Хмелевская Иоанна. Сокровища

   Сдался купец. Несомненные торговые таланты Павлика и напускное хладнокровие Яночки, а также мнение зевак, явно склонявшихся на сторону детей, сделали своё. Но и купец тоже был не лыком шит, он выторговал половину спорной суммы. И вот минут через пятнадцать брат с сестрой отошли наконец от лавчонки, унося с собой лампу и пятьдесят динаров и не заметив, как за всей сценой с любопытством наблюдал с почтительного расстояния тот самый толстый араб, который встречался в подозрительной палатке с кривым.
   — Ты понял, что теперь должен купить мне перочинный ножик? — спросил Павлик отца. — Совсем не обязательно сейчас, можно и когда-нибудь потом.
   — Ясно потом, — ответил уже пришедший в себя отец. — В любой другой стране это будет намного дешевле. Неплохо у вас получилось! Надо поучиться. Только так и не понимаю, зачем вам эта лампа.
   — Мы же сказали — в качестве сувенира. Ну, такой подарок на память об Алжире.
   — В таком случае, — подхватила пани Кристина, — мне бы хотелось приобрести на память об Алжире ту самую хлопчатобумажную пряжу, от которой меня оторвал Хабр. А также хну. Ведь у нас в Польше не найдёшь ни того, ни другого.
   Пан Роман воспротивился, настаивая на том, чтобы немедленно ехать дальше, ведь у них в планах осмотр Алжира, а на это надо время, да и в Медею собирались заехать, но тут Павлик неожиданно поддержал маму, предварительно убедившись, что она собирается покупать действительно пряжу из стопроцентного хлопка. Впрочем, покупка драгоценной пряжи заняла совсем немного времени, а пока продавец укладывал покупку, мама сделала выбор и в отношении хны, попросив запаковать и её, а также ещё несколько бутылочек голубой, коричневой и чёрной краски.
   И вот уже за окнами машины побежали назад безоглядные просторы унылой полупустыни. Все отдыхали после волнующих перипетий на суку в Махдии.
   — Теперь я понимаю, почему одному человеку оказалось не по силам раздобыть сокровища, — говорила Яночка Павлику на заднем сиденье машины. — Ведь гляди-ка, как там написано: сначала сук в Махдии, оттуда мы должны ехать в Сугер через Ущелье обезьян. Совершенно не представляю, как это можно сделать, ведь они по разные стороны от Махдии. Где логика? Съездить в ущелье обезьян и оттуда вернуться в Сугер по той самой дороге? Иначе невозможно.
   Павлик согласился:
   — Да, сложновато все это. Но во всяком случае мы едем сначала в ущелье, то есть в нужном порядке посещаем оба объекта, посмотрим, что из этого выйдет. А что касается Махдии, считаю, там мы многого добились: лампа, два подозрительных типа и хлопок.
   — Никак не пойму, зачем тебе эта пряжа.
   — А из чего, по-твоему, я сделаю бикфордов шнур? Сама говорила — надо все подозрительные камни отвалить, может, тот кто-то справился бы одной левой, а нам придётся взрывать!
   Перспектива организовывать взрывы Яночку не испугала. Больше беспокоило отсутствие перочинного ножика.
   — Как мы теперь будем без него обходиться? В наших поисках — незаменимая вещь.
   — А с чего ты взяла, что будем обходиться без ножа? — гордо спросил брат.
   — Но ведь ты же его вот на эту лампу обменял!
   — Ну и что? Думаешь, у меня только один нож? Думаешь, я ненормальный, чтобы последнего ножа лишиться?
   И Павлик с торжеством извлёк из кармана второй нож. Был он немного побольше первого, не с шестью, а только с четырьмя остриями, зато с отвёрткой. Да и лезвия были подлиннее и попрочнее.
   — Видишь? Мне его дядя Анджей из ФРГ привёз. Этот лучше, надёжнее.
   Успокоившись насчёт ножа, Яночка заговорила о том, как бы уговорить родителей оставить их одних в Обезьяньем ущелье, чтобы без помех все там осмотреть. Ведь ясно, если опять заедут туда только на несколько минут, чтобы покормить обезьян, толку из этого для их изысканий не будет. Решили так: поскольку от Обезьяньего ущелья до Медеи совсем недалеко, а родители наметили в Медее посетить несколько рекомендованных им земляками лавчонок, попросятся оставить их одних в ущелье, а потом заехать за ними и уже всем вместе отправиться в Алжир. Конечно, и Медею интересно было бы посмотреть, но ведь надо чем-то пожертвовать. Ущелье важнее.
   С такой просьбой и обратились они к отцу на подъезде к ущелью.
   — Очень хочется осмотреть это необыкновенное ущелье, — сказала отцу Яночка. — А чего мы в Медее не видели? Поезжайте туда без нас, спокойно сделайте покупки, а потом заедете за нами. Все будут довольны.
   Пан Роман подумал.
   — Это отнимет лишний час времени. Сколько сейчас? А, ещё и одиннадцати нет. Ну, хорошо, на осмотр Алжира нам хватит двух часов. В принципе я согласен.
   — А не опасно их одних там оставить? — с тревогой спросила мама.
   — Там ни одной живой души, — успокоил её папа. — Никто их не обидит.
   — А для нас единственная возможность ознакомиться с этим чудом природы! — подхватил Павлик. — Побыть на природе, свежим воздухом подышать. Когда мы ещё сюда выберемся!
   Проехав Медею без остановки, пан Хабрович добрался до стоянки в ущелье и высадил там детей. Мама дала им последние наставления, и родители уехали. Дети с Хабром остались одни. В самом деле, ни одной живой души вокруг, даже обезьян. Странно…
   — Хабрик, где обезьяны? — спросила Яночка у собаки.
   Хабр сообщил, что поблизости обезьян нет. Вообще-то они здесь имеются, но где-то далеко. На стоянке ни одна не показалась. А Яночка специально запаслась засохшим хлебом и фруктами и по дороге ещё купила для них батон.
   — Самое перспективное — искать внизу, — решил Павлик, изучив в бинокль склоны ущелья. — Давай спускаться.
   — Тогда я оставлю обезьянью еду здесь, — решила Яночка, — не тащить же её с собой. Подожди, батон разломаю на куски, а то какая-нибудь самая прыткая уволокет его целиком.
   Спуститься на дно ущелья оказалось не так уж трудно. Придерживаясь за редкие кустики и помогая друг другу, съезжали на пятках и заднице вместе с землёй и через несколько минут оказались на самом дне ущелья, у мутного потока. Отсюда ущелье казалось ещё громаднее, возносившиеся вокруг склоны уходили, казалось, в самое небо. Исполинские, чудовищные скалы словно придавили детей своей неимоверной тяжестью.
   — С чего начнём? — невольно понизив голос, нерешительно спросил Павлик.
   — Всего осмотреть все равно не сможем, давай прямо отсюда начинать. Осмотрим вот эти скалы.
   Вблизи скалы уже не казались монолитной стеной. Нависшие глыбы были изрезаны трещинами и расселинами, узкими и широкими, маленькими и большими. Пробираясь между камнями по дну ущелья рядом с мутным потоком, дети увидели широкую щель в скале, ярко освещённую солнцем — такой высокой она была. Осторожно заглянув внутрь, Яночка убедилась, что солнце освещает только верхнюю часть пещеры, нижнее пространство которой скрывалось во мраке.
   — Войдём! — решила девочка. — Хотя мы и не знаем, что надо искать, но думаю, оно должно находиться здесь. Больше никуда не войдёшь, а сюда можно.
   — Как бы нам что на головы не свалилось, — с опаской заметил мальчик, поглядывая вверх.
   — Мы пойдём с Хабром. Он нас предупредит об опасности.
   Все трое осторожно пробрались сквозь щель в пещеру. У входа она оказалась неширокой, всего метра полтора шириной, но впереди смутно просматривалось её продолжение. Высланный вперёд Хабр двигался осторожно, с опаской, интенсивно втягивая ноздрями воздух, всем своим видом выражая неуверенность и беспокойство. Похоже, очень ему не хотелось углубляться в скалы, но хозяйка послала, вот он и исполнял свой долг, но делал это очень неохотно, то и дело замедляя шаг. Вот все трое прошли несколько метров по камням, усыпавшим дно пещеры, перелезая через крупные глыбы. Здесь стало немного просторней, расщелина сворачивала вправо. Павлик внимательно разглядывал все вокруг — нет ли здесь чего необыкновенного?
   Ничего необыкновенного не обнаружилось. Пещера расширилась до трех метров, дальше была сплошная стена. Все трое остановились. Хабр замер, поводя носом, принюхиваясь к чему-то и весь дрожа от напряжения.
   — Не нравится ему здесь! — шёпотом сказала Яночка с беспокойством. — Пошли отсюда.
   — Как это пошли? Ничего не выяснили, ничего не обнаружили, и пошли?
   — Ты же видишь, какой он! Пошли скорее!
   — Ладно, пойдём, но что нам стоит попробовать? И не дожидаясь согласия сестры, Павлик задрал вверх голову и крикнул изо всех сил:
   — Сезам, откройся!
   И тут же Хабр повернулся и опрометью кинулся к выходу. Но не выскочил, перед самым выходом обернулся и — небывалая вещь! — громко предостерегающе гавкнул! Дети бросились бы следом за собакой, которая, дрожа всем телом, требовала немедленно покинуть это опасное место, но они не успели и шагу ступить, как все вокруг наполнилось глухим, протяжным рёвом, доносившимся, казалось, из самых недр земных. Дети замерли, парализованные страхом. Неужели это страшный ответ каких-то неведомых сил на заклятие, произнесённое Павликом? Хабр словно сбесился. Кинувшись к Яночке, он схватил её зубами за платье и тянул в сторону выхода. Придя в себя, дети бросились следом за собакой, но было уже поздно. До спасительной расселины они не успели добежать. Земля у них под ногами вдруг затряслась, сверху с грохотом обрушились камни. Дети и собака свалились на усыпанное острыми камнями дно пещеры, прикрыв головы руками. Хабр распластался на камнях рядом с ними. Вокруг все дрожало и тряслось, грохотало и трещало. Казалось, по дну ущелья, натужно ревя, продирался монструальных размеров танк.
   Это продолжалось сотни, тысячи лет, так во всяком случае показалось насмерть испуганным детям, а на самом деле, как потом выяснилось, ровно шестнадцать секунд. Для Яночки и Павлика это были самые долгие секунды в их жизни.
   Но вот рёв сменился продолжительным гулом и скрежетом, земля мелко завибрировала под ногами — и все прекратилось.
   Первым пошевелился Павлик, с трудом встал на ноги. Руки и ноги тряслись, голова кружилась, в глазах потемнело. «Хорошо ещё, — подумал мальчик, — на нас ничего сверху не обрушилось, ведь вокруг падали камни». Вспомнив о камнях, он глянул вперёд, на щель выхода, и сердце оборвалось: щель стала намного уже и ниже, вот почему в пещере потемнело. Приказав поднявшейся с земли и отряхивающейся сестре стоять не двигаясь, мальчик осторожно приблизился к выходу, и у него сами собой застучали зубы: свет заслонял огромный камень, свалившийся откуда-то сверху и застрявший в расселине. И у мальчика создалось впечатление — очень непрочно застрявший, вот-вот совсем рухнет и окончательно перекроет выход, замурует их в этой проклятой пещере. Что же все-таки произошло? Неужели и в самом деле он вызвал этот страшный обвал, произнеся волшебное заклинание из сказок «Тысячи и одной ночи»? Какая все-таки необыкновенная страна этот Алжир!
   — Осторожно! — предупредил он сестру, на цыпочках вернувшись к ней. — Там над входом повис кусок скалы, того и гляди обрушится. Я уж и говорить полным голосом боюсь…
   Яночка взглянула на Хабра. Он по-прежнему был встревожен и требовал покинуть пещеру, но уже не так бурно и несдержанно. Значит, то ужасное, что произошло несколько минут назад, уже им не грозит. При этой мысли Павлик немного успокоился, во всяком случае перестал стучать зубами, взял себя в руки и попытался хладнокровно принять какое-то решение.
   — Риск — благородное дело, — сказал он, подумав. — Чем скорее отсюда выйдем, тем лучше. Дай мне бинокль, я понесу, ты пойдёшь первой. И избави тебя Бог зацепиться за какой камень! Через дыру постарайся выбраться осторожно, ни за что не задевая. Я иду сразу за тобой, в случае чего подстрахую.
   Яночке не надо было повторять дважды.
   — Хабр, выходим! — вполголоса приказала она собаке.
   Пёс одним махом промчался через выход и выскочил наружу. Уж он бы предупредил детей, грози им опасность. Яночка не раздумывая последовала за ним, стараясь не поскользнуться на груде камней. Павлик выбрался последним. И вот они на свободе, вдыхают полной грудью влажную свежесть ущелья, с радостью чувствуя на лице горячий привет яркого солнца…
   Пан Роман как раз закончил торговаться с хозяином лавки, и оба были очень довольны: первый тем, что выторговал целых пятьдесят динаров, второй тем, что продал пряжу на сто динаров дороже. И теперь, согласно обычаю, сын хозяина принёс бутылочку холодного оранжада и стаканы, и супруги Хабровичи с хозяином только было поднесли к губам освежающий напиток, как послышался какой-то глухой подземный вой. Хозяин лавочки страшно побледнел, пан Роман вскочил со стула. Ничего не понимая, пани Кристина с удивлением взглянула на мужа.
   — Этого ещё не хватало! — воскликнул пан Роман, быстро кладя на стол деньги. — Скорее бежим!
   — Да что случилось? — воскликнула пани Кристина и тут же получила ответ: пол под ногами задрожал, стаканы на столе забренчали, сверху что-то посыпалось на голову.
   — Землетрясение! — крикнул пан Роман.
   — И долго оно будет продолжаться?
   — Не волнуйся, скоро кончится.
   Шестнадцать секунд, которые их детям показались вечностью, тут пролетели намного быстрее. Пани Кристина вообще бы не волновалась, если бы не увидела, как перепугались торговец и его сын. Все поспешили на улицу. Там уже было полно людей и все что-то кричали.
   — Послушай, Роман, скажи мне правду — мне нужно волноваться? — спросила пани Кристина, садясь в машину.
   — Пока не знаю, — честно ответил муж, глядя на часы. — Если в ближайшие минуты не последует второй толчок, значит, уже конец и можешь не волноваться.
   — А если последует?
   — А если последует, тогда возможен и третий, самый сильный, и разрушительный. Вот они все и ждут, будет ли второй. Тогда лучше бежать подальше от домов, лучше всего в чистое поле.
   Пани Кристина огляделась. Вся улица была запружена народом, все бестолково метались, что-то крича.
   — А вот они уже выскочили из домов! И наш торговец тоже, со всем семейством.
   — Это просто ненаучный подход к сейсмическим явлениям. Люди здесь напутаны землетрясением, теперь до утра будут кочевать по улицам. А такое землетрясение здесь неопасно, не то что в горах.
   — Вот почему ты кинулся в машину! Едем же скорее!
   Мысль о том, что их дети во время землетрясения оказались в горах, нет, ещё хуже — в горном ущелье, чуть не свела с ума пани Кристину. Пан Роман нажал на газ, и машина рванулась с места, распрыскивая щебень из-под колёс.
   Не так-то просто было выбраться из городка, улицы которого запрудили встревоженные толпы жителей. То и дело сигналя, включив фары, пан Роман с трудом прокладывал себе дорогу. Наконец выбрались из города и помчались по горной дороге. Она оказалась заваленной камнями, обрушившимися в результате землетрясения. Поначалу ещё удавалось как-то проехать, хотя машина со скрежетом задевала о них брюхом и бортами. Но вот путь преградил кусок скалы, который невозможно было объехать. Затормозив, пан Роман выскочил из машины, следом за ним жена. Не сговариваясь, молча, стиснув зубы, они откатили тяжеленный камень в сторону, кинулись в машину, проехали ещё немного и опять остановились перед очередной преградой. И такое повторялось несколько раз. У пана Романа градом катился пот с лица, тряслись руки. Смертельно бледная с помертвелым лицом пани Кристина действовала как автомат, не издав ни единой жалобы. И вообще за все время супруги не обменялись ни словом, но действовали слаженно и чётко, как будто заранее отрепетировали. И если бы кто-нибудь мог их увидеть в эти моменты, сразу бы понял, откуда у их детей столько энергии, предприимчивости и организаторской смётки.
   В головокружительном темпе добравшись до Обезьяньего ущелья, не помня себя от волнения пан Роман с женой домчались до стоянки, и первый, кого они увидели, выскочив из машины, был Хабр, выбиравшийся из ущелья. Радостный и оживлённый, бросился он к ним, вселив надежду в сердца родителей. И в самом деле, они тут же увидели своих детей, которые, как и собака, карабкались вверх по склону ущелья. Почувствовав, что её не держат ноги, пани Кристина опустилась на какой-то камень.
   Пан Роман, стараясь казаться спокойным, молча наблюдал за детьми. И вот Яночка и Павлик уже наверху, немного взопревшие, запыхавшиеся и вроде бы присыпанные пылью, но в общем, живые и вполне бодрые.
   — Где вы были во время землетрясения? — немного охрипшим голосом поинтересовался отец. Павлик даже подпрыгнул от неожиданности.
   — Как ты сказал? Землетрясение?
   — Ну да! Езус-Мария! Дети, вы что, не заметили землетрясения? Только что было! — вне себя от изумления вскричала мама.
   — А, так, значит, это было землетрясение! Да нет, конечно же мы его заметили, только не знали, что это такое.
   — Так где же вы были?
   — Там, внизу. Надо же, землетрясение! Полный отпад! То-то Хабр…
   — Ну и как вы?
   — Да ничего. Потрясло немного. В общем-то, все вокруг тряслось. И немного камней свалилось, а так ничего особенного.
   — На вас не свалилось?
   — На нас нет, рядом кое-что свалилось.
   — А что Хабр? — спросила пани Кристина. — Ты начал о Хабре говорить.
   — А Хабр ещё раньше знал, что будет трясти. И пытался нам об этом сказать, да мы его не поняли. В следующий раз будем умнее.
   — Очень надеюсь, что следующий раз наступит нескоро, — сказала пани Кристина, садясь в машину. — Хотя ничего страшного, откровенно говоря, в этом землетрясении не было. И чего люди его боятся? Даже смешно.
   — И впрямь смешно, — подтвердила Яночка, вздрогнув при одном воспоминании о том, что пришлось им пережить. — Немного ужасно, но в общем смешно.
   — А самое смешное нам только предстоит, — включая зажигание, иронически заметил пан Роман. — Сейчас вы увидите, что собой представляет шоссе…
   Алжир всем понравился чрезвычайно, а обратная дорога через Атласские горы оправдала самые смелые ожидания Павлика. Расположившись поудобнее на заднем сиденье машины, мальчик позволил себе наконец отдохнуть от пережитых волнений и не отрывался от окна.
   Впрочем, пейзажем осталась довольна даже пани Кристина. И в самом деле, с ним мало что могло сравниться из увиденного в Алжире.
   То самое, знаменитое шоссе, которым отец пугал детей с самого их прилёта в Африку, начиная с Эль Хемиса и Милианы резко сворачивало к югу, карабкаясь в горы и петляя по склонам. Все чаще по одну сторону возносилась отвесная скала, по другую, далеко внизу, до самого горизонта простиралась живописная холмистая равнина. Пан Роман последовательно нагнетал панику.
   — Вот здесь разбились двое наших, — мрачным голосом информировал он, приближаясь к узенькому мосту. — Вроде бы поворот не очень крутой, но дело происходило после дождя, а от дождя здешняя глина страшнее гололёда. Вот и вынесло их влево, прямо под колёса мчащегося навстречу автобуса. А сейчас будем проезжать место, где один водитель решил, что поворот уже кончился… Остатки от его машины можете увидеть вон там, внизу…
   — Мне бы тоже показалось, что поворот тут кончается, — печально заметила пани Кристина, а Павлик, долго глядевший вниз, заметил: — Это был грузовик.
   Пан Роман поучающе ответил жене:
   — А вот и нет, поворот продолжается и даже становится уже, видишь?
   А Яночка, тоже поглядев вниз, дополнила сообщение брата:
   — И легковая тоже. Кажется, белого цвета. Перестав восхищаться пейзажем, пани Кристина вынесла приговор дороге:
   — Это не шоссе, а просто какие-то бараньи кишки.
   Сбросив скорость, пан Роман начал повествование о следующей жуткой истории:
   — Видите сравнительно прямой участок дороги, прямо перед нами? Ехал тут ночью один водитель, увидел перед собой свет фар другого автомобиля, ну и спокойно продолжал ехать по прямой. Вон он, лежит по ту сторону, в пропасти.
   — Где? — завертелся на месте Павлик. — Его скелет лежит?
   — Да нет, разбитая машина. Здесь высота больше семидесяти метров. Видите, за прямым участком сразу крутой поворот, и снова прямая.
   — Может, хватит? — не выдержала пани Кристина. — Я все поняла. И почему тебя предупреждали не ехать здесь в темноте, тоже поняла. И долго так будет?
   — Самый опасный участок тянется около ста сорока километров. Через час он кончится. А дорога здесь так вьётся потому, что проходит по естественным горным склонам, старательно повторяя горный рельеф: спускается во все ущелья, огибает все возвышенности. Её нигде не попытались спрямить. Водители не любят пользоваться этой дорогой, предпочитают ту, через Медею.
   — Я насчитал одиннадцать разбившихся машин, — сообщил Павлик. — В основном грузовики, но встречаются и легковушки. Мировая дорога!
   Домой приехали уже в сумерках. Купленную в Махдии лампу дети поставили на низенький столик в комнате Яночки. Полюбоваться на покупку смогли только после ужина. Хабр принимал в этом активное участие. Опершись на колени Павлика передними лапами, он потянулся к лампе.
   — Тоже хочешь осмотреть? — понял Павлик. — Пожалуйста.
   И он поставил лампу на пол, прекрасно зная, что мнение Хабра бесценно. Тот тщательно обнюхал лампу, после чего к её осмотру приступили дети.
   — Грязноватая, — заметил Павлик. — Наверное, надо почистить.
   — Да нет же, чистая она, — холодно заметила сестра. — Ты опять вспомнил об арабских сказках? Потрёшь лампу и явится джин?
   — Да нет, — смутился брат. — Просто, если очистим, может, увидим на ней какие письмена или знаки…
   Ни слова не говоря Яночка достала из стенного шкафчика курточку от своей пижамы. Выхватив её из рук сестры, Павлик принялся энергично тереть мягкой фланелькой металлические части лампы. Поглядев на его работу, Яночка сходила в ванную и вернулась с тюбиком зубной пасты. Подумав, сходила в ванную ещё раз и принесла пачку стирального порошка и порошка для чистки посуды. Павлик испробовал все.
   Лампа была несомненно очень старой, но усилия мальчика оправдались: через несколько минут медь в нескольких местах засияла. Вот уже совершенно чётко стал просматриваться декоративный узор на подставке, а хрустальный резервуар всеми гранями отражает электрический свет. Подняв лампу, мальчик заглянул на нижнюю сторону подставки.
   — Гляди-ка! — вскричал он. — Тут что-то написано!
   Яночка тоже снизу рассмотрела подставку. И в самом деле, что-то там виднеется. Потом она подержала лампу, чтобы её низ брат мог хорошенько осмотреть. На всякий случай они не стали переворачивать лампу, потому что в прозрачном резервуаре виднелись остатки какой-то жидкости, видимо масла, которое могло вылиться. Вот и пришлось рассматривать нижнюю часть лампы в очень неудобной позиции — встав на карачки и выворачивая шею.
   — Как будто кто-то царапал гвоздём, — сказала Яночка.
   Брат уточнил:
   — Но не просто так царапал, а что-то писал. Ведь похоже на арабские буквочки.
   И брат с сестрой опять по очереди, в большом волнении, принялись разглядывать написанное. Павлик предложил на всякий случай попытаться перенести на бумагу арабские червячки. Яночка согласилась с братом. И внесла своё предложение:
   — На всякий случай сделаем это двумя способами. И просто перерисуем на бумаге, и попробуем прижать какую-нибудь мягкую бумагу, чтобы отпечаталось само. Лучше всего бумажную салфетку.
   Трудности детей не смущали. Не откладывая дела в долгий ящик, они принялись за работу.
   У Яночки совершенно затекли руки — ведь пришлось держать лампу, высоко подняв её. А Павлик все никак не мог кончить перерисовывать.
   — Долго ещё? — недовольно поинтересовалась девочка. — Не могу больше!
   — Думаешь, мне легче? — огрызнулся брат. — Попробовала бы сама изобразить все эти закорючки. Ну вот, закончил, можешь поставить. А что, если её нам зажечь?
   — Давай попробуем.
   Все четыре фитилька лампы не производили впечатления новых, похоже когда-то они горели. Вот и теперь зажглись почти сразу, Павлик извёл всего пять спичек.
   Лампа горела, дети напряжённо всматривались в огоньки, ожидая, что будет. Хабр принюхался и чихнул, ибо в самом деле при горении лампа принялась выделять страшную вонь прогорклого растительного масла. Яночка догадалась погасить электричество. Теперь комнату освещал лишь таинственный свет арабской лампы. Глаза скоро привыкли к нему, оказалось, что при свете лампы можно при желании даже читать. Молча наблюдали дети за горящими фитилями до тех пор, пока все масло не выгорело, а фитили сморщились и погасли один за другим.
   — Масло все вышло, — сказала девочка, включая электричество. — Если бы подлить, могла гореть дольше. Завтра нальём, правда?
   — Обязательно! И пусть погорит подольше. Вот на этой тарелке, — мальчик ткнул в отражатель, — я что-то заметил такое, необычное.
   — Да ничего там не видно! — возразила сестра.
   — Нет видно, по краю вроде что-то написано. Когда лампа горит — видно!