Иоанна Хмелевская
Сокровища
(Яночка и Павлик — 3)
* * *
— Совсем рехнулся, — заявила Яночка брату после долгого молчания. — Как тебе вообще пришло в голову биться об заклад на такое?
Павлик только что вернулся из школы и поделился с сестрой своими горестями: сегодня он проиграл пари. Поспорил со всем классом и проиграл! И вот теперь мальчик без аппетита съел остывший обед и, тяжело вздыхая, без всякого удовольствия, вылизывал вазочку из-под киселя. В кухне брат с сестрой были одни, и Яночка без обиняков могла высказать Павлику все, что она о нем думает. Тот попытался оправдаться:
— Так ведь я был уверен, что он нормально выедет! У него ещё оставалось минимум по полметра с каждой стороны. Ну, может, немного меньше, но все равно, свободно мог подать назад, потом чуточку вперёд, помаленьку и выехал бы. За милую душу!
— Но ведь это была баба! — с нескрываемым презрением к умственным способностям брата воскликнула Яночка.
— Это я уже потом увидел, что баба, когда пари заключил! Разве бы я стал держать пари, если бы видел, что за рулём сидит баба? — возмутился Павлик.
Нет, по мнению сестры, это обстоятельство не оправдывало брата. Она резонно возразила:
— Пусть даже и не баба. Ты, что, не слышал, как Рафал рассказывал: из сотни получивших права лишь один умеет водить машину. Память у тебя отшибло? И что нам теперь делать?
Тяжело вздохнув, Павлик встал и сунул в мойку вылизанную вазочку.
— Ничего у меня не отшибло. Говорю же тебе — это был не какой-то завалящий «фиат», а настоящая машина. «Фольксваген-гольф». А Рафал, я хорошо помню, говорил, что самые никудышные водители — те, что в маленьких «фиатах» ездят, «малюхах». Вот я и подумал: раз машина стоящая, значит, и водитель должен быть опытным. Разве не так? Я бы дал себе руку отрубить — обязательно выедет!
Очень сердитая на брата, Яночка холодно распорядилась:
— Открути кран, пусть вода течёт на грязную посуду, наверняка нас заставят мыть. А Рафал говорил — владельцы хороших машин тоже, как правило, водители никудышные.
Рафал, двоюродный брат Яночки и Павлика, был значительно старше их, почти взрослый — семнадцать лет! Вскоре он собирался стать счастливым обладателем машины, правда, «малюха», получил права и был для детей непререкаемым авторитетом во всем, что касалось автомобилей. Заядлый автолюбитель, он делился своими знаниями и соображениями в этом деле со всеми, кто желал его слушать, а Яночка с Павликом были слушателями внимательными и благодарными. Благодаря старшему брату они заочно прошли курс вождения автомашины и неплохо разбирались в психологии человека за рулём.
Павлик опять душераздирающе вздохнул и открутил кран.
— Ну что ты на меня накинулась! — упрекнул он сестру.Скажи спасибо, что я не побился об заклад на что-нибудь другое. Мог бы прозакладывать свою голову — дескать, готов её под колёса трамвая подложить, так был уверен, что выиграю!
— Я ещё спасибо должна говорить?! — возмутилась сестра.
До сих пор она сидела на своей табуретке, облокотившись локтями об обеденный стол и положив подбородок, по своему обыкновению, на скрещённые кисти рук. Теперь же от возмущения вскочила с места.
— Спасибо, говоришь? А триста килограммов макулатуры — это тебе пустяки? Кто за тебя будет расхлёбывать твои дурацкие пари?
Брат молчал, угрюмо опустив голову. Свою вину он полностью признавал, сестра права, отчитывая его. Глупость сморозил, ну да что теперь возмущаться? Сделанного не воротишь. Яночка права, надо быть последним идиотом, чтобы побиться об заклад со всем классом на триста килограммов макулатуры за то, что вот тот «фольксваген» сумеет выехать со стоянки, не задев тесно стоящих с боков других машин. Эх, не разглядел он бабы за рулём и легкомысленно обязался, в случае проигрыша, один собрать триста килограммов макулатуры, тяжкое бремя которой дамокловым мечом уже месяц нависало над их классом. И проиграл! А теперь честь обязывает его добыть откуда-то эти проклятые триста килограммов.
— Ты мне поможешь? — с робкой надеждой обратился Павлик к сестре.
— А что мне остаётся делать? — недовольно отозвалась сестра.И давай уже теперь думать над тем, откуда раздобудем эту макулатуру. На наши газеты рассчитывать нечего, двух килограммов не наберётся.
Оба принялись ломать головы. Павлик выдвинул предложение пошарить в каких-нибудь конторах и учреждениях, логично полагая, что все поступающие туда бумаги немедленно выбрасываются за ненадобностью. Яночка рассматривала возможность привлечь к делу дедушку, у которого по филателистической линии было множество знакомых в тех учреждениях, куда приходит множество писем.
— Дедушка заинтересован в марках, — рассуждала внучка. — Тем лучше, марки можно для него вырезать, а все остальное ему не нужно. Из писем получится неплохая макулатура. Когда у вас срок сдачи?
Павлик запинаясь ответил:
— Ну, в общем… того… К концу месяца надо сдать все триста!
С отвращением глянув на брата, Яночка перевела взгляд на окно и пожаловалась деревьям в саду, уже почти целиком пожелтевшим:
— Мой братец спятил. Конец месяца — через десять дней. И получается, что мы должны приносить в школу по тридцать килограммов макулатуры каждый день, включая субботы и воскресенья. Езус-Мария! Легко ли?
— Я и не говорил, что легко! — возразил Павлик.А если тридцать килограммов в день, но на одного приходится всего пятнадцать. И зачем такой крик поднимать?
— И как ты думаешь носить эти пятнадцать килограммов? На голове или в зубах?
— Тоже мне придумала — в зубах! На спине, в руках… И кто-нибудь может нам даже на машине подвезти. Дядя Анджей или Рафал на своём «малюхе». Или папа. Правда, у Рафала пока машины нет, но будет.
Яночка ощутила прилив вдохновения и решила перестать издеваться над братом. Уселась поудобней на табуретку, опять уткнулась подбородком в скрещённые кисти рук — так лучше думалось, и высказала творческое предложение:
— Можно привлечь и того самого кореша Рафала, которому Рафал помогал привести в божеский вид его драндулет. Ну того самого Януша, помнишь? Он ещё обещал Рафалу за помощь дать поездить на своей развалюхе.
— Точно! — обрадовался Павлик. — Уже третья машина. Каждая перевезёт понемногу, никто не догадается, что у нас такая прорва макулатуры.
— Смотри, не проговорись ни одной живой душе, что проиграл пари! Самому же стыдно будет, в таком кретинизме признаться…
— За кого ты меня принимаешь! — возмутился Павлик. — Конечно, никому из наших не признаюсь, придётся что-то придумать. Ага, скажу, что это для всего класса… И правду скажу! Они все равно не поверят, что мне одному понадобилось триста килограммов макулатуры. А у нас собираем потому, что позволяют жилищные условия, у всех остальных маленькие квартиры, у одних нас целый дом. Здорово я придумал?
— Здорово. Сегодня же начнём! Десять дней, времени в обрез…
Приёмный пункт макулатуры на Бульваре Неподлеглости временно закрыли по случаю приёмки товара. Или, наоборот, отправки? Во всяком случае на стоящий у двери пункта грузовик выносили и складывали огромные кипы старой бумаги, и конца этому не было. Кузов грузовика уже был битком набит макулатурой, она громоздилась высокой пирамидой, а рабочие все подтаскивали новые порции.
Стоя в сторонке, брат с сестрой угрюмо наблюдали за погрузкой. Прошло четыре дня с начала операции «макулатура», а вместо запланированных ста двадцати килограммов у них с трудом набралось двадцать пять, да и то благодаря тому, что отец сжалился и привёз детям из своей архитектурной мастерской эти двадцать пять килограммов в виде вторых экземпляров ежеквартальных отчётов. А больше никто из родных и килограмма не принёс! Ни мама, ни тётя Моника, ни её муж дядя Анджей, ни дедушка, ни бабушка. И все оправдывались тем, что учреждения, к которым они имели доступ, сами собирали макулатуру с целью обмена её впоследствии на дефицитную туалетную бумагу, предоставляемую сдатчикам макулатуры на пунктах скупа. Вот и получалось, что сама макулатура стала дефицитом, все за ней охотились. Запланированные триста килограммов уплывали в синюю даль…
Поскольку для Павлика было делом чести выполнить обещанное, он, подумав, предложил сестре попытаться раздобыть макулатуру там, куда её сдают. Как раздобыть — не уточнил, и сестра поначалу поняла, что братец в отчаянии просто намерен выкрасть со скупки. Нельзя сказать, что сестру смущали соображения морального плана, ведь украденная макулатура совсем скоро была бы возвращена по месту кражи. Смущали соображения финансового порядка. Ведь за неё скупка уже заплатила поставщикам, а когда они с Павликом её привезут — и им заплатит. Выходит, государству ущерб. Девочка не знала, на каких условиях сдавала макулатуру школа, и если получала за неё деньги, то кража переставала быть временным займом, а становилась самой обыкновенной кражей, настоящей кражей! Нехорошо… Павлик, спасая свою честь, был способен пойти на крайности, но ей, Яночке, следовало сохранять хладнокровие и удерживать брата от крайностей.
Павлик же имел в виду совсем не кражу. Впрочем, если честно, возможно, мысль о похищении и промелькнула у него в мозгу, но тут же и исчезла, достаточно было взглянуть на дюжих молодцев, согнувшихся в три погибели под тяжестью тюков с бумагой. Им с Яночкой не унести даже ста килограммов. Но главное установлено — макулатура в скупке была. Теперь оставалось установить, каким образом можно её заполучить. В голову приходил самый простой вариант — купить.
Вот этой идеей мальчик и поделился с сестрой, которая восприняла её с облегчением, сразу избавившись от своих сомнений. Однако, подумав, внимательно ознакомившись с ассортиментом предметов, выставленных в витрине приёмного пункта для привлечения сдатчиков макулатуры, девочка уверенно заявила:
— Не продадут.
— Почему? — расстроился Павлик.
— А потому! Гляди — у них тут не только дефицитная туалетная бумага, но и чайники, кастрюли, термосы и прочее. Все за макулатуру.
— А! И они должны отчитаться за дефицит?
— А ты как думаешь?!
— Возможно, ты и права. Пошли посмотрим, что в других приёмных пунктах.
В пункте на улице Ружаной не предлагалось никакого дефицита в обмен на макулатуру, но и там обслуживающему персоналу было не до посетителей. Правда, здесь дети застали обратную картину: весь наличный персонал был занят разгрузкой грузовика.
Он прибыл, по самую макушку заполненный макулатурой, и его разгружали, временно закрыв лавочку. На посетителей, в том числе и на Павлика с Яночкой, внимания никто не обращал.
— И это считается макулатурой? — удивлялась Яночка. — Гляди, что они привезли — чистая бумага! Это же надо!
— Может, листы исписаны с другой стороны? — предположил Павлик и незаметно подхватил один из улетевших листов. — Нет, совсем чистый.
— Представляешь, чего бы мы наслушались в школе, если бы вместо макулатуры принесли им чистую бумагу! — с возмущением прошептала Яночка.
— Сдаётся мне, тёмные дела тут делаются, — пробурчал Павлик, наблюдая за мужчинами, которые копались в большой куче инструментов и садового инвентаря, сваленного у забора. — Думаю, и наше провернуть ничего не стоит.
— Даже если это и так, не собираешься же ты покупать у них чистую бумагу вместо макулатуры? — язвительно поинтересовалась сестра.
Брат рассудительно заметил:
— Чистую не собираюсь, но ведь когда-нибудь сдают же им и макулатуру!
Так они стояли, переговариваясь, не зная, на что решиться, когда вдруг сквозь калитку на территорию приёмного пункта въехал с ручной тележкой самый обычный сдатчик макулатуры. И макулатуры этой на тележке была целая гора! Мужчина остановился посередине двора, сдвинул кепку на затылок и растерянно уставился на грузовик у входа и суетящихся вокруг него людей.
Вздрогнув, брат и сестра переглянулись. Они как-то сразу поняли, что этот человек был послан им самой судьбой, не иначе! Осторожно, стараясь скрыть овладевшую ими радость, дети подошли к незнакомцу, и Павлик поинтересовался по возможности равнодушным голосом:
— Вы привезли это продать? Мужчина оторвал взгляд от грузовика, перевёл его на мальчика и, засопев, пожал плечами.
— Не повезло вам, — посочувствовала Яноч-ка. — Им до конца дня не разгрузить.
Мужчина опять пожал плечами и, передвинув кепку вперёд, принялся чесать в затылке.
— И что вы теперь собираетесь делать? — опять поинтересовался Павлик.
Неразговорчивый сдатчик макулатуры опять собирался ограничиться пожатием плечами, но вдруг неожиданно разговорился:
— Не знаю я… Коли ждать долго… Холодно сегодня. Пойти спросить, что ли?
— Не стоит, — отсоветовала Яночка. — Они и говорить не станут. Много тут у вас?
— Семьдесят кило, до грамма! А что?
— Может, мы бы это у пана купили, — неохотно ответил Павлик. — Нам для школы надо. А вам не все равно, кому продать?
Опять с трудом оторвавшись от созерцания грузовика, мужчина повнимательнее взглянул на мальчика и девочку. Вроде не шпана, что от нечего делать морочит голову занятому человеку.
— Мне без разницы кому продавать, — сказал он. — Только я дальше не повезу, тут вывалю.
— А не могли бы одолжить свою тележечку? Мы здесь неподалёку живём, — спросил Павлик.
— Ещё чего!
Яночка прошептала брату:
— Слушай, надо вызвать отца с машиной, он сегодня рано вернулся с работы.
— А как вызовешь? В этот холерный пункт меня не пустят, а в автомате только и услышишь: «Опусти монету, опусти монету, опусти монету».
— Хабр поможет!
Хабр, самый умный пёс на свете, за те два с половиной года, что прожил в семье Хабровичей, уже не раз сумел доказать свою преданность Яночке и Павлику, не раз выручал их из трудного положения. Он все понимал и все умел. Сейчас, обследовав весь двор, он вернулся к детям и сел у ног Яночки. Услышав своё имя, он вопросительно взглянул на хозяйку, нагнув голову набок.
Павлик извлёк из нагрудного кармана шариковую ручку и принялся лихорадочно шарить по всем карманам в поисках клочка бумаги. Ни слова не говоря, Яночка подошла к грузовику, подобрала валяющийся возле него лист бумаги и принесла недогадливому брату. Благодарно кивнув, Павлик поспешно нацарапал на бумаге послание отцу и свернул её в несколько раз.
— Не за ошейник, — посоветовала Яночка.Могут не заметить. Пусть держит во рту.
Хабр уже стоял в готовности, понимая, что сейчас получит какой-то приказ. Девочка подала собаке послание и приказала:
— Хабр, домой! Домой! Отдай папе! Папе! Быстро!
Осторожно взяв в зубы драгоценное послание, Хабр бросился исполнять приказ. Только его и видели!
— Ну вот, все в порядке, — сказал Павлик человеку с тележкой, недоверчиво наблюдающему за манипуляциями с письмом. — Сейчас сюда приедет наш отец и поможет нам. Давайте подождём на улице, у калитки. Вывалите вашу макулатуру на тротуар, или подождёте немножко?
— Чего там, могу и подождать, — согласился владелец макулатуры. — Семьдесят кило, без обмана!
Отец Яночки и Павлика примерял перед зеркалом свитер, который вязали для него совместными усилиями жена Кристина и сестра Моника. В настоящий момент это была ещё безрукавка, без воротника и рукавов. Решался сложный вопрос — будет ли будущий свитер застёгиваться на пуговицы или достаточно просто вшить застёжку «молнию». Обе женщины заставляли пана Романа поворачиваться перед зеркалом то в одну сторону, то в другую, выясняя, хорошо ли сидит изделие. В этот момент задёргалась ручка входной двери.
— Хабр пришёл, — информировал пан Роман. — Откройте ему дверь. Я лично предпочитаю «молнию».
— Сам откроет, — ответила жена.
И действительно, прыгнув на ручку, Хабр нажал на неё всем телом и, раскрыв дверь, прошмыгнул в неё. Ворвавшись в комнату, он бросился к пану Роману. Встав на задние лапы, собака упёрлась грязными передними в новый свитер, вытянув вперёд морду с зажатым в зубах письмом.
— Хабр! — укоризненно воскликнула тётя Моника. — Опять не вытер ноги! И когда ты научишься закрывать за собой двери?
— Похоже, дети прислали мне письмо, — сказал пан Роман, вынув послание из пасти пса и радуясь уважительной причине прервать надоевшую примерку.
Пани Кристина бросила тревожный взгляд на собаку, которая послушно принялась мять лапами коврик у входной двери, запоздало демонстрируя свою аккуратность. Нет, вроде пёс спокоен, значит, с детьми не случилось ничего плохого.
Тем временем пан Роман прочитал письмо и обратился к женщинам:
— Могу я снять свитер? Он мне очень, очень нравится, но сейчас надо срочно ехать, вот, дети просят.
— Что-нибудь случилось? — все ещё с тревогой поинтересовалась его жена.
— Нет, просто им удалось раздобыть макулатуру для школы, и они просят меня привезти её на машине. Это недалеко, я быстро вернусь.
Осторожно снимая с мужа намётанное на живую нитку изделие, пани Кристина ворчала:
— Вы не находите, что школа слишком многого требует от учеников? Смотрите, сколько они должны собрать макулатуры. Целую гору! Сколько можно?
— Дай мне какую-нибудь большую сумку или мешок, — прервал её сетования муж. — Павлик написал, что бумага не перевязана, надо куда-то сложить.
А Павлик не терял времени даром и торговался с владельцем макулатуры. Мало того, что договорились вот об этой, на тележке. Выяснилось, что мужчина профессионально занимается сбором макулатуры, и Павлику удалось уговорить его и впредь собранную им старую бумагу привозить не сюда, на Ружаную, а прямо к ним домой. Мужчине было все равно, и даже предпочтительнее доставлять свой товар частному покупателю, где не угрожала опасность ни неприема товара, ни обеденный перерыв, ни просто записка в дверях: «Ушёл, скоро вернусь» (а известно, что это «скоро» может и до вечера продлиться) или и вовсе «Переучёт».
Гору бумаги, привезённую паном Романом, свалили в прихожей под лестницей, преградив тем самым доступ к проходу в подвальное помещение. Правда, полученная паном Хабровичем в наследство вилла была большая и вместительная, но и эти сто килограммов макулатуры требовали немало места и, загромождая прихожую, отравляли жизнь. Павлик уверял, что это только до конца месяца, что первого ноября от горы не останется и следа, но мама все равно решительно потребовала от детей сложить своё имущество как-то компактнее, чтобы можно было свободно проникать в дом. И продолжала ворчать, никак не желая принимать во внимание объяснений Павлика о том, что ни у кого другого из их класса нет такой жилплощади, нет отдельного дома. Что было чистой правдой.
Через три дня дети уже обладали желаемым количеством макулатуры в триста килограммов и даже немного больше, и теперь все свои силы направляли на то, чтобы упорядочить эту гору. Мир перестал существовать для Яночки и Павлика. Сразу после возвращения из школы и до позднего вечера оба они торчали под лестницей, сортируя, складывая и связывая в пачки эту бумагу.
— С письмами осторожнее, — сказал Павлик сестре. — Проверяй, нет ли на конвертах марок, иначе дедуля нас проклянёт!
— Есть марки, вот, гляди! Кто-то выбросил письма в конвертах. Письма порвал, а марки, представляешь, целенькие! И он их выбросил! Принеси ножницы.
— Э, да это самые простые, обычные марки, массовка, — пренебрежительно заметил Павлик, возвращаясь с ножницами.
Сестра возразила:
— Ну и что с того, что массовка? И среди обычных марок могут оказаться интересные, например с опечатками.
И Яночка, и Павлик в марках разбирались неплохо благодаря дедушке, известному в Польше эксперту-филателисту, и сами тоже начали коллекционировать марки.
В макулатуре письма встречались чрезвычайно редко, а тут вдруг попалась целая кипа разорванных вместе с конвертами писем. Вырезая ножничками марки с обрывков конвертов, дети, привыкшие к бережному обращению с марками, придерживали пальцами марку и с изнанки, поневоле иногда заглядывая внутрь конверта. Глаз выхватывал отдельные слова из писем, которые тут же забывались. Чужие письма не интересовали ни сестру, ни брата. И вдруг, уже отбросив половину конверта, с которой срезал марку, Павлик воскликнул:
— Ой! Сокровища.
И нагнулся, разыскивая только что выброшенный конверт.
— Какие ещё сокровища? — не поняла Яночка.
— Кто-то в письме написал о сокровищах, честное благородное слово! Да где же это письмо? А вот оно. Слушай!
— Слушаю! Читай же! — нетерпеливо подгоняла Яночка, потому что брат молчал, разглядывая клочок письма.
— И в самом деле сокровища, — как-то неуверенно сказал мальчик. — Только вот не очень понятно. Тут всего лишь обрывок письма. Да ты сама посмотри.
Заинтригованная Яночка отобрала у брата клочок письма и стала читать.
— И в самом деле, пишет о каких-то сокровищах. Что бы это значило?
— Понятия не имею. Давай подумаем.
Позабыв о макулатуре, оба склонились над смятым обрывком письма. Вот что им удалось разобрать:
«…о самом главном сообщу.
…настоящих сокровищ, только надо знать, где их найти.
…на суку в Махдии, потом отправляйся в Су…
…потрясающее, ничего подобного…
…через Обезьянье ущелье… другой возможности у тебя не….
…по левую руку от шоссе, когда едешь к плоти —
…таких чудес. Обязательно побывай в специальном районе…
…у каменоломни… открытый карьер для добычи щебня…
…ты без всякого труда… равишься… одной левой…
…а в четверг обязательно постарайся быть в Мах дни, там и…
… все эти чудесные, волшебные…
…настоящее, сказочное сокровище! Слышишь?
Долго, очень долго вглядывались брат и сестра в непонятные, завораживающие строки, потом молча уставились друг на друга, потом опять склонились над письмом. Наконец Павлик пришёл к какому-то решению.
— Фи, — пренебрежительно произнёс он, махнув рукой. — Если выбросили письмо, значит, те самые сокровища давно отыскали.
— Это клочок письма, а где конверт, в котором оно было? — спросила сестра. — Или хотя бы марка, которую ты с него срезал?
— Думаешь, дата сохранилась? — заспешил брат, копаясь в отложенных марках. — А, вот она!
Штемпель на марке отпечатался неотчётливо, но все-таки можно было разобрать какие-то цифры и буквы.
— Принеси лупу! — попросила Яночка.
Павлик послушно помчался за лупой. Хотя сестра была на целый год моложе брата, так уж получилось, что благодаря своему неизменному хладнокровию и умению логически мыслить девочка в ответственные моменты их жизни всегда принимала командование на себя. Горячий, порывистый и излишне суетливый брат охотно ей подчинялся, по опыту зная, что так будет лучше для них двоих.
Через лупу они разобрали на штемпеле название МАХДИА. Часть штемпеля с датой на марке не отпечаталась, стоял только год — 1984.
— Смотри-ка, в этом году выслано! — удивился Павлик.
— И из той же самой Махдии, о которой говорится в письме, — сказала наблюдательная Яночка. Павлик попытался рассуждать логично.
— Что же получается? Один человек находился там, где имелись сокровища, в той самой Махдии. Или том самом? И послал письмо другому человеку. В письме описал, как найти сокровища. Вот интересно, почему этот первый человек сам не взял сокровища, если знал, где их найти? А во-вторых, почему второй человек выбросил письмо с такими важными сведениями?
— Давай-ка поищи сначала конверт, — предложила Яночка. — Или хотя бы кусок конверта, если он был разорван.
Конверт удалось отыскать без особого труда, ведь Павлик его только что бросил в кучу обработанной макулатуры и он лежал на самом верху. Обстоятельная Яночка сначала приложила марку к оставшейся на конверте дырке, чтоб убедиться — это тот самый, потом повернула конверт обратной стороной. И с большим удовлетворением обнаружила то, о чем смутно догадывалась.
— Так я и думала! — радостно выкрикнула девочка. — Гляди!
И она сунула конверт брату под нос.
Брат внимательно оглядел со всех сторон сохранившуюся четвертушку конверта и удивлённо присвистнул.
— Надо же! Письмо оставалось в заклеенном конверте! Его не вскрывали!
— Вот именно! — подтвердила сестра. — И выходит, второй человек его не прочёл!
— Получается, что не прочёл! Тогда я и вовсе ничего не понимаю. Кто рвёт непрочитанные письма?
Яночка вдруг почувствовала, как горячая волна залила все её существо, как бывало всегда при встрече с чудесным, таинственным. Кто знает, не стоят ли они с братом на пороге какой-то прекрасной и неведомой тайны? Адресат не прочёл письма, не знает, что оно шло к нему, а отправитель не знает о том, что адресат его письма не получил. И сокровища, которые один человек поручал другому разыскать и достать, могут спокойно до сих пор пребывать на месте, дожидаясь своего часа. К тому же и место какое-то необыкновенное…
Девочка постаралась взять себя в руки. Сейчас, как никогда, ей потребуются хладнокровие и рассудительность.
— Во-первых, — сказала она, — давай попытаемся отыскать другие части этого письма. Не исключено, что получатель все-таки вскрыл письмо. Не стал раскрывать заклеенный конверт, а элементарно разрезал ножницами бок. Вспомни, дедушка всегда так делает, отрезает ножничками бок с той стороны, где нет марки. А во-вторых… Нет, давай сначала выясним, что с этим «во-первых».
И дети принялись за тяжкий труд. Предстояло переворошить целую гору уже обработанной макулатуры, но чего не сделаешь, если перед тобой в туманной дали забрезжила тайна! Через час усиленных поисков им удалось разыскать оторванный уголок конверта, в котором сохранился кусок письма. Та же бумага, тот же мелкий, но чёткий почерк. На сохранившемся клочке было написано:
Павлик только что вернулся из школы и поделился с сестрой своими горестями: сегодня он проиграл пари. Поспорил со всем классом и проиграл! И вот теперь мальчик без аппетита съел остывший обед и, тяжело вздыхая, без всякого удовольствия, вылизывал вазочку из-под киселя. В кухне брат с сестрой были одни, и Яночка без обиняков могла высказать Павлику все, что она о нем думает. Тот попытался оправдаться:
— Так ведь я был уверен, что он нормально выедет! У него ещё оставалось минимум по полметра с каждой стороны. Ну, может, немного меньше, но все равно, свободно мог подать назад, потом чуточку вперёд, помаленьку и выехал бы. За милую душу!
— Но ведь это была баба! — с нескрываемым презрением к умственным способностям брата воскликнула Яночка.
— Это я уже потом увидел, что баба, когда пари заключил! Разве бы я стал держать пари, если бы видел, что за рулём сидит баба? — возмутился Павлик.
Нет, по мнению сестры, это обстоятельство не оправдывало брата. Она резонно возразила:
— Пусть даже и не баба. Ты, что, не слышал, как Рафал рассказывал: из сотни получивших права лишь один умеет водить машину. Память у тебя отшибло? И что нам теперь делать?
Тяжело вздохнув, Павлик встал и сунул в мойку вылизанную вазочку.
— Ничего у меня не отшибло. Говорю же тебе — это был не какой-то завалящий «фиат», а настоящая машина. «Фольксваген-гольф». А Рафал, я хорошо помню, говорил, что самые никудышные водители — те, что в маленьких «фиатах» ездят, «малюхах». Вот я и подумал: раз машина стоящая, значит, и водитель должен быть опытным. Разве не так? Я бы дал себе руку отрубить — обязательно выедет!
Очень сердитая на брата, Яночка холодно распорядилась:
— Открути кран, пусть вода течёт на грязную посуду, наверняка нас заставят мыть. А Рафал говорил — владельцы хороших машин тоже, как правило, водители никудышные.
Рафал, двоюродный брат Яночки и Павлика, был значительно старше их, почти взрослый — семнадцать лет! Вскоре он собирался стать счастливым обладателем машины, правда, «малюха», получил права и был для детей непререкаемым авторитетом во всем, что касалось автомобилей. Заядлый автолюбитель, он делился своими знаниями и соображениями в этом деле со всеми, кто желал его слушать, а Яночка с Павликом были слушателями внимательными и благодарными. Благодаря старшему брату они заочно прошли курс вождения автомашины и неплохо разбирались в психологии человека за рулём.
Павлик опять душераздирающе вздохнул и открутил кран.
— Ну что ты на меня накинулась! — упрекнул он сестру.Скажи спасибо, что я не побился об заклад на что-нибудь другое. Мог бы прозакладывать свою голову — дескать, готов её под колёса трамвая подложить, так был уверен, что выиграю!
— Я ещё спасибо должна говорить?! — возмутилась сестра.
До сих пор она сидела на своей табуретке, облокотившись локтями об обеденный стол и положив подбородок, по своему обыкновению, на скрещённые кисти рук. Теперь же от возмущения вскочила с места.
— Спасибо, говоришь? А триста килограммов макулатуры — это тебе пустяки? Кто за тебя будет расхлёбывать твои дурацкие пари?
Брат молчал, угрюмо опустив голову. Свою вину он полностью признавал, сестра права, отчитывая его. Глупость сморозил, ну да что теперь возмущаться? Сделанного не воротишь. Яночка права, надо быть последним идиотом, чтобы побиться об заклад со всем классом на триста килограммов макулатуры за то, что вот тот «фольксваген» сумеет выехать со стоянки, не задев тесно стоящих с боков других машин. Эх, не разглядел он бабы за рулём и легкомысленно обязался, в случае проигрыша, один собрать триста килограммов макулатуры, тяжкое бремя которой дамокловым мечом уже месяц нависало над их классом. И проиграл! А теперь честь обязывает его добыть откуда-то эти проклятые триста килограммов.
— Ты мне поможешь? — с робкой надеждой обратился Павлик к сестре.
— А что мне остаётся делать? — недовольно отозвалась сестра.И давай уже теперь думать над тем, откуда раздобудем эту макулатуру. На наши газеты рассчитывать нечего, двух килограммов не наберётся.
Оба принялись ломать головы. Павлик выдвинул предложение пошарить в каких-нибудь конторах и учреждениях, логично полагая, что все поступающие туда бумаги немедленно выбрасываются за ненадобностью. Яночка рассматривала возможность привлечь к делу дедушку, у которого по филателистической линии было множество знакомых в тех учреждениях, куда приходит множество писем.
— Дедушка заинтересован в марках, — рассуждала внучка. — Тем лучше, марки можно для него вырезать, а все остальное ему не нужно. Из писем получится неплохая макулатура. Когда у вас срок сдачи?
Павлик запинаясь ответил:
— Ну, в общем… того… К концу месяца надо сдать все триста!
С отвращением глянув на брата, Яночка перевела взгляд на окно и пожаловалась деревьям в саду, уже почти целиком пожелтевшим:
— Мой братец спятил. Конец месяца — через десять дней. И получается, что мы должны приносить в школу по тридцать килограммов макулатуры каждый день, включая субботы и воскресенья. Езус-Мария! Легко ли?
— Я и не говорил, что легко! — возразил Павлик.А если тридцать килограммов в день, но на одного приходится всего пятнадцать. И зачем такой крик поднимать?
— И как ты думаешь носить эти пятнадцать килограммов? На голове или в зубах?
— Тоже мне придумала — в зубах! На спине, в руках… И кто-нибудь может нам даже на машине подвезти. Дядя Анджей или Рафал на своём «малюхе». Или папа. Правда, у Рафала пока машины нет, но будет.
Яночка ощутила прилив вдохновения и решила перестать издеваться над братом. Уселась поудобней на табуретку, опять уткнулась подбородком в скрещённые кисти рук — так лучше думалось, и высказала творческое предложение:
— Можно привлечь и того самого кореша Рафала, которому Рафал помогал привести в божеский вид его драндулет. Ну того самого Януша, помнишь? Он ещё обещал Рафалу за помощь дать поездить на своей развалюхе.
— Точно! — обрадовался Павлик. — Уже третья машина. Каждая перевезёт понемногу, никто не догадается, что у нас такая прорва макулатуры.
— Смотри, не проговорись ни одной живой душе, что проиграл пари! Самому же стыдно будет, в таком кретинизме признаться…
— За кого ты меня принимаешь! — возмутился Павлик. — Конечно, никому из наших не признаюсь, придётся что-то придумать. Ага, скажу, что это для всего класса… И правду скажу! Они все равно не поверят, что мне одному понадобилось триста килограммов макулатуры. А у нас собираем потому, что позволяют жилищные условия, у всех остальных маленькие квартиры, у одних нас целый дом. Здорово я придумал?
— Здорово. Сегодня же начнём! Десять дней, времени в обрез…
Приёмный пункт макулатуры на Бульваре Неподлеглости временно закрыли по случаю приёмки товара. Или, наоборот, отправки? Во всяком случае на стоящий у двери пункта грузовик выносили и складывали огромные кипы старой бумаги, и конца этому не было. Кузов грузовика уже был битком набит макулатурой, она громоздилась высокой пирамидой, а рабочие все подтаскивали новые порции.
Стоя в сторонке, брат с сестрой угрюмо наблюдали за погрузкой. Прошло четыре дня с начала операции «макулатура», а вместо запланированных ста двадцати килограммов у них с трудом набралось двадцать пять, да и то благодаря тому, что отец сжалился и привёз детям из своей архитектурной мастерской эти двадцать пять килограммов в виде вторых экземпляров ежеквартальных отчётов. А больше никто из родных и килограмма не принёс! Ни мама, ни тётя Моника, ни её муж дядя Анджей, ни дедушка, ни бабушка. И все оправдывались тем, что учреждения, к которым они имели доступ, сами собирали макулатуру с целью обмена её впоследствии на дефицитную туалетную бумагу, предоставляемую сдатчикам макулатуры на пунктах скупа. Вот и получалось, что сама макулатура стала дефицитом, все за ней охотились. Запланированные триста килограммов уплывали в синюю даль…
Поскольку для Павлика было делом чести выполнить обещанное, он, подумав, предложил сестре попытаться раздобыть макулатуру там, куда её сдают. Как раздобыть — не уточнил, и сестра поначалу поняла, что братец в отчаянии просто намерен выкрасть со скупки. Нельзя сказать, что сестру смущали соображения морального плана, ведь украденная макулатура совсем скоро была бы возвращена по месту кражи. Смущали соображения финансового порядка. Ведь за неё скупка уже заплатила поставщикам, а когда они с Павликом её привезут — и им заплатит. Выходит, государству ущерб. Девочка не знала, на каких условиях сдавала макулатуру школа, и если получала за неё деньги, то кража переставала быть временным займом, а становилась самой обыкновенной кражей, настоящей кражей! Нехорошо… Павлик, спасая свою честь, был способен пойти на крайности, но ей, Яночке, следовало сохранять хладнокровие и удерживать брата от крайностей.
Павлик же имел в виду совсем не кражу. Впрочем, если честно, возможно, мысль о похищении и промелькнула у него в мозгу, но тут же и исчезла, достаточно было взглянуть на дюжих молодцев, согнувшихся в три погибели под тяжестью тюков с бумагой. Им с Яночкой не унести даже ста килограммов. Но главное установлено — макулатура в скупке была. Теперь оставалось установить, каким образом можно её заполучить. В голову приходил самый простой вариант — купить.
Вот этой идеей мальчик и поделился с сестрой, которая восприняла её с облегчением, сразу избавившись от своих сомнений. Однако, подумав, внимательно ознакомившись с ассортиментом предметов, выставленных в витрине приёмного пункта для привлечения сдатчиков макулатуры, девочка уверенно заявила:
— Не продадут.
— Почему? — расстроился Павлик.
— А потому! Гляди — у них тут не только дефицитная туалетная бумага, но и чайники, кастрюли, термосы и прочее. Все за макулатуру.
— А! И они должны отчитаться за дефицит?
— А ты как думаешь?!
— Возможно, ты и права. Пошли посмотрим, что в других приёмных пунктах.
В пункте на улице Ружаной не предлагалось никакого дефицита в обмен на макулатуру, но и там обслуживающему персоналу было не до посетителей. Правда, здесь дети застали обратную картину: весь наличный персонал был занят разгрузкой грузовика.
Он прибыл, по самую макушку заполненный макулатурой, и его разгружали, временно закрыв лавочку. На посетителей, в том числе и на Павлика с Яночкой, внимания никто не обращал.
— И это считается макулатурой? — удивлялась Яночка. — Гляди, что они привезли — чистая бумага! Это же надо!
— Может, листы исписаны с другой стороны? — предположил Павлик и незаметно подхватил один из улетевших листов. — Нет, совсем чистый.
— Представляешь, чего бы мы наслушались в школе, если бы вместо макулатуры принесли им чистую бумагу! — с возмущением прошептала Яночка.
— Сдаётся мне, тёмные дела тут делаются, — пробурчал Павлик, наблюдая за мужчинами, которые копались в большой куче инструментов и садового инвентаря, сваленного у забора. — Думаю, и наше провернуть ничего не стоит.
— Даже если это и так, не собираешься же ты покупать у них чистую бумагу вместо макулатуры? — язвительно поинтересовалась сестра.
Брат рассудительно заметил:
— Чистую не собираюсь, но ведь когда-нибудь сдают же им и макулатуру!
Так они стояли, переговариваясь, не зная, на что решиться, когда вдруг сквозь калитку на территорию приёмного пункта въехал с ручной тележкой самый обычный сдатчик макулатуры. И макулатуры этой на тележке была целая гора! Мужчина остановился посередине двора, сдвинул кепку на затылок и растерянно уставился на грузовик у входа и суетящихся вокруг него людей.
Вздрогнув, брат и сестра переглянулись. Они как-то сразу поняли, что этот человек был послан им самой судьбой, не иначе! Осторожно, стараясь скрыть овладевшую ими радость, дети подошли к незнакомцу, и Павлик поинтересовался по возможности равнодушным голосом:
— Вы привезли это продать? Мужчина оторвал взгляд от грузовика, перевёл его на мальчика и, засопев, пожал плечами.
— Не повезло вам, — посочувствовала Яноч-ка. — Им до конца дня не разгрузить.
Мужчина опять пожал плечами и, передвинув кепку вперёд, принялся чесать в затылке.
— И что вы теперь собираетесь делать? — опять поинтересовался Павлик.
Неразговорчивый сдатчик макулатуры опять собирался ограничиться пожатием плечами, но вдруг неожиданно разговорился:
— Не знаю я… Коли ждать долго… Холодно сегодня. Пойти спросить, что ли?
— Не стоит, — отсоветовала Яночка. — Они и говорить не станут. Много тут у вас?
— Семьдесят кило, до грамма! А что?
— Может, мы бы это у пана купили, — неохотно ответил Павлик. — Нам для школы надо. А вам не все равно, кому продать?
Опять с трудом оторвавшись от созерцания грузовика, мужчина повнимательнее взглянул на мальчика и девочку. Вроде не шпана, что от нечего делать морочит голову занятому человеку.
— Мне без разницы кому продавать, — сказал он. — Только я дальше не повезу, тут вывалю.
— А не могли бы одолжить свою тележечку? Мы здесь неподалёку живём, — спросил Павлик.
— Ещё чего!
Яночка прошептала брату:
— Слушай, надо вызвать отца с машиной, он сегодня рано вернулся с работы.
— А как вызовешь? В этот холерный пункт меня не пустят, а в автомате только и услышишь: «Опусти монету, опусти монету, опусти монету».
— Хабр поможет!
Хабр, самый умный пёс на свете, за те два с половиной года, что прожил в семье Хабровичей, уже не раз сумел доказать свою преданность Яночке и Павлику, не раз выручал их из трудного положения. Он все понимал и все умел. Сейчас, обследовав весь двор, он вернулся к детям и сел у ног Яночки. Услышав своё имя, он вопросительно взглянул на хозяйку, нагнув голову набок.
Павлик извлёк из нагрудного кармана шариковую ручку и принялся лихорадочно шарить по всем карманам в поисках клочка бумаги. Ни слова не говоря, Яночка подошла к грузовику, подобрала валяющийся возле него лист бумаги и принесла недогадливому брату. Благодарно кивнув, Павлик поспешно нацарапал на бумаге послание отцу и свернул её в несколько раз.
— Не за ошейник, — посоветовала Яночка.Могут не заметить. Пусть держит во рту.
Хабр уже стоял в готовности, понимая, что сейчас получит какой-то приказ. Девочка подала собаке послание и приказала:
— Хабр, домой! Домой! Отдай папе! Папе! Быстро!
Осторожно взяв в зубы драгоценное послание, Хабр бросился исполнять приказ. Только его и видели!
— Ну вот, все в порядке, — сказал Павлик человеку с тележкой, недоверчиво наблюдающему за манипуляциями с письмом. — Сейчас сюда приедет наш отец и поможет нам. Давайте подождём на улице, у калитки. Вывалите вашу макулатуру на тротуар, или подождёте немножко?
— Чего там, могу и подождать, — согласился владелец макулатуры. — Семьдесят кило, без обмана!
Отец Яночки и Павлика примерял перед зеркалом свитер, который вязали для него совместными усилиями жена Кристина и сестра Моника. В настоящий момент это была ещё безрукавка, без воротника и рукавов. Решался сложный вопрос — будет ли будущий свитер застёгиваться на пуговицы или достаточно просто вшить застёжку «молнию». Обе женщины заставляли пана Романа поворачиваться перед зеркалом то в одну сторону, то в другую, выясняя, хорошо ли сидит изделие. В этот момент задёргалась ручка входной двери.
— Хабр пришёл, — информировал пан Роман. — Откройте ему дверь. Я лично предпочитаю «молнию».
— Сам откроет, — ответила жена.
И действительно, прыгнув на ручку, Хабр нажал на неё всем телом и, раскрыв дверь, прошмыгнул в неё. Ворвавшись в комнату, он бросился к пану Роману. Встав на задние лапы, собака упёрлась грязными передними в новый свитер, вытянув вперёд морду с зажатым в зубах письмом.
— Хабр! — укоризненно воскликнула тётя Моника. — Опять не вытер ноги! И когда ты научишься закрывать за собой двери?
— Похоже, дети прислали мне письмо, — сказал пан Роман, вынув послание из пасти пса и радуясь уважительной причине прервать надоевшую примерку.
Пани Кристина бросила тревожный взгляд на собаку, которая послушно принялась мять лапами коврик у входной двери, запоздало демонстрируя свою аккуратность. Нет, вроде пёс спокоен, значит, с детьми не случилось ничего плохого.
Тем временем пан Роман прочитал письмо и обратился к женщинам:
— Могу я снять свитер? Он мне очень, очень нравится, но сейчас надо срочно ехать, вот, дети просят.
— Что-нибудь случилось? — все ещё с тревогой поинтересовалась его жена.
— Нет, просто им удалось раздобыть макулатуру для школы, и они просят меня привезти её на машине. Это недалеко, я быстро вернусь.
Осторожно снимая с мужа намётанное на живую нитку изделие, пани Кристина ворчала:
— Вы не находите, что школа слишком многого требует от учеников? Смотрите, сколько они должны собрать макулатуры. Целую гору! Сколько можно?
— Дай мне какую-нибудь большую сумку или мешок, — прервал её сетования муж. — Павлик написал, что бумага не перевязана, надо куда-то сложить.
А Павлик не терял времени даром и торговался с владельцем макулатуры. Мало того, что договорились вот об этой, на тележке. Выяснилось, что мужчина профессионально занимается сбором макулатуры, и Павлику удалось уговорить его и впредь собранную им старую бумагу привозить не сюда, на Ружаную, а прямо к ним домой. Мужчине было все равно, и даже предпочтительнее доставлять свой товар частному покупателю, где не угрожала опасность ни неприема товара, ни обеденный перерыв, ни просто записка в дверях: «Ушёл, скоро вернусь» (а известно, что это «скоро» может и до вечера продлиться) или и вовсе «Переучёт».
Гору бумаги, привезённую паном Романом, свалили в прихожей под лестницей, преградив тем самым доступ к проходу в подвальное помещение. Правда, полученная паном Хабровичем в наследство вилла была большая и вместительная, но и эти сто килограммов макулатуры требовали немало места и, загромождая прихожую, отравляли жизнь. Павлик уверял, что это только до конца месяца, что первого ноября от горы не останется и следа, но мама все равно решительно потребовала от детей сложить своё имущество как-то компактнее, чтобы можно было свободно проникать в дом. И продолжала ворчать, никак не желая принимать во внимание объяснений Павлика о том, что ни у кого другого из их класса нет такой жилплощади, нет отдельного дома. Что было чистой правдой.
Через три дня дети уже обладали желаемым количеством макулатуры в триста килограммов и даже немного больше, и теперь все свои силы направляли на то, чтобы упорядочить эту гору. Мир перестал существовать для Яночки и Павлика. Сразу после возвращения из школы и до позднего вечера оба они торчали под лестницей, сортируя, складывая и связывая в пачки эту бумагу.
— С письмами осторожнее, — сказал Павлик сестре. — Проверяй, нет ли на конвертах марок, иначе дедуля нас проклянёт!
— Есть марки, вот, гляди! Кто-то выбросил письма в конвертах. Письма порвал, а марки, представляешь, целенькие! И он их выбросил! Принеси ножницы.
— Э, да это самые простые, обычные марки, массовка, — пренебрежительно заметил Павлик, возвращаясь с ножницами.
Сестра возразила:
— Ну и что с того, что массовка? И среди обычных марок могут оказаться интересные, например с опечатками.
И Яночка, и Павлик в марках разбирались неплохо благодаря дедушке, известному в Польше эксперту-филателисту, и сами тоже начали коллекционировать марки.
В макулатуре письма встречались чрезвычайно редко, а тут вдруг попалась целая кипа разорванных вместе с конвертами писем. Вырезая ножничками марки с обрывков конвертов, дети, привыкшие к бережному обращению с марками, придерживали пальцами марку и с изнанки, поневоле иногда заглядывая внутрь конверта. Глаз выхватывал отдельные слова из писем, которые тут же забывались. Чужие письма не интересовали ни сестру, ни брата. И вдруг, уже отбросив половину конверта, с которой срезал марку, Павлик воскликнул:
— Ой! Сокровища.
И нагнулся, разыскивая только что выброшенный конверт.
— Какие ещё сокровища? — не поняла Яночка.
— Кто-то в письме написал о сокровищах, честное благородное слово! Да где же это письмо? А вот оно. Слушай!
— Слушаю! Читай же! — нетерпеливо подгоняла Яночка, потому что брат молчал, разглядывая клочок письма.
— И в самом деле сокровища, — как-то неуверенно сказал мальчик. — Только вот не очень понятно. Тут всего лишь обрывок письма. Да ты сама посмотри.
Заинтригованная Яночка отобрала у брата клочок письма и стала читать.
— И в самом деле, пишет о каких-то сокровищах. Что бы это значило?
— Понятия не имею. Давай подумаем.
Позабыв о макулатуре, оба склонились над смятым обрывком письма. Вот что им удалось разобрать:
«…о самом главном сообщу.
…настоящих сокровищ, только надо знать, где их найти.
…на суку в Махдии, потом отправляйся в Су…
…потрясающее, ничего подобного…
…через Обезьянье ущелье… другой возможности у тебя не….
…по левую руку от шоссе, когда едешь к плоти —
…таких чудес. Обязательно побывай в специальном районе…
…у каменоломни… открытый карьер для добычи щебня…
…ты без всякого труда… равишься… одной левой…
…а в четверг обязательно постарайся быть в Мах дни, там и…
… все эти чудесные, волшебные…
…настоящее, сказочное сокровище! Слышишь?
Долго, очень долго вглядывались брат и сестра в непонятные, завораживающие строки, потом молча уставились друг на друга, потом опять склонились над письмом. Наконец Павлик пришёл к какому-то решению.
— Фи, — пренебрежительно произнёс он, махнув рукой. — Если выбросили письмо, значит, те самые сокровища давно отыскали.
— Это клочок письма, а где конверт, в котором оно было? — спросила сестра. — Или хотя бы марка, которую ты с него срезал?
— Думаешь, дата сохранилась? — заспешил брат, копаясь в отложенных марках. — А, вот она!
Штемпель на марке отпечатался неотчётливо, но все-таки можно было разобрать какие-то цифры и буквы.
— Принеси лупу! — попросила Яночка.
Павлик послушно помчался за лупой. Хотя сестра была на целый год моложе брата, так уж получилось, что благодаря своему неизменному хладнокровию и умению логически мыслить девочка в ответственные моменты их жизни всегда принимала командование на себя. Горячий, порывистый и излишне суетливый брат охотно ей подчинялся, по опыту зная, что так будет лучше для них двоих.
Через лупу они разобрали на штемпеле название МАХДИА. Часть штемпеля с датой на марке не отпечаталась, стоял только год — 1984.
— Смотри-ка, в этом году выслано! — удивился Павлик.
— И из той же самой Махдии, о которой говорится в письме, — сказала наблюдательная Яночка. Павлик попытался рассуждать логично.
— Что же получается? Один человек находился там, где имелись сокровища, в той самой Махдии. Или том самом? И послал письмо другому человеку. В письме описал, как найти сокровища. Вот интересно, почему этот первый человек сам не взял сокровища, если знал, где их найти? А во-вторых, почему второй человек выбросил письмо с такими важными сведениями?
— Давай-ка поищи сначала конверт, — предложила Яночка. — Или хотя бы кусок конверта, если он был разорван.
Конверт удалось отыскать без особого труда, ведь Павлик его только что бросил в кучу обработанной макулатуры и он лежал на самом верху. Обстоятельная Яночка сначала приложила марку к оставшейся на конверте дырке, чтоб убедиться — это тот самый, потом повернула конверт обратной стороной. И с большим удовлетворением обнаружила то, о чем смутно догадывалась.
— Так я и думала! — радостно выкрикнула девочка. — Гляди!
И она сунула конверт брату под нос.
Брат внимательно оглядел со всех сторон сохранившуюся четвертушку конверта и удивлённо присвистнул.
— Надо же! Письмо оставалось в заклеенном конверте! Его не вскрывали!
— Вот именно! — подтвердила сестра. — И выходит, второй человек его не прочёл!
— Получается, что не прочёл! Тогда я и вовсе ничего не понимаю. Кто рвёт непрочитанные письма?
Яночка вдруг почувствовала, как горячая волна залила все её существо, как бывало всегда при встрече с чудесным, таинственным. Кто знает, не стоят ли они с братом на пороге какой-то прекрасной и неведомой тайны? Адресат не прочёл письма, не знает, что оно шло к нему, а отправитель не знает о том, что адресат его письма не получил. И сокровища, которые один человек поручал другому разыскать и достать, могут спокойно до сих пор пребывать на месте, дожидаясь своего часа. К тому же и место какое-то необыкновенное…
Девочка постаралась взять себя в руки. Сейчас, как никогда, ей потребуются хладнокровие и рассудительность.
— Во-первых, — сказала она, — давай попытаемся отыскать другие части этого письма. Не исключено, что получатель все-таки вскрыл письмо. Не стал раскрывать заклеенный конверт, а элементарно разрезал ножницами бок. Вспомни, дедушка всегда так делает, отрезает ножничками бок с той стороны, где нет марки. А во-вторых… Нет, давай сначала выясним, что с этим «во-первых».
И дети принялись за тяжкий труд. Предстояло переворошить целую гору уже обработанной макулатуры, но чего не сделаешь, если перед тобой в туманной дали забрезжила тайна! Через час усиленных поисков им удалось разыскать оторванный уголок конверта, в котором сохранился кусок письма. Та же бумага, тот же мелкий, но чёткий почерк. На сохранившемся клочке было написано: