И она действительно не подвела Квириния. Сабин сразу же увлекся рассказом и внимательно ловил каждое слово.
   — Вы, наверное, кое-что слышали, — начал старик, — об иудейском царе Ироде Великом? Он является главным героем моего рассказа, а потому давайте познакомимся с ним поближе.
   Итак, почти восемьдесят лет назад к границам Палестины — тогда еще независимого государства — подошли римские войска. Это был передовой корпус Авла Габиния, легата Помпея Магна, который осуществлял свой грандиозный восточный поход, пытаясь отобрать славу у Юлия Цезаря, воевавшего в то время в Галлии.
   Конницей у Габиния, кстати, командовал тогда один молодой, но весьма способный офицер. Его звали Марк Антоний. Да, да, тот самый...
   Старик взял кубок, смочил губы вином и продолжал:
   — Римляне подоспели кстати — в Иудее вовсю шла ожесточенная борьба за престол между двумя братьями, Аристовулом и Гирканом. Не буду утомлять вас всей подноготной этого соперничества, она слишком сложна, хотя мне пришлось довольно детально разбираться в этом вопросе, когда я получил назначение... ну, это потом.
   Иудея — это удивительная страна, там все так запутано. У них есть множество враждующих друг с другом жреческих каст, куча непонятных священных книг и самый необъяснимый Бог в мире. Там происходят просто не доступные нашему, римскому, пониманию вещи, которые для местных являются чем-то совершенно обыденным...
   Квириний замолчал, погрузившись в воспоминания, но потом встряхнул головой и вновь заговорил:
   — Да, если так растягивать, то мы и к утру не закончим. Хорошо, я попытаюсь изложить суть дела по-латински просто и ясно. Вам ведь сейчас все равно толком не понять, кто такие Асмонеи, садуккеи, фарисеи. В этом вы разберетесь на месте.
   Короче, оба брата — Гиркан и Аристовул — досаждали друг другу типично по-варварски: засыпали колодцы, разоряли деревни, подсылали убийц. Иудея, это маленькая страна, но людей там живет довольно много. А еще больше их соплеменников рассеяно по свету. В одной Александрии их почти миллион, а сколько еще в Парфии, в Сирии...
   Война между братьями шла уже долго, но ни один не мог одержать победу. Поэтому, когда к границе подошли римляне, оба они наперегонки бросились к ним, заверяя в своей преданности и прося помочь.
   Но Габиний был человеком рассудительным. Он не стал открыто на сторону кого-либо из соперников, а предпочел выжидать. Тем временем, его войска медленно продвигались к Иерусалиму — столице Иудеи. Город тогда был в руках сторонников Аристовула.
   Все шло своим чередом, но вот — уже не припомню, почему — Габиний начал отдавать предпочтение Гиркану. Тогда Аристовул и его люди заперлись в Иерусалиме, и когда подошел Помпеи с основным своим войском, началась осада.
   Правда, напуганные грозным видом легионов, жителя города очень скоро открыли ворота Помпею и его союзнику Гиркану, однако несколько тысяч самых фанатичных сторонников Аристовула заперлись в храме и поклялись сражаться до последнего. Ох уж это ослиное упрямство иудеев, сколько оно им самим принесло горя.
   Храм — монументальное сооружение с толстыми стенами и высокими башнями — был взят приступом через три месяца. Ни один из его защитников не остался в живых.
   Помпеи расположил по нескольким крепостям свои гарнизоны и отбыл в Рим, где его ждал триумф, увезя с собой пленного Аристовула. А Иудею обложил данью, поставил ее под контроль римского наместника Сирии, но все же сохранил в стране некоторое подобие самоуправления и назначил Гиркана — в благодарность за оказанные им услуги — нет, даже не царем, а просто правителем, этнархом этих мест.
   Тут надо заметить, что этот самый Гиркан был от природы человеком недалеким, неэнергичным, слабовольным. Все, чем он мог гордиться, сводилось только к знатности рода. А направлял его и, по сути, руководил им очень толковый советник, некий Антипатр.
   Да вот только этого Антипатра терпеть не могли другие иудеи. И вы будете смеяться — лишь из-за того, что тот был родом из Идумеи, есть такая область в Палестине. Иудеи и идумейцы — близкие родственники, происходят от одного предка, но вот возненавидели друг друга из-за какой-то ерунды... Впрочем, я уже говорил, что это сумасшедшая страна.
   Короче, именно Антипатр сделал Гиркана правителем и теперь очень старался укрепить дружбу с римлянами. Когда легат Марк Скавр предпринял экспедицию в соседнюю Набатею, дабы приструнить тамошних арабов-кочевников, которые чересчур увлеклись пограничным разбоем, Антипатр оказал ему значительную помощь.
   И римляне платили ему тем же — до определенных пределов. Когда сын Аристовула Александр поднял восстание и практически захватил власть в стране, все тот же Габиний — к тому времени уже наместник Сирии — бросил на помощь Гиркану свои войска. Мятеж был подавлен.
   Однако Габиний убедился, что этнарх не пользуется в стране популярностью и абсолютно не способен управлять государством. Тогда он с чисто римской решительностью лишил его титула, оставив лишь в должности верховного жреца, разделил всю страну на пять автономных областей и уничтожил последние остатки иудейской «независимости».
   С тех пор римские чиновники чувствовали себя истинными хозяевами Палестины. После Габиния проконсулом Сирии стал небезызвестный Марк Красс, который подавил бунт гладиаторов Спартака. Собирая средства на свой поход в Парфию, он не только ободрал до нитки города и села Иудеи, но и вывез сокровища из их храма. А храм свой они очень уважают.
   Жрецы прокляли Красса, и это помогло. Из Парфии он не вернулся — его предательски убили, а римская армия почти вся погибла в песках.
   При известии об этом иудеи снова восстали. Но поражение одной армии еще не было поражением всего Рима. Новый наместник Гай Кассий потопил восстание в крови.
   Но тут в Вечном городе появились свои проблемы. Началась уже открытая война между Цезарем и Помпеем. Цезарь перешел Рубикон и занял столицу республики. Помпеи бежал в Македонию.
   Будущий диктатор немедленно освободил Аристовула и собирался даже отправить его в Палестину. Причем не одного, а с войском из двух легионов. Он понимал, что Аристовул может оказаться очень полезным, вокруг него сплотились бы все иудеи, которые ненавидели Помпея за то, что тот осквернил их храм.
   Однако у Магна оставались еще сторонники в Риме — Аристовул был тайно отравлен.
   А Гиркан — вернее, Антипатр — понял, что раз связавшись с римлянами, нельзя уже оставаться нейтральным. Надо твердо и решительно выбрать, с кем ты будешь.
   Но они не успели сделать свой выбор. События разворачивались стремительно. Разбитый в битве при Фарсале, Помпеи бежал в Египет, где и был умерщвлен придворными царя Птолемея. Цезарь одержал победу.
   Но это и беспокоило Антипатра. Ведь что ни говори, а они верно служили Помпею. Не захочет ли теперь Цезарь отомстить сторонникам своего врага. А народ Иудеи бурно радовался: вот погиб человек, который осквернил наш храм. Слава Богу единому!
   Однако враги Гиркана не имели достаточно сил, чтобы воспользоваться моментом и захватить власть. Им оставалось лишь ждать. Вот придет Цезарь и наведет порядок. Ведь он уже высказался в поддержку Аристовула. У того остался еще один сын — Антигон. Вот кто должен стать царем. Смерть ненавистному Гиркану!
   Видимо, так бы все и вышло. Но — случилось непредвиденное. Цезарь влюбился в египетскую царицу Клеопатру.
   Квириний глубоко вздохнул, медленно покачал головой и опять смочил губы вином, Сабин слушал, затаив дыхание. Рассказ старика захватывал его все больше и больше. Марк Светоний невозмутимо смотрел в свой кубок, чуть прикрыв глаза.
   — Да, он влюбился в Клеопатру, — снова заговорил старик. — Это было неразумно, но Цезарь есть Цезарь. Вот уж кому везло.
   В результате он оказался с кучкой солдат осажденным в Александрии. Правда, армия Птолемея никак не могла захватить город, но римлянам грозила голодная смерть, не было и воды. Цезарь разослал гонцов во все стороны, чтобы те позвали хоть кого-то на помощь. Тогда, кстати, отец Тиберия и муж Ливии командовал флотом Цезаря, но корабли не могли оказать значительного влияния на ход войны.
   Соратник Цезаря Митридат из Пергама сумел собрать значительные силы и двинулся из Сирии в Египет. Но вынужден был остановиться у стен Пелузия. Эта неприступная крепость закрывала путь в царство Птолемея, и с нею Митридат ничего поделать не смог.
   Ситуация осажденных в Александрии ухудшалась со дня на день, а войско Митридата беспомощно стояло под стенами Пелузия.
   И тут к нему подошло подкрепление — несколько тысяч хорошо вооруженных и обученных солдат. А привел их Антипатр, советник Гиркана. Он быстро сориентировался, что сейчас выгоднее держать сторону Цезаря, и поспешил доказать свою лояльность.
   Митридат начал штурм крепости. После ожесточенного боя Пелузий был взят. Первым на стены поднялся Антипатр.
   Дорога на Египет была открыта.
   Армия двинулась к Александрии на помощь Цезарю. Все египетские иудеи стали под ее знамена, а это уже была значительная сила.
   Войска Птолемея были разбиты под Мемфисом, а потом еще раз — у стен столицы. Разгром был полным. Царь Птолемей утонул во время панического бегства, а Цезарь — в начале марта — стал полновластным повелителем страны, которая чуть не сделалась его могилой.
   Власть над Египтом он отдал Клеопатре. Но и о тех, кто помог ему, будущий диктатор не забыл.
   Антипатр и его семья получили римское гражданство — особое отличие. В числе других стал гражданином Вечного города и сын советника Гиркана — Ирод.
   Сын Аристовула — Антигон — пытался еще воззвать к чувствам Цезаря, но римлянин был прежде всего политиком. Он знал, что ему нужно и как этого можно достичь.
   Гай Юлий издал декрет, в котором назначал Гиркана этнархом и верховным жрецом Иудеи и называл «другом и союзником римского народа». Антигон уехал не солоно хлебавши.
   В декрете ничего не говорилось об Антипатре, но неофициально Цезарь именно его сделал главным человеком в Иудее. Советник получил титул «эпитропос», то есть стал, по сути, первым прокуратором Иудеи.
   И он взялся за дело, сразу же принялся восстанавливать мощные стены Иерусалима, разрушенные легионерами Помпея. Старшего сына — Фазаила — Антипатр назначил комендантом столицы; младшего — Ирода — сделал губернатором Галилеи.
   Идумеец правил разумно и справедливо — Гиркан был лишь тенью на его фоне. Все шло неплохо, но однажды...
   Знаете ли вы, кто такие зелоты?
   Квириний пытливо посмотрел на Паулина и Сабина. Те лишь пожали плечами. Это слово им ничего не говорило.
   — Ну, конечно, — усмехнулся старик. — Откуда же вам это знать? Так вот, зелоты — римляне называют их секариями — это самые непримиримые, самые фанатичные из иудеев. Они руководствуются в своей деятельности поступком, который совершил их далекий предок Финеас.
   Это связано с легендой, которая гласит, что когда-то иудеи совсем отбились от рук и забыли заповеди своего Бога, В частности, они занимались развратом с женщинами из других племен.
   Квириний хмыкнул.
   — Уж этого, конечно, Бог не мог допустить. Он никак не хотел, чтобы его дети смешивались с прочими народами. Главный вождь иудеев — Моисей, уверяя, что действует по приказу свыше, повелел убить тех, кто согрешил. Но поскольку грешили почти все люди, слова Моисея просто проигнорировали и продолжали блудить дальше.
   И вот один юноша, уверенный в своей безнаказанности, осмелился совокупиться с девушкой-мидианитянкой чуть ли не на глазах патриарха. Видя это, Моисей выпустил из глаз слезы бессилия.
   Тоща встал Финеас, сын Элиазара, обычный парень, не жрец, не судья. Он взял копье и одним ударом пробил тела обоих — израильтянина и его подружки.
   Все оторопели. И тогда раздался голос Бога:
   — Финеас, сын Элиазара, спас вас, народ Израилев. Он смирил мой гнев, а то бы я сейчас показал вам, что это такое.
   Квириний захихикал, из его глаз побежали старческие слезы. Потом он вытер лицо и снова хихикнул.
   — Ну, может, он и не совсем такие слова сказал, не знаю. Меня там не было. Иудеи уверяют, что их Бог очень страшный и лучше с ним не связываться. И тут они правы. Мне гораздо больше нравятся наши Юпитер с Юноной и все остальные.
   Ладно, хватит шутить. Так вот, по примеру этого самого Финеаса — импотента, наверное, раз он не мог и себе найти девчонку — стали действовать и другие иудеи. Они принялись, считая своим долгом блюсти суровый закон, наводить порядок с помощью силы. Мы бы назвали их террористами.
   Эти люди — в основном молодые и здоровые — из-за угла убивали тех, кто нарушал заповеди, сеяли страх и смерть. А уж когда пришли римляне, тут-то они развернулись по-настоящему. Прямо на улицах Иерусалима, в толпе, они выбирали тех, кто сотрудничал с «оккупантами» и наносили короткие точные удары своими кривыми ножами — сикками. Отсюда и их римское название: сикарии.
   Квириний вздохнул.
   — Ох, если рассказывать все подряд, то вы, пожалуй, уснете. Нет ничего более тоскливого, чем история иудейских религиозных конфликтов. Ладно, скажу только, что вскоре зелоты сделались одной из самых влиятельных партий в стране.
   И вот когда двадцатипятилетний Ирод, сын Антипатра, стал губернатором Галилеи, один из таких безумцев -Изикия — начал подбивать людей на восстание.
   И оно началось. Но Ирод действовал очень грамотно. Его войска быстро разделались с мятежниками, сам предводитель был схвачен и казнен. Однако иудейские жрецы — они имели свой орган власти, так называемый Синедрион, пользовавшийся большим влиянием, — немедленно вызвали Ирода на свой суд, якобы за допущенное тем бесправие. Но я ведь говорил вам, что они ненавидели Антипатра за то, что тот имел неосторожность родиться в Идумее и то ли забыл обрезаться, то ли сделал это только наполовину...
   Квириний весело посмотрел на своих собеседников.
   — Обрезание — это такой иудейский обычай, — пояснил он.
   Марк Светоний кивнул.
   — Я слышал.
   Сабин промолчал.
   — Так вот, — говорил дальше Квириний, — Ироду пришлось подчиниться и ехать в Иерусалим. Но явился он не один, а в сопровождении отряда своих солдат. Перепуганные судьи не решились вынести ему приговор и лишь тянули время. Ирод ночью уехал из города, а вскоре разнеслись слухи, что он идет на Иерусалим во главе своей армии.
   Это решило дело. Сын Антипатра был оправдан и тут в первый раз сам почувствовал свою силу.
   Ну а потом... потом убили Юлия Цезаря. И началась страшная гражданская война, которая охватила и Италию, и Азию, и Восток.
   Новым наместником Сирии стал Гай Кассий — один из участников заговора. И теперь Антипатру снова надо было выбирать, с кем держаться.
   Смотрите, как интересно сложилось: сначала они поддержали Помпея и получили от него власть в стране, затем успели вовремя переметнуться к Цезарю — врагу Помпея, ну а теперь-то что было делать? Как бы не прогадать...
   Квириний довольно захихикал.
   — Да, в хорошую переделку угодил хитрый идумеец. Восток был в руках Брута и Кассия, но ведь и Италия, и Галлия, и Испания поддержали цезарианцев. А это серьезная сила.
   И Антипатр сделал свой выбор. Впрочем, он скорее был вынужден поступить именно так — ведь маленькая армия Гиркана никак не смогла бы оказать сопротивление сирийским легионам.
   Антипатр присягнул Гаю Кассию и принялся — дабы заслужить доверие нового хозяина — рьяно собирать дань с иудейских городов. Ведь Кассию очень нужны были деньги.
   Первым требуемую сумму в кассу наместника внес Ирод, губернатор Галилеи.
   Но вскоре мудрый предусмотрительный Антипатр не уберегся. Он совершил одну ошибку — начал заискивать перед иудейской родовитой аристократией, которая его презирала. Те сделали вид, что готовы возвысить идумейца до своего уровня, и Антипатр потерял бдительность.
   На пиру у Гиркана его отравили по приказу некоего Малиха, иудейского патриция.
   Взбешенный Ирод хотел немедленно и страшно отомстить за отца, но его удержал старший брат Фазаил. Еще не пришло время, когда можно было бы бросить открытый вызов противникам.
   Тем более, что Гай Кассий — покровитель Антипатра — не мог помочь. У него появились свои проблемы — в Сирию вошли войска Долабеллы, цезарианца. Кассий, правда, сразу же запер того в Лаодикее и начал осаду, но руки у него были связаны.
   Ирод устроил отцу роскошные похороны и покинул Иерусалим. Он занялся наведением порядка в Самарии, одной из областей страны. Внешне он как будто помирился с аристократической оппозицией и даже с Малихом, виновником смерти Антипатра. Но то было только внешне.
   И вот из Сирии пришло известие — Лаодикея взята. Гай Кассий одержал победу.
   Поздравить его с ней выехала и делегация из Иерусалима. Возглавлял ее Гиркан; в составе были также Ирод и Малих.
   Идумеец уже успел сообщить Кассию о том, кто виновен в смерти его верного союзника Антипатра. И меры были приняты.
   По пути делегация задержалась в Тире, чтобы встретиться с иудейскими заложниками, которых держали там римляне. Среди заложников был и сын Малиха.
   Вечером в тот же день Гиркан давал банкет. Было приглашено много гостей. Когда слуги сообщили, что приближается Малих, Гиркан и Ирод вышли ему навстречу, протягивая руки в знак приветствия и уважения. Гордый аристократ самодовольно улыбался.
   Но тут же дорогу ему преградили несколько римских офицеров, сверкнули лезвия мечей... Окровавленное тело рухнуло на землю.
   — Кто приказал вам убить его? — слабым голосом спросил оторопевший и перепуганный Гиркан.
   — Проконсул Гай Кассий, — ответил римский трибун, бросил меч в ножны и махнул рукой своим людям: — За мной!
   Квириний покачал головой, его лицо стало грустным.
   — Да, Ирод никому не прощал обид, он был очень мстительным человеком. И со временем это и привело к той ужасной трагедии... Ну, ладно, обо всем по порядку.
   Так вот, вскоре Ироду пришлось пережить несколько неприятных моментов. Наместник Сирии Гай Кассий увел свою армию в Малую Азию, где его соратники Марк и Децим Бруты собирали войска, чтобы сразиться с Антонием, Лепидом и Октавианом — будущим Августом, которые заключили союз, триумвират, и тоже копили силы.
   А в Иудее, лишенной римского строгого надзора, воцарился совершеннейший хаос. Марионеточные правители множества миниатюрных государств набросились друг на друга, словно голодные волки, пытаясь урвать у соседа кусок пожирнее. Каждый воевал с каждым...
   Ирод, назначенный Кассием губернатором южной части Сирии, ничего не мог поделать. В стране поднял восстание некий Геликс, поклявшийся отомстить за Малиха. Да и сам Гиркан — как стало известно — тайно вел переговоры с враждебными Ироду силами.
   Но энергия будущего иудейского царя спасла ситуацию. Его брат Фазаил быстро подавил мятеж и занял стратегически важные крепости Масаду и Махеронт, а сам Ирод сначала разгромил тирийцев, которые оккупировали часть Галилеи, а потом разбил войска правителя Халкиды Птолемея — союзника Антигона.
   Жители Иерусалима торжественно встретили победителя. Ему был вручен лавровый венок.
   А вскоре Ирод женился, уже во второй раз. Первой супруге он дал развод, хоть та и родила ему сына. Но к тому были веские причины — ведь его новой избранницей должна была стать Мариам, внучка самого Гиркана. Старый правитель хотел таким образом задобрить своего грозного советника, который начал уже подозревать его в интригах.
   Квириний умолк, его бесцветные глаза не мигая смотрели в стол. Наконец он глубоко и грустно вздохнул и вернулся к прерванному рассказу:
   — Это была очень красивая женщина, тогда, правда, еще совсем ребенок. Я видел ее потом, когда она уже расцвела, как нежный цветок. И наверняка Ирод женился на ней не только по расчету — он действительно любил Мариам. Но ей его любовь счастья не принесла.
   Ну, а пока молодые справляли свадьбу, пока веселились жители столицы, пока отряды Фазаила наводили окончательный порядок в стране, а гордая аристократия вынуждена была смиренно склонить головы перед Иродом, который через женитьбу оказался принятым в род Асмонеев — древнейший и наиболее почитаемый род в Иудее, — непредсказуемая Фортуна вдруг снова крутнула свое колесо, да так, что в одночасье начали рушиться троны и рассыпаться целые государства.
   В битве под Филиппи в Македонии войска Брута и Кассия потерпели сокрушительное поражение. Предводители покончили жизнь самоубийством. Победу праздновали Октавиан, Лепид и Антоний.
   Именно Антонию — после дележа добычи — достался Восток. Верный соратник Юлия Цезаря быстро собрал армию И двинулся к месту назначения, в края, где прошла его молодость.
   А Ирод и вся Иудея оказались перед стеной неизвестности. Кого поддержит, а против кого ополчится новый правитель? Будет ли он мстить тем, кто держал сторону Гая Кассия?
   На эти вопросы скоро был получен ответ.

Глава XV
Ирод и Антоний

   Квириний замолчал, вспоминая тревожную атмосферу тех дней. Он сам — тогда еще молодой двадцатилетний трибун из армии Марка Антония — принимая участие в походе на Восток.
   — Так вот, — снова заговорил старик, — Антоний задержался в Дафне под Антиохией и тут к нему со всех ног бросились соперники из Иудеи. С одной стороны — сто самых знатных аристократов, с другой — Гиркан, Ирод и их друзья.
   Они не жалели сил, поливая друг друга грязью в глазах римского полководца. Тому надо было проявить недюжинную смекалку, чтобы сделать правильный выбор.
   И он его сделал. Этому способствовали несколько факторов. Первый — Антоний ведь уже раньше бывал в Палестине и лично знал Антипатра, верного союзника римлян. Поэтому решил, что и на сына его можно было положиться. Второй — Ироду удалось привлечь на свою сторону близкого друга и советника Антония — Валерия Мессалу. Поговаривали, что идумеец не пожалел золота, чтобы обеспечить себе поддержку влиятельного патриция.
   И третий — если бы Антоний решил сейчас передать власть из рук Гиркана в руки оппозиции, это наверняка вызвало бы гражданскую войну, совершенно ненужную Риму. Зачем же перекраивать политическую карту, если те, кто сейчас правят страной, вполне лояльны и надежны? Так думал Антоний и был прав.
   Через несколько дней он издал указ, в котором назначал Гиркана первосвященником и этнархом Иудеи; Ирод и Фазаил получили титулы тетрархов, что по-гречески значит: правитель части страны.
   Оппозиция пыталась еще бороться. Несколько фанатиков даже подбили людей на демонстрацию — она состоялась, когда Антоний прибыл в Тир. Но римлянин не пожелал даже разговаривать с иудейскими аристократами, а когда те стали настаивать и отказались разойтись по-хорошему, бросил на них солдат.
   Десятки человек погибли, остальные бежали в страхе. Вопрос о власти в Иудее был решен.
   Квириний поднес к губам кубок и сделал два маленьких глотка. Светоний Паулин тоже пригубил из своей чаши. Лишь Сабин не пошевелился, ожидая продолжения рассказа.
   Старик прокашлялся и заговорил:
   — Но тут в жизни Антония произошла крутая перемена. Он встретил Клеопатру, царицу Египта. Собственно, это была не первая их встреча — Антоний видел ее и раньше, когда в качестве офицера Габиния помогал вернуть трон отцу Клеопатры, Птолемею Авлету, и потом, когда она стала подругой Цезаря. Но на сей раз он посмотрел на эту женщину другими глазами.
   Клеопатра приехала к нему в Тарс, в Малую Азию, чтобы заверить в своей лояльности по отношению к Риму. Она прибыла туда на огромном корабле, украшенном гирляндами цветов, одетая, как Венера, Богиня любви. И пышность царского двора, и, конечно, красота самой царицы ослепили Антония. Он — опытный храбрый воин и трезвый искушенный политик — совершенно потерял голову.
   Вдвоем они направились в Александрию, где проводили время в пирах и забавах. Все остальное отошло на второй план, Антоний потерял интерес к политике. И это была его главная ошибка.
   Ну, как обстояли тогда дела в Италии, вы знаете, не буду об этом говорить. Сосредоточимся на положении в Палестине.
   Так вот, погруженный в любовные утехи правитель Востока проморгал нового и очень опасного врага. Парфян.
   Ох уж эти парфяне! Сколько неприятностей доставили они Риму и до сих пор продолжают доставлять. У нас был шанс разделаться с ними раз и навсегда, но Марк Красс провалил дело, погубив свою армию и позволив врагам казнить его самого. С тех пор между Римом и парфянскими царями установился какой-то шаткий нейтралитет, лишь изредка нарушаемый при столкновениях в Армении.
   Но парфяне не собирались успокаиваться, они давно вынашивали захватнические планы и вот, казалось, настал самый подходящий момент, чтобы их осуществить.
   Тем более, что тогда при дворе «царя царей», как величали себя парфянские монархи, находился один весьма неглупый и совершенно беспринципный человек.
   То был римлянин, Квинт Лабиен. Он служил Бруту и Кассию, убийцам Цезаря. Они и отправили его на Восток, попросить помощи у парфянского государя Орода. Но пока шли переговоры, армию заговорщиков разбили под Филиппи и Лабиен остался не удел. Тогда он и решил послужить новому хозяину.