Страница:
Дальше описывались бюрократические мытарства пана Романа, бесчисленные хождения по учреждениям для оформления необходимых документов, общая безалаберность арабов, их вечное безмятежное «букра» (завтра). Оказывается, не все арабские чиновники владеют французским, так что дело тормозило также отсутствие переводчика с арабского, которого (переводчика) тут буквально разрывают на части.
И вообще, о местных чиновниках у пана Романа выработалось не наилучшее мнение. Похоже, это были люди безответственные и крайне необязательные. Так, например, посёлок для иностранных специалистов, где проживали и поляки, должен быть окружён изгородью со всех сторон и эту изгородь обязались поставить общими силами комбинат и городской муниципалитет. Комбинат свою половину работ честно выполнил, городские же власти и пальцем не пошевелили, и теперь каждый домик в посёлке окружён загородкой только с двух сторон. «Странные люди, эти арабы. Не проще ли было окружить с двух сторон весь посёлок?» — удивлялся пан Роман.
Тут внезапно письмо прерывалось. Конец пан Роман дописывал часа через два, причём почерк у него как-то изменился.
«Только что было землетрясение. Ничего особенного не произошло, ничего не случилось страшного, с нами все в порядке, но мне пришлось принять меры по поднятию духа. Сейчас начнут действовать, поэтому об остальном напишу в следующем письме, недели через две».
— Езус-Мария! — страшным голосом воскликнула бабушка.
— Землетрясение! — в восторге воскликнул Павлик. — А что начнёт действовать? Какие меры?
— Да хлебнул малость для храбрости! — небрежно бросила тётя Моника. Спохватившись, что высказалась непедагогично, поправилась: — Принял успокаивающее средство. Мама, ну что ты паникуешь? Видишь же, что письмо дописано уже ПОСЛЕ землетрясения! Через две недели получим следующее письмо.
Оставшись одни, брат с сестрой стали обмениваться впечатлениями.
— И в самом деле, нужно было скрывать от отца бумаги, — признал Павлик. — Представляю, каких дров бы наломал отец, узнай о них раньше времени! Вся наша работа пошла бы коту под хвост.
— Если ты думаешь, что теперь нет работы, то глубоко ошибаешься, — заметила сестра. — Нам нельзя расслабляться.
Павлик сразу приуныл.
— Опять вкалывать? А что теперь мы должны делать?
— Для начала узнать, как перевозят собак на самолётах. И вообще готовиться к поездке в Алжир.
Перевозка собак оказалась очень сложным делом. Хотя Хабр был привит и все справки имелись, хотя ни одна страна в мире ничего не имела против того, чтобы он туда прилетел, тем не менее возникли непреодолимые сложности. И вызваны они были совершенно идиотскими правилами Польской авиакомпании ЛЁТ. Дело в том, что, согласно этим правилам, собаки должны перевозиться непременно в клетках! И эти клетки помещают в особом отсеке, отдельно от пассажиров.
Павлик смертельно обиделся за своего любимца. Вернувшись с площади Конституции, где размещалось Агентство ЛЁТа, он громко выражал своё возмущение.
— Хабр в клетке, ты представляешь?! Пусть даже не в железной, а в плетёной, все равно! Ещё чего не хватало! Их бы самих в клетку посадить! Да я бы, на месте Хабра, на всю жизнь обиделся!
— Нечего икру метать! — осадила эмоционального брата девочка. — Ни в какую клетку Хабрика не посадят.
— Но они же мне ясно сказали — если не в клетке, собаку в самолёт не пропустят. Такие, видите ли, у них правила! Мне эту клетку хотели силой всучить!
— Ну и что? — спокойно возразила сестра. — Клетку можем взять, так и быть, протестовать не станем и до последней минуты будем сидеть тихо, как мышки. А потом выяснится, что клетка сама по себе не ходит! А он весит не меньше сорока килограммов. Ну, усёк?
Павлик расцвёл.
— Клево! Вот это мысль! Не заставят же они нас силой переть такую тяжесть!
— Вот именно. А носильщику сразу скажем, что мать за собаку ни гроша не заплатит, чтобы знал! И Хабр пойдёт ножками, а пустую клетку мы можем нести за ним, раз уж им так хочется. Нам не тяжело.
На следующий день от отца пришло обещанное письмо. Среди множества интереснейшей информации о разных сторонах экзотической арабской действительности — их непривычных для европейца продуктах, их коровах, которые каждое утро приходят чесаться об угол домика, пользуясь отсутствием загородки, о трудностях с водой и перипетиях с сантехникой и прочего — промелькнуло сообщение о том, что отец побывал на суку в Махдии, причём выяснилось, что таинственное словечко «сук» означает просто-напросто восточный базар.
— При чем тут базар? — ворчал Павлик, ещё и ещё раз вчитываясь в клочки драгоценного письма. — Вот, тут ясно написано: «Сук в Махдии». Какие сокровища могут быть на базаре? Разве можно разыскивать сокровища на каком-то базаре?
— Нет, ты невнимательно прочёл, — поправила мальчика сестра, тоже по сотому разу перечитывая бесценные указания. — Из письма следует, что на суку в Махдии следует искать не сокровища, а только сведения о них. Вот же, читай: «… только надо знать, где их найти». Отец понятия не имеет о сокровищах, поэтому, когда побывал на этом самом суку, не заметил никаких признаков сокровищ.
— А ты думаешь, мы заметим?
— Должны, ведь мы же знаем, что там надо что-то искать, вот и будем внимательно ко всему приглядываться.
— К чему именно?
— Да ко всему на свете, ко всему, что нам покажется подозрительным или интересным. И ещё будем прислушиваться. Может, надо там что-то такое услышать…
— Там же по-польски не говорят!
— Правильно, потому и надо в оставшееся время поучиться языку. Я же тебе говорила — поработать придётся.
— Какому языку? Арабскому?
— Ну нет, с арабским не справимся, хотя бы французскому. Там многие из арабов говорят по-французски, не только в учреждениях. Вот, отец ведь пишет, и в лавчонках тоже. Значит, и на суку говорят.
— А по чему мы будем учиться? Все французские учебники и словари отец забрал с собой. Сестра возразила:
— Не все. Остался самый толстый и самый старый словарь, отец не взял его из-за тяжести. А в нем есть грамматика, я посмотрела.
— Все равно меня этот сук сбивает с толку, — упорствовал брат.
— Мне тоже это не нравится, но сам понимаешь, начинать придётся именно с него, в письме ясно написано. Эх, жаль, о каменоломне отец ничего не написал.
— Вот именно! Смотри, письмо на восьми страницах, о всяких глупостях пишет, о коровах и унитазах, а о важных вещах — ни словечка. Один сук, и то подозрительный.
— Ладно, не придирайся, лучше подумай о том, все ли мы предусмотрели. Ты у нас ответственный за техническую сторону поисков сокровищ.
— Вроде бы все. Пришлось проследить, чтобы уголь мать закупила в нужном количестве.
— Какой ещё уголь? — удивилась сестра.
— Активированный, средство при желудочно-кишечных отравлениях. Уж я ей всю плешь проел, наконец поняла, что без него там всем нам гибель, и закупила.
— Достаточно?
— С полкило, не меньше.
Сев за письменный стол, Яночка подпёрла кулаками подбородок и с удовлетворением заявила:
— Ну что ж, во всяком случае мы делаем все от нас зависящее. Ох, скорей бы уж поехать! Там, на месте, и разберёмся.
— Долго ещё! — вздохнул брат. — Два месяца и десять дней.
С ангельским терпением переждал Хабр все паспортно-таможенные процедуры в аэропорту, спокойно сидя на полу рядом с новой плетённой из прутьев клеткой, которую, вероятно, воспринял как свой личный багаж. Только один раз покинул он свой пост, да и то по делу. Внимание пса привлёк один из пассажиров, стоящий у стойки оформления багажа на самолёт, отправляющийся во Франк-фурт-на-Майне. Подкравшись к этому человеку, пёс внимательнейшим образом обнюхал его, после чего сделал стойку на него, как на дичь, и оглянулся на Яночку, видит ли.
Яночка отозвала собаку и сказала брату:
— Голову даю на отсечение, этот тип что-то незаконное провозит.
— Ясное дело! — не сомневался Павлик. — Наверняка наложил в штаны, хотя по нему и не видно. Скажем таможенникам?
— Не до того нам, — ответила сестра. — Мама зовёт, её багаж уже просмотрели.
Брат с сестрой и не заметили, что стоящий неподалёку служащий аэродрома слышал их разговор. Внимательно поглядев сначала на собаку, потом на подозрительного пассажира, он подошёл к одному из таможенников, производящих досмотр ручной клади, и что-то шепнул ему. Подозрительного пассажира отвели в специальную комнату для личного досмотра.
Что же касается Яночкиных соображений относительно пса и его клетки, то они полностью подтвердились. По трапу самолёта Хабр поднялся самостоятельно, солидно и с достоинством, а за ним надутый и оскорблённый в своих лучших чувствах Павлик втащил пустую плетёную клетку.
Самолёт не был переполнен, ибо по причине сверхнормативного количества пассажиров авиакомпании ЛЁТ выделила вместо одного самолёта два, так что в салоне места было много, большинство кресел пустовало. Ещё до взлёта пёс тщательнейшим образом обнюхал салон самолёта. Ознакомившись с новым для него помещением, он спокойно улёгся под пустым креслом рядом с пани Кристиной и заснул.
Погода была чудесная. На безоблачном небе ярко светило солнце, и где-то далеко внизу медленно двигалась земля, на которой все можно было прекрасно рассмотреть. Через полтора часа вместо земли под крылом самолёта блеснула голубая гладь Средиземного моря, а ещё через два часа опять показалась суша.
Втиснувшись каким-то чудом в одно кресло, Яночка с Павликом не отрывались от иллюминатора. Прекрасный знаток географии, девочка без умолку сыпала названиями всех стран, горных цепей и даже городов, над которыми пролетал самолёт. Павлик очень жалел, что они летят так высоко, все-таки не все удавалось рассмотреть, как бы хотелось. Пани Кристина очень радовалась тому, что они взяли с собой в путешествие мудрого и всезнающего Хабра. Вон как спокойно спит, значит, им никакая опасность не грозит, можно не тревожиться.
Наконец самолёт вроде бы сбросил скорость и стал постепенно снижаться, а над дверью появилась надпись о ремнях и курении. Хабр проснулся. С большой неохотой оторвался Павлик от окна и занял своё кресло.
— Вижу землю! — крикнул он, изо всех сил вытягивая шею, чтобы выглянуть в окошечко. — Ой, как уже близко! А я толком ничего и не увижу!
— Буду тебе обо всем докладывать, — вызвалась сестра. — Вот, уже видно аэродром, бетонные полосы, на которые надо приземляться. А мы почему-то летим поперёк!
— А ветер откуда дует? — спрашивал брат.А чулок видишь?
Поскольку девочка не хуже брата разбиралась в вопросах современного воздухоплавания, она со знанием дела информировала Павлика:
— Вижу, дует справа.
— Значит, придётся разворачиваться, чтобы зайти на посадку, — сообразил Павлик и пожалел, что он не из племени тех африканских негров, у которых шеи достигают какой-то неимоверной длины. Есть такие в дебрях Африки, он читал.
Самолёт и в Самом деле так резко накренился на правый борт, что пани Кристина первый раз за все время полёта слегка встревожилась. Хабр вздохнул и повалился ей на ноги.
— Неужели нельзя аккуратней? — недовольно сказала пани Кристина. — Что это пилот выкидывает такие номера?
— Не волнуйся, мама, так надо, — успокоил её Павлик. — Ну вот и выпрямился, видишь? Теперь самолёт летел прямо на запад.
— Сейчас опять повернёт, — предупредила Яночка.
А Павлик озабоченно произнёс:
— Места мало, очень неудобно разворачиваться. Мама, сейчас опять наклонится очень резко, не бойся.
Самолёт опять сделал разворот вправо. Пани Кристина изо всех сил сжала рот, чтобы не опозориться перед детьми. А Яночка не отрывалась от иллюминатора, сообщая брату обо всех деталях посадки.
— Вот теперь нацелился на широкую посадочную полосу. О, садимся!
Вопреки опасениям пани Кристины, которая уже боялась, что самолёт так и будет целую вечность кружить над аэродромом, он коснулся колёсами посадочной полосы и, слегка подпрыгивая, покатился по ней, сильно тормозя.
— Вот это пилот! — в полном восторге проговорил Павлик.
Яночка молчала. Только сейчас до неё дошло, что она находится в АФРИКЕ, и от волнения девочка лишилась голоса. Самолёт катится по африканской земле, с неба светит африканское солнце. Жёлтый неправильный треугольник, который она столько раз видела на карте, находится у неё под ногами. И все вокруг необыкновенное, африканское!
Вот вдали показался автобус — необычный, какой-то очень широкий, с огромными стеклянными окнами, несомненно африканский. Интересно, встретит ли их Африка по выходе из самолёта настоящей африканской жарой? Оказалось, не очень африканской, жара была вполне умеренной, может, благодаря слабому, приятному ветерку.
Огромный таможенный зал неожиданно оказался мрачным и тёмным, лишь где-то впереди, за стеклянной стеной, победно сияло могучее африканское солнце. Туда они пройдут после досмотра багажа, там, в толпе ожидающих, должен находиться и отец.
Сначала прошли паспортный контроль, и тут же пани Кристина наняла арабского носильщика. Освобождённый от обязанности стеречь хозяйский багаж Хабр, немного взволнованный непривычным окружением, тут же помчался к сияющей вдали стеклянной стене.
— О, там папа! — крикнул Павлик.
— Где ты видишь отца? — удивилась Яночка.
— Я не вижу, но Хабр говорит — он там.
Хабр вернулся к детям, всем своим видом показывая, что отыскал-таки пана Хабровича, и теперь наконец вся семья Хабровичей может воссоединиться. Бросив мать с чемоданами и носильщиком у таможенного транспортёра, дети со всех ног кинулись за собакой, которая и в самом деле привела их к отцу.
Похудевший и успевший за три месяца здорово загореть под африканским солнцем пан Роман стоял в первых рядах встречающих и весь извёлся от ожидания.
— Носильщика! — таким возгласом приветствовал он своих детей.
— Мама уже взяла, — успокоил отца Павлик.
— С тележкой? — не успокаивался отец.
— С тележкой, с тележкой! Папуля, как ты? Как тебе здесь?
— Ужасно! — вырвалось у пана Романа, но он тут же спохватился: — Ничего, жить можно. Жарковато немного. Пойдите помогите матери.
В помощи не было необходимости, весь багаж поместился на тележке, и не успели они оглядеться, как оказались снаружи, под ослепительным африканским солнцем.
— Что ты пристал ко мне с этим носильщиком? — допытывалась уставшая, распаренная пани Кристина у мужа. — В каждом письме только про носильщика и писал. Что я, сама бы не сообразила? Неужто на себе потащу эту гору чемоданов?
Пан Роман, уже успокоившийся и счастливый от того, что вся семья в сборе, немного смущённо пояснил:
— Да нет, я знал, что ты сама догадаешься, но на всякий случай… Тут такие странные обычаи, и если таможню проходят без носильщика, арабы чинят всякие препятствия, а с носильщиками пропускают без досмотра.
— Правда, нас пропустили, — подхватил Павлик. — А у тех краковских поляков всю водку забрали. Правда, потом половину вернули, они заявили, что это не водка, а приправы к супу. Они и в самом деле не взяли носильщика.
— Ну вот, видишь…
Ненадолго оставив семью с багажом, пан Роман подъехал к ним на машине, и, все благополучно загрузившись, они двинулись в путь.
— Мы поедем через Алжир? — поинтересовалась Яночка.
— Нет, — ответил отец. — Мы объедем вокруг него.
— Как это? — возмутилась девочка. — Быть рядом с Алжиром и не увидеть города?!
— Ни за какие сокровища не поеду через город! — мрачно сказал отец. — До вас сели три самолёта, и теперь на мутоньере наверняка пробка. Уверен, до вечера не рассосётся, а нам надо до Тиарета доехать ещё засветло.
— Что такое «пробка на мутоньере»? Говори по-польски.
— Я и говорю. Что такое «пробка» на шоссе, вы знаете. А мутоньерой называется шоссе из Алжира до аэропорта, от французского «le mouton», что значит «баран». Когда-то по этой дороге гнали баранов на продажу, отсюда и название дороги. Теперь это скоростная магистраль длиной в тридцать три километра. А на самом деле почти всегда это тридцать три километра пробки, какой свет не видел! Две недели назад меня занесла сюда нелёгкая, и двадцать метров я тащился пятнадцать минут. Сейчас приступили к строительству нового шоссе с двухрядным движением, пока не построят — в Алжир не поеду.
Яночка только собралась горячо возразить, как их машину обогнала какая-то другая, явно африканская! На шофёре был яркий халат с широкими рукавами, а на голове большой белоснежный тюрбан. Пассажирками его были две арабки, закутанные с головой в белые покрывала.
Вильнув задом, обогнавшая их машина стала быстро удаляться, а внимание Яночки привлекли дорожные указатели с большими надписями по-европейски — с одной стороны BLIDA, а с другой LARBA и SOUR ELGHOZLANE. Под этими надписями виднелась арабская вязь. Вдоль шоссе росли гигантские агавы, дикие и запылённые. Девочка опять вспомнила, что находится она в Африке, и безграничное счастье заполнило её душу. Все здесь ново, все необычно. Бог с ним, с Алжиром, увидит его когда-нибудь в другой раз, пока надо наслаждаться тем, что видит вокруг.
— Да, и в самом деле жарко, — сказала пани Кристина. — Послушай, Роман, можно я сниму платье? Я в купальнике.
— Храни тебя Бог! — в ужасе воскликнул пан Роман. — Не забывай, ты находишься в мусульманской стране! Можешь снять с себя все, что под платьем, но платье обязательно оставь, иначе нас могут забросать каменьями. Я же предупреждал, одевайся соответственно!
Пани Кристина рассердилась.
— А я и оделась соответственно, не придирайся. Так, чтобы легко можно было раздеться. Но не предполагала, что здесь такое пекло, в платье с рукавами не выдержу, хоть рукава и короткие.
— Вот и надо было надеть без рукавов, — наставительно заметил муж. — Без рукавов у тебя не найдётся ничего поблизости?
— Пляжный халатик, я его специально положила в чемодан на самый верх. Чемодан в багажнике.
— Тогда немного отъедем, и переоденешься, — решил пан Роман. — Пока потерпи.
Поворчав, пани Кристина вынуждена была покориться. Какое-то время ехали молча, дорога поглощала все внимание водителя. Но вот на ней стало свободней, пан Роман прибавил скорость и сказал:
— Может быть, имеет смысл проехать через Ущелье обезьян? Правда, дорога немного длиннее, но спокойнее. А потом выезжаем на плато, и прямиком до Тиарета, через Махдию…
— Да! — одновременно вырвалось у Павлика с Яночкой, хотя отец спрашивал не их, а маму. Та отозвалась:
— Мне все равно, лишь бы где-нибудь нашлось место, чтобы переодеться. Пока я просто не в состоянии любоваться красотами природы. Там найдётся такое место?
— Именно там сколько угодно таких мест. Но… — засомневался вдруг отец, — там вы захотите кормить обезьян, а у нас ничего для них нет. А быть в Ущелье обезьян и не покормить их — считай, напрасно приезжали, никакого удовольствия.
— Так ведь ты сам сказал — захватил для нас фрукты.
— Это для вас, даром, что ли, я целый час мыл их в растворе марганцовки? Не отдавать же их обезьянам. Разве что по дороге купим…
Яночка с Павликом изо всех сил вцепились в предложенный отцом маршрут. Ущелье обезьян и Махдия — два пункта, фигурирующие в таинственном письме… Бог с ним, с Алжиром, решила Яночка. Бог с ней, с дорогой через горы, решил Павлик. Всем можно пожертвовать ради этих двух пунктов. Только через Ущелье обезьян и Махдию! Мать удалось сагитировать очень легко: раз в ущелье найдётся укромное место для переодевания — едем в ущелье!
Отец перестал сомневаться.
— В таком случае запасёмся в Блиде какими-нибудь фруктами и едем через ущелье, — решил он.
Ущелье обезьян оказалось гигантским и чрезвычайно живописным. Шоссе вилось по склону горы. С одной стороны стеной возносились в голубое небо изрезанные разноцветные скалы, с другой резко вниз обрывалась бездонная пропасть, по ту сторону которой опять возвышались скалы, поросшие редким лесом и кустарником. Образованная Яночка называла дикие оливы, фисташки, можжевельник и даже пробковый дуб. На дне пропасти лениво струился жалкий ручеёк грязно-коричневого цвета.
На одном из изгибов этого колоссального ущелья шоссе внезапно расширялось, образуя нечто вроде стоянки для автомашин. Тут пан Роман и остановил свой «фиат».
— Пожалуйста, приехали! — торжественно заявил он и первым вышел на воздух. Брат с сестрой молча последовали за ним.
Ущелье производило потрясающее впечатление. Дети даже представить себе не могли такой первобытной красоты, дикости, совершенно необыкновенных красок, а главное, его гигантских размеров. Ошеломлённые увиденным, они молча стояли и смотрели, смотрели. Так вот оно, таинственное, волшебное, сказочное Ущелье обезьян!
Отец предостерёг:
— Не подходите близко к краю пропасти, можно сорваться вниз.
— Фантастика! — отозвалась пани Кристина, уже успевшая в машине переодеться. — А где же обезьяны?
— И в самом деле! — спохватился пан Роман. — Где же они?
На Хабра не произвели впечатления гигантские размеры ущелья, не ошеломила его дикая красота. Зато сколько здесь новых, совершенно незнакомых запахов! Пёс сразу же приступил к обнюхиванию незнакомой территории, но далеко не ушёл. Подбежав к кустарнику у стоянки, собака вдруг остановилась, недоуменно понюхала землю и воздух, вопросительно оглянулась на хозяев, будто спрашивая, куда это они её завезли, и внезапно сделала классическую охотничью стойку — вытянулась в струнку, морду и вытянутую переднюю лапу направив в сторону зарослей. Потом Хабр покрутился на месте и сел, совершенно сбитый с толку.
— Есть обезьяны! — обрадовался Павлик.
— Езус-Мария, будет конфликт! — испугалась пани Кристина.
— Не будет никакого конфликта, — успокоила маму Яночка.
Девочка уже стряхнула с себя наваждение, вызванное воздействием сказочного пейзажа, и бросилась к своему любимцу.
— Сейчас я ему все объясню.
Присев на корточки рядом с Хабром, девочка прижала к себе его умную голову и принялась втолковывать собаке:
— Хабрик, это обезьяны. Просто обезьяны. Хорошие, спокойные обезьянки. Их нельзя трогать. Ты только покажи их нам, но не трогай! Понял, пёсик? Они хорошие.
Конечно же умный пёс все понял. И по его виду можно было понять — очень обрадовался. Обрадовался тому, что понял обстановку, понял, что ему следует делать. Ну что же здесь непонятного? Его маленькую хозяйку интересует какая-то новая дичь, которая водится в этих местах. Дичь интересная, но неопасная, на людей и собак не бросается. Его попросили выследить её, но не трогать, только сообщить, где она скрывается.
Пёс двинулся на поиски, и тут же выяснилось, что дичь скрывается повсюду: вот в этих зарослях вокруг стоянки, в расселинах вон тех скал, вон там внизу, на спуске к воде. Видимо, обезьяны испугались собаки и не решались показываться, предположил пан Роман. Но вот они осмелели, и, похоже, самые храбрые из них решили рискнуть. Они вылезли из укрытия и, широкой дутой обходя собаку, бесстрашно приблизились к людям.
И тут началось! Пани Кристина и дети были в полном восторге. Оказалось, кормление обезьян на свободе — ни с чем не сравнимое удовольствие. Обезьяны не боялись брать фрукты прямо из рук людей, вырывали их друг у друга, забавно ссорились. А как наглядно проявлялись индивидуальности отдельных особей! Были пугливые и скромные, что жались в сторонке, были храбрые и просто нахальные, что беззастенчиво выпрашивали лакомство, а то и вырывали его из рук. Были просто озорники, которые не интересовались подачкой, присутствием гостей воспользовались только для того, чтобы вволю позабавиться — прыгали на машину и просто на плечи гостей, дрались друг с другом и задирали других, воспитанных и вежливых обезьянок. Особенно трогательны были малыши, обезьяньи детки, вцепившиеся крохотными ручонками в густую шерсть своих мамаш. Несколько килограммов абрикосов разошлись за считанные минуты.
— Дикие обезьяны на свободе! — восхищалась пани Кристина. — Просто чудо! Обязательно приеду сюда ещё раз.
— А где Хабр? — вдруг встревожилась Яночка, первая заметив отсутствие своего любимца.
Пёс отыскался неподалёку. Понаблюдав немного за обезьянами, собака занялась более интересным делом — изучением экзотического края. И в ходе изучения наткнулась на ручеёк, стекающий с отвесной скалы и образовавший у её подножия небольшое озерцо. Яночка застала своего любимца за тем, как он жадно лакал холодную воду.
— Папа, а эту воду можно пить? — с беспокойством спросила девочка. — Хабр не заболеет? Вспомни бабушкины заповеди. И амёбу…
— Можно, — успокоил дочку отец. — В горных ручейках вода чистая, люди тоже могут пить. Мы сейчас проедем немного дальше и умоемся в каком-нибудь из источников, надо вымыть руки и лица, все-таки обезьяны, кто их знает… Тут много таких ручейков.
— И напьёмся?
Отец неуверенно ответил:
— Арабы пьют, но они привычные. Нам не стоит, все-таки микрофлора воды для нас непривычная. А собаке ничего не будет, не беспокойся.
— Тогда почему же тот ручей, что течёт там, внизу, такой грязный? — спросил Павлик. — Прямо, как навозная жижа…
Отец возразил:
— Нет, он не грязный. Там тоже чистая горная вода, но в ней растворена глина, вот вода и приобретает такой цвет. Все уэды здесь такие. Уэдами тут называют реки. Большинство из них наполняются водой только на короткое время, в сезон дождей. А по большей части вот такие ручейки, в горах. А почвы здесь коричневые, отсюда и цвет уэдов.
И вообще, о местных чиновниках у пана Романа выработалось не наилучшее мнение. Похоже, это были люди безответственные и крайне необязательные. Так, например, посёлок для иностранных специалистов, где проживали и поляки, должен быть окружён изгородью со всех сторон и эту изгородь обязались поставить общими силами комбинат и городской муниципалитет. Комбинат свою половину работ честно выполнил, городские же власти и пальцем не пошевелили, и теперь каждый домик в посёлке окружён загородкой только с двух сторон. «Странные люди, эти арабы. Не проще ли было окружить с двух сторон весь посёлок?» — удивлялся пан Роман.
Тут внезапно письмо прерывалось. Конец пан Роман дописывал часа через два, причём почерк у него как-то изменился.
«Только что было землетрясение. Ничего особенного не произошло, ничего не случилось страшного, с нами все в порядке, но мне пришлось принять меры по поднятию духа. Сейчас начнут действовать, поэтому об остальном напишу в следующем письме, недели через две».
— Езус-Мария! — страшным голосом воскликнула бабушка.
— Землетрясение! — в восторге воскликнул Павлик. — А что начнёт действовать? Какие меры?
— Да хлебнул малость для храбрости! — небрежно бросила тётя Моника. Спохватившись, что высказалась непедагогично, поправилась: — Принял успокаивающее средство. Мама, ну что ты паникуешь? Видишь же, что письмо дописано уже ПОСЛЕ землетрясения! Через две недели получим следующее письмо.
Оставшись одни, брат с сестрой стали обмениваться впечатлениями.
— И в самом деле, нужно было скрывать от отца бумаги, — признал Павлик. — Представляю, каких дров бы наломал отец, узнай о них раньше времени! Вся наша работа пошла бы коту под хвост.
— Если ты думаешь, что теперь нет работы, то глубоко ошибаешься, — заметила сестра. — Нам нельзя расслабляться.
Павлик сразу приуныл.
— Опять вкалывать? А что теперь мы должны делать?
— Для начала узнать, как перевозят собак на самолётах. И вообще готовиться к поездке в Алжир.
Перевозка собак оказалась очень сложным делом. Хотя Хабр был привит и все справки имелись, хотя ни одна страна в мире ничего не имела против того, чтобы он туда прилетел, тем не менее возникли непреодолимые сложности. И вызваны они были совершенно идиотскими правилами Польской авиакомпании ЛЁТ. Дело в том, что, согласно этим правилам, собаки должны перевозиться непременно в клетках! И эти клетки помещают в особом отсеке, отдельно от пассажиров.
Павлик смертельно обиделся за своего любимца. Вернувшись с площади Конституции, где размещалось Агентство ЛЁТа, он громко выражал своё возмущение.
— Хабр в клетке, ты представляешь?! Пусть даже не в железной, а в плетёной, все равно! Ещё чего не хватало! Их бы самих в клетку посадить! Да я бы, на месте Хабра, на всю жизнь обиделся!
— Нечего икру метать! — осадила эмоционального брата девочка. — Ни в какую клетку Хабрика не посадят.
— Но они же мне ясно сказали — если не в клетке, собаку в самолёт не пропустят. Такие, видите ли, у них правила! Мне эту клетку хотели силой всучить!
— Ну и что? — спокойно возразила сестра. — Клетку можем взять, так и быть, протестовать не станем и до последней минуты будем сидеть тихо, как мышки. А потом выяснится, что клетка сама по себе не ходит! А он весит не меньше сорока килограммов. Ну, усёк?
Павлик расцвёл.
— Клево! Вот это мысль! Не заставят же они нас силой переть такую тяжесть!
— Вот именно. А носильщику сразу скажем, что мать за собаку ни гроша не заплатит, чтобы знал! И Хабр пойдёт ножками, а пустую клетку мы можем нести за ним, раз уж им так хочется. Нам не тяжело.
На следующий день от отца пришло обещанное письмо. Среди множества интереснейшей информации о разных сторонах экзотической арабской действительности — их непривычных для европейца продуктах, их коровах, которые каждое утро приходят чесаться об угол домика, пользуясь отсутствием загородки, о трудностях с водой и перипетиях с сантехникой и прочего — промелькнуло сообщение о том, что отец побывал на суку в Махдии, причём выяснилось, что таинственное словечко «сук» означает просто-напросто восточный базар.
— При чем тут базар? — ворчал Павлик, ещё и ещё раз вчитываясь в клочки драгоценного письма. — Вот, тут ясно написано: «Сук в Махдии». Какие сокровища могут быть на базаре? Разве можно разыскивать сокровища на каком-то базаре?
— Нет, ты невнимательно прочёл, — поправила мальчика сестра, тоже по сотому разу перечитывая бесценные указания. — Из письма следует, что на суку в Махдии следует искать не сокровища, а только сведения о них. Вот же, читай: «… только надо знать, где их найти». Отец понятия не имеет о сокровищах, поэтому, когда побывал на этом самом суку, не заметил никаких признаков сокровищ.
— А ты думаешь, мы заметим?
— Должны, ведь мы же знаем, что там надо что-то искать, вот и будем внимательно ко всему приглядываться.
— К чему именно?
— Да ко всему на свете, ко всему, что нам покажется подозрительным или интересным. И ещё будем прислушиваться. Может, надо там что-то такое услышать…
— Там же по-польски не говорят!
— Правильно, потому и надо в оставшееся время поучиться языку. Я же тебе говорила — поработать придётся.
— Какому языку? Арабскому?
— Ну нет, с арабским не справимся, хотя бы французскому. Там многие из арабов говорят по-французски, не только в учреждениях. Вот, отец ведь пишет, и в лавчонках тоже. Значит, и на суку говорят.
— А по чему мы будем учиться? Все французские учебники и словари отец забрал с собой. Сестра возразила:
— Не все. Остался самый толстый и самый старый словарь, отец не взял его из-за тяжести. А в нем есть грамматика, я посмотрела.
— Все равно меня этот сук сбивает с толку, — упорствовал брат.
— Мне тоже это не нравится, но сам понимаешь, начинать придётся именно с него, в письме ясно написано. Эх, жаль, о каменоломне отец ничего не написал.
— Вот именно! Смотри, письмо на восьми страницах, о всяких глупостях пишет, о коровах и унитазах, а о важных вещах — ни словечка. Один сук, и то подозрительный.
— Ладно, не придирайся, лучше подумай о том, все ли мы предусмотрели. Ты у нас ответственный за техническую сторону поисков сокровищ.
— Вроде бы все. Пришлось проследить, чтобы уголь мать закупила в нужном количестве.
— Какой ещё уголь? — удивилась сестра.
— Активированный, средство при желудочно-кишечных отравлениях. Уж я ей всю плешь проел, наконец поняла, что без него там всем нам гибель, и закупила.
— Достаточно?
— С полкило, не меньше.
Сев за письменный стол, Яночка подпёрла кулаками подбородок и с удовлетворением заявила:
— Ну что ж, во всяком случае мы делаем все от нас зависящее. Ох, скорей бы уж поехать! Там, на месте, и разберёмся.
— Долго ещё! — вздохнул брат. — Два месяца и десять дней.
С ангельским терпением переждал Хабр все паспортно-таможенные процедуры в аэропорту, спокойно сидя на полу рядом с новой плетённой из прутьев клеткой, которую, вероятно, воспринял как свой личный багаж. Только один раз покинул он свой пост, да и то по делу. Внимание пса привлёк один из пассажиров, стоящий у стойки оформления багажа на самолёт, отправляющийся во Франк-фурт-на-Майне. Подкравшись к этому человеку, пёс внимательнейшим образом обнюхал его, после чего сделал стойку на него, как на дичь, и оглянулся на Яночку, видит ли.
Яночка отозвала собаку и сказала брату:
— Голову даю на отсечение, этот тип что-то незаконное провозит.
— Ясное дело! — не сомневался Павлик. — Наверняка наложил в штаны, хотя по нему и не видно. Скажем таможенникам?
— Не до того нам, — ответила сестра. — Мама зовёт, её багаж уже просмотрели.
Брат с сестрой и не заметили, что стоящий неподалёку служащий аэродрома слышал их разговор. Внимательно поглядев сначала на собаку, потом на подозрительного пассажира, он подошёл к одному из таможенников, производящих досмотр ручной клади, и что-то шепнул ему. Подозрительного пассажира отвели в специальную комнату для личного досмотра.
Что же касается Яночкиных соображений относительно пса и его клетки, то они полностью подтвердились. По трапу самолёта Хабр поднялся самостоятельно, солидно и с достоинством, а за ним надутый и оскорблённый в своих лучших чувствах Павлик втащил пустую плетёную клетку.
Самолёт не был переполнен, ибо по причине сверхнормативного количества пассажиров авиакомпании ЛЁТ выделила вместо одного самолёта два, так что в салоне места было много, большинство кресел пустовало. Ещё до взлёта пёс тщательнейшим образом обнюхал салон самолёта. Ознакомившись с новым для него помещением, он спокойно улёгся под пустым креслом рядом с пани Кристиной и заснул.
Погода была чудесная. На безоблачном небе ярко светило солнце, и где-то далеко внизу медленно двигалась земля, на которой все можно было прекрасно рассмотреть. Через полтора часа вместо земли под крылом самолёта блеснула голубая гладь Средиземного моря, а ещё через два часа опять показалась суша.
Втиснувшись каким-то чудом в одно кресло, Яночка с Павликом не отрывались от иллюминатора. Прекрасный знаток географии, девочка без умолку сыпала названиями всех стран, горных цепей и даже городов, над которыми пролетал самолёт. Павлик очень жалел, что они летят так высоко, все-таки не все удавалось рассмотреть, как бы хотелось. Пани Кристина очень радовалась тому, что они взяли с собой в путешествие мудрого и всезнающего Хабра. Вон как спокойно спит, значит, им никакая опасность не грозит, можно не тревожиться.
Наконец самолёт вроде бы сбросил скорость и стал постепенно снижаться, а над дверью появилась надпись о ремнях и курении. Хабр проснулся. С большой неохотой оторвался Павлик от окна и занял своё кресло.
— Вижу землю! — крикнул он, изо всех сил вытягивая шею, чтобы выглянуть в окошечко. — Ой, как уже близко! А я толком ничего и не увижу!
— Буду тебе обо всем докладывать, — вызвалась сестра. — Вот, уже видно аэродром, бетонные полосы, на которые надо приземляться. А мы почему-то летим поперёк!
— А ветер откуда дует? — спрашивал брат.А чулок видишь?
Поскольку девочка не хуже брата разбиралась в вопросах современного воздухоплавания, она со знанием дела информировала Павлика:
— Вижу, дует справа.
— Значит, придётся разворачиваться, чтобы зайти на посадку, — сообразил Павлик и пожалел, что он не из племени тех африканских негров, у которых шеи достигают какой-то неимоверной длины. Есть такие в дебрях Африки, он читал.
Самолёт и в Самом деле так резко накренился на правый борт, что пани Кристина первый раз за все время полёта слегка встревожилась. Хабр вздохнул и повалился ей на ноги.
— Неужели нельзя аккуратней? — недовольно сказала пани Кристина. — Что это пилот выкидывает такие номера?
— Не волнуйся, мама, так надо, — успокоил её Павлик. — Ну вот и выпрямился, видишь? Теперь самолёт летел прямо на запад.
— Сейчас опять повернёт, — предупредила Яночка.
А Павлик озабоченно произнёс:
— Места мало, очень неудобно разворачиваться. Мама, сейчас опять наклонится очень резко, не бойся.
Самолёт опять сделал разворот вправо. Пани Кристина изо всех сил сжала рот, чтобы не опозориться перед детьми. А Яночка не отрывалась от иллюминатора, сообщая брату обо всех деталях посадки.
— Вот теперь нацелился на широкую посадочную полосу. О, садимся!
Вопреки опасениям пани Кристины, которая уже боялась, что самолёт так и будет целую вечность кружить над аэродромом, он коснулся колёсами посадочной полосы и, слегка подпрыгивая, покатился по ней, сильно тормозя.
— Вот это пилот! — в полном восторге проговорил Павлик.
Яночка молчала. Только сейчас до неё дошло, что она находится в АФРИКЕ, и от волнения девочка лишилась голоса. Самолёт катится по африканской земле, с неба светит африканское солнце. Жёлтый неправильный треугольник, который она столько раз видела на карте, находится у неё под ногами. И все вокруг необыкновенное, африканское!
Вот вдали показался автобус — необычный, какой-то очень широкий, с огромными стеклянными окнами, несомненно африканский. Интересно, встретит ли их Африка по выходе из самолёта настоящей африканской жарой? Оказалось, не очень африканской, жара была вполне умеренной, может, благодаря слабому, приятному ветерку.
Огромный таможенный зал неожиданно оказался мрачным и тёмным, лишь где-то впереди, за стеклянной стеной, победно сияло могучее африканское солнце. Туда они пройдут после досмотра багажа, там, в толпе ожидающих, должен находиться и отец.
Сначала прошли паспортный контроль, и тут же пани Кристина наняла арабского носильщика. Освобождённый от обязанности стеречь хозяйский багаж Хабр, немного взволнованный непривычным окружением, тут же помчался к сияющей вдали стеклянной стене.
— О, там папа! — крикнул Павлик.
— Где ты видишь отца? — удивилась Яночка.
— Я не вижу, но Хабр говорит — он там.
Хабр вернулся к детям, всем своим видом показывая, что отыскал-таки пана Хабровича, и теперь наконец вся семья Хабровичей может воссоединиться. Бросив мать с чемоданами и носильщиком у таможенного транспортёра, дети со всех ног кинулись за собакой, которая и в самом деле привела их к отцу.
Похудевший и успевший за три месяца здорово загореть под африканским солнцем пан Роман стоял в первых рядах встречающих и весь извёлся от ожидания.
— Носильщика! — таким возгласом приветствовал он своих детей.
— Мама уже взяла, — успокоил отца Павлик.
— С тележкой? — не успокаивался отец.
— С тележкой, с тележкой! Папуля, как ты? Как тебе здесь?
— Ужасно! — вырвалось у пана Романа, но он тут же спохватился: — Ничего, жить можно. Жарковато немного. Пойдите помогите матери.
В помощи не было необходимости, весь багаж поместился на тележке, и не успели они оглядеться, как оказались снаружи, под ослепительным африканским солнцем.
— Что ты пристал ко мне с этим носильщиком? — допытывалась уставшая, распаренная пани Кристина у мужа. — В каждом письме только про носильщика и писал. Что я, сама бы не сообразила? Неужто на себе потащу эту гору чемоданов?
Пан Роман, уже успокоившийся и счастливый от того, что вся семья в сборе, немного смущённо пояснил:
— Да нет, я знал, что ты сама догадаешься, но на всякий случай… Тут такие странные обычаи, и если таможню проходят без носильщика, арабы чинят всякие препятствия, а с носильщиками пропускают без досмотра.
— Правда, нас пропустили, — подхватил Павлик. — А у тех краковских поляков всю водку забрали. Правда, потом половину вернули, они заявили, что это не водка, а приправы к супу. Они и в самом деле не взяли носильщика.
— Ну вот, видишь…
Ненадолго оставив семью с багажом, пан Роман подъехал к ним на машине, и, все благополучно загрузившись, они двинулись в путь.
— Мы поедем через Алжир? — поинтересовалась Яночка.
— Нет, — ответил отец. — Мы объедем вокруг него.
— Как это? — возмутилась девочка. — Быть рядом с Алжиром и не увидеть города?!
— Ни за какие сокровища не поеду через город! — мрачно сказал отец. — До вас сели три самолёта, и теперь на мутоньере наверняка пробка. Уверен, до вечера не рассосётся, а нам надо до Тиарета доехать ещё засветло.
— Что такое «пробка на мутоньере»? Говори по-польски.
— Я и говорю. Что такое «пробка» на шоссе, вы знаете. А мутоньерой называется шоссе из Алжира до аэропорта, от французского «le mouton», что значит «баран». Когда-то по этой дороге гнали баранов на продажу, отсюда и название дороги. Теперь это скоростная магистраль длиной в тридцать три километра. А на самом деле почти всегда это тридцать три километра пробки, какой свет не видел! Две недели назад меня занесла сюда нелёгкая, и двадцать метров я тащился пятнадцать минут. Сейчас приступили к строительству нового шоссе с двухрядным движением, пока не построят — в Алжир не поеду.
Яночка только собралась горячо возразить, как их машину обогнала какая-то другая, явно африканская! На шофёре был яркий халат с широкими рукавами, а на голове большой белоснежный тюрбан. Пассажирками его были две арабки, закутанные с головой в белые покрывала.
Вильнув задом, обогнавшая их машина стала быстро удаляться, а внимание Яночки привлекли дорожные указатели с большими надписями по-европейски — с одной стороны BLIDA, а с другой LARBA и SOUR ELGHOZLANE. Под этими надписями виднелась арабская вязь. Вдоль шоссе росли гигантские агавы, дикие и запылённые. Девочка опять вспомнила, что находится она в Африке, и безграничное счастье заполнило её душу. Все здесь ново, все необычно. Бог с ним, с Алжиром, увидит его когда-нибудь в другой раз, пока надо наслаждаться тем, что видит вокруг.
— Да, и в самом деле жарко, — сказала пани Кристина. — Послушай, Роман, можно я сниму платье? Я в купальнике.
— Храни тебя Бог! — в ужасе воскликнул пан Роман. — Не забывай, ты находишься в мусульманской стране! Можешь снять с себя все, что под платьем, но платье обязательно оставь, иначе нас могут забросать каменьями. Я же предупреждал, одевайся соответственно!
Пани Кристина рассердилась.
— А я и оделась соответственно, не придирайся. Так, чтобы легко можно было раздеться. Но не предполагала, что здесь такое пекло, в платье с рукавами не выдержу, хоть рукава и короткие.
— Вот и надо было надеть без рукавов, — наставительно заметил муж. — Без рукавов у тебя не найдётся ничего поблизости?
— Пляжный халатик, я его специально положила в чемодан на самый верх. Чемодан в багажнике.
— Тогда немного отъедем, и переоденешься, — решил пан Роман. — Пока потерпи.
Поворчав, пани Кристина вынуждена была покориться. Какое-то время ехали молча, дорога поглощала все внимание водителя. Но вот на ней стало свободней, пан Роман прибавил скорость и сказал:
— Может быть, имеет смысл проехать через Ущелье обезьян? Правда, дорога немного длиннее, но спокойнее. А потом выезжаем на плато, и прямиком до Тиарета, через Махдию…
— Да! — одновременно вырвалось у Павлика с Яночкой, хотя отец спрашивал не их, а маму. Та отозвалась:
— Мне все равно, лишь бы где-нибудь нашлось место, чтобы переодеться. Пока я просто не в состоянии любоваться красотами природы. Там найдётся такое место?
— Именно там сколько угодно таких мест. Но… — засомневался вдруг отец, — там вы захотите кормить обезьян, а у нас ничего для них нет. А быть в Ущелье обезьян и не покормить их — считай, напрасно приезжали, никакого удовольствия.
— Так ведь ты сам сказал — захватил для нас фрукты.
— Это для вас, даром, что ли, я целый час мыл их в растворе марганцовки? Не отдавать же их обезьянам. Разве что по дороге купим…
Яночка с Павликом изо всех сил вцепились в предложенный отцом маршрут. Ущелье обезьян и Махдия — два пункта, фигурирующие в таинственном письме… Бог с ним, с Алжиром, решила Яночка. Бог с ней, с дорогой через горы, решил Павлик. Всем можно пожертвовать ради этих двух пунктов. Только через Ущелье обезьян и Махдию! Мать удалось сагитировать очень легко: раз в ущелье найдётся укромное место для переодевания — едем в ущелье!
Отец перестал сомневаться.
— В таком случае запасёмся в Блиде какими-нибудь фруктами и едем через ущелье, — решил он.
Ущелье обезьян оказалось гигантским и чрезвычайно живописным. Шоссе вилось по склону горы. С одной стороны стеной возносились в голубое небо изрезанные разноцветные скалы, с другой резко вниз обрывалась бездонная пропасть, по ту сторону которой опять возвышались скалы, поросшие редким лесом и кустарником. Образованная Яночка называла дикие оливы, фисташки, можжевельник и даже пробковый дуб. На дне пропасти лениво струился жалкий ручеёк грязно-коричневого цвета.
На одном из изгибов этого колоссального ущелья шоссе внезапно расширялось, образуя нечто вроде стоянки для автомашин. Тут пан Роман и остановил свой «фиат».
— Пожалуйста, приехали! — торжественно заявил он и первым вышел на воздух. Брат с сестрой молча последовали за ним.
Ущелье производило потрясающее впечатление. Дети даже представить себе не могли такой первобытной красоты, дикости, совершенно необыкновенных красок, а главное, его гигантских размеров. Ошеломлённые увиденным, они молча стояли и смотрели, смотрели. Так вот оно, таинственное, волшебное, сказочное Ущелье обезьян!
Отец предостерёг:
— Не подходите близко к краю пропасти, можно сорваться вниз.
— Фантастика! — отозвалась пани Кристина, уже успевшая в машине переодеться. — А где же обезьяны?
— И в самом деле! — спохватился пан Роман. — Где же они?
На Хабра не произвели впечатления гигантские размеры ущелья, не ошеломила его дикая красота. Зато сколько здесь новых, совершенно незнакомых запахов! Пёс сразу же приступил к обнюхиванию незнакомой территории, но далеко не ушёл. Подбежав к кустарнику у стоянки, собака вдруг остановилась, недоуменно понюхала землю и воздух, вопросительно оглянулась на хозяев, будто спрашивая, куда это они её завезли, и внезапно сделала классическую охотничью стойку — вытянулась в струнку, морду и вытянутую переднюю лапу направив в сторону зарослей. Потом Хабр покрутился на месте и сел, совершенно сбитый с толку.
— Есть обезьяны! — обрадовался Павлик.
— Езус-Мария, будет конфликт! — испугалась пани Кристина.
— Не будет никакого конфликта, — успокоила маму Яночка.
Девочка уже стряхнула с себя наваждение, вызванное воздействием сказочного пейзажа, и бросилась к своему любимцу.
— Сейчас я ему все объясню.
Присев на корточки рядом с Хабром, девочка прижала к себе его умную голову и принялась втолковывать собаке:
— Хабрик, это обезьяны. Просто обезьяны. Хорошие, спокойные обезьянки. Их нельзя трогать. Ты только покажи их нам, но не трогай! Понял, пёсик? Они хорошие.
Конечно же умный пёс все понял. И по его виду можно было понять — очень обрадовался. Обрадовался тому, что понял обстановку, понял, что ему следует делать. Ну что же здесь непонятного? Его маленькую хозяйку интересует какая-то новая дичь, которая водится в этих местах. Дичь интересная, но неопасная, на людей и собак не бросается. Его попросили выследить её, но не трогать, только сообщить, где она скрывается.
Пёс двинулся на поиски, и тут же выяснилось, что дичь скрывается повсюду: вот в этих зарослях вокруг стоянки, в расселинах вон тех скал, вон там внизу, на спуске к воде. Видимо, обезьяны испугались собаки и не решались показываться, предположил пан Роман. Но вот они осмелели, и, похоже, самые храбрые из них решили рискнуть. Они вылезли из укрытия и, широкой дутой обходя собаку, бесстрашно приблизились к людям.
И тут началось! Пани Кристина и дети были в полном восторге. Оказалось, кормление обезьян на свободе — ни с чем не сравнимое удовольствие. Обезьяны не боялись брать фрукты прямо из рук людей, вырывали их друг у друга, забавно ссорились. А как наглядно проявлялись индивидуальности отдельных особей! Были пугливые и скромные, что жались в сторонке, были храбрые и просто нахальные, что беззастенчиво выпрашивали лакомство, а то и вырывали его из рук. Были просто озорники, которые не интересовались подачкой, присутствием гостей воспользовались только для того, чтобы вволю позабавиться — прыгали на машину и просто на плечи гостей, дрались друг с другом и задирали других, воспитанных и вежливых обезьянок. Особенно трогательны были малыши, обезьяньи детки, вцепившиеся крохотными ручонками в густую шерсть своих мамаш. Несколько килограммов абрикосов разошлись за считанные минуты.
— Дикие обезьяны на свободе! — восхищалась пани Кристина. — Просто чудо! Обязательно приеду сюда ещё раз.
— А где Хабр? — вдруг встревожилась Яночка, первая заметив отсутствие своего любимца.
Пёс отыскался неподалёку. Понаблюдав немного за обезьянами, собака занялась более интересным делом — изучением экзотического края. И в ходе изучения наткнулась на ручеёк, стекающий с отвесной скалы и образовавший у её подножия небольшое озерцо. Яночка застала своего любимца за тем, как он жадно лакал холодную воду.
— Папа, а эту воду можно пить? — с беспокойством спросила девочка. — Хабр не заболеет? Вспомни бабушкины заповеди. И амёбу…
— Можно, — успокоил дочку отец. — В горных ручейках вода чистая, люди тоже могут пить. Мы сейчас проедем немного дальше и умоемся в каком-нибудь из источников, надо вымыть руки и лица, все-таки обезьяны, кто их знает… Тут много таких ручейков.
— И напьёмся?
Отец неуверенно ответил:
— Арабы пьют, но они привычные. Нам не стоит, все-таки микрофлора воды для нас непривычная. А собаке ничего не будет, не беспокойся.
— Тогда почему же тот ручей, что течёт там, внизу, такой грязный? — спросил Павлик. — Прямо, как навозная жижа…
Отец возразил:
— Нет, он не грязный. Там тоже чистая горная вода, но в ней растворена глина, вот вода и приобретает такой цвет. Все уэды здесь такие. Уэдами тут называют реки. Большинство из них наполняются водой только на короткое время, в сезон дождей. А по большей части вот такие ручейки, в горах. А почвы здесь коричневые, отсюда и цвет уэдов.