Хокинс Карен. Уроки соблазна

   Кресла были расставлены вокруг окон террасы, которые он открыл, чтобы впустить свежего воздуха. Слабый ветерок едва шевелил занавески, выдувая жар камина из углов комнаты.
   После недолгого колебания она кивнула:
   – Благодарю вас. – И присела на край стоящего напротив него кресла.
   – Почему вы не снимаете пелерину? Здесь очень тепло. – Если верить ощущениям в его чреслах, было нестерпимо жарко, а она с головы до ног закуталась в многочисленные ярды ткани.
   Ее руки потянулись было к верхней пуговке, но остановились. Она нерешительно посмотрела на него. Ее взгляд задержался на его пустом бокале.
   – Не уверена, что мне следует это делать.
   Он встал, подошел к камину и помешал угли, раздувая огонь.
   – Я редко набрасываюсь на гостей. Обычно бывает наоборот.
   – Я постараюсь сдержаться, – сказала она сухо, расстегнула пелерину, сняла ее и с вызовом бросила на стул напротив.
   – Не сомневаюсь, – пробормотал он.
   На ней все еще было то же платье, что и в театре. Голубой, как лед, шелк подчеркивал изгибы ее тела, его цвет ярко выделялся на фоне ее белой кожи.
   – Итак, Сара, – произнес он, смакуя ее имя, цедя его сквозь зубы, чтобы как следует распробовать. – Хотите выпить? Может, шерри?
   – Нет, спасибо. Я пришла поговорить с вами о дуэли. Он подошел к письменному столу.
   – Сначала выпейте. – Он отодвинул в сторону графин с шерри, налил в бокал бренди и протянул ей. – Это разгладит ваши морщинки на лбу.
   Когда она брала бокал, Ник заметил, что пальцы ее дрожат. Он смотрел, как она сделала глоток и поморщилась. Не по-мужски было предлагать ей такой крепкий напиток, но ему почему-то хотелось подталкивать ее, дразнить, заставлять терпеть муки, какие испытывал он сам.
   Хмурясь от этой мысли, он подошел к двери на террасу и прислонился к ней лбом, чтобы холодное стекло развеяло пары бренди в его голове.
   – Итак, милочка, что привело вас сюда? Вы из тех патологически любопытных особ, которые вытягивают свои прелестные шейки, чтобы в последний раз взглянуть на умирающего?
   – Ник, прошу вас.
   – Вы слышали, что сказал ваш брат: по его мнению, у меня нет ни одного шанса. Утром я буду убит.
   – Поэтому я и пришла. – Она судорожно сглотнула. – Я слышала, что вы очень хороший дуэлянт.
   – Никогда еще не проигрывал.
   Она подалась вперед, глаза ее блестели от слез.
   – Ник... пожалуйста. Пусть Энтони упрям, как осел, но он мой брат.
   Ее нежный голос вызвал в нем мощный прилив сексуального возбуждения. Несправедливо, что он встретил этот прелестный цветок как раз тогда, когда оказался на пороге смерти. Коварная игра фортуны!
   – Чего вы хотите, Сара?
   – Отмените эту дуэль. Пожалуйста.
   Он протянул руку к кисти на шторе и повертел ее в руках.
   – Не могу.
   – Должен же быть какой-то способ. – Она облизнула пересохшие губы, и этот невинный жест вызвал волну жара в его чреслах.
   Господи, эта женщина полна неосознанной чувственности, и он горит желанием вкусить ее.
   – Выпросите меня сделать нечто такое, что не в моей власти. Ваш брат вызвал меня, а не наоборот. Только он может отменить эту дуэль.
   – Я его уже просила, – в отчаянии ответила она, глядя в бокал.
   – Он всерьез относится к вопросам чести.
   – И вы тоже.
   Он безрадостно улыбнулся:
   – У меня нет чести. Именно поэтому я позволил вам прийти ко мне сюда, в мой дом, одной. И поэтому подвергал вас такому риску в случае с лордом Келтентоном.
   Она нахмурилась.
   – У вас есть честь.
   – Нет. У меня есть гордость, а это совсем другое. – Он видел, что Сара собирается возразить. – Сара, вы ничего обо мне не знаете. Я делал такие вещи, что... – Он устало смотрел на кисть от шторы в своих пальцах. – Вы меня совсем не знаете.
   Сара прикусила губу, ее пальцы так крепко сжались в кулак, что ногти вонзились в кожу. Ник сейчас совсем не похож на себя. Напряженный, тихий. И одинокий. Возможно, сказывается напряжение перед дуэлью.
   Она никогда не видела его таким, лишенным обычного внешнего лоска. Он сбросил фрак и жилет, а его сорочка распахнута у ворота и открывает сильную шею. Его глаза ярко и жестко блестели, несомненно, виной тому было бренди. Он смотрел на нее с напряженным выражением лица, словно старался запомнить каждую ее черточку.
   – Ник, чего вы хотите?
   – Что?
   Она провела кончиком пальца по ободку своего бокала.
   – Чего вы хотели бы больше всего?
   – Свободы.
   – От чего?
   Он долго не отвечал, а стоял и глядел в окно. Наконец отрешенно вздохнул.
   – От боли. Я уже так давно болен...
   – Вы ранены? Или больны?
   – У меня бывают головные боли. Это наследственная предрасположенность. Моя мать...
   – Мать? Я думала, это ваш отец страдал от головной боли.
   – Нет. Откуда вы это взяли?
   – Леди Бирлингтон. Она все знает обо всех.
   – Что еще она сказала?
   – Ничего. Это все.
   Лицо его стало замкнутым.
   – Она говорила вам, что я кончу так же, как моя мать, не так ли?
   Сара кивнула.
   Ник стиснул зубы и снова стал смотреть в окно.
   Как перебросить мост через пропасть, которая, казалось, растет между ними, пока длится молчание? Но ничего удачного не приходило Саре в голову. Не в силах вынести эту гнетущую тишину, она уже убедила себя, что надо уходить. И тут он заговорил:
   – Мою мать звали Виолеттой. – Его голос, низкий и напряженный, был полон страдания.
   – Это... это прекрасное имя.
   – Она была красивой женщиной. Очень привлекательной. Единственной дочерью французского аристократа и женщиной больших страстей. Когда она бывала счастлива, невозможно было и желать лучшего товарища. Но если она грустила... – Лицо его помрачнело. – Для нее любовь была временным состоянием. Столь же эгоистичная, сколь и красивая, она дрейфовала от одного мужчины к другому в нескончаемых поисках чего-то такого, чего не могла найти.
   – А как же вы?
   – Я был частью ее багажа. Куда бы она ни ехала, я следовал за ней. Иногда я был желанным. А иногда... – Он пожал плечами.
   У нее защемило сердце.
   – Где был ваш отец?
   – Он лишь ненадолго промелькнул в жизни Виолетты, их брак закончился, еще не начавшись по-настоящему. Я его не помню, но у меня есть письмо от деда с сообщением о его смерти.
   – Значит, ваш дед любил вас.
   – С чего бы это? Он оставил мне свой титул и больше ничего. Но я его не слишком виню. К тому времени, как мы встретились, меня уже нельзя было спасти.
   Он был так одинок, всю жизнь. Она могла представить его себе ребенком, наблюдающим за матерью, тоскующим по ласке, но не получающим ее. В ту же секунду Сара решила, что ненавидит красавицу Виолетту. Ни одна порядочная женщина никогда не бросит так своего ребенка.
   Что-то упало на тыльную сторону ладони Сары, и она опустила глаза. Еще одна капля упала рядом с первой. Это слезы. Она плачет по любви, которой никогда не знал Ник и, возможно, никогда теперь не узнает.
   Она думала о его жизни, о его поведении и поняла, что он окружил свое сердце оградой, такой высокой и мощной, чтобы никто не смог преодолеть ее. Он отгородился от всех, и даже его ближайший друг Анри не знал его. Она тихо кашлянула.
   – Я слышала о вас сплетню.
   – Какую?
   – Что вы хотели получить состояние двоюродного брата и для этого соблазнили его жену.
   Ник отвернулся и стал смотреть в окно, пряча лицо в темноте. Воцарилось молчание.
   – Это правда?
   Он снова повернулся к ней, на его лице ничего нельзя было прочесть.
   – Каждое слово.
   – Вы ее любили? – Сара сжала зубы, ожидая его ответа. Она не знала, почему этот вопрос так важен для нее.
   – Любовь – это иллюзия, Сара. Ее не существует.
   – Не все такие, как ваша мать, Ник.
   – И слава Богу.
   Сара сглотнула, но комок застрял у нее в горле. Каким-то образом ей надо все исправить для этого человека, показать ему, что не все женщины такие, как его мать, что не все в жизни так лишено надежды и радости, как его детство. Она встала.
   – Полагаю, я ничего не могу сделать, чтобы отговорить вас от дуэли.
   – Не можете.
   – Тогда мне пора отдать свой долг.
   Он застыл, глядя ей в глаза.
   – Какой долг?
   – Поцелуй.
   – Едва ли я мог бы назвать успехом случай с лордом Келтентоном.
   – Да, но наш договор закончился, когда вы нашли его для меня. Остальное было моим делом. Помните?
   Он смотрел ей в глаза:
   – Вы понимаете, что говорите?
   Голос не повиновался ей, она лишь кивнул. Ей хотелось этого поцелуя, и не только его. Пусть бы он обнимал ее, прикасался к ней, облегчил ее острое до боли желание. На один бы короткий час забыть о дуэли, о необходимости выйти замуж и обо всем остальном, что им грозило!
   – Я желаю большего, чем поцелуй, – услышала она свои собственные слова. Она затаила дыхание, не в силах смотреть на него, встретить его отказ.
   Он мягко прошел по ковру и оказался возле нее. Его пальцы взяли ее за подбородок и приподняли голову. Лицо Ника было жестким.
   – Чего вы от меня хотите?
   Слезы хлынули из ее глаз, покатились по щекам.
   – Я не леди, Ник. Никогда ею не была.
   Он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, его лицо смягчилось.
   – Это не грех, Сара. Во многих отношениях это благословение.
   – Не всегда. – Она прижалась щекой к его ладони и закрыла глаза, почувствовав се тепло. – Мне хочется всего, – прошептала она. – И это приведет меня в ад.
   Его руки соскользнули ей на плечи.
   – Вы ошибаетесь, Сара, вы действительно леди. Но увы, я не джентльмен. – Он притянул ее к себе и понизил голос до опьяняющего шепота. – Джентльмен отослал бы вас домой в экипаже, в тепле и безопасности. Он бы не стоял так близко, чтобы услышать, как бьется ваше сердце.
   – Да? – шепнула она.
   – И джентльмен, конечно, никогда бы не узнал, что от вас пахнет свежим летом. Этот запах такой же чувственный, как восхитительный изгиб вашей нижней губки. – Он провел пальцем по ее губам. – Нет, Сара. Я не джентльмен, и я чертовски этому рад.
   Ее пальцы вцепились в складки его сорочки.
   – Ник, я хочу быть с тобой.
   Он крепко прижал ее к себе. Он был такой чудесный, такой мужественный, она желала его, как никого и никогда. Он отодвинул широкий воротник ее платья и запечатлел на плече поцелуй. Его тихий голос ласкал ее.
   – Мне это снилось. Так часто снилось, что стало почти воспоминанием. – Он губами провел по ее плечам, покрыл легкими, чувственными поцелуями ее шею, местечко за ухом.
   Сара закрыла глаза и позволила страсти поглотить себя. Она так сильно его желала, он был ей так необходим, что она сжала бедра, чтобы унять вожделение, нарастающее с каждым прикосновением, с каждой лаской.
   – Меня влекло к тебе с той минуты, когда я впервые увидел тебя. – Он потерся восставшей плотью о ее бедра, его действия были смелыми, как и он сам.
   Неторопливо, уверенно он взял ее пальцы и прижал их к своей нижней губе. Он был великолепен, освещенный мерцающим светом камина. Она почти не могла думать, в ее голове проносились тысячи мыслей, когда он прижался ртом к ее щеке и провел губами до ее уха. Глубокая дрожь сотрясала ее. Он был таким противоречивым мужчиной, одновременно грубым и нежным.
   – Я хочу тебя, Сара, – прошептал он, и эти слова зазвучали внутри ее.
   Простые слова, и все же они наполнили ее томлением, от которого заныли груди, словно он прикоснулся к ней. Поцеловал ее. Любил ее.
   Медленно, боясь даже дышать, она опустилась на край дивана и посмотрела на него снизу вверх. Он сразу же ответил ей, его тело опустилось на нее сверху, тесно слившись с ней.
   Его руки скользнули под ее юбку, потом вверх, к бедрам. Он смело сжимал ее тело, словно подзадоривая ее остановить его. Она ахнула, по ее телу пробежала дрожь, но она не отстранилась. Она плотнее прильнула к нему, щекой прижалась к его сорочке, ее окутал его мужской аромат. Пусть это не любовь, но их отношения основаны на взаимном влечении, на стремлении забыться, избавиться от боли хотя бы на час.
   Рот Ника накрыл ее губы, пока он расшнуровывал ее платье. Прохладный воздух коснулся ее кожи, когда он распахнул ее сорочку и обнажил грудь. Раздетая, Сара почувствовала себя уязвимой. Она делает это, чтобы помочь Нику, сказала она себе, хотя знала, что это ложь. Она желала его ради себя самой, для собственного удовольствия, а не по каким-то другим причинам.
   Он жадно смотрел на ее обнаженные груди. Она заставила себя сидеть смирно, ее соски стали твердыми под его молчаливым взглядом.
   Его широкие плечи вырисовывались на фоне красноватого света камина, освещенные волосы стали медно-золотистыми. Она знала, каким должно быть выражение его лица, – напряженным и бережным, как всегда, когда они целовались. На этот раз все это будет ради нее.
   Он нагнулся и сомкнул губы вокруг одного соска, его язык безжалостно теребил его. Сара выгнулась дугой, закрыв глаза от наслаждения. Через несколько секунд их одежда оказалась разбросанной на полу вокруг них.
   Это продолжалось долго. Слишком долго. И все было иначе. Ник не брал – он отдавал с решимостью сделать так, чтобы она еще больше желала его. Она извивалась от страсти, от острого вожделения.
   – Сара, – прошептал он ее имя как мольбу.
   Она открылась перед ним, и они вместе начали бурные, отчаянные движения, от которых Сару обдало огненной волной, и она уже не могла думать. Она знала лишь страсть и наслаждение и то, что Ник здесь, с ней, и что в этот момент он весь принадлежит ей.
   Сара ощущала сладость его тела, она потерялась в изысканной пытке его прикосновений. Он оказался всем тем, о чем она мечтала, и даже большим. И она погибла, утонула в бездне желания.
   Их страсть нарастала, каждое движение было агонией и экстазом. Ник шептал ее имя снова и снова, и жар внутри нарастал. И когда Сара подумала, что больше не может вынести, ее захлестнуло освобождение, пробежало по ее жилам, и все вокруг закружилось. Ник последовал за ней мгновение спустя и рухнул сверху, хрипло дыша ей в ухо.
   Они ничего не говорили, в комнате слышалось лишь их прерывистое дыхание. Затем снаружи, в холле, раздался какой-то шум. Ник поднял голову, встретил взгляд Сары. Заглушая протесты Уиггза, до них донесся звук другого голоса – мужского, громкого от гнева.
   – Помоги нам Боже, – сказала Сара. – Это Энтони. Ник и Сара одновременно вскочили, хватая свою одежду, и стали натягивать ее так быстро, как только могли. Ник продел одну руку в рукав сорочки, а Сара все еще пыталась дотянуться до спины, чтобы затянуть шнуровку на платье, когда дверь распахнулась и в комнату вошел не один, а два могучих джентльмена.
   Сара побледнела, но высоко держала голову.
   – Ник, полагаю, ты знаком с моим братом Энтони. С ним мой брат Маркус, маркиз Треймаунт.

Глава 14

   Уиггз появился у них за спиной, его худое лицо выражало отчаяние.
   – Милорд, я не мог их остановить. Я...
   – Все в порядке, – сказал Ник, бросая галстук обратно на столик. – Вы сделали все, что могли.
   Потрясенный взгляд дворецкого переместился с растрепанного хозяина на Сару, которая пыталась поправить перекрученное платье. С красным лицом он бросился вон из комнаты.
   Ник провел растопыренными пальцами по волосам. У него было странное чувство нереальности происходящего. Но это было на самом деле. Он стоял босой на пушистом ковре библиотеки, на нем не было ничего, кроме штанов и поспешно накинутой сорочки. Сара наконец ухитрилась застегнуть платье, хотя оно было ужасно измято. Аза диваном, пуская из ноздрей дым, стояли братья Сары. Господи, что за кошмар!
   – К черту дуэль! – рявкнул Энтони. – Я убью вас здесь и сейчас.
   Он ринулся вперед, но маркиз схватил его за руку.
   – Оставь его. – Он говорил тихо, но каждое его слово было ясным и убийственным, а глаза не отрывались от Ника.
   У маркиза Сент-Джона были глаза сестры и те же черные волосы, но на этом сходство заканчивалось. Сара была тонкокостной и изящной, Треймаунт – таким же высоким, как Энтони, но не столь широкоплечим. Ник холодно кивнул.
   – А я-то раздумывал, когда буду иметь честь познакомиться с вами.
   Маркиз не улыбнулся и не поздоровался.
   – Полагаю, будет лучше, если Сара уйдет.
   – Не сомневаюсь, что ты так думаешь, – запальчиво сказала она и снова села на диван. Она оглянулась и гневно посмотрела через плечо на братьев. – Если мы собираемся поговорить, то я предлагаю вам сесть.
   – Может, хотите выпить бренди? – спросил Ник, входя в роль хозяина только для того, чтобы подразнить своих гостей.
   Лицо Энтони потемнело.
   – Вероятно, оно слишком крепкое.
   – Выпей бренди, Энтони, – сказал Треймаунт. – Бриджтон только что вернулся из Франции, и, смею надеяться, его запасы лучше наших.
   – Мне наплевать. Я не буду стоять тут и...
   – Тогда уходи. Твоя вспыльчивость уже и так создала много проблем.
   Энтони заколебался, пальцы его то сжимались в кулаки, то разжимались. В конце концов он кислым голосом выдавил из себя:
   – Хорошо. Один бокал не повредит.
   Ник заметил, как побледнела Сара. Хмурясь, он налил три бокала и подал их гостям. Сара взяла свой бокал с благодарной улыбкой.
   – Женщине не пристало пить бренди, – пробурчал Энтони.
   Сара решительно поднесла к губам бокал и сделала большой глоток. И тут же зашлась в приступе кашля. Ник бросил жесткий взгляд на ее брата.
   – Не надо наказывать ее за мои грехи, Грейлей. Мы с вами уладим это дело на рассвете.
   – Нет, – возразил маркиз, пробуя на вкус бренди. – Боюсь, это невозможно.
   – Почему? – спросил Энтони.
   – Лорд Бриджтон собирается стать членом нашей семьи. Было бы нехорошо с твоей стороны застрелить его перед церемонией.
   – Что? – взревел Энтони. – Маркус, не хочешь же ты сказать мне, что этот... этот...
   – Зазнайка, – подсказал Ник.
   – Ублюдок, – тут же поправил его Энтони.
   Сара со стуком поставила бокал и встала, задиристо вздернув подбородок.
   – Я не собираюсь вступать в брак, и Бриджтон тоже.
   – У вас нет выбора, – невозмутимо заметил Треймаунт.
   – Да? И что ты станешь делать? Привяжешь меня к алтарю и приставишь нож к горлу?
   – Если придется.
   – И все равно я не выйду за него. – Она повернулась к Нику. – Спасибо за гостеприимство. Можете чувствовать себя свободным, вышвырнуть этих двух глупцов прочь в любой момент, когда пожелаете. – С этими словами она схватила свою пелерину, сунула руки в рукава и направилась к двери. Рывком распахнула ее, громко захлопнула за собой с такой силой, что со стены на пол упала картина.
   После ее ухода надолго воцарилось молчание.
   – Никогда не видел ее такой сердитой, – сказал Энтони.
   – Кроме того раза, когда Чейз бросил ее в пруд в день ее шестнадцатилетия, – ответил Треймаунт. – Она только что уложила волосы эдакими... завитушками. – Он бросил взгляд на Энтони. – Ты бы проводил ее домой. Я здесь сам разберусь.
   Энтони мрачно взглянул на Ника:
   – Берегитесь, Бриджтон. Я буду следить за вами.
   – Как это для вас утомительно, – пробормотал Ник. Губы Треймаунта дрогнули, но Энтони просто вышел из комнаты, почти так же поспешно, как его сестра.
   Маркиз откинулся на спинку кресла и вытянул вперед длинные ноги.
   – Боюсь, у Сары о вас сложилось очень романтичное представление.
   Ник отвернулся. Разочарование неизбежно наступит. Сара не понимает обстоятельств его рождения, его наследственной слабости. Как она может понять?
   – Она очень наивна, Треймаунт.
   – Да, и вы – единственный мужчина, к которому она проявила искренний интерес после смерти Каррингтона. Нравится вам это или нет, вы на ней женитесь. А потом...
   – Потом?
   – Потом вы сделаете ее счастливой.
   Это единственное, чего он сделать не мог. Как может дать счастье мужчина, преследуемый головными болями, от которых ему когда-нибудь предстоит погрузиться в туман опиума?
   – Что, если я откажусь жениться на вашей сестре, Треймаунт?
   – У Энтони будет шанс подраться на дуэли.
   – А Сара?
   Маркиз посмотрел на свои сапоги.
   – Она может уехать за границу. В Италии никто не узнает о ее ошибках. Там она сможет начать заново, и...
   – Вы прогоните собственную сестру? – Воспоминания о годах, которые он провел в скитаниях по континенту, ожидая случая вернуться домой, нахлынули на него. – Вы не любите ее, если поступите так.
   – А вы? Вы пытались ее соблазнить. Вы воспользовались ее стремлением познать жизнь и замарали ее имя своим. Теперь вы хотите уйти в сторону и оставить ее пожинать плоды. – Темные брови Треймаунта сошлись на переносице. – Скажите, Бриджтон, кто из нас принимает ее интересы ближе к сердцу?
   Нику нечего было возразить. Он сжимал кулаки, мысленно перебирая возможности. Независимо от исхода этого разговора Ник обречен. Глупец, он думал, что может вернуть себе место в обществе. Но мысль о том, что Саре придется вынести позор изгнания, была ему невыносима. Это убьет ее в том смысле, в котором не смогло убить его. Он привык к лишениям, к жестокости жизни, а она молода, нежна и полна надежды. Он не может этого допустить. И, глядя в ледяные глаза Треймаунта, он внезапно с уверенностью понял, что маркиз поступит с Сарой так жестоко, как сочтет необходимым.
   Если бы Треймаунт попытался сразиться с ним, Ник боролся бы до последнего вздоха. Если бы Треймаунт угрожал разорить его, Ник бы рассмеялся. Но то, что маркиз холодно положил на алтарь собственную сестру в качестве жертвы богам благопристойности, привело Ника в ярость.
   Он немногое мог сделать.
   – Сара не любит, когда ей приказывают.
   – Значит, вам придется убедить ее, что замужество в ее интересах, – ответил Треймаунт, в упор глядя на Ника.
   – Я уговорю ее выйти за меня. Обсудим условия?
   Треймаунт прищурился. Но через мгновение ответил:
   – Десять тысяч фунтов, и ни пенни больше.
   – Двадцать тысяч, и я хочу, чтобы они были положены только на ее имя, – возразил Ник. – Два счета, один для инвестиций. Мой поверенный проследит, чтобы все было оформлено правильно.
   – А второй?
   Нику удалось холодно улыбнуться.
   – Деньги на булавки. – Когда он неизбежно отправится по стопам матери, то не оставит жену без средств. Сара хотела получить свободу, и он проследит, чтобы она се получила.
   Треймаунт задумчиво сделал глоток бренди.
   – Это очень щедро.
   – Я могу это себе позволить. В конце концов, это не мои деньги.
   Маркиз вздохнул.
   – Бриджтон, боюсь, я не понимаю. Что вы надеялись получить, заводя роман с моей сестрой? Насколько я слышал, она не похожа на ваш обычный улов.
   Этот вопрос застал Ника врасплох, и прошло несколько минут, прежде чем он ответил.
   – Я не стану извиняться за то, что сделал. – Сожаление – это совсем другое дело. В последнее время он каждый раз, просыпаясь, хотел, чтобы ему представилась возможность изменить некоторый аспект своей жизни. – Я бы хотел жениться на ней как можно скорее.
   – Предоставьте всю подготовку мне.
   Он снова почувствовал начинающееся жжение и глазах: приближался очередной приступ головной боли.
   – Я уже сказал, что женюсь на вашей сестре, Треймаунт. Но сделаю это, как и когда мне будет удобно.
   Маркиз улыбнулся, и в первый раз позволил Нику увидеть проблеск ярости в своих глазах цвета голубого льда.
   – Вы женитесь на ней, но время и место определю я. Вы потеряли свои права в этой игре. – Он поставил пустой бокал на стол и встал. – Я пришлю вам записку. А пока держитесь от нее подальше.
   С этими словами он вышел из комнаты, оставив Ника смотреть на закрытую дверь.
   Будь проклят этот Сент-Джон! Что делает всю эту семейку столь высокомерной, самоуверенной и невероятно властной? В первый раз Ник наконец понял, почему Сара так стремится выйти замуж, – просто чтобы спастись от опеки своих братьев. Он пробыл с ними меньше получаса, а они уже пытаются погубить его жизнь.
   Однако Ник сделан из более крутого теста. Он женится на Саре Лоренс, но потому, что это ему так хочется, и освободит ее от губящих ее братьев. На этом все закончится. Сегодня он занимался с ней любовью так, словно это последняя ночь на земле. Он потерялся в ней, не обращая внимания ни на что, в том числе и на то, что она может забеременеть.
   При этой мысли его сердце стиснули ледяные клещи. Он мог только молиться и надеяться, что не слишком испытывал свою удачу. Когда они поженятся, он положит конец их физической близости, от этого союза не должно быть детей. Болезнь Виолетты умрет вместе с ним.
   Погруженный в эти мысли, он сидел в библиотеке, до тех пор пока робкие рассветные лучи не пробрались в сад и не согрели холодную комнату. Потом, окоченев от сидения, он встал и вышел, на ходу отдав распоряжение приготовить себе ванну.

Глава 15

   Маркуса Сент-Джона, неукротимого маркиза Треймаунта распекали. Обычно он относился к этому равнодушно. Но Сара в гневе достигала такого уровня красноречия, который граничил с гениальностью. Поскольку он сидел за своим письменным столом, когда она ворвалась в его кабинет и начала свою пространную обличительную речь, он даже ухитрился записать лучшие фразы. Они могли ему пригодиться, когда он будет писать следующее выступление для палаты лордов.
   – Ты меня слушаешь? – возмущенно спросила она, останавливаясь напротив него, подбоченясь, с красным лицом.
   Он опустил глаза на бумагу, где только что записал: «раздутый от важности, суетливый петух».
   – Я не пропустил ни единого слова.