Страница:
– Простите, – перебил Скоупс, – но доктор Финкельштейн прибыл сюда осмотреть мумию.
– Да, конечно, но…
– Мистер Скоупс? – окликнула его билетерша. – Вы велели вас ни с кем не соединять, но тут пришли сообщения от… – она посмотрела на кучу наклеенных клочков на столе, – Смитсоновского института, от УКЛА, от Университета Теннесси, от Университета Мичигана…
– Видите? – просиял Скоупс. – Все они хотят заняться мумией. Но я им пока отказал, потому что хочу, чтобы первым увидели ее вы.
Истинная причина, конечно, была в том, что если бы серьезные антропологи, пока что не более чем любопытствующие, наложили лапу на мумию, то Платон Скоупс, из деревни, даже-не-доктор, главный-но-единственный научный сотрудник в этом-как-его-музее-капитана-Крюка, был бы сметен в строну, как пушинка на ветру.
Мори улыбнулся:
– Очень вам благодарен. Быть первым – это как раз то, чего я хочу.
У Мори уже шея болела от кивания, лицевые мышцы застыли в улыбке в неизбежном туре по Залу Крючков. Самые долгие полчаса в истории. Он искоса поглядывал на Хорейса Дак-хауза, трещащего про перламутр и черепаховый панцирь, про агат и кость, про резиновые и кожаные рукояти и что-то о непрочности никелевого покрытия. Мори подчеркнутым жестом вытащил карманные часы и стал внимательно их рассматривать, надеясь, что директор музея поймет намек.
Он не понял, но понял Скоупс.
– Доктор Финкельштейн прибыл сюда ради мумии, – напомнил он.
– Разумеется, – подтвердил Мори. – Крючков я уже насмотрелся.
«На десять жизней!» – хотелось ему заорать.
– О, – сказал Дакхауз, – простите, увлекся. Теперь… э-э… Скоупс отведет вас в лабораторию. Я думаю, существенно, что на этой мумии, хотя тело совсем высохло, нет ни клочка одежды, что свидетельствует…
– Сэр!
Дакхауз закашлялся и помахал пальцами внутрь здания.
– Давайте покажите доктору Финкельштейну вашего покойника. А потом приведите его… – он захихикал, – доктора Финкельштейна, конечно, а не покойника, ко мне в кабинет, и мы пообедаем. За счет музея. Поедем к «Пончо» в Гатлинбург, съедим по хорошему бифштексу, с этими жареными… вроде луковиц. И графин вина, если вы не против. Как, доктор Финкельштейн?
Услышав слово «пообедаем», Мори испугался, что ему сейчас предложат вареные сосиски с лимонным желе.
– Да, хорошо, – сказал он и снова посмотрел на часы. Тем ребятам он сказал «полчаса», но у молодых память как решето – кто знает, сколько они будут ждать на самом деле?
Скоупс не стал терять времени и отвел Мори сразу туда, где лежала мумия. Тело было прикрыто белой простыней на задрапированном простыней же столе, а на соседних столах экспонировались камни, кости и чудовищный клык. На штативах были закреплены фотографии примитивных рисунков – палочных человечков и нарисованных будто детской рукой чудовищ.
Мори все это напомнило школьную работу по естественным наукам.
Скоупс взял указку и постучал по фотографии – той, на которой были наскальные рисунки.
– Некоторых мне удалось идентифицировать. Вот это – Smilodon, a это Glyptodon, хотя расположение ног скорее как у Glossotherium. Конечно, если даже не опознать в них Mammuthus, поскольку у нас есть бивень…
Мори кивал, изображая интерес к жужжанию Скоупса о примитивных глиняных изображениях, найденных в другой пещере в Теннесси.
– В сравнении с ними рисунки в пещере мумии, – он постучал указкой, – настолько реалистичны, что мы…
Мори впервые по-настоящему глянул на фотографию с палочными фигурками.
– Бог ты мой! – сказал он, не успев подумать. – Они же трахаются! А вот этот, что стоит, дает в рот тому…
– Да-да, – перебил Скоупс. – Ритуалы плодородия, сэр.
– Извините мою запальчивость, – произнес тут же Мори, краснея. – Просто это было как-то неожиданно. – Он глянул на бугор под одеялом. – Это она и есть? Наша мумия?
Скоупс положил руку на угол простыни и отвесил что-то вроде полупоклона.
– Позвольте мне представить… – Он резко выпрямился, театральным жестом сорвав простыню. – Мумия Скоупса!
– Совсем как настоящий! – сказал Мори, действительно впечатленный. Вопреки газетным фотографиям и рассказу Джинджер Родджерс, он наполовину ожидал увидеть большую сморщенную изюмину с иссохшими ручками и ножками.
Он положил руку на стол, рассматривая серое, пергаментное, но вполне человеческое лицо, сравнивая в памяти с фотографией Шики Дуна.
Может быть, подумал он. И правда. Кажется, эта девушка, Джинджер Родджерс, была права. Он хлопнул в ладоши:
– Великолепно! И весит она… сколько, вы сказали?
– Двадцать семь фунтов.
– Идеально… то есть я хотел сказать, экстраординарно.
– Это одна из характеристик, которая ставит ее особняком. Ясно, что этот народ разработал такие тайны бальзамирования, о которых египтяне и мечтать не могли. Наклонитесь, понюхайте.
– Мумию? – Мори чуть попятился, опасаясь, как бы этого не сделать действительно.
– Все еще определяется аромат бальзамирующих масел. Понюхайте.
Исполненный сомнения Мори наклонился и втянул носом воздух.
– А что, неплохо. Немножко даже напоминает «олдспайс», я бы сказал.
– Я думаю, ладан или миро. – Скоупс показал на голову мумии. – Обратите внимание на структуру лица. Видите? Типичный европеец.
– Я бы сказал, полушотландец-полуирландец, как многие местные жители, – поддержал его Мори, про себя усмехнувшись.
– Мудро. Европейский гаплотип ДНК был обнаружен в нескольких местах Северной Америки. Миграция из Ирландии морским путем…
Время, время, время! – повторял про себя Мори, а Скоупс уже перешел к бивню мамонта. Мори поглядывал на заднюю дверь, озирал комнату, строя планы.
У него возникло неприятное чувство, что мумия на него смотрит, предвидя свое грядущее похищение, и потому он будто случайно закрыл ее.
– Уважение к мертвым, – пояснил он свои действия. – Вы знаете… – Он приложил руку ко лбу, закрыл глаза. – Кажется, мне слегка нехорошо. Низкий сахар крови. Ничего страшного, но вы не могли бы мне раздобыть стакан фруктового сока?
– О Боже! Конечно, конечно! В кафетерии наверняка есть.
Скоупс показал рукой на складной стул и рысцой выбежал из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, Мори перевязал углы простыни крест-накрест, взвесил получившийся узел – даже двадцать семь фунтов ощущались бременем в дряхлых руках.
Он положил узел на пол, быстро подошел к полке, которую заметил заранее – там стоял большой розовый плюшевый слон. Этого слона Мори положил на стол, несколько раз обернул простынями со стола для объема, взбивая и расправляя, чтобы придать сходство с ранее завернутой мумией, потом накрыл другой простыней.
Узел с мумией он поволок к выходу, открыл дверь и поискал своих грузчиков. Тощий – все еще никуда не делся – помахал с капота своего сияющего «шевроле» и вместе со здоровенным порысил к Мори.
– Вот это, – сказал Мори, – положите в багажник моей машины. Он открыт. И захлопните перед тем, как уедете.
Здоровенный подхватил узел и потащил к машине Мори, а тощий остался у двери. Мори вытащил из кармана пиджака положенные туда двадцать пять долларов и отдал юному сообщнику. На миг он подумал, не смыться ли прямо сейчас, но тут услышал в коридоре голоса. Боясь перспективы быть обнаруженным и пойманным, он решил доиграть сцену внутри.
– Спасибо, – сказал он юнцу. – Теперь вы свободны.
– Э-гм… – Тощий замялся, держа руку на двери.
– Деньги вы получили, – сказал Мори. – Свободны.
Парнишка нерешительно поджал губы, уронил руку и отошел – казалось даже, что неохотно. Мори с бьющимся в висках пульсом затворил дверь, сделал три быстрых шага в комнату и резко сел на испачканный линолеум пола, как раз когда повернулась ручка двери. Вбежали Скоупс и Дакахауз.
– Боже мой! – воскликнул Дакхауз при виде Мори, который сидел на полу, раскинув ноги. – Быстро дайте ему сок!
Скоупс протянул Мори открытую бутылку апельсинового сока.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
Мори сделал глоток, промямлил что-то вроде «спасибо, уже лучше», хотя на самом деле тяжело дышал. Еще три секунды – и его бы застигли на месте преступления.
Скоупс помог ему встать, поддержал рукой под локоть.
– Вы что-то говорили про обед? – сказал быстро Мори, глянув на игрушечного слона под простынями. – Кажется, это как раз то, что надо. Я на завтрак ел блинчики, слишком много сиропа… вот сахар в крови и упал. Видите?
Он показал дрожащую руку.
– Допивайте сок, – сказал Дакхауз, – и я вас прямо отвезу в город. Плотный обед вам поможет, вот увидите.
Пухлую простыню никто не заметил.
– Да-да, – согласился Мори. – Как только мы отсюда выйдем, мне станет куда легче дышать.
39
40
– Да, конечно, но…
– Мистер Скоупс? – окликнула его билетерша. – Вы велели вас ни с кем не соединять, но тут пришли сообщения от… – она посмотрела на кучу наклеенных клочков на столе, – Смитсоновского института, от УКЛА, от Университета Теннесси, от Университета Мичигана…
– Видите? – просиял Скоупс. – Все они хотят заняться мумией. Но я им пока отказал, потому что хочу, чтобы первым увидели ее вы.
Истинная причина, конечно, была в том, что если бы серьезные антропологи, пока что не более чем любопытствующие, наложили лапу на мумию, то Платон Скоупс, из деревни, даже-не-доктор, главный-но-единственный научный сотрудник в этом-как-его-музее-капитана-Крюка, был бы сметен в строну, как пушинка на ветру.
Мори улыбнулся:
– Очень вам благодарен. Быть первым – это как раз то, чего я хочу.
У Мори уже шея болела от кивания, лицевые мышцы застыли в улыбке в неизбежном туре по Залу Крючков. Самые долгие полчаса в истории. Он искоса поглядывал на Хорейса Дак-хауза, трещащего про перламутр и черепаховый панцирь, про агат и кость, про резиновые и кожаные рукояти и что-то о непрочности никелевого покрытия. Мори подчеркнутым жестом вытащил карманные часы и стал внимательно их рассматривать, надеясь, что директор музея поймет намек.
Он не понял, но понял Скоупс.
– Доктор Финкельштейн прибыл сюда ради мумии, – напомнил он.
– Разумеется, – подтвердил Мори. – Крючков я уже насмотрелся.
«На десять жизней!» – хотелось ему заорать.
– О, – сказал Дакхауз, – простите, увлекся. Теперь… э-э… Скоупс отведет вас в лабораторию. Я думаю, существенно, что на этой мумии, хотя тело совсем высохло, нет ни клочка одежды, что свидетельствует…
– Сэр!
Дакхауз закашлялся и помахал пальцами внутрь здания.
– Давайте покажите доктору Финкельштейну вашего покойника. А потом приведите его… – он захихикал, – доктора Финкельштейна, конечно, а не покойника, ко мне в кабинет, и мы пообедаем. За счет музея. Поедем к «Пончо» в Гатлинбург, съедим по хорошему бифштексу, с этими жареными… вроде луковиц. И графин вина, если вы не против. Как, доктор Финкельштейн?
Услышав слово «пообедаем», Мори испугался, что ему сейчас предложат вареные сосиски с лимонным желе.
– Да, хорошо, – сказал он и снова посмотрел на часы. Тем ребятам он сказал «полчаса», но у молодых память как решето – кто знает, сколько они будут ждать на самом деле?
Скоупс не стал терять времени и отвел Мори сразу туда, где лежала мумия. Тело было прикрыто белой простыней на задрапированном простыней же столе, а на соседних столах экспонировались камни, кости и чудовищный клык. На штативах были закреплены фотографии примитивных рисунков – палочных человечков и нарисованных будто детской рукой чудовищ.
Мори все это напомнило школьную работу по естественным наукам.
Скоупс взял указку и постучал по фотографии – той, на которой были наскальные рисунки.
– Некоторых мне удалось идентифицировать. Вот это – Smilodon, a это Glyptodon, хотя расположение ног скорее как у Glossotherium. Конечно, если даже не опознать в них Mammuthus, поскольку у нас есть бивень…
Мори кивал, изображая интерес к жужжанию Скоупса о примитивных глиняных изображениях, найденных в другой пещере в Теннесси.
– В сравнении с ними рисунки в пещере мумии, – он постучал указкой, – настолько реалистичны, что мы…
Мори впервые по-настоящему глянул на фотографию с палочными фигурками.
– Бог ты мой! – сказал он, не успев подумать. – Они же трахаются! А вот этот, что стоит, дает в рот тому…
– Да-да, – перебил Скоупс. – Ритуалы плодородия, сэр.
– Извините мою запальчивость, – произнес тут же Мори, краснея. – Просто это было как-то неожиданно. – Он глянул на бугор под одеялом. – Это она и есть? Наша мумия?
Скоупс положил руку на угол простыни и отвесил что-то вроде полупоклона.
– Позвольте мне представить… – Он резко выпрямился, театральным жестом сорвав простыню. – Мумия Скоупса!
– Совсем как настоящий! – сказал Мори, действительно впечатленный. Вопреки газетным фотографиям и рассказу Джинджер Родджерс, он наполовину ожидал увидеть большую сморщенную изюмину с иссохшими ручками и ножками.
Он положил руку на стол, рассматривая серое, пергаментное, но вполне человеческое лицо, сравнивая в памяти с фотографией Шики Дуна.
Может быть, подумал он. И правда. Кажется, эта девушка, Джинджер Родджерс, была права. Он хлопнул в ладоши:
– Великолепно! И весит она… сколько, вы сказали?
– Двадцать семь фунтов.
– Идеально… то есть я хотел сказать, экстраординарно.
– Это одна из характеристик, которая ставит ее особняком. Ясно, что этот народ разработал такие тайны бальзамирования, о которых египтяне и мечтать не могли. Наклонитесь, понюхайте.
– Мумию? – Мори чуть попятился, опасаясь, как бы этого не сделать действительно.
– Все еще определяется аромат бальзамирующих масел. Понюхайте.
Исполненный сомнения Мори наклонился и втянул носом воздух.
– А что, неплохо. Немножко даже напоминает «олдспайс», я бы сказал.
– Я думаю, ладан или миро. – Скоупс показал на голову мумии. – Обратите внимание на структуру лица. Видите? Типичный европеец.
– Я бы сказал, полушотландец-полуирландец, как многие местные жители, – поддержал его Мори, про себя усмехнувшись.
– Мудро. Европейский гаплотип ДНК был обнаружен в нескольких местах Северной Америки. Миграция из Ирландии морским путем…
Время, время, время! – повторял про себя Мори, а Скоупс уже перешел к бивню мамонта. Мори поглядывал на заднюю дверь, озирал комнату, строя планы.
У него возникло неприятное чувство, что мумия на него смотрит, предвидя свое грядущее похищение, и потому он будто случайно закрыл ее.
– Уважение к мертвым, – пояснил он свои действия. – Вы знаете… – Он приложил руку ко лбу, закрыл глаза. – Кажется, мне слегка нехорошо. Низкий сахар крови. Ничего страшного, но вы не могли бы мне раздобыть стакан фруктового сока?
– О Боже! Конечно, конечно! В кафетерии наверняка есть.
Скоупс показал рукой на складной стул и рысцой выбежал из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, Мори перевязал углы простыни крест-накрест, взвесил получившийся узел – даже двадцать семь фунтов ощущались бременем в дряхлых руках.
Он положил узел на пол, быстро подошел к полке, которую заметил заранее – там стоял большой розовый плюшевый слон. Этого слона Мори положил на стол, несколько раз обернул простынями со стола для объема, взбивая и расправляя, чтобы придать сходство с ранее завернутой мумией, потом накрыл другой простыней.
Узел с мумией он поволок к выходу, открыл дверь и поискал своих грузчиков. Тощий – все еще никуда не делся – помахал с капота своего сияющего «шевроле» и вместе со здоровенным порысил к Мори.
– Вот это, – сказал Мори, – положите в багажник моей машины. Он открыт. И захлопните перед тем, как уедете.
Здоровенный подхватил узел и потащил к машине Мори, а тощий остался у двери. Мори вытащил из кармана пиджака положенные туда двадцать пять долларов и отдал юному сообщнику. На миг он подумал, не смыться ли прямо сейчас, но тут услышал в коридоре голоса. Боясь перспективы быть обнаруженным и пойманным, он решил доиграть сцену внутри.
– Спасибо, – сказал он юнцу. – Теперь вы свободны.
– Э-гм… – Тощий замялся, держа руку на двери.
– Деньги вы получили, – сказал Мори. – Свободны.
Парнишка нерешительно поджал губы, уронил руку и отошел – казалось даже, что неохотно. Мори с бьющимся в висках пульсом затворил дверь, сделал три быстрых шага в комнату и резко сел на испачканный линолеум пола, как раз когда повернулась ручка двери. Вбежали Скоупс и Дакахауз.
– Боже мой! – воскликнул Дакхауз при виде Мори, который сидел на полу, раскинув ноги. – Быстро дайте ему сок!
Скоупс протянул Мори открытую бутылку апельсинового сока.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
Мори сделал глоток, промямлил что-то вроде «спасибо, уже лучше», хотя на самом деле тяжело дышал. Еще три секунды – и его бы застигли на месте преступления.
Скоупс помог ему встать, поддержал рукой под локоть.
– Вы что-то говорили про обед? – сказал быстро Мори, глянув на игрушечного слона под простынями. – Кажется, это как раз то, что надо. Я на завтрак ел блинчики, слишком много сиропа… вот сахар в крови и упал. Видите?
Он показал дрожащую руку.
– Допивайте сок, – сказал Дакхауз, – и я вас прямо отвезу в город. Плотный обед вам поможет, вот увидите.
Пухлую простыню никто не заметил.
– Да-да, – согласился Мори. – Как только мы отсюда выйдем, мне станет куда легче дышать.
39
Ящик уже наполовину закрыл багажник Мори, как увидел Младшего, который бежал к нему. Забывшись, он отпустил крышку, и она взлетела наверх.
– Ты дверь подпер? – спросил он Младшего.
– Хм… – Младший поковырял ногой асфальт. – Не совсем.
– Не совсем?
– Этот старик ее закрыл раньше, чем я успел. Она снова заперта.
– Хреново.
– Знаю.
– Что будем делать?
Младший пожал плечами, продолжая ковырять ногой асфальт.
Ящик кивнул в сторону незакрытого багажника:
– А что, если нам вот эту фигню, которую старик вынес, захватить вроде как заложником за… ну, за то, что нам нужно?
– Может сработать, если это что-то ценное, а не какой-то исторический мусор. Проверь, я на стреме постою.
Ящик наклонился к багажнику, развязал узлы на белой простыне. Ткань распахнулась, открыв – не какой-то исторический мусор, а тело. То самое. Тело Дуна. Преследующее его, как какое-то гробовое создание из романа Стивена Кинга.
– Ай-й-й!
Он повернулся как по команде «кругом!», ухватился за никелированный бампер, чтобы удержаться на ногах.
– Чего там? – Младший обошел его, заглянул. – Ничего себе! Спорить могу, старик собрался ее резать или еще что. – Он заметил, что Ящик давится рвотными движениями. – Что с тобой?
Ящик заставил себя проглотить слюну.
– Я терпеть не могу мертвых тел – я тебе говорил. С тех пор как меня мама в детстве заставила дядю Бенни поцеловать. – Он потер губы тыльной стороной ладони и всосал воздух, уставившись куда-то за горизонт. – Когда дядя Бенни был покойником. На похоронах. Ты клялся, что я не должен буду на это смотреть… на тело. Меня сейчас стошнит.
– Потом будешь тошниться, старик в любую минуту выйдет. – Младший толкнул его, приводя в чувство. – Соберись! Я сам это понесу, открой у Персика багажник.
Прихрамывая до сих пор после столкновения с пращником в юбке, Ящик побрел к «монте-карло».
Младший поднял узел из развернувшейся простыни.
– Смотри ты, – сказал он в спину Ящику, – вроде ничего не весит. Слушай, есть мысль. Давай что-нибудь завернем в эту простыню, чтобы старик не просек обмена, пока не доедет домой. У него номера штата Огайо. Так, как ездят старперы, он туда будет два дня добираться, а потом нас и не вспомнит и не будет знать, не подменили ли ее тогда, когда он отходил отлить…
– Ладно, уговорил. – Ящик оглядел местность, ничего не увидел подходящего по размеру. – Дай мне ключи, я проверю у Персика багажник. Может, у него там есть надувной матрас, или дюжина пакетов с чипсами, или… – Он открыл багажник, поднял его… – Персик, извращенец ты этакий!…
– Чего у него там?
– Надувная баба. В блондинистом парике.
Младший заглянул, ткнул пальцем в розовое надувное тело. По форме оно напоминало раздутую палочную фигурку с широко расставленными руками, ногами в виде буквы «Y» со складчатым западением в паху и некоторыми украшениями: внушительные конические груди с красными сосками, торчащий пупок, пухлые красные губы, открытые в произнесении глубокого «о», примитивный нос и широко открытые шелковые глаза с длинными ресницами, как в каталоге «Бетти Буп».
– А я-то думал, что Персик вообще никого никогда, – ухмыльнулся Младший. – Вот интересно.
– Не хочу я об этом думать. Смотри. – Ящик ткнул пальцем в глубину рта куклы, застывшего в гримасе. – Такая крошка не может сказать «нет».
Младший скривился:
– Знаешь, я бы не стал туда палец совать. – Он потрепал куклу по щеке. – Хотя ротик у нее красивый, только для Персика великоват.
– А интересно, – спросил Ящик, – она пищит «я тебя люблю», как детская куколка, когда в нее засунешь?
Младший взялся за остроконечную грудь и сдавил. Губы куклы подались вперед, но она молчала.
– Правильная девочка, – сказал Младший. – Не отгавкивается. – Он развел ей ноги пошире, исследуя анатомию куклы, но вспомнил про дело. – Видишь, вон клейкая лента лежит? Выпустим из нее малость воздуха, привяжем ноги и руки к телу, чтобы она была размером с мумию, завернем в ту же простыню – и старику в багажник.
– Четко. – Ящик оторвал кусок серебристой ленты и перевернул куклу за щиколотку. – А где у нее клапан?
Младший показал на пупок. Ящик потянул, и выскочил пластиковый шланг. Ящик вытащил пробку и надавил на туловище. За шесть секунд кукла из пухленькой стала дистрофичной.
Через полминуты Младший подвязал ей лодыжки к плечам, а запястья к бедрам.
– Всегда хотел с какой-нибудь девицей такое проделать. – Он обошел машину спереди. – Я суну мумию в машину Персика, а ты этим займись.
Ящик засунул розовую куклу в багажник Мори, завязал простыню узлом, захлопнул крышку и вернулся к Младшему. Они хлопнули друг друга по ладоням.
– Персик взял с меня обещание не крутить его колеса, – сказал Младший, – но мы, черт побери, спешим.
Он подъехал ко входу музея, дал долгий сигнал, на мрачные взгляды демонстрантов и посетителей ответил поднятым пальцем и снова загудел.
– Куда он, к черту, делся? Ящик пожал плечами.
Младший еще погудел, потом велел Ящику пойти и найти.
Пять минут прошло – от обоих и следа не было. Младший занервничал. Там, внутри, – Молот. Что, если он просек обман, узнал в Персике и Ящике членов команды Младшего – то есть Тадеуша Траута? Обнаружил, что они сперли мумию прямо у него из-под носа? Он прислушался, ожидая выстрелов, но ничего необычного не услышал. Но ведь у Молота наверняка глушитель?
– Черта с два я туда пойду, – объявил он рулевому колесу. – Папа им хорошо платит. Они знали, на что шли.
В дверях появились Ящик и Персик – Ящик вел Персика за локоть. Другую руку, явно раненую, Персик прижимал к боку.
– Вот он! – крикнул Ящик.
– Господи, что Молот с ним сделал? Отстрелил что-нибудь? Что? Как?
– Это не Молот, – ответил Ящик. – У Персика рука застряла в автомате с леденцами. Пришлось эту хрень разломать, чтобы его вытащить.
– Рука застряла, – объяснил Персик. – Иногда можно…
– Мудак, мы же на задании!
– А я проголодался, а делать там было нечего – так какая разница? Ящик сказал, что мумия у вас?
– Все по моему плану, но без твоей помощи. Персик стряхнул руку Ящика:
– А что ты делаешь в моей «монте-карло»?
– Мы же должны были быть готовы сразу рвать когти, если Молот займется тобой.
– Ладно, он нас не заметил, так что вылезай. – Персик заглянул в заднее стекло: – А где она?
– Договаривается с твоей девицей у тебя в багажнике. Ужас мелькнул на лице Персика. Он залился краской.
– На самом деле, – продолжал Младший, – мумия действительно в багажнике, а твоя надувная красотка бросила тебя ради той окаменелости в «линкольне».
– Ах ты гад!
– Заткнись, – сказал Младший. – Я тебе куплю другую. – Он посмотрел на Персика серьезно: – А Молот все еще там?
– Ага. Но ничего не делает, только девицу охмуряет, которая билеты продает. Тоже мне киллер.
– Киллер, который смеху ради куски отстреливает. С твоей жирной задницей ему тебя хватит на…
У Младшего зазвонил телефон. Он пошарил на поясе, поднес телефон к уху.
– Да, сэр. А знаете что? Мумия у меня. Ответ вызвал у Младшего улыбку:
– Без проблем. Мы его видели, но он не знает, кто мы. Он из этих макаронников из мафии. Прямо сейчас. Нет, правда? Папа, спасибо!
Младший отключил телефон, улыбнулся Ящику и Персику – тот, все еще краснея, старался не встречаться с ним глазами.
– Чего я вам скажу, парни… с меня сегодня пиво у «Бешеного мексиканца». Папочка дает премию в пять сотен баксов.
Джимми Перо ехал от поставщика сувениров в Пиджин-Фордже к Музею Крючков. Чтобы товарищи по АДС его не узнали, он, въезжая на парковку, пригнулся к сиденью. Произнеся про себя молитву о возвращении предка, он поднял индейскую монетку-талисман, висящую на шее, и потер ее на счастье.
Открылась задняя дверь музея, оттуда вышел старик, махнул двум молодым ребятам, сидящим на капоте навороченного «шевроле», и завязал с ними разговор. Рука Джимми сжалась на металле – он узнал двоих из безбожников, напавших на Джинджер. Тощий сидел боком, очевидно, щадя пострадавшую ягодицу.
Старик вернулся в дом. Безбожники – здоровенный все еще хромал – произвели какой-то непонятный обмен между машинами – мумию на что-то вроде, как показалось Джимми, сморщенного пляжного мяча. Предок Джимми оказался теперь в багажнике «шевроле».
К двоим безбожникам подошел третий, и они уехали. Джимми последовал за ними на безопасном расстоянии от Пиджин-Форджа до Гатлинбурга, на стоянку у бара «Пончо Пирата». Вся троица вошла внутрь. Через десять минут Джимми на фургоне Библии Живой вклинился между рестораном и «шевроле», достал из багажника монтировку, оглянулся влево-вправо – не видит ли кто, и шагнул к багажнику «шевроле». Одно ловкое движение – и он оказался лицом к лицу с мумией, лежащей, подтянув колени к подбородку в постели багажника, как жертва заказного убийства Вегасе, ожидающая неглубокой могилы в пустыне Невада.
– Здравствуй, предок, – тихо сказал Джимми, бережно доставая своего родоначальника из кучи оберток от фаст-фуда и истрепанных порножурналов. Осторожно устроив тело среди ребристого картона в багажнике своей машины, он сел за руль и вздохнул с праведным удовлетворением.
Мори, выстрадав скучнейший ленч у «Пончо» с людьми из музея крючков, узнал своих недавних союзников – двоих ребят с парковки у музея и их толстого товарища, – они вошли и пошли к бару. Незапасливые молодые люди, подумал про себя Мори. Не терпится им быстрее сбыть полученные пятьдесят баксов.
Тощий с прыщавой кожей заметил Мори и толкнул своих спутников локтем в бок. Они обернулись, уставились на секунду, потом расплылись дурацкими ухмылками. Тощий поднял бутылку пива в тосте через весь зал – очевидно, благодаря Мори за щедрость.
Он поднял в ответ опустевший «Манхэттен». Они от этого опять захихикали и ответили все трое поднятием бутылок. Мори снова поднял стакан, вызвав еще один приступ безудержного веселья.
Чего эти мишугене [61] ржут? Уже набрались, что ли? Мори подчеркнуто отвернулся.
– Десерт? – спросил Дакхауз, не замечая странностей молодых людей.
– Нет, спасибо, – ответил Мори и тут же озабоченно добавил: – Уже поздно, скоро четыре, а мне же нужно еще попасть… – он чуть не забыл, -…в Вашингтон. А еда здесь замечательная. Очень сытная.
Но Дакхауз настаивал:
– А что, если мы попросим вам на дорогу завернуть яблочного пирога? «Пончо» славится своими пирогами. С ломтиком сыра? Ручаюсь, что в Вашингтоне ничего подобного не найдется.
Мори изобразил сытую отрыжку.
– Мысль чудесная, но я положительно объелся. – Он поднял руку, посмотрел на часы. Эти мальчишки все еще толпятся у бара. А ему надо выложить мумию у порога Траута до того, как тот уйдет домой. Если Траут заканчивает рабочий день в пять, то остается всего час, даже меньше.
– Чем быстрее доктор Финкельштейн отправится в путь, тем быстрее отправится в печать статья для «Нейшнл джеографик», – напомнил Платон Скоупс. – Я прав, доктор Финкельштейн?
– Абсолютно. Так что ничего заворачивать не будем.
– Понимаю, – вздохнул Дакхауз.
Мори, выходя, помахал ребятам рукой, получив напоследок еще один взрыв сдавленного хохота.
Скоупс и Дакхауз смотрели вслед изыскателю из «Джеографик», который, как он сказал, «взял курс прямо на Вашингтон».
Раздосадованный, что этот человек так мало выразил интереса к крючкам для пуговиц, Дакхауз вернулся к себе в кабинет раздумывать над неминуемым дефицитом музейного бюджета на следующий квартал. Вопрос о дополнительном охраннике для мумии Скоупса даже не рассматривался.
А Скоупс ерзал возле компьютера, слишком взвинченный, чтобы сосредоточиться. Доктор Финкельштейн согласился на все, что он просил: грант на исследования мумии, художник из «Нейшнл джеографик» разрисует фон панорамы, картограф составит подробный план Пещеры Мумии, фотограф снимет все наскальные рисунки. И еще многое. Скоупсу стоило только попросить. Теперь, когда его исследования будут поддержаны «Нейшнл джеографик», все волнения насчет расследования со стороны властей, или парковой службы, или других научных институтов и все неприятности от религиозных психов развеялись как туман. Конечно, коренные американцы продолжают сидеть занозой в боку, но от них он сможет отмахиваться достаточно долго…
Скоупс прижал ладони к вискам и приказал себе успокоиться.
Не получилось. Он схватил ключи от машины и бросился прочь из музея – на охоту по магазинам за бивнями для плюшевого слона, предполагаемой звезды диорамы. Он собирался купить техасскую шляпу с рогами лонгхорна – такую он видел в одной из гатлинбургсих лавчонок, и предназначена она, без сомнения, была для спальни будущего ковбоя. Отделить эти рога от крепления, и два одинаковых загнутых пластиковых рога отлично подойдут. Если бы только вспомнить, в какой из этих одинаковых лавок он эту шляпу видел.
– Ты дверь подпер? – спросил он Младшего.
– Хм… – Младший поковырял ногой асфальт. – Не совсем.
– Не совсем?
– Этот старик ее закрыл раньше, чем я успел. Она снова заперта.
– Хреново.
– Знаю.
– Что будем делать?
Младший пожал плечами, продолжая ковырять ногой асфальт.
Ящик кивнул в сторону незакрытого багажника:
– А что, если нам вот эту фигню, которую старик вынес, захватить вроде как заложником за… ну, за то, что нам нужно?
– Может сработать, если это что-то ценное, а не какой-то исторический мусор. Проверь, я на стреме постою.
Ящик наклонился к багажнику, развязал узлы на белой простыне. Ткань распахнулась, открыв – не какой-то исторический мусор, а тело. То самое. Тело Дуна. Преследующее его, как какое-то гробовое создание из романа Стивена Кинга.
– Ай-й-й!
Он повернулся как по команде «кругом!», ухватился за никелированный бампер, чтобы удержаться на ногах.
– Чего там? – Младший обошел его, заглянул. – Ничего себе! Спорить могу, старик собрался ее резать или еще что. – Он заметил, что Ящик давится рвотными движениями. – Что с тобой?
Ящик заставил себя проглотить слюну.
– Я терпеть не могу мертвых тел – я тебе говорил. С тех пор как меня мама в детстве заставила дядю Бенни поцеловать. – Он потер губы тыльной стороной ладони и всосал воздух, уставившись куда-то за горизонт. – Когда дядя Бенни был покойником. На похоронах. Ты клялся, что я не должен буду на это смотреть… на тело. Меня сейчас стошнит.
– Потом будешь тошниться, старик в любую минуту выйдет. – Младший толкнул его, приводя в чувство. – Соберись! Я сам это понесу, открой у Персика багажник.
Прихрамывая до сих пор после столкновения с пращником в юбке, Ящик побрел к «монте-карло».
Младший поднял узел из развернувшейся простыни.
– Смотри ты, – сказал он в спину Ящику, – вроде ничего не весит. Слушай, есть мысль. Давай что-нибудь завернем в эту простыню, чтобы старик не просек обмена, пока не доедет домой. У него номера штата Огайо. Так, как ездят старперы, он туда будет два дня добираться, а потом нас и не вспомнит и не будет знать, не подменили ли ее тогда, когда он отходил отлить…
– Ладно, уговорил. – Ящик оглядел местность, ничего не увидел подходящего по размеру. – Дай мне ключи, я проверю у Персика багажник. Может, у него там есть надувной матрас, или дюжина пакетов с чипсами, или… – Он открыл багажник, поднял его… – Персик, извращенец ты этакий!…
– Чего у него там?
– Надувная баба. В блондинистом парике.
Младший заглянул, ткнул пальцем в розовое надувное тело. По форме оно напоминало раздутую палочную фигурку с широко расставленными руками, ногами в виде буквы «Y» со складчатым западением в паху и некоторыми украшениями: внушительные конические груди с красными сосками, торчащий пупок, пухлые красные губы, открытые в произнесении глубокого «о», примитивный нос и широко открытые шелковые глаза с длинными ресницами, как в каталоге «Бетти Буп».
– А я-то думал, что Персик вообще никого никогда, – ухмыльнулся Младший. – Вот интересно.
– Не хочу я об этом думать. Смотри. – Ящик ткнул пальцем в глубину рта куклы, застывшего в гримасе. – Такая крошка не может сказать «нет».
Младший скривился:
– Знаешь, я бы не стал туда палец совать. – Он потрепал куклу по щеке. – Хотя ротик у нее красивый, только для Персика великоват.
– А интересно, – спросил Ящик, – она пищит «я тебя люблю», как детская куколка, когда в нее засунешь?
Младший взялся за остроконечную грудь и сдавил. Губы куклы подались вперед, но она молчала.
– Правильная девочка, – сказал Младший. – Не отгавкивается. – Он развел ей ноги пошире, исследуя анатомию куклы, но вспомнил про дело. – Видишь, вон клейкая лента лежит? Выпустим из нее малость воздуха, привяжем ноги и руки к телу, чтобы она была размером с мумию, завернем в ту же простыню – и старику в багажник.
– Четко. – Ящик оторвал кусок серебристой ленты и перевернул куклу за щиколотку. – А где у нее клапан?
Младший показал на пупок. Ящик потянул, и выскочил пластиковый шланг. Ящик вытащил пробку и надавил на туловище. За шесть секунд кукла из пухленькой стала дистрофичной.
Через полминуты Младший подвязал ей лодыжки к плечам, а запястья к бедрам.
– Всегда хотел с какой-нибудь девицей такое проделать. – Он обошел машину спереди. – Я суну мумию в машину Персика, а ты этим займись.
Ящик засунул розовую куклу в багажник Мори, завязал простыню узлом, захлопнул крышку и вернулся к Младшему. Они хлопнули друг друга по ладоням.
– Персик взял с меня обещание не крутить его колеса, – сказал Младший, – но мы, черт побери, спешим.
Он подъехал ко входу музея, дал долгий сигнал, на мрачные взгляды демонстрантов и посетителей ответил поднятым пальцем и снова загудел.
– Куда он, к черту, делся? Ящик пожал плечами.
Младший еще погудел, потом велел Ящику пойти и найти.
Пять минут прошло – от обоих и следа не было. Младший занервничал. Там, внутри, – Молот. Что, если он просек обман, узнал в Персике и Ящике членов команды Младшего – то есть Тадеуша Траута? Обнаружил, что они сперли мумию прямо у него из-под носа? Он прислушался, ожидая выстрелов, но ничего необычного не услышал. Но ведь у Молота наверняка глушитель?
– Черта с два я туда пойду, – объявил он рулевому колесу. – Папа им хорошо платит. Они знали, на что шли.
В дверях появились Ящик и Персик – Ящик вел Персика за локоть. Другую руку, явно раненую, Персик прижимал к боку.
– Вот он! – крикнул Ящик.
– Господи, что Молот с ним сделал? Отстрелил что-нибудь? Что? Как?
– Это не Молот, – ответил Ящик. – У Персика рука застряла в автомате с леденцами. Пришлось эту хрень разломать, чтобы его вытащить.
– Рука застряла, – объяснил Персик. – Иногда можно…
– Мудак, мы же на задании!
– А я проголодался, а делать там было нечего – так какая разница? Ящик сказал, что мумия у вас?
– Все по моему плану, но без твоей помощи. Персик стряхнул руку Ящика:
– А что ты делаешь в моей «монте-карло»?
– Мы же должны были быть готовы сразу рвать когти, если Молот займется тобой.
– Ладно, он нас не заметил, так что вылезай. – Персик заглянул в заднее стекло: – А где она?
– Договаривается с твоей девицей у тебя в багажнике. Ужас мелькнул на лице Персика. Он залился краской.
– На самом деле, – продолжал Младший, – мумия действительно в багажнике, а твоя надувная красотка бросила тебя ради той окаменелости в «линкольне».
– Ах ты гад!
– Заткнись, – сказал Младший. – Я тебе куплю другую. – Он посмотрел на Персика серьезно: – А Молот все еще там?
– Ага. Но ничего не делает, только девицу охмуряет, которая билеты продает. Тоже мне киллер.
– Киллер, который смеху ради куски отстреливает. С твоей жирной задницей ему тебя хватит на…
У Младшего зазвонил телефон. Он пошарил на поясе, поднес телефон к уху.
– Да, сэр. А знаете что? Мумия у меня. Ответ вызвал у Младшего улыбку:
– Без проблем. Мы его видели, но он не знает, кто мы. Он из этих макаронников из мафии. Прямо сейчас. Нет, правда? Папа, спасибо!
Младший отключил телефон, улыбнулся Ящику и Персику – тот, все еще краснея, старался не встречаться с ним глазами.
– Чего я вам скажу, парни… с меня сегодня пиво у «Бешеного мексиканца». Папочка дает премию в пять сотен баксов.
Джимми Перо ехал от поставщика сувениров в Пиджин-Фордже к Музею Крючков. Чтобы товарищи по АДС его не узнали, он, въезжая на парковку, пригнулся к сиденью. Произнеся про себя молитву о возвращении предка, он поднял индейскую монетку-талисман, висящую на шее, и потер ее на счастье.
Открылась задняя дверь музея, оттуда вышел старик, махнул двум молодым ребятам, сидящим на капоте навороченного «шевроле», и завязал с ними разговор. Рука Джимми сжалась на металле – он узнал двоих из безбожников, напавших на Джинджер. Тощий сидел боком, очевидно, щадя пострадавшую ягодицу.
Старик вернулся в дом. Безбожники – здоровенный все еще хромал – произвели какой-то непонятный обмен между машинами – мумию на что-то вроде, как показалось Джимми, сморщенного пляжного мяча. Предок Джимми оказался теперь в багажнике «шевроле».
К двоим безбожникам подошел третий, и они уехали. Джимми последовал за ними на безопасном расстоянии от Пиджин-Форджа до Гатлинбурга, на стоянку у бара «Пончо Пирата». Вся троица вошла внутрь. Через десять минут Джимми на фургоне Библии Живой вклинился между рестораном и «шевроле», достал из багажника монтировку, оглянулся влево-вправо – не видит ли кто, и шагнул к багажнику «шевроле». Одно ловкое движение – и он оказался лицом к лицу с мумией, лежащей, подтянув колени к подбородку в постели багажника, как жертва заказного убийства Вегасе, ожидающая неглубокой могилы в пустыне Невада.
– Здравствуй, предок, – тихо сказал Джимми, бережно доставая своего родоначальника из кучи оберток от фаст-фуда и истрепанных порножурналов. Осторожно устроив тело среди ребристого картона в багажнике своей машины, он сел за руль и вздохнул с праведным удовлетворением.
Мори, выстрадав скучнейший ленч у «Пончо» с людьми из музея крючков, узнал своих недавних союзников – двоих ребят с парковки у музея и их толстого товарища, – они вошли и пошли к бару. Незапасливые молодые люди, подумал про себя Мори. Не терпится им быстрее сбыть полученные пятьдесят баксов.
Тощий с прыщавой кожей заметил Мори и толкнул своих спутников локтем в бок. Они обернулись, уставились на секунду, потом расплылись дурацкими ухмылками. Тощий поднял бутылку пива в тосте через весь зал – очевидно, благодаря Мори за щедрость.
Он поднял в ответ опустевший «Манхэттен». Они от этого опять захихикали и ответили все трое поднятием бутылок. Мори снова поднял стакан, вызвав еще один приступ безудержного веселья.
Чего эти мишугене [61] ржут? Уже набрались, что ли? Мори подчеркнуто отвернулся.
– Десерт? – спросил Дакхауз, не замечая странностей молодых людей.
– Нет, спасибо, – ответил Мори и тут же озабоченно добавил: – Уже поздно, скоро четыре, а мне же нужно еще попасть… – он чуть не забыл, -…в Вашингтон. А еда здесь замечательная. Очень сытная.
Но Дакхауз настаивал:
– А что, если мы попросим вам на дорогу завернуть яблочного пирога? «Пончо» славится своими пирогами. С ломтиком сыра? Ручаюсь, что в Вашингтоне ничего подобного не найдется.
Мори изобразил сытую отрыжку.
– Мысль чудесная, но я положительно объелся. – Он поднял руку, посмотрел на часы. Эти мальчишки все еще толпятся у бара. А ему надо выложить мумию у порога Траута до того, как тот уйдет домой. Если Траут заканчивает рабочий день в пять, то остается всего час, даже меньше.
– Чем быстрее доктор Финкельштейн отправится в путь, тем быстрее отправится в печать статья для «Нейшнл джеографик», – напомнил Платон Скоупс. – Я прав, доктор Финкельштейн?
– Абсолютно. Так что ничего заворачивать не будем.
– Понимаю, – вздохнул Дакхауз.
Мори, выходя, помахал ребятам рукой, получив напоследок еще один взрыв сдавленного хохота.
Скоупс и Дакхауз смотрели вслед изыскателю из «Джеографик», который, как он сказал, «взял курс прямо на Вашингтон».
Раздосадованный, что этот человек так мало выразил интереса к крючкам для пуговиц, Дакхауз вернулся к себе в кабинет раздумывать над неминуемым дефицитом музейного бюджета на следующий квартал. Вопрос о дополнительном охраннике для мумии Скоупса даже не рассматривался.
А Скоупс ерзал возле компьютера, слишком взвинченный, чтобы сосредоточиться. Доктор Финкельштейн согласился на все, что он просил: грант на исследования мумии, художник из «Нейшнл джеографик» разрисует фон панорамы, картограф составит подробный план Пещеры Мумии, фотограф снимет все наскальные рисунки. И еще многое. Скоупсу стоило только попросить. Теперь, когда его исследования будут поддержаны «Нейшнл джеографик», все волнения насчет расследования со стороны властей, или парковой службы, или других научных институтов и все неприятности от религиозных психов развеялись как туман. Конечно, коренные американцы продолжают сидеть занозой в боку, но от них он сможет отмахиваться достаточно долго…
Скоупс прижал ладони к вискам и приказал себе успокоиться.
Не получилось. Он схватил ключи от машины и бросился прочь из музея – на охоту по магазинам за бивнями для плюшевого слона, предполагаемой звезды диорамы. Он собирался купить техасскую шляпу с рогами лонгхорна – такую он видел в одной из гатлинбургсих лавчонок, и предназначена она, без сомнения, была для спальни будущего ковбоя. Отделить эти рога от крепления, и два одинаковых загнутых пластиковых рога отлично подойдут. Если бы только вспомнить, в какой из этих одинаковых лавок он эту шляпу видел.
40
Шики Дун собирался помахать ручкой лимузину отеля «Кабул вандерленд», доставившему его в аэропорт, поймать такси, приехать на Стрип и пустить в игру эти пять кусков, выиграть себе на расплату с Тадеушем Траутом – ну и еще немножко.
Но не тут-то было. Томми Романо, начальник службы безопасности отеля, приставил к нему копа, который провел его через охрану, прямо в зал отлета и дальше, до самого сиденья первого класса в самолете, и только потом отдал волшебный конверт с сотней Бенов Франклинов. Как и было обещано, казино нарядило Шики в двухсотдолларовый костюм, а оставшиеся шмотки упаковало в новую сумку «Луис Вуттон». Водитель лимузина сдал ее в багаж по билету Шики прямо по прибытии в аэропорт Вегаса.
Шики тронул счастливый талисман в кармане с безмолвной молитвой, чтобы упаковали все его туалетные принадлежности. Его волновал не деликатный шампунь из «Кабул вандерленд», не французское мыло или шапочка для душа, не зубная щетка, зубная нить, паста, бритва, пена для бритья, стареющая головная щетка или аспирин, а пятикаратовое бриллиантовое кольцо, утопленное во флаконе крема для кожи с витамином Е. Кольцо Риты Рей. Кольцо, которое он купил на первый роковой заем от Тадеуша Траута. Которое он, улетая в Вегас, подменил на отличную циркониевую копию. Отплатил Рите Рей за то, что продала его лучшего друга в этом мире, малыша Гудини, четырехфунтового йоркширского терьера, – продала какой-то чужой тетке на улице Гатлинбурга.
Гудини. Друг куда лучше Фенстера, который родному брату подсыпал наркотик изнасилования на свидании. Выйдя из тюрьмы, Фенстер сразу позвонил Шики в Гатлинбург накануне отлета в Вегас. Шики неохотно согласился выслушать про мошенничество в Лос-Анджелесе – «шанс, который бывает один раз в жизни»: Фенстер продавал липовые кладбищенские участки нелегальным иммигрантам. Основная идея: «Смотрите, что вы получаете» – и документ на участок с надписью мелким шрифтом на юридическом жаргоне: «Лица, похороненные в США, получают гражданство автоматически».
– Загляни по дороге в Вегас, – сказал Шики, размягченный новым займом Тадеуша Траута. – Выпьем в «Мираже», посмотрим «шоу белых тигров», и если я смогу на тебя поставить, то поставлю.
Когда братья обняли друг друга в баре «Миража», собственная ставка Шики, как и его оптимизм, были сильно уже потрепаны. После первой же рюмки Фенстер предложил, чтобы наплевать на кошачье шоу и позвонить двум классным девочкам по вызову. Ключевым моментом плана было то, что Фенстер называл «по-настоящему крепкой дурью» – настолько крепкой, что можно будет с девушками поразвлечься, потом выкинуть их, а они «не вспомнят, как маму зовут», а не то что с кем и где они были и заплатили ли им.
– Без меня, – ответил Шики, как всегда отвечал на планы Фенстера, не зная еще, что «по-настоящему крепкая дурь» окажется в шампанском на столе предоставленного Шики номера в «Кабул вандерленд».
Шики собирался вовремя смыться от брата ради покера в «Цезаре» – последнего удара, избавляющего от финансовой зависимости от Траута. Но после нескольких рюмок он расхвастался о своем бесплатном номере, удаче и о выгодности своей церкви в Теннесси. Увидев жадный блеск в глазах Фенстера и его протянутую ладонь, Шики сдал назад, начал жаловаться на бедность и наконец дал брату пятьсот долларов. Фенстер в благодарность запустил ему в голову миску орехов с барной стойки, оставив Шики шишку на лбу и билеты на Зигфрида и Роя в кармане рубашки.
Последний раз Шики видел своего брата в тот роковой момент перед отключкой на плюшевом ковре своего номера.
Сейчас он смотрел, как тает в пустынном тумане международный аэропорт Мак-Каррана. Когда прозвучал звоночек, разрешающий включать электронику, он взял со спинки сиденья телефон и позвонил матери.
Но не тут-то было. Томми Романо, начальник службы безопасности отеля, приставил к нему копа, который провел его через охрану, прямо в зал отлета и дальше, до самого сиденья первого класса в самолете, и только потом отдал волшебный конверт с сотней Бенов Франклинов. Как и было обещано, казино нарядило Шики в двухсотдолларовый костюм, а оставшиеся шмотки упаковало в новую сумку «Луис Вуттон». Водитель лимузина сдал ее в багаж по билету Шики прямо по прибытии в аэропорт Вегаса.
Шики тронул счастливый талисман в кармане с безмолвной молитвой, чтобы упаковали все его туалетные принадлежности. Его волновал не деликатный шампунь из «Кабул вандерленд», не французское мыло или шапочка для душа, не зубная щетка, зубная нить, паста, бритва, пена для бритья, стареющая головная щетка или аспирин, а пятикаратовое бриллиантовое кольцо, утопленное во флаконе крема для кожи с витамином Е. Кольцо Риты Рей. Кольцо, которое он купил на первый роковой заем от Тадеуша Траута. Которое он, улетая в Вегас, подменил на отличную циркониевую копию. Отплатил Рите Рей за то, что продала его лучшего друга в этом мире, малыша Гудини, четырехфунтового йоркширского терьера, – продала какой-то чужой тетке на улице Гатлинбурга.
Гудини. Друг куда лучше Фенстера, который родному брату подсыпал наркотик изнасилования на свидании. Выйдя из тюрьмы, Фенстер сразу позвонил Шики в Гатлинбург накануне отлета в Вегас. Шики неохотно согласился выслушать про мошенничество в Лос-Анджелесе – «шанс, который бывает один раз в жизни»: Фенстер продавал липовые кладбищенские участки нелегальным иммигрантам. Основная идея: «Смотрите, что вы получаете» – и документ на участок с надписью мелким шрифтом на юридическом жаргоне: «Лица, похороненные в США, получают гражданство автоматически».
– Загляни по дороге в Вегас, – сказал Шики, размягченный новым займом Тадеуша Траута. – Выпьем в «Мираже», посмотрим «шоу белых тигров», и если я смогу на тебя поставить, то поставлю.
Когда братья обняли друг друга в баре «Миража», собственная ставка Шики, как и его оптимизм, были сильно уже потрепаны. После первой же рюмки Фенстер предложил, чтобы наплевать на кошачье шоу и позвонить двум классным девочкам по вызову. Ключевым моментом плана было то, что Фенстер называл «по-настоящему крепкой дурью» – настолько крепкой, что можно будет с девушками поразвлечься, потом выкинуть их, а они «не вспомнят, как маму зовут», а не то что с кем и где они были и заплатили ли им.
– Без меня, – ответил Шики, как всегда отвечал на планы Фенстера, не зная еще, что «по-настоящему крепкая дурь» окажется в шампанском на столе предоставленного Шики номера в «Кабул вандерленд».
Шики собирался вовремя смыться от брата ради покера в «Цезаре» – последнего удара, избавляющего от финансовой зависимости от Траута. Но после нескольких рюмок он расхвастался о своем бесплатном номере, удаче и о выгодности своей церкви в Теннесси. Увидев жадный блеск в глазах Фенстера и его протянутую ладонь, Шики сдал назад, начал жаловаться на бедность и наконец дал брату пятьсот долларов. Фенстер в благодарность запустил ему в голову миску орехов с барной стойки, оставив Шики шишку на лбу и билеты на Зигфрида и Роя в кармане рубашки.
Последний раз Шики видел своего брата в тот роковой момент перед отключкой на плюшевом ковре своего номера.
Сейчас он смотрел, как тает в пустынном тумане международный аэропорт Мак-Каррана. Когда прозвучал звоночек, разрешающий включать электронику, он взял со спинки сиденья телефон и позвонил матери.