Страница:
В одно мгновенье в кухне оказалась вся компания, за исключением бабушки. Бабушка величественно прибыла чуть позже.
Тётка Ольга стояла возле раковины посреди остатков всего, что находилось на щедро загруженном подносе, в луже самых разнообразных напитков, и с ужасом и отвращением держала двумя пальцами мою большую половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем. Тряпка была светло-кремовая, и на ней в изобилье виднелись страшные кроваво-ржавые пятна…
Ясно. Мой палец, отрубленный топором. Мне показалось, что я смыла всю кровь, но я забыла о половой тряпке, на которую, видимо, тоже здорово натекло. Я не воспользовалась ею для смывания и вытирания крови, вместо этого использовала полный рулон бумажных салфеток, которые обычно служат мне для самых разных целей. Тряпку я старалась не трогать, так как её после этого пришлось бы стирать. Но бумажных салфеток мне не хватило, я забыла возобновить их запасы, а тётка, по всей видимости, полезла за половой тряпкой, которая имеется в каждом доме и, как правило, находится под раковиной…
В кухне повисло тяжкое молчание.
— Так ты его ножом убила? — неожиданно спросила тётка Иза с явным интересом.
Я бросилась, чтобы забрать эту проклятую тряпку из рук тётки Ольги, но меня опередил майор. Он влез прямо на осколки и сам взял тряпку, а потом обернулся ко мне.
— Мне очень жаль, милая пани, но боюсь, что вынужден забрать это на анализ.
— Да забирайте себе на здоровье, — безнадёжно согласилась я, и вдруг оживилась с надеждой:
— А вы мне отдадите её уже выстиранной?
Молчавший чуть ли не все это время сержант моментально вынул из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул его, подсунул майору, и тряпка полетела внутрь пакета.
Майор слез с осколков.
— Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
— Да какое там «лишитесь»! Разве что вы её потеряете… У меня группа крови АВ Rh+. Я сейчас не помню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать её сколько вам влезет. Я могу здесь убраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит, в результате чего уборкой вынуждены были бы заняться тётки и дядьки, но, к сожалению, он согласился. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, и заодно сделала напитки для всех. Они пережидали мою деятельность в гостиной.
Когда я внесла заново уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре, причём основной её темой была я. Бабушка с достоинством выражала готовность оплатить для меня адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тётка Иза настойчиво выспрашивала, как собственно было совершено это преступление и где были найдены мои отпечатки пальцев. Майор отвечал всем очень охотно и крайне дипломатично.
Попутно я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное дело. Как же это могло быть? Из двустволки жаканом на кабана?.. Причём у этой двустволки чего-то там не доставало. Меня все это ни в малейшей степени не трогало, зато очень расстроило дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность стрельбы. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Меня не интересовали технические детали, абсолютно мне чуждые, однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался какими-то, иногда самыми странными, усовершенствованиями и переделками различных вещей. Я заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения о том, что это вовсе не он выполнял все подобные усовершенствования и переделки, а был у него кто-то ещё, какая-то таинственная фигура, которая и делала за него всю работу.
А он лишь присваивал себе успехи этой фигуры.
Возможно, что, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказала свою точку зрения, если бы в этот момент не зазвенел мобильник майора. Допрос закончился, как отрезанный. Мне ещё было сообщено, что я не должна покидать пределы города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
— А вообще-то интересно, — задумчиво произнесла тётка Иза, глядя на дверь, — почему они не забрали её в тюрьму?..
— В КПЗ, — поправил её дядя Игнатий.
— Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, — осуждающе заметила бабушка куда-то в пространство.
— Я не привыкла… — начала тётка Ольга с кровавым румянцем на щеках.
— Дело в том, — решительно прервала я все инсинуации родственников, — что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают даже в том случае, когда они могут совершить мошенничество. А я не принадлежу к власть имущим ни в какой области, так что мне даже смошенничать не удастся.
— Но, Изочка, — сказал расстроенный дядя Филипп, — может быть, она его все-таки не убила?..
Глаза тётки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на своего мужа совершенно убийственный взгляд, чего я в тот момент абсолютно не могла понять…
15
16
17
18
Тётка Ольга стояла возле раковины посреди остатков всего, что находилось на щедро загруженном подносе, в луже самых разнообразных напитков, и с ужасом и отвращением держала двумя пальцами мою большую половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем. Тряпка была светло-кремовая, и на ней в изобилье виднелись страшные кроваво-ржавые пятна…
Ясно. Мой палец, отрубленный топором. Мне показалось, что я смыла всю кровь, но я забыла о половой тряпке, на которую, видимо, тоже здорово натекло. Я не воспользовалась ею для смывания и вытирания крови, вместо этого использовала полный рулон бумажных салфеток, которые обычно служат мне для самых разных целей. Тряпку я старалась не трогать, так как её после этого пришлось бы стирать. Но бумажных салфеток мне не хватило, я забыла возобновить их запасы, а тётка, по всей видимости, полезла за половой тряпкой, которая имеется в каждом доме и, как правило, находится под раковиной…
В кухне повисло тяжкое молчание.
— Так ты его ножом убила? — неожиданно спросила тётка Иза с явным интересом.
Я бросилась, чтобы забрать эту проклятую тряпку из рук тётки Ольги, но меня опередил майор. Он влез прямо на осколки и сам взял тряпку, а потом обернулся ко мне.
— Мне очень жаль, милая пани, но боюсь, что вынужден забрать это на анализ.
— Да забирайте себе на здоровье, — безнадёжно согласилась я, и вдруг оживилась с надеждой:
— А вы мне отдадите её уже выстиранной?
Молчавший чуть ли не все это время сержант моментально вынул из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул его, подсунул майору, и тряпка полетела внутрь пакета.
Майор слез с осколков.
— Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
— Да какое там «лишитесь»! Разве что вы её потеряете… У меня группа крови АВ Rh+. Я сейчас не помню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать её сколько вам влезет. Я могу здесь убраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит, в результате чего уборкой вынуждены были бы заняться тётки и дядьки, но, к сожалению, он согласился. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, и заодно сделала напитки для всех. Они пережидали мою деятельность в гостиной.
Когда я внесла заново уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре, причём основной её темой была я. Бабушка с достоинством выражала готовность оплатить для меня адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тётка Иза настойчиво выспрашивала, как собственно было совершено это преступление и где были найдены мои отпечатки пальцев. Майор отвечал всем очень охотно и крайне дипломатично.
Попутно я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное дело. Как же это могло быть? Из двустволки жаканом на кабана?.. Причём у этой двустволки чего-то там не доставало. Меня все это ни в малейшей степени не трогало, зато очень расстроило дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность стрельбы. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Меня не интересовали технические детали, абсолютно мне чуждые, однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался какими-то, иногда самыми странными, усовершенствованиями и переделками различных вещей. Я заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения о том, что это вовсе не он выполнял все подобные усовершенствования и переделки, а был у него кто-то ещё, какая-то таинственная фигура, которая и делала за него всю работу.
А он лишь присваивал себе успехи этой фигуры.
Возможно, что, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказала свою точку зрения, если бы в этот момент не зазвенел мобильник майора. Допрос закончился, как отрезанный. Мне ещё было сообщено, что я не должна покидать пределы города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
— А вообще-то интересно, — задумчиво произнесла тётка Иза, глядя на дверь, — почему они не забрали её в тюрьму?..
— В КПЗ, — поправил её дядя Игнатий.
— Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, — осуждающе заметила бабушка куда-то в пространство.
— Я не привыкла… — начала тётка Ольга с кровавым румянцем на щеках.
— Дело в том, — решительно прервала я все инсинуации родственников, — что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают даже в том случае, когда они могут совершить мошенничество. А я не принадлежу к власть имущим ни в какой области, так что мне даже смошенничать не удастся.
— Но, Изочка, — сказал расстроенный дядя Филипп, — может быть, она его все-таки не убила?..
Глаза тётки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на своего мужа совершенно убийственный взгляд, чего я в тот момент абсолютно не могла понять…
15
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между собой всего парой фраз.
— Проклятая жизнь, — сказал Бежан.
— Если что, то у них у обеих есть алиби, — с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвёртых ворот полицейских ждал сотрудник, который проводил их к нужной могиле. Там они наткнулись на Роберта Гурского.
— Я случайно услышал сообщение по полицейскому радио, — сказал Роберт. — В патрульной машине. Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, и я намеревался перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове.
Так что я на всякий случай…
Они добрались до места, и Бежан посмотрел кругом.
Зрелище было отнюдь не отвратное, разве что довольно мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком чёрных одежд, под которым обнаружилось человеческое тело, что можно было определить только по тому, что с одного конца торчали ноги в чёрных лакированных туфлях. Дамских. Что ж, дело житейское: охваченная отчаянием вдова возлегла на могилку покойного мужа и с горя потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна. из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалёку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба так усиленно декларирует свои чувства как раз на её участке. Полагая, что та заснула, она попыталась её разбудить, вначале криком, а потом — потряся за плечо. В результате выяснилась страшная правда, к тому же обнаружилась кровь на затылке, поэтому уборщица немедленно и вполне разумно уведомила компетентные органы.
Компетентные же органы передали информацию дальше, а по дороге её услышал Роберт.
Он приехал уже после врача, поэтому смог осмотреть чёрную фигуру и без каких-либо затруднений опознал Михалину Колек. Не подлежал ни малейшему сомнению тот факт, что её ударили в тыльную часть головы твёрдым предметом. С моментальным эффектом.
Соседняя могила была семейной усыпальницей неких Домиников. Впервые её услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
— Вот мы и получили список гостей, — довольно мрачно изрёк Бежан.
— Надо было надавить на неё с самого начала, — расстроился Гурский. — И что мы теперь будем делать?
— Не так уж важно, что мы теперь будем делать, вопрос в том, кто её убрал. Ясно, что ни одна из двух Из Брант.
Чтобы в этом удостовериться, Гурский тут же начал считать.
— Она уехала на такси у нас на глазах. Она — на кладбище, вы — на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант были уже там, так что ни одна из них просто не успела бы совершить это злодеяние. Кроме того, сейчас уже темнеет, чудо ещё, что эта уборщица оказалась здесь сегодня, а не завтра утром.
А может, она что-нибудь видела?
— Кто?
— Уборщица.
Бежан все это время размышлял, и выводы выкристаллизовались у него сами собой. Доминика Иза Брант ещё могла бы убить, а вот Михалину Колек — никоим образом. Можно было бы принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочку не вырвал, сумочка лежала под ней. Поэтому мотив нападения должен быть иным, и тут возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
— Уборщица в любом случае под рукой, так что допросим её сразу же, — ответил он на последний вопрос Роберта. — А что она вообще тут делала? Все уборщицы и садовники, как правило, работают с утра, а не по вечерам.
— Здесь её допросим или в управлении?
— Здесь. Может, она сумеет на что-то указать пальцем?
Кладбищенская уборщица оказалась нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и вполне рассудительной. Никакого криминала за ней, по всей видимости, не было, так что отвечала она на все вопросы охотно и подробно.
Да, как правило, они начинают свою работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что она затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. На этот раз она сделала днём перерыв, так как к ней домой должен был прийти слесарь-водопроводчик: унитаз у неё потёк.
Слесарь был, сделал все, что требуется, а на кладбище она вернулась из-за цветов. Проверила, принялись ли они после вчерашней посадки, прибралась вокруг и, как обычно, прошла между могилами напрямик — так было короче. Ну и наткнулась на эту женщину в трауре. Не могла же она её так оставить!
Бежан спросил обо всех, кого она здесь сегодня видела и слышала.
— Под вечер-то тут мало кто ходит. Бывает, что люди на своих могилах до самого закрытия сидят, но таких мало. Хотя летом больше. А пораньше-то здесь всякие ходили.
— Нет, скорее попозже. После семи.
— Ну, на часы я не смотрела, но позже всех только один прошёл, мужчина, я как раз розы опрыскивала, от тлей, а он бежал, как на пожар. Поэтому я его и заметила.
— Он пришёл или уходил?
— Уходил, к воротам бежал. На других я даже и не смотрела, потому что такого… Как бы это…
Она смутилась, но Бежан продолжал настойчиво смотреть на неё с немым вопросом, поэтому она постаралась поточнее выразить свою мысль.
— Не знаю, как это сказать, ну, в общем, таких, которые крадут, скажем, цветы или рюмки или ещё что, этих как-то можно отличить. Не знаю как, но можно. Так вот, таких как раз не было. Один только этот, который бежал, на кладбище ведь мало кто так спешит, а ещё, странная вещь — у него цветы были.
Бежан слегка удивился — Ну и что, что цветы? Большинство людей приносят цветы с собой на кладбище.
— Приносят, а не уносят А он с цветами возвращался к воротам. Да ещё такой большой букет, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придёт на могилку и не найдёт её, но тогда уж кладут на какую-то другую. А так чтобы кто-то их обратно домой забирал, такого ещё не было. Я во всяком случае никогда не видела.
— А как он выглядел?
— Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый, кто его знает?.. Лет сорок ему вроде как было, а может, и чуток побольше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не худой. Хотя я бы сказала, что в теле.
Ну и все. Больше ничего не скажу, потому что пришлось бы выдумывать.
Бежан с Гурским вынуждены были ограничиться этой информацией: были разные типы, а один бежал.
С цветами. И все.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили в тыльную часть головы каким-то предметом, который более всего напоминал молоток для отбивания мяса. Молотки для отбивания мяса обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
— Шут бы побрал все эти изобретения, — огорчённо сказал Гурский. — Говорят, раньше можно было проследить каждый телефонный звонок, а теперь что?
По сотовым ещё ведётся учёт, а уж стационарные — хоть головой об стенку бейся. То есть количество звонков — пожалуйста, но где же номера?
— Да уж, эта Иза Брант мне подходила просто идеально, — вздохнул в свою очередь Бежан. — Но к Колек её никак не пришьёшь, да и в отношении Доминика я тоже начинаю сомневаться. Ты же знаешь, я не люблю выстраивать концепций, пока не узнаю всех фактов, но тут все прямо-таки само складывалось. Теперь-то понятно, что, к сожалению, дело, видимо, серьёзное, так что придётся нам копаться в бумагах. Хотя парочка вопросов у меня к ней осталась…
— Проклятая жизнь, — сказал Бежан.
— Если что, то у них у обеих есть алиби, — с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвёртых ворот полицейских ждал сотрудник, который проводил их к нужной могиле. Там они наткнулись на Роберта Гурского.
— Я случайно услышал сообщение по полицейскому радио, — сказал Роберт. — В патрульной машине. Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, и я намеревался перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове.
Так что я на всякий случай…
Они добрались до места, и Бежан посмотрел кругом.
Зрелище было отнюдь не отвратное, разве что довольно мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком чёрных одежд, под которым обнаружилось человеческое тело, что можно было определить только по тому, что с одного конца торчали ноги в чёрных лакированных туфлях. Дамских. Что ж, дело житейское: охваченная отчаянием вдова возлегла на могилку покойного мужа и с горя потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна. из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалёку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба так усиленно декларирует свои чувства как раз на её участке. Полагая, что та заснула, она попыталась её разбудить, вначале криком, а потом — потряся за плечо. В результате выяснилась страшная правда, к тому же обнаружилась кровь на затылке, поэтому уборщица немедленно и вполне разумно уведомила компетентные органы.
Компетентные же органы передали информацию дальше, а по дороге её услышал Роберт.
Он приехал уже после врача, поэтому смог осмотреть чёрную фигуру и без каких-либо затруднений опознал Михалину Колек. Не подлежал ни малейшему сомнению тот факт, что её ударили в тыльную часть головы твёрдым предметом. С моментальным эффектом.
Соседняя могила была семейной усыпальницей неких Домиников. Впервые её услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
— Вот мы и получили список гостей, — довольно мрачно изрёк Бежан.
— Надо было надавить на неё с самого начала, — расстроился Гурский. — И что мы теперь будем делать?
— Не так уж важно, что мы теперь будем делать, вопрос в том, кто её убрал. Ясно, что ни одна из двух Из Брант.
Чтобы в этом удостовериться, Гурский тут же начал считать.
— Она уехала на такси у нас на глазах. Она — на кладбище, вы — на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант были уже там, так что ни одна из них просто не успела бы совершить это злодеяние. Кроме того, сейчас уже темнеет, чудо ещё, что эта уборщица оказалась здесь сегодня, а не завтра утром.
А может, она что-нибудь видела?
— Кто?
— Уборщица.
Бежан все это время размышлял, и выводы выкристаллизовались у него сами собой. Доминика Иза Брант ещё могла бы убить, а вот Михалину Колек — никоим образом. Можно было бы принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочку не вырвал, сумочка лежала под ней. Поэтому мотив нападения должен быть иным, и тут возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
— Уборщица в любом случае под рукой, так что допросим её сразу же, — ответил он на последний вопрос Роберта. — А что она вообще тут делала? Все уборщицы и садовники, как правило, работают с утра, а не по вечерам.
— Здесь её допросим или в управлении?
— Здесь. Может, она сумеет на что-то указать пальцем?
Кладбищенская уборщица оказалась нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и вполне рассудительной. Никакого криминала за ней, по всей видимости, не было, так что отвечала она на все вопросы охотно и подробно.
Да, как правило, они начинают свою работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что она затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. На этот раз она сделала днём перерыв, так как к ней домой должен был прийти слесарь-водопроводчик: унитаз у неё потёк.
Слесарь был, сделал все, что требуется, а на кладбище она вернулась из-за цветов. Проверила, принялись ли они после вчерашней посадки, прибралась вокруг и, как обычно, прошла между могилами напрямик — так было короче. Ну и наткнулась на эту женщину в трауре. Не могла же она её так оставить!
Бежан спросил обо всех, кого она здесь сегодня видела и слышала.
— Под вечер-то тут мало кто ходит. Бывает, что люди на своих могилах до самого закрытия сидят, но таких мало. Хотя летом больше. А пораньше-то здесь всякие ходили.
— Нет, скорее попозже. После семи.
— Ну, на часы я не смотрела, но позже всех только один прошёл, мужчина, я как раз розы опрыскивала, от тлей, а он бежал, как на пожар. Поэтому я его и заметила.
— Он пришёл или уходил?
— Уходил, к воротам бежал. На других я даже и не смотрела, потому что такого… Как бы это…
Она смутилась, но Бежан продолжал настойчиво смотреть на неё с немым вопросом, поэтому она постаралась поточнее выразить свою мысль.
— Не знаю, как это сказать, ну, в общем, таких, которые крадут, скажем, цветы или рюмки или ещё что, этих как-то можно отличить. Не знаю как, но можно. Так вот, таких как раз не было. Один только этот, который бежал, на кладбище ведь мало кто так спешит, а ещё, странная вещь — у него цветы были.
Бежан слегка удивился — Ну и что, что цветы? Большинство людей приносят цветы с собой на кладбище.
— Приносят, а не уносят А он с цветами возвращался к воротам. Да ещё такой большой букет, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придёт на могилку и не найдёт её, но тогда уж кладут на какую-то другую. А так чтобы кто-то их обратно домой забирал, такого ещё не было. Я во всяком случае никогда не видела.
— А как он выглядел?
— Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый, кто его знает?.. Лет сорок ему вроде как было, а может, и чуток побольше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не худой. Хотя я бы сказала, что в теле.
Ну и все. Больше ничего не скажу, потому что пришлось бы выдумывать.
Бежан с Гурским вынуждены были ограничиться этой информацией: были разные типы, а один бежал.
С цветами. И все.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили в тыльную часть головы каким-то предметом, который более всего напоминал молоток для отбивания мяса. Молотки для отбивания мяса обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
— Шут бы побрал все эти изобретения, — огорчённо сказал Гурский. — Говорят, раньше можно было проследить каждый телефонный звонок, а теперь что?
По сотовым ещё ведётся учёт, а уж стационарные — хоть головой об стенку бейся. То есть количество звонков — пожалуйста, но где же номера?
— Да уж, эта Иза Брант мне подходила просто идеально, — вздохнул в свою очередь Бежан. — Но к Колек её никак не пришьёшь, да и в отношении Доминика я тоже начинаю сомневаться. Ты же знаешь, я не люблю выстраивать концепций, пока не узнаю всех фактов, но тут все прямо-таки само складывалось. Теперь-то понятно, что, к сожалению, дело, видимо, серьёзное, так что придётся нам копаться в бумагах. Хотя парочка вопросов у меня к ней осталась…
16
Парочка вопросов у него оставалась и к Лукашу Дарко, который прямо из Млавы вернулся домой.
Бежан с Гурским нанесли ему визит, позволив себе по пути сделать несколько очаровательных предположений, которые, впрочем, сразу же пошли коту под хвост.
— Когда она мне сказала, что во Владиславове именно Дарко отключил ей охранную сигнализацию, я едва сдержался, — грустно говорил Бежан. — Она же не дура, эта женщина, дура бы открещивалась от этого знакомства, а она — пожалуйста, сама подсовывает. Я-то думал, что они могли быть сообщниками; не слишком оригинальная мысль, и все же. Убийство по личным мотивам, вот тебе и преступники.
— А Колек все испортила, — подтвердил Роберт.
— Но ты уверен, что Дарко был в Млаве?
— К сожалению, да. Дорожная полиция видела его ещё до Плоньска. То есть, если смотреть с нашей стороны, то за Плоньском.
— Жаль.
— Конечно. Он бы нам подошёл. Да и сюда — тоже. Михалина Колек свидетельствует против Изы Брант, поэтому Дарко убирает её как раз тогда, когда у Брант есть алиби…
— Но они же не могли знать, когда мы у неё будем.
— Следили за нами и за Михалиной…
— Допустим. Красиво все складывалось. И вдруг — пшик. Меня мучают ужасно дурные предчувствия.
Бежан с Гурским нанесли ему визит, позволив себе по пути сделать несколько очаровательных предположений, которые, впрочем, сразу же пошли коту под хвост.
— Когда она мне сказала, что во Владиславове именно Дарко отключил ей охранную сигнализацию, я едва сдержался, — грустно говорил Бежан. — Она же не дура, эта женщина, дура бы открещивалась от этого знакомства, а она — пожалуйста, сама подсовывает. Я-то думал, что они могли быть сообщниками; не слишком оригинальная мысль, и все же. Убийство по личным мотивам, вот тебе и преступники.
— А Колек все испортила, — подтвердил Роберт.
— Но ты уверен, что Дарко был в Млаве?
— К сожалению, да. Дорожная полиция видела его ещё до Плоньска. То есть, если смотреть с нашей стороны, то за Плоньском.
— Жаль.
— Конечно. Он бы нам подошёл. Да и сюда — тоже. Михалина Колек свидетельствует против Изы Брант, поэтому Дарко убирает её как раз тогда, когда у Брант есть алиби…
— Но они же не могли знать, когда мы у неё будем.
— Следили за нами и за Михалиной…
— Допустим. Красиво все складывалось. И вдруг — пшик. Меня мучают ужасно дурные предчувствия.
17
Лукаш Дарко сам открыл им дверь небольшой виллы. Кроме него, дома никого не было.
Беседа, как и всегда в исполнении Эдика Бежана, проходила в свободной, салонной, чуть ли не в дружеской атмосфере. Уже с самого начала он заявил, что тот вовсе не обязан их впускать и беседовать с ними, он мог бы просто оказать им такую любезность, но может и не оказывать, а сразу же вышвырнуть их за дверь. В результате Лукаш Дарко пригласил их войти. В первые мгновения он казался расслабленным, но слегка неприветливым.
— Я хотел устроить себе вечер отдыха, — честно признался он. — Но вечер ещё только начинается, я могу его перенести на более позднее время. Может, вы голодны или чего-нибудь выпьете?.. Моей матери дома нет, мы можем устроиться в её салоне.
Прошу.
Дом был небольшой, построенный лет тридцать тому назад по тогдашним нормативам, поэтому салон скорее заслуживал названия «салончик». Но зато какой он был красивый!
— Это заслуга моей матери, — пояснил Лукаш. — Она архитектор по интерьерам и для себя сделала все это, когда я только пошёл в школу. Что касается еды, честно признаюсь, делать мне ничего не хочется, но напитки в баре всегда имеются. Что будем пить?
— А где ваш салон? — заинтересовался Бежан.
— Наверху. Точнее говоря, у меня нет салона.
Только спальня с подсобными помещениями. Ещё раз настоятельно спрашиваю, что будем пить? Пиво, вино, что-нибудь покрепче?
Пару секунд Бежан раздумывал, как следует трактовать этот визит. Он здесь по службе, это несомненно, но у кого? У свидетеля, у подозреваемого, у обычного гражданина, который должен помогать бороться с преступностью? У помощника в расследовании? Или у преступника, которого в любом случае необходимо обмануть?
— Если вы ничего не имеете против, то пиво, — решился он. — А что это значит: спальня с подсобными помещениями?
— Комнатки здесь небольшие, поэтому одна стена оказалась лишней. Зато рядом есть ванная, и я могу у себя наверху не только спать, но и принимать гостей. Так что на ваше усмотрение.
— Мы с удовольствием останемся на первом этаже. И сразу же приступим к делу. Тринадцатого числа этого месяца вы были во Владиславове, причём ехали туда как-то странно — не прямо, а по каким-то просёлкам, так?..
— Желание клиента — закон, — философски ответил на это Лукаш и без колебаний пояснил, что он вёз клиента, который хотел ехать именно по такому пути. Пожалуйста, ему все равно, он может ехать и через все эти деревеньки и закоулки, и на каждом перекрёстке ждать по паре часов. Какое ему дело, раз ему за это платят.
— Значит, вы ехали с клиентом. Кто это был?
Лукаш изобразил удивление.
— Минутку. В каком смысле?
— В нормальном. Кто это был: пол, фамилия, адрес, внешний вид…
— Пол мужской, внешний вид могу описать, а остального не знаю.
— Но вы же ездите в радиотакси!
— Ну и что? Бывают и случайные клиенты. Все знают, что я люблю дальние рейсы, мужик взял меня со стоянки. Фамилии, а уж тем более адреса не сообщил.
— И вы так запросто поехали с чужим человеком?..
— Видите ли, пан начальник, извините" не разберу вашего звания, не получается возить одних только знакомых. Даже когда едешь по заказу, то, если выбросишь квиток, фамилии не запомнишь. Заплачил он вперёд, так что, по мне, у него вообще могло бы не быть никакой фамилии.
— А не могли бы вы рассказать мне об этой поездке все, что вам запомнилось?..
Лукаш, недоуменно пожав плечами, без малейшего сопротивления начал рассказывать. Все, что он говорил, идеально совпадало со сведениями, собранными сержантом Вильчинским. Да, в Заленже клиент действительно захотел постоять и подождать, не известно чего, так как даже не вылез из машины. Минут сорок пять они так стояли, а потом действительно поехали в Дыбы и останавливались в лесу, ненадолго — клиент потребовал — приспичило ему. Он удалился в лес, через какое-то время вернулся, и они поехали дальше. До Владиславова добрались в шесть часов вечера, а уехали оттуда около полуночи, и это все.
— Надо же, как хорошо вы запомнили именно эту поездку! — в свою очередь искренне удивился Гурский, вовсе не притворяясь.
Лукаш усмехнулся.
— Это из-за женщины, — коротко сказал он.
Бежана женщина, понятное дело, заинтересовала, и тогда он услышал историю приезда богатых родных к бабе, которой нечем было заплатить, причём Лукаш вовсе не скрывал, что в то время возил мафию. Тогда ему это было выгодно. Налоги выше, зато меньше работы. Почему-то эта женщина ему запомнилась, так бывает, а потом он столкнулся с ней в том самом Владиславове, его это даже обрадовало — она уже отнюдь не девочка, но за семь лет абсолютно не изменилась. Нет, конечно, изменилась. В лучшую сторону. Что-то в ней было этакое, притягательное. Они познакомились, поболтали, вроде бы ничего особенного, а почему-то запала она ему в душу. Наверное, он попробует с ней ещё раз встретиться.
Все это было настолько по-человечески понятно, обычно, естественно, такой вот мужской разговор, прямо-таки признание, что Бежан заколебался. Таинственная сила в глубине его души настаивала, что где-то тут должно быть двойное дно, но он никак не мог его обнаружить. У него был нюх следователя, именно поэтому он и стал работать в милиции, а затем и в полиции, он умел разнюхать и распутать самые запутанные дела, умел делать выводы, умел почувствовать правду и ложь, и если бы не это умение, этот природный дар, он бы сейчас оставил этого таксиста в покое и пошёл бы ломать себе голову где-то в другом месте, но именно этот нюх и не давал ему этого сделать. Придирался. А атмосфера явно не способствовала таким придиркам.
— Как вы думаете, — ненароком проговорил он, — вы видели эту женщину второй раз в жизни, но в такой же неловкой ситуации. То есть вроде бы вы с ней уже знакомы. Если бы она, допустим, несколько часов назад убила человека, она бы вела себя точно так же? Как вам кажется?
Лукаш Дарко на долю секунды окаменел. Что-то неуловимое промелькнуло по его лицу, вроде бы как сдерживаемая молния, но повёл он себя, можно сказать, совершенно естественно. Он с интересом взглянул на Бежана.
— Насколько мне подсказывает память, — медленно ответил он, — я в жизни ещё не видел кого-то, кто прямо перед этим убил человека. Так что у меня по этой части нет опыта. Но если она за несколько часов до нашей встречи кого-то убила, то я до самой своей смерти не перестану удивляться. Она должна была бы совершенно об этом забыть, хотя склеротичкой явно не выглядит. Разве что она убила его без своего ведома.
— А разве можно убить кого-то без своего ведома?
— Не знаю… Ну, скажем, баба моет окно, у неё падает цветочный горшок и мужику прямо по башке, а она этого даже не замечает. Как пример. И идёт себе в магазин за сметаной, вполне довольная жизнью.
А ведь она его убила, правда?
— Ну, в общем, да. Там по пути было такое местечко, Лесная Тишина, может быть, вы обратили внимание?
— Лесная Тишина? Минутку… Нет, не знаю. Бывает, какие-то небольшие указатели проезжаешь по дороге, но не все можно заметить. Не могу сказать ни да ни нет. Не помню.
— А откуда вы знаете, что этот указатель маленький?
— Большой-то я бы заметил. Да и о самом таком местечке я не слыхал, так что это явно не метрополия. Разные деревни случаются в этой стране, но всех их я точно не знаю.
— Хоть и ездите в такие дальние концы?
— В основном в крупные города.
— И в этой Лесной Тишине вы не видели… А вы были знакомы с Домиником Домиником?
— Не могу сказать, — ответил Лукаш с полнейшим равнодушием, совершив тем самым ошибку. — Не исключено, что где-то я слышал что-то в этом роде, но это все. Не помню.
— А лошадь, которую вы напугали, вы помните?
— О холера, а ведь я так старался осторожненько мимо неё проехать! Издалека было видно, что конь молодой и вроде бы норовистый, так что я как раз не хотел его напугать. Надеюсь, с ним ничего не случилось?
— С лошадью — ничего, всадник перенервничал.
И ещё одна мелочь. Вы были сегодня в Млаве. Тоже с клиентом?
— Скорее — за клиентом. Меня послали забрать у входа в гостиницу типа по фамилии Северин. Сейчас, одну минуточку, не требуйте от меня слишком многого, я не знаю, фамилия это или имя. Северин и все. Я забрал, привёз, конец заказа.
— А куда вы его привезли? По какому адресу?
— Если это можно назвать адресом… Вылез он на площади Конституции, рядом со Снядецкими, точного места не называл, я мог остановиться где угодно.
Вылез, заплатил, когда я отъехал, он стоял на тротуаре и глазел. Что он делал дальше, я понятия не имею.
— А как вас послали?
— Со стоянки. Подошёл какой-то тип, оговорили условия, он дал задаток и пошёл себе ко всем чертям.
— Как он выглядел?
— Трудно даже описать. Обыкновенно. В целом, такой средний мужик, без особых примет. Не мафия.
— Откуда вы знаете, что не мафия?
— Я их узнаю. Естественно, имея несколько лет опыта. Когда ко мне садится жульё, я это сразу вижу.
— И вы не боитесь?
— Я вообще-то не из пугливых.
На этом Бежан решил закончить вопросы. Допил пиво, встал, сообщил, что, возможно, захочет ещё раз с ним побеседовать, и они вышли, дружески распрощавшись.
— Врал, как заведённый, — мрачно выразил свою точку зрения Гурский, садясь в машину.
— А, ты тоже заметил? — обрадовался Бежан. — А ведь я уже готов был ему поверить, если бы не этот Доминик. Так не бывает, чтобы человек не заинтересовался таким двойным именем или фамилией. Похоже, что он его знал.
— Или, по крайней мере, слышал о нем. Каждый, кто не слышал, спросил бы, не заикаетесь ли вы.
— И ещё его добили подозрения в адрес Изы Брант. Не влюбился же он в эту бабу с первого взгляда, между ними ничего там не было…
— Может, ещё будет?
— Дай им Бог. Впрочем, она тоже врала…
Бежан на секунду задумался, а Роберт ждал с лёгким напряжением. Его не было при беседе с Изой Брант, так что он не мог составить себе собственного мнения.
— Но она врала как-то по-другому, — задумчиво продолжал его начальник. — Не про себя и не про эту Лесную Тишину, а вот про Доминика — да. Точнее говоря, не врала, а просто умолчала. Не сказала всей правды, уходила от этой темы, насколько это возможно. Скользила по поверхности.
— Прижать её?
— В том-то все и дело. На мой взгляд, при своей родне она все равно ничего не скажет, а семейство сидит там у неё на шее. Не можем же мы ждать, пока они уедут, это ведь ещё почти месяц.
— Вызвать её к нам?..
— Глупо. Конечно, можно. Но я там понял, что родственники не выпустят её из когтей, ей придётся их принимать и возиться с ними, секунды покоя они ей не дадут. Так зачем создавать бабе лишние неприятности?
Оба снова довольно долго раздумывали.
— Если она его не убила, то в приятельской беседе она скорее откроется, — решил наконец Бежан. — А вот силой из неё ничего не выжмешь. Я так думаю… У неё есть мобильник. Номер я знаю. Должна же эта родня хоть когда-то спать…
— Ночью, — обрадовался Роберт. — Уговорим её на ночное свидание!
— Придётся. Но прежде всего мы поедем к Михалине Колек и осмотрим все её экспонаты. А потом ещё покопаемся в бумагах Доминика. Так что ты не слишком-то радуйся ночному свиданию, эти сверхурочные тебе ещё боком выйдут…
Беседа, как и всегда в исполнении Эдика Бежана, проходила в свободной, салонной, чуть ли не в дружеской атмосфере. Уже с самого начала он заявил, что тот вовсе не обязан их впускать и беседовать с ними, он мог бы просто оказать им такую любезность, но может и не оказывать, а сразу же вышвырнуть их за дверь. В результате Лукаш Дарко пригласил их войти. В первые мгновения он казался расслабленным, но слегка неприветливым.
— Я хотел устроить себе вечер отдыха, — честно признался он. — Но вечер ещё только начинается, я могу его перенести на более позднее время. Может, вы голодны или чего-нибудь выпьете?.. Моей матери дома нет, мы можем устроиться в её салоне.
Прошу.
Дом был небольшой, построенный лет тридцать тому назад по тогдашним нормативам, поэтому салон скорее заслуживал названия «салончик». Но зато какой он был красивый!
— Это заслуга моей матери, — пояснил Лукаш. — Она архитектор по интерьерам и для себя сделала все это, когда я только пошёл в школу. Что касается еды, честно признаюсь, делать мне ничего не хочется, но напитки в баре всегда имеются. Что будем пить?
— А где ваш салон? — заинтересовался Бежан.
— Наверху. Точнее говоря, у меня нет салона.
Только спальня с подсобными помещениями. Ещё раз настоятельно спрашиваю, что будем пить? Пиво, вино, что-нибудь покрепче?
Пару секунд Бежан раздумывал, как следует трактовать этот визит. Он здесь по службе, это несомненно, но у кого? У свидетеля, у подозреваемого, у обычного гражданина, который должен помогать бороться с преступностью? У помощника в расследовании? Или у преступника, которого в любом случае необходимо обмануть?
— Если вы ничего не имеете против, то пиво, — решился он. — А что это значит: спальня с подсобными помещениями?
— Комнатки здесь небольшие, поэтому одна стена оказалась лишней. Зато рядом есть ванная, и я могу у себя наверху не только спать, но и принимать гостей. Так что на ваше усмотрение.
— Мы с удовольствием останемся на первом этаже. И сразу же приступим к делу. Тринадцатого числа этого месяца вы были во Владиславове, причём ехали туда как-то странно — не прямо, а по каким-то просёлкам, так?..
— Желание клиента — закон, — философски ответил на это Лукаш и без колебаний пояснил, что он вёз клиента, который хотел ехать именно по такому пути. Пожалуйста, ему все равно, он может ехать и через все эти деревеньки и закоулки, и на каждом перекрёстке ждать по паре часов. Какое ему дело, раз ему за это платят.
— Значит, вы ехали с клиентом. Кто это был?
Лукаш изобразил удивление.
— Минутку. В каком смысле?
— В нормальном. Кто это был: пол, фамилия, адрес, внешний вид…
— Пол мужской, внешний вид могу описать, а остального не знаю.
— Но вы же ездите в радиотакси!
— Ну и что? Бывают и случайные клиенты. Все знают, что я люблю дальние рейсы, мужик взял меня со стоянки. Фамилии, а уж тем более адреса не сообщил.
— И вы так запросто поехали с чужим человеком?..
— Видите ли, пан начальник, извините" не разберу вашего звания, не получается возить одних только знакомых. Даже когда едешь по заказу, то, если выбросишь квиток, фамилии не запомнишь. Заплачил он вперёд, так что, по мне, у него вообще могло бы не быть никакой фамилии.
— А не могли бы вы рассказать мне об этой поездке все, что вам запомнилось?..
Лукаш, недоуменно пожав плечами, без малейшего сопротивления начал рассказывать. Все, что он говорил, идеально совпадало со сведениями, собранными сержантом Вильчинским. Да, в Заленже клиент действительно захотел постоять и подождать, не известно чего, так как даже не вылез из машины. Минут сорок пять они так стояли, а потом действительно поехали в Дыбы и останавливались в лесу, ненадолго — клиент потребовал — приспичило ему. Он удалился в лес, через какое-то время вернулся, и они поехали дальше. До Владиславова добрались в шесть часов вечера, а уехали оттуда около полуночи, и это все.
— Надо же, как хорошо вы запомнили именно эту поездку! — в свою очередь искренне удивился Гурский, вовсе не притворяясь.
Лукаш усмехнулся.
— Это из-за женщины, — коротко сказал он.
Бежана женщина, понятное дело, заинтересовала, и тогда он услышал историю приезда богатых родных к бабе, которой нечем было заплатить, причём Лукаш вовсе не скрывал, что в то время возил мафию. Тогда ему это было выгодно. Налоги выше, зато меньше работы. Почему-то эта женщина ему запомнилась, так бывает, а потом он столкнулся с ней в том самом Владиславове, его это даже обрадовало — она уже отнюдь не девочка, но за семь лет абсолютно не изменилась. Нет, конечно, изменилась. В лучшую сторону. Что-то в ней было этакое, притягательное. Они познакомились, поболтали, вроде бы ничего особенного, а почему-то запала она ему в душу. Наверное, он попробует с ней ещё раз встретиться.
Все это было настолько по-человечески понятно, обычно, естественно, такой вот мужской разговор, прямо-таки признание, что Бежан заколебался. Таинственная сила в глубине его души настаивала, что где-то тут должно быть двойное дно, но он никак не мог его обнаружить. У него был нюх следователя, именно поэтому он и стал работать в милиции, а затем и в полиции, он умел разнюхать и распутать самые запутанные дела, умел делать выводы, умел почувствовать правду и ложь, и если бы не это умение, этот природный дар, он бы сейчас оставил этого таксиста в покое и пошёл бы ломать себе голову где-то в другом месте, но именно этот нюх и не давал ему этого сделать. Придирался. А атмосфера явно не способствовала таким придиркам.
— Как вы думаете, — ненароком проговорил он, — вы видели эту женщину второй раз в жизни, но в такой же неловкой ситуации. То есть вроде бы вы с ней уже знакомы. Если бы она, допустим, несколько часов назад убила человека, она бы вела себя точно так же? Как вам кажется?
Лукаш Дарко на долю секунды окаменел. Что-то неуловимое промелькнуло по его лицу, вроде бы как сдерживаемая молния, но повёл он себя, можно сказать, совершенно естественно. Он с интересом взглянул на Бежана.
— Насколько мне подсказывает память, — медленно ответил он, — я в жизни ещё не видел кого-то, кто прямо перед этим убил человека. Так что у меня по этой части нет опыта. Но если она за несколько часов до нашей встречи кого-то убила, то я до самой своей смерти не перестану удивляться. Она должна была бы совершенно об этом забыть, хотя склеротичкой явно не выглядит. Разве что она убила его без своего ведома.
— А разве можно убить кого-то без своего ведома?
— Не знаю… Ну, скажем, баба моет окно, у неё падает цветочный горшок и мужику прямо по башке, а она этого даже не замечает. Как пример. И идёт себе в магазин за сметаной, вполне довольная жизнью.
А ведь она его убила, правда?
— Ну, в общем, да. Там по пути было такое местечко, Лесная Тишина, может быть, вы обратили внимание?
— Лесная Тишина? Минутку… Нет, не знаю. Бывает, какие-то небольшие указатели проезжаешь по дороге, но не все можно заметить. Не могу сказать ни да ни нет. Не помню.
— А откуда вы знаете, что этот указатель маленький?
— Большой-то я бы заметил. Да и о самом таком местечке я не слыхал, так что это явно не метрополия. Разные деревни случаются в этой стране, но всех их я точно не знаю.
— Хоть и ездите в такие дальние концы?
— В основном в крупные города.
— И в этой Лесной Тишине вы не видели… А вы были знакомы с Домиником Домиником?
— Не могу сказать, — ответил Лукаш с полнейшим равнодушием, совершив тем самым ошибку. — Не исключено, что где-то я слышал что-то в этом роде, но это все. Не помню.
— А лошадь, которую вы напугали, вы помните?
— О холера, а ведь я так старался осторожненько мимо неё проехать! Издалека было видно, что конь молодой и вроде бы норовистый, так что я как раз не хотел его напугать. Надеюсь, с ним ничего не случилось?
— С лошадью — ничего, всадник перенервничал.
И ещё одна мелочь. Вы были сегодня в Млаве. Тоже с клиентом?
— Скорее — за клиентом. Меня послали забрать у входа в гостиницу типа по фамилии Северин. Сейчас, одну минуточку, не требуйте от меня слишком многого, я не знаю, фамилия это или имя. Северин и все. Я забрал, привёз, конец заказа.
— А куда вы его привезли? По какому адресу?
— Если это можно назвать адресом… Вылез он на площади Конституции, рядом со Снядецкими, точного места не называл, я мог остановиться где угодно.
Вылез, заплатил, когда я отъехал, он стоял на тротуаре и глазел. Что он делал дальше, я понятия не имею.
— А как вас послали?
— Со стоянки. Подошёл какой-то тип, оговорили условия, он дал задаток и пошёл себе ко всем чертям.
— Как он выглядел?
— Трудно даже описать. Обыкновенно. В целом, такой средний мужик, без особых примет. Не мафия.
— Откуда вы знаете, что не мафия?
— Я их узнаю. Естественно, имея несколько лет опыта. Когда ко мне садится жульё, я это сразу вижу.
— И вы не боитесь?
— Я вообще-то не из пугливых.
На этом Бежан решил закончить вопросы. Допил пиво, встал, сообщил, что, возможно, захочет ещё раз с ним побеседовать, и они вышли, дружески распрощавшись.
— Врал, как заведённый, — мрачно выразил свою точку зрения Гурский, садясь в машину.
— А, ты тоже заметил? — обрадовался Бежан. — А ведь я уже готов был ему поверить, если бы не этот Доминик. Так не бывает, чтобы человек не заинтересовался таким двойным именем или фамилией. Похоже, что он его знал.
— Или, по крайней мере, слышал о нем. Каждый, кто не слышал, спросил бы, не заикаетесь ли вы.
— И ещё его добили подозрения в адрес Изы Брант. Не влюбился же он в эту бабу с первого взгляда, между ними ничего там не было…
— Может, ещё будет?
— Дай им Бог. Впрочем, она тоже врала…
Бежан на секунду задумался, а Роберт ждал с лёгким напряжением. Его не было при беседе с Изой Брант, так что он не мог составить себе собственного мнения.
— Но она врала как-то по-другому, — задумчиво продолжал его начальник. — Не про себя и не про эту Лесную Тишину, а вот про Доминика — да. Точнее говоря, не врала, а просто умолчала. Не сказала всей правды, уходила от этой темы, насколько это возможно. Скользила по поверхности.
— Прижать её?
— В том-то все и дело. На мой взгляд, при своей родне она все равно ничего не скажет, а семейство сидит там у неё на шее. Не можем же мы ждать, пока они уедут, это ведь ещё почти месяц.
— Вызвать её к нам?..
— Глупо. Конечно, можно. Но я там понял, что родственники не выпустят её из когтей, ей придётся их принимать и возиться с ними, секунды покоя они ей не дадут. Так зачем создавать бабе лишние неприятности?
Оба снова довольно долго раздумывали.
— Если она его не убила, то в приятельской беседе она скорее откроется, — решил наконец Бежан. — А вот силой из неё ничего не выжмешь. Я так думаю… У неё есть мобильник. Номер я знаю. Должна же эта родня хоть когда-то спать…
— Ночью, — обрадовался Роберт. — Уговорим её на ночное свидание!
— Придётся. Но прежде всего мы поедем к Михалине Колек и осмотрим все её экспонаты. А потом ещё покопаемся в бумагах Доминика. Так что ты не слишком-то радуйся ночному свиданию, эти сверхурочные тебе ещё боком выйдут…
18
Вопреки ожиданиям наиболее разговорчивым оказался дядя Игнатий.