Холдеман Джо. Миры запредельные

   Джон и Дэн помогали ей восстановиться пришлось заново получить кое-какие из уже известных им приемов психотерапии. И меньше чем через месяц Марианна включилась в привычный для нее ритм перемещений: от одного мужа, в библиотеку, к другому мужу, в библиотеку…
   Она сознательно избегала приносящих забвение перегрузок на работе, старательно занималась любовью и старалась играть свою роль улыбкой на лице.
   Забот у нее хватало: почти треть населения Ново-Йорка, семьдесят пять тысяч человек, стремились принять участие в Янус-проекте. Около двадцати тысяч видели в таком участии смысл своей жизни. Но численность обитателей нового Мира, команды звездного корабля, была ограничена всего десятью тысячами.
   Фанатики представляли серьезную проблему. В подавляющем большинстве это были совсем не те люди, с которыми хоть кому-то захотелось провести бок о бок остаток своих дней. Многие из них стремились покинуть Ново-Йорк потому, что чувствовали себя попавшими в ловушку на спутнике-астероиде. Многие испытывали маниакальный страх перед тем, что для них олицетворяла Земля. Сомнительно, чтобы их духовноесостояние изменилось к лучшему в условиях небольшого замкнутого пространства звездного корабля.
   Все же некоторые из таких людей были включены в списки и тому имелась достаточно серьезная причина. Те десять тысяч человек, которых стояло разместить на звездном корабле, не должны могли быть случайными людьми. Помимо профессий, необходимых для того, чтобы корабль нормально проделал свой долгий путь, ну была чертова прорва специалистов, чья квалификация потребуется тогда, когда путешествие кончится и настанет пора закладывать фундамент новой цивилизации. Своим знаниям и навыкам, такие люди должны будут обучить тех, кто родился во время полета.
   К примеру, на весь Ново-Йорк имелось всего два человека со специальностью «медик-библиотекарь». Оба хотели лететь. Но одному из них перевалило далеко за восемьдесят; он был жестоким неврастеником и не слезал с сильнейших транквилизаторов. Второй, молодой и крепкий, к несчастью, был девонитом и на дух не переносил тех, кто не являлся членом его секты. Тем не менее медик-библиотекарь на корабле был необходим, а в Ново-Йорке даже не нашлось ни одного студента, который обучался бы по этой специальности.
   (Библиотека по медицине сама по себе проблемы не представляла: звездный корабль понесет с собой точный электронный дубликат полной библиотеки Ново-Йорка. За изъятием некоторых специфических военных и политических материалов, эта библиотека содержала копии всех сколько-нибудь важных кино-, аудио-, видео— и печатных документов, когда-либо издававшихся на Земле. От «Рукописей Мертвого моря» до «Нью-Йорк таймс», датированной шестнадцатым марта две тысячи восемьдесят пятого года. Конечно, там имелись все материалы, изданные в Ново-Йорке после войны. Память на поляризованных кварках позволила втиснуть всю эту информацию в устройство размером с ящик письменного стола. В медицине, как и в любой другой области знаний, не приходилось жаловаться на недостаток необходимой информации — фокус заключался в том, как эту информацию отыскать.)
   Что касается девонитов, то мороки с ними хватало с избытком. Предполагалось, что звездный корабль стартует, неся на борту десять тысяч человек. Через девяносто восемь лет, на финише полета, это число должно удвоиться. Существовало несколько сект девонитов, при определенных условиях допускавших контроль над рождаемостью; но большинство последователей этого учения рассматривало такой контроль как один из трех смертных грехов. И если бы на корабле оказался хоть один процент таких людей, каких-то пятьдесят женщин-девониток, то за девяносто восемь лет их дочери, внучки и так далее, по расчетам, произвели бы на свет около трехсот тысяч детей. Поэтому если на звездном корабле, как то было обещано, будут соблюдаться все права и свободы, существующие ныне в Ново-Йорк ортодоксальным девонитам, по крайней мере их прекрасной половине, суждено остаться за бортом Янус-проекта, поскольку право на свободу совести позволяло им наотрез отказываться от перевязки семенных канатиков и маточных труб. В соответствии с проектом оплодотворение законсервированных яйцеклеток должно былочетко регулироваться правилом: одна смерть — одно рождение, пока до финиша не останется двадцать пять лет. Значительное число отправляющихся в долгий путь должно было дожить его конца, поскольку средняя продолжительность жизни в Ново-Йорке составляла сто восемнадцать лет.
   О'Хара совсем не была убеждена, что жизнь на корабле будет подчиняться канонам, принятым в Ново-Йорке, социальное устройство которого насквозь проросло метастазами бюрократии, анархии, технократии, непродуктивного коллективизма и электронной демократии. Она-то знала что анархия в значительной степени является фикцией, а представление о властных струнах Ново-Йорка как о некоем предохранительном клапане — насквозь иллюзорно. Но даже для иллюзий такого рода на звездном корабле не было места.
   Там вообще не было места для множества вещей, которые жители Ново-Йорка привыкли считать само собой разумеющимися. Например, для того комфорта, для тех свобод, непринужденности и приятного досуга, которые существовали в Мирах до войны, а теперь мало-помалу восстанавливались заново. Многие неудобства полета рассматривались людьми как временные, а ведь они должны были стать неотъемлемой частью их жизни. Марианна подозревала, что обычные, мирские проблемы: скученность, однообразное питание и тому подобное — в конечном итоге не будут играть на корабле такой важной роли, как проблемы духа: длительная изоляция, недостаток впечатлений, неопределенные тревоги, скука...
   Почему она задумывалась над всем этим?

Глава 3

   Это место называлось «солярий», хотя тепло и свет давало не Солнце. Плавательный бассейн на уровне с нулевой гравитацией представлял собой медленно вращающийся водяной шар, где не было ни верха, ни низа. Он находился неподалеку от одного из четырех дуговых светильников, освещавших Ново-Йорк. На той стороне, что была ближе к светильнику, располагалась мрачная стена с вешалками для полотенец; здесь посетители бассейна обсыхали и загорали, плавая в воздухе.
   Сандра Берриган не стала вытираться, просто обмотала полотенце вокруг головы наподобие тюрбана.
   — Значит, теперь ты настроена участвовать проекте до конца? — спросила она у Марианны. — Я-то думала, ты не хочешь лететь и сама пытаешься отговорить своих мужей.
   — Я не знаю точно. — О'Хара медленно относило от стены; она совершила в воздухе ленивый кульбит и сделала ногами несколько легких движений, возвративших ее к вешалке с полотенцем. — Приходится учитывать многие обстоятельства. Хочется сохранить мир в семье... сохранить саму семью, в конце концов.
   — Они могут улететь без тебя?
   К ним подплыл незнакомый мужчина и подал Марианне знак, предлагая заняться любовью. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
   — Не знаю... Несколько дней назад я бы сказала, что Дэн может это сделать, а Джон — нет. Но теперь...
   Берриган понимающе кивнула.
   — Фотонный отражатель, да?
   — Именно. Пока не возникла эта идея, Джон, мне кажется, не воспринимал происходящее всерьез. Сомневался в том, что полет вообще возможен.
   — Не один он так думал.
   Еще один мужчина начал дрейфовать в их сторону. Марианна обернула вокруг бедер полотенце: общепринятый сигнал незаинтересованности в сексуальных контактах.
   — Сейчас Джон замкнулся в себе. Ему приходится многое обдумывать заново, — продолжила разговор О'Хара.
   — А Дэн?
   — Дэн на седьмом небе от счастья. Но он всегда считал, что я последую за ним; надо лишь привести в порядок мои нервы. Может быть, он прав.
   — Хочешь бесплатный совет?
   — Совет мне действительно нужен.
   — Не надо использовать желания и поступки твоих мужей в качестве предлога, чтобы отправиться в полет. От себя не убежишь. Ты просто до сих пор не пришла в норму после потери Джеффа Хокинса.
   — И это играет роль. Отчасти.
   — Но Земля-то никуда не делась! Твое обучение, большая часть твоего опыта связывают с Землей. Возможно, ты займешь на этом направлении ключевой пост.
   — Может быть. Через пятнадцать или через двадцать лет. Или никогда.
   — Через двадцать лет ты будешь на два года моложе, чем я сейчас. Может случиться всякое. Пусть даже ситуация на Земле существенно улучшится лишь через тридцать, даже через пятьдесят лет, что из того? Ты все еще будет в хорошей форме. Если же ты окончательно свяжешь себя с Янус-проектом, где ты будешь пятьдесят лет спустя?
   — На полпути к Эпсилон Эридана. Примерно на полпути.
   — Да. В том случае, если все пойдет так, как оно запланировано. Очень многие инженеры ученые не разделяют оптимизм Дэниела.

Глава 4

   Строго говоря, проект «Янус» не был первым звездным кораблем в истории человечества, несколько планетарных зондов, запущенных еще в двадцатом веке, продолжали черепашьим шагом преодолевать колоссальные расстояния, чтобы однажды, через чертову прорву лет, окончательно затеряться вблизи одной из звезд. Кроме того, имели место два демонстрационных маломасштабных проекта.
   Более интересным из них был проект «Дедал», зонд, запущенный Европейским Космическим Агентством задолго до войны. Зонд также направлялся к Эпсилон Эридана, к богатой водой кислородной планете, которая была местом назначения «Нового дома». Если бы все шло согласно разработанному плану, то в первом году нового столетия зонд прислал бы на Землю фотографии этого мира. «Дедалу» предстояло пройти сквозь звездную систему, имея одну пятую световой скорости. Едва час отводился на завершение полувековой миссии: на исследование землеподобной планеты и передачи данных. (Фактически облет системы Эпсилон Эридана приходился на две тысячи девяностый год, но сигналам с зонда требовалось еще почти одиннадцать лет, чтобы достичь Земли.) К несчастью, «Дедал» был потерян. Сигналы, с помощью которых поддерживалась связь зонда с Землей, прервались через два года после войны.
   Второй зонд попросту служил наглядной демонстрацией принципа аннигиляции. Полезного груза на себе нес с гулькин нос. Большинство ученых было сильно раздражено этой неимоверно дорогой «игрушкой», не давшей ни крупицы новых знаний. В первую очередь, эксперимент знаменовал собой очередной раунд политических заигрываний между Соединенными Штатами, которые изготовили двигатели и запускаемый аппарат, и Россией, ухлопавшей драгоценный год работы гигантского циклотрона, частицу за частицей производя и накапливая необходимый запас антиматерии.
   Джон Ожелби как-то заметил, что эта «демонстрация» смогла продемонстрировать только полную неспособность политиков разобраться в простейших уравнениях.
   Говорившие о том, что «совершен прорыв к звездам», напоминали чудака, который успешно ввернул лампочку в патрон и заявил, что к готов построить электростанцию.

Глава 5

   Сидя в своей библиотечной кабинке, О'Хара занималась по большей части «свободным ассоциативным поиском по базам данных», a попросту говоря — этаким компьютерным гаданием на кофейной гуще. К примеру, набрав на клавиатуре слова: «ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ», она получала короткий ответ: «2 349 655». Это означало, что в базе данных хранится именно столько файлов, где слова «профессиональные возможности» либо стоят в заголовке, либо считаются ключевыми. Затем она сужала зону поиска, набирая что-нибудь вроде: «ОПУБЛИКОВАНО ПОСЛЕ ДВЕ ТЫСЯЧИ ШЕСТИДЕСЯТОГО ГОДА». Компьютер тут же выдавал: «32 436». Уже лучше, но за один вечер, пожалуй, столько не прочитать. Далее следовали уточнения: «МИРЫ» и «ОБУЧЕНИЕ», после которых на мониторе зажигалась приемлемая цифра: «23». Тогда О'Хара запрашивала список заголовков. Как правило, она не обнаруживала в нём ровным счетом ничего интересного и канитель начиналась сначала.
   Как правило, но не всегда. В данном случае она наткнулась на статью, опубликованную за несколько лет до войны в Ново-Йорке, в журнале прикладной психологии. Статья называлась «Активизация профессиональных возможностей посредством добровольного гипнотического погружения». Со времени той памятной беседы с членом ВАК, которая предшествовала ее назначению, Марианна испытывала какой-то болезненный интерес ко всему, связанному с гипнозом. Вот почему она стала читать эту статью.
   Одолев пару разделов, Марианна отстукала на клавиатуре имя автора. Обнаружилось, что он до жив. Тогда она дочитала статью до конца и позвонила ему. Тот отсутствовал: вел студенческий семинар. Позже О'Хара позвонила еще и они договорились встретиться после обеда в отдыха факультета общественных наук.
   Наверное, когда-то этот зал был довольно приятным местечком. Теперь же половину помещения занимали «временные» жилые модули, а диваны и стулья теснились на оставшейся половине. Хотя им не доводилось встречаться раньше, Марианна сразу узнала доктора Демерсета, поскольку в компьютерном досье имелись фотографии. Доктор, невысокий лысый старичок девяносто лет, копошился в углу зала, пытаясь добиться взаимности от автомата для розлива напитков. Пробравшись через столпотворение мебели, О'Хара представилась Демерсету.
   — Доктор О'Хара? — За отсутствием бровей, которые можно было бы удивлённо поднять, лицо доктора избороздилось несколькими дюжинами дополнительных морщин. — Я ожидал... Впрочем совершенно не важно, чего я ожидал. Кофе?
   — Лучше чай. Если вам удастся уговорить автомат.
   Демерсет осторожно покачал старинное устройство.
   — Старик не выносит насилия. Наверное, кто-то шарахнул по нему кулаком. — Он жестом показал Марианне на несколько удобных стульев, стоявших неподалеку. — Сегодня он не в настроении, хотя я потакаю его капризам уже больше тридцати лет. — Он нежно нажал на большую кнопку, и автомат любезно согласился выдать сначала одну чашку чая, а потом и вторую.
   Доктор Демерсет взял свою чашку обеими руками и стал понемногу прихлебывать из нее, прищурившись и внимательно поглядывая на Марианну.
   — Мне нужно немного времени, чтобы освоиться с ситуацией, — пояснил он. — У нас с вами одинаковый класс, но вы выглядите моложе большинства моих студентов. Стартовая команда Янус-проекта. Ага. Безумное предприятие. Скажите, вы и в самом деле уверены, что эта штуковина сможет куда-то там полететь?
   — Многие уверены.
   — Многие уверены, что Иисус явится нам в «бьюике». Меня интересует ваше личное мнение. Вы тоже собрались к звездам?
   — Честно говоря, вначале я не думала... Я полагала, что вся затея обречена на провал. И, в любом случае, не собиралась никуда лететь. Теперь пожалуй, полечу. Если меня возьмут. Они говорят, что успех проекта зависит от того, заработает ли нейтринный разветвитель.
   Демерсет задумчиво покачал головой.
   — Да-а, жизнь сделается совсем пресной, когда в Ново-Йорке не останется ни одного чудака. Теперь просветите меня, старика: что есть демографический координатор и какая такая нужда привела уважаемого координатора к вышедшему втираж маргинальному психологу?
   — Я прочла статью, опубликованную вами, в восемьдесят втором году. Об активизации профессиональных возможностей. Прямая запись в память под гипнозом. Такая методика могла бы очень нам пригодиться. Но более поздних публикаций на эту тему мне обнаружить не удалось. Та ваша работа... Вы довели ее до конца?
   — М-м-м... Как сказать. Довел и не довел. — Демерсет задумчиво почесал свой длинный нос. — Я отдал ее на откуп паре студентов с Мазетлова. Как тему для их будущих диссертаций. Потом они вернулись домой. Потом — война. — Он пожал плечами. — На Мазетлове никто не уцелел. Разумеется, я поддерживал с ними контакт. У меня имеются полученные ими необработанные данные и сырые, предварительные результаты. Так и не собрался привести все это в пригодный для опубликования вид. Но действенность методики несомненна. А какое отношение моя методика может иметь к демографии?
   — Самое прямое. Нам нужно создать микрокосм, новый самодостаточный Мир, миниатюрный слепок всей человеческой расы, всей нашей цивилизации. И у нас есть проблемы.
   — Ага. Значит, до вас только теперь дошло, на что вы замахнулись? Десять тысяч человек. Всего десять тысяч. Понимаю. Значит, вам нужны двойники, уйма двойников. — Демерсет принялся покачивать головой на манер китайского болванчика. — Точная и почти вечная копия второго «я». Может не сработать. — Нет, я думала о более ограниченном применении методики. Во всякой случае, первое время. Возьмем, к примеру... скажем, стеклодувов. Я имею в виду не ювелирное дело и все такое прочее, а тех, кто изготавливает уникальное оборудование для ученых и медиков. Сейчас в живых остался всего один такой человек. Этой женщине уже перевалило за сто лет.
   — Вы рассказываете интересные вещи.
   — До войны существовало почти полмиллиона различных профессий. Сейчас лишь десятая часть этих профессий имеет живых представителей.
   — Н-да. Но вряд ли больше тысячи из них могут иметь прямое отношение к вашей затее. Причем большинство — с техническим уклоном. Не так уж они дефицитны, я думаю.
   — И все равно. Я обнаружила не одну сотню позиций, наподобие стеклодувов. Всего один человек, имеющий необходимую нам квалификацию, и этот человек не хочет лететь. Или не может.
   — Да. Теперь ваши проблемы стали мне понятнее. — Сосредоточенно уставившись в чашку, Демерсет принялся усердно дуть на давно остывший чай. — Вы хорошо представляете себе те пределы, в которых реально может использоваться методика?
   — Не уверена. Именно поэтому я хотела с вами поговорить.
   — Ну ладно. Предположим, я возьмусь за вашу наверняка капризную и привередливую, бабу стеклодува и попытаюсь уговорить ее пожертвовать десятью днями жизни, которые ей и придется провести в психологической лаборатории. Предположим, она согласится, причем должна действительно этого захотеть. Ни о каком принуждении даже речи быть не может. Тогда методика просто не сработает. Затем я должен попытаться привести ее в состояние максимальной гипнотической восприимчивости и внушаемости. Вас когда-нибудь пытались гипнотизировать?
   — Было однажды.
   — Тогда вы, наверное, знаете, что гипноз штука тонкая.
   — Некоторых удается погрузить в гипнотический транс, побеседовав с ними всего несколько минут, а с другими ничего не получается. Даже нашпигованные гипногенными снадобьями по самую макушку, они будут сопротивляться вашим внушениям.
   Предположим, бабуся-стеклодув окажется хорошо внушаемой. Тогда я загипнотизирую ее и помещу в специальную установку. Компьютерная часть установки начнет беседовать с реципиентом, а медико-биологическая часть будет увязывать ответы с изменениями физического состояния: температура тела, температура кожи; пульс, кровяное давление, интенсивность мозговых ритмов. Основное здесь — мозговые ритмы; их измерение ведется на двенадцати частотах.
   Все это — довольно тяжелая работа. Имея дело с человеком, которому уже больше ста лет, придётся затратить, пару недель; два-три часа в день на сеанс, не больше. В конечном счете я получу довольно полный кибернетический профиль возможностей нашей старушки, причем — не только профессиональных, а в качестве побочного результата — фактически полную биографию. Вам приходилось слышать про парадокс Тюринга?
   — Туринг?.. Тур? Парадокс путешественника?
   — Не важно. Не забивайте себе голову. Суть сводится к следующему: поместив бабушку за один непрозрачный экран, а высококачественный динамик, присоединенный к речевому выходу компьютера, — за другой такой экран, вы можете вступить с ними обоими в беседу, причем вам будет чертовски сложно догадаться, с кем в данный момент говорите, с машиной или с человеком. Я — другое дело. Я могу сказать почти сразу; у меня есть в запасе несколько хороших вопросиков на засыпку... Извините. Разболтался чисто по-стариковски. Итак, вы получили своего кибернетического стеклодува. И что вы имеете с гуся? А ни чего хорошего. Ему нечем дуть. У вашего стеклодува нет легких. Значит, надо подобрать подходящего человека и запустить процесс в обратном порядке. Это тоже непростое дело, потому что вам будет необходимо управлять его кровяным давлением и так далее, включая управление мозговыми ритмами, пока он не начнет реагировать на ваши вопросы в точности так же, как бабушка-стеклодув, а точнее — ее компьютерная копия. Когда вся эта канитель закончится, ваш подопечный по-прежнему ничегошеньки не будет знать о стеклодувном деле. Но ему вдруг страшно захочется освоить эту профессию, будьте уверены. И он выучится ей легко, быстро и основательно. Если только он вообще способен быть стеклодувом. Ну, не будете же вы профилировать таким образом человека, у которого постоянно из рук все валится, верно? Но есть и другие, более тонкие критерии. Например, нельзя подвергать такой процедуре того, кто в детстве сильно порезался осколками стекла, иначе обеспечите ему постоянный нервный стресс на всю оставшуюся жизнь.
   — В статье вы приводили яркий пример. Однорукий человек, который получил мотивацию и захотел научиться играть на скрипке. Да, такой обязательно покончит самоубийством. Он просто не сможет с этим жить. А процесс активизации необратим. Можно, конечно, запрограммировать стремление играть на каком-нибудь инструменте для одной руки, но непреодолимое желание играть на скрипке никудане денется.
   Вот этот момент меня особенно интересует. Предположим, вы активизировали стремление пианиста играть на скрипке. Не уйдет ли вся его энергия в новом направлении? Или он сможет играть на рояле не хуже прежнего? Мы никогда не заходили по этому пути слишком далеко. Кроющиеся здесь опасности очевидны. Замотивируйте музыканта для игры всех инструментах большого оркестра, и вы превратите его в зомби. Депрессия, нерешительность. Он будет брать рожок, играть несколько нот, браться за арфу, потом почувствует непреодолимое желание немедленно сесть за... И так далее. Недели не пройдет, как человек спятит, окончательно и бесповоротно. У вас ведь несколько высших образований, да? О'Хара утвердительно кивнула.
   — То-то я заметил блеск в ваших глазах. Сколько у вас ученых степеней?
   — Четыре. Две докторских.
   — Догадываюсь, о чем вы думаете. Выбросьте все это из головы. Невозможно нанизывать специальности одну за другой, словно бусины на ожерелье. Неэффективно и может оказав очень опасным. Эта методика предназначена всем не для тех, кто ставит перед собой сверхзадачи. Она нужна именно тем, кто не имеет стоящей цели в жизни.
   — Спасибо, я поняла, — сказала Марианна, но вид у нее все еще был задумчивый.
   — Вас еще что-то беспокоит? — спросил Демерсет.
   — Понимаете, я никогда не была сильна в математике и других точных науках, но большинство моих друзей и оба мужа в придачу работают в техническом секторе. — Она невесело рассмеялась. — Выглядит так, будто половину времени они говорят на иностранном языке. А я знаю лишь отдельные слова этого языка. И совсем не знаю его грамматики.
   Доктор Демерсет издал несколько кудахтающих звуков.
   — Такое случается сплошь и рядом, — отсмеявшись, сообщил он Марианне. — Моя первая жена была математиком. Именно поэтому занялся немного странными, на первый взгляд, проблемами. Ладно. Вернемся к нашим баранам. Вы хотите подвергнуть описанной процедуре несколько сотен человек. А вы представляете, сколько на это уйдет времени? Разве никто, кроме вас, не справится с аппаратурой?
   — Вовсе нет, как раз наоборот. Любая медсестра... Черт, да я берусь научить этому кого угодно за пару дней. Могу и вас научить, если вы не брезгуете втыкать людям в задницы термометры. Самую трудную часть работы моя установка делает сама. Беда в том, что существует всего одна такая установка. Десять дней вы будете снимать компьютерную копию с одного человека, а еще десять дней уйдут на активизацию второго, семнадцать сеансов в год. Может быть, двадцать, если вы подберете удачные кандидатуры.
   — Значит, нужно построить несколько новых установок!
   — Ох, дочка, уморила! — Доктор Демерсет опять рассыпался своим кудахтающим смехом. — Да я нового оборудования с довоенных времен в глаза не видел. Психологические разработки нынче не в чести. Во всяком случае, те, которыми занимаюсь я.
   Марианна, в течение всей беседы напряженно сидевшая на самом краешке стула, уселась поудобнее и послала слегка оторопевшему доктору Демерсету лучезарную улыбку:
   — Не были в чести, так будут.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЧАРЛИ

   — Атас! — сказал Джефф. Под одеялом, которым Тед прикрывал ноги, тут же раздалось два быстрых щелчка, ставивших мясорубку «Узи» на максимальное поражение.
   Вот уже два дня они ехали по Майами-Трэйл. На старое шоссе с обеих сторон напала стена джунглей, среди которых иногда виднелись опустевшие строения покинутых городов. Два дня — ни одной живой души. Но теперь в джунглях появились люди.
   Первым из зарослей на дорогу, метрах в десяти перед передним мулом, выбрался крупный парнишка. В правой руке он держал старый дробовик, а левой подал знак остановиться. Оба мула резко встали. Вслед за ним появились семеро. Образовав цепочку, они перегородили дорогу. Огнестрельное оружие имелось лишь у одного: ржавая винтовка двадцать второго калибра, остальные были вооружены мачете. Джеффа поразило, что трое из них были черными. До пор ему еще ни разу не попадались семьи, не делавшие различий по расовому признаку.