Хоффман Джиллиан. Возмездие

   — Так что ты хочешь сказать, Дом? Ты думаешь, Бантлинг попытался скопировать способ убийства? Ты готов поверить его заявлениям о том, что его подставили? Вся это связь с полицией вполне может быть совпадением. Черт побери, если послушать этих страдальцев, профсоюзных лидеров, так получается, что каждый дом в Майами подвергся обыску в то или иное время. Да, федералы очень напоминают тараканов, когда ищут наркотики. Тела девушек находили не в самых приятных местах, но ведь обычно так и бывает, Дом.
   — Я не думаю, что Бантлинг пытался скопировать манеру совершения преступления, Медведь. Я думаю, что он — оригинал. Порезы на телах расположены одинаково, всегда в одних и тех же местах, везде наносились в одном порядке. Если бы он пытался скопировать преступления, то не знал бы точно, где и как резать, не знал бы про наркотики. Но я все равно думаю, что есть какая-то связь с полицией.
   — Может, Бантлинг в прошлом был полицейским и его почему-то уволили, а мы это пропустили? Или его кошку убил полицейский? Есть масса причин, объясняющих, почему люди пытаются мстить полицейским, Домми. Нас любят делать козлами отпущения.
   Доминик кивнул и какое-то время медленно потягивал кофе.
   — Может быть, — наконец сказал он. — Однако в случае Анны Прадо, я думаю, у Бантлинга были другие планы, а мы их нарушили. Если мы сможем догадаться, что это были за планы, то вычислим и где его трофеи.
   Мэнни покачал головой:
   — Не знаю, Дом. Связь с полицией... Если она есть, то откуда Бантлинг мог знать про рейды, обыски, обучение, все то, что ты перечислял?
   Доминик молчал. Мэнни догадался, что думает друг, и тихо присвистнул:
   — О, какое дерьмо, Дом! Ты считаешь, есть еще один, да? У Бантлинга есть напарник, который в эти минуты хохочет над нами? И ты думаешь, что он может быть одним из нас?!

Глава 66

   Пять дней. У Си-Джей оставалось всего пять дней перед крупнейшим судебным процессом в ее карьере. Она жила, дышала, спала с этим делом уже больше года и как юрист знала, что отлично к нему подготовилась. Ока знала свидетелей, улики и жертвы. С тех пор как ее включили в спецподразделение, она ежедневно мысленно репетировала заключительное слово, добавляя к выступлению каждый новый всплывающий факт, каждый новый труп, который находили. И наконец в прошлом сентябре Си-Джей смогла добавить и имя обвиняемого, чтобы указать на него в зале суда перед группой желающих мести присяжных.
   Но теперь обвиняемый вполне может стать обвинителем. Прошло шесть недель с тех пор, как она в последний раз видела Бантлинга в заполненном зале суда. Тогда он попытался встать и указать на нее пальцем, опозорить перед коллегами и зрителями. Не зная этого, судья Часкел остановил его, адвокат успокоила его, и момент прошел, извержения не произошло. Он молчал шесть недель, и почти ежедневно Си-Джей раздумывала, когда зазвонит телефон, когда по почте придет новое заявление, когда на первых полосах газет появится заголовок: «Прокурор изнасилована Купидоном! Ее план мести провалился!» Сколько еще времени можно сдерживать Бантлинга? До допроса присяжных на предмет выяснения их беспристрастности и непредубежденности? Первых выступлений представителей сторон? Показаний Чавеса? Показаний Доминика? Судебного медика? Заключительных речей? Или, может, момент наступит, когда Бантлинг решит сам давать показания в свою защиту? Каждый день в зале суда будет длиться вечность, ей будет трудно держаться, в особенности когда Бантлинг станет неотрывно смотреть на нее, облизывать губы своим длинным розовым языком...
   И она знала: Бантлинг ждет, что она сорвется. С красивой белозубой улыбкой он держит в руках свою тайну над разверзшейся черной пропастью, в то время как Си-Джей, обливаясь потом, пытается снова ухватиться за спасительную соломинку. В этом отношении у него над ней полная власть, и он ею наслаждается. Это игра ума, и он может вести ее даже из тюремной камеры, из-за решеток и стальных дверей.
   Она должна выиграть это дело. Если она этого не сделает, то Бантлинг уйдет из зала суда свободным человеком. Может, не сразу — может, его какое-то время подержат у себя федералы, чтобы попытаться обвинить в грабежах, но доказательств, связывающих его с грабежами, не больше, чем доказательств, связывающих его с убийствами. А затем Бантлинг выйдет на свободу, и Си-Джей не будет знать, где он, пока Бантлинг не появится, например, как сосед по дому, или на эскалаторе в здании суда, или в ресторане, где она ужинает, или в закусочной, где она обедает. Как в Нью-Йорке, когда мог появиться где угодно, он снова сможет появиться здесь. Только на этот раз Си-Джей ничего не удастся сделать. Она станет кричать, кричать и кричать на оживленной улице, когда он пройдет мимо нее, или в автобусе, когда он сядет рядом с ней, или в ресторане, когда он придержит для нее дверь, и никому ничего не удастся сделать, пока Бантлинг ее не тронет. Но будет уже слишком поздно.
   Серое мерцание компьютерного экрана в тускло освещенном помещении заставило ее прищуриться. Она заканчивала первый вариант вопросов, которые планировала задавать потенциальным присяжным во время процедуры отбора. Теперь Си-Джей опускала шторы, если одна оставалась работать в кабинете, чтобы защититься от внимательных глаз соседа, разместившегося на другой стороне улицы. На столе были разложены первые три варианта ее выступления в начале процесса. Они были различными. Все зависело от того, начнет вулкан извержение — выплюнет свою раскаленную лаву, или нет, удастся ли Доминику и другим сотрудникам спецподразделения найти дополнительные доказательства. Ответ был где-то рядом, Си-Джей знала это, и она не перестанет искать его, пока...
   А что, если Бантлинг не убийца?
   Си-Джей в это не верила, но вдруг? А если полицейские не найдут сердца или дополнительных улик, потому что их просто нет? Может, это кто-то другой? Кто-то, кто сейчас точит свой лучший нож и ждет еще одной возможности вылезти из темного переулка, пока она пытается удержать дьявола через улицу за решеткой? А если он снова нанесет удар и они об этом не узнают, поскольку больше никого не ищут? Все улики, которые они обнаружили и собрали, неизбежно и безоговорочно указывают на Бантлинга — за одним исключением.
   Си-Джей осторожно повертела в руках магнитофонную кассету.
   " — Служба «девятьсот одиннадцать». Что у вас случилось?
   — Машина. Черный «Ягуар XJ8» последней модели. Сейчас он направляется на юг по Вашингтон-авеню, свернул с Линкольн-роуд. У него два килограмма кокаина в багажнике, он направляется в аэропорт. Он поедет по шоссе Макартура к аэропорту, если вы его вдруг не задержите на Вашингтон-авеню.
   — Ваша фамилия, сэр? Откуда вы звоните?"
   Гудки — повесили трубку.
   Си-Джей прослушала эту пленку по крайней мере тридцать раз после того, как ей ее переписали в отделе полиции Майами-Бич. Голос звучал приглушенно, словно звонивший прикрыл микрофон куском ткани. Но он был низким и определенно мужским. Звонивший говорил спокойно, не спешил, не заикался. На заднем фоне играла тихая музыка, едва уловимо, не исключено, какая-то опера.
   Зачем кому-то звонить с ложным сообщением, будто в машине везут наркотики? Кто хотел, чтобы «ягуар» остановили и обыскали багажник? Разозленный водитель, жаждавший мести за то, что его подрезали? Низкий спокойный голос по телефону не звучал раздраженно или расстроенно. Не похоже, что звонили из автомобиля по мобильному. Не было обнаружено никаких доказательств, подтверждающих или дающих основания предполагать, что Бантлинг незаконным образом применял наркотики, не то что ими торговал.
   Кто хотел, чтобы машину обыскали?
   Единственный возможный ответ заставил кровь Си-Джей застыть в венах.
   Тот, кто точно знал, что именно найдет полиция.

Глава 67

   Как только Си-Джей открыла входную дверь, она уловила аромат жареной курицы с перцем и лимоном и горячих бисквитов. Люси поднялась на лапы, чтобы найти источник запаха, отчаянно пытаясь проскочить в холл, но хозяйка поймала ее. Тибби номер два нашел человека, который держал вкусности в руках, — он кокетливо терся об икру Доминика, непрерывно мурлыкая, словно неделю не ел.
   — Как я вижу, ты позаботился об ужине, — сказала Си-Джей.
   — Мы же не можем совещаться без еды, — ответил Доминик, проходя в квартиру. — Однако особо не обольщайся. Это из «Публикса». Я попросил побольше сливок на бисквиты.
   Затем он вытащил из коричневого бумажного пакета, висевшего у него за спиной, бутылку и протянул Си-Джей:
   — Никакой ужин нельзя считать полноценным без бутылочки хорошего вина, Я купил шардонне. — Доминик наклонился и погладил Люси. — Эй, Люси, старушка! Ты хочешь сказать, твоя мама тебя еще не кормила? Ну, у меня для тебя есть сюрприз!
   Тибби громко замяукал. «И ты, Брут?» — подумала Си-Джей.
   — И для тебя тоже, Тибби, есть сюрприз! Конечно.
   Из-за спины Доминик достал еще один пластиковый пакет из «Публикса». В нем лежал контейнер с готовыми куриными печенками. Люси радостно залаяла. Тибби чуть не прыгнул Доминику на плечо.
   — Давайте-ка наполним ваши миски, — предложил гость.
   Си-Джей следила за шоу от кухонного стола, раскладывая по тарелкам жареную курицу и бисквиты, затем достала бокалы для вина.
   — Теперь она будет лаять минут двадцать. И ее сегодня нужно еще разок вывести на улицу.
   — Все нормально. Я с ней попозже погуляю. — Доминик зашел в кухню. Он встал за Си-Джей, сервирующей стол. — Я открою вино, — сказал он. Когда она повернулась, Доминик нежно поцеловал ее в губы. — И кому теперь нужна еда? — игривым тоном спросил он.
   — Хорошо, казанова. Продемонстрируй свои мускулы и открой вино.
   — Без проблем.
   Держа в руке бутылку, Доминик обнял Си-Джей, затем его губы снова нашли ее, его язык играл с ее. Си-Джей провела руками по его водолазке, почувствовала его силу, ширину плеч, твердость накачанных мускулов, потом обвила руками его шею. Доминик поставил бутылку на стол, вынул блузку Си-Джей из брюк и запустил руки под шелк, влажные и холодные от бутылки с вином. Они прошлись у нее по спине, вызывая восхитительно приятную дрожь, по застежке бюстгальтера и остановились, чтобы погладить ей плечи. Затем руки Доминика снова устремились назад, чтобы расстегнуть бюстгальтер, пальцы нашли грудь. Доминик стал массировать упругую грудь Си-Джей, чувствуя, как она твердеет под его прикосновениями.
   Одна рука отправилась вниз, к ее животу, минуя жуткие шрамы, и нашла пуговицу брюк. Си-Джей не могла прервать поцелуй, и не прошло и секунды, как пуговица оказалась расстегнута, «молния» тоже, и рука Доминика скользнула еще ниже, забралась в трусики, и его пальцы обнаружили, что там уже влажно и Си-Джей хочет его. Ее брюки упали на пол. Доминик поднял ее и усадил на кухонный стол, продолжая ласкать, а затвердевший пенис прижимался к внутренней стороне ее бедра.
   Она знала, что сейчас случится, и заставила себя оторваться от его губ. Си-Джей открыла глаза и увидела яркий свет ламп.
   — Доминик, давай пойдем в спальню, — прошептала она.
   Его пальцы стали быстрее двигаться внутри ее, и по ее телу пробежала приятная дрожь.
   — Давай займемся любовью здесь. Позволь мне увидеть тебя, Си-Джей. Ты такая красивая, — прошептал он в ответ и стал ласкать ее ухо. Он начал расстегивать блузку.
   — Нет. Нет. В спальню. Пожалуйста, Доминик.
   Приятная дрожь от прикосновений теперь охватила все тело Си-Джей, желание набегало волнами... До оргазма было совсем близко.
   — Позволь мне увидеть тебя. Я люблю твое тело. Я хочу видеть то, что делаю с тобой.
   Его рука стянула ее трусики, и Си-Джей теперь прикрывал только тонкий белый шелк блузки, а Доминик расстегнул уже все пуговицы.
   — Нет, — покачала она головой. — Пожалуйста.
   Доминик немного отодвинулся и посмотрел ей в глаза. Не произнося больше ни слова, он нежно взял ее на руки и отнес в погруженную во тьму спальню.

Глава 68

   Они лежали рядом в темноте, Си-Джей прижалась спиной к груди Доминика. Двое сентиментальных влюбленных. Он смотрел на тусклый красный свет будильника, пока она дремала, его пальцы играли с ее волосами. После занятий любовью Си-Джей, как и всегда, быстро надела футболку, перед тем как опять свернуться калачиком на кровати. Доминик запустил руку под футболку, чувствуя ее теплую спину под своей ладонью, ее нежную кожу. Доминик наблюдал за Си-Джей, за тем, как она спит, как под его рукой ее тело слегка поднимается и опускается с каждым вздохом.
   Как часто случалось, его мысли обратились к Натали, и в свете будильника ему привиделись длинные пряди ее черных волос, как они лежали у нее на плечах и падали на спину, когда она спала. Натали. Его невеста и единственная женщина, к которой он испытывал такие же чувства, с которой ему так нужно было быть вместе. Просто находиться рядом и смотреть, как она спит. Он вспомнил, насколько сильной была боль, когда ее не стало, когда он потерял ее навсегда. Горе буквально раздавило его. Доминик чувствовал, словно душа его умерла вместе с ней, словно кто-то пробил дыру у него в груди и вырвал сердце. Смерть Натали заставила его понять, какую боль испытывали родственники жертв расследуемых им преступлений. Болела душа. И Доминик знал самую жестокую тайну жуткого клуба, в который его включила судьба: время не обязательно излечивает все раны.
   Он не сможет снова пережить такую боль. Он не забыл пытку пробуждения утром, когда обводил взглядом квартиру и вспоминал каждую счастливую минуту с Натали, запечатленную на фотографиях, висевших на стенах, или видел какой-нибудь приставной столик, который они вместе покупали, или любимую чашку, из которой Натали пила кофе. Ежедневная агония тянулась и тянулась, пока наконец не парализовала его и Доминик поклялся, что никогда больше не позволит себе привязаться к женщине. Он загнал воспоминания подальше, но вдруг что-то заставило их всплыть на поверхность. Доминик видел светлое лицо Натали и ее милую улыбку, а потом — холодные пустые глаза трупа.
   Доминик лежал рядом с Си-Джей, запах ее волос сводил его с ума. И несмотря на все разумные обещания себе, он обнаружил, что хочет с ней большего, хочет знать все, что можно о ней узнать.
   Он поцеловал ее в шею и почувствовал, как она зашевелилась. Си-Джей придвинулась к нему поближе.
   — Сколько времени? — сонно пробормотала ока.
   — Двенадцать. Ты спала примерно час.
   — Надеюсь, я не храпела?
   — Сегодня нет.
   Она перекатилась на другой бок и положила голову ему на грудь.
   — Я очень хочу есть, — сказала Си-Джей и посмотрела на закрытую дверь спальни. В щелочку под дверью пробивался свет. Было очень тихо. — Интересно, а курица осталась?
   — Я не успел дать твоим питомцам куриные печенки. Сомневаюсь, что курица уцелела.
   — Это напоминает плохой фильм ужасов, — шутливо произнесла Си-Джей легким тоном. — Совращенная женщина отправляет своего мужчину за пивом после того, как они покувыркались в постели, и он обнаруживает, что в кухне не осталось ничего съестного после атаки голодных домашних животных.
   — Хорошо, что я закрыл дверь, иначе толстый кот мог бы уже оказаться здесь и под дулом моего пистолета требовать добавки. Знаешь ли, он в их паре главный.
   — Кажется, у меня есть замороженная пицца. Может, еще и суп. Пожалуй, больше ничего.
   Они какое-то время лежали в темноте, перед тем как Доминик снова заговорил.
   — А что означает «Си-Джей»? — внезапно спросил он. — Я вспомнил, что ни разу не задавал тебе этот вопрос.
   Она сжалась. Ее застали врасплох, и поэтому она поняла, что отвечает ему:
   — Хлоя, Хлоя Джоанна.
   — Хлоя. Мне нравится это имя. Почему ты его сократила?
   — Пожалуйста, не называй меня так.
   — Не стану, если ты не хочешь, но объясни почему.
   — Я не хочу об этом говорить. Это личное. — Она отстранилась от него.
   Доминик ждал мгновение и затем спросил со вздохом:
   — Почему ты полна тайн? Почему ты мне их не открываешь?
   — Имя — часть моего прошлого. А я его не желаю обсуждать.
   — Но прошлое — это часть тебя. — И он добавил тихим голосом: — А я хочу быть частью тебя, Си-Джей.
   — Прошлое — это то, какой я была, а не то, какая я сейчас. Это все, что я могу тебе сказать, Доминик. — Она села на кровати.
   Он тоже сел и натянул брюки.
   — Хорошо. Хорошо. Я подожду, — сказал он обреченно. — А что, если я сделаю нам омлет? Яйца есть?
   Она словно не услышала вопроса.
   — Доминик, нам нужно поговорить, и я не хочу, чтобы ты все понял неправильно. — Си-Джей неподвижно сидела у края кровати, повернувшись к нему спиной. — Судебный процесс начнется всего через несколько дней, и я думаю, пока нам не стоит быть вместе. Я думаю, что к нам обоим будет привлечено большое внимание прессы и начальства, а мои чувства к тебе, как мне кажется, написаны у меня на лице, когда я нахожусь рядом с тобой. Мы должны держаться на расстоянии.
   Он словно получил пощечину.
   — Ну и что, если люди догадаются о наших чувствах друг к другу? Какое это имеет значение?!
   — Это имеет значение для меня. Я не могу провалить дело, Доминик. Не могу! Бантлинга нужно отправить в камеру смертников за то, что он сделал.
   — Согласен с тобой, Си-Джей, он получит по заслугам. Это я тебе обещаю. — Доминик придвинулся к ней. — Мы делаем все, что только можно. У нас хорошо подготовлено дело. Ты — внушающий благоговение государственный обвинитель. Бантлинг отправится в камеру смертников. — Доминик посмотрел в глаза Си-Джей. — Почему ты так беспокоишься? Что еще он сделал, Си-Джей? Поговори со мной, пожалуйста.
   Какое-то время Доминик думал, что она ему скажет. У нее дрожали губы и по щекам текли слезы, но она быстро взяла себя в руки.
   — Нет. — Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Доминик, ты мне очень дорог. Больше, чем можешь себе представить. Но нам необходимо сохранять дистанцию во время судебного процесса. Мне это нужно, и мне нужно, чтобы ты это понял. Пожалуйста.
   Доминик протянул руку к водолазке и натянул ее. Он молча закончил одеваться, пока Си-Джей сидела на краю кровати, все еще повернувшись к нему спиной. Дверь спальни открылась, в комнату проник свет. Доминик заговорил холодно и отстраненно:
   — Нет. Не проси меня снова понять то, что я не в состоянии понять.
   Забрав пистолет и ключи с кофейного столика в гостиной, он ушел.

Глава 69

   Дверь, ведущая в кабинет, распахнулась, и судья Часкел поспешно вошел в зал. Черная мантия развевалась за его спиной.
   — Всем встать! Начинается судебное заседание. Достопочтенный судья Леопольд Часкел председательствует, — объявил бейлиф Хэнк.
   В зале суда воцарилась тишина, судья быстро надел очки и нахмурился, просматривая список потенциальных присяжных, который Джанин, секретарша, оставила для него на столе. Скамьи, обычно занимаемые присяжными, были пусты, как и ряды мест в зале в правой части, отделенные веревкой. Именно там усадят потенциальных присяжных во время процедуры выбора. Любопытные и, конечно, представители СМИ занимали ряды слева. Было десять минут десятого, 18 декабря, понедельник.
   — Доброе утро всем. Простите за опоздание. Я присутствовал на праздничном завтраке для судей, который не мог пропустить. Уже ведь начался рождественский сезон. — Судья поверх очков посмотрел вниз со своего возвышения — туда, где за своим столом сидела Джанин, прямо перед судейским местом. — Хотя рождественский сезон и начался, я все равно попросил бы не надевать головных уборов, пока идет заседание суда, Джанин. — Он имел в виду остроконечную красно-белую шапку Санта-Клауса на голове секретарши. Она быстро сняла ее. Судья откашлялся. — Сегодня мы собрались для слушания дела по обвинению... — начал он, потом резко замолчал и обвел глазами зал. — А где подсудимый? — нахмурившись, спросил он.
   — Его ведут из тюрьмы. Прямо сейчас, — ответил Хэнк.
   — А почему он еще не в зале? Я же сказал в девять, Хэнк. Не в девять пятнадцать. Опаздывать дозволяется только судье.
   — Да, ваша честь, но, похоже, он сегодня с утра заставил охрану поволноваться, — пояснил Хэнк. — Не желал выполнять требования.
   Явно раздраженный, судья Часкел покачал головой:
   — Я не хочу, чтобы конвоиры заводили обвиняемого перед собравшимися потенциальными присяжными. Не нужно им на это смотреть. Попридержите их и не пускайте в зал, пока его не доставят. Сколько потенциальных присяжных ждут внизу, Хэнк?
   — Двести.
   — Двести? Это перед праздниками? Очень хорошо. Давайте начнем с первых пятидесяти и посмотрим, как пойдет дело. И я хочу поговорить с мистером Бантлингом перед тем, как мы начнем работу с потенциальными присяжными. — Он посмотрел на Лурдес поверх очков. — Мисс Рубио, ваш подзащитный зарабатывает репутацию любителя создавать проблемы как в зале суда, так и за его пределами.
   Лурдес выглядела смущенной, словно поведение подзащитного было ее виной. На прошлой неделе, на совещании о состоянии дел, Си-Джей впервые увидела ее после Хэллоуина и, как и в тот день в кабинете судьи, обратила внимание, что Лурдес отводит взгляд.
   — Простите, ваша честь, — начала Лурдес, но ее перебил довольно громкий звук открывающейся двери, которая вела к скамьям присяжных.
   Три мощных конвоира вошли в зал, ведя Уильяма Бантлинга, скованного наручниками и кандалами. Он был одет в дорогой черный итальянский костюм и белую рубашку со светло-серым шелковым галстуком, тоже явно дорогим и фирменным. Несмотря на то что Бантлинг потерял, на взгляд Си-Джей, около двадцати фунтов, выглядел он неплохо, если не считать левую сторону лица, красную и поцарапанную. Конвоиры усадили его рядом с Лурдес, которая, как заметила Си-Джей, слегка отодвинула свой стул.
   — Не снимайте пока наручники, господа. Мне нужно сказать пару слов мистеру Бантлингу, — суровым голосом объявил судья. — Почему его привели так поздно?
   — Он устроил скандал, ваша честь, — ответил один из конвоиров. — Начал ругаться и кричать, заявляя, что не пойдет в зал суда без всех драгоценностей, в которых его арестовали. Назвал нас шайкой воров. Нам пришлось применить силу, чтобы вывести его из камеры.
   — Почему он не может надеть все драгоценности?
   — Таковы требования в целях безопасности.
   — Часы угрожают безопасности? Давайте не доходить до абсурда. Я позволяю ему надевать драгоценности в зал суда. — Судья Часкел прищурился и посмотрел на Бантлинга: — А теперь послушайте меня, мистер Бантлинг. Я видел ваши срывы в этом зале суда и слышал о том, что вы выкидывали в других местах, и предупреждаю вас здесь и сейчас, что не потерплю подобного и вообще не отличаюсь терпением. Три выходки — и больше с вами никто церемониться не будет. Вы уже устроили две. Если возникнет необходимость, то я прикажу вас связать, вставить вам в рот кляп и приводить вас сюда каждый день в красном комбинезоне. Вы меня поняли?
   Бантлинг кивнул, ни разу не отведя взгляда от бросающего ему вызов судьи Часкела.
   — Да, ваша честь.
   — Так, еще у кого-то есть заявления или мы приступим к выбору присяжных?
   Бантлинг перевел взгляд на Си-Джей. Ее тайна могла открыться.
   Судья Часкел подождал мгновение, затем продолжил:
   — Хорошо. Никто больше не хочет выступать с заявлениями. Давайте приступать к делу. Охрана, снимите наручники и кандалы с мистера Бантлинга. Хэнк, приглашай первых пятьдесят счастливчиков. Я хочу выбрать присяжных до окончания недели. Давайте не затягивать эту процедуру и закончим до Рождества.
   Хотя Си-Джей не хватало воздуха и все плыло перед глазами, она с вызовом встретила взгляд Бантлинга. Его розовый язык показался из уголка рта и прошелся по верхней губе, затем по его лицу стала медленно расплываться улыбка. Его рот, казалось, блестел в освещении ярких ламп.
   Тогда она поняла, что в этот день он не нарушит молчания и не сообщит ее тайну всему миру. Бантлинг заставит ее мучиться ожиданием. Он использует тайну как смертельное оружие — выхватит его, когда оно ему больше всего потребуется, и молниеносно воткнет прямо в яремную вену Си-Джей.

Глава 70

   Группа присяжных состояла из пяти женщин и семи мужчин. Они приняли присягу в пятницу в 14.42, ровно за восемнадцать минут до того, как суд закрылся на рождественские каникулы. Это бил укороченный день. Присяжных в штате Флорида не изолируют, и поэтому всем им разрешили отправиться домой, к своим семьям. Четверо были латиноамериканцами, двое — афроамериканцами, шестеро — белыми. Именно они станут присяжными в деле по обвинению Уильяма Бантлинга. Их возраст колебался от двадцати четырех лет (инструктор по подводному плаванию) до семидесяти шести (бухгалтер на пенсии). Все жили в Майами, и хотя все они слышали или читали об убийствах Купидона, все заявили, что еще не пришли ни к какому определенному мнению относительно виновности или невиновности ответчика, и все дали клятву, что будут справедливы и беспристрастны к обеим сторонам.