Холл Констанс. Мой дорогой герцог

   – Ну что ж, Мэри, мне и впрямь нужна служанка. Как ты смотришь на то, чтобы обосноваться в Лондоне?
   Глаза Мэри загорелись.
   – О, как чудесно, мисс! Я всегда мечтала увидеть большой город.
   – Входи, Мэри, ты можешь занять комнату моего отца. Я тебе ее покажу. А завтра с утра начнем паковать вещи и отправимся в Лондон.
   – Слушаю, мисс, я в таком нетерпении! Ох, ох, совсем забыла передать вам вот это. Его светлость сказал, что это вам подарок ко дню рождения. – Мэри извлекла из чемоданчика маленькую коробочку и протянула Келси.
   Келси задумчиво повертела в руке черный бархатный футляр и нерешительно открыла его.
   – О, никогда не видела ничего красивее, мисс.
   – Да, пожалуй, – ответила Келси, не в силах оторвать глаз от ожерелья. Изумруды в форме слезинок, обрамленных бриллиантами, на тончайшей золотой цепочке. Интересно, что он хотел сказать этим подарком. Бил ли это подарок ко дню рождения или плата за оказанные услуги?
   Снова подступила тошнота, и Келси, сунув коробочку Мэри, зажала рот рукой и выбежала из дома.
   – О, мисс, неужели вас расстроил такой очаровательный подарок?
   Слезы навернулись Келси на глаза, пока она облегчала свой желудок.
   – Тебе помочь? – Джереми возник рядом и протянул носовой платок. – Вот, возьми.
   – Спасибо, – едва выговорила она, вытирая рот. – Прости, что так получилось.
   – Хорошо, если все обойдется. Может, отвести тебя в постель?
   – Я сделаю это, милорд, – сказала Мэри, взяв Келси под руку.
   – Мне уже гораздо лучше, – заметила Келси, высвобождая руку. – Уверена, это всего лишь недомогание.
   Прошло два месяца. В Лондоне в своей мастерской – большом доме на Ковент-Гарден – работала Келси. Из окна открывался вид на отель «Эванс-Гранд», а чуть подальше виднелся собор Святого Павла. Внизу в любое время суток кишели толпы людей. Утомившись, она могла подойти к окну и понаблюдать за прохожими. В студии был потолок в виде стеклянного купола, и свет струился в комнату целый день. Здесь было очень уютно работать: в задней части здания находилась мастерская, а в центре – художественная галерея.
   Она отступила на шаг от мольберта, критическим взглядом окинула рисунок, взяла кисть и усилила желтый фон на холсте. Она долго всматривалась в лицо, навеки запечатлевшееся в памяти. В лицо Эдварда.
   Она смогла нарисовать его, и это стало настоящим очищением для ее души. Ей хоть как-то удалось справиться с одиночеством, постоянно терзавшим ее после их разлуки. Она тщетно пыталась возненавидеть его, забыть свою любовь к нему и того мальчика, который являлся ей во сне. Мальчик не шел у нее из головы. Она все еще мечтала о нем.
   Звонок на двери зазвенел, возвещая о том, что кто-то вошел в галерею. Она быстро занавесила работу и вытерла о халат руки.
   – Келси, ты здесь? – раздался голос Лиззи.
   – Да, уже иду.
   Она поспешила в галерею мимо своей экспрессивной живописи, которую прятала до недавнего времени от чужих взглядов. Обретя богатство, она решилась наконец выставить эти работы и даже прославилась.
   Лиззи направилась к ней. Красное платье для верховой езды придавало королевскую грацию ее легкой походке. Волосы цвета темной меди выбивались из-под остроконечной шляпы, лихо сдвинутой набок. Она вся светилась изнутри. Такой Келси ее еще не видела.
   – Я рада, что ты пришла. Замужество пошло тебе на пользу, ты очень похорошела. – Она раскрыла объятия.
   – О, нет-нет, не прикасайся – Лиззи отступила. – В прошлый раз ты испортила мое лучшее платье. – Лиззи улыбнулась и пожала ей руки.
   – Но я же купила тебе взамен новое, – поддразнила ее Келси.
   – Совершенно напрасно. Ты и так слишком много сделала для нас с Гриффином.
   – Ты одна приехала верхом из Уэстморленда?
   – Ну конечно, ведь это всего в нескольких милях. – Лиззи стянула дорожные перчатки. – Гриффин заставил меня взять кучера. Бедняга присматривает за лошадьми. Думаю, ему не по вкусу пришлась наша головокружительная скачка. – В глазах Лиззи заплясали чертики.
   – Надеюсь, ты приехала не за тем, чтобы сообщить о беспорядке в моей собственности.
   – Нет-нет. Я оставила Гриффина в Уэстморленде. Он вникает в счета.
   – Привыкнет со временем.
   – Не думаю, что ему по душе роль управляющего.
   – Уверена в этом. Скажи, чтобы нанял себе в помощь бухгалтера. Я не могу допустить, чтобы мои поместья пришли в негодность из-за его упрямства.
   Обе понимающе улыбнулись.
   – Он доведет дело до конца, как всегда. – Темные глаза Лиззи вспыхнули, а в голосе послышались взволнованные нотки, когда она заговорила: – Я приехала не по делу. У меня чудесные новости.
   – Очень рада. Что случилось? – Келси села на скамейку и жестом указала Лиззи на место рядом с собой.
   Лиззи, прежде чем сесть, расправила юбку, так, чтобы она не касалась запачканного халата Келси.
   – Ты станешь крестной матерью.
   – О, это действительно чудесная новость! – Келси тепло пожала ей руку. – Гриффин, наверное, вне себя от счастья.
   – Он ходит за мной по пятам, – с притворной досадой заметила Лиззи, но блеск в глазах говорил о том, что ей это вовсе не в тягость.
   – Из него выйдет прекрасный отец.
   Келси невольно скрестила руки на животе, комок подступил к горлу при мысли о том, что ее собственный ребенок останется без отца.
   Уже более спокойно Лиззи сказала:
   – Мы можем окрестить их вместе.
   – Вместе с кем? У тебя есть беременная подруга?
   – Ты – моя единственная подруга. – Лиззи положила руку на плечо Келси.
   Келси сморгнула набежавшие на глаза слезы.
   – И давно ты знаешь?
   – С того самого утра, когда тебя стошнило, несколько недель назад. Дураку ясно, что ты беременна, но всячески это скрываешь.
   – А Гриффин знает?
   – Я ему не говорила. Для меня гораздо важнее, чтобы ты сообщила Эдди.
   – И не собираюсь.
   – Придется, Келси. Такие вещи нельзя держать в тайне.
   – Можно и нужно. Ты даже не представляешь, что он мне наговорил при расставании. – Голос Келси дрогнул, но она взяла себя в руки. – Ему нет дела ни до меня, ни до этого ребенка. Обещай, что не скажешь ему.
   Поколебавшись, Лиззи покачала головой:
   – Допустим, я не скажу, но как ты скроешь свое положение от него и остальных? Ты сейчас в моде, дорогая. Все франты города сходят по тебе с ума и будут совать нос в твою жизнь. Светская хроника только о тебе и пишет. А ты подумала о Джереми? Ведь он повсюду тебя сопровождает.
   – Два года я проведу на моей вилле во Франции. Потом скажу, что была замужем, но муж погиб. И когда вернусь с ребенком домой, никто ничего не заподозрит.
   Лиззи снова покачала головой:
   – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   – Разумеется, знаю.
   Джереми, как всегда, проскользнул через черный ход, когда Келси работала, и краем уха услышал разговор о ее беременности. Вне себя от ярости, Джереми проклинал Эдварда. Как он посмел так поступить? Он заставит ублюдка выполнить долг чести. Джереми вышел обратно тоже через черный ход и поспешил к своему экипажу.
 
   В Стиллморе царило запустение. Джереми это сразу заметил, как только выпрыгнул из кареты. Шторы на окнах опущены. Будто сейчас раннее утро. Он тростью постучал в дверь.
   Уоткинс показался на пороге, черты лица у него заострились, в глазах было уныние. Он поджал губы и поклонился Джереми.
   – Милорд, рад вас видеть.
   – Он дома? – Отдав Уоткинсу перчатки, шляпу и трость, Джереми прошел в холл.
   – Да, милорд, но он заперся в кабинете. Не выходит уже несколько недель. Отказывается есть. Я так беспокоюсь за него!
   – Не думаю, что ублюдок заслуживает вашего беспокойства, Уоткинс. Нет необходимости докладывать обо мне, я сам найду дорогу.
   Джереми, полный решимости, приблизился к кабинету – он приведет Эдварда в чувство, а если понадобится, свяжет его и притащит к алтарю.
   Он пинком распахнул дверь и погрузился в кромешную тьму. В нос ударил тяжелый запах алкоголя.
   – Опять сидишь в темноте, Эдди. Может, зажжешь свечу? Я хочу посмотреть на твое лицо, когда ты услышишь новость, которую я тебе сообщу.
   – Убирайся. Я ничего не желаю слушать, – произнес Эдвард едва слышно, будто силы покинули его.
   Джереми никогда не видел Эдварда таким подавленным и не на шутку испугался.
   – Я не уйду. И зажги эту чертову свечу, или я попрошу Уоткинса сделать это.
   Эдвард наконец зажег свечу, и Джереми застыл на месте, когда увидел его сидящим за столом. Его одежда обветшала и была в полном беспорядке. Темные круги легли под глазами, лицо осунулось и заросло бородой. Пустой кувшин из-под виски стоял на столе, а в руке Эдвард сжимал стакан.
   – Хорошо выглядишь, – презрительно бросил Эдвард и отсалютовал Джереми стаканом.
   – Упиваешься жалостью к себе, да? – Джереми сел напротив кузена.
   – Мне не нужны твои проповеди. Достаточно наслушался от Уоткинса.
   – Видимо, недостаточно.
   – Что тебе нужно?
   – Нужно? – Джереми поднял брови. – Все, что мне нужно, у тебя уже есть.
   – Ты идиот, у меня ничего нет. – Эдвард уставился глазом, налитым кровью, в стакан и принялся созерцать содержимое.
   – У тебя есть больше, чем ты думаешь. – Джереми почувствовал, как в нем закипает гнев. – Я вызову тебя на дуэль!
   – Сделай одолжение. – Эдвард откинулся в кресле и закрыл глаза.
   – Я бы ничего другого и не желал, но у меня есть совесть. Я не могу оставить твоего сына без отца. У Эдварда был такой вид, будто Джереми уже выстрелил в него. Джереми испытал некоторое удовлетворение.
   Оправившись от шока, Эдвард выпрямился, и на лице у него отразилась целая буря эмоций.
   – Келси ждет ребенка?
   – Да, и я подумал, что тебе не мешает об этом знать. Эдвард безучастно уставился в потолок.
   – Это не мой ребенок.
   – Твой! – заявил Джереми, едва сдерживая ярость.
   – Она все время жила в Лондоне, окруженная толпой обожателей.
   – Келси никого из них близко не подпускала. Она уже два месяца как беременна. Ребенок твой.
   – Она должна была мне сказать, и я бы позаботился о его будущем, – произнес Эдвард, подняв стакан и собираясь сделать еще глоток.
   Джереми выхватил у него стакан и швырнул в противоположный конец комнаты. Стакан ударился о стену, осколки разлетелись по полу. Джереми вцепился в край стола, чтобы не накинуться на Эдварда с кулаками.
   – Тебе доставило бы удовольствие, если бы она приползла к тебе как униженная, осмеянная шлюха, только потому, что ты упиваешься жалостью к себе? Я явился сюда с намерением притащить вашу светлость в церковь и заставить жениться на ней, но будь я проклят, если ты ее заслуживаешь. Я не стану обрекать ее на этот ад. Ребенку лучше вообще расти без отца, чем иметь такого, как ты. – Джереми повернулся и хотел уйти, но Эдвард остановил его:
   – Ты все время околачиваешься рядом с ней. Почему бы тебе не дать моему ребенку свою фамилию?
   Чаша терпения Джереми переполнилась, он набросился на Эдварда, нанося ему сокрушительные удары в лицо, живот, грудь. Увидев, что Эдвард даже не пытается защищаться, Джереми взял его за грудки, швырнул в кресло и выбежал, хлопнув дверью. В коридоре он столкнулся с Уоткинсом. Тот заглянул ему в глаза, но Джереми покачал головой:
   – Мне очень жаль, но я ничего не смог сделать. Лицо Уоткинса снова вытянулось.
   – Я понимаю, милорд, вы старались. Пожалуйста, милорд. – Он протянул Джереми шляпу, перчатки и трость.
   – Благодарю, Уоткинс.
   Все еще кипя от ярости, Джереми покинул Стиллмор, полный решимости никогда сюда больше не возвращаться. Эдвард ему теперь не кузен. И не друг.
   Эдвард тем временем пришел в себя. Голова раскалывалась от боли. Перед глазами возник образ Келси с ребенком на руках. Боль сдавила грудь, не давая дышать…
   – Уоткинс! Уоткинс! – завопил Эдвард.
   Дверь тотчас же распахнулась, как будто Уоткинс не отходил от нее.
   – Да, ваша светлость.
   – Мы едем в Лондон. – Эдвард поднялся, чувствуя, что удар Джереми пришелся прямо в челюсть.
   – Слушаю, ваша светлость.
   Впервые Эдвард увидел на лице Уоткинса широкую улыбку.
   – Наконец-то я хоть чем-то тебя обрадовал.
   – Да, ваша светлость. – Улыбка растаяла.
   – Отлично. Но нам нужно поторопиться. Я хочу выехать через час. Мне нужна добрая порция крепкого кофе.
   – Слушаю, ваша светлость, будет готов через минуту. И Уоткинс с необычайным для его возраста проворством поспешил из комнаты.
   Мысль о женитьбе на Келси вызвала у Эдварда улыбку. Только вряд ли она примет его предложение после того, что он ей наговорил. Но может и принять, когда он ей объяснит, почему повел себя подобным образом. Она – самая понимающая и прощающая женщина в мире.
   Утреннее солнце осветило белый фасад четырехэтажного особняка на Аппер-Брук-стрит. Черные карнизы под окнами резко контрастировали с нетронутой белизной внешней отделки. Келси сидела в кабинете на втором этаже и смотрела в окно, стараясь не обращать внимания на гору невскрытых приглашений, возвышавшуюся у нее на письменном столе. С тех пор как она поселилась в Лондоне, ее переписка достигла ужасающих масштабов, она даже подумывала нанять секретаря.
   Она вздохнула, откинулась на стул, вдыхая едва уловимый аромат сигар и кожи, оставшийся со времен Морриса Уэнтуорта. Она переделала в доме все комнаты, но кабинет оставила нетронутым. В память о родном отце. Кожаные подушечки на стуле, приспособленные к изгибам его тела, ласково касались ее, когда она опускалась на них, как сейчас, и ей казалось, что отец рядом. Она совершенно не помнила родителей, единственное, что от них осталось, – это огромное наследство.
   Она уже успела понять, что богатство доставляет не только удовольствие, но и разочарование. Судьба подарила ей возможность приобщиться к самому изысканному обществу, но она чувствовала себя там чужой, потому что слишком долго жила в провинции. Ей быстро наскучила толпа. Самодовольные хлыщи, рыскавшие по гостиным в поисках богатых невест, скорее раздражали ее, чем развлекали. Она никому не доверяла, лишь позволяла Джереми сопровождать ее. Эдвард преподал ей хороший урок – она перестала быть наивной. И теперь у нее не так-то легко вырвать признание, о любви.
   Стук в дверь прервал ее размышления.
   – Войдите!
   Фентон, дворецкий, просунул в дверь свою лысую голову. Своей суетливостью этот невысокий человечек напоминал гончую, взявшую след. Ему еще предстояло привыкнуть к своей новой должности и к самой Келси. Порой ей не хватало мудрых цитат и невозмутимых манер Уоткинса.
   – Извините за беспокойство, мисс, но в гостиной вас дожидается джентльмен.
   – Узнай, кто он.
   – Герцог Салфорд.

Глава 20

   – Скажи ему, что меня нет дома. – Келси вскочила с места. Потом снова опустилась на стул, вцепившись в подлокотники. – Скажи, что в этом доме его никогда не примут, поэтому пусть не утруждает себя очередным визитом.
   – Слушаю, мадам. – Голова Фентона скрылась за дверью.
   Келси взялась за почту, пытаясь отвлечься. Дрожащей рукой она вскрыла приглашение на бал Свенсонов. Но, услышав звучный голос Эдварда, заполнивший всю гостиную, снова вскочила.
   – Я знаю, что она дома. И не уйду, пока не повидаю ее. Где она?
   Дверь задрожала от сильного удара.
   – Я прошу вас не делать этого, ваша светлость, – раздался визгливый голос Фентона, неспособный остановить даже крысу.
   – Я не уйду, пока не увижу ее.
   Услышав, что Эдвард приближается, Келси заперла дверь. Она прислонилась к ее гладкой поверхности и задержала дыхание, сердце бешено колотилось.
   Он ударил в дверь кулаком.
   – Открой, Келси. Я знаю, что ты здесь!
   – Уходи! Я не хочу тебя видеть!
   – Тебе придется это сделать.
   – Нет. И пожалуйста, сделай одолжение, уходи. Я не желаю тебя слушать! – Келси мысленно молилась, чтобы он оставил ее в покое.
   – Когда-нибудь нужно будет поговорить со мной. Я знаю о ребенке.
   – Это не твой ребенок. Тебе солгали.
   – Это ты лжешь. Открой эту проклятую дверь!
   – Нет. Я тебя ненавижу, это ты в состоянии понять? Я не собираюсь встречаться с тобой! Я не хочу, чтобы ребенок страдал от твоей жестокости и бессердечия. Ты не можешь дать нам любви. Не знаю, при чем тут ребенок, ведь тебе нет до него никакого дела, и я не позволю, чтобы ты находился рядом с нами. Если ты попытаешься официально признать его своим, я поклянусь в суде, что спала со всеми повесами Лондона, и ты станешь посмешищем Англии. Поэтому уходи и оставь нас в покое!
   – Ты не вычеркнешь меня так просто из своей жизни. Я еще вернусь.
   Его шаги стали удаляться. Она смахнула злые слезы, всем телом дрожа от возмущения, и направилась к столу, но задержалась у окна. Отдернув занавеску, она украдкой выглянула на улицу. Внизу стоял его экипаж. Грейсон и четверо верховых со скучающими лицами присматривали за лошадьми.
   Эдвард помчался к экипажу. У Келси болезненно сжалось сердце. Одетый с ног до головы в черное, он казался еще выше. Он стоял к ней в профиль, повернувшись не изуродованной частью лица. Она заметила, что он постриг волосы и теперь носил бороду. От этого он выглядел изможденным – скулы заострились. Одежда болталась на нем. Он похудел с тех пор, как она видела его в последний раз.
   При его появлении верховые засуетились. Один откинул подножку экипажа. Эдвард занес ногу на первую ступеньку и остановился. Должно быть, почувствовал ее взгляд, так как обернулся и посмотрел через плечо прямо на нее.
   На мгновение их взгляды встретились.
   Она отпрянула и задернула занавеску. Переведя дух и немного успокоившись, рванула шнурок колокольчика.
   – Слушаю, мадам? – Голос Фентона был едва слышен за запертой дверью.
   – Наймите шесть лакеев-здоровяков, Феитон. Поставьте их на лестнице. Я не желаю, чтобы представление, которое его светлость разыграл сегодня утром, повторилось.
   – Слушаю, мадам.
   Она склонилась над письменным столом, взяла следующий конверт и сломала печать, но пальцы так дрожали, что она не смогла прочесть ни строчки. Перед глазами возник холодный, мрачноватый взгляд Эдварда. Она отбросила лист бумаги и закрыла глаза.
   Зачем он приходил? Вряд ли у него достанет смелости войти в светское общество. Доктор Эмерсон рассказывал, что последнее столкновение Эдварда в модном салоне кончилось грандиозным скандалом. Скорее всего ему не удалось найти третьего партнера для удовлетворения своих гнусных желаний в постели, и он примчался в город, думая, что с помощью ребенка сможет запугать ее и принудить стать его любовницей.
   Ну что ж, она не собирается потакать его распутным выходкам. Бог знает, какие сексуальные игры ему рисовало больное воображение, где бы участвовали она и его теперешняя шлюха. Чем скорее до его сознания дойдет, что она знать его не желает, тем лучше. Возможно, страх перед людьми заставит его вернуться в Стиллмор. Она очень на это надеялась.
   Высокая, худощавая фигура Эдварда мелькала в залитом солнцем, вымытом до блеска окне. Уоткинс стоял внизу и, скрестив руки на груди, уголком глаза следил, как беснуется его светлость, в то же время наблюдая за тем, хорошо ли вымыли городской дом. Это было массивное кирпичное здание, возведенное в григорианском стиле, с большими окнами. Дом на Гросвенор-сквер пустовал почти десять лет, и фасад имел весьма плачевный вид.
   Уоткинс посмотрел на лакея, который стоял на веревочной лестнице и влажной тряпкой полировал стекла. Он поднял палец, привлекая внимание лакея.
   – Когда закончите, нужно будет почистить медь на фонаре и дверных ручках, а также покрасить ставни.
   – Слушаю, сэр, – проворчал лакей.
   До Уоткинса долетел звук подъехавшего экипажа; повернувшись, он увидел, что приехал лорд Лавджой, в ослепительном сером костюме и полосатом жилете с булавкой.
   Сверкнув улыбкой, он поздоровался с Уоткинсом и сказал:
   – Я смотрю, ты наводишь блеск, как в добрые старые времена.
   – Да, милорд, – с гордостью отозвался Уоткинс. – Хорошо, что мы снова вернулись в город.
   – Хозяин дома? – Он поднял глаза. – А, вижу, что дома. Я войду, пожалуй.
   – У него неважное настроение, милорд, – понизив голос, предупредил Уоткинс.
   – Уверен, пребывание в городе пойдет ему на пользу. – Лорд Лавджой похлопал Уоткинса по плечу и бросился наверх, перескакивая через две ступеньки. Лакей распахнул дверь, и лорд влетел в дом.
   Уоткинс посмотрел вслед Лавджою, и улыбка озарила его лицо. «Может, лорд поднимет настроение его светлости», – подумал он.
   Когда Джереми вошел в кабинет, Эдвард лишь взглянул на него, но не перестал ходить взад-вперед.
   – Вижу, ты наконец-то образумился, – заметил Джереми, подойдя к буфету и налив себе бренди.
   – Если ты пришел, чтобы позлорадствовать, можешь убираться.
   – Зачем мне злорадствовать? – Джереми потягивал бренди, немного удивленный и обрадованный.
   – Она не желает меня видеть.
   – Разве можно ее в этом винить? – Джереми сделал еще глоток. – Ты спал с ней, а потом выбросил, как вчерашний «Тайме».
   Эдвард остановился, прислонился плечом к камину и, скрестив руки на груди, стал смотреть в окно, машинально наблюдая за лакеем, полировавшим стекло.
   – Я надеялся хотя бы на встречу.
   – Ты испытал безотказные способы?
   – Какие именно?
   – Ну, знаешь, цветы… безделушки… духи.
   – Об этом я не подумал. – Эдвард потер подбородок.
   – Ты, видимо, засиделся в деревне. Забыл, как завоевывать слабый пол.
   – Может быть, – безучастно согласился Эдвард.
   – Успокойся. Ведь она все еще любит тебя. Я знаю.
   – Откуда? – Эдвард весь обратился в слух. Джереми сдвинул брови.
   – Есть много признаков. Ее совершенно не интересуют мужчины, в том числе и я. – Эдвард сощурил глаза, но Джереми как ни в чем не бывало продолжил: – С вечеров и балов уходит рано. Никому из мужчин не удалось добиться ее расположения. Ее называют Ледяная принцесса.
   Лицо Эдварда прояснилось.
   – Кроме того, мне известно, что она рисует твой портрет. Может быть, для того, чтобы метать в него дротики. – Джереми усмехнулся собственной шутке. – Не нужно так на меня смотреть, Эдди, я просто шучу.
   – Рад, что кое-кого это все забавляет. Но Келси носит моего наследника, однако на порог меня не пускает.
   – Может быть, она хочет убедиться в чистоте твоих намерений? Ты сказал, зачем приехал?
   – Нет, конечно, ведь я ее не видел.
   – В субботу вечером Дженкинзы дают бал, мы с Келси отправимся туда. Можешь использовать этот шанс.
   – Не могу, – отрезал Эдвард. – Не рискну показаться в обществе.
   Джереми со звоном опустил пустой стакан на стол и поднялся.
   – Никуда ты не денешься, если хочешь ее вернуть.
   – Я найду другой способ.
   – Другого способа нет. Ты сам говоришь, что она не хочет тебя видеть.
   Эдвард покачал головой:
   – Я не вынесу унижения.
   – Твое унижение ничто по сравнению с тем, которое пережила Келси из-за твоих оскорблений, – сухо сказал Джереми. – Тебе нужно серьезно во всем разобраться. А сейчас мне пора. Прощай. – Он направился к двери.
   После ухода Джереми Эдвард рухнул на стул и забарабанил кулаками по столешнице. Черт бы побрал Келси, почему она не хочет видеть его? И черт бы побрал его неуверенность в себе! Он не перенесет еще одного бала. Насмешки. Испуганные взгляды. Это выше его сил.
 
   Келси вошла в Голубую гостиную, одну из трех в особняке, и увидела, что вся комната завалена розами. Сотни букетов доставляли каждый день. И ни одной записки. Просто розы – красные, белые, розовые, желтые.
   Эдвард являлся по два-три раза в день, но она его не принимала. Наконец визиты прекратились – появились розы. Ей даже стало неуютно в мастерской – оттуда можно было увидеть его в окно. Келси заказала бальное платье у мадам Тюлан, но не решалась отправиться в магазин и примерить его. Она знала, что он нанял людей следить за ее домом – по улице сновали какие-то странные типы.
   Она раскрыла свежий хрустящий «Тайме», стала читать светскую хронику, надеясь отвлечься от мыслей об Эдварде, и вдруг раскрыла рот от изумления.
 
   Небезызвестный мистер С. после десятилетнего отсутствия снова в Лондоне. Ходят слухи, что он собирается объявить о своей помолвке. Местные владельцы оранжерей клянутся, что его выбор пал на знаменитую мисс У., богатую наследницу. Розы сейчас редкое растение в Англии, но их всегда можно найти в доме мисс У.
 
   – О-о! – протянула Келси, смяла газету и отшвырнула в противоположный конец комнаты. Комок бумаги ударился об изящную вазу и опрокинул ее на стол. Вслед за ней попадали остальные шесть, стоящие рядом. Некоторые вдребезги разбились, упав на пол.
   Фентон постучался, потом приоткрыл дверь.
   – Что там еще? – Келси круто повернулась. Неожиданно резкий тон Келси заставил Фентона вздрогнуть.
   – П-простите за беспокойство, но там, на лестнице, стоит джентльмен и уверяет, что ему нужно видеть вас.
   – Как его зовут, Фентон? – Келси поднялась, чтобы поставить на место вазы. – Если это снова лорд Салфорд…
   – Он утверждает, что он ваш отец, мисс.
   – Папа? – Келси застыла. – Проведи его в дом и подай нам чай. И пусть кто-нибудь уберет здесь.
   – С-сию минуту, мадам. – Он попятился, словно боялся, как бы она не запустила в него вазой.
   Келси кое-как поставила розы в вазы, но отец уже стоял на пороге, ослепительно улыбаясь.