Страница:
Как ей будет удобней. Вы знаете, кто это?
Я была уверена, что знаю. Кая Пешт. И куда она подевалась? Она же здесь была…
— Есть одна такая, — сдержанно поделилась я. — Что-то я о ней слышала и разок видела. Да уж, та ещё штучка. Похоже, что всю свою жизнь с ранней молодости морочит головы разным мужикам, причём абсолютно безо всякой жалости…
— Не дура, — похвалила рыжая с долей зависти.
— И талантливая, — продолжала я. — Но с ней я тоже никак не связана. Я вам скажу правду, чего уж там: когда-то, много лет назад, мой хахаль водил с ними компанию, всю шайку на коротком поводке держал и на них материал собирал, но я в этом не участвовала. И даже представления об этом не имела, у меня, в общем-то, своя жизнь была. Уже целых четыре года как я с ним рассталась, но они вроде бы все ещё меня подозревают, что я что-то от него знаю.
А я черта лысого знаю, и все это меня ну нисколько не касается. Похоже, что тут произошла какая-то ошибка: я вожу по стране родню из-за границы и больше ничего, а ваш ухажёр приписывает мне какие-то макиавеллизмы. Пусть он от меня отвяжется и не морочит мне голову.
Рыжая в недоумении повернулась ко мне.
— Значит, это вовсе и не вы. Та вторая, которая вошла, тоже нет — старая развалина. Я вам скажу, Севчик хочет её замочить, но на самом-то деле пока не знает, надо ли. Совсем сдурел из-за всего этого.
Я ведь не такая уж дебилка, чтобы ничего не понимать, хоть он так считает. Так вот, мне кажется, что он совершает большую глупость.
— Мне тоже.
— Он вообще ничего не соображает, но мне-то это не помеха, я за него замуж не ходила и не пойду. И ещё что-то вроде бы есть против него, чего он совсем и не сделал, а речь идёт тоже о какой-то бабе…
Я несколько успокоилась, так как выходило, что мы оба с Лукашем пока что в этой игре не участвуем, Бешеного достаёт Кая. Постой-ка. Не сделал, о бабе… Эге, уж не о Михалине ли речь?..
У меня было время об этом малость поразмышлять, так как Лукаш покинул мужскую комнату последним. К счастью, живой и в отличном состоянии.
Мы заглянули в бар, где все ещё торчала тётка Иза под эскортом дяди Филиппа, но зато не было никого из врагов.
— Ну и что? — нетерпеливо спросила я.
— Ничего, — исчерпывающе ответил Лукаш и нашёл хорошее место на креслах в холле, где нам открывался неплохой вид на все стороны. — Может быть, все-таки не спутают.
— Похоже, что нет, — подтвердила я. — Зато меня спутали с Каей Пешт.
Я поспешно изложила ему беседу с рыжей и потребовала отчёта из соседнего помещения. Оказалось, что Лукаш был прав: Бешеный в состоянии бешенства молол языком так, что только эхо гремело. В общем, стоило послушать.
— Злой он, как черт, и мне кажется, что твоего Доминика ни он, ни Пустынко не убивали, — докладывал Лукаш. — Им это убийство вообще не с руки.
Правда, они вернули кое-какие компрометирующие их бумажки, но от одного свидетеля им пришлось избавляться. Бешеный этим очень недоволен и ругался, как что, так сразу он, может, он и в самом деле такой нервный, но уж тут-то чист, как ребёнок, Михаську бы он и трогать не стал, да и она его тоже, зато у этой курвы никакой совести нет, может и донести. А ветер на неё дует, и нужно будет организовать несчастный случай… На тот факт, что я жив, он не обратил никакого внимания, так что, возможно, Пустынко отправлял меня на небеса по своей собственной инициативе. Вот и все, что мне удалось подслушать. К сожалению, они не называли никаких фамилий. Ты что-нибудь поняла?
Я сосредоточенно пыталась думать.
— Одно я поняла точно. На твоём месте должен был бы сидеть майор, он бы понял ещё больше. Жаль, что не получилось все это записать на плёнку… Во всяком случае, хотела бы я видеть ту сцену, когда тебя увидит Пустынко. Давай это как-нибудь организуем, а? Потому что из-за всей этой семейной неразберихи мне не достаётся никаких развлечений.
Действительно, развлечений у меня было так мало, что даже не подвернулся случай, чтобы Лукаш ещё раз обнял меня за плечи.
33
34
35
Я была уверена, что знаю. Кая Пешт. И куда она подевалась? Она же здесь была…
— Есть одна такая, — сдержанно поделилась я. — Что-то я о ней слышала и разок видела. Да уж, та ещё штучка. Похоже, что всю свою жизнь с ранней молодости морочит головы разным мужикам, причём абсолютно безо всякой жалости…
— Не дура, — похвалила рыжая с долей зависти.
— И талантливая, — продолжала я. — Но с ней я тоже никак не связана. Я вам скажу правду, чего уж там: когда-то, много лет назад, мой хахаль водил с ними компанию, всю шайку на коротком поводке держал и на них материал собирал, но я в этом не участвовала. И даже представления об этом не имела, у меня, в общем-то, своя жизнь была. Уже целых четыре года как я с ним рассталась, но они вроде бы все ещё меня подозревают, что я что-то от него знаю.
А я черта лысого знаю, и все это меня ну нисколько не касается. Похоже, что тут произошла какая-то ошибка: я вожу по стране родню из-за границы и больше ничего, а ваш ухажёр приписывает мне какие-то макиавеллизмы. Пусть он от меня отвяжется и не морочит мне голову.
Рыжая в недоумении повернулась ко мне.
— Значит, это вовсе и не вы. Та вторая, которая вошла, тоже нет — старая развалина. Я вам скажу, Севчик хочет её замочить, но на самом-то деле пока не знает, надо ли. Совсем сдурел из-за всего этого.
Я ведь не такая уж дебилка, чтобы ничего не понимать, хоть он так считает. Так вот, мне кажется, что он совершает большую глупость.
— Мне тоже.
— Он вообще ничего не соображает, но мне-то это не помеха, я за него замуж не ходила и не пойду. И ещё что-то вроде бы есть против него, чего он совсем и не сделал, а речь идёт тоже о какой-то бабе…
Я несколько успокоилась, так как выходило, что мы оба с Лукашем пока что в этой игре не участвуем, Бешеного достаёт Кая. Постой-ка. Не сделал, о бабе… Эге, уж не о Михалине ли речь?..
У меня было время об этом малость поразмышлять, так как Лукаш покинул мужскую комнату последним. К счастью, живой и в отличном состоянии.
Мы заглянули в бар, где все ещё торчала тётка Иза под эскортом дяди Филиппа, но зато не было никого из врагов.
— Ну и что? — нетерпеливо спросила я.
— Ничего, — исчерпывающе ответил Лукаш и нашёл хорошее место на креслах в холле, где нам открывался неплохой вид на все стороны. — Может быть, все-таки не спутают.
— Похоже, что нет, — подтвердила я. — Зато меня спутали с Каей Пешт.
Я поспешно изложила ему беседу с рыжей и потребовала отчёта из соседнего помещения. Оказалось, что Лукаш был прав: Бешеный в состоянии бешенства молол языком так, что только эхо гремело. В общем, стоило послушать.
— Злой он, как черт, и мне кажется, что твоего Доминика ни он, ни Пустынко не убивали, — докладывал Лукаш. — Им это убийство вообще не с руки.
Правда, они вернули кое-какие компрометирующие их бумажки, но от одного свидетеля им пришлось избавляться. Бешеный этим очень недоволен и ругался, как что, так сразу он, может, он и в самом деле такой нервный, но уж тут-то чист, как ребёнок, Михаську бы он и трогать не стал, да и она его тоже, зато у этой курвы никакой совести нет, может и донести. А ветер на неё дует, и нужно будет организовать несчастный случай… На тот факт, что я жив, он не обратил никакого внимания, так что, возможно, Пустынко отправлял меня на небеса по своей собственной инициативе. Вот и все, что мне удалось подслушать. К сожалению, они не называли никаких фамилий. Ты что-нибудь поняла?
Я сосредоточенно пыталась думать.
— Одно я поняла точно. На твоём месте должен был бы сидеть майор, он бы понял ещё больше. Жаль, что не получилось все это записать на плёнку… Во всяком случае, хотела бы я видеть ту сцену, когда тебя увидит Пустынко. Давай это как-нибудь организуем, а? Потому что из-за всей этой семейной неразберихи мне не достаётся никаких развлечений.
Действительно, развлечений у меня было так мало, что даже не подвернулся случай, чтобы Лукаш ещё раз обнял меня за плечи.
33
Когда я привезла семейство обратно в Варшаву, перед домом меня дожидался тот самый сержант, который перепутал двух Из Брант. Вёл он себя крайне скованно и официально, и мне даже показалось, что я ему не нравлюсь.
— Мне поручено переговорить с вами, — с достоинством объявил он, как только я вышла из машины.
Я ничего не имела против и более продолжительного разговора, но ведь не сейчас же, боже милостивый. Я провезла их по несколько кружному пути, через Мальорк, они посетили замок [13], а теперь хотели чего-нибудь выпить и вообще отдохнуть. Все вылезали из машин со своими узлами, и кто-то должен был занести наверх треклятый багаж!
Этот последний вопрос разрешила бабушка.
— Молодой человек в прекрасной физической форме, — сказала она голосом, который, пожалуй, укротил бы и тропический смерч, — без сомнения, должен оказать помощь людям, которые старше его. Прошу вас забрать половину вещей и поставить в холле.
Сержант, полностью обалдевший от своей скованности и от бабушкиной напористости, действительно подхватил часть сумок. Вторую часть забрал давящийся от смеха Лукаш, добровольно взявший на себя роль заботливого шофёра.
Освободившись в холле от поклажи, сержант пришёл в себя.
— Я коротко, — пообещал он. — У вас есть садовый участок на улице Сасанки.
Я была занята чайником, заваркой, стаканами и рюмками, к тому же никакого садового участка у меня не было, поэтому я поверила, что разговор действительно будет коротким.
— Нет, — ответила я вежливо, но решительно.
— Да? — упёрся сержант. — Ваша девичья фамилия Годлевская.
— Правильно. Но участка у меня нет.
— А вот и есть. В шестьдесят первом году он был выделен Станиславу Годлевскому, адрес совпадает, это — ваш предыдущий адрес.
Я на мгновенье оторвалась от чайника.
— Да меня в шестьдесят первом году ещё и на свете-то не было. Я родилась только в шестьдесят четвёртом; если у вас есть мой адрес, то вы могли бы получить и дату моего рождения.
— Ваша дата рождения здесь не при чем…
— Господи боже, не хотите же вы сказать, что я копала грядки в младенческом возрасте!
— Наследство от родителей переходит к их потомкам. Участок от вашего отца перешёл к вам. Вы же не будете отрицать, что Станислав Годлевский был вашим отцом?
— Нет. Не буду.
Семейство утратило интерес к своему багажу и начало кучковаться в кухне. Даже бабушка задержалась в холле поблизости от кухонной двери. Уши у всех вырастали с сумасшедшей скоростью.
— Таким образом, участок принадлежит вам, — сержант продолжал гнуть своё. — Что вы можете о нем сказать?
— Ничего.
— Как это ничего? Вы что — не знаете, что в вашей семье имеется садовый участок?
Я залила чай кипятком и вытащила из холодильника разные напитки, надеясь, что мучимое жаждой семейство хоть в какой-то мере на них отвлечётся.
И тут я поняла, о чем он говорит и что ему от меня нужно.
— А, вспомнила! Не имеется, а имелся. Факт. После смерти бабушки, а потом и отца он как-то оказался никому не нужен, и моя мать подарила его одному человеку…
— Какому человеку?
— Сейчас. Я как раз пытаюсь вспомнить, как же её звали. Женщина среднего возраста, ей было нечего делать, и она любила растения, я её почти не знала. Кажется, у неё были дети… Вам это обязательно нужно знать?
— За этим я и пришёл. Обязательно.
— Тогда мне придётся заглянуть в старые документы, может, там завалялась какая-либо информация. Разрешите мне вначале подать чай и приготовить все, что нужно, вы же видели — я только что вернулась.
Хорошо было видно, что сержант вовсе не желает позволять мне тянуть время, а мои хозяйственные дела вызывают у него раздражение, но иного выхода у него не было. Бразды правления взяла в свои руки бабушка, так что он вынужден был сесть за стол со стаканом чая. Кажется, столь же охотно он сидел бы и над чашей с цикутой.
Я выгребла из шкафа большой ящик с документами и принесла его в столовую, чтобы не вызывать дурацких подозрений, как будто я что-то скрываю или уничтожаю… Копаться в старых бумагах я начала со дна.
Где-то посередине я нашла ордер на выделение этого садового участка и квитанции каких-то платежей. Это мне ничего не дало. Попалась мне и старая записная книжка матери, тридцатилетней давности, там были записаны самые разные вещи, я интуитивно раскрыла её на букве У и — смотри-ка, действительно: участок, номер 149, садовод — фамилия и телефон, давно устаревший, Антось, тоже телефон, я смутно припомнила себе, что соседний участок принадлежал какому-то Антосю, которого моя мать терпеть не могла. А дальше какая-то Ядзя Стемпкова, Спартаньская, 4, квартира 2, без телефона, по всей видимости, его у неё не было.
Я с торжеством показала все это сержанту.
— Вспомнила! Пани Стемпкова! Я ещё в школу ходила, когда начали болтать, что Стемпкова на том участке такую работу развернула! И тогда моя мать отдала его ей в полную собственность, по доброте душевной и из-за недостатка времени. Когда же это было?.. Лет двадцать назад. И никаких счётов мы уже не оплачивали, платила Стемпкова. Понятия не имею, что она с ним дальше сделала, так что не морочьте мне больше голову какими-то участками.
— Но в документах правления фигурирует Годлевский…
— Ну и что я с этим поделаю? Пусть себе фигурирует. Да, моя мать намеривалась все на неё переписать, но, видно, не переписала.
— А по какой причине старый садовый участок зятя моей сестры может сегодня интересовать полицию? — сурово и с большим достоинством осведомилась бабушка.
По правде говоря, меня это тоже интересовало.
Сержант поддался, не успев, видимо, мобилизовать все свои силы.
— Им пользуется один из подозреваемых… Минутку. Ченгала Мариуш, вы ведь его знаете?
— О холера… Вы правы, никакой не Влечены, а Ченгала. Ну что поделать, я ошиблась. Вы не могли бы от моего имени извиниться перед майором?
— В данный момент это не так важно…
— Молодой человек! — одёрнула несчастного сержанта бабушка. — Хорошее воспитание никогда не перестаёт быть важным. Будьте любезны выполнить просьбу моей внучки!
Мне подумалось, что в следующий раз, получив задание допросить меня и мою семью, сержант сломает себе ногу или бросится в одиночку па шестерых бандитов, надеясь заработать при этом как минимум перелом челюсти.
Он снова подчинился.
— Да, конечно, — спешно заверил он. — Дайте мне, пожалуйста, этот адрес и фамилию, я их с вашего разрешения запишу… Стемпкова Ядвига… Это как же выходит? Стемпкова — это, видимо, по мужу, то есть он — Сгемпек? Или Стемпко? Поскольку для нас это большая разница: они иначе располагаются в алфавитном порядке.
— А вы не можете просто поехать туда и посмотреть, кто на этом участке работает? — вмешался Лукаш, сидевший тихонько в уголке, хотя давно уже мог бы пойти домой. — Спросить, кто он и так далее?
Сержант поднял голову, взглянул на него, и в глазах у него что-то блеснуло.
— Да знакомы мы с вами, знакомы, — сразу же успокоил его Лукаш. — Я сам в этом деле по уши торчу, давал у вас показания, так что не надо говорить, что я вдруг должен ослепнуть и оглохнуть. Мне тоже важно, чтобы этого преступника поймали.
— Ах, — издевательски заметила тётка Иза. — Так у вас уже союз?
Остальное она договорила без слов, переводя взгляд с Лукаша на меня и обратно.
— А почему не Стемпак? — внезапно отозвался дядя Игнатий.
— Стемпак — это что-то из лошадиной области, — деликатно напомнил ему дядя Филипп.
Сержант, несмотря ни на что, все же сохранил какую-то сопротивляемость.
— Если бы это был Стемпак, прошу прощения, то она была бы Стемпакова. Так эти фамилии изменяются. А я вижу здесь Стемпкову. И прошу не подсказывать, мы сами знаем, что нам делать. А когда вы в последний раз пользовались этим участком?
— Насколько я помню, когда мне было четырнадцать лет, — беззаботно ответила я. — Не думаю, что в данном случае подходит слово «пользовалась», так как я собирала там груши, а потом мне пришлось их чистить, и у меня образовались волдыри на пальцах. Твёрдые были, я имею в виду груши, а не волдыри. А больше, слава богу, не привелось.
— А ключи?
— Какие ключи?
— К таким участкам имеются ключи — от калитки, от ворот, от сарая… Где эти ключи?
— А я откуда знаю? Наверное, их получила Стемпкова. Если хотите, можете обыскать мой дом, даже без ордера прокурора, тут у нас валяется множество ключей, потому что у меня, изволите ли видеть, есть дети. Но даже если вы найдёте старые ключи от этого участка, то они наверняка уже не подойдут, ведь все это, знаете ли, ржавеет, замки заменяются… Лучше найдите Стемпкову, она была вовсе не такая уж старая, это мне, девчонке, она казалась старой. Но ведь у неё были маленькие дети, гораздо младше моих.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю, откуда знаю, что-то у меня в памяти брезжит. Вы теряете время, потому что отсутствие информации о Стемпковой не наказуемо. Так что вы меня за это даже посадить не сможете.
— У вас есть свидетели… — по инерции начал сержант и совершенно явно прикусил язык. Минутку подумал:
— Если бы вы смогли вспомнить что-либо о ключах от калитки и сарая, что угодно, все равно что.., не откажитесь сообщить нам.
— Не откажусь. С большой охотой. Хочу обратить ваше внимание, что о Бешеном я сообщила сразу же.
— Вполне возможно, что есть много такого, о чем наша племянница должна бы вам сообщить, — истекая ядом, вмешалась тётка Иза. — Я бы посоветовала вам…
Её совет остался невостребованным, так как сержант с необычайной быстротой попрощался и сбежал.
Дискуссия на тему связи между садовым участком и приписываемым мне преступлением тянулась бесконечно, тётка Иза оставалась упрямой и несгибаемой, вызвав к жизни целую шайку, состоящую из меня, Лукаша, Мариуша Ченгалы и неведомой Стемпковой. При этом она довольно смутно упоминала о непристойных сценах в гостиничном баре, прозрачно намекая, что собирается информировать об этом компетентные органы. В конце дядя Игнатий впал во вдохновение и высказал мнение, что на этом участке наверняка был закопан труп, с чем я, однако, ни в коей мере не могу иметь ничего общего, так как меня там не было. Труп неизвестно почему не понравился бабушке, которая решительно положила конец дискуссии, теперь уже окончательно потерявшей всякий смысл.
Уходя, Лукаш остановился в дверях.
— Я вынужден непрерывно выражать тебе своё сочувствие, это уже становится слегка монотонным.
Однако все это мне совсем не нравится, и нужно будет что-то с этим сделать.
— Возьми ту тачку, что из проката, — посоветовала я ему, старательно избегая вопроса о том, что надо что-то делать. — Не идти же тебе домой пешком, а я и так на двух машинах не поеду. Завтра я её сдам, договоримся по телефону.
— ..а знакомства почему-то исключительно в преступных кругах, — услышала я поднимающуюся по лестнице тётку Изу.
— Мне поручено переговорить с вами, — с достоинством объявил он, как только я вышла из машины.
Я ничего не имела против и более продолжительного разговора, но ведь не сейчас же, боже милостивый. Я провезла их по несколько кружному пути, через Мальорк, они посетили замок [13], а теперь хотели чего-нибудь выпить и вообще отдохнуть. Все вылезали из машин со своими узлами, и кто-то должен был занести наверх треклятый багаж!
Этот последний вопрос разрешила бабушка.
— Молодой человек в прекрасной физической форме, — сказала она голосом, который, пожалуй, укротил бы и тропический смерч, — без сомнения, должен оказать помощь людям, которые старше его. Прошу вас забрать половину вещей и поставить в холле.
Сержант, полностью обалдевший от своей скованности и от бабушкиной напористости, действительно подхватил часть сумок. Вторую часть забрал давящийся от смеха Лукаш, добровольно взявший на себя роль заботливого шофёра.
Освободившись в холле от поклажи, сержант пришёл в себя.
— Я коротко, — пообещал он. — У вас есть садовый участок на улице Сасанки.
Я была занята чайником, заваркой, стаканами и рюмками, к тому же никакого садового участка у меня не было, поэтому я поверила, что разговор действительно будет коротким.
— Нет, — ответила я вежливо, но решительно.
— Да? — упёрся сержант. — Ваша девичья фамилия Годлевская.
— Правильно. Но участка у меня нет.
— А вот и есть. В шестьдесят первом году он был выделен Станиславу Годлевскому, адрес совпадает, это — ваш предыдущий адрес.
Я на мгновенье оторвалась от чайника.
— Да меня в шестьдесят первом году ещё и на свете-то не было. Я родилась только в шестьдесят четвёртом; если у вас есть мой адрес, то вы могли бы получить и дату моего рождения.
— Ваша дата рождения здесь не при чем…
— Господи боже, не хотите же вы сказать, что я копала грядки в младенческом возрасте!
— Наследство от родителей переходит к их потомкам. Участок от вашего отца перешёл к вам. Вы же не будете отрицать, что Станислав Годлевский был вашим отцом?
— Нет. Не буду.
Семейство утратило интерес к своему багажу и начало кучковаться в кухне. Даже бабушка задержалась в холле поблизости от кухонной двери. Уши у всех вырастали с сумасшедшей скоростью.
— Таким образом, участок принадлежит вам, — сержант продолжал гнуть своё. — Что вы можете о нем сказать?
— Ничего.
— Как это ничего? Вы что — не знаете, что в вашей семье имеется садовый участок?
Я залила чай кипятком и вытащила из холодильника разные напитки, надеясь, что мучимое жаждой семейство хоть в какой-то мере на них отвлечётся.
И тут я поняла, о чем он говорит и что ему от меня нужно.
— А, вспомнила! Не имеется, а имелся. Факт. После смерти бабушки, а потом и отца он как-то оказался никому не нужен, и моя мать подарила его одному человеку…
— Какому человеку?
— Сейчас. Я как раз пытаюсь вспомнить, как же её звали. Женщина среднего возраста, ей было нечего делать, и она любила растения, я её почти не знала. Кажется, у неё были дети… Вам это обязательно нужно знать?
— За этим я и пришёл. Обязательно.
— Тогда мне придётся заглянуть в старые документы, может, там завалялась какая-либо информация. Разрешите мне вначале подать чай и приготовить все, что нужно, вы же видели — я только что вернулась.
Хорошо было видно, что сержант вовсе не желает позволять мне тянуть время, а мои хозяйственные дела вызывают у него раздражение, но иного выхода у него не было. Бразды правления взяла в свои руки бабушка, так что он вынужден был сесть за стол со стаканом чая. Кажется, столь же охотно он сидел бы и над чашей с цикутой.
Я выгребла из шкафа большой ящик с документами и принесла его в столовую, чтобы не вызывать дурацких подозрений, как будто я что-то скрываю или уничтожаю… Копаться в старых бумагах я начала со дна.
Где-то посередине я нашла ордер на выделение этого садового участка и квитанции каких-то платежей. Это мне ничего не дало. Попалась мне и старая записная книжка матери, тридцатилетней давности, там были записаны самые разные вещи, я интуитивно раскрыла её на букве У и — смотри-ка, действительно: участок, номер 149, садовод — фамилия и телефон, давно устаревший, Антось, тоже телефон, я смутно припомнила себе, что соседний участок принадлежал какому-то Антосю, которого моя мать терпеть не могла. А дальше какая-то Ядзя Стемпкова, Спартаньская, 4, квартира 2, без телефона, по всей видимости, его у неё не было.
Я с торжеством показала все это сержанту.
— Вспомнила! Пани Стемпкова! Я ещё в школу ходила, когда начали болтать, что Стемпкова на том участке такую работу развернула! И тогда моя мать отдала его ей в полную собственность, по доброте душевной и из-за недостатка времени. Когда же это было?.. Лет двадцать назад. И никаких счётов мы уже не оплачивали, платила Стемпкова. Понятия не имею, что она с ним дальше сделала, так что не морочьте мне больше голову какими-то участками.
— Но в документах правления фигурирует Годлевский…
— Ну и что я с этим поделаю? Пусть себе фигурирует. Да, моя мать намеривалась все на неё переписать, но, видно, не переписала.
— А по какой причине старый садовый участок зятя моей сестры может сегодня интересовать полицию? — сурово и с большим достоинством осведомилась бабушка.
По правде говоря, меня это тоже интересовало.
Сержант поддался, не успев, видимо, мобилизовать все свои силы.
— Им пользуется один из подозреваемых… Минутку. Ченгала Мариуш, вы ведь его знаете?
— О холера… Вы правы, никакой не Влечены, а Ченгала. Ну что поделать, я ошиблась. Вы не могли бы от моего имени извиниться перед майором?
— В данный момент это не так важно…
— Молодой человек! — одёрнула несчастного сержанта бабушка. — Хорошее воспитание никогда не перестаёт быть важным. Будьте любезны выполнить просьбу моей внучки!
Мне подумалось, что в следующий раз, получив задание допросить меня и мою семью, сержант сломает себе ногу или бросится в одиночку па шестерых бандитов, надеясь заработать при этом как минимум перелом челюсти.
Он снова подчинился.
— Да, конечно, — спешно заверил он. — Дайте мне, пожалуйста, этот адрес и фамилию, я их с вашего разрешения запишу… Стемпкова Ядвига… Это как же выходит? Стемпкова — это, видимо, по мужу, то есть он — Сгемпек? Или Стемпко? Поскольку для нас это большая разница: они иначе располагаются в алфавитном порядке.
— А вы не можете просто поехать туда и посмотреть, кто на этом участке работает? — вмешался Лукаш, сидевший тихонько в уголке, хотя давно уже мог бы пойти домой. — Спросить, кто он и так далее?
Сержант поднял голову, взглянул на него, и в глазах у него что-то блеснуло.
— Да знакомы мы с вами, знакомы, — сразу же успокоил его Лукаш. — Я сам в этом деле по уши торчу, давал у вас показания, так что не надо говорить, что я вдруг должен ослепнуть и оглохнуть. Мне тоже важно, чтобы этого преступника поймали.
— Ах, — издевательски заметила тётка Иза. — Так у вас уже союз?
Остальное она договорила без слов, переводя взгляд с Лукаша на меня и обратно.
— А почему не Стемпак? — внезапно отозвался дядя Игнатий.
— Стемпак — это что-то из лошадиной области, — деликатно напомнил ему дядя Филипп.
Сержант, несмотря ни на что, все же сохранил какую-то сопротивляемость.
— Если бы это был Стемпак, прошу прощения, то она была бы Стемпакова. Так эти фамилии изменяются. А я вижу здесь Стемпкову. И прошу не подсказывать, мы сами знаем, что нам делать. А когда вы в последний раз пользовались этим участком?
— Насколько я помню, когда мне было четырнадцать лет, — беззаботно ответила я. — Не думаю, что в данном случае подходит слово «пользовалась», так как я собирала там груши, а потом мне пришлось их чистить, и у меня образовались волдыри на пальцах. Твёрдые были, я имею в виду груши, а не волдыри. А больше, слава богу, не привелось.
— А ключи?
— Какие ключи?
— К таким участкам имеются ключи — от калитки, от ворот, от сарая… Где эти ключи?
— А я откуда знаю? Наверное, их получила Стемпкова. Если хотите, можете обыскать мой дом, даже без ордера прокурора, тут у нас валяется множество ключей, потому что у меня, изволите ли видеть, есть дети. Но даже если вы найдёте старые ключи от этого участка, то они наверняка уже не подойдут, ведь все это, знаете ли, ржавеет, замки заменяются… Лучше найдите Стемпкову, она была вовсе не такая уж старая, это мне, девчонке, она казалась старой. Но ведь у неё были маленькие дети, гораздо младше моих.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю, откуда знаю, что-то у меня в памяти брезжит. Вы теряете время, потому что отсутствие информации о Стемпковой не наказуемо. Так что вы меня за это даже посадить не сможете.
— У вас есть свидетели… — по инерции начал сержант и совершенно явно прикусил язык. Минутку подумал:
— Если бы вы смогли вспомнить что-либо о ключах от калитки и сарая, что угодно, все равно что.., не откажитесь сообщить нам.
— Не откажусь. С большой охотой. Хочу обратить ваше внимание, что о Бешеном я сообщила сразу же.
— Вполне возможно, что есть много такого, о чем наша племянница должна бы вам сообщить, — истекая ядом, вмешалась тётка Иза. — Я бы посоветовала вам…
Её совет остался невостребованным, так как сержант с необычайной быстротой попрощался и сбежал.
Дискуссия на тему связи между садовым участком и приписываемым мне преступлением тянулась бесконечно, тётка Иза оставалась упрямой и несгибаемой, вызвав к жизни целую шайку, состоящую из меня, Лукаша, Мариуша Ченгалы и неведомой Стемпковой. При этом она довольно смутно упоминала о непристойных сценах в гостиничном баре, прозрачно намекая, что собирается информировать об этом компетентные органы. В конце дядя Игнатий впал во вдохновение и высказал мнение, что на этом участке наверняка был закопан труп, с чем я, однако, ни в коей мере не могу иметь ничего общего, так как меня там не было. Труп неизвестно почему не понравился бабушке, которая решительно положила конец дискуссии, теперь уже окончательно потерявшей всякий смысл.
Уходя, Лукаш остановился в дверях.
— Я вынужден непрерывно выражать тебе своё сочувствие, это уже становится слегка монотонным.
Однако все это мне совсем не нравится, и нужно будет что-то с этим сделать.
— Возьми ту тачку, что из проката, — посоветовала я ему, старательно избегая вопроса о том, что надо что-то делать. — Не идти же тебе домой пешком, а я и так на двух машинах не поеду. Завтра я её сдам, договоримся по телефону.
— ..а знакомства почему-то исключительно в преступных кругах, — услышала я поднимающуюся по лестнице тётку Изу.
34
— Стемпек Ядвига уже восемь лет как умерла, — доложил Бежану Роберт Гурский, проведя немало часов за раскапыванием различных персональных сведений, — и она действительно проживала на Спартаньской. У неё было две дочери, и обе очень рано вышли замуж. Одна — за Ярослава Буковского, а вторая — за Вальтера Пешта.
— Что, что? — Бежан заинтересовался настолько живо, что Гурский получил полное удовлетворение.
— Вот именно! Обе они развелись, но сохранили фамилию мужа. Ярослав Буковский работает адвокатом в Эльблонге и пользуется крайне дурной репутацией, а Вальтер Пешт уехал из страны и живёт где-то в Германии. Адреса у меня ещё нет, но не знаю, понадобится ли он нам. Барбара Буковская имеет собственную виллу на улице Жолны, а вообще-то она всегда любила цветы и именно она в детстве помогала матери на участке. Она — младшая, Кая старше на два года, и об этой Кае Пешт ходят самые разные сплетни: распутная, пьянь, наркоманка и вообще сумасбродная, но шикарная и очень умная, с кем попало не якшается.
— И с кем же ты это беседовал, сынок?
— С кем я только не беседовал!.. Соблазнил двух девушек в учреждениях, возможно, даже двух с половиной… Отыскал соседей на Спартаньской и трех баб на участках, в том числе одного мужика… То есть нет, не так, кроме них — одного мужика. Слащавый старый пень, всю дорогу на эту Басю облизывался…
— Подожди-ка, — решительно прервал его Бежан, так как торжество в соединении со скромностью заставляло Роберта вываливать на стол начальника всю свою добычу одновременно. — Они не составляют единого целого, их две. Вот и говори о них по очереди. Скажем, по старшинству.
— Кая Пешт. С юных лет якшалась с подозрительным элементом; я буду говорить так, как слышал, ладно? Начала в пятнадцать. Домой приходила пьяная, школу бросила, мать махнула рукой, потому что сил больше не было, разные мужики приезжали за ней и подвозили на машинах, как в американском кино… Это очень давние сведения, двенадцать — четырнадцать лет назад, тогда ещё в стране совсем другие машины ходили… Втянулась в наркотики, скорую ей вызывали, милиция приходила и ею интересовалась; вышла замуж, но муж тоже был какой-то несерьёзный, хотя и казался солидным. Вместе с матерью они прожили недолго, Кая с мужем уехали, потом она вроде бы нашла себе опекуна. Не прошло и двух лет, как развелась, мать плакалась одной из соседок, мол, не дай бог домой вернётся. Но нет, все-таки не вернулась.
— Опекуна… — задумчиво пробормотал Бежан. — Ну да… И что она делает теперь?
— Вроде бы живёт с голландским дипломатом.
Я лично это не проверял, мне Олек сказал.
— Это тот твой приятель из комиссариата?
— Ага. Но у неё есть собственная квартира. То есть нет, не собственная, она снимает, и — смотри-ка — хозяин сдаваемой квартиры не кто иной, как некий Доминик. Фотограф-график.
— Был.
— Был. Его сын и наследник получит от этого наследства то ещё развлечение. О Кае Пешт пока все.
Теперь Буковская. После развода с Ярославом купила себе землю на Жолны, через два года там уже стоял дом, а она по-прежнему занималась своими цветочками. Специализируется на кактусах. А вообще-то она всегда была более порядочной, чем её сестра, окончила школу, да и для сплетён особых поводов не давала. Даже старалась вытащить Каю из сточной канавы, больше, чем её мать, хотя что за сточная канава в американских автомобилях… Я же предупреждал, что буду говорить то, что слышал. А деньги у неё вроде бы от цветов.
— И вместе с ней живёт Мариуш Ченгала?
— Живёт. Они могли бы пожениться, но не женятся, пока не знаю, почему. Участок после смерти матери она забросила, ничего странного, раз у неё есть собственный сад, так что она спокойно может сказать, что ничего не знает, и какое ей дело до участка какого-то там Годлевского…
— Но если у кого и были ключи, то только у неё?
— Думаю, что только у неё.
— А Ченгала там спрятал свой мотоцикл?
— Очная ставка, — радостно предложил Роберт после некоторого молчания. — Велеть ему одеться, сесть, и пусть Дарко на него взглянет.
Бежан грустно и с упрёком покивал головой, Роберт сразу же понял и несколько угас.
— Да, конечно. Прокуратура тут же скажет, что это вообще не доказательство…
Очередное мрачное молчание прервал телефонный звонок. Звонил сержант Вильчинский из Вечфни Костельной.
— Кажется, у меня кое-что есть, — неуверенно сообщил он. — Парнишка из Заленжа не выдержал и заговорил. Боится чертовски, но приятелям кое-что выбалтывает. А мне ни слова. И что мне делать?
— Ничего, — сразу же решил Бежан. — Мы сами туда приедем.
— Что, что? — Бежан заинтересовался настолько живо, что Гурский получил полное удовлетворение.
— Вот именно! Обе они развелись, но сохранили фамилию мужа. Ярослав Буковский работает адвокатом в Эльблонге и пользуется крайне дурной репутацией, а Вальтер Пешт уехал из страны и живёт где-то в Германии. Адреса у меня ещё нет, но не знаю, понадобится ли он нам. Барбара Буковская имеет собственную виллу на улице Жолны, а вообще-то она всегда любила цветы и именно она в детстве помогала матери на участке. Она — младшая, Кая старше на два года, и об этой Кае Пешт ходят самые разные сплетни: распутная, пьянь, наркоманка и вообще сумасбродная, но шикарная и очень умная, с кем попало не якшается.
— И с кем же ты это беседовал, сынок?
— С кем я только не беседовал!.. Соблазнил двух девушек в учреждениях, возможно, даже двух с половиной… Отыскал соседей на Спартаньской и трех баб на участках, в том числе одного мужика… То есть нет, не так, кроме них — одного мужика. Слащавый старый пень, всю дорогу на эту Басю облизывался…
— Подожди-ка, — решительно прервал его Бежан, так как торжество в соединении со скромностью заставляло Роберта вываливать на стол начальника всю свою добычу одновременно. — Они не составляют единого целого, их две. Вот и говори о них по очереди. Скажем, по старшинству.
— Кая Пешт. С юных лет якшалась с подозрительным элементом; я буду говорить так, как слышал, ладно? Начала в пятнадцать. Домой приходила пьяная, школу бросила, мать махнула рукой, потому что сил больше не было, разные мужики приезжали за ней и подвозили на машинах, как в американском кино… Это очень давние сведения, двенадцать — четырнадцать лет назад, тогда ещё в стране совсем другие машины ходили… Втянулась в наркотики, скорую ей вызывали, милиция приходила и ею интересовалась; вышла замуж, но муж тоже был какой-то несерьёзный, хотя и казался солидным. Вместе с матерью они прожили недолго, Кая с мужем уехали, потом она вроде бы нашла себе опекуна. Не прошло и двух лет, как развелась, мать плакалась одной из соседок, мол, не дай бог домой вернётся. Но нет, все-таки не вернулась.
— Опекуна… — задумчиво пробормотал Бежан. — Ну да… И что она делает теперь?
— Вроде бы живёт с голландским дипломатом.
Я лично это не проверял, мне Олек сказал.
— Это тот твой приятель из комиссариата?
— Ага. Но у неё есть собственная квартира. То есть нет, не собственная, она снимает, и — смотри-ка — хозяин сдаваемой квартиры не кто иной, как некий Доминик. Фотограф-график.
— Был.
— Был. Его сын и наследник получит от этого наследства то ещё развлечение. О Кае Пешт пока все.
Теперь Буковская. После развода с Ярославом купила себе землю на Жолны, через два года там уже стоял дом, а она по-прежнему занималась своими цветочками. Специализируется на кактусах. А вообще-то она всегда была более порядочной, чем её сестра, окончила школу, да и для сплетён особых поводов не давала. Даже старалась вытащить Каю из сточной канавы, больше, чем её мать, хотя что за сточная канава в американских автомобилях… Я же предупреждал, что буду говорить то, что слышал. А деньги у неё вроде бы от цветов.
— И вместе с ней живёт Мариуш Ченгала?
— Живёт. Они могли бы пожениться, но не женятся, пока не знаю, почему. Участок после смерти матери она забросила, ничего странного, раз у неё есть собственный сад, так что она спокойно может сказать, что ничего не знает, и какое ей дело до участка какого-то там Годлевского…
— Но если у кого и были ключи, то только у неё?
— Думаю, что только у неё.
— А Ченгала там спрятал свой мотоцикл?
— Очная ставка, — радостно предложил Роберт после некоторого молчания. — Велеть ему одеться, сесть, и пусть Дарко на него взглянет.
Бежан грустно и с упрёком покивал головой, Роберт сразу же понял и несколько угас.
— Да, конечно. Прокуратура тут же скажет, что это вообще не доказательство…
Очередное мрачное молчание прервал телефонный звонок. Звонил сержант Вильчинский из Вечфни Костельной.
— Кажется, у меня кое-что есть, — неуверенно сообщил он. — Парнишка из Заленжа не выдержал и заговорил. Боится чертовски, но приятелям кое-что выбалтывает. А мне ни слова. И что мне делать?
— Ничего, — сразу же решил Бежан. — Мы сами туда приедем.
35
Я оказалась на грани полного срыва, а добил меня обед.
Изо дня в день я предоставляла своим кошмарным гостям двухразовое питание — завтраки и ужины, и каким-то чудом моих запасов и подпольных закупок на это с горем пополам хватало. Но обед — это уж слишком! Тысяча чертей, как я могу приготовить обед, одновременно находясь в городе?
К тому же тётка Ольга закапризничала, что не будет есть изо дня в день одно и то же. Если бы не её глупая фанаберия, я бы сделала пару блюд, которые нужно только разогреть, и никаких проблем, пусть они себе дожидаются в холодильнике. Например, приготовила бы их ночью, и все. Были у меня такие фирменные блюда, надёжно испытанные годами практики: протёртый картофельный суп, луковый суп — самый простой суп в мире, с гренками и сыром, причём заранее готовятся и тёртый сыр, и гренки… Тушёные куры, целый громадный казан, подогревать оттуда по частям, в конце полить сметаной, добавить укропчику — и блюдо готово. Скажем, с рисом. Говядина в идентичной форме…
Так вот, фигушки. Тётка Ольга с мощностью гидравлического пресса требовала запечённой курятины, свиных отбивных, жареной печёнки, зраз с кашей, борща с ушками и черт её знает чего ещё. И к тому же самых разных салатов. Я быстренько подсчитала, что одна только резка сельдерея с ботвой, редиски, огурчиков, сладкого перца, помидоров, все это, разумеется, обданное кипятком и очищенное от кожицы, шампиньонов, яиц вкрутую сваренных, укропа, свекольной ботвы, лука, а также разнообразного зеленого салата заняла бы у меня часа два в день. Что же говорить обо всем прочем?
Остальные члены семейства оказывали ей тихую, а то и более громкую поддержку. Холера, они что — в ресторан приехали, что ли?..
И если бы они по крайней мере дали мне эти самые два часа в день!..
Я отловила Рысека. Он уже закончил дрессировку своего дорожного катка, и теперь кто-то другой пользовался им под Познанью, а Рысек вернулся к своим кранам. Сейчас он начал модернизацию какой-то таинственной помеси лестницы с лифтом, к счастью — в Варшаве. Модернизация намечалась для целей пожарной охраны, а пожары на верхних этажах случаются скорее в большом городе, чем среди заливных лугов и чёрного пара. Да и не в деревнях, где коровы редко когда проживают выше первого этажа.
Я по телефону вытащила его на лестницу.
— Рысек, — со стоном проговорила я. — Во-первых, поезжай в магазин, в большой, и купи все, что здесь написано. Посчитай сам, сколько стоит час твоей работы, я тебе это оплачу, я не такая свинья, чтобы эксплуатировать тебя задаром…
— Да что вы, пани Иза?!. — возмутился Рысек. — А все те часы, которые я провёл у вас, как на небе, это что? Хвост собачий? Да вы мне жизнь спасли, ну, если не мне, то моим племянникам. Ведь я же задавил бы этих поганцев! А потом моя сестра убила бы меня, так что и мою жизнь тоже.
— Ну ладно, как хочешь, пусть будет так, у меня сил нет с тобою препираться. Постой, это ещё не все.
Твоя сестра готовит обеды?
— А куда ей деваться? И дети жрут, и зять.
Я нашла в себе силы удивиться.
— Да ведь он же худой!
— У него какой-то такой обмен веществ. Слона сожрёт — и ничего.
Не вникая в вопросы съедобности слона, я приступила к сделке.
— А она не могла бы… Ты ведь понимаешь, почему я об этом спрашиваю? Я же не могу раздвоиться, хоть умри!
— Знаю, знаю, — успокоил меня Рысек. — Я и так с самого начала все думаю, как вы с этим справляетесь.
— А никак. Так вот, не, могла бы она в той же.., ну, в общем-то, не в той же, в большей — если у неё нет, я одолжу. Кастрюлю я имею в виду — сварить что-нибудь, минуточку, сейчас я посчитаю, вас четверо… у меня пятеро, ну значит, вдвое больше? Я скажу, что именно, дам рецепт, ты привезёшь продукты, а ей какая разница? Все здоровое и, честное слово, довольно вкусное. Дети — сколько им сейчас? Уже почти два года — тоже могут есть без вреда для здоровья.
— Близнецы могут сожрать булыжники с улицы, и это им не повредит, — сказал Рысек с глубочайшей убеждённостью и оттенком ужаса в голосе. — Недавно они съели кусок древесного угля, живую росянку, свечку вместе с фитилём, извёстку со стены. И ничего.
Я почувствовала облегчение.
— Ну, значит, и все другое тоже съедят. Так могла бы она… Продукты мои, пусть использует их, как хочет, рецепт, к сожалению, тоже мой, ведь это я знаю свою семью, а не она, ну и пусть посчитает за работу…
— А чего ей считать, если продукты ваши?
— Работу, Рысек. В два раза больше. Одну луковицу ты режешь…
Внезапно я сообразила, что никогда не проверяла, сколько времени я режу одну луковицу. Холера.
Минуту? Полминуты? Две?
Некоторое время мы с Рысеком смотрели друг на друга идеально тупым взглядом. Рысек оживился первым.
— А знаете что? Я сразу скажу ей, пусть порежет луковицу, а? Не пропадёт, куда-нибудь сгодится. Что нам стоит?
Спустя пятнадцать секунд оказалось, что у сестры Рысека дома нет ни одной луковицы, утром она пустила в дело последнюю и как раз намеревалась купить. Ну что ты скажешь! Если уж не везёт, так не везёт.
— Рысек, — огорчённо сказала я. — Может, у неё хоть что-нибудь дома есть? Например, помидоры?
Спустя ещё пятнадцать секунд выяснилось, что помидоры у сестры Рысека действительно были, целых четыре штуки, два она только что ошпарила кипятком, очистила, и близнецы как раз кончают их есть.
Что касается остальных двух, то она бы их охотно приготовила, все равно пойдут в дело, но не сейчас.
Изо дня в день я предоставляла своим кошмарным гостям двухразовое питание — завтраки и ужины, и каким-то чудом моих запасов и подпольных закупок на это с горем пополам хватало. Но обед — это уж слишком! Тысяча чертей, как я могу приготовить обед, одновременно находясь в городе?
К тому же тётка Ольга закапризничала, что не будет есть изо дня в день одно и то же. Если бы не её глупая фанаберия, я бы сделала пару блюд, которые нужно только разогреть, и никаких проблем, пусть они себе дожидаются в холодильнике. Например, приготовила бы их ночью, и все. Были у меня такие фирменные блюда, надёжно испытанные годами практики: протёртый картофельный суп, луковый суп — самый простой суп в мире, с гренками и сыром, причём заранее готовятся и тёртый сыр, и гренки… Тушёные куры, целый громадный казан, подогревать оттуда по частям, в конце полить сметаной, добавить укропчику — и блюдо готово. Скажем, с рисом. Говядина в идентичной форме…
Так вот, фигушки. Тётка Ольга с мощностью гидравлического пресса требовала запечённой курятины, свиных отбивных, жареной печёнки, зраз с кашей, борща с ушками и черт её знает чего ещё. И к тому же самых разных салатов. Я быстренько подсчитала, что одна только резка сельдерея с ботвой, редиски, огурчиков, сладкого перца, помидоров, все это, разумеется, обданное кипятком и очищенное от кожицы, шампиньонов, яиц вкрутую сваренных, укропа, свекольной ботвы, лука, а также разнообразного зеленого салата заняла бы у меня часа два в день. Что же говорить обо всем прочем?
Остальные члены семейства оказывали ей тихую, а то и более громкую поддержку. Холера, они что — в ресторан приехали, что ли?..
И если бы они по крайней мере дали мне эти самые два часа в день!..
Я отловила Рысека. Он уже закончил дрессировку своего дорожного катка, и теперь кто-то другой пользовался им под Познанью, а Рысек вернулся к своим кранам. Сейчас он начал модернизацию какой-то таинственной помеси лестницы с лифтом, к счастью — в Варшаве. Модернизация намечалась для целей пожарной охраны, а пожары на верхних этажах случаются скорее в большом городе, чем среди заливных лугов и чёрного пара. Да и не в деревнях, где коровы редко когда проживают выше первого этажа.
Я по телефону вытащила его на лестницу.
— Рысек, — со стоном проговорила я. — Во-первых, поезжай в магазин, в большой, и купи все, что здесь написано. Посчитай сам, сколько стоит час твоей работы, я тебе это оплачу, я не такая свинья, чтобы эксплуатировать тебя задаром…
— Да что вы, пани Иза?!. — возмутился Рысек. — А все те часы, которые я провёл у вас, как на небе, это что? Хвост собачий? Да вы мне жизнь спасли, ну, если не мне, то моим племянникам. Ведь я же задавил бы этих поганцев! А потом моя сестра убила бы меня, так что и мою жизнь тоже.
— Ну ладно, как хочешь, пусть будет так, у меня сил нет с тобою препираться. Постой, это ещё не все.
Твоя сестра готовит обеды?
— А куда ей деваться? И дети жрут, и зять.
Я нашла в себе силы удивиться.
— Да ведь он же худой!
— У него какой-то такой обмен веществ. Слона сожрёт — и ничего.
Не вникая в вопросы съедобности слона, я приступила к сделке.
— А она не могла бы… Ты ведь понимаешь, почему я об этом спрашиваю? Я же не могу раздвоиться, хоть умри!
— Знаю, знаю, — успокоил меня Рысек. — Я и так с самого начала все думаю, как вы с этим справляетесь.
— А никак. Так вот, не, могла бы она в той же.., ну, в общем-то, не в той же, в большей — если у неё нет, я одолжу. Кастрюлю я имею в виду — сварить что-нибудь, минуточку, сейчас я посчитаю, вас четверо… у меня пятеро, ну значит, вдвое больше? Я скажу, что именно, дам рецепт, ты привезёшь продукты, а ей какая разница? Все здоровое и, честное слово, довольно вкусное. Дети — сколько им сейчас? Уже почти два года — тоже могут есть без вреда для здоровья.
— Близнецы могут сожрать булыжники с улицы, и это им не повредит, — сказал Рысек с глубочайшей убеждённостью и оттенком ужаса в голосе. — Недавно они съели кусок древесного угля, живую росянку, свечку вместе с фитилём, извёстку со стены. И ничего.
Я почувствовала облегчение.
— Ну, значит, и все другое тоже съедят. Так могла бы она… Продукты мои, пусть использует их, как хочет, рецепт, к сожалению, тоже мой, ведь это я знаю свою семью, а не она, ну и пусть посчитает за работу…
— А чего ей считать, если продукты ваши?
— Работу, Рысек. В два раза больше. Одну луковицу ты режешь…
Внезапно я сообразила, что никогда не проверяла, сколько времени я режу одну луковицу. Холера.
Минуту? Полминуты? Две?
Некоторое время мы с Рысеком смотрели друг на друга идеально тупым взглядом. Рысек оживился первым.
— А знаете что? Я сразу скажу ей, пусть порежет луковицу, а? Не пропадёт, куда-нибудь сгодится. Что нам стоит?
Спустя пятнадцать секунд оказалось, что у сестры Рысека дома нет ни одной луковицы, утром она пустила в дело последнюю и как раз намеревалась купить. Ну что ты скажешь! Если уж не везёт, так не везёт.
— Рысек, — огорчённо сказала я. — Может, у неё хоть что-нибудь дома есть? Например, помидоры?
Спустя ещё пятнадцать секунд выяснилось, что помидоры у сестры Рысека действительно были, целых четыре штуки, два она только что ошпарила кипятком, очистила, и близнецы как раз кончают их есть.
Что касается остальных двух, то она бы их охотно приготовила, все равно пойдут в дело, но не сейчас.