Страница:
Си-Джей нашла его личную записную книжку, изъятую вместе с органайзером из сумки, стоявшей на заднем сиденье «ягуара», и стала пролистывать страницы. Потрепанный черный органайзер был забит листочками с адресами, визитками, обрывками спичечных коробков и салфеток, на которых поспешно записывались имена и телефоны. Си-Джей начала читать все, внимательно разбирая неряшливый почерк Бантлинга. Она искала что угодно, хоть что-нибудь. Она не знала, что именно. Когда-то графолог сказал ей, что по почерку можно определить, нормален ли человек или психически болен. Теперь Си-Джей размышляла о его словах и прикидывала, что бы он сказал о Бантлинге, взглянув на каракули в небольшой черной книжечке.
Там значились сотни людей, иногда только имя и номер телефона, и практически все женщины. Вероятно, Бантлинг записывал имена чуть ли не всех особ, которых когда-либо встречал, — в переполненной книжке их было очень много. Одни имена Си-Джей вспоминала по протоколам допросов, предоставленных спецподразделением. Другие ничего не значили. Просматривая имена десятков женщин, она внезапно похолодела и быстро перевернула несколько страниц, до буквы Л, с которой начиналась ее старая фамилия, чтобы проверить, не значится ли в этой маленькой черной книжечке и она сама. Си-Джей поспешно просмотрела фамилии, но «Ларсон» ей не встретилась. Затем она перевернула страницы на первую букву своего имени, ожидая увидеть что-то типа «Чтобы хорошо провести время, позвони Хлое! 202-18, квартира 1Б, Роки-Хилл-роуд, Бейсайд, Нью-Йорк», написанное на всю страницу. Затаив дыхание, Си-Джей прочитала все записи, но своего имени не нашла. Си-Джей вздохнула с облегчением.
Однако очень скоро она заметила еще одну фамилию в черной книжечке Бантлинга, записанную мелким почерком. Запись оказалась почти неразборчивой. Почти. Эта фамилия ее удивила — она никак не ожидала тут ее увидеть. И теперь Си-Джей предпочла бы не видеть ее никогда.
В записной книжке значилось: «Чамберс Г. 22, Алмериа-стрит, Корал-Гейблс, Флорида».
Глава 75
Глава 76
Глава 77
Глава 78
Глава 79
Глава 80
Там значились сотни людей, иногда только имя и номер телефона, и практически все женщины. Вероятно, Бантлинг записывал имена чуть ли не всех особ, которых когда-либо встречал, — в переполненной книжке их было очень много. Одни имена Си-Джей вспоминала по протоколам допросов, предоставленных спецподразделением. Другие ничего не значили. Просматривая имена десятков женщин, она внезапно похолодела и быстро перевернула несколько страниц, до буквы Л, с которой начиналась ее старая фамилия, чтобы проверить, не значится ли в этой маленькой черной книжечке и она сама. Си-Джей поспешно просмотрела фамилии, но «Ларсон» ей не встретилась. Затем она перевернула страницы на первую букву своего имени, ожидая увидеть что-то типа «Чтобы хорошо провести время, позвони Хлое! 202-18, квартира 1Б, Роки-Хилл-роуд, Бейсайд, Нью-Йорк», написанное на всю страницу. Затаив дыхание, Си-Джей прочитала все записи, но своего имени не нашла. Си-Джей вздохнула с облегчением.
Однако очень скоро она заметила еще одну фамилию в черной книжечке Бантлинга, записанную мелким почерком. Запись оказалась почти неразборчивой. Почти. Эта фамилия ее удивила — она никак не ожидала тут ее увидеть. И теперь Си-Джей предпочла бы не видеть ее никогда.
В записной книжке значилось: «Чамберс Г. 22, Алмериа-стрит, Корал-Гейблс, Флорида».
Глава 75
Грег Чамберс. Почему его фамилия записана у Бантлинга? Откуда они могли знать друг друга? Бантлингу просто кто-то посоветовал обратиться к Грегу как к психиатру?
Си-Джей встала и принялась расхаживать по кабинету, мысли кружились в голове. Если Бантлинг и Чамберс знакомы, то почему Грег ей об этом ничего не сказал? Он не мог это обойти. Значит, явно не подозревал, что Бантлинг о нем знает. Определенно записная книжка старая, записи могли делаться несколько лет назад. Вероятно, Грег так же удивится, как удивилась сама Си-Джей, узнав, что он занесен в эту записную книжку. Наверное, так и есть.
Но по мере того как она ходила взад-вперед по кабинету, а ее разум судорожно пытался выудить смысл из мыслей, которые крутились в голове, Си-Джей почувствовала, как знакомые цепкие пальцы паранойи ползут вверх по ее шее и сжимают мозг. И «а что, если» стало стучаться в дверь и требовать впустить.
А что, если они знакомы? А что, если они друзья? А что, если между ними нечто большее? Си-Джей сражалась с парализующим чувством страха, которое возвращалось к ней. Она боялась, что, даже находясь в тюремной камере, Бантлинг планировал сюрприз для нее. Она помнила его слова: они теперь сбываются.
«Я всегда буду следить за тобой, Хлоя. Всегда. Тебе от меня не уйти, потому что я всюду найду тебя».
Она посмотрела на заваленный бумагами стол, чашку с остывшим кофе, опущенные шторы, темный кабинет, освещаемый только тусклой настольной лапой и серым экраном компьютера. Уже три часа утра, а ей в восемь надо быть в зале суда. Начиная с сентября Си-Джей не удавалось поспать больше четырех часов за ночь.
«Ты делаешь поспешные выводы. Ты не мыслишь рационально. Это дело подавляет тебя. Бантлинг подавляет тебя. Он съедает тебя заживо. И ты ему это позволяешь».
Стресс — главная причина любой болезни, будь то физическая или душевная. Она знала, что стресс стал ускоряющим фактором ее последнего срыва. Ей нужно контролировать себя, пока она не вышла из-под контроля, пока вся ее жизнь не вышла из-под контроля. Ее отношения с другими людьми, ее карьера — все шло по спирали, как и раньше «Все повторяется, как раньше». Параллель пугала.
Си-Джей затушила последнюю сигарету и убрала бумаги в портфель, туда же положила и записную книжку. Она позвонила на пост охраны на первом этаже, разбудила охранника и направилась к лифту.
Ей требовалось сменить обстановку. Ей необходимо было подумать и отдохнуть.
Иначе все опять выйдет из-под контроля.
Как раньше.
Си-Джей встала и принялась расхаживать по кабинету, мысли кружились в голове. Если Бантлинг и Чамберс знакомы, то почему Грег ей об этом ничего не сказал? Он не мог это обойти. Значит, явно не подозревал, что Бантлинг о нем знает. Определенно записная книжка старая, записи могли делаться несколько лет назад. Вероятно, Грег так же удивится, как удивилась сама Си-Джей, узнав, что он занесен в эту записную книжку. Наверное, так и есть.
Но по мере того как она ходила взад-вперед по кабинету, а ее разум судорожно пытался выудить смысл из мыслей, которые крутились в голове, Си-Джей почувствовала, как знакомые цепкие пальцы паранойи ползут вверх по ее шее и сжимают мозг. И «а что, если» стало стучаться в дверь и требовать впустить.
А что, если они знакомы? А что, если они друзья? А что, если между ними нечто большее? Си-Джей сражалась с парализующим чувством страха, которое возвращалось к ней. Она боялась, что, даже находясь в тюремной камере, Бантлинг планировал сюрприз для нее. Она помнила его слова: они теперь сбываются.
«Я всегда буду следить за тобой, Хлоя. Всегда. Тебе от меня не уйти, потому что я всюду найду тебя».
Она посмотрела на заваленный бумагами стол, чашку с остывшим кофе, опущенные шторы, темный кабинет, освещаемый только тусклой настольной лапой и серым экраном компьютера. Уже три часа утра, а ей в восемь надо быть в зале суда. Начиная с сентября Си-Джей не удавалось поспать больше четырех часов за ночь.
«Ты делаешь поспешные выводы. Ты не мыслишь рационально. Это дело подавляет тебя. Бантлинг подавляет тебя. Он съедает тебя заживо. И ты ему это позволяешь».
Стресс — главная причина любой болезни, будь то физическая или душевная. Она знала, что стресс стал ускоряющим фактором ее последнего срыва. Ей нужно контролировать себя, пока она не вышла из-под контроля, пока вся ее жизнь не вышла из-под контроля. Ее отношения с другими людьми, ее карьера — все шло по спирали, как и раньше «Все повторяется, как раньше». Параллель пугала.
Си-Джей затушила последнюю сигарету и убрала бумаги в портфель, туда же положила и записную книжку. Она позвонила на пост охраны на первом этаже, разбудила охранника и направилась к лифту.
Ей требовалось сменить обстановку. Ей необходимо было подумать и отдохнуть.
Иначе все опять выйдет из-под контроля.
Как раньше.
Глава 76
Эстель как раз собирала свою большую сумку из плетеной соломки, чтобы идти домой, когда Си-Джей постучала в стекло над ее головой. Было начало восьмого, четверг, до Нового года оставалось всего три дня.
— О, мисс Таунсенд! — удивленно воскликнула Эстель, подняв голову от сумки, и прижала к груди руки с ярко-красными ногтями. — Вы меня испугали. Я вас не заметила.
— Простите, Эстель. Доктор Чамберс у себя?
— Да, — сказала несколько сбитая с толку секретарша, просматривая журнал. — Но сейчас у него пациент. — Она взглянула на Си-Джей и нахмурилась. — Простите, но вы не записаны на сегодняшний вечер.
Си-Джей знала, что у Эстель, вероятно, все зудит внутри, так ей хочется задать вопрос дня: «С вами все в порядке?» Сказать, как Си-Джей плохо выглядит. Даже судья Часкел сегодня отвел ее в сторонку в перерыве и спросил, нормально ли она себя чувствует. Крем-пудра больше не скрывала темные крути под глазами. Си-Джей потеряла пять фунтов только за последнюю неделю, а она ведь и так не была полной, на бледном лбу четче обозначились морщины. Она говорила всем, что это из-за недостатка сна, поскольку не думала, что люди поймут, если она скажет правду — что, вполне возможно, она снова сходит с ума. «Всего несколько дней до сумасшедшего дома. Поспешите и купите билет на представление». Но Эстель каждый день имела дело с сумасшедшими и знала, что такие вопросы задавать не следует.
— Я не договаривалась заранее, Эстель. Мне просто нужно увидеть доктора Чамберса, когда он закончит прием. Это очень важно. Он поймет.
— Ну тогда хорошо. Мне очень не хочется беспокоить его во время приема. — Она бросила взгляд на часы в приемной. — А мне нужно идти. Мы с мужем сегодня ужинаем не дома.
— Все в порядке, Эстель. Я просто подожду, пока доктор освободится. Однако мне обязательно нужно побеседовать с ним сегодня.
— О-о... — Эстель стала говорить тише. — О деле, которое вы ведете? Я каждый вечер смотрю вас по телевизору. Это всегда главная новость в одиннадцатичасовом выпуске.
— Мне просто нужно поговорить с врачом. Эстель какое-то время обдумывала ее слова.
— Ну, вы же друзья. Думаю, он не станет возражать. Тогда садитесь. У него сейчас последний пациент, он закончит примерно в половине восьмого. Вы его можете поймать, когда он будет уходить.
— Отлично. Спасибо, Эстель.
Эстель взяла свою соломенную сумку и пиджак и вышла в приемную.
— Обычно я остаюсь до конца приема, но сегодня мы ужинаем вместе с начальником Фрэнка и его женой. Ну, вы понимаете. Нельзя опаздывать.
— Не беспокойтесь.
Эстель остановилась у двери и снова заговорила шепотом:
— Вы в самом деле думаете, что Бантлинг все это сотворил, мисс Таунсенд? На самом деле?
— Я не стала бы выдвигать против него обвинительное заключение, если бы не думала, что он виновен.
«И это не все, Эстель. Я знаю, что он виновен. Только я не уверена так, как раньше, что он убийца».
— Никогда нельзя знать заранее, правда? — заметила Эстель и покачала головой. — До свидания, мисс Таунсенд.
— Нет, нельзя, — пробормотала Си-Джей, когда Эстель ушла.
Несколько минут она просто сидела в пустой приемной, собираясь с мыслями. Сегодня вечером у нее это не получалось. Это ее первая возможность поговорить с Грегом Чамберсом после того, что она обнаружила прошлой ночью. Си-Джей думала, что именно она ему скажет и как ей следует это сказать. Она не хотела, чтобы ее слова звучали как бред параноика, хотя и подозревала, что именно так сейчас выглядит.
Дверь в комнатку Эстель стояла слегка приоткрытой. Наверное, секретарша забыла ее закрыть, когда уходила. Си-Джей встала и начала беспокойно мерить шагами приемную, скатывая и распрямляя в потных ладонях старый номер журнала «Энтертейнмент уикли». У окошечка, за которым обычно сидела Эстель, Си-Джей остановилась и увидела, что дверь в кабинет врача, расположенная в конце коридора, плотно закрыта, как и всегда, когда он ведет прием. Си-Джей бросила взгляд на стол Эстель и заметила раскрытый журнал записи пациентов, который секретарша просматривала пять минут назад.
Си-Джей осторожно прошла к приоткрытой двери секретарши, остановилась на мгновение, опять взглянула в конец коридора. Дверь в кабинет Чамберса все еще оставалась плотно закрытой. Си-Джей подняла голову и взглянула на часы в приемной — 19.22.
Не рассуждая, она раскрыла дверь комнатки Эстель и перешагнула через порог к ее столу. Журнал записи пациентов был раскрыт на неделе, начинающейся с понедельника, 25 декабря, до пятницы 29 декабря. Последняя страница за 2000 год. Си-Джей быстро перелистала их и нашла период с понедельника 18 сентября до пятницы 22 сентября.
Она внимательно просмотрела колонку записей за понедельник — и нашла то, что искала. Это был последний пациент 18 сентября. За день до обнаружения тела Анны Прадо.
Си-Джей вздрогнула. Ее самый худший, самый иррациональный страх подтвердился.
На семь часов вечера в тот день был записан Б. Бантлинг.
— О, мисс Таунсенд! — удивленно воскликнула Эстель, подняв голову от сумки, и прижала к груди руки с ярко-красными ногтями. — Вы меня испугали. Я вас не заметила.
— Простите, Эстель. Доктор Чамберс у себя?
— Да, — сказала несколько сбитая с толку секретарша, просматривая журнал. — Но сейчас у него пациент. — Она взглянула на Си-Джей и нахмурилась. — Простите, но вы не записаны на сегодняшний вечер.
Си-Джей знала, что у Эстель, вероятно, все зудит внутри, так ей хочется задать вопрос дня: «С вами все в порядке?» Сказать, как Си-Джей плохо выглядит. Даже судья Часкел сегодня отвел ее в сторонку в перерыве и спросил, нормально ли она себя чувствует. Крем-пудра больше не скрывала темные крути под глазами. Си-Джей потеряла пять фунтов только за последнюю неделю, а она ведь и так не была полной, на бледном лбу четче обозначились морщины. Она говорила всем, что это из-за недостатка сна, поскольку не думала, что люди поймут, если она скажет правду — что, вполне возможно, она снова сходит с ума. «Всего несколько дней до сумасшедшего дома. Поспешите и купите билет на представление». Но Эстель каждый день имела дело с сумасшедшими и знала, что такие вопросы задавать не следует.
— Я не договаривалась заранее, Эстель. Мне просто нужно увидеть доктора Чамберса, когда он закончит прием. Это очень важно. Он поймет.
— Ну тогда хорошо. Мне очень не хочется беспокоить его во время приема. — Она бросила взгляд на часы в приемной. — А мне нужно идти. Мы с мужем сегодня ужинаем не дома.
— Все в порядке, Эстель. Я просто подожду, пока доктор освободится. Однако мне обязательно нужно побеседовать с ним сегодня.
— О-о... — Эстель стала говорить тише. — О деле, которое вы ведете? Я каждый вечер смотрю вас по телевизору. Это всегда главная новость в одиннадцатичасовом выпуске.
— Мне просто нужно поговорить с врачом. Эстель какое-то время обдумывала ее слова.
— Ну, вы же друзья. Думаю, он не станет возражать. Тогда садитесь. У него сейчас последний пациент, он закончит примерно в половине восьмого. Вы его можете поймать, когда он будет уходить.
— Отлично. Спасибо, Эстель.
Эстель взяла свою соломенную сумку и пиджак и вышла в приемную.
— Обычно я остаюсь до конца приема, но сегодня мы ужинаем вместе с начальником Фрэнка и его женой. Ну, вы понимаете. Нельзя опаздывать.
— Не беспокойтесь.
Эстель остановилась у двери и снова заговорила шепотом:
— Вы в самом деле думаете, что Бантлинг все это сотворил, мисс Таунсенд? На самом деле?
— Я не стала бы выдвигать против него обвинительное заключение, если бы не думала, что он виновен.
«И это не все, Эстель. Я знаю, что он виновен. Только я не уверена так, как раньше, что он убийца».
— Никогда нельзя знать заранее, правда? — заметила Эстель и покачала головой. — До свидания, мисс Таунсенд.
— Нет, нельзя, — пробормотала Си-Джей, когда Эстель ушла.
Несколько минут она просто сидела в пустой приемной, собираясь с мыслями. Сегодня вечером у нее это не получалось. Это ее первая возможность поговорить с Грегом Чамберсом после того, что она обнаружила прошлой ночью. Си-Джей думала, что именно она ему скажет и как ей следует это сказать. Она не хотела, чтобы ее слова звучали как бред параноика, хотя и подозревала, что именно так сейчас выглядит.
Дверь в комнатку Эстель стояла слегка приоткрытой. Наверное, секретарша забыла ее закрыть, когда уходила. Си-Джей встала и начала беспокойно мерить шагами приемную, скатывая и распрямляя в потных ладонях старый номер журнала «Энтертейнмент уикли». У окошечка, за которым обычно сидела Эстель, Си-Джей остановилась и увидела, что дверь в кабинет врача, расположенная в конце коридора, плотно закрыта, как и всегда, когда он ведет прием. Си-Джей бросила взгляд на стол Эстель и заметила раскрытый журнал записи пациентов, который секретарша просматривала пять минут назад.
Си-Джей осторожно прошла к приоткрытой двери секретарши, остановилась на мгновение, опять взглянула в конец коридора. Дверь в кабинет Чамберса все еще оставалась плотно закрытой. Си-Джей подняла голову и взглянула на часы в приемной — 19.22.
Не рассуждая, она раскрыла дверь комнатки Эстель и перешагнула через порог к ее столу. Журнал записи пациентов был раскрыт на неделе, начинающейся с понедельника, 25 декабря, до пятницы 29 декабря. Последняя страница за 2000 год. Си-Джей быстро перелистала их и нашла период с понедельника 18 сентября до пятницы 22 сентября.
Она внимательно просмотрела колонку записей за понедельник — и нашла то, что искала. Это был последний пациент 18 сентября. За день до обнаружения тела Анны Прадо.
Си-Джей вздрогнула. Ее самый худший, самый иррациональный страх подтвердился.
На семь часов вечера в тот день был записан Б. Бантлинг.
Глава 77
Си-Джей быстро просмотрела семь дат, которые выписала из ежедневника Бантлинга в предыдущую ночь. Все сходилось. Те же дни, то же время. И фамилия: Б. Бантлинг.
Это не было совпадением. ДР. Теперь сокращение имело смысл. ДР — это доктор... Чамберс был его врачом. Чамберс был врачом Бантлинга!
Си-Джей отошла от письменного стола, от журнала записи пациентов, от правды, которая стояла у нее перед глазами. Помещение плыло, и ей казалось, что ее сейчас стошнит. Что это означает? Как такое может быть? Он лечил их обоих. Он лечит ее насильника. Как долго это продолжалось? Годы? Воспоминания у нее в голове проносились со скоростью ураганного ветра. А она раньше встречалась с Бантлингом? Может, сидела рядом с ним в этой самой приемной, они обменивались улыбками или журналами, или говорили о погоде, пока она ждала своей очереди. «Что знал Чамберс? Чем с ним делился Бантлинг? Что знал Бантлинг? Чем Чамберс делился с ним?» Мысли, которые она отбросила прошлой ночью как иррациональные и параноидальные, снова мучили ее. Ей внезапно стало тяжело дышать.
Это не может случиться. Не снова. «Пожалуйста, Господи, не надо больше. Один человек может вынести только определенный груз. А мне уже хватит. Я больше не могу». Она должна выбраться отсюда. Она должна подумать. Си-Джей натолкнулась на стул Эстель, он отлетел к стене, и она услышала глухой звук — картинная рама слетела на пол. Си-Джей повернулась и бросилась в открытую дверь, на бегу схватив свою сумочку с кресла в приемной. За спиной она услышала приглушенный голос:
— Что это было, черт побери? Эстель?
Затем в конце коридора открылась дверь кабинета, но больше это не имело значения. Си-Джей распахнула тяжелую дубовую входную дверь и пробежала мимо аккуратных клумб с желтыми, белыми и красными цветами, по дорожке, выложенной кирпичом. Прочь от красивого домика в испанском стиле, на Алмериа-стрит, в богатом безопасном районе Корал-Гейблс. Прочь от доброго понимающего доктора, к которому на протяжении последних десяти лет она обращалась за помощью, чтобы справиться с реальностью и страхом, парализовавшим сознание. Но теперь Си-Джей бежала от всего этого так быстро, как позволяли ноги. Она забралась в джип и рванула с места, чуть не задавив велосипедиста, который внезапно вынырнул у нее перед машиной и выкрикивал ругательства.
Она погнала по Алмериа-стрит, направляясь к автостраде Долфин, как раз когда доктор Чамберс вышел в пустую приемную, чтобы посмотреть, в чем дело.
Это не было совпадением. ДР. Теперь сокращение имело смысл. ДР — это доктор... Чамберс был его врачом. Чамберс был врачом Бантлинга!
Си-Джей отошла от письменного стола, от журнала записи пациентов, от правды, которая стояла у нее перед глазами. Помещение плыло, и ей казалось, что ее сейчас стошнит. Что это означает? Как такое может быть? Он лечил их обоих. Он лечит ее насильника. Как долго это продолжалось? Годы? Воспоминания у нее в голове проносились со скоростью ураганного ветра. А она раньше встречалась с Бантлингом? Может, сидела рядом с ним в этой самой приемной, они обменивались улыбками или журналами, или говорили о погоде, пока она ждала своей очереди. «Что знал Чамберс? Чем с ним делился Бантлинг? Что знал Бантлинг? Чем Чамберс делился с ним?» Мысли, которые она отбросила прошлой ночью как иррациональные и параноидальные, снова мучили ее. Ей внезапно стало тяжело дышать.
Это не может случиться. Не снова. «Пожалуйста, Господи, не надо больше. Один человек может вынести только определенный груз. А мне уже хватит. Я больше не могу». Она должна выбраться отсюда. Она должна подумать. Си-Джей натолкнулась на стул Эстель, он отлетел к стене, и она услышала глухой звук — картинная рама слетела на пол. Си-Джей повернулась и бросилась в открытую дверь, на бегу схватив свою сумочку с кресла в приемной. За спиной она услышала приглушенный голос:
— Что это было, черт побери? Эстель?
Затем в конце коридора открылась дверь кабинета, но больше это не имело значения. Си-Джей распахнула тяжелую дубовую входную дверь и пробежала мимо аккуратных клумб с желтыми, белыми и красными цветами, по дорожке, выложенной кирпичом. Прочь от красивого домика в испанском стиле, на Алмериа-стрит, в богатом безопасном районе Корал-Гейблс. Прочь от доброго понимающего доктора, к которому на протяжении последних десяти лет она обращалась за помощью, чтобы справиться с реальностью и страхом, парализовавшим сознание. Но теперь Си-Джей бежала от всего этого так быстро, как позволяли ноги. Она забралась в джип и рванула с места, чуть не задавив велосипедиста, который внезапно вынырнул у нее перед машиной и выкрикивал ругательства.
Она погнала по Алмериа-стрит, направляясь к автостраде Долфин, как раз когда доктор Чамберс вышел в пустую приемную, чтобы посмотреть, в чем дело.
Глава 78
— Первый надрез, которым вскрыли грудную полость, вертикально идет вниз, через всю грудную клетку, к пупку. Разрез чистый, нет ни зигзагов, ни разрывов кожи по бокам.
Джо Нейлсон невольно вздрогнул, демонстрируя сказанное на пластиковом женском манекене, установленном напротив присяжных, и указка слегка дернулась у него в руке.
— Второй разрез производился горизонтально, под грудью, начинается он под правой и продолжается вбок, к левой груди и под ней. И снова это единый разрез, чистый, никаких зигзагов и разрывов кожи.
— У вас сложилось мнение, каким типом инструмента делались эти разрезы? — спросила Си-Джей.
В зале суда стояла тишина, собравшиеся внимали каждому слову.
— Да. Это был скальпель. Разрезы глубокие, проходят до кости через три слоя — кожа, жировая ткань и, наконец, мышца. Не заметно ни разрывов, ни извилин. Скальпель «пятерка», изъятый из дома обвиняемого, проверялся нами на предмет соответствия разрезам на груди мисс Прадо. Глубина и ширина разрезов соответствуют. Они оказались идентичны.
Рядом с манекеном на мольбертах были закреплены две фотографии. На одной изображен увеличенный в пятьдесят раз скальпель, изъятый из дома Бантлинга, на второй — крупным планом разрез на груди Анны Прадо.
— После проведения разрезов грудину сломали, а грудную клетку раздвинули.
— Какой инструмент использовался, чтобы сломать грудину?
— Вероятно, кусачки.
— Анна была еще жива на тот момент?
— Да. Смерть — это остановка сердца. Когда грудину мисс Прадо сломали, легкие оказались открыты для доступа воздуха и внешнего давления, что, в свою очередь, вызвало ателектаз[21]. Легкие прекратили работу, кислород перестал циркулировать и поступать к сердцу и мозгу. Смерть от удушья в таком случае наступает примерно через две — пять минут. Во время вскрытия воздух был обнаружен в левом легком мисс Прадо, поэтому ясно, что смерть наступила не от удушья. И да, она все еще оставалась жива, когда...
Внезапно в зале суда раздался вой. Это была мать Анны. Она рыдала, ее пытались успокоить члены семьи.
— Чудовище! Чудовище! — восклицала она.
— Тишина! — потребовал раскрасневшийся судья Часкел. — Хэнк, пожалуйста, проводите миссис Прадо в коридор. Простите, миссис Прадо, но я вынужден вас удалить.
— Он убил моего ребенка! — кричала женщина, когда родственники вели ее к дверям. — Этот ублюдок забрал у меня мою девочку и порезал ее на части! И теперь он сидит там и улыбается!
Дверь закрылась, и крики женщины затихли.
— Присяжным не следует обращать внимание на эти замечания, — сурово предупредил судья, когда Лурдес встала, чтобы выступить с возражением. Двенадцать присяжных смотрели в направлении расстроенного Уильяма Бантлинга, который закрыл лицо руками.
Несколько мгновений в воздухе висела тишина, и всем было неуютно, пока крики миссис Прадо не стихли совсем. Ее, вероятно, отвели вниз.
— Мисс Таунсенд, продолжайте, — сказал судья Часкел.
— Что вызвало остановку сердца, доктор?
— Перерезание аорты. Аорту мисс Прадо перерезали и сердце извлекли сразу же после вскрытия грудной клетки, но до того, как произошел ателектаз. Это вызвало мгновенную смерть.
— Она была в сознании на тот момент?
— Это невозможно определить, хотя, как я уже говорил, хлорид мивакурия, который обнаружили в организме, оставляет сознание ясным, вызывая паралич. Поэтому мой ответ: да, не исключено, что она оставалась в сознании, когда ей вырезали сердце.
По залу прокатилась волна возмущенного шепота.
— Спасибо, доктор Нейлсон. У меня больше нет вопросов.
— Очень хорошо. Мисс Рубио? Будет перекрестный допрос?
— Всего пара вопросов. Доктор, вы заявили, что разрезы на теле мисс Прадо соответствуют скальпелю номер пять, так?
— Да.
— И это мог быть любой скальпель «пятерка»? А не только тот, что найден в доме мистера Бантлинга?
— Да. Любой скальпель «пятерка».
— А скальпель номер пять не является чем-то особенным, не правда ли? Это совершенно обычный инструмент в медицине и таксидермии, не так ли?
— Я не могу ничего сказать про таксидермию, но в медицине их использование — обычное дело. Такие скальпели можно купить в любом магазине медицинских инструментов.
— Спасибо, доктор. — Лурдес пошла назад к своему месту, но вдруг повернулась. — Да, — сказала она, словно мысль только что пришла ей в голову. — А кто вам принес этот скальпель, это предполагаемое орудие убийства, для проведения тестов и сравнительного анализа?
— Агент полицейского управления Флориды Дом Фальконетти.
— О-о... — произнесла Лурдес задумчиво, опускаясь на стул. — Больше у меня нет вопросов.
— Обвинение, у вас есть еще что-нибудь? — уточнил судья Часкел.
Было десять минут седьмого, пятница, 29 декабря, последний рабочий день в календаре 2000 года. Когда Си-Джей утром направлялась в задние суда, реальность трещала, крошилась и угрожала рухнуть. После еще одной бессонной ночи ее глаза ввалились, круги под ними стали больше, а морщины на лбу глубже. Она сидела за столом обвинения и просматривала документы, потому что больше ничего не могла сделать на этой стадии процесса.
Во всем, как и в перекрестном допросе Лурдес, ей виделись намеки. Ответы вели к новым вопросам. То, что она раньше считала абсолютной истиной, теперь стало двусмысленным и вызывало сомнение. Ничто больше не было реальным, ничто не было определенным. Свидетели, которые, как предполагалось, должны были выступать на стороне обвинения, давали ответы, благоприятные для защиты. Доктора, которые, как предполагалось, должны были помогать ей, помогали врагу. Доверенные лица теперь могли оказаться шпионами. А трещины в защитном панцире становились все глубже и расходились в миллионе направлений. Точно так же, как раньше.
— Нет, ваша честь. У меня больше нет вопросов, — сказала Си-Джей, вставая. Джо Нейлсон был ее последним свидетелем, она завершила представление дела тошнотворным, жутким описанием последних моментов жизни замученной Анны Прадо. — Обвинение закончило представление доказательств.
— Очень хорошо. На этой ноте мы и расстанемся на праздники, — объявил судья Часкел, затем повернулся к присяжным и дал стандартные наставления перед тем, как их отпустить.
Си-Джей посмотрела на Бантлинга, сидевшего рядом с Лурдес. Он все еще прикрывал лицо руками и медленно качал головой — явно старался для присяжных. Но только теперь она поняла, почему он закрывал лицо.
Он смеялся.
Джо Нейлсон невольно вздрогнул, демонстрируя сказанное на пластиковом женском манекене, установленном напротив присяжных, и указка слегка дернулась у него в руке.
— Второй разрез производился горизонтально, под грудью, начинается он под правой и продолжается вбок, к левой груди и под ней. И снова это единый разрез, чистый, никаких зигзагов и разрывов кожи.
— У вас сложилось мнение, каким типом инструмента делались эти разрезы? — спросила Си-Джей.
В зале суда стояла тишина, собравшиеся внимали каждому слову.
— Да. Это был скальпель. Разрезы глубокие, проходят до кости через три слоя — кожа, жировая ткань и, наконец, мышца. Не заметно ни разрывов, ни извилин. Скальпель «пятерка», изъятый из дома обвиняемого, проверялся нами на предмет соответствия разрезам на груди мисс Прадо. Глубина и ширина разрезов соответствуют. Они оказались идентичны.
Рядом с манекеном на мольбертах были закреплены две фотографии. На одной изображен увеличенный в пятьдесят раз скальпель, изъятый из дома Бантлинга, на второй — крупным планом разрез на груди Анны Прадо.
— После проведения разрезов грудину сломали, а грудную клетку раздвинули.
— Какой инструмент использовался, чтобы сломать грудину?
— Вероятно, кусачки.
— Анна была еще жива на тот момент?
— Да. Смерть — это остановка сердца. Когда грудину мисс Прадо сломали, легкие оказались открыты для доступа воздуха и внешнего давления, что, в свою очередь, вызвало ателектаз[21]. Легкие прекратили работу, кислород перестал циркулировать и поступать к сердцу и мозгу. Смерть от удушья в таком случае наступает примерно через две — пять минут. Во время вскрытия воздух был обнаружен в левом легком мисс Прадо, поэтому ясно, что смерть наступила не от удушья. И да, она все еще оставалась жива, когда...
Внезапно в зале суда раздался вой. Это была мать Анны. Она рыдала, ее пытались успокоить члены семьи.
— Чудовище! Чудовище! — восклицала она.
— Тишина! — потребовал раскрасневшийся судья Часкел. — Хэнк, пожалуйста, проводите миссис Прадо в коридор. Простите, миссис Прадо, но я вынужден вас удалить.
— Он убил моего ребенка! — кричала женщина, когда родственники вели ее к дверям. — Этот ублюдок забрал у меня мою девочку и порезал ее на части! И теперь он сидит там и улыбается!
Дверь закрылась, и крики женщины затихли.
— Присяжным не следует обращать внимание на эти замечания, — сурово предупредил судья, когда Лурдес встала, чтобы выступить с возражением. Двенадцать присяжных смотрели в направлении расстроенного Уильяма Бантлинга, который закрыл лицо руками.
Несколько мгновений в воздухе висела тишина, и всем было неуютно, пока крики миссис Прадо не стихли совсем. Ее, вероятно, отвели вниз.
— Мисс Таунсенд, продолжайте, — сказал судья Часкел.
— Что вызвало остановку сердца, доктор?
— Перерезание аорты. Аорту мисс Прадо перерезали и сердце извлекли сразу же после вскрытия грудной клетки, но до того, как произошел ателектаз. Это вызвало мгновенную смерть.
— Она была в сознании на тот момент?
— Это невозможно определить, хотя, как я уже говорил, хлорид мивакурия, который обнаружили в организме, оставляет сознание ясным, вызывая паралич. Поэтому мой ответ: да, не исключено, что она оставалась в сознании, когда ей вырезали сердце.
По залу прокатилась волна возмущенного шепота.
— Спасибо, доктор Нейлсон. У меня больше нет вопросов.
— Очень хорошо. Мисс Рубио? Будет перекрестный допрос?
— Всего пара вопросов. Доктор, вы заявили, что разрезы на теле мисс Прадо соответствуют скальпелю номер пять, так?
— Да.
— И это мог быть любой скальпель «пятерка»? А не только тот, что найден в доме мистера Бантлинга?
— Да. Любой скальпель «пятерка».
— А скальпель номер пять не является чем-то особенным, не правда ли? Это совершенно обычный инструмент в медицине и таксидермии, не так ли?
— Я не могу ничего сказать про таксидермию, но в медицине их использование — обычное дело. Такие скальпели можно купить в любом магазине медицинских инструментов.
— Спасибо, доктор. — Лурдес пошла назад к своему месту, но вдруг повернулась. — Да, — сказала она, словно мысль только что пришла ей в голову. — А кто вам принес этот скальпель, это предполагаемое орудие убийства, для проведения тестов и сравнительного анализа?
— Агент полицейского управления Флориды Дом Фальконетти.
— О-о... — произнесла Лурдес задумчиво, опускаясь на стул. — Больше у меня нет вопросов.
— Обвинение, у вас есть еще что-нибудь? — уточнил судья Часкел.
Было десять минут седьмого, пятница, 29 декабря, последний рабочий день в календаре 2000 года. Когда Си-Джей утром направлялась в задние суда, реальность трещала, крошилась и угрожала рухнуть. После еще одной бессонной ночи ее глаза ввалились, круги под ними стали больше, а морщины на лбу глубже. Она сидела за столом обвинения и просматривала документы, потому что больше ничего не могла сделать на этой стадии процесса.
Во всем, как и в перекрестном допросе Лурдес, ей виделись намеки. Ответы вели к новым вопросам. То, что она раньше считала абсолютной истиной, теперь стало двусмысленным и вызывало сомнение. Ничто больше не было реальным, ничто не было определенным. Свидетели, которые, как предполагалось, должны были выступать на стороне обвинения, давали ответы, благоприятные для защиты. Доктора, которые, как предполагалось, должны были помогать ей, помогали врагу. Доверенные лица теперь могли оказаться шпионами. А трещины в защитном панцире становились все глубже и расходились в миллионе направлений. Точно так же, как раньше.
— Нет, ваша честь. У меня больше нет вопросов, — сказала Си-Джей, вставая. Джо Нейлсон был ее последним свидетелем, она завершила представление дела тошнотворным, жутким описанием последних моментов жизни замученной Анны Прадо. — Обвинение закончило представление доказательств.
— Очень хорошо. На этой ноте мы и расстанемся на праздники, — объявил судья Часкел, затем повернулся к присяжным и дал стандартные наставления перед тем, как их отпустить.
Си-Джей посмотрела на Бантлинга, сидевшего рядом с Лурдес. Он все еще прикрывал лицо руками и медленно качал головой — явно старался для присяжных. Но только теперь она поняла, почему он закрывал лицо.
Он смеялся.
Глава 79
— Ты пытался до нее дозвониться, Дом? — спросил Мэнни.
Шляпа, украшенная золотыми блестками, купленная специально для новогодней вечеринки, угрожала свалиться у него с головы. Мэнни был уже здорово пьян, как и почти все в компании.
— Да. У нее включен автоответчик. Я беспокоюсь, Мэнни.
— Я знаю, amigo. Выпей еще пива. Мари! — крикнул он через гостиную Эдди Боумана, заполненную полицейскими, аналитиками, агентами и детективами в потешных блестящих колпачках. Все гости пили пиво из пластиковых стаканчиков. — Принеси Домми еще пива!
Марисол оторвалась от разговора с приятельницами, Она была одета в длинное пурпурное платье с блестками, правда, большого куска ткани явно недоставало — на талии оно натянулось и пошло морщинами. Она раздраженно посмотрела на Мэнни и изобразила недовольную гримасу.
— Да, да, пожалуйста, принеси Дому еще одно пиво. — Мэнни повернулся к Доминику. — Боже, один раз позанялись с ней в кроватке, и теперь мне нужно, черт побери, быть с ней вежливым. Я снова думаю вернуться к холостяцкой жизни, Дом. И тебе не следует от нее отказываться.
— Мне сегодня хватит пива, Мэнни. Я скоро поеду домой.
— Сейчас почти полночь. Ты не уедешь до полуночи. Может, Си-Джей нет. Вдруг она уехала на выходные?
— Но ее машина все еще стоит у дома.
— Что с тобой происходит, друг? В кого ты превращаешься? Ты ездишь мимо ее дома?
— Я беспокоюсь, Медведь. Она выглядит отвратительно, сильно похудела. Она не ест и, очевидно, не спит. Она не отвечает ни на чьи звонки. Даже твои. Этот Бантлинг довел ее до ручки. У него против нее что-то есть. Ты ее знаешь много лет. Разве ты ее когда-нибудь видел в таком состоянии?
— Нет, не видел. И это меня тоже беспокоит. Может, она слишком устала от дела? Слишком много всего на нее навалилось. Может, в эти выходные она решила отдохнуть? — Мэнни сделал паузу, глотнул пива и закончил мысль: — Или, возможно, у нее есть кто-то еще, Дом.
— Знаешь, будь это так, я бы отступил. Но я уверен, у нее никого нет. Я думаю, она просто взвалила на себя груз, который ей не унести одной, а помощи она не хочет. Она никого не подпускает и готова сломаться. Я вижу это в ее глазах — когда она позволяет мне взглянуть.
— Обвинение закончило представление дела. Так что осталось?
— Только защита.
— Она-то и представляет проблему. Никто не знает, что собирается сказать псих и станет ли он вообще выступать с заявлениями. С автомастерской ничего не получилось?
— Нет. Мы все проверили. Эдди даже сегодня утром куда-то ездил. Ничего. Просто нужно подождать и посмотреть, что сделает Бантлинг. И уже исходить из этого.
— Его адвокат — дерьмо. — Мэнни заговорил громче, подражая Лурдес: — «Мы докажем, что это кровь животного. Мы докажем, что мой клиент не знал, что окажется в его собственном багажнике. Даже хотя мы не обязаны ничего доказывать». Дерьмо собачье. Люминол не показывает нам тип крови, которая была разлита по всему сараю. Он только позволяет увидеть, что это — кровь. Рубио это прекрасно знает и собирается использовать в свою пользу. То же самое относится и к версии Бантлинга — что это кровь птиц. Рубио не может это доказать. Ты знаешь какую-нибудь птицу, из которой бы кровь била фонтаном в потолок? Но это не играет роли для Рубио. Взяв присяжных за члены, она тащит их к своему собачьему дерьму.
— Или за что-то другое.
Мэнни с отвращением покачал головой:
— А ты слышал новость? Секретарша Часкела сказала мне, что одна баба из присяжных в первом ряду все еще строит глазки Бантлингу. Даже после показаний Нейлсона о том, что псих сделал с девчонкой. Какой женщине может так хотеться мужика?
Из кухни внезапно появилась Марисол с двумя кружками пива.
— Вот, Медведь, — проворковала она, протягивая ему пиво. — Я принесла потому, что ты сказал «пожалуйста».
— Ладно, Мэнни, я поехал, — объявил Доминик. — У меня завтра есть пара дел. Мне нужно заново допросить двух людей.
— В Новый год собираешься допрашивать?
— Мне нельзя отдыхать. Таким образом я ухожу от дурных мыслей.
— Позвони ей завтра, приятель. А сегодня посиди с нами. Скоро пробьют часы.
— Кому позвонить? — спросила Марисол у Мэнни громким шепотом.
Доминик прощался со знакомыми, пробираясь к двери.
— Пять, четыре, три, два, один... С Новым годом! — заорал Дик Кларк на экране телевизора за его спиной, и в комнате тоже стали кричать и свистеть, было много шума и смеха. — Две тысячи первый обещает быть отличным годом! — послышалось с экрана.
— Я так не думаю, Дик, — пробормотал Доминик. — Я так не думаю.
Шляпа, украшенная золотыми блестками, купленная специально для новогодней вечеринки, угрожала свалиться у него с головы. Мэнни был уже здорово пьян, как и почти все в компании.
— Да. У нее включен автоответчик. Я беспокоюсь, Мэнни.
— Я знаю, amigo. Выпей еще пива. Мари! — крикнул он через гостиную Эдди Боумана, заполненную полицейскими, аналитиками, агентами и детективами в потешных блестящих колпачках. Все гости пили пиво из пластиковых стаканчиков. — Принеси Домми еще пива!
Марисол оторвалась от разговора с приятельницами, Она была одета в длинное пурпурное платье с блестками, правда, большого куска ткани явно недоставало — на талии оно натянулось и пошло морщинами. Она раздраженно посмотрела на Мэнни и изобразила недовольную гримасу.
— Да, да, пожалуйста, принеси Дому еще одно пиво. — Мэнни повернулся к Доминику. — Боже, один раз позанялись с ней в кроватке, и теперь мне нужно, черт побери, быть с ней вежливым. Я снова думаю вернуться к холостяцкой жизни, Дом. И тебе не следует от нее отказываться.
— Мне сегодня хватит пива, Мэнни. Я скоро поеду домой.
— Сейчас почти полночь. Ты не уедешь до полуночи. Может, Си-Джей нет. Вдруг она уехала на выходные?
— Но ее машина все еще стоит у дома.
— Что с тобой происходит, друг? В кого ты превращаешься? Ты ездишь мимо ее дома?
— Я беспокоюсь, Медведь. Она выглядит отвратительно, сильно похудела. Она не ест и, очевидно, не спит. Она не отвечает ни на чьи звонки. Даже твои. Этот Бантлинг довел ее до ручки. У него против нее что-то есть. Ты ее знаешь много лет. Разве ты ее когда-нибудь видел в таком состоянии?
— Нет, не видел. И это меня тоже беспокоит. Может, она слишком устала от дела? Слишком много всего на нее навалилось. Может, в эти выходные она решила отдохнуть? — Мэнни сделал паузу, глотнул пива и закончил мысль: — Или, возможно, у нее есть кто-то еще, Дом.
— Знаешь, будь это так, я бы отступил. Но я уверен, у нее никого нет. Я думаю, она просто взвалила на себя груз, который ей не унести одной, а помощи она не хочет. Она никого не подпускает и готова сломаться. Я вижу это в ее глазах — когда она позволяет мне взглянуть.
— Обвинение закончило представление дела. Так что осталось?
— Только защита.
— Она-то и представляет проблему. Никто не знает, что собирается сказать псих и станет ли он вообще выступать с заявлениями. С автомастерской ничего не получилось?
— Нет. Мы все проверили. Эдди даже сегодня утром куда-то ездил. Ничего. Просто нужно подождать и посмотреть, что сделает Бантлинг. И уже исходить из этого.
— Его адвокат — дерьмо. — Мэнни заговорил громче, подражая Лурдес: — «Мы докажем, что это кровь животного. Мы докажем, что мой клиент не знал, что окажется в его собственном багажнике. Даже хотя мы не обязаны ничего доказывать». Дерьмо собачье. Люминол не показывает нам тип крови, которая была разлита по всему сараю. Он только позволяет увидеть, что это — кровь. Рубио это прекрасно знает и собирается использовать в свою пользу. То же самое относится и к версии Бантлинга — что это кровь птиц. Рубио не может это доказать. Ты знаешь какую-нибудь птицу, из которой бы кровь била фонтаном в потолок? Но это не играет роли для Рубио. Взяв присяжных за члены, она тащит их к своему собачьему дерьму.
— Или за что-то другое.
Мэнни с отвращением покачал головой:
— А ты слышал новость? Секретарша Часкела сказала мне, что одна баба из присяжных в первом ряду все еще строит глазки Бантлингу. Даже после показаний Нейлсона о том, что псих сделал с девчонкой. Какой женщине может так хотеться мужика?
Из кухни внезапно появилась Марисол с двумя кружками пива.
— Вот, Медведь, — проворковала она, протягивая ему пиво. — Я принесла потому, что ты сказал «пожалуйста».
— Ладно, Мэнни, я поехал, — объявил Доминик. — У меня завтра есть пара дел. Мне нужно заново допросить двух людей.
— В Новый год собираешься допрашивать?
— Мне нельзя отдыхать. Таким образом я ухожу от дурных мыслей.
— Позвони ей завтра, приятель. А сегодня посиди с нами. Скоро пробьют часы.
— Кому позвонить? — спросила Марисол у Мэнни громким шепотом.
Доминик прощался со знакомыми, пробираясь к двери.
— Пять, четыре, три, два, один... С Новым годом! — заорал Дик Кларк на экране телевизора за его спиной, и в комнате тоже стали кричать и свистеть, было много шума и смеха. — Две тысячи первый обещает быть отличным годом! — послышалось с экрана.
— Я так не думаю, Дик, — пробормотал Доминик. — Я так не думаю.
Глава 80
Лурдес Рубио начала представлять доказательства во вторник в девять утра. Вначале она вызвала владельца «Дома Луи», занимающегося покраской автомашин, с Норт-Майами-Бич, затем главу Американской ассоциации таксидермистов, потом заведующего кафедрой судебной патологии из Института имени Альберта Эйнштейна. Си-Джей молча наблюдала, как за один день представленное ею дело превратилось в набор вызывающих сомнение фактов.
«Ягуар» Бантлинга красили весь понедельник, 18 сентября, и вторник, 19-е. Автомобиль забрали примерно в 19.15. Луи заявил, что автомобиль всю ночь простоял на неохраняемой стоянке, а в течение дня доступ к нему имели более десяти работников его компании. Он также заявил, что никто не заглядывал в багажник после того, как Бантлинг оставил у них машину 18-го. В этом не было необходимости.
Уильям Бантлинг был известным таксидермистом, и много раз его таланты получали высокую оценку в Юго-Восточном отделении Американской ассоциации таксидермистов. Скальпель номер пять часто используется в этой профессии. Обычно животное умерщвляют, а затем начинают изготовление чучела, однако в некоторых случаях может использоваться и живое — для достижения более «реалистического внешнего вида», в особенности это касается глаз. Это, конечно, объясняет тот факт, что после обрызгивания внутренних поверхностей сарая люминолом засветились следы крови.
Следов крови, обнаруженных на скальпеле номер пять, найденном в сарае Бантлинга, слишком мало для точного сравнения образцов ДНК. Тесты указали на присутствие крови животного, наиболее вероятно — птицы. В некоторых клетках крови, обнаруженных на лезвии, имелись ядра, которые не встречаются в клетках крови человека. Следы, оставленные на лезвии, которые изначально соответствовали типу крови Анны Прадо, также кажутся «сфабрикованными», как и три капли ее крови, обнаруженные на полу в сарае. Так заявил заведующий кафедрой судебной патологии из Института имени Альберта Эйнштейна.
«Ягуар» Бантлинга красили весь понедельник, 18 сентября, и вторник, 19-е. Автомобиль забрали примерно в 19.15. Луи заявил, что автомобиль всю ночь простоял на неохраняемой стоянке, а в течение дня доступ к нему имели более десяти работников его компании. Он также заявил, что никто не заглядывал в багажник после того, как Бантлинг оставил у них машину 18-го. В этом не было необходимости.
Уильям Бантлинг был известным таксидермистом, и много раз его таланты получали высокую оценку в Юго-Восточном отделении Американской ассоциации таксидермистов. Скальпель номер пять часто используется в этой профессии. Обычно животное умерщвляют, а затем начинают изготовление чучела, однако в некоторых случаях может использоваться и живое — для достижения более «реалистического внешнего вида», в особенности это касается глаз. Это, конечно, объясняет тот факт, что после обрызгивания внутренних поверхностей сарая люминолом засветились следы крови.
Следов крови, обнаруженных на скальпеле номер пять, найденном в сарае Бантлинга, слишком мало для точного сравнения образцов ДНК. Тесты указали на присутствие крови животного, наиболее вероятно — птицы. В некоторых клетках крови, обнаруженных на лезвии, имелись ядра, которые не встречаются в клетках крови человека. Следы, оставленные на лезвии, которые изначально соответствовали типу крови Анны Прадо, также кажутся «сфабрикованными», как и три капли ее крови, обнаруженные на полу в сарае. Так заявил заведующий кафедрой судебной патологии из Института имени Альберта Эйнштейна.