и ему нужна неотложная медицинская помощь. Он явился к ним, а они забили его дубинками до смерти.
Менни слегка нахмурился, словно не понимая.
— Вы хотите сказать, что его собственная жена предала его?
— Она сделала это для своего племени. Они восхищались смелостью и знаниями Будера. И убили его с той же целью, с какой хуна отправили на тот свет отца Контэ в Санта-Елене, то есть чтобы вождь племени обрел его мозги и сердце.
На его лице отразился неподдельный ужас.
— И вы еще можете добром отзываться об этих чудовищах?
— А вот Карл Будер, будь он с нами, сказал бы, что индейцы — такой же продукт окружающей среды, как, например, ягуар. Что они выживают в этом зеленом аду, там, за рекой, только убивая инстинктивно, без момента раздумий, и несколько раз в день. Убийство — часть их естества.
— Которое включает и убийство друзей?
— А у них нет таковых. Есть только связи, семейные и племенные. Любой другой — чужак. Рано или поздно его надо уничтожить, так понимал их Будер.
Я налил себе еще виски. Менни спросил:
— И как же вы лично для себя решаете эту проблему?
— Никакой проблемы нет, — ответил я. — Здесь слишком много богатств. Алмазы в реках, любой вид минералов, о которых мы слышали, наверное, есть и совсем неизвестные. Что же должен сделать человек, если между ним и таким аппетитным куском пирога стоят дикари каменного века?
Он печально улыбнулся и положил руку мне на плечо:
— Мир такой грязный, друг мой!
— А я уже слишком много выпил для такого времени дня.
— Совершенно верно. Иди прими душ, а я приготовлю кофе.
Я сделал, как он посоветовал, и стоял под тепловатой водой минут десять. Я уже одевался, когда раздался стук в дверь и Фигуередо просунул голову в комнату.
— Дрянное дело, — начал он, опускаясь на стул и вытирая лицо носовым платком. — Я сейчас был на радиостанции, чтобы сообщить Альберто, что у нас в ангаре военные установили новую мощную передающую и приемную аппаратуру и оставили молодого капрала обслуживать ее.
— Хэннах находился там всю ночь, — сказал я, натягивая летную куртку. — Что-нибудь от него?
Фигуередо кивнул:
— Он хочет, чтобы вы прибыли к нему, и как можно скорее.
— В миссию Санта-Елена? — Я покачал головой. — Вы, наверно, его не поняли. Мне надо везти почту в Манаус.
— Отменяется. Вы должны быть там по военным вопросам, а им здесь отдается предпочтение.
— Вы меня заинтриговали. А есть хоть какая-то идея? Что там случилось?
Он покачал головой:
— Не мое дело знать. Я не вмешиваюсь в военные вопросы, моя юрисдикция здесь кончается, и мне это даже нравится.
Менни толчком ноги распахнул дверь и принес кофе в двух оловянных кружках.
— Вы слышали? — спросил я.
Он кивнул:
— Лучше всего идите прямо в ангар и готовьте "Бристоль" к вылету.
Я стоял у окна рядом с Фигуередо и потягивал кофе, глядя в сторону причала. По направлению к нам тащилась повозка, запряженная двумя быками, похожими скорее на мешки с костями. Кучер заставлял их двигаться, тыча с равными короткими интервалами им под хвост палкой с шестидюймовым гвоздем на конце.
Когда повозка проехала мимо, запах подсказал, что находилось в ней. Фигуередо отвернулся с выражением крайнего отвращения. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут на землю обрушился ливень, струи воды с шумом бились о крышу из гофрированного железа.
Мы стояли и смотрели, как повозка скрылась во мгле.
Я все время летел над рекой и не видел особенной причины спешить. Выйдя из зоны дождя, я располагал целым часом для того, чтобы насладиться полетом.
Над миссией Санта-Елена прошел на бреющем полете главным образом для того, чтобы посмотреть, что там делается. Катер миссии в этот момент отходил от пристани и отправлялся вниз по реке, а старый сорокафутовый военный катер все еще стоял там. Двое солдат вышли из госпиталя и помахали мне руками, а Хэннах показался из дома священника. Я сделал еще круг, а потом приземлился на полосу.
Здесь меня встретила постоянная охрана из десяти солдат с пулеметом. Командир охраны, сержант, приказал одному из солдат доставить меня в миссию Санта-Елена на шлюпке с подвесным мотором.
Хэннах ожидал на причале, куря сигарету.
— А ты не очень-то спешил сюда, — заметил он ворчливо.
— Но мне никто не сказал, что нужно спешить, — ответил я, карабкаясь на пристань. — Что все-таки происходит?
— Мы собираемся подкинуть парочку рождественских подарков твоим друзьям хуна, — ответил он.
У него с собой было два больших мешка, которые он передал солдату в шлюпке, а потом спустился по лесенке и отчалил.
— Я пришлю его снова за тобой. Хочу кое-что сделать. Найдешь Альберто в доме священника. Он тебе все расскажет.
Сэм уселся на корме, закурил еще одну из своих нескончаемых сигарет и засунул руки в карманы кожаного пальто. Он выглядел страшно измотанным.
Я был совершенно сбит с толку и хотел как можно скорее получить объяснения, поэтому повернулся и поспешил с пристани, на которой дежурил часовой, выглядевший усталым и несчастным. Он обливался потом, который проступил пятнами сквозь его полевой мундир. На крыльце церкви стояли еще два солдата с пулеметом.
В доме священника Альберто лежал на узкой кровати со снятыми бриджами. Его правая нога покоилась на подушке, и капрал-медик промывал тампоном с иодином две язвы. Альберто выглядел вовсе не счастливым и скрашивал свои страдания, держа в левой руке стакан, а в правой — бутылку бренди.
— А, сеньор Мэллори! — воскликнул он. — Я бы не пожелал таких мук даже заклятому врагу. Эти язвы, как кислота, разъедают плоть прямо до кости.
— А что бы вы делали, если бы такое случилось с вашими солдатами?
Он грустно улыбнулся:
— Трезвая мысль. Капитан Хэннах не объяснил вам, что здесь происходит?
— Он бросил что-то непонятное насчет рождественских подарков для хуна, а потом отправился на тот берег. Ну так и что?
— Все довольно просто. Я ухитрился захватить полукровку, который живет с ними. Он показал на карте расположение деревни. Примерно в сорока милях отсюда в лесу.
— И вы хотите напасть на них?
Полковник застонал, беспокойно задвигался под руками капрала, и пот выступил у него на лбу.
— Такой вариант отпадает. Три недели нужно только для того, чтобы пробиться туда, и то только если пленник согласится быть проводником, а он наверняка откажется при таких обстоятельствах. Так что такой поход — просто самоубийство. Они возьмут нас одного за другим.
— А что насчет подкреплений?
— Никаких подкреплений. У них снова возникли проблемы с племенем кива вдоль реки Шингу, и хикарос сильно осложнили положение вдоль Негро. Я хочу предпринять некоторые действия с племенем хуна, а затем покинуть Санта-Елену. Я только что послал катер миссии в Ландро со всем, что можно спасти.
— А зачем я здесь понадобился?
— Я хочу, чтобы вы полетели с Хэннахом в ту деревню. Сбросить пару мешков всяких подарков, как жест доброй воли. А потом я пошлю того человека, который с ними жил, чтобы он устроил мне встречу с ними.
Когда капрал начал бинтовать его ногу, он потянулся за чистым стаканом, наполнил его наполовину бренди и передал мне. Пусть мне не хотелось пить, но я взял его просто из вежливости.
— Я наводил справки о вас, Мэллори. В бытность на Шингу вы дружили с этим сумасшедшим Будбером. Может быть, знаете об индейцах больше меня. Какие шансы за то, что мой план сработает?
— Никаких, — отрезал я. — Вы хотели знать правду, так вот она.
— В общем, я согласен. — Он приветственно поднял свой стакан и опорожнил его. — Но в конце концов, я должен сделать некоторый позитивный шаг и предпринять что-то такое, против чего даже главный штаб не смог бы возразить.
Я попробовал бренди — вино имело такой вкус, будто его делали в ванной, — и осторожно поставил стакан.
— Мне надо идти. Наверное, Хэннах сейчас рвет и мечет.
— Он не очень доволен моим поручением, смею вас заверить. — Альберто протянул руку и взял мой стакан. — Безопасного вам полета.
Я оставил его и снова вышел на яркий солнечный свет. Жара стояла ужасная. При каждом шаге от сухой земли поднималась пыль. Джунгли уже начали потихоньку подкрадываться к госпиталю, лианы свисали с деревьев прямо над крышей. Это долго продолжаться не может. Люди приходят и уходят, а лес стойко держится, затягивая все шрамы, которые они ему наносят, так, будто их и вовсе не было.
Шлюпка уже ожидала меня и доставила через реку на взлетную полосу за четверть часа. Я застал Хэннаха лежащим под левым крылом и изучающим карту. Он был в плохом настроении и более угрюм, чем обычно.
— Ну и что ты думаешь? — нетерпеливо спросил он.
— Пустая потеря времени.
— Я говорил ему то же самое, но он уперся. — Сэм встал. — Взгляни, я проложил курс, хотя, когда мы прилетим туда, может оказаться, что этого проклятого места вообще не существует.
— Вы хотите, чтобы я пилотировал?
— А за что же я плачу тебе деньги?
Он повернулся и забрался в кабину. Странно, но, вспоминая все происшедшее много лет спустя, я подумал, что именно с этого момента он начал терять в моих глазах ореол героя.
Я не видел большой необходимости в этом занятии. Не более чем через пятнадцать минут после вылета нам встретилась большая поляна, я спустился до ста футов и дважды облетел ее.
— Плантация диких бананов, — объявил Хэннах. — Мы точно на курсе. Все правильно.
Многие лесные индейцы занималась примитивными формами земледелия, если поляны вроде той, что проплыла под нами, позволяли это делать. Наша поляна служила верным признаком того, что мы находимся вблизи большой деревни.
Я полетел дальше на высоте пятисот футов и почти немедленно почувствовал руку на плече.
— Мы на месте.
И вот под левым крылом я увидел в джунглях площадку, диаметром по крайней мере ярдов пятьдесят, на которой расположилась деревня. Она оказалась больше, чем я ожидал. Крытые тростником длинные хижины образовывали плотное кольцо вокруг центральной площади с неким подобием племенного тотема в середине.
Внизу метались сотни две, а может, и все три индейцев. Они выбегали из хижин, словно коричневые муравьи. Их задранные вверх лица смотрели на нас, когда я пролетал на высоте трехсот футов. Никто не бежал в лес, они, видимо, понимали, что мы не можем здесь приземлиться. Многие из них выпускали в нас стрелы.
— Глупые выродки. Посмотри-ка на них, — грубо рассмеялся Хэннах. — А ну-ка, парень, спустись до сотни футов и лети помедленней.
Я заложил вираж вправо, сбросил газ и спустился почти до верхушек деревьев. Хэннах открыл дверь, внутрь ворвался ветер.
Мы летели прямо над деревней и видели поднятые лица и тучи стрел, которые не могли причинить нам вреда.
Взяв ручку на себя, чтобы набрать высоту, я глянул назад через плечо и тут увидел огненный шар взрыва в самом центре толпы, за ним грянул второй.
Во время войны, которая была потом, я сталкивался с вещами и похуже, но то видение преследует меня до сих пор.
Я должен бы знать или по крайней мере предвидеть, что легко быть умным после того, как событие уже произошло. А он хохотал, как сумасшедший, когда я развернул "Хейли" и летел сквозь дым.
Повсюду валялись трупы, дюжины трупов, в центре деревни зияла громадная воронка, а тростниковые крыши некоторых домов уже пылали.
Я взглянул назад через плечо. Хэннах, наклонившись к двери, дико хохотал.
— Ну, как вам это нравится, подонки? — орал он.
Я сильно ударил его. Самолет резко качнулся на один борт, словно споткнувшись, и потом пошел вниз носом. Мы вместе схватились за ручку управления, и только совместными усилиями нам удалось выйти из пике в трехстах футах от земли.
Я выровнял самолет и начал подъем. Он убрал свои руки и снова опустился в кресло. Никто из нас не сказал ни слова. Когда я обернулся назад, то увидел пламя, которое расцвело в ясном небе, словно алый цветок.
Выключив двигатель, я сидел, крепко стиснув зубы, во внезапно наступившей тишине. Руки дрожали, во рту пересохло. Хэннах открыл дверь и вышел из машины. Когда я открыл свою дверь, он стоял внизу, закуривая сигарету; посмотрев вверх, ухмыльнулся:
— В первый раз всегда трудно, парень.
Вот эта усмешка и переполнила чашу. Я спрыгнул прямо на него, одновременно ударив его кулаком. Мы покатились по земле. Схватив его за горло, я, несмотря на необыкновенную силу противника, брал верх, преимущества давала внезапность.
Потом я услышал крики. К нам бежали люди. Несколько рук растащили нас.
Меня прижали к боку "Хейли", и я почувствовал под подбородком ствол револьвера сержанта. Тут появился полковник Альберто.
Он сделал знак сержанту опустить оружие и посмотрел мне прямо в глаза:
— Я был бы очень огорчен, если бы мне пришлось арестовать вас, сеньор Мэллори, но я все же сделаю это, если будет необходимо. Пожалуйста, помните, что на данной территории действует военное положение. И я здесь командую.
Альберто и его люди, которые действовали за Санта-Еленой, не имели особого успеха, что, впрочем, никого не удивляло. Если они шли по тропам, то рисковали нарваться на засаду индейцев хуна, а прорубаться сквозь джунгли означало проходить не более мили в день.
За неделю полковник потерял семь человек. Двое убитых, трое раненых и еще двое получили повреждения, из них один нанес себе удар по ноге мачете, может быть, и не совсем случайно. Я видел этого человека, когда Хэннах, везший его в Манаус, сделал посадку в Ландро для дозаправки. Смею заверить, что, несмотря на несомненно мучившую его боль, он казался очень довольным.
Потом Хэннаху пришлось на целый день улететь в Санту-Елену, а я на "Бристоле" отвез почту из Ландро в Манаус, где побывал с интересом. События в верховьях реки происходили будто на другой планете, и даже в Ландро мало кого беспокоили.
Потом случилось то, что все изменило. Однажды вечером перед наступлением темноты в город явилась банда Авилы, или то, что от нее осталось. Старатели попали в засаду на одном из притоков Мортес на той стороне реки, где хуна никто не ожидал. Они потеряли двух человек, остальные получили серьезные ранения.
Но даже такая прямая угроза не встревожила людей. В конце концов, индейцы убивали этих странных белых в верховьях реки уже много лет. И только когда оттуда по реке приплыла лодка с двумя убитыми на борту, они почувствовали, что к ним врывается грубая реальность.
Это было мерзкое дело. Менни обнаружил их ранним воскресным утром, когда прогуливался перед завтраком, и тут же послал одного из рабочих за мной. Пока я шел туда, видел, как люди уже спешили к причалу группками по двое или по трое.
Каноэ прибило течением к песчаному берегу чуть выше причала. Как выяснилось потом по документам, в нем лежали тела собирателей каучука. Трудно поверить, какое количество стрел поразило бедняг.
Их расстреляли из луков по крайней мере три дня назад. Можно себе представить, в каком состоянии находились трупы, принимая во внимание здешний климат. Вокруг них жужжали тучи мух и распространялось страшное зловоние. Но наличествовала и еще одна отвратительная деталь. Мужчина на корме упал на спину, и одна рука его опустилась в воду, а пираньи обожрали все мясо до самого локтя.
Кругом царило полное уныние, люди толпились на берегу и тихо разговаривали, пока не появился Фигуередо и не взял все в свои руки. Он стоял, опираясь на палку, с хмурым лицом, обливаясь потом, который пятнами проступал на его рубашке и льняном пиджаке, и наблюдал, как шестеро рабочих, с лицами, обвязанными платками, вытаскивали трупы на берег.
Хуна делали огромные луки, длиной выше людей, которые ими пользовались, и такие сильные, что часто стрела, пущенная в грудь, пронзала человека насквозь и выходила со спины. Наконечником служил зуб пираньи или заостренный, как бритва, бамбук.
Рабочий вытащил одну стрелу из тела и передал Фигуередо. Он осмотрел ее, а потом сломал пополам и сердито отбросил обломки в сторону.
— Звери! — сказал он. — А вдруг они придут сюда из джунглей?
Его слова сразу же распалили толпу. Все жаждали крови. Хуна вели себя как твари, и с ними следовало обращаться как с тварями. То есть истребить. Голоса бушевали вокруг меня. Я послушал немного, но потом у меня подвело живот, я повернулся и ушел.
* * *
Я как раз наливал себе солидную порцию виски из личных запасов Хэннаха, когда вошел Менни.— Какой ужас, — вздохнул он.
— Куда ни пойдешь, всюду одна и та же история, — ответил я. — Индейцы всегда виноваты, белые же — никогда.
Он закурил вонючую бразильскую сигару, которые так любил, и присел на перила веранды.
— Вы слишком категорично судите обо всем. Посмотрите на вещи глазами тех, кто побывал в Форте-Томас. Тех, кто сам едва не угодил под нож индейца.
— Если вы сводите людей до символа, то тогда убийство становится совсем легким, — ответил я. — Просто абстракция. Убейте хуна, и вы уничтожаете не личность, а всего-навсего индейца. Это производит на вас какое-то впечатление?
Похоже, он мысленным взором вернулся в далекие годы, вспоминая, что произошло с его народом. Мне показалось, что я и вправду затронул его больную струну.
— Какое важное открытие, и сделано оно в молодые годы! Могу я спросить, каким образом вы пришли к нему? — Менни серьезно смотрел на меня.
Причин что-то умалчивать я не имел, хотя, когда начал говорить, у меня от волнения перехватило дыхание. Возникло невыразимо тяжкое чувство невозвратной потери.
— Все очень просто. В первый месяц моего пребывания на реке Шингу я встретил самого лучшего человека, которого больше не встречу, доживи я хоть до ста лет. Если бы он был католиком, то пришлось бы кидать монету, чтобы определить, сжечь его или возвести в ранг святых.
— Кто же он?
— Венец по имени Карл Будер. Он приехал сюда молодым лютеранским пастором, чтобы работать в миссии на Шингу. Но с отвращением бросил это дело, когда узнал о неприятных фактах, что индейцы страдают от рук миссионеров точно так же, как и от рук других белых.
— Ну и что же он сделал?
— Основал свое поселение вверх по реке от Форте-Томас. Посвятил жизнь работе среди индейцев кива, а уж они смогли бы научить хуна кое-чему, поверьте мне. Он даже женился на индианке. Я возил ему кое-что из Белема тайком от компании. Он стал лучшим другом, какого только можно представить, для индейцев кива.
— И они убили его?
Я кивнул:
— Его жена сказала ему, что ее отец тяжело ранен в атаке на Форте-Томас и ему нужна неотложная медицинская помощь. Он явился к ним, а они забили его дубинками до смерти.
Менни слегка нахмурился, словно не понимая.
— Вы хотите сказать, что его собственная жена предала его?
— Она сделала это для своего племени. Они восхищались смелостью и знаниями Будера. И убили его с той же целью, с какой хуна отправили на тот свет отца Контэ в Санта-Елене, то есть чтобы вождь племени обрел его мозги и сердце.
На его лице отразился неподдельный ужас.
— И вы еще можете добром отзываться об этих чудовищах?
— А вот Карл Будер, будь он с нами, сказал бы, что индейцы — такой же продукт окружающей среды, как, например, ягуар. Что они выживают в этом зеленом аду, там, за рекой, только убивая инстинктивно, без момента раздумий, и несколько раз в день. Убийство — часть их естества.
— Которое включает и убийство друзей?
— А у них нет таковых. Есть только связи, семейные и племенные. Любой другой — чужак. Рано или поздно его надо уничтожить, так понимал их Будер.
Я налил себе еще виски. Менни спросил:
— И как же вы лично для себя решаете эту проблему?
— Никакой проблемы нет, — ответил я. — Здесь слишком много богатств. Алмазы в реках, любой вид минералов, о которых мы слышали, наверное, есть и совсем неизвестные. Что же должен сделать человек, если между ним и таким аппетитным куском пирога стоят дикари каменного века?
Он печально улыбнулся и положил руку мне на плечо:
— Мир такой грязный, друг мой!
— А я уже слишком много выпил для такого времени дня.
— Совершенно верно. Иди прими душ, а я приготовлю кофе.
Я сделал, как он посоветовал, и стоял под тепловатой водой минут десять. Я уже одевался, когда раздался стук в дверь и Фигуередо просунул голову в комнату.
— Дрянное дело, — начал он, опускаясь на стул и вытирая лицо носовым платком. — Я сейчас был на радиостанции, чтобы сообщить Альберто, что у нас в ангаре военные установили новую мощную передающую и приемную аппаратуру и оставили молодого капрала обслуживать ее.
— Хэннах находился там всю ночь, — сказал я, натягивая летную куртку. — Что-нибудь от него?
Фигуередо кивнул:
— Он хочет, чтобы вы прибыли к нему, и как можно скорее.
— В миссию Санта-Елена? — Я покачал головой. — Вы, наверно, его не поняли. Мне надо везти почту в Манаус.
— Отменяется. Вы должны быть там по военным вопросам, а им здесь отдается предпочтение.
— Вы меня заинтриговали. А есть хоть какая-то идея? Что там случилось?
Он покачал головой:
— Не мое дело знать. Я не вмешиваюсь в военные вопросы, моя юрисдикция здесь кончается, и мне это даже нравится.
Менни толчком ноги распахнул дверь и принес кофе в двух оловянных кружках.
— Вы слышали? — спросил я.
Он кивнул:
— Лучше всего идите прямо в ангар и готовьте "Бристоль" к вылету.
Я стоял у окна рядом с Фигуередо и потягивал кофе, глядя в сторону причала. По направлению к нам тащилась повозка, запряженная двумя быками, похожими скорее на мешки с костями. Кучер заставлял их двигаться, тыча с равными короткими интервалами им под хвост палкой с шестидюймовым гвоздем на конце.
Когда повозка проехала мимо, запах подсказал, что находилось в ней. Фигуередо отвернулся с выражением крайнего отвращения. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут на землю обрушился ливень, струи воды с шумом бились о крышу из гофрированного железа.
Мы стояли и смотрели, как повозка скрылась во мгле.
* * *
Я поднялся в воздух, а дождь все еще шел. Мне вовсе не хотелось откладывать из-за него свой вылет. Кошмар, который произошел в Санта-Елене, потрясал, но эти двое несчастных в каноэ принесли с собой призрак развервстой могилы, тревогу и такое чувство, будто что-то страшное таится там, в лесу за рекой.Я все время летел над рекой и не видел особенной причины спешить. Выйдя из зоны дождя, я располагал целым часом для того, чтобы насладиться полетом.
Над миссией Санта-Елена прошел на бреющем полете главным образом для того, чтобы посмотреть, что там делается. Катер миссии в этот момент отходил от пристани и отправлялся вниз по реке, а старый сорокафутовый военный катер все еще стоял там. Двое солдат вышли из госпиталя и помахали мне руками, а Хэннах показался из дома священника. Я сделал еще круг, а потом приземлился на полосу.
Здесь меня встретила постоянная охрана из десяти солдат с пулеметом. Командир охраны, сержант, приказал одному из солдат доставить меня в миссию Санта-Елена на шлюпке с подвесным мотором.
Хэннах ожидал на причале, куря сигарету.
— А ты не очень-то спешил сюда, — заметил он ворчливо.
— Но мне никто не сказал, что нужно спешить, — ответил я, карабкаясь на пристань. — Что все-таки происходит?
— Мы собираемся подкинуть парочку рождественских подарков твоим друзьям хуна, — ответил он.
У него с собой было два больших мешка, которые он передал солдату в шлюпке, а потом спустился по лесенке и отчалил.
— Я пришлю его снова за тобой. Хочу кое-что сделать. Найдешь Альберто в доме священника. Он тебе все расскажет.
Сэм уселся на корме, закурил еще одну из своих нескончаемых сигарет и засунул руки в карманы кожаного пальто. Он выглядел страшно измотанным.
Я был совершенно сбит с толку и хотел как можно скорее получить объяснения, поэтому повернулся и поспешил с пристани, на которой дежурил часовой, выглядевший усталым и несчастным. Он обливался потом, который проступил пятнами сквозь его полевой мундир. На крыльце церкви стояли еще два солдата с пулеметом.
В доме священника Альберто лежал на узкой кровати со снятыми бриджами. Его правая нога покоилась на подушке, и капрал-медик промывал тампоном с иодином две язвы. Альберто выглядел вовсе не счастливым и скрашивал свои страдания, держа в левой руке стакан, а в правой — бутылку бренди.
— А, сеньор Мэллори! — воскликнул он. — Я бы не пожелал таких мук даже заклятому врагу. Эти язвы, как кислота, разъедают плоть прямо до кости.
— А что бы вы делали, если бы такое случилось с вашими солдатами?
Он грустно улыбнулся:
— Трезвая мысль. Капитан Хэннах не объяснил вам, что здесь происходит?
— Он бросил что-то непонятное насчет рождественских подарков для хуна, а потом отправился на тот берег. Ну так и что?
— Все довольно просто. Я ухитрился захватить полукровку, который живет с ними. Он показал на карте расположение деревни. Примерно в сорока милях отсюда в лесу.
— И вы хотите напасть на них?
Полковник застонал, беспокойно задвигался под руками капрала, и пот выступил у него на лбу.
— Такой вариант отпадает. Три недели нужно только для того, чтобы пробиться туда, и то только если пленник согласится быть проводником, а он наверняка откажется при таких обстоятельствах. Так что такой поход — просто самоубийство. Они возьмут нас одного за другим.
— А что насчет подкреплений?
— Никаких подкреплений. У них снова возникли проблемы с племенем кива вдоль реки Шингу, и хикарос сильно осложнили положение вдоль Негро. Я хочу предпринять некоторые действия с племенем хуна, а затем покинуть Санта-Елену. Я только что послал катер миссии в Ландро со всем, что можно спасти.
— А зачем я здесь понадобился?
— Я хочу, чтобы вы полетели с Хэннахом в ту деревню. Сбросить пару мешков всяких подарков, как жест доброй воли. А потом я пошлю того человека, который с ними жил, чтобы он устроил мне встречу с ними.
Когда капрал начал бинтовать его ногу, он потянулся за чистым стаканом, наполнил его наполовину бренди и передал мне. Пусть мне не хотелось пить, но я взял его просто из вежливости.
— Я наводил справки о вас, Мэллори. В бытность на Шингу вы дружили с этим сумасшедшим Будбером. Может быть, знаете об индейцах больше меня. Какие шансы за то, что мой план сработает?
— Никаких, — отрезал я. — Вы хотели знать правду, так вот она.
— В общем, я согласен. — Он приветственно поднял свой стакан и опорожнил его. — Но в конце концов, я должен сделать некоторый позитивный шаг и предпринять что-то такое, против чего даже главный штаб не смог бы возразить.
Я попробовал бренди — вино имело такой вкус, будто его делали в ванной, — и осторожно поставил стакан.
— Мне надо идти. Наверное, Хэннах сейчас рвет и мечет.
— Он не очень доволен моим поручением, смею вас заверить. — Альберто протянул руку и взял мой стакан. — Безопасного вам полета.
Я оставил его и снова вышел на яркий солнечный свет. Жара стояла ужасная. При каждом шаге от сухой земли поднималась пыль. Джунгли уже начали потихоньку подкрадываться к госпиталю, лианы свисали с деревьев прямо над крышей. Это долго продолжаться не может. Люди приходят и уходят, а лес стойко держится, затягивая все шрамы, которые они ему наносят, так, будто их и вовсе не было.
Шлюпка уже ожидала меня и доставила через реку на взлетную полосу за четверть часа. Я застал Хэннаха лежащим под левым крылом и изучающим карту. Он был в плохом настроении и более угрюм, чем обычно.
— Ну и что ты думаешь? — нетерпеливо спросил он.
— Пустая потеря времени.
— Я говорил ему то же самое, но он уперся. — Сэм встал. — Взгляни, я проложил курс, хотя, когда мы прилетим туда, может оказаться, что этого проклятого места вообще не существует.
— Вы хотите, чтобы я пилотировал?
— А за что же я плачу тебе деньги?
Он повернулся и забрался в кабину. Странно, но, вспоминая все происшедшее много лет спустя, я подумал, что именно с этого момента он начал терять в моих глазах ореол героя.
* * *
Я летел на высоте в тысячу футов, условия полета оставляли желать лучшего. Солнце светило так ярко, что мне пришлось надеть темные очки. Хэннах сидел прямо за мной на переднем пассажирском сиденье у задней двери. Он не произносил ни слова и внимательно рассматривал в бинокль джунгли внизу.Я не видел большой необходимости в этом занятии. Не более чем через пятнадцать минут после вылета нам встретилась большая поляна, я спустился до ста футов и дважды облетел ее.
— Плантация диких бананов, — объявил Хэннах. — Мы точно на курсе. Все правильно.
Многие лесные индейцы занималась примитивными формами земледелия, если поляны вроде той, что проплыла под нами, позволяли это делать. Наша поляна служила верным признаком того, что мы находимся вблизи большой деревни.
Я полетел дальше на высоте пятисот футов и почти немедленно почувствовал руку на плече.
— Мы на месте.
И вот под левым крылом я увидел в джунглях площадку, диаметром по крайней мере ярдов пятьдесят, на которой расположилась деревня. Она оказалась больше, чем я ожидал. Крытые тростником длинные хижины образовывали плотное кольцо вокруг центральной площади с неким подобием племенного тотема в середине.
Внизу метались сотни две, а может, и все три индейцев. Они выбегали из хижин, словно коричневые муравьи. Их задранные вверх лица смотрели на нас, когда я пролетал на высоте трехсот футов. Никто не бежал в лес, они, видимо, понимали, что мы не можем здесь приземлиться. Многие из них выпускали в нас стрелы.
— Глупые выродки. Посмотри-ка на них, — грубо рассмеялся Хэннах. — А ну-ка, парень, спустись до сотни футов и лети помедленней.
Я заложил вираж вправо, сбросил газ и спустился почти до верхушек деревьев. Хэннах открыл дверь, внутрь ворвался ветер.
Мы летели прямо над деревней и видели поднятые лица и тучи стрел, которые не могли причинить нам вреда.
Взяв ручку на себя, чтобы набрать высоту, я глянул назад через плечо и тут увидел огненный шар взрыва в самом центре толпы, за ним грянул второй.
Во время войны, которая была потом, я сталкивался с вещами и похуже, но то видение преследует меня до сих пор.
Я должен бы знать или по крайней мере предвидеть, что легко быть умным после того, как событие уже произошло. А он хохотал, как сумасшедший, когда я развернул "Хейли" и летел сквозь дым.
Повсюду валялись трупы, дюжины трупов, в центре деревни зияла громадная воронка, а тростниковые крыши некоторых домов уже пылали.
Я взглянул назад через плечо. Хэннах, наклонившись к двери, дико хохотал.
— Ну, как вам это нравится, подонки? — орал он.
Я сильно ударил его. Самолет резко качнулся на один борт, словно споткнувшись, и потом пошел вниз носом. Мы вместе схватились за ручку управления, и только совместными усилиями нам удалось выйти из пике в трехстах футах от земли.
Я выровнял самолет и начал подъем. Он убрал свои руки и снова опустился в кресло. Никто из нас не сказал ни слова. Когда я обернулся назад, то увидел пламя, которое расцвело в ясном небе, словно алый цветок.
* * *
От всего увиденного я словно оцепенел. Помню только, как приземлился на аэродроме в Санта-Елене. Я видел свой "Бристоль" на южном конце посадочной полосы. И рассчитал приземление так, что остановился в сорока футах от стены деревьев.Выключив двигатель, я сидел, крепко стиснув зубы, во внезапно наступившей тишине. Руки дрожали, во рту пересохло. Хэннах открыл дверь и вышел из машины. Когда я открыл свою дверь, он стоял внизу, закуривая сигарету; посмотрев вверх, ухмыльнулся:
— В первый раз всегда трудно, парень.
Вот эта усмешка и переполнила чашу. Я спрыгнул прямо на него, одновременно ударив его кулаком. Мы покатились по земле. Схватив его за горло, я, несмотря на необыкновенную силу противника, брал верх, преимущества давала внезапность.
Потом я услышал крики. К нам бежали люди. Несколько рук растащили нас.
Меня прижали к боку "Хейли", и я почувствовал под подбородком ствол револьвера сержанта. Тут появился полковник Альберто.
Он сделал знак сержанту опустить оружие и посмотрел мне прямо в глаза:
— Я был бы очень огорчен, если бы мне пришлось арестовать вас, сеньор Мэллори, но я все же сделаю это, если будет необходимо. Пожалуйста, помните, что на данной территории действует военное положение. И я здесь командую.